Записки бывшего могильщика (20)⁠⁠

Часть 20. Необязательное. Не всегда на кладбище было безоблачно.

Работа на кладбище – весьма ценный этап школы жизни. Постоянное присутствие смерти заставляет по-другому взглянуть на простые вещи, пересмотреть некоторые взгляды, переосмыслить то, что казалось незыблемым. Хочется чаще говорить с родителями, перестать раздражаться старческим закидонам бабушки, ценить живое общение с близкими и друзьями. Но при этом ты грубеешь, постоянно наблюдая чужую боль, со временем выстраивая некую психологическую стену, чтобы перестать пропускать через себя даже толику страданий скорбящих людей, понимая, что скорбеть со всеми невозможно. Градус цинизма тоже взвинчивается высоко. И на мой взгляд, этот опыт сделал меня лучше. Даже сейчас, спустя несколько лет после моего скоропостижного вылета из насиженного начальнического кресла на кладбища, эти мысли всплывают из глубин подсознания, иногда вовремя, иногда слишком поздно, но, тем не менее, всегда меняя или корректируя моё отношение к происходящим в жизни ситуациям. Как говорится, главное все живы-здоровы, а остального добьемся, было бы желание.

Помимо всяческого алко-треш-веселья, случались, конечно, и не самые приятные моменты, что неизбежно, когда ты работаешь в месте, живущем по принципам а-ля 90е, и со столь специфическим уклоном.

В один из вечеров очередного трудобудня мы, как и всегда, коротали время, играя в кости под водочку с нехитрой закуской. До конца рабочего дня оставались считанные минуты, и я уже было готовился вызывать такси. За окном пролетела машина, оставив за собой облако пыли, и со скрипом остановилась вне поля моего зрения. Спрятав игральные кубики и стопку в глубине стола, я вышел на улицу, поглядеть, что за лихач решил нас потревожить так поздно. Солнце уже садилось, и получалось, оно светило мне прямо в глаза, заставляя прищуриться в попытках разглядеть, что за машина прячется в залитой светом оседающей пыли. Водительская дверь открылась, и я услышал знакомый голос нашего криминального элемента, который нещадно кого-то материл. Глаза начинали привыкать, и действо, происходящее в прореженном облаке, стало вполне различимо – криминальный элемент рывком распахнул заднюю дверь и выволок на дорогу здорового мужика, сопровождая каждый мат хлестким ударом в голову своего пассажира. «Нахуй все из домика, живо!», рявкнул он мне, я открыл дверь и позвал мужиков, хотя, судя по всему, они всё и так прекрасно слышали – так быстро они вылетели из сторожки. Криминальный элемент затащил здоровенного борова с окровавленной моськой в сторожку, а мы уселись на скамейку, с тревогой вслушиваясь в происходящее внутри.

Судя по коротким выкрикам, перемежавшимся с хлесткими ударами – мы стали свидетелями выбивания долга, ну или каких-то других денег из «непослушного» должника. Спустя минут пять криминальный элемент вышел на крыльцо, закурил сигарету и потребовал лопату. В голове крутилось: «Ебать, ебать, ебать! Он его убил! Мы же сейчас будем закапывать труп! Мы соучастники теперь, что делать, что делать?!». Виталя молча метнулся в сторожку за ключом от подвала и так же быстро вернулся, сиганув вниз к двери, за которой хранился весь наш инвентарь. Криминальный элемент же молча вернулся в домик и вывел под руку живого, слава богу, толстяка, и, приказав нам идти за ними, схватив лопату, зашагал вглубь кладбища.

Мы прошли метров 700, подойдя к самой окраине кладбища, где не было ничего, кроме старых, ржавых, покосившихся памятников и развалившихся оградок из дерева и труб. Он толкнул мужика и кинул ему в ноги лопату: «Копай. Здесь ты себя и похоронишь, гондон». Переглянувшись с Виталей и Серёгой, я поймал себя на мысли, что мне совершенно не нравится происходящее, хотя до этого я часто представлял себе эту стереотипичную ситуацию. Даже когда у меня случались какие-то стычки с непонятными личностями, переходящие в конфликт, я всегда козырял фразой, мол, приезжайте ко мне на КЛАДБИЩЕ, там и поговорим нормально. И как то всегда этим всё и ограничивалось, слово за слово, выяснялось, кто есть кто, кто со мной работает на кладбище, и конфликт сходил на нет. Всё. Конец. Дальше мне додумывать не приходилось. А тут такое.

Мужик, втягивая кровавые сопли, пытался что-то возразить, но тут же получал по лицу. В итоге он взял эту лопату, а Витале было сказано, если будет переставать копать, тут же бить его. Виталя оторопел. Да, ему приходилось драться, несмотря на всю его безобидность. Я уверен, он никогда не начинал конфликт, и если дрался, то это всегда была самозащита. Он был весьма крепок физически и, в принципе, мог постоять за себя. Но тут его вынуждали просто избивать незнакомого человека. «Я не могу. Не буду», промямлил Виталя и попытался было уйти, но криминальный элемент схватил его за руку: «Стой, бля. Всё ты будешь, видишь, я уже всю руку себе разбил об него», - тут он показал кулак, он реально распух и был весь в крови. Я не мог проглотить слюну, комом вставшую в горле, Серёга молчал, но и на избитого мужика он не смотрел, эта ситуация просто выбила нас всех из колеи.

Мужик начал копать, всхлипывая и бормоча что-то себе под нос. Несколько раз ковырнув землю, он уронил лопату. «Бей! Хуярь его! Или ты давай, хули ты-то стоишь?!» - выпучив глаза, заорал криминальный элемент, второй фразой обращаясь уже ко мне. Виталя замахнулся, зажмурив глаза, но тут заговорил мужик, еле двигая разбитыми губами. Виталя убрал занесённую для удара руку и уставился на меня, но я тоже не знал, что делать, и нифига не понимал, что говорит мужик. «Громче, сука!» - заорал ему криминальный элемент. «Ннне надо, ххххватит, я согласен», мужик уронил лопату и упал на колени.

Мы все трое стояли в оцепенении, глядя, как криминальный элемент уводит мужика обратно к сторожке. В глотке пересохло, губы тоже высохли, меня начало колотить, как и сжавшего кулаки Виталю, стоящего рядом. Минут через пять мы нашли в себе силы пойти обратно к сторожке. Я надеялся, что вернувшись мы уже никого не застанем, наблюдать что-то подобное или продолжение разборок совершенно не хотелось. Но машина стояла на том же месте, хоть и заведенная, только мужик уже сидел спереди, а не на заднем диване. Резко развернувшись, криминальный элемент поравнялся с нами и опустил окно: «Ничего не было. Здесь никого не было. Забудьте нахуй, или пеняйте на себя. Всё, до завтра».

Мы молча смотрели на удаляющуюся машину стоя посреди дороги рядом со сторожкой. «Виталя, пойдём за водкой», сказал Серёга глядя на меня. До меня доходило, что с Виталей надо поговорить о произошедшем отдельно, но я, до сих пор, молча жадно глотал воздух, как выкинутая из воды рыба, не в силах выдавить из себя хоть слово. Я сел на скамейку и тупо ждал возвращения мужиков. Мнимая крутизна картины «копай себе могилу», как я себе представлял раньше, испарилась бесследно, замещенная увиденной жестью. Перед глазами постоянно всплывало кровавое месиво, бывшее лицом того мужика и выпученные глаза на искаженном от злобы лице нашего криминального элемента, орущего на нас, чтобы мы били этого бедолагу. Водка тогда приглушила рёв впечатлений от пройденного, но его отголоски еще долгое время спустя заставляли покрыться испариной лоб, а ладошки вспотеть.

Мы так и не узнали, в чём была суть ситуации, но, если честно, не особо и хотелось. В принципе, мы и не вспоминали о произошедшем, предпочитая двигаться дальше. Не наше это дело, и методы, уж точно, не наши.