Воспоминания о войне бывших детей-узников концлагеря.⁠⁠

Выпуск данной публикации -2015 г.

справка
В Воронежской области проживает около 25 тыс. бывших несовершеннолетних узников концлагерей, из них 13 тыс. - в Воронеже.
«Пусть лучше убьют» Узница концлагеря - о войне и фашистах
Мы встретились накануне Международного дня освобождения узников фашистских концлагерей с Екатериной Третьяковой.

«Пусть лучше убьют, чем такая жизнь, – говорила мама. – Мы становились под стену барака и стояли, пока шла бомбёжка», – вспоминает Екатерина Третьякова, с которой мы встретились накануне Международного дня освобождения узников фашистских концлагерей.
«Детей бросали на снег»
В 1941 году ей было всего семь. С родителями и двумя братьями – пятнадцатилетним Романом и двухлетним Павликом – она жила в пос. Евтехово Залегощенского района Орловской области. О том, что началась война, узнали не сразу. Радио в посёлке не было.– О войне нам сообщил папа, когда пришёл домой собирать вещи – его забирали на фронт, – рассказывает Екатерина Васильевна. – Мы проводили его, поплакали, но делать нечего – надо было жить дальше. Мама всё также продолжала работать в колхозе, мы ей помогали.В посёлке остались одни женщины и дети. Но войны они не ощущали – ни взрыва бомб, ни свиста пуль. Однако тихая, спокойная жизнь продолжалась недолго.– В начала октября 1941–го в деревню пришли немцы, – продолжает Екатерина Третьякова. –Они ходили по домам, резали скот, забирали еду, ночевали несколько ночей, а потом ушли.И снова – затишье. Но война дала о себе знать. Бои шли уже в соседней деревне, и её жителей начали эвакуировать в Евтехово. Несколько человек поселились в доме Лукьяновых (девичья фамилия героини). Сначала все жили в двух комнатах, но когда снова пришли немцы, согнали всех в одну.– Оттуда никого не выпускали, даже детей, – вспоминает Екатерина Васильевна. – Как–то Павлуша выбежал к маме, так немцы схватили его, вынесли на крыльцо и отхлестали веником.Вскоре немцы заняли весь посёлок. Жителей выгнали из домов и погнали за 30 км в соседнюю деревню. Дети ехали в санях, взрослые шли рядом. Если какой–то ребёнок вдруг начинал кричать, немцы хватали его и бросали на снег. А мать, пытавшуюся спасти малыша, пристреливали.– Я сидела с Павликом в санях, и он всё время кричал, звал то маму, то брата. Им приходилось идти рядом, по пояс утопая в снегу, и его успокаивать, иначе нас бы убили, –рассказывает Екатерина Третьякова. – Так мы ехали весь день, а к вечеру были в соседней деревне.Лукьяновых и ещё четыре семьи поселили в школе. Там они и жили всю зиму. Голодали, ходили просить милостыню. А когда сошёл снег, собирали в поле мёрзлую картошку, промывали её в ручье и пекли драники. Екатерина Васильевна вспоминает, что ничего вкуснее она не пробовала.
А в июне 1942 года всех жителей снова собрали, погрузили в товарняки и повезли в Германию.
Лазили, как щенята
Лагерь Штеркраде, куда привезли узников, был обнесён шестью рядами колючей проволоки. Детей разлучили с матерями и поместили в отдельный барак. Спали ребятишки на деревянных нарах, грелись у печки–буржуйки. Кормили очень скудно. В день давали грамм 100–150 г хлеба и баланду из брюквы, изредка – капусту с червями. А картошку – и вовсе по большим праздникам.– Мама свою пайку отдавала нам и до того обессилила, что однажды упала на печку и сожгла руку до мяса. Переводчик был хорошим человеком, пожалел её и перевёл работать на кухню, – рассказывает Екатерина Васильевна.Подкармливали детей и французские военнопленные, которые находились в соседнем лагере. Им приходила помощь от Красного Креста, а свою баланду они отдавали русским.– Мы, как щенята, лазили к ним через проволоку, чтобы получить миску баланды, – продолжает героиня. – А надо, чтобы ещё и полицейский не заметил.Дети с родителями виделись только во время бомбёжки. Первое время немцы сгоняли всех в бомбоубежище. А потом Лукьяновы перестали туда ходить, становились к стене барака и стояли, пока налёт не закончится.– Пусть лучше убьют, чем такая жизнь, – говорила мама.Пришли освободителиВ апреле 1945–го немцы вывели всех из бараков, построили и погнали в лес. Многие уже прощались с жизнью. Но неожиданно фашисты остановились, переоделись в гражданское и… ушли, оставив узников в лесу одних. Те недоумевали, что же произошло. Когда осмотрелись, то увидели, что навстречу идут русские солдаты.– Мы расплакались от счастья, наконец–то, пришли наши освободители, – вспоминает Екатерина Васильевна. – Они велели нам возвращаться в лагерь, сказав, что вернутся за нами утром. А на следующий день нас повезли к границе. Ехали мы долго, останавливаясь на ночлег в немецких деревнях. Помню, один солдат сказал маме: идите в дом, возьмите что–нибудь. Она зашла внутрь, походила, вспомнила, как немцы грабили её хату, и взяла только маленькую сумочку.О победе Лукьяновы узнали в Котбусе. Рано утром 9 мая проснулись от стрельбы. Взрослые выбежали на улицу, решив, что опять началась война, а там наши солдаты палят в воздух и кричат: «Победа, победа!» 15 июля Лукьяновы вернулись домой. Там их ждали хорошие новости, что глава семьи живой и скоро приедет в отпуск...Сейчас Екатерине Третьяковой 81 год. Давно отгремела война. Выросли дети и внуки. Но бывшая узница концлагеря признаётся, что до сих пор перед её глазами стоят картины из прошлого. Прошлого, которое не забудется никогда.
Узник концлагеря Вячеслав Быков: «Иногда они мне снятся»
Вячеслав Быков рассказал корреспондентам «АиФ-Черноземье» о детях-донорах, зверстве фашистов и метках войны.

Время от времени Вячеслав Тимофеевич достаёт из шкафа толстую папку, где бережно хранятся его воспоминания. На нескольких десятках листов красивым убористым почерком скрупулёзно описаны события самого страшного отрезка его жизни. Войну, голод, концлагерь и юные лица сгинувших там товарищей по несчастью он не забудет уже никогда. Просто не сможет…
«Вы не ели навоз?»
Как сейчас Вячеслав Быков помнит тот день, когда война перешагнула порог его родного дома. Был июль 1942 года. Ему – четыре года. Со своей мамой, годовалым братишкой и бабушкой он жил в частном доме на улице Марата – напротив нынешнего Чижовского плацдарма. Сейчас на этом месте выросла бетонная многоэтажка.
Услышав от знакомых, что немцы совсем близко, семья Быковых поспешила спрятаться в подвале дома одной из соседок. Их нашли очень скоро…– Моя бабушка Ольга Проняева говорила на пяти языках и была неплохим по своей сущности дипломатом, – вспоминает Вячеслав Тимофеевич. – Поэтому она сразу заговорила с немцами и даже что–то им подарила. И нас, к счастью, никто не бил, пока мы шли пешком до села Курбатово, где был организован пересылочный лагерь.В дороге творился настоящий ужас: кто–то погиб в пути – если люди пытались бежать или сопротивляться, их закалывали штыками или расстреливали. Уже в Курбатово часть жителей отправили в лагерь за колючей проволокой, а часть попросту загнали в амбары и сожгли.В очередном пересылочном лагере шёл очередной отбор: кого–то отправили в вагонах для скота в Германию, а кто–то двинулся дальше в курское село Чернянка. Там находился концлагерь для военнопленных и мирного населения. Туда и попала семья Быкова.Вячеслав Тимофеевич вспоминает, как научился «воровать». В плену он вместе с другими ребятишками таскал у немецких лошадей из конюшен овёс. Правда, иногда приходилось есть уже тот овёс, который до этого ели кони.– Когда мой внук был маленький и не желал что–то кушать, я всегда сердился и спрашивал у него: «А ты ни разу не ел конский навоз? Такой деликатес!» – с грустной улыбкой вспоминает Вячеслав Тимофеевич. – В плену нам действительно приходилось питаться и этим. Люди собирали навоз, промывали, просеивали и… ели.
Кулачком, киндер!
Потом детей разлучили с матерями и некоторых отправили в военный госпиталь, находившийся в нескольких километрах от концлагеря. Там организовали экспериментальные бараки, где дети до 12 лет использовались в качестве доноров для немецких солдат. Ребят поздоровее делили на кожников, доноров и плазменников.У маленького Славы была первая положительная группа крови, и её переливали раненым солдатам.
Так Вячеслав выглядел в 6, 15 и 30 лет. Фото: АиФ

Как сейчас он помнит голос красивой светловолосой немки Эльзы, которая ежедневно забирала у него кровь. На маленькой детской ручонке разрезали вену и вставляли трубку, другой её конец уходил в мощную руку взрослого мужчины. В качестве доноров немцы использовали только детей до 12 лет, у которых кровь «чистая», не испорченная, как они считали, генетикой и болезнями. «Кулачком, киндер! Работай кулачком!» – командовала по–русски немка Ельза. Дети пищали, морщились от этих процедур, но знали – если дать немцам, чего они хотят, то есть шанс остаться в живых.– Больше всего мы боялись конфет и «туалета», – рассказывает Вячеслав Быков. – Если кому–то протягивали конфетку, то мы знали: это конец. Дело в том, что там был яд. А «туалетом» называлась огромная огороженная яма, которая дышала смертью – подходя к ней, дети проваливались и уже не выбирались наружу.Дети «уходили» быстро, их попросту «выпивали» и выбрасывали, как использованные медицинские перчатки. Быстрее всех умирали те, кто был донором кожи: после смертельных операций они не могли прожить и неделю. Их кожа в основном шла для немецких офицеров, которые горели в танках. Вспоминая замученных детишек, Вячеслав Тимофеевич закрывает глаза ладонями и отворачивается. «Иногда они мне снятся», – говорит он.
Город выжил
О бабушке Ольге Проняевой, личности весьма неординарной, её внук говорит с большой теплотой.– Она была замужем за русским дипломатом – моим дедом, и долгое время прожила в Чикаго, но приехала обратно, потому что на родине оставалась их дочь, – продолжает Быков. – Когда война только началась, бабушка хотела увезти нас обратно в Чикаго, но выехать куда–либо, а уж тем более в Америку, тогда было невозможно.В итоге, все беды войны Ольга Фёдоровна разделила со своим народом. Чудом осталась в живых. Чем больше немцы проигрывали на полях сражений, тем сильнее зверели, и всё тяжелее становилось заключённым в плену.В июле 1943 года войска Воронежского и Степного фронтов перешли к наступлению, и фашисты начали отступать, бросая всё – в том числе и конц­лагеря. Убегая, немцы расстреливали тех, кто остался в живых. В акте, составленном в Чернянском районе 8 июля 1943 года, есть сведения, что из заключённых этого лагеря были отобраны 13 женщин, которых намеревались угнать в Германию. Однако пятерым из них удалось спастись. Среди них были мать и бабушка Славы Быкова. Вячеслав помнит, что лёжа почти без чувств, с проткнутой немецким штыком ногой, он открыл глаза и увидел бабушку. Она первая из женщин добралась до оставленного немецкого госпиталя и отыскала своего внука.– После того, как немцы покинули Воронеж, вернувшиеся в город жители увидели, что враг не оставил здесь камня на камне, – вспоминает Быков. – Центр и вовсе было не узнать – одни руины. В нашем доме, чудом сохранившемся относительно целым, поселились люди, у которых жильё было полностью уничтожено. Мы стали жить все вместе. Немцы утверждали, что наш город и за 100 лет не восстановишь. Но Воронеж выстоял, выжил и пришёл в себя гораздо раньше.Сейчас Вячеславу Тимофеевичу 76 лет. Давно отгремела война. Ему повезло – он выжил, отучился, долгое время проработал преподавателем в Воронежском госуниверситете и даже в правительстве области – одним из помощников тогдашнего губернатора Александра Ковалёва. Давно выросли его сын и внук. Но бывший узник концлагеря признаётся, что до сих пор перед его глазами стоят лица замученных детей, многих он помнит по именам. А на его руке всё так же белеют шрамы от немецких скальпелей, и эти метки никогда не сотрёт время...

Источник: http://www.chr.aif.ru/lip/people/1485722?utm_source=aifrelat...