Смерть как праздник⁠⁠

Смерть, неважно чья, это – трагедия.

Но, иногда - праздник.

Большой-большой и очень вкусный праздник.

И имя ему – свежина. (Хотя, это даже не смерть хрюшки, я спланированное убийство с особой жестокостью.)

Предумышленное убийство хрюшки начинается с выбора даты, трогательных прощаний и приглашений.

Дату выбирают тщательно, исходя из лунной фазы, примет, несъеденной мелкой картошки и переростков-кабачков.

Хозяин кабанчика, Анатолий Николаевич, накануне завтрашнего забоя уже с полудня не находит себе места. И - развивает бурную деятельность: точит ножи и топор, застилает веранду газетами, сносит из дома в сарай вёдра и тазы. Переделав все дела – мечется.

Ужином Анатолий Николаевич кабана уже не кормит, но приходит прощаться и приносит сахарный сироп (по поверью улучшается качество сала и внутренних органов кабанчика).

Зайдя в сарай с ведёрком сиропа он испытывает крайнюю неловкость и вину; вылив в корыто сироп долго и задумчиво смотрит на пьющего его поросёнка. И, наконец, говорит:

- Ну, ты это… Хрюндель, не обижайся!

Вечером, вырастивший ста пятидесятикилограммового хрюнделя из месячного поросёнка, Анатолий Николаевич впадает в предсвежинную депрессию: без аппетита поужинав он молча читает газеты. Причём старательно обходит статьи о животных и еде. Его в этот вечер особенно интересует политика и международное положение стран, в которые он никогда не поедет. Например, отделение Каталонии, революция в Армении. И всё в мельчайших деталях.

Никто его от чтения не отвлекает – не связывается.

У супруги Анатолия Николаевича наступает пригласительный марафон.

На свежину зовут всех.

И очень радуются не званным.

Супруга сидит у телефона и обзванивает-напоминает родственников (всех степеней родства), коллег (бывших и совсем бывших), друзей и друзей друзей, знакомых и друзей знакомых.

Соседи приглашаются отдельно – с недостающими к празднику столами и табуретками в придачу.

Утро убийства начинается рано.

Это единственный день в году, когда хозяева будят петуха.

В начале пятого по двору уже мечется Анатолий Николаевич в национальной одежде белорусского партизана: фуфайка, кепка и кирзовые сапоги.

И - нервно ждёт бойца.

(Боец – самый важный атрибут свежины, важнее поросёнка. Ремесло это семейное и малораспространённое. Кроме этого, он, правда, больше ничего не умеет делать.)

Боец непременно запаздывает (чтобы подчеркнуть значимость и вообще – набить себе цену), но – приходит. С верёвкой, длинным шилом и особенным ножом. Тоже - переодетый в партизана.

Молча пожав друг другу руки они идут в сарай, к будущему покойному.

Там происходит десятиминутная возня сопровождающаяся визгом и хрипом (кабана) и отборным матом (обоих).

После, из сарая выскакивают боец и Анатолий Николаевич, он быстро, трясущимися руками, срывают пробку у спрятанной бутылки.

Отпив из горла половинку они уже ведут тематический разговор:

- Как ты его! – говорит успокоившийся Анатолий Николаевич и нюхает корку из кармана фуфайки.

- Да что я, вот ты, Николаич, молодец – за ногу его раз, и всё! – говорит боец, закуривая.

- Да… - Анатолий Николаевич чувствует себя героем и говорит бойцу – Вытащить бы его, здоровяку!

- Щас, докурю и рванём – отвечает боец, чувствующий себя ещё большим героем.

Вытащив огромного кабана из сарая во двор они с чистой совестью приканчивают бутылку, хваля друг друга за подвиг.

После боец уходит домой – рассказывать жене какой он молодец и завтракать с самогоном. Когда он, наконец, уснёт, гонец от Николаевича принесёт килограмма три-четыре мяса, завёрнутого в районную газету и бутылку – и будет благодарить. И клясться недовольной жене, что её муж совсем не алкоголик, а кормилец.

На смену бойцу приходят зятья: смолить, скрести и мыть покойного.

Супруга Николаевича (и прочие бабы в доме) всласть посплетничав, сдвигают столы и чистят вёдрами картошку.

К двенадцати часам кабан превращён в запасные части: лего из внутренностей лежит в тазах и вёдрах, голова заботливо накрыта газетой. Мясо с салом рубится на «дельни» - гостинец каждому пришедшему с собой. Качество и вес «дельни» зависит от степени родства или дружбы с гостем.

Когда на Г-образный или П-образный сборный стол выставлены все виды мяса, сала и кровяных блинов, закатки и квашения – начинают собираться гости. С глазами жителя блокадного Ленинграда и бутылкой водки на пару (с пустыми руками как-то не ловко). Самые совестливые приносят ещё кетчуп-горчицу или зефир-печенье. На худой конец – газировку.

Пока хозяйка посыпает отварную картошку укропчиком и режет хлеб, гости, сглатывая слюну, изо всех сил стараются вести светскую беседу. Например, о погоде или урожае картошки. Но, вид и запах жаренного/тушёного мяса, хрустящая корочка на шкварках, печенка в сметане и кровяные блины – парализуют речевой аппарат.

Перевоплотившийся из партизана в обычного пенсионера Анатолий Николаевич, наконец, приглашает за стол:

- Садимся, гости, садимся! У меня с утра маковой росины во рту не было! - про выпитую водку он благоразумно забыл - Валя, Сергей – вам особое приглашение надо?

Гости, сталкиваясь и наступая на хвост кошке, рассаживаются по схеме «кто успел – тот и съел».

Без приглашения к действию гости-мужчины хватают запотевшие бутылки с водкой и наливают первую. Всем.

Сегодня пьют все.

Худеющие, беременные, кодированные, больные.

И очень-очень хорошо закусывают: избегая хлеба любой свежести и прекрасного гарнира.

Самый подготовленный из гостей (не ужинал и не обедал накануне) после нескольких кусков вкуснейшей свежины, со слезами на глазах (от ядрёной горчицы) вскоре кричит:

- Товарищи! Предлагаю выпить вторую, с тостом: за виновника торжества! Наливайте же!

(Виновник торжества совсем не покойный кабан, а Николаевич, его вырастивший).

- Да, да – вторят жующие гости – за Николаевича! Молодец, дай Бог не последний раз собираемся, - и разливают.

Чествование растроганного Анатолия Николаевича повторяется ещё несколько раз – пока сытые и пьяные гости не забудут кто и зачем их сюда позвал.

После этого гости перестают пить водку синхронно, а разбиваются на группы по интересам. И ведут беседы:

- И тут Наташа Королёва и говорит Тарзану… (светская группа);

- А Лукашенко сказал: я лично приеду и разберусь….. (политическая группа);

- Но, если крем взбивать медленно и капнуть коньяка….(кулинары);

- Так вот, Веркина Наташа видела – к Марице-вдовице ходил Семён, ночами. От него она и родила третьего…. (бытовая группа).

Тайна отцовства третьего ребёнка Марицы-вдовицы интересна всем присутствующим, и дама, только что рассказывавшая диалог Королёвой и Тарзана с позиции живого свидетеля включается:

- Какой Семён? Наш, с третьего этажа? Что ты несёшь, Валя, он алкаш и жене не надо! А Марица – молодая…

- А я с ним пил – он за сына проставлялся, - тоже включается местный политик и поклонник Лукашенко, - раз проставлялся: значит от него.

- А тебе лишь бы выпить!

(Беседа принимает интересный оборот и почти всегда кого-то вызывают: милицию, скорую, пожарных. На худой конец - газовиков. Если свежина проходит без вызова экстренных служб – испытывается разочарование, коллективное. Не будет чего вспомнить и рассказать на работе/соседям.)

Хозяин и хозяйка застолья весь праздник купаются во внимании гостей.

Хозяйка водит курящих во двор – смотреть посадки и клумбы, собачку, до которой раньше самой не было дела и даже показывает вязание.

Хозяин, восхвалённый донельзя и омрачённый быстро допиваемой водкой, вносит из погреба домашние настойки и наливки. Гости восхищённо дегустируют «рябиновку», «смородиновку» и самогонку из забродившего варенья – до дна.

К девяти-десяти вечера наступает расставание.

Каждому уходящему вручается «дельня» (именная, и подписанная на обёрнутой газете ещё по-трезвому) и силой наливается «посошковая».

Прощаются гости с хозяевами в пороге трогательно.

Как навсегда.

А завтрашним утром, выспавшийся и опохмелившийся Анатолий Николаевич, начинает мечтать о новом, маленьком поросёнке.