Зюзя 14⁠⁠

Внезапно послышался грохот отпираемого засова на входной двери, затем она распахнулась, и внутрь зашёл неизменный мой спутник по Фоминску Сергей Юрьевич. Без сопровождения, совершенно буднично, как к старому знакомому.

- Добрый день, – вежливо обратился он ко мне. – Глупые вопросы будут или уже просветились?

- Всего один, - хоть вид этого человека и вызывал у меня приступ отвращения, однако я старался держаться и говорить, по возможности, спокойно. – Мешок на голову зачем одевали?

Если мне его и удалось удивить, то виду он не показал. Напротив, уголки губ его рта дрогнули, изобразили некое подобие улыбки, а затем прозвучал и ответ:

- Так вы же звезда цирка. Некрасиво через весь город гнать такую публичную персону в наручниках. Народ не поймёт, вопросы неудобные начнутся…

Мне оставалось лишь понятливо кивнуть головой. Особист синхронно повторил моё движение и продолжил:

- Если необходимо, то смело можете накричать на меня по поводу происшедшего. Поверьте, я совершенно не обижусь и пойму ваше душевное состояние. Ну же, не стесняйтесь, мне необходимо задать вам несколько вопросов, а потому будет уместнее начать беседу лишь после того, как вы спустите свои негативные эмоции.

Эмоции у меня были, как не быть, и с негативом проблем не было. Но в одном он прав – истерики никому не нужны. Я встал и подошёл к решётке.

- Задавайте свои вопросы.

- Редкое самообладание, - рассеяно произнёс Сергей Юрьевич. – На что-то надеетесь? Уверяю – зря. Примите события последних суток как данность, так всем будет проще. Ну хорошо… начнём! Где ваша тварь? В город вы вернулись в одиночестве, без оружия и вещмешка. Честно признаюсь – прочёсывание территории вдоль железнодорожного полотна результатов не дало, следов или вещей не найдено. Так где?

- Вы издеваетесь? – хмуро бросил я. Весть о том, что с Зюзей всё в порядке определённо радовала, но вот так, прямо в лоб требовать сдать собаку – да за кого он меня держит?!

- Нет, – спокойно глядя мне в глаза, произнёс визитёр. – Даже не надеялся на то, что вы добровольно отдадите вашу питомицу. Но спросить был обязан по роду своих занятий. Для протокола, так сказать… Ладно, пусть побегает на воле, пока… Про ружьё можете ничего не объяснять – и так понятно. Поленились таскать лишний груз на плечах, проходить нудный досмотр, возиться с замками на входе-выходе, потому и спрятали в укромном месте.

- Угу.

- Если вам интересно, по изученному вами маршруту сегодня отправляется группа наших разведчиков. Один смог пройти, даже с такой необычной поддержкой – и они пройдут. Так что спасибо за проделанную работу, - в голосе этого человека не было и тени иронии или сарказма. - Теперь второй вопрос. Во время своего рейда вы нашли скелет волка. Его появление объяснимо – в том году подстрелили, показывалось в наших краях несколько экземпляров. А были ли иные следы тварей на пути следования? Врать не советую, это в интересах не только вас, но и остальных работников трудового отряда. Работа в поле – она весьма опасна, и любые сведения могут помочь спасти много жизней.

- Нет, - мечтая прекратить эту поднадоевшую беседу, произнёс я, - Ничего больше не нашли.

Особист помолчал, качая головой в такт каким-то своим мыслям, затем повторно осмотрел меня с ног до головы, и неожиданно сменил тему.

- Позволю дать вам добрый совет – берегите сапоги. Других тут не дадут. С одеждой проще – раз в год меняем, а вот с нормальной обувью беда, - после чего развернулся и, не прощаясь, покинул помещение.

За спиной шумно выдохнул Игорь, на всём протяжении разговора молчавший и старательно прикидывавшийся ветошью.

- Витя, а ты знаком с Вертером? – удивлённо спросил он.

- С кем? – настала моя очередь удивиться.

- Ну, с Фроловым, замом Фоменко по безопасности. Его среди людей Вертером кличут, как робота из старого фильма. Всегда вежливый и практически без эмоций – словно механизм, а не человек. Не добрый, не злой, а так… любое действие измеряет исключительно целесообразностью. Вроде как ФСБшник бывший или контрразведчик – никто его прошлого толком не знает. Одно известно – живёт один и всегда на работе. Что у вас общего?

- Познакомились недавно, - грустно ответил я и продолжил. – Помощь ему оказывал кое-какую, потому сюда и угодил. Условия оплаты поменялись в одностороннем порядке, бл…

- А что он про собаку говорил? – не унимался мой новый сосед.

Подумав немного, я практически слово в слово повторил официальную версию моего знакомства с Зюзей, рассказал о наших цирковых выступлениях, походе вдоль железной дороги, тщательно сверяя выдаваемые сведения с теми, что втирал при первой встрече особисту. Вроде бы ничего не напутал. Кто знает, может этот Игорь – подсадной. Слишком удачно совпала его разбитая физиономия с моим появлением в клетке. Никому верить нельзя, и ему тоже.

Наверное, мои пояснения полностью удовлетворили собеседника, потому что с расспросами он отстал и снова взял инициативу общения на себя. Завалившись на свободный тюфяк, Игорь положил руки под голову и продолжил, словно нас и не прерывали.

- Так вот, о чём это я… Ага, вспомнил! Про охрану говорили! В основном тут нормальные мужики, за исключением этого дятла. Просто гражданство ждут, не закусываясь особо ни с кем без нужды. Вот только с кормёжкой нечестно себя ведут, хотя это как посмотреть…

Я уселся рядом, с интересом запоминая новые для меня знания.

- Понимаешь, кормят нас дважды в день – в обед и вечером. Доставка еды на них лежит, так что доходит до арестантов не всё, даже слишком не всё… У каждого из них семья в городе на птичьих правах, каждому своим лишний кусок дать охота. Так что ешь всегда и что бы тебе в миску не навалили. Иначе ноги от голода протянешь, работать не сможешь. Работать не сможешь – норму не выполнишь. Норму не выполнишь – отрядные сами тебе почки ниже пяток опустят потому что трудодень не засчитают, и свобода на этот срок отодвинется. Понятно излагаю?

- Предельно, - не стал умничать я и задал давно интересовавший меня вопрос. – А что понимают в Фоминске под словом «трудодень»? Сам термин мне знаком со школы, но хотелось бы уточнить, для ясности.

- Без проблем, сейчас растолкую. Трудодень – это норма выработки за рабочую смену, установленная учётчиком. В нашем случае – это гектар пахотной земли.

- В смысле? – не понял я.

- В прямом. Ты поля, засеянные всякими полезными культурами, видел?

- Да.

- А трактора, лошадей или упряжных быков?

И вот тут до меня дошло. Видимо, моё лицо приобрело чрезвычайно глупое выражение, чем вызвало бодрый, заразительный смех Игоря.

- Да, да, да… Мы и есть главная тягловая сила местного сельского хозяйства. Тут на людях пашут, как в военное время – потому и трудовые отряды созданы. Весной у нас сев, летом с осенью – залежь перепахиваем да пни корчуем, зимой – лес валим. Что такое залежь знаешь?

- Несколько лет не паханная земля, - хоть тут удалось блеснуть своей эрудицией.

- Правильно. Только несколько лет в нашем случае растягивается в срок не менее десяти, а это уже целина. Утрамбованная временем, покрытая невидимой поначалу мощнейшей корневой системой, почва. Казалось бы, что такое гектар? Полоса десять на тысячу метров. По старым временам для одной лошади на пол дня работы, если с умом – но это по заранее подготовленному полю. Для нас гектар – это примерно двенадцать – четырнадцать часов каторжного труда в качестве трактора, потому что помимо вспашки приходится ещё и коренья вырывать, и кустарник выкорчёвывать, да много сопутствующих дел присутствует.

- Странно, на местном рынке трудоднями расплачиваются…

- Так это вольные трудодни. Примитивная денежная единица, если понимаешь, о чём я. От наших, которые с утра и до упора, отличается тем, что раз в год осенью начальство устанавливает стоимость одного трудодня в пшенице, мясе и других товарах. Хочешь – покупай за полученные трудодни в лавках товары всякие, хочешь – сменяй на эксклюзив. Но тут как договоришься. Самая же ценность их в том, что имея на руках эти фоминские доллары, ты можешь отмазаться от обязательных городских работ. Пришёл, отдал квиток особый – и свободен. На твоё место припрягут другого, причём поверь, этот другой с радостью побежит за возможность разжиться дополнительной пайкой. Всё, хорош болтать, у нас сегодня единственный день отдыха за две недели, так что советую отоспаться. Завтра в поля погонят.

Не смотря на вертевшееся на языке огромное количество вопросов, я решил последовать мудрому совету и тоже лёг, выбрав тюфяк поплотнее. Сон пришёл мгновенно, крепкий, без сновидений.

Разбудил меня всё тот же Игорь, не слишком вежливо тряся за плечо. Открыв глаза, почувствовал, что выспался, с удовольствием зевнул, потянулся и поднялся на ноги. В открытую дверь пристройки пробивался слабый свет сумерек, и лишь сырая прохлада подсказывала, что сейчас наступает рассвет. Ничего себе поспал! Практически весь день и ночь!

- На выход, на выход, - торопил один из охранников. – Пошевеливаемся! До обеда надо хоть треть нормы выполнить!

Я подхватил в руки сапоги, цепь, и вместе со всеми вышел на улицу, где мы нестройной толпой в сопровождении негров потопали в сторону восходящего солнца.

Дорога оказалась недолгой. Уже буквально через час весь наш отряд добрался до полевого стана из нескольких, на скорую руку сделанных, навесов и одной, стоящей наособицу, шестиместной туристической палатки. Не знаю, как другим, но для меня этот путь был пыткой. Цепь кандалов с каждым шагом била мне по ногам, особенно досталось обожжённым щиколоткам и коленям – на распухшие, посиневшие суставы было страшно смотреть. Поначалу я попробовал отпустить тяжёлые металлические звенья на землю, чтобы волочить их за собой хоть и со спущенными штанами – но этот трюк не удался. Скорость моего передвижения сильно упала и тогда сработала схема «зачёт по последнему». Подстёгиваемый дружным матом охраны и остальных зэков, получил несколько бодрящих тычков в область печени, а потому прекратил умничать и пошёл как все.

- Витя, - пришлось отвлечься от разглядывания своих ног и обратить внимание на неизвестно когда подошедшего Игоря. – Возьми и подвяжи кандалы как у нас.

В заскорузлых руках мужчины была верёвка.

- Спасибо, - произнёс я благодарность совершенно убитым голосом, выполняя рекомендацию. – А жрать когда дадут? Я с вчерашнего утра одну водичку кушаю.

- В обед. Мы сейчас пойдём норму выполнять, а охрана кулеш какой-нибудь сварганит. Подвязывайся, свободу зарабатывать пошли.

Между тем арестанты поделились, руководствуясь личными симпатиями, на две рабочие пятёрки и уже взяли по плугу из-под навеса, однако тут же возник спор – к кому меня воткнуть? Усиление моей персоной любой из групп неизбежно приведёт к облегчению работы при неизменной норме выработки, чего оппоненты не могли допустить принципиально. Переругавшись, всё же пришли к консенсусу – я тружусь через день по очереди то у одних, то у других. На том и порешили.

Потянулись хлеборобо – лошадиные будни. С раннего утра и до заката мы, впрягшись в лямки, привязанные к плугу (точно, как в картине «Бурлаки на Волге»), пахали землю, лишь изредка делая перерывы. К плугу становились по очереди, чтобы хоть немного сменить род занятий. Отдохнуть за ним было невозможно, постоянно требовалось контролировать, наваливаясь всем телом, непослушный лемех, однако хоть какое-то разнообразие…

С кормёжкой Игорь не обманул – её тут давали ровно столько, чтобы прикрыть дно миски, поэтому двое знающих мужиков из его группы в свободное время собирали неизвестные травки и корешки, которые заваривали по вечерам и хлебали полученную малоаппетитную жижу по очереди, из общего котелка.

А ещё я стал тупеть. С непривычки попав в бешеный ритм здешней трудовой повинности, к концу дня моих сил хватало лишь доползти к навесу и забыться сном до утреннего пинка охраны. Усталость выбила все мысли из головы, оставив лишь боль в отбитых ногах, постоянный голод да страшное желание проспать хоть до Страшного Суда, лишь бы не мешали… Глядя на окружающих, притёршихся к такому укладу, мужиков я понимал, что это состояние не на всегда. И мне придётся войти в общую колею - вот только когда? Остатки свободолюбивого Вити жарко кричали о том, что через совсем небольшой срок и я перестану думать о побеге, начну дни до освобождения считать. Становилось от этих раздумий страшно, но выход из этого замкнутого круга пока виден не был.

К моему удивлению, охрана работала не меньше нашего. При помощи ручного пожарного насоса по старым, рассохшимся шлангам, они весь день наполняли из реки здоровенную цистерну, от которой расходились рукава для полива. Трудились по очереди: двое качают – один за нами наблюдает или хлёбово варит. Потом менялись. Ни разу не видел, чтобы отлынивали.

Несмотря на то, что приставленные негры, включая гнусноватого Мишу, на нас обращали внимание лишь при побудке, во время раздачи еды и вечером - пересчитывая по головам, побег был невозможен. Полукольцом вокруг целины протекала довольно широкая река, поэтому с такой цепью, как у меня, играть в Чапаева будет верной смертью. Бревна, чтобы попробовать удержаться на плаву, там тоже не найти – поля подходили впритык к воде, любое принесённое течением к берегу дерево давно найдено, собрано и вывезено в город. Оставалась, конечно, четвёртая, северная сторона – но там беглеца тоже не ждало ничего хорошего. Даже если представить, что неким чудом удалось удачливому зэку исчезнуть из-под бдительного ока товарищей, которых за его побег тоже по головке не погладят, пройти он смог бы не более двух километров. Дальше начинались поля, где работали свободные люди, и их там было столько, что незамеченным пробраться просто никак невозможно. Разве что ночью попробовать, однако и ночной побег – это фантастика.

Вся эта расхлябанная охрана и невозможность смыться объяснялась просто – нас охраняли не только люди. Основными сторожами выступали быки. Да-да, именно быки в количестве трёх особей. С рогами, хвостами, здоровенными мощными тушами тел и вечно недовольными, наблюдательными глазами. Они самостоятельно пришли из города в первый же день, буквально через полчаса после нашего появления в стане и всезнающий Игорь, глядя с ненавистью на парнокопытных, растолковывал:

- Смотри, Витя, смотри… Это самые главные наши враги… Как и мы, на отдых к своим ходили… Всё видят, всегда рядом, даже спят по очереди. Из-за них удрать и нельзя. При мне один паренёк попытался – куда там! Мгновенно догнали и затоптали. Они же бегают, что твой паровоз – хрен догонишь и хрен остановишь… Потому держись от них подальше и лишнего не болтай. Не могу объяснить, но ощущаю, что они нас понимают…

Как же он был прав! Тяжёлый бычий взгляд преследовал везде, ни на секунду не ослабевая. Ощущаешь себя букашкой под лупой, которая куда ни ткнётся – ни за что не вырвется из цепких рук энтомолога. Ломая себя, приходилось признать, что сейчас побег невозможен.

Так прошла неделя, которая в моём личном восприятии слилась в одну бесконечную борозду с вкраплениями черноты сна. Надежда на свободу пока не покинула меня, но становилась всё призрачней и призрачней. Как ни странно, сломаться окончательно мне не давало только одно – Зюзя. Не было дня, когда бы я не вспомнил о своей ушастой, четвероногой приятельнице. Как она там? Надеюсь, что не попала под шальной выстрел; спаслась и теперь самостоятельно ищет своё место в этом проклятом мире. Странно, вроде бы и знаком с ней без году неделя, но привязался к доберману основательно, словно к частичке самого себя.

…Я проснулся от чего-то влажного, тёплого и шершавого, пробежавшего по моей щеке. Открыл глаза – темно и звёздно, судя по положению Луны сейчас около двух по полуночи. Даже удивиться не успел, как в голове раздался знакомый голос:

- Нашла. Я нашла. Я долго искать, но нашла, - и в лицо мне ткнулся такой знакомый лоб, покрытый чёрной шерстью.

Ком, подступивший к горлу, мешал мне ответить. Страшно хотелось обнять, рассказать о том, как без неё плохо, прижать к себе и бесконечно гладить не бросившую меня Зюзю. Но вместо этого на глазах выступили слёзы. Она всё поняла.

- Ты меня ждать? Я знать, что ждать. Ты – друг.

Наконец-то! Наконец я смог понять, кто я ей и кто она мне! Мы - друзья! Не просто бродяга с ручной собакой, вместе идущие в определённый промежуток жизни просто потому, что так удобнее, а самые настоящие, спаянные между собой друзья. От осознания этого факта моё рухнувшее за последние дни самосознание резко поползло вверх, вся эта дурь о невозможности побега стала мелочной и глупой. Пораженчество отступило, отдав пальму первенства бодрой, в определённой мере подстёгивающей, злости и вере в себя.

Между тем ушастая подруга отбежала немного в сторону, приглашая следовать за ней. Я указал на лежащих неподалёку быков.

- Они меня пускать, они не спорить, что ты идти туда.

Тихо, стараясь никого не разбудить неосторожным движением или позвякиванием цепей, буквально на цыпочках проследовал за ней, пугливо посматривая на рогатых сторожей. Обошлось, они действительно старательно не замечали меня и мои неуклюжие попытки быть незаметным. Отойдя метров на сто по ночному полю, я уселся прямо на землю, обнял, не сдержавшись, спутницу за крепкую шею, и уткнулся лицом в неё. Она деликатно не возражала такому не свойственному для меня проявлению нежности, лишь молча посапывала своим прекрасным носом.

Не знаю, сколько так просидел, но из этого состояния тихого счастья меня вывел голос Зюзи:

- Скоро Солнце вставать. Идти к твой дом.

- Не могу, - указывая на кандалы, грустно констатировал я. – Быстро идти не получится, поймают. А как ты попала сюда?

Из рассказа собаки я понял, что после моего ухода в Фоминск она преспокойно спала в кустах, пока не услышала разговоры людей, идущих вдоль железной дороги и осматривающих прилегающие заросли. Именно тогда Зюзя, подслушав, узнала, что меня отправляют работать в поля, как и других неудачников, и что её застрелят, если увидят. Идиоты! Вот что за народная традиция – любое дело спустя рукава делать, болтая языком направо и налево? Хотя, в данном случае мне это на руку. Были бы умнее эти долбодятлы – кто знает, чем бы всё закончилось?

Не будучи дурой, ушастая быстро сообразила, что случилась беда и приняла решение найти своего спутника, как Иван Царевич Василису Прекрасную. Прождав на всякий случай меня двое суток неподалёку от въезда на мост, ночью она попробовала переплыть реку, но потерпела неудачу - поняла, что элементарно не хватит сил и опыта на форсирование водной преграды. Тогда, руководствуясь неизвестно какими соображениями, чисто по собачьи решила обежать препятствие и рванула по берегу вверх по течению. Сколько ей пришлось преодолеть на своих четырёх – я сначала не понял. На уточняющие вопросы мне были продемонстрированы два мыслеобраза. В одном был мост, укреплённый по образу и подобию Фоминского – внушительная круглосуточная охрана и пулемёт на небольшой вышке, в другом – старая, вся в выбоинах, узкая переправа. На ней тоже были какие-то люди с оружием, но ночью они ушли в стоящий рядом домик, и Зюзя спокойно перебралась на этот берег. Дальше - проще. Просто двигалась в обратном направлении, стараясь не попадать на открытое пространство. Прибыв к городу – методично оббегала ночью поля в поисках своего друга, благо их немного, пока не добилась цели.

Образы двух мостов вызвали у меня шок. Навскидку, памятуя карту, ей пришлось пробежать в обе стороны около… даже не знаю, сколько километров за пять дней по пересечённой местности (вряд ли двести в одну сторону – думаю, Елена ошиблась), да ещё неизвестно сколько намотать тут, пока я не нашёлся. Интересно, а я бы смог вот так, ради кого-то повторить этот путь? До нашей встречи - нет, теперь – точно да.

- А как тебя быки пропустили? – кивнул в сторону рогатых огромных туш, лениво пережёвывающих свою вечную травяную жвачку. – Они нам разбежаться не дают, охраняют круглосуточно.

- Я их просить говорить с ты. Они не спорить, пускать.

- Вот так просто? – не верилось мне.

- Да. Я на они не нападать, просто говорить. Они отвечать, что ты им ненужно, идти куда ты надо.

У меня челюсть отвисла… Вот так, без прелюдий – иди, куда хочешь, за тебя собака мазу тянула… Бред какой-то.

- Ты всё правильно поняла? Я могу уйти с тобой, и они не нападут? А другие люди?

- Нет. Идти один ты. Другие нельзя. Они (в голове возник мыслеобраз рогатой коровьей головы) говорить, что они люди не любить, только терпеть. Люди нужно еда собирать для зима, делать тепло в их дом. Потому они помогать охранять другие люди, которые с железо на ноги. За ты – я просить, они соглашаться помочь. Другие – нельзя.

Терпят нас, значит, коровки с бычками… Почему-то верю. И в то, что согласились другой разумной помочь – тоже верю, хотя осознание того, что меня выпросили, как фантик, ощутимо царапало самолюбие. Вот только уйти я сейчас не смогу, подготовиться надо.