Время идет, а война остается. (Навеяно событиями на Украине.)⁠⁠

Данный рассказ появился на ЯПе, год назад. Сейчас хотел бы опубликовать здесь. Не юкки ради а отрезвления для.

Навеяло военными настроениями и эйфорией от нагнетаемой обстановке на Украине.

Я обычный рядовой админ на небольшом производстве.

История эта началась с того, что я как обычно, в половине девятого утра (да, я не совсем обычный админ, я прихожу на работу в начале девятого) спустился в коморку к электрикам, чтобы совершить свой утренний моцион – попит кофе с «шахтерами». «Шахтерами» мы называем электриков, потому что их каптерка находится на самом нижнем этаже нашего производства, а точнее в цоколе, а еще точнее под землей.

Так вот, как обычно, я спустился вниз, чтобы насладиться божественным напитком, бодрящим кофе, сваренном в «турке», на газовой плитке Сергей Сергеича, нашего главного инженера. Электрическую плитку он не приемлил ни в каком проявлении и варил кофе сугубо на газовой, за что не редко огребал от инженера по ТБ.

- День бобрый, Сергей Сергеич! – с придурковатой улыбкой поприветствовал я мужчину в летах. – А где все?

- Да сейчас подтянуться. Сегодня же четверг, шлагбаум на Энгельса закрыт. Опаздывают черти. – размерено ответил Сергеич, медленно водя «туркой» над газовой горелкой своей плитки. – Кофе?

- А то! Я ж за этим и нарисовался.

Сергеич был мужчиной в летах. Сколько ему было на самом деле я не знал, но предполагал, что лет 50 не меньше.

Вообще Сергеич был мужик что надо. Брутален, немного бородат, малословен и надежен как РосЭнергоАтом! Своих ребят без дела не держал, но и за зря не гонял. Мне бы такое начальство… Авторитетный, обстоятельный, строгий где надо, понимающий. Золотой мужик одним словом!

- Здрасти, дядь Вов! – поприветствовал я нашего «призрака подвала». «Дядя Вова», как обычно сидел в самом углу каптерки, тихонечко перематывая якорь «поросенка».

В ответ мне последовал тихий кивок. Собственно, о нем, о деде Вове, и пойдет сегодня основное повествование.

Дядя Вова, а точнее Владимир Романович – наш «подвальный призрак». Лет ему было не меньше 90. Но при всем при этом деда был достаточно бодрый и прибывал с трезвом уме и здравой памяти.

Он работал в это месте с 1939 года. В 41-ом ушел на фронт, в 46-ом вернулся. И снова сюда, в каптерку. И с тех пор больше этого места не покидал. В связи с тем, что его сыночек, падла редкостная, кинул деда на квартиру (отписал, путем не хитрых манипуляций его квартиру себе) дед Вова с 1970 года живет прямо здесь, в каптерки. Благо директор нашего предприятия какой-то там родственник деду Вове. Собственно, по этой то причине деда Вова и обосновался в подвале у «Шахтеров» на ПМЖ.

Благодаря секретарши Кати, которую я научил пользоваться анонимайзером, что бы прорваться в VK, который я же и закрыл, я всё это и узнал.

Откуда это знала Катя я понятия не имел.

Следует отметить, что Владимир Романович, был специалистом с большой буквы. Частенько выручал коллег, умелым советом и парой золотых рук. Надо отдать должное, что Владимир Романович не отставал от прогресса и регулярно озадачивался новинками электрики и электроники по средствам журналов и даже… внимание… интернета! Уж кто его научил пользоваться мышью, клавой и браузером я понятия не имею, но однако фак остаётся факом.

Раз в месяц он приходил в админку ко мне и я без разговоров пускал его за один из компов в кабинете. Врожденное любопытсво не позволяло мне не проверить историю браузера. И как всегда все сводилось к сайтам с электрической тематикой. Короче дед сплошной парадокс и феномЕн.

Правда была у деда Вовы одна особенность. Вернулся с войны крайне не многословным, как поговаривали старожилы. Говорил он по большому поводу, строго по делу и без излишней формальности. За что и был за глаза прозван «Исаевым». Ну мол молчит как разведчик.

- О салют всем! – в каптерку вбежал Рома. – Сергей Сергеич, виноват, каюсь, прошу понять и простить – переезд, будь он не ладен!

Роман приложил правую руку к сердцу и неистово давай кланяться перед Сергеичем. Рома у нас был штатным балагуром. Смесь Ивана Урганта и мима из Масок-Шоу. Хороший парень.

- Верю, Роман! Прощен – Сергей Сергеич с напущенной серьезностью кивнул головой и добавил – проходи, раздевайся, здравствуй.

Мы уселись за импровизированный столик из бухты кабеля. Сергеич разлил кофе по маленьким чашкам, не забыв про деда Владимира.

- Паш, бухгалтерия з/п не считала еще? – спросил меня Роман.

- Да считала вроде, обещались к десятому числу выдать.

Тут в каптерки появился Шурик. Еще один горе-электрик. Рук у Шурика росли из жопы, не иначе, потому что все что поручал ему Сергеич, Шурик непременно запарывал.

- Сергей Сергеевич, здравствуйте – Шурик, решительным шагом прошел к столику и крепко пожал руки всем присутствующим.

- Привет Саш - отозвались хором мы трое.

- Вы не представляете, что творится на Украине! – прогремел Саня размахивая планшетом у меня перед носом. – Пока ехал в Метро прочёл, «В Одессе, бандеровцы сожгли людей заживо»! Вы представляете какие твари?! Суки, руками бы порвал на части!

Шурик был крайне возбужден. Всю тираду текста он сопровождал активной жестикуляцией и брызгающее слюной. Глаза выпучены, волосы растрепаны, харя красная - жуть короче.

- Ну вот суки же! Ну как по другому сказать?! Самих, тварей на кол посадить. Уроды, бля! Живых людей. А что они еще творили – так лучше и не знать! Беременную девушку удушили живьем. Вот смотрите – Шурик посчитал своим долгом продемонстрировать нам фото убитой беременной девушки.

- Саня, сядь, кофейка выпей, усбогойзя – попытался схохмить я. Не добро это. В такой ситуации шутить, но зная Шурика я понимал, что если его вовремя не успокоить, то он разойдется аки тайфун.

-Ублюдки! – не унимался Шурик – Как так можно. Войны хотят – получат они войну. Я слышал, что Путин Шойгу напрег проведением учений на Украинской границе. Только пусть попробуют рыпнуться - огребут по полной программушке.

Я, Сергеич, Рома и «Исаев» молча наблюдали за патриотической истерикой Шурика. Тот в свою очередь оценив, что все внимание приковано к нему разошелся не на шутку.

Следует упомянуть, что такие как Шурик, на поверку люди крайне гнилые. 25 лет, мозгов нет, говна в душе навалом, амбиции через край, тщедушное тельце и гипертрофированные длинные руки как у гиббона. За то «урапатриотизма» хоть отбавляй.

- Ничего, заварушка начнется все поймут кто чего стоит! И Американцы огребут, и хохлы, и жиды и все, кто не хочет жить мирно! Войну надо! Войну! Надо народ встряхнуть, национальную идею укрепить. Война — это естественный способ очистить землю от уродов, доходяг и перенаселения.

- А кто воевать то пойдет, Саш. Ты что ли? – невозмутимо спросил Сергей Сергеич.

- Я! Я пойду. Я этих уродов голыми руками рвать буду на части! – Саня разошелся до того, что вены на голове вспучились. Я лично боялся как минимум инсульта у него, но Шурика это совершенно не напрягало. – Войны хотят – будет им война. У меня дед в 43-ем фашистов поганой метлой из-под Сталинграда гнал, и я смогу.

- Сань, да хорош тебе. Не все так страшно, чё ты накачиваешь. Сядь, угомонись. Это информационная война. Людей жалко, не спорю, но ты башкой то соображай хоть немного. – Я попытался осадить разбушевавшегося Шурика, но все мои попытки были абсолютно тщетны.

- Херали «угомонись»? Паша, ты понимаешь, что это не нормально, вот такое поведение? – Саша вытаращил на меня свои глазки и немигающим взглядом сверлил меня ожидая ответа.

- Понимаю. Но не стоит все так воспринимать. Так недолго и с катушек съехать – Я снова попытался вернуть Сашу на землю и осадить его праведный гнев.

- Паш, да ты просто сцыкло. Боишься что война будет? Боишься что придется за свою Родину постоять? Ссышь что клавиатуру отнимут и автомат в ручки дадут?

- Так, Саша, рот закрыл! – повышая «обороты», встал из-за стола Сергеич. – Ты лучше бы своё рвение в работу направил бы. У тебя на 3-ем участке конь не валялся. Давай бухту и тестер в зубы и ринулся работать, герой херов.

- Сергей Сергеич, ну вы то взрослый человек, вы ведь понимаете, к чему все это ведет! Ведь война не за горами! – не унимался Шурик.

- А ты войны хочешь шибко что ли Сань? – проснулся Паша.

- Хочу! – с горящими глазами, наш герой кинулся к Паше. – Хочу войны! Убивать этих мразей хочу! Кишки им выпустить хочу!

И тут произошло то, от чего мы все охерели на корню.

- А что ты про вону знаешь Сашенька? – Поинтересовался дед Володя из угла. – ТЫ быть может знаешь каково это людей убивать? Или ты знаешь каково это под обстрелом лежать?

Для тебя война это что-то неизведанное, что-то новое, героическое. Я так тоже думал в 41 году.

Мы когда с Томска на фронт ехали вот точно такими же были как ты сейчас. Молодые, глупые, энтузиазма полные. Дураки, одним словом. Думали, что война — это некая романтика. А все не так оказалось.

И тут Владимир Романович, наш «Исаев», наш «призрак подвала» произнес такую речь, что мы за все время знакомства с ним, столько слов от него не слышали.

- Война сопли утирает мгновенно. Когда ты лежишь под арт обстрелом. Рядом бабахает так, что ты всеми потрохами чувствуешь взрыв. Ты уже и так в землю вжался, а тебя все равно сверху жаром накрывает от разрывов. И все ближе и ближе взрывы. Вот уже в паре десятков метров от тебя снаряды рвутся. А ты лежишь, не живой не мертвый, пошевелиться боишься. Как будто веришь, что снаряд летит, увидит что ты не шевелишься, подумает что ты мертвый и не будет в тебя бить. А он так не думает. Каждый снаряд все ближе и ближе к твоему окопу подбирается. Ты голову повернул, рядом с тобой товарищ лежит, с которым ты пуд соли съел, а потом бах… Взрыва то ты не слышишь. Ты вообще ничерта не слышишь. Ты даже не понимаешь, что произошло. Голова от боли разрывается, взглядь ни на чем сфокусировать не можешь, руки ноги не слушаются. Лежишь и ссышь под себя. Не потому что страшно, а потому что остановиться не можешь. Просто лежишь и ссышь. Руки, лицо в какой=то липкой пакости вонючей. Ты начинаешь лицо протирать, что бы разглядеть что вокруг происходит и тут же понимаешь, что ты весь в крови. Первая мысль – ноги оторвало. Начинаешь себя ощупывать – все на месте. А кровь все равно есть. А потом смотришь, а это и кровь то не твоя, да и не кровь то вовсе, а кишки с мясом вперемешку. И не твои, а друга твоего, с которым ты в одной деревне вырос, с которым ты 17 лет нога в ногу по жизни прошагал, с которым ты одну сигарету на двоих курил, которого ты любил.

И мерзко тебе становится от этого на столько что сдохнуть хочется. И ты лежишь во всем этом дерьме, грязи, крови, а вокруг снаряды рвутся. А ты лежишь, орешь, плачешь. И ты только об одном думаешь, что бы тебя по скорее убило к чертям. Потому что страшно, жить не хочется. Сдохнуть хочется. Страшно! Понимаешь? Стращно!

Владимир Романович подошел к Шурику, взял его за плечи и начал трясти, в силу своих старческих возможностей.

- А когда арт подготовка закончилась, а ты живой, ты проклиная все встаешь в полный рост и с матом бросаешься в атаку. Бежишь и ждёшь, когда же твоя пуля прилетит. Об одном Бога молишь, что бы тебя сразу убило. Потому что страшно! Жить страшно. Здесь быть страшно. Больно – тоже страшно.

Но сдохнуть так просто не получается. Ты открываешь глаза и снова живой. Лежишь и плачешь что не сдох. О семье ты не думаешь, о матери не думаешь, ни о ком не думаешь. Все это сказки. ТЫ думаешь только о себе.

Потом время проходит, а война нет.

И вот ты по отбитому поселку идешь. На площади видишь труп. Малец, лет четырех от роду. Тощий как скелет. Ребра видны, ручки как ниточки. Рядом мать, мертвая. Пуля в затылке. Фашисты её расстреляли, а пацана бросили умирать голодной смертью, а он до последнего от матери не отходил. Рядом в ручке зажатая чашка алюминиевая. Мать дождевой водой напоить пытался, надеялся, что та оживет.

С голоду сдох мальчишка. И тебе кричать хочется. Во всю силу кричать хочется. Плачешь, землю руками гребешь, об лицо размазываешь, орешь как полоумный, сдохнуть хочется от всего от этого. Война - сука, это все война сделала! А ты сделать ничего не можешь. Можешь только винтовку взять и идти убивать. Зачем – да хер его знает зачем. Наверное, что бы цел была какая-то, чтобы остановить это все, что бы во таких мальчишек больше не было. И умирать то больше не страшно. Ничего не страшно. Внутри ничего нет, только пустота.

Время идет, а война остается.

Ты в здание разбомблённое заходишь, а там твои хлопцы допрашивают языка немецкого. Тот по русски не говорит, а твои по немецки не бельмес. О что-то лапочет, плачет, просит о чем то. Жить хочет. Молодой совсем, лет 18 от роду, как ты пару лет назад. За штаны цепляется, сапоги целует, «Мутер, Мутер» все повторяет… А ты его убить должен. Потому что он враг! Подходишь и без смуты в голове пулю ему в лоб пускаешь. И внутри ничего. Представляешь?! Ничего. Ни страха, ни вины, абсолютно ничего. Только пустота и война.

Дед Владимир стеклянным, немигающим взглядом уставился в окно.

- А потом ты просто в туловище превращаешься. Тело есть, а души в нем нет, в этом теле. Убиваешь бездумно. Пытаешь без эмоций и страха. Война тебя в раба превращает, калечит тебя как Бог черепаху. Война из тебя чудовище делает. Тебя уже свои же бояться, а тебе все равно. У тебя ни цели, ни страха, ни желаний нет. Ты просто молча берешь винтовку и идешь убивать, просто для того что бы сума не сойти, а быть может ты уже сума сошел.

Ты людей своих на смерть посылаешь и когда тебе обратно 12 трупов притаскивают ты только об одном жалеешь, что они задания не выполнили, сдохли, а задание не выполнили. А все потому что ты тварь бездушная, потому что тебя война съела изнутри, потому что души у тебя больше нет.

Посмотрел как фашисты заживо дивчин да стариков в вагончике спалили, у тебя на глазах и душа у тебя умерла. Они кричат, немчуру о пощаде молят, вырваться пытаются, а ты сделать ничего не можешь. Потому что если сейчас выстрелишь – всю свою роту похоронишь.

Дед Владимир охнул и тяжело опустился на стул.

- Владимир Романович, что, сердце? – подлетел к деду Сергеич.

- Войны ты хочешь щенок?! Кураж, романтика… война — это самый страшный зверь на земле. – Владимир Романович выглядел не важно, синие круги под глазами стали черными, отдышка, на лице застыла гримаса боли и… слёзы.

- Дураки малолетние. Живите! Каждый день живите и радуйтесь. Всему радуйтесь. Утру, солнцу, автобусам, соседке сварливой, чаю радуйтесь, детям радуйтесь. Любите, цените что имеете. Не допускайте войны, до тех пор, пока есть такая возможность.

Не надо воевать. Не надо войну. Страшно это – когда война. Война она если тебя не убьет и не покалечит, то душу из тебя всю выпьет. Дураки вы, не надо войну… Мирно живите. Старайтесь мирно жить - дед Владимир заплакал и тяжело опустил голову на грудь.

Мы если честно все растерялись. Шурик стоял ни живой не мертвый, ошалело оглядывая всех нас круглыми как блюдца глазами.

Сергеич очнулся первый и быстренько выдворил нас всех из каморки. Я долго еще переваривал то что услышал тогда. Никогда не думал, что наш «Исаев» вот так знает войну.

После этого случая Владимир Романович слег в больничку, а через 4 дня умер. Сердечный приступ. Хотя врачи и сказали, что ему уже «пора», все-таки возраст не детский. Для нас троих Владимир Романович был человеком почти что родным, поэтому жаль было его до слез.

На похороны попал только Сергей Сергеевич и наш генеральный. Остальных не пустили.

Спустя неделю я при помощи одного ресурса нашел боевое прошлое нашего Владимира Романовича.

Войну начал под Москвой в 1941 году в составе 43-й стрелковой бригады. В том же году попал в окружение под Вязьмой Смоленской области. Благодаря отваге и мужеству, принял на себя командование (ком отделения убили в перестрелки) и вывел из окружения 18 человек своей роты.

Под его командованием группа красноармейцев из 5 человек сожгла 4 немецких танка под Ленинградом в 44-ом.

Был дважды награжден орденом Отечественной Войны, медалью За Отвагу, орденом Красной Звезды и орденом Красного Знамени. Был ком. взвода.

Прошагал наш Владимир Романович от Москвы до Берлина и обратно. А мы никогда и не знали, что наш «Исаев» вот такой вот человек.

С тех самых пор по ночам, мне иногда снится наш Владимир Романович. Он стоит на крыльце небольшого домика, с покосившейся крышей и зеленым заборчиком. Курит самокрутку и прищурюсь от яркого солнца, с укоризной в голосе говорит мне:

«Дураки малолетние. Живите! Каждый день живите и радуйтесь. Всему радуйтесь. Утру, солнцу, автобусам, соседке сварливой, чаю радуйтесь, детям радуйтесь. Любите, цените что имеете. Не допускайте войны, до тех пор, пока есть такая возможность»! 

Орфографию править не стал - было написано на эмоциях - пусть все остаётся как есть. К шпалам готов.