От себя. Очень длиннопост с интервью с РАЗНЫХ сторон. Для тех, кому интересен не срач в комментариях, а выслушать людей. Будут и мэр, и Алтушкины, и директор медиаресурса Е1 Ринат Низамов, и молодёжь из протестовавших, и спортсмены и местный священник. Со всеми неудобными вопросами. И да, есть люди, чьё мнение отличается от вашего. Я сама, Solnzesvetit, ни на чьей стороне. Потому что ни одну из сторон не могу поддержать на все 100%. Я просто люблю объективные репортажи с мест. Искренность оценивайте сами, важно выслушать всех.
Я с горечью вижу, что наше общество настолько разделено, что каждый живет в своём удобном мире, где все с ним согласны. И никто за редким исключением не умеет и не желает учиться говорить о себе и слушать других. Жаль, ведь вместе мы смогли бы больше.
Все не вошло, будет сразу же вторая часть.
Далее текст Марины Ахмедовой из «Русского репортера»
АНОНС. Сегодня я взяла интервью у Игоря Алтушкина. Он давал его впервые в жизни. Эксклюзив. Алтушкин - это один из тех олигархов, которые собирались строить в Екатеринбурге храм.
Во время интервью я не могла не думать с ужасом о том, что порой блогер во мне побеждает журналиста. Вы помните мой пост, где я вопрошала, почему Алтушкин строит храмы, а не хосписы и почему олигархи ставят памятники своим грехам? С точки зрения журналистики, это были поспешные и потому непрофессиональные заявления. Я нарушила первое правило журналистики - не суди, пока не разберёшься.
Почему для меня особо болезненна эта моя ошибка? Потому что в Екатеринбурге я работала дважды в бесплатной столовой для бедных и бездомных, которую содержит Алтушкин. Я там работала на раздаче и знаю, что столовая кормит 1300 человек в день. Но я ж не знала, что это Алтушкин, мне никто не говорил. Я ездила в деревню Костылево, где служит мой друг отец Петр, и не знала, что детский театр, студии для бедных деревенских детей содержит Алтушкин. Я работала с автобусом службы Милосердия Екатеринбурга и не знала, что это Алтушкин. Мне ужасно неприятно от всей этой ситуации. Я, безусловно, задала Алтушкину множество неудобных вопросов - про спортсменов в сквере, про недвижимость, про звёзд на молебне, про все. Но, мне кажется, что кое-какие я должны позадавать и самой себе - зачем судила о вопросе чужой благотворительности, не разобравшись, основываясь на одной своей нелюбви к олигархам? Нет, я, конечно, не так уж виновата - Алтушкин не даёт интервью и сегодня попросил меня прикрыть диктофон бумажкой, чтобы он его не смущал, и принципиально не рассказывает о своей помощи, старомодно веря в то, что левая рука не должна знать о том, что делает правая.
Но если не знает его левая рука, то мне-то откуда было знать, что с 2005 года этот Алтушкин помог двум с половиной тысячам детей с тяжелыми заболеваниями, полностью оплатив их лечение? И что они у него в Вотсапе - рассказывают об этапах лечения.
Мне очень жаль. По-журналистки я получила ощутимый щелчок по носу. Олигархов, по-прежнему, не люблю. Алтушкин говорит, что он - не олигарх, а промышленник. С этого начинается наше интервью. Скоро оно будет опубликовано. Это - анонс
Собственно статья
Москва, 03.06.2019
Марина Ахмедова
«Русский репортер» №10 (475)
Две недели подряд главные новости страны приходили не из первой, а из третьей столицы. В Екатеринбурге вспыхнуло противостояние вокруг строительства Собора Святой Екатерины. Протестующие утверждают, что таким образом они защищают «любимый сквер». Сторонники храма возражают, что протест похож на гонения, поскольку за девять лет активисты блокируют уже третий проект строительства. Событие очень быстро получило политическое звучание, а видеоролики из Екатеринбурга многим напомнили картинки с киевского майдана. После вмешательства Президента конфликт перешел в тлеющую фазу, готовится опрос жителей города, чтобы выбрать под храм новую площадку. Но в любой момент противостояние может разгореться с новой силой. Корреспондент «РР» отправилась в столицу Урала, чтобы выполнить элементарную журналистскую работу, которую пока почему-то никто не сделал, — просто внимательно выслушать и тех и других
Мэрия. После драки
Максим Миняйло, настоятель Храма на Крови, большой, добродушный, но вечно печальный человек — чем-то похож на медведя Балу из советского мультфильма про Маугли. Сейчас он заперт журналистами в углу зала городской администрации.
— Если мы поймем, что может пролиться кровь, тогда вообще все надо отменять, — говорит отец Максим журналистам.
Через десять минут начнется встреча мэра со сторонниками строительства храма Святой Екатерины. Все места за длинным столом уже заняты, на стульях вдоль стен сидят вплотную люди в галстуках и без. Микрофоны телеканалов и интернет-порталов нацелены на бордовую спинку стула — там должен сесть градоначальник. Общий гул голосов временами выбрасывает отчетливые слова: «Что будет дальше?», «Это ведь уже в третий раз…», «Только законными методами…»
Входит мэр Александр Высокинский.
— Давайте наметим вопросы для обсуждения выбора площадки под строительство храма, — начинает он.
— А как же решение губернатора вчерашнее по поводу исключения сквера из перечня площадок для строительства?! — вскрикивает худой зрелый мужчина в костюме.
22-го мая губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев сообщил, что власти отказались от идеи строительства храма Святой Екатерины в сквере после того, как ВЦИОМ провел очередной опрос. На этот раз 74% горожан, участвовавших в опросе, посчитали, что место для храма выбрано неудачно. Мужчина, завладевший сейчас вниманием, стоит в толпе журналистов. Его худая спина мелко подрагивает, словно ему под пиджак пускают разряды электричества.
— Вопрос храма на сквере закрыт раз и навсегда! — выкрикивает он. — Зачем к этому возвращаться?
— Не закрыт! — кричат из-за стола.
— Закрыт!
— А мы не согласны!
— А вы кого представляете? — спрашивает мэр, с самого начала встречи попытавшийся взять тон непоколебимой беспристрастности.
— Сторонников сквера.
— В субботу мы встречались со сторонниками сквера и дали им высказаться, — говорит мэр. — Сегодня мы встречаемся со сторонниками храма.
— Нечего обсуждать то, что закрыто раз и навсегда!
— мужчина покидает зал.
— Скажите, пожалуйста, — из-за стола раздается мужской голос, исполненный глубокой обиды, — как вы считаете, какова роль храма в духовном состоянии города?
— Основная, — это слово мэр бросает как бы мимоходом, словно не хочет, чтобы оно выделилось и привлекло внимание, но в то же время какой-то железной ноткой в голосе дает понять: это вопрос его собственной религиозной стойкости, и он тоже закрыт. — Давайте двигаться дальше. На сайте городской администрации мы дали возможность всем желающим внести свои идеи, заявок уже поступило шесть тысяч. В течение 10 дней мы их рассмотрим, отберем площадки в центре города в шорт-лист, обсудим их с градостроителями. Далее. Мы сделаем три точки в каждом районе города для проведения опроса, обеспечим их видеонаблюдением. Почему опрос, а не референдум? Референдум — это процедура, которая длится от полугода до восьми месяцев. Референдум — это 120 миллионов из городского бюджета. Референдум — это участие 50 процентов жителей города, не менее. А у нас с вами в прошедших выборах Городской думы участвовало всего 30 процентов горожан. Если мы не обеспечим явку, референдум может быть признан несостоявшимся. У меня цель — как можно быстрее достигнуть консенсуса с горожанами. Сегодня стоит вопрос доверия городского сообщества даже не к власти, а друг к другу.
— С какого возраста люди могут участвовать в опросе?! — спрашивают из зала.
— Обладающий избирательным правом, — отвечает мэр. Раздаются бурные аплодисменты.
— Рано им еще… — говорит добродушный голос из-за стола, видимо намекая на многочисленных несовершеннолетних, принимавших участие в протесте.
— Мы не обсудили главного, — встает интеллигентного образа мужчина. — Законная площадка в сквере будет включена в шорт-лист или нет? Если нет, то мы создаем серьезный прецедент — когда люди проходят законным путем все согласования, а меньшинство нам практически навязывает свою точку зрения.
— Браво! — звучит зал. — Чему нас научили наши оппоненты, так это тому, что на закон они смотрят, мягко говоря, по-своему.
— Мы должны их по-христиански простить!
— Мы 10 лет так и поступали!
— «Русская Медная Компания», — представляется мужчина делового вида. — В 2016-м году было выбрано место на пруду, утвержден эскизный проект. А в конце 17-го года нам сказали: «Есть недовольство населения, мы рекомендуем отказаться от этой идеи. Вам предоставляется площадка возле Театра драмы». Ну хорошо, мы разработали очередную дорожную карту по подготовке строительства. Городская администрация снова все одобрила. У нас теперь есть все необходимые разрешения. В общественных слушаниях приняли участие больше людей, чем в опросе ВЦИОМ. Большинство проголосовало за храм. Фонд Святой Екатерины принял на себя обязательства по благоустройству набережной, примерная смета превышает миллиард рублей. Нам казалось, что мы со своей стороны сделали все и город получит хороший подарок. И вот теперь у нас снова идет дискуссия о том, участвует эта площадка в опросе или нет. А каковы дальнейшие гарантии? Ну хорошо, мы проведем опрос. А дальше что?
— Ну… Вы все правильно говорите, — отвечает мэр.
— С точки зрения гарантий моя позиция следующая: мы проведем опрос, и дальше место меняться не должно. Я понимаю, что теперь миллиард на набережную нужно искать из бюджета, — в его голосе слышится отчетливая грусть.
— А я хочу сказать от лица православной молодежи, — поднимается другой молодой человек. — Мы не против того, чтобы выбирать новые площадки. Но мы не должны постоянно смиряться с незаконными действиями организаторов протеста. Один проект был отвергнут в 2010 году, тогда мы хотели восстановить на прежнем месте в прежнем виде. Хорошо, мы смирились. Представили второй — храм на воде. Очень красивый. И этот проект активисты тоже отвергли. Теперь они блокируют третий, — студент рассказывает собравшимся то, что им и без него хорошо известно, но в его голосе звучит такое молодое возмущение, и это возмущение вступает в такой контраст с насильно-смиренными голосами собравшихся, что зал разражается бурными аплодисментами. — Мы не хотим воевать, мы — честные граждане, но хотим, чтобы и наши права соблюдались!
«ДАВАЙТЕ Я ТОГДА ОЗВУЧУ СВОЮ ПОЗИЦИЮ… — ГОВОРИТ МЭР. ОН ДЕРЖИТ И МНЕТ, КАК РАЗГОРЯЧЕННЫЙ МЕТАЛЛ, ПАУЗУ. — Я… НА СЕГОДНЯ… НЕ ГОТОВ… ВЫЧЕРКИВАТЬ СКВЕР… ИЗ ШОРТ-ЛИСТА ДЛЯ ГОЛОСОВАНИЯ!»
— Давайте я тогда озвучу свою позицию… — говорит мэр, когда очередные аплодисменты стихают. Мэр держит и мнет, как разгоряченный металл, паузу. — Я… на сегодня… не готов… вычеркивать сквер… из шорт-листа для голосования!
Зал с ослепительно-белой лепниной и кровавобордовыми занавесками выдает самые продолжительные за все время встречи аплодисменты.
— Тарантуев Александр, православный человек, предприниматель, — на площадку рядом с мэром вырывается худощавый мужчина. — Господа и дамы, все, кто здесь находятся, — возбужденно тараторит он, — хочу задать вам простой вопрос. Почему рухнула Российская империя? — мужчина прислушивается к веселому гулу, который вызвал его вопрос. — Совпало! — вдруг выпаливает он. — Вы понимаете, просто совпало! Внешний враг, внутренний — совпало! И сегодня на драме то же самое — совпало! Люди не против храма. Я там ходил, разговаривал. Там большинство — православные! Но совпало — силы, которые против России, и богоборцы, они всегда будут собираться вместе и всегда будут против нас совпадать!
— Мы возмущены работой СМИ и ложью в СМИ! — кричат из зала.
— Я — не СМИ, — парирует мэр. — Великую страну разрушили ради того, чтобы мы не могли влиять на СМИ. Но мы готовим иски к распространителям ложной информации.
— Совпало, совпало, просто совпало… — приговаривает возбужденный бизнесмен за моей спиной.
Парламентеры. Интересное предложение
В темной, прохладной переговорной офиса «Русской Медной Компании» — два разгоряченных молодых человека из числа сторонников сквера. Они пришли, чтобы предложить Игорю Алтушкину профинансировать какой-то их проект, сейчас расскажут, какой именно. Один — блондин, другой — брюнет. Брюнет постоянно подносит руку к модной квадратной оправе своих очков, придающих его тонкому продолговатому лицу больше весомости. Перед ними — ноутбук. За их спинами — экран, на который выведена заставка — вид Екатеринбурга сверху. За тем же столом сидит Игорь Алтушкин — один из меценатов, вкладывающих деньги в строительство собора Святой Екатерины. Рядом с ним — его жена Татьяна. И хотя они сидят с гостями за одним круглым столом, их разделяет пространство всей комнаты
— Мы пришли предложить вам построить парки по нашему проекту. Но, кажется, сейчас мы просто не попали в ваше настроение, — говорит брюнет. — Мы тогда пойдем… — добавляет он с грустью в голосе, свидетельствующей о том, что уходить ему никак не хочется.
— Да нет, — отвечает Алтушкин. — Мне интересно с вами общаться. Мы работаем с молодежью и поддерживаем стартапы. Я же сам начинал с нуля. Ко мне много молодых обращается, и я помогаю, если вижу, что человек идейный, упертый, настойчивый. Вот вы меня сейчас поймали, когда я шел в свой кабинет, и я подумал — настойчивые ребята.
— А зря вы не даете интервью, — говорит молодой человек в очках.
— Почему зря? — спрашивает Алтушкин.
— Потому что вы — крутой, — говорят оба хором.
— Я абсолютно доступный человек. Хорошо, давайте я вам этот кейс, как сейчас принято говорить, по храму расскажу, как я его вижу, — продолжает Алтушкин.
— В нулевые годы многие священники обращались к нам с просьбой: «Вот мы переименовали город в Екатеринбург, а собор его покровительницы так и не восстановили». Мы тогда делом занимались, заводы строили, а церковь реально была поругана, храмы были разрушены. В 2009-м мы начали заниматься этим проектом. Наша попытка восстановить собор на историческом месте вызвала протесты, и город пошел на попятную. Прошло года четыре, все успокоилось. Появилась идея построить храм на пруду, чтобы никому не мешать. Но снова от оппонентов последовала реакция: «Вы изгадите весь пруд». А мы с Андреем (Андрей Козицын, владелец УГМК, сооснователь Фонда Святой Екатерины — «РР»), наоборот, собирались его привести в порядок. Поговорили с областью: «Давайте скинемся — 50 процентов — мы, 50 — вы, и хоть раз в 300 лет пруд очистим». И только мы договорились, как наши оппоненты побежали демонстративно чистить водоем сами, собирать там бутылки.
— Я сам тогда в этом участвовал! — с поспешной гордостью перебивает парень в очках.
— Вопросов нет, молодцы, — мягко отвечает Алтушкин. — А почему сейчас вы там не убираете? Почему сейчас вам пруд не нужен? Я вчера ходил, смотрел — там столько мусора. В общем, нам снова сказали: «Выбирайте любое другое место, а пруд не трогайте». Мы ответили: «Ну хорошо. Тогда предложите место». Епархия обратилась к городу, и так появилась идея со сквером. Я сам в нем с детьми всегда гулял, мне нравится, что молодежь там на великах, на роликах гоняет. Поэтому сразу сказал: надо это все учесть, чтобы и храм построить, и сквер сохранить.
— Мы всего этого не знали! — с чувством отзываются гости.
— Это — наша недоработка, — соглашается Алтушкин. — Мы не донесли информацию. Я за это себя очень критикую.
— Нет, я тебя перебью на секунду, — вступает Татьяна. — Меня уже заклевали со всех сторон: «Вы не донесли! Вы не донесли!» А какие у нас средства коммуникации? На всех городских порталах ролик с проектом храма вышел, любой мог увидеть. Но людям больше нравится находиться в своем информационном потоке и слушать красивые фейки, а не объективную информацию.
— Мы сегодня как раз и пришли с тем, чтобы снизить негатив по отношению к вам, — говорит брюнет. — Постройте эти два парка, и город вас полюбит.
— Вы — реально великие люди, — вторит блондин и, видимо, от избытка чувств прикладывает руки к груди. — Вы создаете крутейшие проекты. Вы… вы… Большая беда для города — что у вас теперь нет желания идти навстречу людям.
— Это такая потеря, — грустно подытоживает брюнет в очках.
— Люди нашего формата, которые выходили на протест, они хотели проявить таким образом любовь к городу! — продолжает блондин, поминутно прикладывая руки к груди, словно пытается удержать в нем и не дать выпорхнуть какому-то светлому, но очень легковесному чувству. — Они говорили: «Мы до конца еще сами не поняли, что тут происходит. Но нам кажется, что у нас эту территорию заберут». И наша логика была не негативная, а позитивная. Мы любим город! Да, мы поступили, может, некрасиво по отношению к вам… но мы этого не понимали, а вы этого не донесли. Сейчас мы к вам пришли, чтобы у вас закралось понимание — люди теперь настроены суперпозитивно.
— Подожди… — растерянно произносит Алтушкин, с недоумением глядя на молодого человека. — Суперпозитивно настроены к чему?
— Нет, ребят, — вступает Татьяна. — Посыл теперь идет совсем другой: мы — крутые, мы победили всех — олигархов, власть, силовиков. Вот такой, ребят, идет посыл. На нас за эти дни вылилось столько негатива, а сейчас вы рассказываете, что вы просто за все хорошее против всего плохого.
— Тогда мы уйдем от вас ни с чем, — грустно отвечает парень в очках. — В большой печали уйдем мы от вас. С нерадостным настроением.
— Мы просто такие смельчаки, которые отважились прийти в стан врага, — снова взмахивает руками блондин. — И мы — суперталантливые люди. С нашими идеями, нашим видением, со всем нашим жизненным путем мы можем для вас все на 180 градусов сейчас перевернуть. Вы себе не представляете, сколько у нас сейчас любви! Мы совсем по-другому представляли вас — жестокими, с более сильной позицией. И я вас очень-очень-очень прошу — давайте выиграем эту игру.
— А зачем? — тихим голосом спрашивает Алтушкин. — И в чем игра — в том, чтобы мы сделали для вас то-то и то-то? А я не хочу. Я не могу сейчас открыть свое сердце и закричать: «Мы снова будем для вас все делать!» Мы ведь тоже люди, тоже имеем право переживать. Вот вы вышли против храма, а я как будто заболел. Потом начнется реабилитация. И когда город выберет новое место, я снова скажу: «Обращайтесь». Я не космонавт, я очень доступный, мое сердце связано с Уралом. Но сейчас, когда мою семью травят…
Повисает пауза. На экране светится заставка презентации. Если приглядеться к ней внимательно, то можно разглядеть сквер. Пугливый маленький островок зелени жмется к реке Исеть в окружении наступающего высотного бетона. Слева от сквера — коробка «Ельцин Центра», в котором, по словам прогрессивных горожан, проводятся сильнейшие образовательные программы. А когда-то на его месте стояли купеческие кварталы и был разбит сад. Исторические кварталы снесли, сад срубили. Екатеринбуржцы уже не помнят, почему тогда они против вырубки сада не протестовали.
Послевкусие
В редакции на спинках стула развешены жилеты с надписью «Е1.ru Пресса». Е1 — «Екатеринбург-online» — сеть городских порталов, самый популярный медиаресурс в Екатеринбурге. Его журналисты круглосуточно освещали события в сквере, провели там шесть дней и шесть ночей. В те дни портал заявил о себе, для кого-то — в качестве бесстрашных борцов за правду, а для кого-то — в качестве провокаторов. Его директора Рината Низамова многие считают одним из лидеров протеста. Вместе с тем по интернету гуляют его фотографии из Госдепартамента США на фоне американского флага, которые дают его оппонентам повод утверждать, что Низамов прошел там «революционную» подготовку, а портал, который он возглавляет, содержится на американские деньги. Впрочем, екатеринбургский протест отчетливо показал: ни наличие доказательств, ни их отсутствие не способны разрушить ту «правду», в которую верит каждая из сторон и которая сформировалась не из фактов и аналитики, а из первичных эмоций.
— Я сейчас стараюсь не давать интервью, но вам я доверяю, — встречает меня Ринат. — Я — журналист. Поэтому не буду высказывать мнение — за храм я или за сквер. Я не считаю правильным, когда журналист так высказывается. Наш ресурс не ангажирован, мы тему протеста с самого начала вели. Оказывается, этого достаточно, чтобы тебя назвали лидером протеста.
— А вы не хотели бы им быть?
— Слава Богу, лидера у протеста вообще нет. А я, хоть и журналист, человек эмоциональный, с обостренным чувством справедливости. Я сейчас вам расскажу, как ко мне прилип этот чертов «лидер». Если теперь набрать мое имя… — он стучит по клавишам ноутбука, набирая «Ринат Низамов» в поисковой строке, — смотрите, сколько материалов с дискредитирующими заголовками. «Лицом протеста назвали боевую единицу Госдепа». «Скверуны Екатеринбурга», «интимные фантазии Рината Низамова». Я впервые столкнулся с таким давлением. Мне так много угроз сыплется, если б вы знали… Даже запустили слух на форуме, что меня на парковке пырнули ножом.
— Вас это задевает?
— Как вам сказать… Я не то чтобы верю… У меня там все дни команда работала — вела прямые эфиры от начала до конца. Я и сам там был — следил, чтобы мои люди были в безопасности. И я слышал, как они прямо за моей спиной говорили: «Вот он, Низамов — подстрекатель». Но нельзя сказать, что я боюсь. Но у них все пазлы складываются — раз я в 2014-м ездил в Америку, значит, агент Госдепа. Но чем больше времени вы проведете в Екатеринбурге, тем лучше поймете, что это — гражданский протест. И у него кукловодов нет. Это прямая вина власти — в том, что был допущен такой бардак. История с храмом — вопрос уровня муниципалитета, но не президента страны.
«ЭТО — ГРАЖДАНСКИЙ ПРОТЕСТ. И У НЕГО КУКЛОВОДОВ НЕТ. ЭТО ПРЯМАЯ ВИНА ВЛАСТИ — В ТОМ, ЧТО БЫЛ ДОПУЩЕН ТАКОЙ БАРДАК. ИСТОРИЯ С ХРАМОМ — ВОПРОС УРОВНЯ МУНИЦИПАЛИТЕТА, НО НЕ ПРЕЗИДЕНТА СТРАНЫ»
— А мне показалось, что в настроение протеста было все же заложено недовольство федеральной властью…
— Недовольство из-за неумения власти решить пл-левый вопрос, — Ринат хорошенько выплевывает букву «л» в слове «плевый». — И абсолютная оторванность чиновников и олигархов от реальных людей. Все это спровоцировало конфликт, который стал масштабироваться на всю страну. Всего этого бы не было, если бы власти выставили вопрос со строительством храма на обсуждение, не допустили столкновения с боевиками, боксерами, не выставили бы ОМОН. Губернатор в лицо нам сказал: «Вся эта история организована внешними силами. Кто-то же приносил кофе, пледы, бургеры». Я чуть не рассмеялся ему в лицо! Пледы принесли из соседнего ресторана, за кофе сгоняли ребята, а бургеры мы заказали сами.
— А почему протест не родил лидеров?
— Потому что нет никого заинтересованного в том, чтобы быть лидером. Потому что никто не против храма, блин! В 2016 году я получил эксклюзивно проект храма на воде и первым его опубликовал на E1. Если по-честному, то он мне очень понравился — красивый такой, и мостки такие, блин, изящные. Я чуть не влюбился в него. Но я точно знал, что он будет очень горячо обсуждаться горожанами.
— Почему?
— В Екатеринбурге одна маленькая речка-говнотечка. Пруд — центр притяжения. И люди не захотят такой радикальной перемены привычной территории, это было ясно.
Ринат открывает видео, выложенное на Е1 в 2016 году. Звучат клавишные, перебиваемые колоколами. Камера — в Москве — ползет по кремлевской стене — к храму Василия Блаженного. Переезжает в Санкт-Петербург — к Спасу на Крови, заглядывается на него сверху — и оказывается в Екатеринбурге. Останавливается на золотых куполах Храма на Крови, ныряет к пруду, притормозив у его глади. Маленький, пряничноголовый, проступает на воде храм. Раскидываются его мостки, и весь он вырастает из воды, будто прятался там от взорвавших его людей. Облака кудрявятся над его главами, из которых вода, кажется, омыла все печали 1930 года, и храм появляется — большой, красивый, все простивший людям и потому безмятежный. Ролик заканчивается заставкой Е1. Храм исчезает, словно мираж. Еще не родившись, он уже поставил перед обществом какой-то очень важный вопрос. И этот вопрос расколол людей, которые уверяют друг друга в отсутствии ненависти столь поспешно, что закрадывается сомнение: а разве ведутся разговоры о ненависти там, где ее нет?
— Красивый, — говорю я.
— Да, блин, — соглашается Ринат. — И вот я публикую проект, и народ выходит пруд обнимать. На мирную акцию пришло несколько тысяч человек. Если по чесноку, Фотография когда объявили решение о переносе в сквер, все вздохнули с облегчением. А лично мне… Ну сквер и сквер, построят и построят. Несколько месяцев это вообще не вызывало никаких волнений в городе. Но когда потеплело, люди все больше стали обсуждать вопрос в соцсетях, стали выходить на первые акции протеста. И тут Фонд Святой Екатерины собрал несколько тысяч православных на молебен в поддержку храма. По разным данным, там было до восьми тысяч человек. Многие отмечали, что туда на автобусах привезли верующих из других городов. Наверное, в этом нет ничего плохого, кафедральный собор — для всей области. Но зачем-то они привезли туда московских звезд — Сергея Безрукова, Михаила Галустяна, Алексея Чадова, двойника Путина. Видимо, таким образом организаторы хотели привлечь больше людей, но для фейсбучной тусовки это стало лишь раздражителем. Люди увидели в этом какую-то неискреннюю историю. Справедливости ради скажу — я сам был там в тот день на молебне, ходил, смотрел. Многие искренне радовались и хотели этот храм. Это и логично — почему православным быть против?
Но было очень много охраны — казаки с шашками и, что самое важное, спортсмены. И они явно пришли туда не молиться. А потом я написал пост, который начал работать против меня. «…Молебен прошел, а конфликтующие стороны только укрепились в своей правоте… — читает он, подбираясь к своим пророчествам. — На мой взгляд, Екатеринбург в ближайшие месяцы станет горячей протестной точкой на карте России, потушить которую местными силами будет непросто. Это уже не веселые обнимашки и не срач в онлайне. Это идейная война, которая вот-вот перерастет в вооруженный конфликт. Как только на Драму выйдет тяжелая техника, фейсбучные активисты вынырнут из интернета под ковши экскаваторов, казаки получат команду защищать будущий храм нагайками, а православные олигархи отправят на помощь казакам ручных головорезовбоксеров… Но от этого кошмара все мы должны только выиграть — Город докажет всей стране, что гражданские настроения у нас все еще живы… Конечно, это не конфликт фанатов зеленых насаждений и православных верующих. Это уменьшенная копия большого нарастающего противостояния олигархов и беднеющего населения».
— Странно… Дальше ситуация начала разыгрываться словно по пунктам, как вы ее и описали. Вы думаете, что нет внешней руки, которая незаметно подталкивает процесс?
— С той стороны действительно много организаторов. А с этой — лидеров нет. Никто не борется с храмом, Марина. Просто закончились майские праздники, и в восемь утра я получаю первое сообщение: «Сквер обнесли забором». Весь день город бурлит в соцсетях. Вечером народ выходит к скверу и просто смотрит, что происходит. По периметру стоит охрана РМК, машины Росгвардии. Забор пал ради фана. Началось с того, что кто-то просто стал водить по нему ключами. Дальше охраны стало больше. А в 21.40 за территорией сквера начала собираться спортивная молодежь. С ними Иван Штырков — директор «Академии единоборств». Вокруг палатки с закладным камнем скачут хипстеры — человек сто. А этих спортсменов собирают в круг и дают команду — через пятнадцать минут начать штурм. Я подбегаю к одному большому чиновнику: «Звоните губернатору! Здесь накаченные парни собираются выталкивать молодежь!» Он мне: «Ничего такого не будет».
— Я смотрела ваши видео оттуда. Я слышала в вашем голосе сильную эмоцию. Почему вы так эмоциональны? Почему вы были так эмоциональны?
— Я просто в целом довольно эмоционален. Я просто буду вруном, если скажу, что мне, жителю города, наплевать на то, как ведут себя власти.
— За эти дни в сети появилось много неправды. Как обычному человеку ориентироваться в этих потоках лжи?
— Я чувствую, и меня самого скоро уволят из-за этих потоков. У Шкулева (Виктор Шкулев — президент Hearst Skulev-Media, куда входит Е1. — «РР») — бизнес, а бизнес не любит шума. Партнеры у нас — американская корпорация Hearst — конечно, есть. Сначала их участие было 50 на 50. Потом вышел закон, запрещающий иностранцам владеть больше чем 20 процентами уставного капитала. И мы привели компанию в соответствие с этим законодательством.
— И как теперь всех помирить?
— Да полно способов, если бы «медники» уменьшили амбиции. Здесь полно заброшенных пустырей для строительства. Но они пытаются поставить храм в уже сложившееся пространство. Говорят, в высоких кабинетах уже договорились о новом месте — площади 1905 года. Но там стоит памятник Ленину. Выйдут коммунисты.
Я выхожу из редакции E1, уже почти вечер. В городе действительно поговаривают о том, что четвертым местом для строительства собора предложат площадь, на которой стоит памятник Ленину. И если возмущение коммунистов будет подавлено, если святая Екатерина все же встанет вместо Владимира Ильича, то кто-то, может быть, лукаво подмигнет кому-то: проблема ненужного храма решена за счет ненужного Ленина. А кому-то, когда храм в четвертый раз начнут гонять по центру, покажется: нет, это не совпадение, это чья-то могущественная рука двигает фигурки, здания, людей, загоняя игру в какой-то адский цуцванг — положение, в котором любой ход каждого игрока ведет к ухудшению его позиции.
(Продолжу во второй части)