Воспоминания. О собаках⁠⁠

Когда мне было четыре года, отец принес в дом щенка ягдтерьера, милого такого кроху, которого мы назвали Семён.
Мой брат, такой же мелкий человеческий детеныш, мог возиться с новым членом семьи часами напролет, играя в свои мальчиково-щенячьи опасные игры.Собакен стал подрастать, и из милого щеночка постепенно превратился в жесткого харАктерного пса. Прожил Семен почти три года, и окончил свою жизнь так, как заканчивают большинство его сородичей – пропал на охоте.Я тогда была слишком мала для скорби, вообще не помню, чтобы как-то переживала по поводу собачьей пропажи, ну пропал и пропал, живем дальше.
Спустя несколько месяцев отец принес в дом Семена №2. На этот раз щенок был не гладкошерстный, и немного иного характера. Дома позволял с собой делать все, что взбредет в голову детям, я даже пеленала его вместо кукол, а Семен молча терпел со страдальческим выражением на морде. Стоило же оказаться на улице, пес превращался в дикого зверя. Трогать было нельзя, мог цапнуть (хотя на прогулке собаки, обычно, более дружелюбны). Даже отца слушался с трудом, вернее вообще не слушался, и если спускали с поводка, пес убегал по своим делам абсолютно не реагируя на окрики. Естественно, приходил спустя несколько часов, как нагуляется и проголодается.
Отец пытался с этим бороться, ловил и бил как сидорову козу не жалея, но хватало ненадолго, на пару дней. Кстати, именно тогда, на примере Семена №2 я узнала, что мой папа может быть очень жестким, и даже жестоким, чего никогда не замечала в нем в отношении детей или жены.
Семен №2 пропал на охоте в возрасте трех лет, повторив судьбу своего предшественника. Отец не стал долго ждать, и спустя два месяца принес в дом того, кто стал мне почти братом, о ком я до сих пор вспоминаю с теплотой в сердце и слезами на глазах.
Это был Гоша. Мой сладкий мальчик, я всегда называла его так, самый любимый пес на свете с самым сложным характером. Мы много гуляли, иногда, когда мамка не видела, вместе спали. Я держала его на руках шесть часов, пока мы ехали в автобусе в нашу деревню. Я отпаивала его водичкой через шприц, когда он балансировал на грани жизни и смерти изгрызенный на охоте с дыркой в боку. Он подвывал мне, когда я начинала петь, и сопровождал меня в вечерних прогулках. Приносил мне палочки и позволял за себя держаться, когда мы вместе плавали в реке. Он был полноценным членом семьи, практически братом, и даже сейчас, спустя много лет, я пишу эти строки улыбаясь.Но это все было чуть позже, вернемся ко времени, когда Гошку только принесли.
Прожил Гуня у нас два месяца, когда отцу сообщили, что на одной из ферм того места, где пропал Семен, видели похожую собачку. Этот дикарь просто решил жить на воле, и не возвращаться домой :)) А ведь мог найти дорогу домой, всего-то в 30 километрах от города дело было, но он просто забил.Отец вернул Семена, и стали у нас жить уже две собаки.
Первый год, пока не подрос Гошка, было еще более-менее сносно - Семен не реагировал на щенячьи задирания и стойко терпел издевательства малолетнего тирана. Однако, когда Гошка вырос, Семен перестал спускать ему с лап проказы, и псы начали жутко грызться. Не было, наверное, ни дня, когда бы они не разодрались, и было очевидно, что как-то нужно это все разруливать. Тогда Гошка и переехал к моей бабушке, жившей в соседнем доме, и жил там два года, пока Семен в очередной раз не пропал на охоте, на этот раз уже с концами.
Очередная пропажа Семена отца морально подкосила, и с тех пор Гошку больше не вывозили на охоту. Да, в лес на шашлыки или покататься на лыжах мы выезжали регулярно, часто ездили в деревню на выходные, но никакой опасностью для собаки такие вылазки не грозили.Гошка прожил у нас 13 лет, что немало для кобеля породы Ягдтерьер. Он был на треть седой, но все так же гонял кошек по двору и облаивал прохожих привязанный у магазина, пока я там затаривалась.
В один из январских выходных отец поехал с мужиками в деревню, естественно, взял с собой собакена. К нашей деревне по заметенным дорогам проехать было нереально, потому на машинах доезжали до соседнего села, а дальше, навьюченные поклажей, шли по сугробам до дома. То, что собаки нет с людьми заметили не сразу, а через несколько часов, уже когда разместились. Отец нашел Гошку в овраге. Вернее как нашел, он его услышал. Пес залез в нору и по какой-то причине не смог выбраться. Возможно, задушил лису и она перекрыла ему выход, возможно, было что-то еще, но как бы там ни было пес оказался замурован в норе живьем.
Весь следующий день мужики пытались достать собаку, долбили промерзший грунт, пытались заходить с нескольких сторон. Гошка скулил, лаял внутри, помогал не потерять себя, показывал хозяину, что он жив, что слышит, что ждет спасения.К ночи, поняв, что пса достать не получится, отца утаскивали от норы силой, под жалобный вой маленького и очень сильно любимого члена нашей семьи, который был оставлен на смерть от холода, удушья, голода и жажды, совсем один, зная, что хозяин рядом, но почему-то не спасает его.Отец не слезал с печки четверо суток, а когда вернулся домой в город, мать передала нам с братом историю шепотом, запретив расспрашивать отца.
Каждый из нас переживал это горе по-одиночки, наедине с собой. Я не могла успокоиться две недели, постоянно плакала. Помню, была как раз зачетная неделя в универе, и я залила слезами все свои тетрадки, и даже в аудиториях не могла остановиться.Тогда отец пообещал нам всем, что с собаками покончено навсегда, мы завели себе кошку, но это уже совсем другая история.