На территории Тувы в 1960 году нашли тибетские средневековые письмена с магическими текстами. Стоит отметить, что и в Тибете и в Индии записи на бересте обычно носили сакральный характер.
Впрочем, вернемся в 1930 год. В этом году землекопы случайно обнаружили на левом берегу Волги, в округе бывшего золотоордынского города Укек (Увек), близ деревень Подгорное – Терновка погребение, из которого происходили: берестяная книжечка, бронзовая чашечка, костяное писало и другие вещи. Землекопы - люди простые. Поэтому останки они перезахоронили, а землянку, в которой было сделано захоронение, разрушили, так как она мешала работам. При этом перезахоронили останки так, что не осталось не то что ни одной целой кости, а даже фрагмента больше 5 см - только костяная труха. Так как в гости к землекопам приехали все же ученые, то они смогли даже в этих условиях найти дополнительно пряжку, фрагменты ножа, наконечник стрелы и еще немного берестяных фрагментов в добавок к тем, которые им передали.
"8 сентября 1931 года я, по просьбе директора Энгельского музея, т. Хютц, был командирован Саратовским областным музеем для вскрытия и обследования могилы, найденной в с. Терновке, в которой землекопы, готовившие силосную яму, обнаружили погребение с сопровождавшими его предметами: берестяной книжечкой карманного формата, бронзовой чашечкой и костяным желобчатым острием ... Книжечка, обломанная по углам и весьма плохой сохранности действительно оказалась сшитой из бересты и на ней мною были обнаружены письмена, схожие с арабскими и частью сирийскими или уйгурскими буквами, бронзовое блюдечко сильно окислено, вне сомнения, было ни что иное, как чернильница для туши, а костяная пластинка с заостренным концом и желобком на нижней стороне – пером для письма.
... Здесь же нашли довольно много черепков красноглиняной, хорошо обожженной посуды, несомненно относящейся к з.ордынскому времени. При этом Коробко заявил, что здесь он нашел три медных небольших монетки, которые к сожалению он затерял. Судя по его описанию, эти монетки принадлежали к джучидским. Это еще более убедило нас, что мы имеем здесь дело с каким-то золотоордынским кишлаком и погребение в могиле имеет связь с этим поселком и может быть приурочено также к XIII–XIV веку... Из сопоставления остатков от гробовища с другими таковыми же из определенно з.ордынских могильников, плюс к этому близость от погребения з.ордынского поселка все это склоняло меня к тому, чтобы признать данное погребение з.ордынским, о чем я и поместил в своем отчете Энгельскому музею."
Из отчета А.А. Кроткова по обследованию в с. Терновке – Подгорном АССРНП могилы с берестяной книжкой.
Итак, по совокупности признаков захоронение отнесли ко времени монгольского владычества над Русью. Это достаточно большая редкость - найти могилу монгола, так как они по своим верованиям старались скрыть места захоронений. При этом, чем знатнее было происхождение, тем тщательней скрывали.
Сотрудники Государственного Эрмитажа предприняли попытку реставрации полученных берестяных фрагментов рукописи - очистили их от земли, расправили и закатали в целлулоид. Сделанные с рукописи фотографии были переданы специалистам, для определения языка и дальнейшего перевода. Сотрудники Эрмитажа сначала определили рукопись как уйгурскую, т.к. написана она была уйгурским шрифтом (уйгурский язык относится к тюркским). Однако увидевшие фотографии тюркологи смогли найти уйгурские слова лишь на некоторых фрагментах, а значительная часть текста была ими признана как не уйгурская. В итоге дело дошло до ...
Владельцем берестяной книжечки был человек небогатый, явно не из военачальников или чиновников, иначе вместо бересты использовался бы более дорогой материал. Скорее всего владелец был писцом. Этим объясняется и двуязычностью рукописи, и наличие письменных принадлежностей, и то, что в могилу положили саму рукопись, как образец его письма. Кстати, сама рукопись является редким свидетельством того, что монголы использовали бересту в качестве писчего материала. Это может пояснять редкость находок образцов монгольской письменности, т.к. береста менее устойчива по отношению к атмосферным явлениям, чем бумага.
XXIб.
[["Человеком]] [взято] ты [будешь, дитя] моё!
Когда ты с решимостью достигнешь заботливого властителя,
пади под [воротами]!
Зачем глядеть и смотреть,
оттого, что упал
под [воротами]?"
Из вышесказанного следует вывод о присутствии монголов на территории Нижнего Поволжья, бывших землях Золотой Орды. Если учесть, что квадратное письмо имело хождение в большей степени на территории Китая (где оно было разработано) и не получило широкого распространения, несмотря на все указы Хубилая, то выходит, что писарь либо имеет происхождение из значительно более восточных территорий, либо ездил туда обучаться.
XIXа.
"Смотревшим властителем
будешь ты забрано и взято дитя моё!
Когда ты достигнешь [[с решимостью]] божественного властителя,
[пади под] порогом!
[[Затем ……… и ………
на том основании, что]] [упал под порогом]?
[[К божественному властителю
будешь ты ……… и взято, дитя моё!"]]
Таким образом, рукопись эта ценна по многим причинам, и возможность восстановления текста не является наиболее важной. Это первое монгольское художественно-литературное произведение, написанное знаками уйгурского алфавита, которое было обнаружено.
XIXб.
"Зачем оставаться и ………?
Приходя и ……… к омрачённому властителю, будешь ты взято, дитя моё!
О достойный и прекрасный кречет!"
Сотрудники Академии наук в 30-е годы прошлого столетия пришли к мнению, что это произведение посвящено матери, провожающей сына в дорогу на службу к одному из военачальников. Так как текст песни не характерен для аристократической монгольской поэзии XIII-XIV веков, то сделан вывод о том, что это является фольклорным произведением, образцом древнемонгольской народной лирики - одним из древнейших, дошедших до нас.
XXб.
"Когда ты в надежде прибудешь к ………,
зачем огорчаться под дверью?
К заклятому человеку [отправишься] ты [дитя моё]!"
Намного интересней результат изучения этой берестяной книжки уже в наше время, которое опубликовал Малышев Алексей Борисович.
XXв.
["Когда ты достигнешь …………]
[…………] и прекрасного [властителя],
[зачем] огорчаться [под ………]?
К рабам отправишься ты в расстройстве, дитя моё!
О, ……… и прекрасный ястреб!
Когда ты достигнешь вплотную,
пади под остриём!
Зачем лукавствовать
на том основании, что упал под остриём?"
Рукопись была найдена в захоронении. Это означает, что она была частью ритуального набора, сопровождавшего усопшего в загробный мир. Это сейчас мы считаем, что усопшему там обязательно пригодятся белые тапочки, а в те времена народ был более практичен, и с собой старался брать что-то более существенное - меч, стрелы, коня, жену, рукопись в конце концов. Кстати, наличие рукописи в погребении делает это захоронение уникальным. Известен лишь еще один подобный случай - в захоронении золотоордынского времени "Вакуровский-1" (Астраханская область), где была обнаружена берестяная грамота с арабским текстом, начинающаяся с хвалы Всевышнему. Хотя изделия из бересты являются достаточно обыденными в монгольских захоронениях, иных случаев погребений "с поэмами" не обнаружено. Итак, берестяная рукопись в описываемом золотоордынском захоронении скорее всего является ритуальным погребальным предметом.
XXг.
"На службу, будучи разыскиваемо, будешь ты взято, дитя моё,
судьбою данным прекрасным властителем!"
Золотой соловушко, дитя её,
приступил к пению ответной песни
матери своей, милой матушке.
"Мать, милая матушка моя!
Первая условная часть поэмы (стихи: XXIа, XXIб, XIXа, XIXб, XXб, XXв, XXг) включает обращение матери к сыну. Мать обращается к нему в 7 стихах, содержание которых имеет схожий смысл, описывает аналогичные объекты, образы и связи между ними. Вторая условная часть состоит из одного стиха (XXIIIа) и содержит ответ сына матери. Третья условная часть включает 3 стиха (XXIIIб, XXIIа, XXIIб) с троекратно повторяющимся ответом матери-сыну. Наконец, четвёртая заключительная часть – один стих (XXIV) воспроизводит почти дословно слова сына из второй части песни (XXIIIа). Данные многократные повторения несколько напоминают заклинания или моления, хотя подобные повторы вообще характерны и для тюркомонгольского песенно-поэтического фольклора.
XXIIIа.
«Отправляюсь!
О, мать моя, милая матушка!
Трава лужайки стала сочнеть,
близкие друзья стали отправляться.
Да отправлюсь я на свою приветливую родину!
…………………………
Мать моя, милая матушка!
Со слов "милой матушки" мы узнаём, что её сын ("дитя") должен в "страхе" и "смятении" "достичь", быть "взят" или "забран" "на службу, будучи разыскиваемым" неким могучим властителем. В отношении властителя в тексте применяются различные эпитеты: "благодетельный", "прекрасный", "смотревший", "омрачённый", "божественный"(!), "имеющий руки", просто "человек" или "заклятый человек". Сына в песне называют также по-разному: "достойный и прекрасный кречет", "прекрасный ястреб", "золотой соловушко". Матушка просит сына не огорчаться, если он окажется или упадёт под "перекладиной", "воротами", "порогом", "дверью", "острием" или "тесовой телегой". Также мать обещает сделать волосы на груди сына золотыми. Кроме того, в её словах присутствует и непосредственное заклинание: "не подвергайся нападению со стороны злого духа…" или "С… [напастями] …и злыми духами не встречайся…". Отправляя сына в путь, мать восклицает "взлети, дитя моё". Сын же "во время своего взлёта"(!) поёт о том, что он отправляется на "свою приветливую родину", "в страну, где буду жить" или "на свою родину, где проживаю, чтобы быть там". Термин "родина", используемый в рукописи, является одной из архаичных монгольских форм.
XXIIIб.
Мать моя, милая матушка!"
Мать [его], милая матушка
[Приступила] к пению ответной песни:
"Волосики твоей ……………
сделаю [………… золотыми]" сказала она.
"Не подвергайся нападению со стороны злого духа и ……!
Шествуй [взлети], дитя моё!
Волосики твоей груди
Я сделаю отделанным золотом!" сказала она.
В тексте не упоминается имён матери, сына и владыки, что, возможно, имеет сакральный характер, так как упоминание истинного имени человека, а тем более правителя у тюрок и монголов запрещалось после его смерти. В "поэме" имя великого властителя не названо, но различные эпитеты, указывают на его весьма разносторонние, порой сверхъестественные, качества: власть и всеведение ("смотревший", "имеющий руки"), добродетельность ("благодетельный", "прекрасный", "заботливый"), святость или сакральность ("заклятый человек", "божественный властитель", "судьбой данный"), печальный образ ("омрачённый"). Отметим, что эпитет "прекрасный" ("sayin"/"саин"), встречающийся в "поэме" как эпитет правителя, можно перевести также словами "добрый" или "хороший". Судя по применению эпитета "бурхан" ("buraqan") в значении "божественный", можно проследить буддийское влияние на лексику "поэмы".
XXIIа.
"Увечьям и страданьям не подвергайся!
Отправляйся, взлети дитя моё!
Волосики твоей груди
сделаю сплошь золотыми!", сказала она.
"С [напастями] и злыми духами не встречайся, дитя моё!
Волосы на твоей [голове я сделаю] рассыпным золотом!", сказала она.
По отношению к сыну в "поэме" применяются орнитоморфные образы (кречет, ястреб и соловей). Кречет и ястреб, наряду с орлом, соколом и копчиком, являлись довольно распространенными тотемами и иногда онгонами у тюрко-монгольских народов. С другой стороны, человеческая душа в мировоззрении многих народов Евразии, в том числе у тюрок и монголов, представлялась в виде птицы. В этой связи "взлёт" сына является ничем иным, как полётом его души. Данная орнитоморфная символика "поэмы" имеет наиболее близкие аналогии в похвальном слове (плаче) при кончине Чингиз-хана. Как и в исследуемой "поэме", в "Плаче о Чингизхане" человек (душа) сравнивается с ястребом или соловьём ("щебечущая птичка"), который взлетает или отлетает.
"Обернувшись крылом щебечущей птички, ты отлетел государь мой…"
Плачь о Чингиз-хане ("Алтан Тобчи")
Возможно, выбор самого сюжета "общения матери и сына" не случаен. В текстах шаманских камланий-проводов (души в иной мир) к отправляемым на небо душам часто относятся и обращаются как к детям. Предки, родители, и родственники фигурируют в камланияхпроводах души как помощники, способствовавшие перемещению души по дороге мёртвых в верхний мир. В "поэме" из Подгорного мать многократно повторяет что, отправляет сына, который должен быть взятым, забранным, а также уйти или взлететь. Сын в своих ответах матери также говорит о необходимости отправиться на родину или взлететь. В этих шаманских текстах "материнская" духовная сущность представлена ещё как сакрализованное место для жилища ("мать-место для юрты"), а также как дорога мёртвых, направленая на восток ("матерь-утро"). Наконец, в тюркомонгольской мифологии "земным" божеством была Этуген именуемая "Земля" или "Мать Сыра Земля" – носитель женского мирового начала. Шаманские представления тюрок и монголов, согласно которым у каждого шамана есть свой "Мать-зверь" (в образе орла, коня, быка, оленя, лося, медведя, волка или собаки), появляющийся в жизни шамана только три раза: при его рождении, при становлении как шамана (шаманской инициации) и при смерти. Не является ли образ "матери" и "милой матушки" из золотоордынской "поэмы" "матерью-зверем" золотоордынского шамана провожавшим его в верхний мир? В целом "материнский" образ в поэме и шаманской практике фигурирует в разных ипостасях, предпочтительными из которых являются: мать-земля, матерь-зверь или матушка в прямом смысле слова.
XXIIб.
"Когда ты [[в страхе]] достигнешь
[[благодетельного]] и [прекрасного] властителя,
зачем огорчаться под тесовой телегой?
К имеющему ……… руки отправишься ты в смятении, дитя моё!
Свои ладони …………"
Особую символику в "берестяной поэме" имеет образ золота применительно к сыну. Здесь встречается его именование, как "золотой соловушко": "Золотой соловушко, дитя её, приступил к пению ответной песни матери своей, милой матушке" (XXг.). Мать, обращаясь к сыну, также связывает его с золотом: "Отправляйся, взлети дитя моё! Волосики твоей груди сделаю сплошь золотыми!, сказала она" (XXIIа., XXIIIб.). Возможно, стремление матери сделать волосы на груди сына "золотыми", а также именование его "золотой соловушко", связано с переходом человека (или его души) на новый, более высокий уровень. Использование золота в символике "обрядов перехода" весьма распространено. Отметим, что "символика золота" в фольклоре многих евразийских народов зачастую была связана с "солнечным" или "тридесятым" царством, то есть потусторонним миром. Весьма близкой аналогией фрагменту подгорновской "поэмы" о золотых волосах на груди сына, в фольклоре алтайских народов является мотив "золотой груди", широко известный и международному сказочному фонду. "Золотая грудь" и "серебряный зад" (золотая грудь и серебряная спина, или верхняя часть тела из золота, а нижняя – из серебра) в фольклоре алтайских народов присущи чудеснорожденным детям или людям, обладающим чудесными сверхъестественными способностями.
XXIV.
"Буду питать с аил (?)!
Сделаю ……… и золотым с корзину (?)!"
Во время своего взлёта
матери своей, милой матушке
так спел он:
"Горные травы начинают становиться лужайкой,
братья начинают отправляться.
Отправляюсь я на свою родину, где проживаю, чтобы быть там!"
Привлекают внимание также слова сына о том, что он отправляется "на свою родину". Если рассматривать их буквально, то получается полная бессмыслица: сын уезжает от своей матери, но не куда-либо вообще, а именно на родину. Данная формула согласуется с идеей потусторонней "родины" у каждой человеческой души. Таким образом, душа сына стремится на свою "небесную родину".
Исходя из всего вышесказанного, текст из подгорновского погребения является частью поэтического произведения (богатырского сказания или волшебной сказки в стихах), герой которого обретает (получает) от матери "золотую грудь" (золотые волосы на груди) и по ходу сюжета проходит некий обряд перехода (посвящение, инициация, временная или действительная смерть). Именно поэтому в дошедшем до нас тексте подгорновской "поэмы" так много элементов погребальной обрядности и шаманского обряда проводов души в иной мир. Возможно, на этом основании, текст данного поэтического произведения или его фрагмент и был включён в состав погребального инвентаря, так как содержал описание обряда перехода, что могло выполнять функции сопроводительного текста.
В общем, если этот текст является погребальной песней, то разбор следующей сказки будет как раз к месту.
Ах, да. Обычно эту берестяную книжку называют "Золотордынская рукопись на берёсте". Именно про неё шла речь у @Nevrus в FAQ Монгольская империя и Золотая Орда - часть 1.
Источники:
Поппе Н. Н. "Золотоордынская рукопись на берёсте"
Малов Н. М., Пилипенко С. А., Сергеева О. В. "Погребение золотоордынского писца с берестяной книжечкой около сел Подгорное—Терновка"
Малышев А. Б. "К вопросу об интерпретации золотоордынской «поэмы» на бересте, найденной у села Подгорное"
Предыдущие статьи по мифологии и сказкам:
Немного о мифах
Мифы времён чёрной древности или немного про родственников Змея Горыныча. Сравнительная мифология
Мифы времён чёрной древности или немного про родственников Змея Горыныча. Африканские мотивы
Бог Сварог
Древние корни индоевропейских сказок и неожиданные выводы
Проблема датирования первых славянских сказок
Разборы сказок как свидетельств о языческом прошлом славян:
Василиса Прекрасная и Василиса Прекрасная (окончание)
Морозко
Арысь-поле
Сюжеты сказок Древнего Египта в русских волшебных сказках
Тем, кто хочет поспорить про монголов, рекомендую сначала ознакомиться с:
От Калки до нашествия: Натиск монголов за Запад
Нашествие монголов на Русь зимой 1237-1238гг. Вступление
Нашествие монголов на Русь зимой 1237-1238гг. Рязанское княжество
Нашествие монголов на Русь зимой 1237-1238гг. Владимирское княжество
Нашествие монголов на Русь зимой 1237-1238гг. Возвращение
О бедной лошадке замолвите слово
Монголы и Генерал Мороз
Как монголы через реки перебирались
Как монголы через реки перебирались (продолжение)
Железо и монголы
Поиски монгольского следа в русской крови