Ни для кого не является великой тайной, что Реформация, затронувшая Западную, Центральную и Северную Европу в XVI-XVII столетиях, была ответом на монопольное положение Католической церкви и её коррумпированность ввиду этого. В ряде земель континента, где уже пустили приличные корни рационализм и капиталистические отношения, Реформация стала одной из ступенек к появлению более развитого и обеспеченного общества. Римская же церковь пересмотрела свои идеалы и тоже немало реформировалась (создание ордена иезуитов - яркий тому пример). В общем, волнения в Западном христианстве в года Раннего Нового времени многое изменили и улучшили в жизни не только духовной, но и светской, которая была связана с первой теснейшим образом до самого недавнего времени (а за пределами Европы связана много где по сей день).
Но наивно было бы считать, что попыток изменить римскую церковь (не только Католическую, но и Православную, Константинополь, как известно - Второй Рим) не было до Мартина Лютера и Жана Кальвина. Еще с раннего Средневековья существовал интересный "эволюционный ряд" учений, которые обе римские церкви считали еретическими и которые во многом были пионерами в попытке изменить официозную церковь, что позже успешно совершат протестанты. Я расскажу о них в этом и нескольких будущих работах.
Основным центром христианства в V-VIII столетиях, сиречь на самой ранней стадии Средних веков, была Восточная Римская империя. Поскольку Запад был нестабилен и представлял собой поедаемый германскими племенами гниющий труп итальянского Рима, восточные провинции на его фоне смотрелись отлично, беря во внимание контекст той эпохи рабства и жестокости. У Константинополя были ресурсы и силы для сохранения государственной структуры и предотвращения неконтролируемых варварских набегов.
По этим причинам Второй Рим и живший в нем патриарх обладали наибольшими властью и влиянием в христианском мире. Все решения, связанные с делами Церкви, принимались в Константинополе. Только арианская ересь в Иберии и южной Галлии и древневосточные (дохалкидонские) церкви не признавали его верховодящую роль, но они не обладали достаточным авторитетом для изменения основной "партийной линии".
Надобно сказать, что существовали также всевозможные небольшие позднеантичные учения и совсем восточные ветви христианства, к примеру несторианство, распространенное в те же года в Иране и Средней Азии. Они либо были слишком недолговечны и непопулярны, либо находились вне сферы основного христианского мира, потому упоминать их в дальнейшем смысла не вижу, это повод для отдельной темы
Пока Византия была сильна и могущественна, её верховенство никто не смел отвергать. Но в какой-то момент тот запас прочности, что позволял Константинополю не только отстаивать свои границы, но и завоевывать некоторые части западной половины империи, иссяк. Конкуренция со стороны царства Сасанидов с востока, вторжение в Италию германских племен лангобардов, а затем стремительные арабские завоевания и не менее стремительный наплыв славян на Балканы очень ослабили Византию. С 560-х годов и до конца VII столетия империя не только потеряет более половины своей изначальной территории, но и потратит невероятные средства на содержание армии и флота, чтобы защитить то, что останется. Ещё император Ираклий во время войны с Сасанидами(602-628 года) будет вынужден изъять и переплавить в деньги церковные ценности, дабы наполнить опустевшую казну. Это как ничто иное свидетельствует об колоссальных проблемах Второго Рима.
Такой была Византийская империя при императоре Юстиниане (527-565)
А вот она же, но спустя более сотни лет непрекращающихся войн и лишений, к концу VII столетия. Выглядит уже не так мощно и целостно
При всём этом константинопольская церковь нисколько не умерила свои аппетиты и властные полномочия. Хоть она тоже шла на жертвы ради спасения государства, ключевым моментом является то, что это было и её вложение в будущее - в Византии власть духовная и власть светская были крепко спаяны и всячески помогали друг другу и в радости, и в горе, работали над взаимной легитимизацией и взаимной жизнью на широкую ногу за счет простого населения. Как и все мощные державы того времени, Византия была устроена как абсолютная монархия, и если до конца 500-х годов ещё действовал сенат, то после василевс и патриарх стали двумя самыми влиятельными фигурами с огромной властью (хоть полномочия монарха все же была повыше, что отнюдь не делает патриархов слабыми, они все еще были невероятно могущественны) уже без таких "глупых" органов. Разумеется, в таких условиях Церковь не была лишена немалой коррупционной перчинки и желания показать свою значимость. Все прекрасно знают, как роскошно выглядит типичный традиционный православный храм и в какие ничуть не скромные одежды наряжаются священнослужители. Традиции пышных церемоний тоже прилагаются к этому комплекту, что очевидно.
Император обладал непререкаемой властью в Византии. Это Василий Болгаробойца, живший на рубеже X и XI столетий, но другие владыки Константинополя обладали не менее огромной властью и роскошными одеяниями
Хоть данная карикатура и из советской России, но в общем-то высмеиваемая на ней коррумпированность Церкви, если она не отделена от верховной власти, показана ярко и лаконично
Однако теперь простые подданные, которые в основном и переживали все эти лишения ради сохранения империи, уже не находились в такой хватке столичной власти, погрязшей в проблемах обороны от многочисленных противников. Это касалось в особенную очередь восточных окраин Византии, где еще во время расцвета империи в огромном числе жили дохалкидонские христиане, представители коренных ближневосточных и кавказских народов, то бишь египтяне, ассирийцы и армяне. Они воспринимали константинопольскую власть в большей степени как завоевателей из Греции, поэтому когда арабы вторглись на восточные рубежи, даже были рады им, ибо даже повышенный налог для немусульман был меньше, чем те поборы, которыми их облагали греки ради войн с Ираном и варварами. Так Египет, Палестина и большая часть Сирии были империей навсегда потеряны еще в середине VII столетия. Армения же, бывшая некогда самостоятельным царством, а на момент прихода арабов - провинцией Византии и частично Ирана, осталась в подчинении у Константинополя хотя бы частично. Армяне не придерживались официального "православия" (до раскола 1054-го это все еще единая Церковь с Католической) и в целом, хоть и жили в немалом числе даже в столице, имели напряженные отношения с центром. Именно в армянской среде во второй половине VII столетия появится движение, которое является ключевым в рассказываемой истории.
Античное армянское царство и территория расселения армян в раннем Средневековье примерно совпадали
Находясь под влиянием еще и стремительно распространявшегося в регионе в то время ислама, активно критиковавшего византийскую обрядовость и коррумпированность (скореес целью отвернуть как можно больше масс от Константинополя, чем от искреннего возмущения, естественно), ряд армянских общин, проживавших на границе Восточного Рима и Халифата, начиная с 650-х годов начнут принимать так называемое павликианство, основанное армянином Константином около 657 года.
Так называемое - потому что сами его последователи считали себя просто христианами, а вот прихожан константинопольской церкви именовали "ромеями"(ромеи, римляне - самоназвание византийцев) и считали их "неправильными христианами". Они, вероятно, почитали апостола Павла выше остальных, потому сторонники Константинополя дали им такое название.
Люди, примыкавшие к учению, будут менять свои имена на имена сподвижников апостола Павла, что послужит одной из причин появления их внешнего наименования
Павликиане считали константинопольскую церковь погрязшей в грехе, воровстве и элементах язычества, к коим ими были причисляемы почитание мозаик и икон, вера в исцеление болезней посредством таинств. Они отвергали роскошные церемонии и ритуалы, причастие, почитание креста и вообще почти все атрибуты, присущие официальной Церкви. Видя положение христианства в Византии как упадок нравственности и чистоты, представители движения призывали к отказу от всего этого.
Что еще очень важно, в том числе и для будущего - в этом учении существовали отдельно две версии Бога - Бог идеальный и демиург. Первый, согласно павликианству, создал духовный мир, в то время как второй - мир материальный. Эти две сущности строго разделялись, в отличие от официального римского христианства, как восточного, так и западного. Поклонение Творцу, сиречь демиургу, вместо "истинного Бога", павликиане видели самым большим "грехом" Константинополя.
Очевидно. что павликианство было ответом угнетенных жителей окраины империи на её пороки. Оно переняло многое у ислама, в частности, отрицание почитания предметов живописи явно отсылает к магометанству. Армяне, бывшие и до того в массе своей последователями иной церкви, про которую я уже рассказывал, оказались легким материалом для формирования такого учения на старте. Но в дальнейшем учение завоюет сердца многих жителей Византии вплоть до её балканских владений, ибо найдет живой отклик у страдающего от огромной власти Церкви простого народа. Оно окажет определённое влияние на политику Константинополя, к примеру, наряду с исламом будет одним из факторов временной победы иконоборчества, про которое я также упоминал в другом рассказе.
Плохо сохранившаяся фреска, в забавной для нынешнего вкуса форме показывающая суть иконоборчества
Но действительно устроить волнения в имперском руководстве у павликиан не вышло - Константинополь всегда занимал по отношению к ним, как к еретикам с его точки зрения, враждебную позицию и "давил", в зависимости от конкретной личности императора - просто жестко или максимально жестоко. Даже монархи-иконоборцы это делали, а уж когда в середине IX столетия окончательно было восстановлено иконопочитание, в ход пошли тяжелые меры - в Западную Армению, где на тот момент даже возникнет павликианское государство, прибудет имперская армия и после длительной борьбы, во время которой павликиане смогут добраться отдельными отрядами вплоть до побережья Эгейского моря, разобьет "еретиков" и убьет множество из них. Часть сбежит в кавказскую Восточную Армению, в которой сольется с родственным учением тондракийцев, тоже отрицавшим традиции официальной Церкви. Там эти движения просуществуют до самого XIX столетия, хоть и будут в постоянном упадке.
Другая половина павликиан в 970-ые годы будет переселена властями на Балканы, в город Филиппополь (ныне Пловдив в Болгарии). Императоры тогда уже сломят серьезное сопротивление учения и не будут его бояться, поэтому разрешат им исповедовать свою веру с условием охраны балканских территорий империи. Так павликианство просуществует в активной фазе еще пару сотен лет, но после развала Византии в 1204-ом начнет быстро теряться. К XVIII столетию все павликиане примут либо католичество, либо ислам.
Хотя павликианское учение само по себе перестанет быть значимым довольно рано, его деятельность в Анатолии и на Балканах пустит корни и в дальнейшем приведет к появлению еще нескольких движений с похожей доктриной и целями, распространенных вплоть до Западной Европы. О них будут следующие рассказы.
Византийская империя. Государство, на протяжении многих веков остававшееся сверхдержавой своего времени. Она могла проигрывать войны, терять территории, а после возрождаться заново, провоцируя всполохи пониже спины у всех окрестных народов. Её любили и её ненавидели. Какие бы отношения не выстраивали соседи с Ромейском империей, она всегда оставалась в центре их внимания. Лучший друг, лучший враг, лучший торговый партнер и лучший образец для подражания. Каждый, кто хоть раз вел дела с Византией, хотел себе её богатства, её города и власть её императоров. Эту сеть, что ромеи раскинули по всей Восточной Европе историк Дмитрий Оболенский назвал «Византийским Содружеством» – «наднациональной общностью христианских государств», где центром был Новый Рим – Константинополь.
Понятное дело, что говорить о каких-то «содружествах» в период всеобщей любви и ненависти довольно наивно, тем более, что сейчас уж очень любят слово «многополярный». Средневековье таковым не было и в качестве безусловных авторитетов долгое время выступали два персонажа – император и Бог. В одной части Европы роль исполнителя воли последнего на Земле взял римский папа, а в другой василевс никуда и не девался. Именно тот кусок Европы, где воля государя вершила сегодня, завтра и бесконечное будущее вплоть до Страшного Суда, и привлек внимание историка Дмитрия Дмитриевича Оболенского. Взглянув на империю, вокруг которой роились многочисленные государства, объединенные конфессионально, культурно и политически, ученый радостно улыбнулся и прошептал:
«Here it is, the Byzantine Commonwealth!»
Книга с таким названием увидела свет в 1971 году, став на некоторое время настоящей сенсацией. Нет, о влиянии Византии на соседние народы знали и раньше. Просто никто не пытался объединить их таким образом, чтоб получилась цельная и признаваемая всеми иерархия власти и величия. Правитель Нового Рима был, конечно, самым крутым. Но был ли он таковым настолько, чтобы это влияло на реальную политику стран Содружества? Вот это, конечно, вопрос. Для Оболенского все было понятно – да, влиял, да Содружество было реальным для всех его «обитателей».
обычный балканский славянин по мнению Д.Д. Оболенского
Основная беда со всеми концепциями такого рода – их очень сложно разбирать с точки зрения теории. А если хвататься за доказательства существования Содружества, придется сразу опускаться до конкретных примеров, поскольку какой-то особой методы по изучению византийского объединения народов Д.Д. Оболенский не придумал. В этом, кстати, и плюс, и минус его работы. Плюс – не нужно копаться в унылой теории, можно сразу читать интересные сюжеты. Минус – унылой теории оказывается очень мало, а потому не очень понятно, к чему нужна вся эта куча фактов. Сам автор, конечно, проговаривает, что слово «Содружество» – это очень упрощенное и неопределенное понятие, которому не надо придавать хоть каких-то строгих значений. Но сам же в следующем предложении говорит:
«это было действительно сообщество, а не интеллектуальная абстракция».
Когда существовало «Содружество»? Если судить по хронологическим рамкам работы Д.Д. Оболенского – целую тысячу лет. Начиная с VI века и вплоть до 1453 года Византия оставалась своеобразным центром притяжения для всех, кому хотелось поторговать, повоевать, пожениться или насытиться высокой культурой.
В то же время верхняя хронологическая планка самого Содружества даже у автора этой идеи пляшет, меняясь с IX на XI век и обратно. Все потому, что, начиная с IX века, Содружество начинает активно принимать новых членов и становиться куда более ромеецентричным. Болгария, Русь, Сербия, Дукля – все они в своем желании приобщиться к византийскому образу оказываются гораздо более едиными, чем может показаться. И этому, по мнению Д.Д. Оболенского, никак не мешают постоянные войны Византии со своими «коллегами» по Содружеству.
К XI веку иерархия Содружества затвердевает, формируя тем самым некий идеальный образ реального мира, в котором Византия занимает доминирующее положение в ойкумене, а её правитель – василевс – становится высшим сувереном христианского мира. Применительно к славянским народам, на примере которых Д.Д. Оболенский в основном и выстраивает образ Содружества, это действительно работает. Как ни желанна была патриархия для Болгарии или автокефалия для Руси, но василевс оставался верховным арбитром, третейским судьей и христианским автократором вплоть до последних лет существования империи.
Христос Пантократор. Мозаика монастыря Хора в Константинополе. 1316-1321 гг.
Кто входил в «Содружество»? По задумке самого автора – практически все народы Восточной Европы: Русь, Молдавия, Валахия, Болгария, Сербия, а помимо них на некоторый период времени еще Венгрия, Великая Моравия и Хорватия. С течением времени одни члены Содружества отпадали, другие – присоединялись. Определенная стабилизация объединения происходит как раз таки в XI веке, когда «под эгидой Византии складывается устойчивый круг держав», исповедующих православие и/или ориентированных в своей политике и культуре именно на Константинополь.
Тут сразу можно предъявить автору за то, что без внимания остались огромные территории на Кавказе, в Италии, Приевфратье и Сирии. Конечно, всё обычно списывают на то, что Оболенский писал скорее про ромее-славянские отношения, но в чем тогда смысл утверждать вселенский характер этого самого Содружества. Ведь ромейские города в Италии, Грузия и Армения, Венеция и государства крестоносцев оказываются вроде как недостойны «Содружества». А может быть все дело в том, что на них Византия влияла не так явно и значительно? Тут уже без комментариев.
Как было устроено «Содружество»? А черт его знает! Сам Д.Д. Оболенский отдельно обговаривает, что его Византийское Содружество ни в коем случае нельзя рассматривать в рамках борьбы «национализма» с «империализмом». Никакой борьбы между очевидным центром и не менее очевидной периферией не было, ведь каждый из членов Содружества был абсолютно независим от Ромейской державы. Тут, конечно, можно бросить на стол козырную карту в виде «культурного колониализма», с самого начала определившего отношение той же Руси или Болгарии к Византии… Мол, есть у нас по словам Д.Д. Оболенского «иерархически организованное культурно-идеологическое и политическое единство». Но слишком уж кривым получится постколониальный дискурс, ведь никаких ужасных последствий от следования за Византией в странах ей «подчиненных» обнаружено не было. А осмысление исторического опыта империи происходило в отрыве от её влияния на те или иные страны.
Византийское Содружество in a nutshell
Есть вариант рассматривать Содружество с точки зрения самих византийцев, у которых любой крещенный варвар автоматически становился подданным василевса. При этом сам варвар, как и василевс, могли быть не в курсе. Да и отношения ромеев с «василеей», «ойкуменой» и «политевмой» оказываются достаточно интересными, поскольку многие державы, не подчиненные Константинополю, продолжали считаться его частью. На том и строилась имперская идея. А уж была эта идея реальностью или лишь домыслом интеллектуалов – другой разговор.
Если обобщить, то никакой цельной иерархии Содружества в реальном мире X-XI веков не существовало и страны не выстраивались друг за дружкой, признавая ту вертикаль власти, что транслировали из Константинополя. Они, конечно, могли так сделать тет-а-тет, если это было выгодно. Все же получить ромейский придворный титул или заиметь отдельный статус в византийской иерархии, пусть и формально, очень даже круто. Построив крепкие отношения с Константинополем, правитель больше не был просто князем или королем – он был «севастократором», «помазанным представителем императора» или «младшим братом василевса». Правда весь этот статус работал скорее взакрытую, имея смысл лишь для одного конкретного государя в его сношениях с Византией.
«Скрепленное изменчивыми связями, разделенное на этнические группы и воюющие национальные государства, находящееся под растущей угрозой разрыва центробежными силами, рожденное в муках варварских вторжений, это сообщество держав обнаружило достаточную жизнеспособность и устойчивость, сохраняясь, как различимое единство»
Каналы влияния «Содружества». Тут все оказывается несколько проще, поскольку основной уровень византийской «экспансии» – это, прежде всего, христианство и следующая за ним христианская культура. Понятное дело, что единомоментного обращения в новую веру ни в Болгарии, ни на Руси не было. Однако элитариям обычно очень нравился христианский обряд и нравился образ власти, что транслировала Византия вокруг себя. Плюс, что для Д.Д. Оболенского реально кажется важным, эстетическая сторона восточных богослужений также имела свой вес.
Если упростить, то каждое государство проходило несколько ступеней, связанных с её вовлечением в ромейские сети Византийского Содружества:
Держава вступает в контакт с Византиской империей и осознает, как же она хороша. Можно с ней торговать, можно её грабить, можно использовать её в своих целях, но стать ей – превратиться в неё – невозможно. «Как было бы здорово встать в один с ней ряд и утереть нос этим бесхеребтным грекам», –думает государство.
Государство принимает христианство «греческого» восточного образца и открывает для себя прелести ромейского искусства и античного наследия, которые текут к ней через переводную литературу, импортных священников и мастеров. Принятое страной христианство автоматически означает признание главенства Константинопольского патриарха и, опосредованно, самого императора.
Государство оказывается вовлечено в хитрую сеть христианской богослужебной эстетики, которую хочется развивать уже на своей родной земле. Однако каждый книжник, пишущий литературный шедевр, каждый иконописец, юрист или зодчий, будут ориентироваться на Византию, как на идеальный образец, канон и шедевр. И даже в своих войнах с ромеями, каждый из государей будет периодически думать: «А чем я не василевс?»
То же самое применимо и к отдельным разрозненным народам, только в отношениях с ними Византия действовала более агрессивно, подчас навязывая свое крутое Содружество застигнутым врасплох бедолагам.
Важно пояснить! То, что в английском языке именуют «Byzantine Commonwealth» – это не то же самое Содружество, которым оперировал Д.Д. Оболенский. В современном широком значении это ваше «Commonwealth» используется применительно ко всем государствам, принявшим православие греческого образца. В случае же с концепцией нашего уважаемого ученого, религиозная связь с Константинополем стала играть решающую роль лишь с XII века, когда основной состав Содружества действительно устаканился в рамках православных государств Балкан и Северного Причерноморья. К тому времени уже ни о каком влиянии в Моравии или Венгрии говорить не приходится. Хотя и тут все не так уж просто. Мало ли, династический брак какой устроят – что это, как не проявление духовного единства?
«Byzantine Commonwealth», как отражение православной ойкумены
Вся история империи, если рассматривать её в духе Содружества – это бесконечный цикл вовлечения разных территорий в орбиту своего влияния. Где-то срабатывала дипломатия или миссионерская деятельность. В иных случаях нужно было расширять Содружество силой. Причем не всегда эти войны или миссии имели хоть какое-то название, ведь не каждая веха истории Содружества была связана с громкими именами.
Пример №1. Балканский гамбит
В VI-VIII веках Балканам пришлось столкнуться со страшной угрозой – огромным количеством славян, что возжелали поселиться в этих местах. То, что земли на Балканах подчинялись императору Византии, славяне не знали. А если и знали, то им было все равно. Уже к середине VII века под контролем Византии остались только юго-восточные районы полуострова, да острова, с которых можно было смотреть за распространяющейся эпидемией хардбасса. Если забежать вперед, то выясниться, что уже к середине IX века, большая часть привычных нам Балкан поделена между ромеями и государствами болгар и сербов, с которыми первые отлично дружат и враждуют в разных плоскостях.
Что понадобилось Византии, чтобы укрепить потерянное влияние? Обустроить на Балканах фемы – области, в которой земельные наделы распределялись между воинами, что должны были нести службу во благо империи. Губернаторы-стратиги блюли гражданский и военный порядок, а отвечать такие области должны были напрямую перед императором. Для приведения в порядок порушенной границы, через которую регулярно набегают славяне – самое оно.
Это у нас Балканы в VII веке. Власть императоров заканчивалась там, где кончались стены их городов
Однако одно дело отбить пару набегов и сделать пару военных округов. Вырезать все славянское население – задача может и почетная для ромейского солдата, но неблагодарная и нереализуемая. Славян же надо еще ассимилировать! Поэтому распространение власти Византии над новыми-старыми территориями происходило в несколько этапов. Сначала фемы устраивали пенетрацию определенным славянским племенам, вынуждая тех выплачивать дань или напрямую подчиниться ромейской администрации. Затем появлялись имперские чиновники, обустраивающие перепись и взимающие денежку с подотчетных территорий. Ну, а потом шли миссионеры, работавшие не по частной инициативе отдельных любителей славян, а чуть ли не по прямому заказу стратигов, пребывая «на зарплате» у фемной администрации. Обустрой епископию, рассади священников, действуй на официальном и низовом уровнях – вот тебе и реальный эффект примерно через сотню лет. Индейцев и то дольше крестили.
А это балканы IX века, где все проблемы Центральных Балкан уже решены, а на севере вполне конкретная Болгария
И самое забавное! Если спросить потомков этих самых славян через 200 лет, кем они себя считают, они скажут – ромеями. А почему? А потому что толерантность имперского миссионерства заканчивалась там, где начинались реальные имперские границы. А потому всех «бедных» балканских славян в VIII-IX веках мало того, что крестили, так их еще и эллинизировали. Никакого «своего» языка для богослужения, никаких послаблений для обучения родовитых сынков из местной аристократии. Хочешь поступить на солидную службу? Подняться в звании? Получить хорошее назначение? Учи греческий, молись по-гречески, шмотки носи тоже греческие и не выпендривайся, а то постигнет тебя судьба исавров и малоазиатских славян. Что, не слышали про малоазиатских славян? Вот то-то же!
Пример №2. Болгарский меден язовец
В случае с более организованными группами славян, сумевших собраться в полноценное государство, ромейская система «щас мы оперативно наделаем фем» давала сбой куда чаще. Борьба за подчинение Константинополю хорватов, сербов и болгар стала отдельной вехой становления Содружества, а также изрядной статьей расходов у всех императоров-полководцев.
Наглядным примером «рабочего» состояния Византийского Содружества является судьба царя Симеона (893-927) – второго (!) православного правителя Болгарии, посмевшего претендовать на святое – на титул «василевса греков». Подробно останавливаться на его биографии, взрослении и сексуальных предпочтениях смысла нет. Куда больше нас интересует его фетиш на «византийское» и то, как это отражает суть Содружества.
Прежде всего стоит сказать, что Симеон был воспитан византийцем. Если не по происхождению, то по духу и способу ведения дел. С самого начала его готовили не к престолу, а к руководству болгарской церковью. А где получать церковное образование, достойное княжеского сына? Конечно в Константинополе. Поэтому Симеон, приняв власть в Болгарии, еще не напитавшейся крутостью ромеев, оказался даже больше возмущен, чем его предки. Он-то этот ромейский обычай впитал вместе с христианскими текстами!
Васил Горанов. «Венчание царя Симеона».
Впоследствии князь продемонстрирует свое желание приобщиться к ромейскому социуму, став полноценным «василевсом ромеев». По сути, все войны, что вел болгарский царь, были лишь ступенькой к покорению Нового Рима и полноценному включению себя и своей державы в разряд «полноправных», т.е. равных Византии государств.
Сделать это было возможно за счет получения титула, равного которому не было во всем мире. И для Симеона этим титулом был титул «василевса». Конечно, был еще Рим, признавший в какой-то момент титул «императора», присвоенный Симеоном на излете жизни, но интересы Рима и его поддержка весьма эфемерны, а Константинополь… Ах, дилижанс-дилижанс!
В 913 году, подловив Византию в момент династического кризиса, Симеон наконец получает столь приятный ему титул царя. Однако лишь «царя болгар», вымученный под угрозой разграбления всей страны у константинопольского патриарха. Да и то – пройдет всего год и новый регент Константина VII – Зоя Карбонопсина – откажет Симеону в праве на титул, начав кампанию по осмеянию «болгарского варвара». А между тем варвар этот закончил обучение в Магнаврской высшей школе Константинополя.
Альфонс Муха. «Болгарский царь Симеон: основатель славянской письменности»
История Симеона и его борьбы за собственный титул заканчивается весьма забавно. Пытаясь на протяжении многих лет домогаться признания себя «василевсом ромеев», Симеон в какой-то момент не выдерживает и просто провозглашает себя таковым. Он собирает у себя церковный собор (917/8), избирает на нем полноценного патриарха (которого Болгария тоже давно хотела заиметь), а тот, в свою очередь, венчает Симеона на царство в титуле «василевса болгар и ромеев». Позже царский титул будет признан правителями Византии, пусть и в виде «василевса болгар», но прецедент-то какой!
Самое забавное здесь то, что Симеон мог позволить себе титул «василевса болгар» задолго до того, примирившись с Константинополем на правах равного по статусу царя. Однако этого не было достаточно. Можно, конечно, сказать, мол, сильный диктует свои условия, а Симеон был именно таким. Однако здесь тончайший культурный момент все таки дает нам возможность умилиться наивности болгарина. Ведь имея на руках мощную державу, в которой он начал «золотой век», Симеон все равно тянулся в Константинополь, желая стать частью мира, образ которого он насаждал у себя в Болгарии. А как же иначе? Византийские архитекторы и мастера, греческая литература, ромейские философы и богословы, придворная императорская мода – все это было заимствовано Симеоном у своих соседей, достичь уровня которых стало идеей-фикс. Вот и получается, что как бы ты не ненавидел Византию, ты все равно хочешь ей стать.
Пример №3. Ни слова по-сербски
Но не мечом единым жило Византийское Содружество. Хорошим примером трансляции ромейских достижений на славянскую почву может служить право балканских государств, заимствованное если не целиком, то хотя бы изрядно с византийских образцов. В случае с Русью все оказывается очень уж сложно – у нас и своего права было сколько угодно. А вот Болгария и Сербия избежать влияния греков не сумели. А может они не очень-то и хотели его избегать.
На дворе 1349 год. Правитель Сербии Стефан IV Душан, венчанный «царь сербов и греков», надавал по шапке всем находящимся в прямом доступе Палеологам и готов приступить к составлению полноценного свода законов. Кодекс, вышедший из-под его руки так и назывался – «Законник» – «Закон верного царя».
Манускрипт XV века с текстом «Законника»
Однако вот какая загвоздка. В ранних вариантах кодекса основному тексту «Законника» предшествуют два переводных греческих памятника, дополненных юристами Душана – «Алфавитная Синтагма» ромейского канониста Матфея Властаря (1335) и некий невнятный сборник с названием «Законы Юстиниана». Под этим таинственным названием, кстати, скрываются не Дигесты VI века, а выдержки из земледельческого закона VII-VIII веков, составленного в правление Юстиниана II.
Попрекать сербов за то, что они решили позаимствовать ромейские законы, никто не собирается. Наоборот – царские юристы дополнили и переработали эти законы в соответствии с актуальными для них нормами церковного и земледельского права. Куда важнее сам подход, связанный с опорой именно на ромейский образец. Это вполне вписывается и в саму политику Стефана Душана, в империи которого греков на тот момент было уже больше, чем сербов. Тем более, что новоприсоединенные после удачных войн территории Эпира, Македонии Фессалии и Албании, населены ребятами, которым куда привычнее свое – родное – ромейское законодательство.
Многие статьи и принципы «Законника» прямо адаптируют византийские идеи. Трудно все же предположить, что в сербском традиционном праве существовали представления о государственной защите бедных и гонимых, построении законодательного государства и «мудром монархе», подчиняющемся закону. Нет-нет, а византийский след умудрялся пробиваться даже в тех государствах, что претендовали на свержение предшествующего авторитета и утверждение нового идеала.
Альфонс Муха. «Коронация сербского царя Стефана Уроша IV Душана как императора Восточной Римской империи»
Византийское Содружество в своем идеальном варианте пронизывало все сферы культуры, религии и политики. Право, литература, музыка, богословие, архитектура, титулатура, образы власти – все это заимствовалось странами-членами Содружества из Византии, ставшей державой-донором. Не то что бы Византия была против – каждый отправленный на Русь митрополит и каждый посланный в Сербию архитектор были провозвестниками ромейского влияния. Исподволь, легонечко, но Константинополь мог влиять на политику и облик держав, что еще сотню лет назад вели войны и дела совершенно невнятным и непредсказуемым для империи образом. Возможно, хитырй план ромеев был именно в этом – окружить себя буферными государствами, схожими по культуре и вере. А может это лишь усложнение и так не очень практичной идеи.
Конечно, не стоит верить в Византийское Содружество на все 100%. Сейчас византинисты считают его ничем иным, как красивым интеллектуальным упражнением – идеальным образом того, чем была Византия для окружающих. Все здесь зависит от трактовки, от отношения. Мы или видим дивный новый мир, где все страны, подобно животным из «Короля Льва» склоняются перед величием Нового Рима, или же куда менее радужную картину, где Византия остается простым региональным гегемоном, соседи которого ведут с ним вечную борьбу за влияние и господство. Возможно эти две реальности соседствуют друг с другом, однако в работе Д.Д. Оболенского Содружество предстает куда более радужным и крутым, нежели они было на самом деле.
На самом деле Византия, как Христос, пожертвовала собой, дабы дать толчок другим народам. Но мы этого не ценим
Куда более конкретной критика становится, когда речь заходит о реальности политической стороны Содружества. Все же, по мнению Д.Д. Оболенского, иерархия, где главенствовала Византия, была реальностью для каждого из членов этого объединения. В реальности же интересы стран слишком мало соприкасались между собой, а само Содружество воспринималось слишком по-разному. Для жителя империи, коли уж оно и было реальным, оно выглядело, как мысленный рай – идеальный образ империи и её прав в тварном мире, оправдывающих её политику в отношении иных народов. Для жителей же прочих государств – сербов, болгар, валахов и русских – Содружество могло представлять скорее философскую идею, с которой тот или иной правитель мог вполне соглашаться. Не зря ведь на Руси вплоть до падения империи в церквях на молебнах поминали имена василевсов. Однако реальных последствий для иерархии государств, их политики и отношений с Византией Содружество не имело. Народы и державы все также продолжали заключать друг с другом союзы, объявлять войны, вершить торговые контракты, заключать династические браки и действовать ситуативно, не оборачиваясь каждый раз на образ Византии в решении своих проблем.
В западной историографии народ идеям Содружества тоже восхитился и возмутился одновременно. Появилась мысль смягчить идеи Оболенского, предложив понятие «византийский идеал», ориентация на который и была свойственна многим государства Содружества – Болгарии, Сербии, Руси и даже Османской империи. Так получалось куда более логично. Византия – это круто и мы берем за основу некоторые её идеи, понятия и образы, однако это не делает нас едиными, а тем более друзьями. А кто-то из историков считает, что сама идея Содружества, как чего-то наднационального и универсального вряд-ли была свойственна ромеям из-за отсутствия у них интереса к идеям всеправославия и экуменизма. А все эти христианские додумки только портят настоящим ученым жизнь.
И даже так сейчас есть немало ученых, кому идея Содружества кажется привлекательной. Не столько из-за реальности её существования, сколько из-за удобства применения. Говоря «Византийское Содружество» довольно легко представить, о чем идет речь, о каких границах, каком времени и каком содержании этого термина. И пусть реальность оказывается куда более суровой, чем представления интеллектуалов, но Византия и правда оставалась образцом для многих государств на протяжении столетий. Все, кого коснулось влияние Константинополя хотя бы на миг, становились частью Содружества. Хотят они того или нет.
Что почитать?
Оболенский Д.Д. Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. 2012.
Иванов С.А. Византийское миссионерство: можно ли сделать из «варвара» христианина? 2003.
Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX - начало XII вв.). 2000.
Billinis A.J. The Eagle Has Two Faces: Journeys Through Byzantine Europe. 2011.
Graham S. A History of the Athonite Commonwealth: The Spiritual and Cultural Diaspora of Mount Athos. 2018.
У Константинополя было много имен: Византий, Августа Антонина, Новый Рим, и вот теперь - Стамбул, но были также и имена которые давали ему другие народы: «Второй Рим», «Восточный Рим», «Королева городов», «Царьград», «Великий город римлян», «Трон римлян» и почти по каждому из этих названий было понятно, что речь идет именно о человеческом поселении , и пожалуй только османы прозвали Константинополь настолько оригинально, что услышав это имя невозможно понять, что разговор зашел о человеческом поселении , они называли город «Красное Яблоко» (иногда «Золотое Яблоко» далее без кавычек). Для того, чтобы вникнуть в смысл этого названия, придется немного прогуляться по истории Константинополя.
Город Византий основала эскадра голодных до новых земель греков в 7 веке до нашей эры, в те годы Греция переживала период бурного роста в связи с чем, исторгала из себя лишние рты куда только можно, а так как греческие полисы были довольно развиты, то эти рты утилизировали посредством культурной экспансии по всему Средиземноморью. Чаще всего моряки создавали поселения там, где находилась удобная бухта, таковая имелась в Византии: бухта «Золотой Рог», без нее греки вряд ли стали бы организовывать город, даже не смотря на его довольно привлекательное местоположение, в самом деле, какой смысл для морского народа живущего корабельными перевозками иметь поселение , где нельзя припарковать даже задрипанную бирему.
Чуть ли не с первых дней своего основания Византий начал пухнуть от товарных потоков, идущих через него и за счет этого - разрастаться, из-за чего тут же нашлось много желающих настучать по шапке византийцам и отобрать у них кормушку. В первом веке до нашей эры город попал в орбиту влияния Рима, что дало горожанам передышку от постоянного наплыва вооруженных граждан, отчаянного желающих что-нибудь поиметь с Византия. В 324 году город повысили до столицы Римской империи: император Константин перекрестил поселение в Константинополь, это положительно сказалось на городской инфраструктуре, поскольку за следующие столетия Константинополь обнесли могучими стенами, вырыли цистерны для воды (город располагался на абсолютно безводном участке), подвели акведуки, и отгрохали многочисленные памятники, большая часть которых не дожила до нашего времени, но кое-что осталось, например, храм Святой Софии.
Много кто хотел попробовать константинопольского тела, но самыми настойчивыми поклонниками города стали мусульмане, они безуспешно попробовали нагнуть город с первых же дней своего появления, т.е. еще в седьмом веке. (Но там, где у мусульман ничего не получилось, получилось у христиан-крестоносцев , буквально изнасиловавших город в 1204 году).
А в конце 14 века появились главные фанаты Константинополя, которые долбились об него примерно шестьдесят лет, и таки продолбились – это были османы. Трудно точно сказать почему они называли Константинополь именно Красное Яблоко, некоторые говорят, что это отсылка к османской мифологии, в которой Красное Яблоко символизирует плодородие, изобилие и еще много прекрасных вещей; есть версия, что на самом деле яблоко никакое не яблоко, а прозвище для шара , который держала статуя императора Юстиниана возведенная в 543 году, это была т.н. «держава»(царское яблоко) представлявшая собой шар с крестом. Статуя насаженная на тридцатиметровую колонну символизировала мощь Римской империи, и как говорят она выглядела очень впечатляюще – мегаколонна рядом с мегацерковью, в центре мегагорода, центра мегаимперии (хотя к 15 веку Византия сильно усохла, однако, она все еще плескалась в лучах минувшей славы) и османы очень хотели эту державу, эту колонну, эту статую, и вообще, весь город. Также бытует мнение: термин Красное Яблоко служил в качестве обозначения утраченной родины османов, и получалось, что, назвав Константинополь Красным Яблоком османы заявляли о желании обрести новую родину.
Впрочем, мифы мифами, а у турок имелась парочка вполне материальных резонов захватить Яблоко: к середине 15 века они успешно натянули глаз на жопу европейцам и овладели частью территорий где сейчас располагается Македония, Греция, Болгария, это рождало необходимость плотнее связать европейские и азиатские земли Османской империи, и лучшего логистического центра чем Константинополь, представить было невозможно. Другая причина состояла в том, что в 1439 году Восточная и Западная Церковь подписали бумаженцию об объединении: задавленные турками византийцы посчитали , что это поможет им сдержать давление османов , и тогда, турки осознали необходимость выкорчевать христианский центр, иначе данное слияние Церквей может кончиться новыми крестовыми походами и прочими, неприятными для мусульман, радостями.
После того, как османы в 1453 году захватили Константинополь, султаны стали заявлять о том, что с покорением бывшей столицы объединенной Римской империи у них есть права поставить в позу все европейские земли, ранее принадлежащие Римской империи, отчего итальянцы принялись нервно икать. Чтобы Европа не забывала о том, кто тут главный, властители османов добавили к своим регалиям титул под названием «Султан Рума» («Султан-и-Рум»), т.е. повелитель Рима.
Красное Яблоко упало в османские руки почти шесть столетий назад и оно до сих остается жизненно важным населенным пунктом для всей Турции: сейчас Стамбул производит примерно треть всей продукции страны, и здесь проживает 18% всего турецкого населения, и в его чертах с большим трудом можно рассмотреть, то самое Красное Яблоко- Константинополь которое десятилетиями манило османов.
Можно предположить, что процесс христианизации Ирана не уничтожал силу традиционной "персидской" идентичности. Постепенное принятие среднеперсидского языка в качестве одного из важнейших канонических языков Церкви Востока стало ещё одним инструментом самоидентификации. Формальное, но всё же двусмысленное покровительство, оказанное сасанидскими правителями Церкви, было лишь одним шагом в процессе христианского завоевания Ирана. Обращение в христианство одного из сасанидских царей могло стать главной целью для Церкви Востока. Вполне возможно, что о подобном проекте (хотя и теологически ином) всерьёз мечтал Ираклий, если прав К. Манго, предположивший, что византийская поддержка полководца Шахрвараза, фактически узурпировавшего сасанидский трон в 629 г., была частью более широкой и сложной идеологической программы христианизации Востока. Большой ошибкой было в таком случае поддержать знатного перса, не принадлежащего к сасанидскому роду, который вскоре был свергнут и убит; но уже с появлением на престоле Боран (вероятно, дочери христианской царицы) положение христиан должно было улучшиться — некоторые источники, например, приписывают ей возвращение Святого Креста Ираклию.
Арабское вторжение остановило интересный и противоречивый процесс, так что мы можем лишь выдвинуть гипотетические предположения о его конечных результатах. Во всяком случае, я был бы осторожен в предположении, что отношение победоносного персидского христианства к Западу было бы априорно братским, потому что все эти христиане считали себя народом Божьим, и что местная Церковь в Персии затмила бы всё иранское наследие и чувство имперской гордости. Напротив, я не могу не учесть, что в разные времена и среди разных народов, считавшихся более цивилизованными и высокоморальными, чем народы прошлого, часто раздавался боевой клич "Dio é con noi", "Gott mit uns", "Dieu est avec nous" и т.д.; что быть "народом Божьим" ещё не значит быть действительно универсалистским, миролюбивым и терпимым.
Следует напомнить, что политика Хосрова II по отношению к монофизитам стала более благосклонной и благоприятной, когда его западные кампании имели значительный успех, благодаря, среди всего прочего, также слабому сопротивлению христиан-монофизитов. С. Рансимэн без колебаний писал, что местное население Сирии и Палестины, в большей степени монофизитское, считало персов освободителями от византийского гнёта. Тот же самый учёный, размышляя о влиянии христологических споров, пришёл к выводу, что более чем за столетие до этого дуофизиты, переместив центры своих богословских школ в Сасанидскую империю, больше не считали себя по духу представителями священного царства римлян.
— Panaino A. The "Persian" Identity in Religious Controversies. Again on the case of the "divided loyalty" in Sasanian Iran // Iranian Identity in the Course of History: Proceedings of the Conference Held in Rome, 21-24 September 2005 / Ed. by C.G. Cereti. Rome: IsIAO, 2010. pp. 235-237.
Фрагмент среднеперсидской Псалтыри, написанной во второй половине VI или VII в. Обнаружен в 1905 г. в зоне Булайик близ Турфана (совр. Синьцзян-Уйгурский АР, КНР).
Как думаете, что за рогатый человек здесь изображён, и какая история с ним приключилась? Давайте мы сделаем вид, что не знаем, и попробуем угадать, а вы помогайте...
Итак, "жил в стародавние времена в одной стране благочестивый муж, и было ему имя Иеронахудоносор, что означает "Сведущий во многих науках". И была у него молодая жена, прекрасная, как заря, и звали её Розабельвейде, что означает "Пастбище, на котором цветёт шиповник". Дни и ночи проводил премудрый Иеронахудоносор в библиотеке монастыря святого Иеронима за чтением древних книг, а Розабельвейде скучала. Но жил в их доме садовник, юный Инсектицид, стройный и кудрявый, как Аполлон..."
Продолжать? Лучше вы, а то нам больше ничего в голову не приходит.
И – нет, это не "статья из детского журнала". Если кто-то думает, что люди, делающие детские журналы, едят манную кашу и надувают носом прекрасные зелёные пузыри, то они ошибаются. Люди, делающие детские журналы, ужасны.
На самом деле, на обеих миниатюрах изображён библейский пророк Моисей. Слева он в очках, потому что, когда писалась миниатюра, очки были новым модным изобретением, и художники с удовольствием изображали их где только можно. Вот, например, фрагмент алтаря церкви ам Хоф в Вене, 1438–1440, в очках один из Апостолов:
Ну, а рога?!.. Зачем надо было пририсовывать пророку рога? А это было такое общее правило. Рогатых Моисеев латинское средневековье оставило после себя множество. Глядя на иных, испугаться можно:
Тоже Моисей. Монастырь Шатртез де Шамполь, Дижон, Франция
А всё дело в том, что в первом переводе Библии с древнееврейского языка на латынь, выполненном Иеронимом Стридонским в IV веке, было сказано: "Когда сходил Моисей с горы Синая, и две скрижали откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы, Моисей не знал, что лицо его стало рогато оттого, что Бог говорил с ним".
Это было загадочно и непонятно, а потому произвело на всех неизгладимое впечатление. Как говорится, credo quia absurdum ("верую, потому что абсурдно").
А ничего абсурдного на самом деле тут не было. Просто древнееврейское слово "карнайим" (קרניים) имеет несколько значений (аналогично русскому слову "ключ"). Его можно перевести и как "рога", и как "лучи". Удивительно лишь одно – почему святой Иероним из двух возможностей выбрал именно рога?
Маринус Клаус ван Реймерсвале. Святой Иероним
Вот уж не знаю, так не знаю. Череп, с которым святого Иеронима обычно изображали (как Моисея – с рогами) символизирует аскезу и умерщвление плоти (Иероним в молодости был большой весельчак, но потом осознал и перевоспитался), а также – бренность, то есть "всё проходит, только душа вечна".
А когда святого Иеронима изображали без черепа, то со львом. Лев часто подменял череп. Вот этот особенно потешный:
Сано ди Пьетро. Святой Иероним
С этим львом связана вот какая история. Рассказывали, будто однажды в окрестностях монастыря, где жил и работал Иероним, появился лев. Что ему было надо, непонятно, так что монахи на всякий случай разбежались, и только Иероним заметил, что лев хромает и нуждается в помощи. Он вынул из лапы хищника занозу и поделился с ним своей скудной пищей (ведь охотиться лев не мог и порядком отощал).
Витторе Карпаччо. Видение святого Иеронима
Лев очень привязался к своему спасителю. Он был смирным и преданным, как собачка. Ему поручили охранять осла, возившего для нужд монастыря дрова и воду. Но вот однажды осёл пропал... "Ну что, – укоризненно вздохнул Иероним, – слопал осла? Значит, будешь теперь выполнять его работу". И лев (который на самом деле осла не ел, того просто украли!) согласился выполнять ослиную работу… Мораль: будьте как лев, благодарными и смиренными.
А теперь смотрим дальше – и читаем, что написано. "Обитель преподобного Герасима, иже на Иордане, ему же лев поработа":
А тут написано "Герасимос":
А тут – "Преподобный Герасим, иже на Иордане":
Лев тот же, а святой другой! И живопись другая – греческого извода, православная! Что же тут за путаница случилась?
На этот раз виноват греческий язык. Ошибка произошла из-за того, что имена Иероним (от греческого ιερώνυμος, "иронимос" – "священноименный") и Герасим (от γεράσμιος, "херасмиос" – «уважаемый») по звучанию и смыслу похожи. Во всяком случае, для латинского уха. Вот какой-то переписчик жития святого Герасима, видимо, и обрадовался: "Ба! Да это же наш святой Иероним!"
Ничего не ваш. Герасим родился в стране Ликии (как и Николай Чудотворец, о котором мы обязательно расскажем под Новый год, если вдруг доживём), в V веке, в это время там уже официально была Византия. А подвизался он (то есть прошёл жизненный молитвенный путь) в Египте и Палестине, где во львах в ту пору недостатка не было...
Ну, правда, справедливости ради надо сказать, что святой Иероним тоже мог повстречать льва – в Халкидской пустыне в Сирии, где побывал в молодости и ступил на монашескую стезю, или в Палестине, в Вифлееме, где окончил свой земной путь. Так что, кто был первым и, по-видимому, единственным извлекателем занозы, Герасим или Иероним, строго говоря неизвестно.
Во всяком случае, разделение церквей на "всемирную" (католическую) и "правильно славящую Бога" (православную) и вовсе случилось лишь в 1054 году, когда ни Иеронима, ни Герасима уже не было... Так что они оба были добрыми христианами.
Провокативный заголовок "католики оборали православных" основан на другом: светская по форме западноевропейская живопись гораздо популярнее "в массах", чем исполненная сакрального смысла православная иконопись, поэтому сюжет "Иероним и лев" победил сюжет "Герасим и лев" как числом, так и популярностью.
Тоже можем, если нам надо. Для тех, кто помнил, но забыл, повторяем: нет, это была не статья из детского журнала "Лучик". Но и в "Лучике" мы стараемся знакомить юных читателей с классическим и современным искусством. Скачать и полистать номера журнала (бесплатно и без регистрации, подсказывает наш SMM-менеджер) можно здесь: https://www.lychik-school.ru/archive/
Средние Века едва ли можно назвать мирным и гуманным временем. Скорее наоборот, в эти года насилие на всех уровнях общества достигло масштаба очень внушающего. Можно сказать, что по сравнению с позднеантичными временами, когда в Средиземноморье единолично правила Римская империя, Средневековье стало эпохой постоянных нестабильности и войн, когда ни в Европе, ни на Ближнем Востоке, ни в Северной Африке не было долгоправящей мощной державы, которая при этом занимала бы большую часть хотя бы одного из регионов.(всевозможные Халифаты и Франкские империи появлялись редко и распадались через 100-150 лет). Подобная атмосфера, когда любая провинция и любое поселение могли быть разграблены и порабощены очередными захватчиками из пустынь, гор или степей или просто воинами соседнего лорда/маркиза/князя/эмира , создала по всей Западной Евразии пеструю и очень динамичную систему сообществ и политических образований, чаще всего закрытых и враждебных друг другу, при этом внутренне практиковавших суровый авторитаризм и жестокие традиции.
Так выглядела в X столетии карта Франции. Такая раздробленность характерна для всей тогдашней Европы
При всем этом, в эту же эпоху два широко известных авраамических учения, которые на уровне доктрины и книжного описания не были чем-то из ряда вон кровавым, стали доминирующими в этой обширной части мира. Весьма странно - в такое тяжелое, отнюдь не любвеобильное время именно космополитичные и весьма прогрессивные для тогдашнего человека христианство и ислам стали крайне популярны. Люди следовали им поголовно, при этом нисколько не изменяя своим нравам и обычаям, наоборот, изменяя изначальные учения под свой образ жизни, все также продолжая рубить друг другу части тел и заниматься прочими дикими для современного жителя обеспеченного мира вещами.
Христианство и ислам с их относительно травоядной для той эпохи философией все же господствовали в этом суровом мире
Такая двойственность характерна для эпохи, и один из лучших примеров - Византийская империя, провозглашавшая себя самой чистой и верной Христианской державой, но при этом не жалевшая ни врагов, ни собственных подданных, если надо было, и имевшая мощную бескомпромиссную вертикаль власти. Если же обратиться к конкретным лицам - то государственные и прочие видные деятели Восточного Рима очень часто представляли из себя индивидов, максимально далеких от образа не только праведного, но и просто более-менее сносного христианина. Можно вспомнить ослеплявшего в массовом порядке православных болгарских пленных василевса Василия II (простите за тавтологию), или династию Ангелов (ироничное название для такого осиного гнезда), пожиравшую саму себя в чрезмерных дворцовых убийствах. Но самая блистающая звезда на этом пьедестале - Ирина, первая женщина на царьградском троне, ставшая почитаемой православной святой. Этот рассказ будет о том, как она добилась таких почестей и почему заслуженность их вызывает немалые сомнения.
Сиротка из провинции
Ирина появилась на свет в Афинах в 752 году. Она была голубых кровей, происходила из знатного греческого рода, но, несмотря на это, значимыми богатствами не обладала. Родителей у нее тоже рано не стало, и воспитывалась она в семье своего дяди, занимавшего солидную должность в городе. Как и полагается среднестатистическому человеку того времени, Ирина была с самого детства очень набожна, добросовестно молилась и стояла церковные службы. Однако она уже тогда, будучи в не очень удобном положении в дядином доме и не имея заманчивых перспектив на жизнь, отличалась пылким и инициативным нравом. Впрочем, о ранних годах Ирины мало что известно, и не зря - едва ли они отмечены чем-то выдающимся в жизни будущей императрицы, кроме стандартных вещей в жизни каждого византийца.
Сейчас церковные службы могут казаться скучными, но в эпоху до распространения грамотности и до появления радио, телевидения и интернета это был один из немногих способов досуга и отвлечения от рутины
Но, как это часто бывает, счастье привалило девушке внезапно. Тогдашний самодержец Константин V в какой-то момент решил проявить заботу о личной жизни своего сына Льва, и начал искать ему жену. Как ни странно, но Ирина, жившая не в Константинополе, а в куда более скромных тогда Афинах, показалась ему идеальным вариантом. Ей тогда как раз исполнился идеальный для брака и деторождения в те года примитивной медицины возраст - 16 лет, и она была довольно красива, но разве это может послужить веским основанием для столь "высокоуровневого" брака ? Вызывает большие сомнения, но тем не менее Константин посчитал, что вполне этих оснований достаточно, и вот Ирина уже в Константинополе, венчается с наследником Львом. Так с 768 года провинциальная сирота резко повысила свой статус и стала жить непосредственно у престола, который, по всей вероятности, именно тогда начал ее безудержно манить.
Духовная оппозиционерка
Впрочем, кое-что неприятное для невесты в этом браке все же было. Но чтобы это понять, нужно углубится в общий контекст Византии тех лет. Когда жила Ирина, в стране господствовало иконоборчество - течение одновременно социальное, религиозное и политическое. Как ясно из названия, оно считало и иконы, и любое вообще изображение одушевленных предметов на религиозную тематику формой идолопоклонничества и желало его полного искоренения. Политическая же подоплека была в том, что, как несложно понять, течение это стало популярным аккурат во время распространения ислама, в котором запрет на изображение живого был железобетонен. Халифат использовал почитание икон в Византии как повод очернить ее и обвинить в языческом уклоне, что плохо сказывалось на защите от арабских вторжений. С большим трудом, применяя свое уникальное оружие - греческий огонь, византийцы выдержали эпическую осаду Константинополя 717-18 годов от этих самых мусульман. Данное потрясение, видимо, повлияло на сознание правившей тогда династии Исавров, и император Лев III в 730 году решился начать постепенную борьбу с почитанием икон. Он, впрочем, приказал лишь убирать их с видных мест и ставить выше в церквях, чтобы люди не могли с ними физически взаимодействовать.
Какой бы забавной не была эта расхожая картинка, греческий огонь и в самом деле представлял из себя стратегически важное оружие
Гораздо радикальнее действовал его преемник - тот самый выбравший Ирину в жены сыну Константин V по прозвищу Копроним (сами угадайте по первой его части, было ли оно лестным), данному ему иконопочитателями. Он в 754 году созвал аж целый Собор, официально осудивший и запретивший почитание икон, мозаик и тому подобного. Произведения такого рода массово уничтожались, а высокопоставленные противники монаршей политики подвергались казням и пыткам. Однако, традиции почитания икон были очень сильны, и просто так не уходили. Так, за пределами столицы иконоборчество было непопулярно, в том числе и на малой родине Ирины, в Афинах. Она была иконопочитательницей, и Константин об этом знал, поэтому заставил девушку публично отречься от своих убеждений перед замужеством. Но реально Ирина ни от чего не отказалась и продолжила моление перед иконами, что, разумеется, тщательно скрывала.
Не только иконы, но и подобные этой ценнейшие мозаики были в огромном числе уничтожены при василевсах-иконоборцах
Когда старый василевс умер и в 775 году муж Ирины - Лев IV, стал новым венценосцем, она начала уговаривать его смягчить репрессии против иконопочитания, и их действительно стало меньше, но общий "курс партии" никак не изменился. Не изменилось и отношение Ирины к этому курсу, и потому когда после пяти лет правления супруга были обнаружены иконы, которым та молилась тайно у себя в опочивальне, Лев воспринял это чуть ли не как измену и решил судить супругу-еретичку. Но "внезапно" умер как раз перед этим, в сентябре 780 года. Прямых доказательств нет, но несложно предположить, кто это сделал. Ирина, как уже упоминалось, была умна и активна, поэтому легко обзавелась связями во дворце, что ее, по всей видимости, и спасло от участи подневольного монашества где-нибудь на одиноком острове в Эгейском море. Впрочем, прямо назвать ее виновницей смерти мужа все же нельзя, хоть и очень это вероятно.
Вкусившая запретный плод власти
На момент смерти Льва IV их с Ириной сыну, Константину, было всего девять лет. Поэтому счастливо овдовевшая женщина стала регентшей при ребенке. Наконец она получила полноту власти, и первое что начала делать, это подготавливать почву для восстановления иконопочитания. Поначалу было сложно, ибо с 730-ых годов в столице накопилось немалое число ярых иконоборцев, но в конце концов их влияние минимизировали и на новом Соборе в 787 году почитание икон было восстановлено. Это событие является первым огромным триумфом Ирины, получившей после этого большой авторитет у большинства населения страны.
Позднее изображение Седьмого Вселенского Собора 787 года, вернувшего иконопочитание
Но правительнице не повезло с одним - ее сын не оставался малым неразумным дитём, чего очень хотелось бы любящей матери, а возмужал и сам начал плести интриги против родительницы. Он резонно хотел получить законное место на троне, но Ирина с этим тянула. Видимо, высшая власть стала для нее за эти годы слишком сладостной и привычной, и совсем не хотелось отдавать ее тому, кто еще недавно держался за материнскую юбку. Но Константин все же взял верх и в 790 году путем мятежа в армии сместил мать, отстранив от управления империей.
Великий Василевс
Несмотря на крупное поражение, Ирина не оставила идеи завладеть престолом, просто ждала нужного момента для эффектного возвращения. А момент был отнюдь не иллюзорен - в те года Византия часто терпела поражения в войнах, преимущественно от арабов и славян, что меняло настроения войск и могло привлечь их на другую сторону в дворцовой борьбе. Так и получилось - новый император очень скоро будет бит мусульманами, после чего Ирина снова получит популярность на фоне неудачливого отпрыска и будет им возвращена во дворец. Вновь получив политические рычаги, Ирина будет постепенно портить имидж сына и получать себе все больше и больше сторонников, нежной материнской рукой затягивая у Константина на шее петлю.
В 797 году она все же совершила переворот, в ходе которого велела своим слугам ослепить Константина и сослать в неприметное место. Однако вполне вероятно, что низложенный император умер уже тогда. В любом случае, Ирина проявила крайнюю жестокость к сыну, который сам ее после свержения несколькими годами ранее даже оставил жить в столице, хоть и без власти.
Что очень примечательно, византийцы не считали насильственное лишение зрения грехом. Нет же заповеди "не ослепи", потому это действие было очень частым инструментом для выведения политических противников из игры, при этом формально не нарушавшим христианскую мораль.
Но торжествующей Ирине подобные мелочи были, конечно, не важны, так как теперь препятствий к трону больше не было, а что может быть главнее этого? Она объявила себя полноценной правительницей, причем величать ее стали именно мужскими титулами василевс и автократор. Видимо, для большей легитимности, как-никак, но в патриархальном обществе подобная мимикрия была нужна хотя бы для "приличия".
Так с 797 по 802 года Ирина была настоящей императрицей. Она снизила налоги и занималась благотворительностью, в целом была не худшим руководителем. Но была одна проблема - поскольку теперь в Константинополе не было правителя-мужчины, Франкское королевство и его король Карл напару с Папой Римским посчитали, что римский престол как бы "свободен", и можно воспользоваться такой великолепной возможностью. В 800 году в итальянском Риме Карл был коронован императором, что снизило международный престиж Византии. Эта крупная неудача стала черным пятном в правлении Ирины. С этого момента против нее начались заговоры, затягивавшие петлю подобно тому, как сама императрица делала это со своим сыном.
Ирина даже согласилась вести переговоры о вступлении в брак с Карлом Великим, чтобы "соединить Запад и Восток империи", как в старые добрые. Это было уже слишком для основной части византийской элиты, поэтому как раз когда франкские послы находились в Константинополе, Ирину свергли и, после недолгого обдумывания судьбы уже бывшего "василевса", отправили в ссылку на остров Лесбос у берегов Малой Азии, где она и умерла год спустя, в 803.
Святая ли?
Несмотря на все вышесказанное, Ирина была объявлена святой позднее. Это случилось оттого, что иконопочитание было окончательно восстановлено в середине IX века (после Ирины еще будет период императоров-иконоборцев), и сделавшая очень большой шаг в сторону его победы правительница окажется в почете и будет вспоминаться в дальнейшем именно в таком ключе. Тем не менее, если трезво взглянуть на жизнь Ирины, то она не была хорошим человеком - жаждала власти, интриговала, предположительно убила мужа и убила или искалечила жизнь собственному сыну. Не самый благочестивый послужной список. И тем не менее, сомнений в том, что эта женщина достойна стать святой, у современников не возникло.
По иконе и не скажешь, что императрица на самом деле была довольно неприятной личностью
Ирина очень хорошо показывает упомянутую еще в начале рассказа двойственность средневекового религиозного мышления - внешняя приверженность вере (принципиальное почитание икон, регулярное посещение церкви и прочее) при реальном грубом нарушении заповедей и христианского образа жизни. Такое было в порядке вещей, так как религия тогда играла роль идеологии и социального клея, и не следовать ей было нереально, каким бы человеком ты ни был. Даже сложно винить Ирину в том, какой она была, ведь в той системе иначе себя вести было попросту невозможно. Тем не менее, сам факт, что такого человека причислили к лику святых, показателен и, на мой взгляд, отлично демонстрирует сущность мышления средневекового человека. И сейчас лицемерия в обществе не меньше, просто оно более не обязательно связано с религией. Все-таки человеческая цивилизация - очень сложное и парадоксальное явление, и приведенный в рассказе пример отлично это демонстрирует.
В 530—532 годах одержал ряд впечатляющих военных побед над иранцами, что привело к подписанию с империей Сасанидов «Вечного мира» 532 года, благодаря чему Византия получила почти на десятилетие долгожданную передышку на восточных границах.
В 533 году он разбил вандалов в Африке и занял Карфаген. В 534 году Велизарий покорил Сицилию и, переправившись в Италию, взял Неаполь и Рим и выдержал его осаду. После, Юстиниан послал Велизария в Азию, где он, действуя с неизменной удачей, окончил войну с персами.
Вторая итальянская кампания Велизария (544—548) была не столь удачной. Хотя ему удалось на короткое время вернуть Рим в 547 году, победить византийцы не смогли, поскольку большая часть войска была занята войной против Сасанидов на Востоке. Велизарий был отстранён от командования и в течение 12 лет оставался не у дел. В 559 году во время нашествия болгар ему снова было поручено начальство над войсками, и действия его были по-прежнему успешны.
Под конец жизни в 562 году Велизарий подвергся опале: его имения были конфискованы. Но в 563 году Юстиниан оправдал и освободил полководца, вернув все конфискованные имения и ранее пожалованные титулы, хотя и оставил его в безвестности.