Всю жизнь Лев Толстой боролся с похотью
Одно сильное чувство, похожее на любовь, я испытал, только когда мне было 13 или 14 лет, но мне не хочется верить, чтобы это была любовь; потому что предмет была толстая горничная (правда, очень хорошенькое личико), притом же от 13 до 15 лет - время самое безалаберное для мальчика (отрочество), - не знаешь, на что кинуться, и сладострастие в эту эпоху действует с необыкновенною силою
Когда Толстой писал «Воскресение», Софья Андреевна резко напала на него за главу, в которой он описывал обольщение Катюши.
- Ты уже старик, - говорила она, - как тебе не стыдно писать такие гадости.
Когда она ушла, он, обращаясь к бывшей при этом М. А. Шмидт, едва сдерживая рыдания, подступившие ему к горлу, сказал:
- Вот она нападает на меня, а когда меня братья в первый раз привели в публичный дом и я совершил этот акт, я потом стоял у кровати этой женщины и плакал!
Вся жизнь молодого Толстого проходит в выработке строгих правил поведения, в стихийном уклонении от них и упорной борьбе с личными недостатками.
Вчерашний день прошел довольно хорошо, исполнил почти все; недоволен одним только: не могу преодолеть сладострастия, тем более, что страсть эта слилась у меня с привычкою
Приходила за паспортом Марья... Поэтому отмечу сладострастие
«После обеда и весь вечер шлялся и имел сладострастные вожделения».
Мучает меня сладострастие, не столько сладострастие, сколько сила привычки
Я чувствовал себя нынче лучше, но морально слаб, и похоть сильная»
(1852 год).
В Петербурге в 1855 году Лев Николаевич встречается с Александрой Алексеевной Дьяковой, сестрой своего друга. Еще в юности он был увлечен ею. Уже три года, как Александра Алексеевна замужем за А. В. Оболенским, но при встрече чувство вновь захватывает Толстого.
Я не ожидал ее видеть, поэтому чувство, которое она возбудила во мне, было ужасно сильно
...Из Севастополя Толстой вернулся полный чувственных вожделений.
Это уже не темперамент, а привычка разврата. Похоть ужасная, доходящая до физической болезни». «Шлялся по саду со смутной, сладострастной надеждой поймать кого-то в кусту. Ничто мне так не мешает работать.
Льву Николаевичу уже 34 года, а Софье Андреевне Берс только 18 лет. Он некрасив, «безобразен», она - «прелестна во всех отношениях». Разница в возрасте мучает его, и минутами он думает, что личное счастье ему недоступно...
После объяснения с Софьей Андреевной Лев Николаевич настаивал, чтобы свадьба была через неделю и свадьба была назначена на 23 сентября. В последнюю минуту хотел он бежать, но было поздно.
Перед свадьбой Софья Андреевна ознакомилась с эротическим дневником будущего мужа. В нем он добросовестно записывал свои интимные переживания.
Бедная Софья была так напугана, что в первые месяцы замужества очень болезненно воспринимала «физические проявления любви». Она и потом уставала от постоянного желания мужа, а родив 13 детей и перенеся несколько выкидышей, категорически отказалась заниматься с Толстым сексом.
Война и мир:
Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и слышал скрып ее корсета при дыхании. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
Врачи после какого-то уже бесконечного ребенка по счету запрещали ей рожать. Толстой не согласился, мол нет, брак для детей. При этом забивал на них.
Мне очень жалко его бедную жену. Он фактически запер молодую городскую девушку в своей деревне, поебывал всех вокруг, заставлял ее рожать кучу детей, при этом воспитывать их без помощи нянек, гувернанток и даже кормилиц, когда у нее были проблемы с грудью. Когда Софье потребовалась операция, без которой она умерла бы в муках, он не разрешил ее делать, а плакал у ее постели (дети, вроде, утверждали, что скорее от счастья избавления), при этом возмущался тому, что суета из всяких докторов вокруг, это, мол, мешает величию смерти. Операцию ей, кстати, все равно сделали, вопреки желанию мужа.
Он критиковал любые ее увлечения, будь то музыка или философия, она никуда не выезжала, у нее не было красивых нарядов (т.е. того, что ей причиталось по статусу, в той среде, что она воспитывалась). И да. Переписывание рукописей неразборчивого почерка с ремарками и исправлениями. А Толстой графоман ещё тот. И все это между воспитыванием детей и помощи крестьянам из деревни. Кошмар. Жалко ее.
Чем больше узнаю о Толстом и вообще "наших всех" тем больше они мне кажутся мудаками.
Что не умаляет достоинства их произведений.
На словах я Лев Толстой... Вот он, тот случай, когда не только на словах.
Его дрочить никто не научил что ли?
Так мило звучит: писать про"сладострастие" в дневнике, а сейчас это "анон, шишка дымится" на форумах. Так выходит не интернет виноват!)
Бедолага. Вместо того, чтобы спокойно ебстись, придумал какие-то душевные переживания.