Эй, толстый! Четвертый глаз. 20 серия⁠⁠

Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве

И вот тут, дорогие читатели, наше повествование набирает скорость, на которой проскакивает многие пункты Марусиной биографии. Таким образом, за кадром у нас остаётся еще много важных и поучительных событий, о которых в свое время мы еще расскажем.

Пока же дадим общую канву.

Академическая ОПГ просуществовала до 1994 года. Ее взлет можно было бы назвать успешным, если бы не печальный, но закономерный финал.

В сентябре 1994 года Виталя Шварц был взорван в своем автомобиле. Устройство под днищем сработало от замка зажигания, рано утром, когда Виталя сел в свой «хаммер» и собрался поехать по делам. Осколками джипа и, в меньшей степени, фрагментами тела Витали выбило оконные стекла на четырех этажах двух домов. Голова Витали Шварца, силой взрыва отделенная от прочего тела, как футбольный мяч, влетела в случайное окно на третьем этаже, выбив стекло, и врезалась в экран цветного телевизора, по которому некие молодые люди смотрели видеокассету с новейшим фильмом ужасов «Техасская резня бензопилой: Следующее поколение». Молодые люди синхронно сошли с ума. Девушка стала страдать манией преследования – ей везде отныне чудились происки ее бывшего бой-френда. А вот сумасшествие молодого человека стало в своем роде знаменитым и послужило темой для нескольких диссертаций по психиатрии. Молодому человеку казалось, что отрубленная человеческая голова была порождена именно телевизором. Он испытывал боязнь включенных телеприемников, стал невыносим для соседей. Однажды вечером он вооружился топором и ворвался в квартиру к пожилой соседке. Своим топором он не просто разбил, а разрубил телевизор, по которому передавали концерт молодоженов Филиппа Киркорова и Аллы Пугачевой (за жизнью которых женщина пристально следила).

– Не выпускайте их в мир! – кричал безумец, истребляя новенький, подаренный пенсионерке сыном, телевизор Samsung.

Покончив с одним телевизором, молодой человек пошел на приступ следующей квартиры. Но там был обезоружен ветераном Афганистана, связан и препровожден в милицию. Молодому человеку было назначено психиатрическое освидетельствование, и в институте Сербского диагностировали острую шизофрению, усугубленную телефобией – боязнью телевизоров.

На поминальный ужин после похорон Витали Шварца на Троекуровском кладбище собрались криминальные авторитеты. Во время застолья ресторан оцепили ОМОН и СОБР и устроили облаву. Многим влиятельным людям, решившим отдать долг уважения убитому авторитету, были причинены серьезные неприятности разнообразного характера: кто-то получил удары дубинкой или ботинком (неприятности физические), кто-то из бизнесменов, политиков и академиков засветился в криминальной компании (что принесло неприятности репутационные), а три вора в законе надолго отправились за решетку. Короче говоря, вечер был безнадежно испорчен.

***

В день смерти Витали Шварца Маруся находилась в Тайланде, куда, повинуясь гламурной моде столицы, решила съездить отдохнуть и развеяться. За границей она была впервые в жизни, и за пределами отечества ей неожиданно понравилось. Она, наконец, поняла, что такое ласковое тропическое море, что такое нега и безделье в сочетании с палящим солнцем. Это было волшебно.

Море произвело на Марусю такое впечатление, что даже явилось ей во сне. Море не просто «ласково шептало», как говорят плохие поэты – оно вполне очевидно разговаривало.

– Как ты могла жить на свете, не зная меня? – с лукавой укоризной доброго Деда Мороза говорило море. – Не стыдно ли тебе, девица?

– Стыдно.

– Любишь ли ты меня? – спрашивало море.

– Трудно сказать, – задумалась Маруся. – Такой, наверное, бывает любовь с первого взгляда.

– А ведь я везде разное, – интриговала бескрайняя водная поверхность. – В Тае я одно, а во Вьетнаме – другое.

– Я хочу там побывать! – заявила Маруся. – Вообще хочу много стран объездить.

– Как скажешь! – Море вдруг превратилось в Хоттабыча. Не спрашивайте, как – во снах такое бывает. – Прекрасное желание.

– Стой! – закричала Маруся. – Не надо!

Она поняла, что попалась в западню. Что Хоттабыч, прикинувшись ласковым водоемом, выдурил у нее соизволения на перемену судьбы.

Маруся проснулась в тревоге и возмущении.

И практически тут же зазвонил установленный в номере телефонный аппарат, который, в общем-то, звонить был не должен.

Уже зная, что случилось что-то очень плохое, Маруся сняла трубку.

– Марусь! Виталю вальнули! – залязгал в трубке голос Клопа.

Связь была чудовищная, голос Клопа звучал как из железной жопы, обрастал эхом, звуковым мусором и каким-то свистом.

Маруся застыла.

– Как это случилось? – спросила она.

Клоп рассказал, что знал.

– Я так думаю, что на нас наехали чечены, – сказал Клоп.

– На вас наехали чечены и мусора, – отрезала Маруся. – Вы, я так понимаю, все-таки решили кинуть чеченов?

– Но само в руки шло! – завопил из далекой жопы подручный Витали.

– Вы и меня в Тай спровадили, чтобы это провернуть! – догадалась Маруся.

– Марусь, давай не будем, – сказал Клоп.

– Нет, давай будем! – закричала Маруся. – Вы – два долбоеба, вы это понимаете? Ты – долбоеб пока что живой, а Виталя – уже нет. Зачем вы на это подписались? Аааа!!!

– Приезжай, ты нам здесь нужна!

– Отдувайся перед своими чеченами сам, – рявкнула Маруся. – И не пытайся меня искать.

За несколько лет, что прошли после битвы в ночном клубе, Маруся заняла видное положение в банде. Она стала своего рода серой кардинальшей Академической ОПГ. Она умела действовать мягко, но решительно, могла блокировать необдуманные решения. Но вот, как оказалось, ее хитро спровадили подальше, чтобы взяться за мутнейший и опаснейший расклад с киданием на бабки подментованных чеченов.

Маруся швырнула трубку на рычаги и завыла. В ее крике, разумеется, было чувство бессилия и невозможности что-то изменить в жизненных обстоятельствах. И чисто женская жалость к Витале, чувство утраты.

Они сделались любовниками. Но официально Маруся девушкой Шварца так и не стала. О, у Витали появились свои девчонки. Через его постель прошел с десяток пустоголовых королев красоты. И еще с полдесятка умных. Те были по-настоящему опасны. Умные мисски и вице-мисски пытались подмять Виталю, выйти за него замуж, наложить маникюр на его деньги. Тем более, что профессия бандита в начале десятилетия считалась весьма престижной. В этом случае приходилось отваживать алчных охотниц за гангстерскими сокровищами. Были способы.

Но когда Виталя решал серьезные проблемы, когда перед ним вставали вопросы жизни и смерти, он приходил к Марусе. Пластмассовая девушка понимала, что приходил он – вовсе не от любви. Его секс был инициирован не страстью и нежными переживаниями (как у Маруси), а интересами дела. Что-то с этим поделать было, наверное, невозможно.

А теперь Виталя пал жертвой собственной глупости, веры в свою неуязвимость, в свою удачу.

Левый глаз щипало. Заработали слезные железы и увлажнили пересохшую поверхность зрачка. Некоторая часть слез пролилась за пределы барьера из ресниц.

– Ты был славный парень, – прошептала Маруся. – Но такой дурак.

Еще на заре их знакомства Маруся пообещала Витале назвать его именем своего сына. Пластмассовая девушка однажды уже давала такое обещание доктору Даниилу Ивановичу и была настроена его сдержать. Но так получилось, что теперь пообещала и Витале. Оставалось надеяться, что когда-нибудь у нее родятся близнецы-мальчики.

– Прощай, Виталя!

На Марусю навалился весь тот чувственный мусор, от которого она за долгие годы научилась отгораживаться ментальной броней. Прежде всего, чувство жалости к себе вгрызлось иглами зубов в оголившуюся, раненую душу. Прихромало уебищное чувство заброшенности. Спикировал стервятник обреченности. Приползли черви усталости. Теперь в ее душе пировали паразиты.

Маруся стала быстро собирать чемоданы. Надо было теряться. И не только из этого отеля, но и вообще из Тайланда. Быстрая перемена обстановки способна разогнать ментальных падальщиков. К тому же, Маруся вполне обоснованно предполагала, что чечены знают, где ее искать. Было очень вероятно, что они ее ищут. Вполне возможно, что они уже в пути.

***

В течение следующих нескольких лет Маруся без особого удовольствия исполняла собственное желание, на которое вынудил ее коварный Хоттабыч – она путешествовала по миру. Деньги у нее, на первых порах, оставались. Были два счета на Кипре, один – на Кайманах. До них пока никто не добрался, во многом потому, что денег на них было не так много, и они не привлекали внимания.

Из Тайланда Маруся переместилась во Вьетнам, оттуда в Монголию, где не задержалась долго и переметнулась в Индию. Дальше были Кипр, Черногория, Египет. От цивилизованной Европы Маруся держалась подальше. Аргентина, Боливия, Южная Африка. Доминикана, Фиджи, Индонезия, Бразилия. Маруся, должно быть, совершила уже не одно кругосветное путешествие. Притом, в разные стороны.

Проблемой Маруси было то, что она повсюду привлекала к себе внимание. Наверное, во всем мире не было такого места, где на нее бы смотрели, как на пустое место. Нет! И в Рио, и в Йоханнесбурге, и в такой людской помойке как Мумбаи – везде за ее спиной раздавались шепотки, везде на нее показывали пальцами, везде ей начинали интересоваться люди, от которых любому хотелось бы держаться подальше.

Хоть у Маруси и было примерно 700 тысяч долларов на счетах, она не шиковала, и практически в каждом новом месте работала. Она была официанткой в Гонконге. Собственно, не только там, но еще и в Монтевидео. Она была циркачкой в Сан-Паулу. Если разобраться, этот период ее жизни был счастливым, и Маруся была бы не прочь обосноваться в этом бразильском мегаполисе.

Но было одно существенное обстоятельство – по ее следу кто-то шел. Это могло бы быть случайным совпадением случайностей, но преследование на самом деле имело место. Ее преследовал молодой и по-своему красивый чечен. В первый раз Маруся засекла его в Пномпене. Он таращился на нее на рыбном рынке. И это было не обычное и привычное для Маруси любопытство. Это был более глубокий и зловещий интерес. На следующий день Маруся заметила из окна, что этот парень бродит по кварталу, что-то спрашивает у людей. На счастье Маруси в этом квартале плохо понимали английский. Той же ночью пластмассовая девушка сорвалась с места.

Потом Маруся столкнулась с чеченом-преследователем уже в Буэнос-Айресе. Она стояла на платформе метрополитена и увидела знакомое по Пномпеню лицо в окне прибывающего вагона. Был стремительный побег, были сбитые с ног пассажиры и прыжки через турникеты.

Когда этот же самый молодой чечен увязался за ней в Рио, Маруся словно невзначай завела его в район опасных фавел, прямо к тусовке местных гангстеров.

В Доминикане у них была погоня на морских катерах. И Маруся сумела пройти по краю урагана, а чечен оказался не так везуч, и его катер, как котенка в стиральной машинке, закрутило в бушующих волнах океана. Однако несколько дней спустя Маруся издали увидела его в Санто-Доминго. И снова пришлось бежать.

С этой изнурительной погоней надо было что-то делать. И Маруся решила положить ей конец. Когда она в очередной раз засекла преследование в Индии, она сделала вид, что заметалась, позволила сесть себе на хвост, оставила следы, которые повели в ловушку чечена и его людей. Притом, что гангстеры думали, что это загоняют свою жертву.

Западню Маруся организовала в Непале. В одном из высокогорных сел, которое запомнилось ей пешеходным серпантином опасной тропинки по краю пропасти. Маруся знала, что в одних и тех же местах ей лучше не появляться. Знала и то, что залегать на дно лучше в крупных городах, и смерти подобно в малонаселенной глуши. Но теперь пластмассовая девушка делала вид, будто загнана в угол.

В высокогорном селении, куда Маруся доехала в переполненном автобусе, она погуляла по улицам, стремясь попасться на глаза как можно большему числу жителей. Она питалась в единственном туристическом ресторанчике, где подавали пельмени непальские пельмени-момо, начиненные батончиками-«сникерс».

На четвертый день на дороге заклубилась пыль. К непальскому селению, по немощеной ячьей тропе, приближались два джипа с чеченами. То, что внутри – именно чечены, Маруся поняла практически сразу же, еще до того, как распахнулись двери. И чечены вышли на главной площади – все пятеро.

И Маруся пустилась в бегство – оно должно было казаться спонтанным, но, на самом деле, было просчитанным. Собственно, за селением уже не было обитаемого пространства. Серпантинная тропа вела в лепрозорий, куда ни один местный никогда по доброй воле не ходил. А еще дальше не было даже тропинок. Лишь неприступные стены Гималаев, кручи и обрывы. Край мира.

Чечены с гортанными криками пустились по единственной дороге. О, они ликовали! Наконец-то им удалось загнать пластмассовую беглянку в самый угол жопы мира.

Преследователи не знали дороги, а Маруся изучила каждый камень на пути. За одним из них – валуном примерно метровой высоты, очень удобно нависавшим над дорогой, она и затаилась, наблюдая за тропой.

Долго ждать не пришлось. Чечены были похожи на волков, взявших след отчаявшейся жертвы. Они шли сосредоточенно – в куртках и трениках. И их главарь, в изысканном костюме. Все-таки преследователь был красивым мужиком. Маруся поймала себя на мысли, что ей жалко его убивать. Предводитель шел впереди. Когда он оказался как раз под валуном, Маруся толкнула камень. Конечно, валуну требовалось время, чтобы скатиться на семьдесят метров вниз. К тому же никто не мог гарантировать, что чечены его не заметят.

«Тыдыщ! Тыдыщ! Тыдыщ!» – катился камень. Один из чеченов, шедший последним крепыш с причудливо изломанными ушами, поднял голову и закричал.

«Бух!» – врезался в чечена камень, увлекая его в пропасть.

– Ааа!!! – понесся среди опасных гималайских скал последний крик. Звуковые волны эхом заметались в лабиринте скал, приводили в движение мелкие камешки. «Шур-шур-шур-шур!» – слышалось вокруг.

Для того, чтобы добраться до Маруси, чеченам надо было пробежать по опасной петле над пропастью, над которой нависала скала. А с этой скалы как раз и стали сыпаться потревоженные камушки.

– СДОХНИТЕ НА ХУЙ!!! – отчаянно завизжала Маруся.

Конечно, она не просто визжала. Ее крик был акустическим ударом, нацеленным как раз на скалу над чеченами.

– НА ХУЙ! ЕБАНЫЕ ТВАРИ!!!

Главарь что-то понял, остановился, заозирался. А чечены уже бежали к Марусе размахивая стволами.

И тут со скалы рванулись камни.

Бу-бух! Еблысь! Ааааа!!!

Маруся увидела, как на приплюснутую, словно квадратную, голову одного из преследователей рухнул гималайский тяжелый камень, и голова разбрызгалась кровавыми кляксами. Еще одного – с обвисшими от переломов ушами и носом, смотревшим набок – смело в пропасть волной камней. А третий – худой, с очень опасной и печальной физиономией – словно бы взлетел над скалами. Он отчаянно матерился и стрелял вниз без разбору.

Маруся выдохнула и покатилась вниз по маршруту, которым совсем недавно упал первый валун.

Упала пластмассовая девушка неудачно. Левая, живая, рука теперь болела и не слушалась. Скорее всего, был перелом. Кроме того, неудачливость падения заключалась в том, что Маруся пролетела мимо тропинки. Что-то все-таки она не рассчитала. В последний момент она успела зацепиться правой, пластмассовой, рукой за изогнутый ствол дерева над пропастью. И так повисла – ни вперед, ни назад.

Пластмассовая рука не чувствовала ни боли, ни нагрузок. Плохо было другое. Падение со скалы расшатало связь двух половин Марусиного тела. И сценарий будущей гибели Маруся теперь представляла себе очень отчетливо. Нет, пластиковая рука не разожмется – она ведь не чувствует усталости. Просто живая половина тела оторвется от пластиковой и полетит в многокилометровую пропасть. А пластиковая половина так и останется висеть на этом дереве. Возможно, что местные коммерсанты, авторы пельменей со «сникерсами», организуют сюда паломничество для наивных туристов. Будут показывать пластиковую руку с обломками проводок и микросхем туристам, заливать о том, как снежный человек растерзал гуманоида, обмотают дерево своими пошлыми ленточками.

Нет! Маруся стала подтягиваться и испытала незабываемое ощущение, с которым одна часть тела отрывается от другой. Тресь-тресь! Хрясь-хрясь!

«Что ж, я проиграла!» – подумала Маруся.

Несомненно, это было фиаско. Маруся увидела фрагменты своей такой крохотной жизни. Была ли она довольна? Нет. Не была. Гибель в жопе мира ее не устраивала. И Маруся не хотела мириться с ней. Это было несправедливо, неправильно.

«Хоттабыч, миленький! Спаси! Я хочу просто жить!» – мысленно взмолилась она.

Предательски скрипнуло дерево, нарисовав еще один тошнотворный сценарий скорой смерти – под весом Маруси сломается дерево. Ну, конечно!

Хоттабыча то ли не было здесь, то ли он был недоволен ее просьбой.

«Хоттабыч! Чего ты хочешь?» – мысленно крикнула Маруся.

Какая-то сила заставила ее поднять голову. И – вот он, бородач! Очертания его головы проступили в изгибе дряхлого ствола, а хаос пересохших ветвей образовывал черты лица и бороду.

– Я здесь, дитя мое, – печально сказал Хоттабыч.

– Спаси меня, – тихо попросила Маруся.

– Спасти тебя? Просто спасти? Нет.

– Но почему?! – простонала Маруся.

– Очень просто. Это очень скучное желание. Ты разочаровываешь меня. С тобой было очень интересно работать. А сейчас – просто спасти? Ха!

– Не издевайся надо мной!

– Загадай мне интересное желание?

– Ну, хорошо! Я хочу выйти замуж!

– Так, – Дерево, образовывавшее лицо Хоттабыча дрогнуло и показалось, что бородач улыбается. – Но этого мало.

– А что тебе надо еще?

– Какую-нибудь пикантную подробность.

– Я хочу выйти замуж за урода!

– Теплее, теплее.

– За самого уродливого мужчину в мире! Замуж! Хочу!

– Быть по сему, – удовлетворенно сказал Хоттабыч.

И исчез из вида. Теперь дерево было просто деревом и ничем больше.

Казалось, что целую вечность Маруся висела на дереве, слушая, как разваливается ее тело. Целую вечность пыталась примириться с мыслью, что Хоттабыч обманул ее.

И тут сверху ее окликнули мягким, гортанным голосом:

– Эй, ты живая?

Над ней стоял главный чечен. Маруся обратила внимание, как сияют его ботинки. На какое-то мгновение в них отразилось шаловливое лицо Хоттабыча.

***

– Здравствуй, беглянка! – сказал чечен мягко и гортанно. – Ты думала, что мы тебя не найдем. А мы нашли.

– Мы? – усмехнулась Маруся. – Где твои «мы»? Ты один.

– Я один, – согласился чечен. – А ты сейчас умрешь. Дай мне руку.

– Ты меня спасти хочешь, что ли? – удивилась Маруся.

– Нет, – сказал преследователь. – Убить собственными руками. Давай руку.

– Не могу! – огрызнулась Маруся. – И желания такого нет. Тебе надо, ты меня и вытаскивай.

Блестящие ботинки исчезли из поля зрения. И практически сразу на их месте появилась голова преследователя.

«Он лег на камни, на край пропасти», – поняла Маруся.

Голова чечена выдвигалась все дальше, как телескопическое удилище, появилась рука, принялась двигаться рядом с Марусей, совершая хватательные движения. Маруся никак ему не помогала. Наконец одна из попыток увенчалась успехом. Чечен дотянулся до пластмассового запястья, схватил его, надрывно заревел и потянул.

Он оказался силен, отметила Маруся. Потому что ее тело рывком двинулось вверх. И вот она уже по пояс наверху. А затем чечен, рыча, затянул Марусю на скальный выступ полностью.

– Не стану говорить тебе спасибо, – сказала Маруся.

Она смотрела на преследователя и видела, что он – по-своему красив. А это значило, что замуж за него она – не выйдет.

– Я этого и не жду, – сказал чечен.

– Зачем ты меня спас?

– Я тебя вовсе не спас, – ответил чечен. – Я тебя убью. На тебе – кровь моих друзей. А убью я тебя сейчас, своими руками.

Маруся обратила внимание, что чечен говорит ровно, не волнуясь. Возможно, что убийство для него – дело привычное.

– Ты уже убивал? – спросила пластмассовая девушка.

– Да, – спокойно ответил преследователь.

– Как ты меня убьешь?

– Кинжалом, – сказал чечен, доставая из кармана пиджака непальский сувенирный нож-кукри, который Маруся узнала по профилю в форме соколиного крыла.

– Понятно, – вздохнула Маруся.

Она думала о том, что можно было бы попытаться схватиться с чеченом прямо здесь, на тропке. Но с одной сломанной и с другой полуотвалившейся рукой победить будет очень проблематично. Надо быть Дхармендрой Кумаром из старого индийского фильма «Месть и закон», которому отрезали руки, но он все равно бандитов положил. Но Маруся – и близко не Дхармендра Кумар. Так что шансов нет.

– Уши сразу отрежешь? Или после того, как убьешь?

– После, – сказал чечен.

– Сразу резать будешь? Или минут пять поболтаем?

– О чем болтать? – сказал чечен. – Надо зарезать тебя до темноты, чтобы на скалах не ночевать.

– Ну, да, – сказала Маруся. – Ну, что ж… Как тебя зовут?

– Зачем тебе?

– Разреши мне это узнать. Я не стану жаловаться на тебя твоему Аллаху. Мне просто хочется знать, как зовут человека, который меня убил. Я не таю на тебя зла. Ты – хороший солдат, ты догнал меня… Сколько лет ты меня преследовал?

– Три года и шесть месяцев, – сказал чечен.

– Обладеть, – сказала Маруся. – Пять минут ничего не решат. А красиво я тебя в Рио завела, скажи?

– Красиво, – засмеялся чечен. – Я от этих парней потом еле отмахался.

– А помнишь Доминикану?

– Да, – сказал чечен.

– И вообще, это ты мне должен спасибо говорить, – засмеялась Маруся. – Со мной ты хоть мир посмотрел, везде побывал. Разве не так?

– Так.

– А не было бы меня – сидел бы в своих горах, блокпосты бы обстреливал.

– Я в Москве живу!

– Ну, в Москве бы сидел. Какая разница?

Чечен молчал, смотрел на нее. С ним что-то происходило. И вдруг Маруся поняла, что именно. У ее преследователя стоял хуй. И по всей видимости на нее, на Марусю.

– Я, в общем-то, не претендую, чтобы ты меня прямо так благодарил, – сказала Маруся. – Но скажи хоть свое имя.

– Руслан.

– А я-то думала, что ты – Махмуд. А тогда, в Рио, я думала, что ты Насрулла.

– Нет такого имени!

– Да шучу я. Но у меня одна просьба к тебе.

– Хватит просьб!

– Нет. Не хватит, – ответила Маруся. – Не еби мой труп.

– Что?! – оторопел чечен.

– Не еби мой труп, – повторила Маруся. – Возьми меня живую.

Руслан замялся.

– Ну, что не так?

– Я не могу ебать тебя живой.

– А, месье извращенец. Ну, что ж…

– Я не извращенец! Но если я выебу тебя живой, то в тебя попадет мое семя. А, значит, мой ребенок. И получится, что я убью мать своего ребенка. А это неправильно.

– А если в презервативе? – маскируя отчаяние, сказала Маруся.

«Бред какой-то, – думала она. – Откуда у него в диких горах быть презервативу?»

– Хорошая мысль, – вдруг сказал Руслан.

Он принялся рыться по карманам пиджака. Нашел упаковку. «Гусарская баллада», – прочитала Маруся в сгущающихся сумерках.

«Бывают же такие совпадения!» – подумала Маруся. Ведь такими же резинками пользовался и Даниил Иванович семь лет назад.

Руслан усмехнулся, вскрыл упаковку с резинкой, расстегнул штаны и стеснительно отвернулся, чтобы надеть «Гусарскую балладу» себе на хуй.

Маруся резко и быстро согнула обе ноги и толкнула ими чечена под зад.

– Что?! – воскликнул тот.

Его шатнуло. Маруся ударила снова.

Чечен полетел в бездонную пропасть как был – со спущенными штанами торчащим хуем и «Гусарской балладой» на нем.

– Прощай, Руслан! – сказала Маруся.

– Ёб твою мать! Это несправедливо! – неслось из пропасти.

«Что ж, – думала Маруся, – теперь осталось найти самого уродливого в мире мужчину».

***

Маруся решила возвращаться домой. Она расправилась со своими преследователями. И не факт, что теперь ее кто-нибудь искал.

О том, что происходило в России, Маруся вообще ничего не знала. До тех дальних стран, где она провела последние три с половиной года, вести с Родины долетали самые обрывочные и какие-то непотребные. То бухой Ельцин отливал под шасси самолета, то он же дирижировал оркестром.

А больше ничего Маруся и не знала. Но можно было предполагать, что в криминальной обстановке что-то изменилось. Вряд ли сейчас многие помнят ОПГ «Академия». Ведь жизнь в России была подобна бурному потоку, который смывает все на своем пути.

Маруся решилась. Она взяла авиабилет Катманду – Москва. В конце концов, в перспективе рисовалось замужество, а не тюрьма и не могила. И где искать уродливых мужчин, как не дома?

В терминале Шереметьевсого аэропорта Маруся расплакалась. Россия обожгла ее морозом, и из левого глаза, вполне в рифму, брызнули слезы.

Родина грохотала, гортанно шумела, смердела выхлопами машин. Но Маруся была счастлива.

Продолжение следует…