Служу Советскому Союзу! (Part II, Final)⁠⁠

Служу Советскому Союзу! (Part I) - https://pikabu.ru/story/sluzhu_sovetskomu_soyuzu_part_i_6530...

Спуск казался бесконечным, нарушаемая лишь дыханием и стуком подошв о бетон тишина давила на сознание, мешаясь с густой тягучей темнотой. Освенциму казалось, будто он погружается в батискафе на дно океанской впадины - в лучах фонарей кружилась какая-то пыльная взвесь, словно планктон. Приходилось предпринимать усилия, чтобы вдыхать застоявшийся затхлый воздух, и это лишь увеличивало иллюзию подводного погружения. Он ожидал, что в любой момент пучок света выхватит из мрака что-то скользкое, невообразимое, со щупальцами и злыми горизонтальными зрачками.

- Здесь точно не три этажа! - одышливо пожаловался Пуфик, пуча глаза от изнеможения.

Наконец, лестница кончилась, и подростки уперлись в тяжелую железную дверь. Металл матово поблескивал в желтоватых лучах, кричали красными рамками многочисленные предупреждения, нанесенные масляной краской прямо на металл. Многочисленные заклепки на двери придавали той вид неких врат, хранящих путь в непознанное, неведомое.

"Так могли бы выглядеть современные врата ада" - почему-то подумалось Владу.

Чечен с силой вцепился в хромированную, как у холодильника ручку и потянул на себя, но дверь не поддалась. Подергав еще немного, он даже уперся ногой в бетонную стену, но все было безрезультатно.

- Заперто, - с досадой заключил он.

- Вижу, не слепой! - огрызнулся Пуфик, все еще пытаясь отдышаться, - Освенцим, есть идеи?

Влад же тем временем осматривал пыльные предупреждающие знаки на двери. Один из них по виду напоминал трехлопастный пропеллер.

- Ребят, - с опаской позвал он, - Похоже, здесь радиация. Может, не стоит?

- Да тут все выветрилось давно! - махнул рукой Пуфик.

- Ты дурак что ли? - с искренним удивлением воскликнул Освенцим - Период полураспада может длиться две тысячи лет, а эта часть здесь с шестидесятых!

- Это сколько ж лет прошло? - глупо заморгал Пуфик, пытаясь подсчитать.

- Неважно! - перебил их Чечен, - Водки потом выпьем, и нормально, деактивируемся. У меня дядька на ликвидации Чернобыля был. Ходит, здоровый, как бык. С дверью что?

Влад напряг память. Был ли он здесь с отцом? Вряд ли. Да и откровенно говоря, ничего вспоминать не хотелось - вместо этого он желал вернуться домой, к до боли знакомым стенам и уткнуться носом в страницы так любимого им "Пикника на обочине". Вдруг непрошеным гостем в мозг прорвалось еще одно воспоминание. Даже не воспоминание, а так, обрывок фразы, который он тут же произнес вслух.

- Магнитные двери!

- Чего? - не понял Чечен.

- Дверь на магните. Нужно отключить ток, и можно будет ее открыть.

- Какой ток? - продолжал допрашивать носатый Чечен.

- Тетеревиный, блин! Где-то здесь должен быть щиток. Если отключить электричество - дверь откроется.

- И где он? - Пуфик нетерпеливо завертел головой, но увидел лишь толстые кабели, идущие к двери и крупными черными пиявками впивающиеся в бетон.

- На той стороне, - одновременно обреченно и с облегчением протянул Освенцим. Его бы обрадовало столь бесславное завершение этой вылазки, но Чечен был непреклонен.

- Ну, и чего стоишь? Режь давай!

- А ну как долбанет? - опасливо взвесил Влад болторез на руке.

- Он же прорезиненный! - ехидно напомнил Пуфик.

Вдохнув поглубже, Освенцим занес лезвия болтореза над первым из кабелей. Спустил на всякий случай рукава ветровки на кисти рук и зажмурился. Медленно, по миллиметру, он принялся смыкать "ножницы". Почувствовал легкое сопротивление резины и остановился - духу не хватало.

- Ребят, вы же меня из цепи вытащите, если что?

- Заземлим, не ссы! - успокоил Пуфик.

Резко, будто сдирая пластырь, Освенцим свел вместе рога болтореза. Осторожно он открыл сначала один глаз, потом второй. Ничего не случилось. Кабель повис разрубленной надвое змеей.

- Теперь остальные! - скомандовал Чечен.

Когда с проводами было покончено, чернявый, хрипя от натуги, снова попробовал отворить дверь. Теперь та поддалась. Тяжелая, в добрые четверть метра толщиной, она медленно отползала в сторону, поднимая клубы пыли, щедро укрывавшей бетонный пол открывшегося им коридора.

- Ну? Вперед? - как-то вопросительно предложил Пуфик. Чувствовалось, что и ему, обычно невозмутимому, стало не по себе от распахнувшегося черного зева неизвестности.

Чечен же, не говоря ни слова, шагнул во мрак первым. Лучи фонаря выхватили из темноты стол вахтера и бесконечный, теряющийся во тьме, тоннель. Следом за ним шагнули и Пуфик с Владом.

Посветив фонариком на широкую деревянную столешницу, Пуфик удивленно присвистнул - последняя запись в распахнутом гроссбухе датировалась аж восемьдесят седьмым годом.

- Шесть лет прошло! Небось, все уже растащили!

- Проверим! - уверенно отозвался Чечен, двигаясь вглубь по длинному, прямому как палка, тоннелю.

Освенцим шагал следом за ним, будто на казнь. В воздухе висело почти физическое ощущение заброшенности. Почему-то не возникало ни малейших сомнений, что люди здесь очень давно не бывали. Тем не менее, прислушавшись, Влад выловил какой-то тонкий, еле заметный гул или писк, словно находился ровно под линией электропередач.

"Может, это и есть радиация?" - предположил он и попытался сдерживать дыхание, стараясь вдохнуть как можно меньше зараженного воздуха, но вскоре бросил эту затею. Вдруг в луче фонаря ярко блеснули какие-то окна, тянущиеся вдоль стены на добрые двадцать метров.

- Нихера себе, у них тут комната отдыха! Собственный кинотеатр отгрохали! - завистливо протянул Пуфик, направляя луч фонарика через стекло на огромный зал с креслами и белым экраном во всю стену.

- Так на народные деньги же! - сплюнул Чечен, - Пока наши родаки на заводах вкалывали, эти тут кино смотрели. Слышь, Освенцим, а тебе батя про кинотеатр рассказывал?

Влад внимательно вгляделся в огромный пустой зал, рассчитанный, наверное, сотни на три человек и ему невольно стало не по себе. Кресла казались какими-то неправильными - с их боков свисали ремни и трубки, а над каждым подголовником было расположено металлическое кольцо, опутанное проводами. Почему-то вспомнился фильм "Заводной Апельсин", который он как-то раз посмотрел в подпольном видеосалоне. Неприятное ощущение усилилось, перед мысленным взором встала та сцена, где главного героя, связанного по рукам и ногам заставляют смотреть на экран, где демонстрировались ужасные вещи, а его глаза насильно распахнуты металлическими фиксаторами. Что же такое показывали в этом видеозале, что зрителей приходилось против воли удерживать в креслах? В голове всплыло встреченное в распечатках упоминание какого-то "электросудорожного нейропрограммирования".

- Ребят, может все же уйдем? - голос у Влада дрожал, панику усиливал еще и странный металлический привкус во рту - будто лижешь батарейку, - Мне как-то не по себе.

- Ссыкло! - бросил Чечен, отправляясь дальше по коридору.

- Слушай, ты можешь, конечно, пойти домой, к мамочке под юбку, - принялся цинично рассуждать Пуфик, - а мы здесь, чтобы взять то, что наше по праву. А на что ты валить собрался? Бутылки сдавать? Так ты их будешь сдавать, пока из всего нашего Хрущевска только ты с матерью не останешься. Я вон, к дядьке в Югославию свинчу - он меня уже звал, мне только деньги нужны, капитал начальный. Чех, вон… Ты чего будешь делать?

- Видеосалон открою в Москве. Куплю магнитофонов, кассет, порнухи - бабки рекой потекут.

- Вот, видишь! А ты здесь останешься, локти кусать!

- Скорее, хер сосать! - откликнулся Чечен.

- Ну, или хер, - согласился круглый, - Нам-то в общем-то фиолетово, на двоих больше достанется. Только болторез оставь, он еще пригодится. Давай его сюда, ну?

Влад застыл в нерешительности, взвешивая и размышляя. Перед мысленным взором пронеслись картины того, как его мать плачет на кухне с пузырьком валерьянки, как он сам шарится по урнам, собирая бутылки, как учителя презрительно называют его "малоимущим", выдавая талоны на бесплатное питание в столовой. Наконец, Освенцим прижал болторез к груди и двинулся за Чеченом.

- Наш человек! - удовлетворенно хлопнул его по плечу товарищ.

Гул усиливался. По мере продвижения по коридору он становился все более интенсивным и объемным, словно само подземелье протестовало против незваных гостей, жужжа разворошенным ульем. Невпопад вспомнилось школьное стихотворение "Идёт-гудёт зеленый шум..." Только этот шум был красным.

По пути им встречались кабинеты, набитые столами и шкафчиками, целые огромные жилые помещения, с кроватями в три яруса, почему-то забранные решетками.

- Да здесь, похоже, целый бункер, - восхищенно комментировал Пуфик увиденное, водя фонариком из стороны в сторону, - Смотри-ка, кухни, столовые, душевые… Тысячи две человек спокойно жить могут! Готовились-готовились к войне с Америкой, и что? Не бомбами они нас победили, а самим образом жизни. Не нашим, ущербным и рабским, а человеческим - можешь много заработать, так и иметь будешь много. А если ты лох, то и живи, как лох, все честно! Ух ты! Генераторные! Айда?

- Сначала контур! - упрямо шагая вперед, отрезал Чечен, и Пуфик, сокрушенно вздохнув, поплелся за ним следом.

Влад же о добыче думать не мог - все его мысли затмевал вездесущий гул, который теперь начал делиться на отдельные тона и элементы. На секунду Освенциму даже показалось, что он различает отдельные голоса и стоны.

- Ребят, вы ничего не слышите? - робко спросил он, больше всего боясь, что эти звуки воспринимает он один, что его разум раскалывается, разлагается прямо сейчас, погружая Влада в пучину безумия.

- Ну гудит и гудит! - отозвался Пуфик, - Тебе-то что?

- Трансформаторы это! - спокойно рассудил Чечен.

Наконец, коридор закончился, стены разошлись в стороны, и луч фонарика сразу затерялся где-то на далеких стенах циклопического помещения. Гул усилился до предела, превратившись в какое-то сводящее с ума многоголосье, похожее на монотонное хоровое пение, будто кто-то вырезал и зациклил кусочек знаменитой "Вставай, страна огромная!"

- Так, что тут у нас? - Пуфик деловито подошел к огромной панели, усеянной бесконечными кнопками и рычагами, после чего прочел вслух надпись, выгравированную на металлической табличке, - "Главный пульт управления ПБЕ". Слышь, Освенцим, а ПБЕ это что?

- Протоплазменные боевые единицы, - расшифровал Влад надпись, - Какие-нибудь ракеты или что-то в этом роде.

- Или роботы, - предположил Пуфик

- ПБЕ, - задумчиво повторил Чечен, - Это ж значит, контур где-то здесь?

- Похоже. Только... может не надо его срезать? - нерешительно предположил Влад, - Что если они взорвутся, или газ какой-нибудь ядовитый выпустят? Или вирус?

- Ну мы же не будем их активировать!! - успокоил его Пуфик, - Смотри - отключено все давно! Тут наверняка все либо обезврежено, либо сгнило само давным-давно!

Влад хотел возразить, что шесть лет - не такой уж большой срок, но запнулся, увидев на углу панели папку, на обложке которой вместе с какими-то латинскими цифрами и буквами соседствовала так ненавидимая им фамилия - "Октябрьский". Неизвестно зачем, он воровато оглянулся, и засунул папку себе под кофту.

- Здесь лестница, - деловито отрапортовал Чечен, направляя фонарик в огромную черную яму, занимавшую всю середину помещения, - Наверняка, контур где-то внизу. Идем?

Пуфик с сожалением поглядел на панель и зашагал вниз по ступенькам, следом за Чеченом. Владу, не желающему оставаться без фонаря в темноте одному, ничего не осталось, кроме как последовать за пацанами.

- Освенцим, а чем занимался твой батя? - вдруг с любопытством спросил Пуфик.

- Он не рассказывал. Совершенная секретность, - отозвался Влад, - Знаю только, что он принимал на вокзале какие-то теплушки из тайги.

- А я видел грузовики, - вдруг поделился Чечен, - Крытые кунги, штук по десять, выезжали отсюда и куда-то за город.

- Наверное, землю вывозили, - безразлично предположил Пуфик, весело прыгая по железным ступеням.

Наконец, очередной спуск был преодолен, и троица оказалась на бетонном пятачке размером с футбольное поле.

- Вот он! - радостно воскликнул Пуфик, указывая на блестящие серебристые нити, опутывающие огромную черную пирамиду.

Камень казался бесконечно древним - глянцевый смолянистый материал без единой прожилки был покрыт многочисленными выщербленками и царапинами, а на боку неуместным вычурным украшением красовалась аляповатая блямба - герб СССР. Казалось, из бетона торчит лишь самая верхушка пирамиды, в то время как ее бесконечная громада уходит вниз под землю, расширяясь до размеров экватора. Наконец, Владу удалось установить точный источник гула - его издавал этот черный, будто вырезанный из куска темноты треугольник.

- На ракету это не похоже, - заключил Пуфик, обходя неведомый объект по кругу. К вершине пирамиды по полу тянулись толстые, с питона размером кабели, сходясь у герба. Отследив их путь, даже невозмутимый толстяк охнул, - Да что они здесь вытворяли?

Влад без энтузиазма посмотрел туда, куда указывал луч фонарика - кабели впивались в расположенные рядами стеклянные капсулы высотой в человеческий рост. Пустые, они жадно раззявили свои ощерившиеся иглами и трубками внутренности, словно какие-то футуристические "железные девы".

- Пацаны, мне это вообще не нравится! - вспылил Освенцим, раздраженный непрекращающимся гулом, резонирующим в черепной коробке, - Мы не знаем, что делает этот контур! Он же защитный, а от чего он защищает мы вообще не в курсе! Это не похоже ни на роботов, ни на ракеты! Пуфик, давай срежем медь и вернемся, я прошу тебя!

Толстяк замер в нерешительности, переводя взгляд то на Освенцима, то на Чечена. Тот, злобно сверкнув глазами, резко подошел к Владу и вырвал у него из руки болторез.

- Сопляки! - презрительно бросил он и направился к пирамиде. Освенцим, напряженно следя за его движениями, вдруг на долю секунды заметил, как на черном, будто поверхность мутного озера камне проступил бледный отпечаток человеческой ладони. Появился и тут же пропал, точно рисунок на запотевшем стекле.

- Чечен! Не надо, я прошу тебя! - скорее провыл, чем прокричал Влад, но чернявый его не слушал и уже занес болторез над одним из мотков драгоценной проволоки.

- Учись, пока батя жив! - насмешливо бросил подросток и перекусил провод.

Влад и Пуфик застыли в ужасе, ожидая чего угодно - что в дерзкого нарушителя ударит молния, что заорет сигнализация, что все здесь взлетит на воздух. В абсолютной тишине, затаив дыхание, Освенцим болезненно всматривался в ухмыляющееся лицо приятеля, но ничего не происходило.

- Вот и все, а ты боялась! - с облегчением прокомментировал Чечен, наматывая кабель из иридия и серебра себе на локоть. В этот момент мозг Влада все же зафиксировал некое изменение - гул исчез.

Смотав проволоку в несколько довольно увесистых колец, он с довольным выражением лица направился обратно к ребятам.

- Таскай, ссыкло! - сбросил Чечен свою ношу на плечо Освенцима, - Хоть какая-то от тебя поль...

Чернявый пацан осекся. Его взгляд направился куда-то выше, поверх голов товарищей, губы беззвучно шевелились, точно он вспоминал забытое слово или читал молитву. Все его тело задрожало, словно беднягу било током, а по подбородку потекла ниточка слюны.

- Чех, ты чего? - с опаской спросил его Пуфик, все еще надеясь, что приятель придуривается, - Хорош, не смешно. Пошли уже отсюда.

Глотка Чечена издала страшный, нечеловеческий рев, похожий на предсмертный крик животного на бойне, а руки взметнулись к лицу. Грязные пальцы с обгрызенными до основания ногтями впились в глазные яблоки и принялись ожесточенно выковыривать их из глазниц. С негромким "чпок" кровь брызнула во все стороны, и пальцы Чечена ушли внутрь на всю глубину. Все это время несчастный выл на одной ноте, трясясь, будто в припадке.

- Валим! - выдохнул Пуфик, выводя Влада из оцепенения. Толстяк рванул первым, и тощему пришлось последовать за ним - у того был единственный фонарик. Вой Чечена за их спинами прервался, вместо этого раздался какой-то хруст - будто десятки челюстей жуют гравий.

Подъем по крутой металлической лестнице давался нелегко. Тяжелая проволока на плече мешалась, тянула к земле, но, попытавшись ее сбросить, Влад запутался еще больше - теперь она обмоталась вокруг шеи и душила на бегу, но Освенцим даже не помышлял о том, чтобы остановиться. Тьма за спиной, казалось, наступала прямо на пятки, пожирая пространство перед собой, словно вне маленького пятачка света от фонаря Пуфика было лишь всепоглощающее ничто.

Толстяк быстро выдохся, и теперь Освенцим вырвался вперед. Из-за того, что впереди больше не было никакого света, Владу на какое-то мгновение показалось, что он потерял направление и бежит обратно, но тяжелое дыхание Пуфика за спиной помогало сориентироваться.

- Освенц... - раздалось вдруг сдавленное шипение из-за спины, вынуждая мальчика обернуться. Пуфик стоял на месте, выпучив глаза и как-то неестественно растопырив конечности, похожий на знаменитый рисунок Да Винчи, - Не… бросай меня!

С влажным хрустом одна из коротких ног толстяка выгнулась под немыслимым углом и принялась закручиваться. Пуфик при этом не упал, продолжая как будто бы висеть в воздухе, словно кто-то невидимый поддерживал его в таком положении. Оцепеневший от ужаса, Влад смотрел, как одна за другой конечности Пуфика принимаются выкручиваться сами по себе, собирая кожу в бугристые складки, точно на выжимаемом белье. Кровь крупными каплями собиралась на этих складках и с громкими шлепками лилась на бетонный пол. Вот к чудовищному танцу плоти присоединилась рука, сжимающая фонарик, и окружающий мир превратился для Освенцима в безумную дискотеку без верха и низа. Он слышал, как бедняга сдавленно сипит, будто пытаясь выдавить из себя крик, но неведомая сила предпочитала забирать чужие жизни в тишине.

- Не броса... - в очередной вспышке Влад успел увидеть, как круглощекая голова нехотя ползет куда-то за плечо, точно Пуфик пожелал заглянуть себе за спину.

Фонарик с грохотом упал на бетонный пол, и мир погрузился во тьму. Абсолютно дезориентированный, Влад застыл, будто прикипев подошвами к бетону, боясь сдвинуться с места. Перед глазами его все еще стояло изображение того, как его лучший друг за секунды превращается из жизнерадостного толстячка в выжатую насухо окровавленную тряпку. Освенцим не знал, как долго он пробыл в таком положении, не смея пошевелиться и раз за разом прокручивая в голове кошмарную картину, когда вдруг услышал над самым ухом тихий, похожий на шелестение ветерка голос:

- Владленушка… Вла-а-адик, сынок...

В этот момент его разум сдал позиции и отпустил вожжи, предоставив управление самым первобытным инстинктам. И они сказали: "Беги!"

Развернувшись на носках - он ведь точно помнил, что обернулся - Освенцим рванул вперед изо всех сил, на которые только был способен. Все, что он слышал были лишь шлепки кроссовок по бетону и собственное надрывное дыхание.

Вдруг что-то ударило его под ногу. Не удержав равновесия, Влад полетел вперед и пребольно врезался во что-то носом. Раздался влажный хруст, в рот хлынула кровь, но радости пацана не было предела - он грохнулся на ступеньки.

Вскочив на ноги, он бежал по бесконечным лестничным пролетам, которые, казалось, никогда не кончатся, а то и вовсе закольцованы - в виде издевки над незадачливыми ворами. Если первые несколько "этажей" он преодолел, словно легкоатлет, то дальше сердце принялось пропускать удары, ноги казались чугунными, а бесчисленные ступеньки тянулись нескончаемой вереницей, и когда Владу уже казалось, что он заперт в этом царстве теней навечно, он споткнулся о деревянный порог и очутился в таком родном и до боли знакомом коридоре главного корпуса. Выскочив за дверь, Освенцим с наслаждением вдохнул разбитым носом свежий ночной воздух. Далеко над деревьями оранжевой полоской занималась заря. "Скоро рассвет!" - панически подумал он, вдруг осознав, что не только сбежал от неведомого ужаса, что прятался под военной частью, но еще и украл кабеля на добрые… Черт, сколько же это денег?

Уже ничуть не таясь, слишком усталый для всех этих пряток, Влад перебежал поросший травой плац и возблагодарил небо, увидев, что бушлат так и болтается, повиснув на колючке. Не без труда - кабель будто тяжелел с каждой минутой - он перемахнул через забор, ободрав-таки спину и сломя голову устремился домой.

В квартире было пусто - мать затемно ушла на смену, решив, видимо, не будить сына. "Знала бы ты, мама, где я побывал!" - подумал Освенцим, и отправившись в свою комнату, сбросил, наконец, кабель на пол. Тот разбросался кругами по паркету, словно безумная каляка-маляка, какие Влад рисовал в детстве. Адреналин отступил, горячка погони улеглась, и подросток без сил свалился на пол следом.

Но лежать что-то мешало. Сев на корточки, он ощупал себя и обнаружил каким-то чудом не выпавшую во время побега папку у себя под кофтой. Совершенно машинально открыв ее на случайной странице, он принялся изучать такие знакомые и милые сердцу каракули - почерк его отца.

Буквы прыгали и расплывалось, в глазах темнело, Влад никак не мог взять в толк, зачем нужна "идеологическая перековка политзаключенных перед процедурой разделения", не мог понять, какие такие "отходы" отправляются на дно "карьера №4", и что такое "оружие идеологически-направленного действия". "Защитный контур", "Протоплазменные Боевые Единицы", "...резервуар" и "окончательное решение капиталистического вопроса" отказывались складываться в единую картинку.

Влад все понял лишь когда подошел к окну и взглянул на виднеющуюся сквозь ели военную часть. В бледных лучах октябрьского солнца двигались бесчисленные призрачные фигуры, обряженные в тюремные робы. Их лица, искаженные непрекращающимися пытками и "электросудорожным нейропрограммированием" не выражали никаких эмоций. Словно полупрозрачные негативы, они плыли, перекатывались и парили над поверхностью земли, слипаясь и перетекая друг в друга. Позабывшие свой прижизненный облик, они изменяли свою анатомию прямо на глазах, вытягивая ненатурально длинные руки и шею вперед - туда, где начиналась территория жилых кварталов. Не обходя гаражи и деревья, они просто шли насквозь, бесконечной и безжалостной волной, словно тень от крыльев самой смерти накрывала землю. Оказавшийся на их пути собачник, выгуливавший сонного мопса рядом с гаражами, прямо на глазах несчастного питомца превратился в бесформенную груду плоти и костей. Рука, торчащая из окровавленных останков продолжала держать поводок, а песик отчаянно лаял на безразлично проходящих мимо призраков.

И тогда Влад все осознал. Понял отчетливо и ясно, укладываясь в позу эмбриона посреди колец из драгоценного сплава и зажмуривая глаза. Страшное эхо так и не наступившей войны вырвалось из своей тюрьмы и теперь надвигалось на мир - карать всех, чья идеологическая принадлежность будет сочтена неправильной. Немые рты, распахнутые в беззвучном крике, испещренные язвами от игл, жадно загребающие руки, грязные робы с огромными нашивками на груди - "Служу Советскому Союзу!"

Автор - German Shenderov

Artwork by “You Are Empty” CG (c)

#ВселеннаяКошмаров@vselennaya_koshmarov