Последняя роль Шурика⁠⁠

Он вошел в душный зал аэропорта, пряча глаза за огромными стеклами дымчатых очков. Под руку его держала улыбающаяся симпатичная дама, которая с удовольствием ловила на себе восхищенные взгляды окружающих. Люди перешептывались, тыкали пальцами и останавливались как вкопанные, не веря, что мимо них только что прошли те, кого они обожали с самого детства. И все бы ничего, если бы неожиданно одна из женщин не заверещала на весь зал: «Боже мой, да это же Шурик!» Он остановился, высвободил руку, повернулся к вспотевшей от восторга женщине и, глядя ей прямо в газа, тихо сказал: «Я не Шурик! Я Александр Сергеевич Демьяненко». Произнес он это так тихо, что услышали все, и толпа сразу отступила в сторону. Только сейчас, стоя с дурацким букетом цветов посреди аэропорта, я понял, что, может быть, зря написал сценарий рекламного ролика, в котором самих себя должны были сыграть постаревшие Шурик и Лидочка.

Производитель сосисок захотел, чтобы в его рекламе было такое, чего ни у кого раньше не было. Больше месяца я ломал голову, написал десятки вариантов — им все не нравится. Была даже мысль послать их, но желание заработать победило чувство собственного достоинства. Меня водили по цехам, показывали, как забивают несчастных коров, как их тела перемалывают в фарш и как потом этим фаршем набивают сосиски. Они были уверены, что я намек понял и завтра обязательно принесу гениальный сценарий.

Приехав домой, я воткнул в видео-магнитофон первую попавшуюся кассету и сел ужинать. На экране замелькали знакомые кадры гайдаевской «Операции Ы». Я помнил каждый из этих кадров, знал наизусть любую фразу, но все равно ловил себя на мысли, что не могу оторваться от экрана. Ступор продолжался до тех пор, пока Лидочка не наколола вилкой сосиску и не произнесла: «Горчички»... И я понял: вот оно!.. Заказчик плакал от счастья, когда на следующий день я рассказал идею — пригласить Александра Демьяненко и Наталью Селезневу, чтобы они заново сыграли этот знаменитый эпизод из фильма «Операция Ы, или Новые приключения Шурика» с поеданием сосисок.

Не помню, какими правдами и неправдами мы добыли их телефоны. Решили, что нужно сначала договориться с Александром Демьяненко, но в Питере никто не брал трубку. Поэтому позвонили в Москву и долго пререкались с домработницей Натальи Игоревны, пока она не передала телефон своей хозяйке. Та не стала строить из себя звезду и сразу согласилась, оговорив лишь одно условие — гонорары за съемку отдать ей, а она сама рассчитается с Александром Сергеевичем. И предупредила, что уговорить его сниматься в этой роли сможет только она, и звонить ему больше не нужно. Действительно, на следующий день все было решено. И вот они стоят рядом — кумиры моего детства, но только ОН с глазами полными тоски, а ОНА с сияющей улыбкой, такой же, как и тридцать лет назад.

Всю дорогу до гостиницы Наталья Игоревна болтала без умолку, под-трунивала над Александром Сергеевичем, расспрашивала о предстоящих съемках и шутила, что сниматься в купальнике будет только за очень большие деньги. Бывшая обкомовская гостиница, к которой мы подъехали, — это еще один из капризов повзрослевшей Лидочки. Пару десятков лет назад она была в Донецке на гастролях, и труппа жила именно здесь. Каково же было разочарование актрисы, когда мы вошли в ее «люкс» и она обнаружила, что с момента ее последнего приезда ничего не изменилось: вытоптанные ковровые дорожки, прокуренные стены, кровати с аляповатыми вензелями и графин с водой на тумбочке. «Советский шик», доступный ранее лишь избранным, сегодня выглядел убого. Мы, конечно, предупреждали, что есть гостиницы поновей, но Наталья Игоревна настояла на своем и теперь, видимо, пожалела. Чтобы снять неловкость ситуации, она попросила всех, кроме меня, выйти. Я понял, что пришло время выполнить основное требование нашей «специально приглашенной звезды», и достал из портфеля пачку долларов. Она деловито пересчитала купюры, убедившись, что там обещанные пять тысяч, и спрятала деньги в сумочку, тем самым дав понять, что разговоры на сегодня окончены. Я попрощался и зашел в комнату к Александру Сергеевичу, чтобы пожелать спокойной ночи. Он сидел на кровати и накручивал диск телефона.

— Хочу позвонить в Ленинград. Анжелика, наверное, переживает, — как будто оправдываясь, сказал он, — но что-то не получается...

Уходя, я оставил на рецепции номер домашнего телефона Александра Сергеевича и попросил обязательно дозвониться. Дежурная посмотрела на меня и отрешенно кивнула, ведь я запросто общался с людьми, которых она видела только на экране. Она тут же дозвонилась, и утром Александр Сергеевич долго благодарил меня за то, что смог поговорить с семьей.

А пока до утра было очень далеко, и сделать предстояло еще много чего. Несколько дней назад мы арендовали студийный павильон у рекламного агентства, в котором я проработал более шести лет. Не могу сказать, что это было сделано случайно или не было другого выбора. Скорее всего, хотелось доказать своему бывшему шефу, что я тоже чего-то стою и могу кое-что сделать самостоятельно. Другой на его месте послал бы меня в лучшем случае на все четыре стороны, а он согласился.

Вместе с художником, оператором и гримером мы разобрали по кадрам нужный нам эпизод из фильма — как построен свет, как движется камера, какой должна быть декорация, что нужно из реквизита, как одеть актеров и какие им делать прически. Пока мы работали в студии, на нас не обращали внимания, поскольку никто, кроме директора агентства, не знал о наших планах. Но уже утром, когда вслед за мной из лифта вышли Шурик и Лидочка, ситуация повторилась точь-в-точь как в аэропорту — сначала всеобщий ступор, потом перешептывание, затем просьбы сфотографироваться. Пока мы в гримерке занимались примеркой костюмов, мой администратор, Валерий Валентинович, купался в лучах славы, отвечая на многочисленные вопросы. Он не любил, когда его называли «администратор», и предпочитал именовать себя «продюсер», хотя к продюсированию не имел ни малейшего отношения, а был банальным «найди, достань, договорись», но, к его чести, функции эти выполнял безукоризненно.

Я думал, что к началу съемок, как всякий артист, соскучившийся по работе, Александр Сергеевич перестанет хандрить и хотя бы раз улыбнется, но как только парикмахер развел краситель и начал делать из него блондина, как в фильме, я заметил, что по его щекам покатились слезы. Он незаметно смахнул их и уставился в одну точку, не реагируя на не-прерывную болтовню Натальи Селезневой. А она готова была рассказать все, что помнила, и даже больше: как ее тошнило от сосисок, как она стеснялась сниматься в купальнике, как к ней приставал Гайдай, как ее чуть не выгнали из института, как приятно было целоваться с Сашенькой, и что они специально запарывали дубли, чтобы поцеловаться еще раз. Закончив с гримом и костюмами, мы вошли в студию.

— Боже мой, — воскликнула Наталья Игоревна, — все точно так же, как в картине!

Да, мы постарались. Декорация была действительно точной копией гайдаевской, даже на столе стояли настоящая бутылка минералки и баночка горчицы из 60-х. Внутри, конечно, была не горчица, а подкрашенный пищевым красителем майонез, чтобы актриса могла спокойно кусать сосиски... Кто знал, что именно сосиски чуть не сорвут нам съемки! От заказчика мы получили целый ящик свеженьких сосисок. Перед началом съемки сварили пачку, в надежде, что их вполне хватит на десять дублей, чтобы получить желанный результат. Но не тут-то было.

Мы долго все вместе смотрели эпизод из фильма: актеры отрабатывали моторику движений, вспоминали фразы, съемочная группа репетировала движение камеры и доводила свет. Несколько раз попробовали «всухую», и когда все сказали, что готовы, — художник внес сосиски и аккуратно уложил парочку на тарелку. Мотор. Камера. Начали... Лидочка накалывает вилкой сосиску.., а та, изогнувшись, разламывается пополам и падает на стол. Второй дубль — та же история. В третьем, четвертом и пятом снова «высококачественная» сосиска подвела. Может быть, не так накалывает? Может, вилка слишком острая? Или переварили? А если сырую снимать? Часа три мы бились, экспериментировали, злились — все безрезультатно. Через студийное окошко за нашими потугами поочередно наблюдали почти все со-трудники рекламного агентства. Очередь дошла и до поварихи. Она, немного посмотрев на нашу войну с сосисками, спокойно ушла к себе на кухню. Через десять минут в дверь студии постучали. На пороге стояла повариха Лена и держала тарелку с сосисками.

— Я подумала, что эти, из ларька, внешне ничем не отличаются от ваших, но ломаться не будут, гарантирую.

— Ни в коем случае, — закричал Валерий Валентинович, — нужно искать возможность и снимать только сосиски заказчика. Они же нас не поймут. Как я буду сдавать ролик?

— Я вы им ничего не говорите, — тихо сказала Лена, поставила тарелку и ушла.

Мы заменили хозяйские сосиски на принесенные. Они действительно ничем не отличались. И снова: мотор, камера, начали! Лидочка протягивает вилку, накалывает — и сосиска не ломается. Ура, получилось!.. Но Шурик забыл намазать «горчичку», а Лидочка уже откусила кусок — все сначала.

— Дайте тазик, — кричит Селезнева, — мне нужно выплюнуть эту дрянь!

К концу съемки тазик был полон. Дублей было много, потому что Александр Сергеевич постоянно ошибался. То снова промазывал горчицей мимо сосиски, то о чем-то задумывался и не реагировал вовремя на команду «Начали», то не попадал вилкой в сосиску. Мы смеялись, обсуждали ошибки, Селезнева вспоминала, что на съемках фильма она вообще два тазика нажевала. А он словно не присутствовал на площадке, вроде бы все делал, старался, но глаза были абсолютно пустыми и равнодушными. И я все ломал голову, ну что же я не так делаю, почему он так себя ведет, почему уклоняется от расспросов о фильме, не поддерживает заданную Селезневой положительную тональность съемки. Даже на фотографии, где он вместе со съемочной группой, вроде бы случайно лицо закрыто рукой. Наконец все получилось. Совместными усилиями мы добились почти стопроцентной похожести, но мне не хотелось говорить: «Съемка окончена. Всем спасибо». Хотелось продолжать общаться, слушать смешные истории Натальи Игоревны, следить за грустным Александром Сергеевичем, чувствовать сзади восхищенные взгляды бывших коллег и приятное посапывание Валерия Валентиновича, словно это он придумал, как выкрутиться из ситуации с вялыми сосисками заказчика. Ко мне подошла Наталья Игоревна и потрепала волосы:

— Хитрый вы, Валерий. Ничего вроде бы не сделали, не кричали, не психовали, а я слопала целый мешок никудышных сосисок, выложила все тайны, да еще и ролик сняли достаточно быстро.

Мы погасили свет и пошли смотреть отснятый материал, а актеров отвезли в гостиницу отдыхать. Вечером их ждала традиционная «культурная программа» в виде посещения лучшего ресторана города, а рано утром — самолет в Москву.

Наталья Игоревна вошла в холл ресторана, словно королева, в роскошном платье и бриллиантовом колье, позади нее, ссутулившись, брел Александр Сергеевич. Глядя на него, складывалось впечатление, что он даже не переодевался, а после съемок прямо в костюме прилег на кровать и заснул. Нам выделили самый удобный стол — мы видели всех, нас не видел никто. Селезнева продолжала щебетать, смеяться и подтрунивать над Демьяненко, а он с жадностью накинулся на еду и, не дожидаясь тоста, опрокинул рюмку водки. После третьей в его глазах появилась еще большая, чем на съемках, тоска.

Официант принес очередные разносолы. Мы продолжали болтать о кино, о ролях и, конечно, о Гайдае: какой он хороший, какой талантливый, как он любил актеров и как актеры любили его, как помог начинающим опериться и почувствовать себя в профессии, как сделал из молодых и неопытных настоящих звезд, которых по сей день узнают на улице. Александр Сергеевич выпил очередную рюмку и, глядя мне в глаза, тихо сказал:

— Как я его ненавижу! — За столом все затихли. Я чуть не подавился от этих слов и от его взгляда. — Не-на-ви-жу. Он мне всю жизнь сломал. Мне 62 года, а я до сих пор «Шурик». Какой я «Шурик»? Я должен был Гамлета играть. Меня Козинцев утвердил на главную роль, а тут Гайдай со свой «Операцией». Читаю сценарий — дурацкая комедия, подумал, снимусь — и все забудут. Сижу, жду звонка Козинцева: месяц, два, полгода. Потом не выдержал, сам позвонил на «Мосфильм», а там говорят, что после премьеры «Новых приключений Шурика» худсовет решил отказаться от моих услуг и Гамлета теперь будет играть Смоктуновский.

Я вспомнил этот разговор с Александром Сергеевичем несколько лет спустя, работая в архиве «Мосфильма» и пересматривая папки с фото-пробами актеров. Попросил принести папку с пробами на «Гамлета». На первой странице были приклеены несколько фотографий молодого Демьяненко в образе принца датского, а под ними два штемпеля: первый «Утвердить» с подписью Григория Козинцева, второй «Не утвержден» с подписями членов худсовета. Хочу сказать, что это был бы фантастический Гамлет. Нет, он не был бы похож на Гамлета в исполнении Смоктуновского, но это был бы гениальный Гамлет. А тогда, в ресторане, я был уверен, что это немножко алкоголь, немножко «звездная болезнь» развязали язык Александру Сергеевичу. Какой из него Гамлет? Так, наверное, думал не только я, но и все сидящие за столом. Александр Сергеевич, видимо, почувствовал это и больше тему «Шурика» и «Гамлета» не затрагивал.

— Сашенька, давай ты не будешь больше пить, — сказала Демьяненко Наталья Игоревна, — ты же знаешь, чем все может закончиться.

— Все будет хорошо, — ответил он и обратился к нам, — простите, я испортил вам настроение своим нытьем. Обещаю, больше не буду. Но еще рюмочку выпью за здоровье Юры Беленького. Он вытащил меня с того света, пригласив сниматься в его «Клубничке». Дурацкий сериал, но после него меня почти перестали называть на улице Шуриком. Простите еще раз, обещал ведь больше не упоминать это имя.

Александра Сергеевича словно подменили, он балагурил, рассказывал о своей приемной дочери Анжелике Неволиной, что он любит ее как родную, а она почему-то называет его «Дядя Саша». Мечтал, что приедет в Ленинград и обязательно на весь гонорар накупит ей подарков. Наталья Игоревна напряглась и что-то начала быстро шептать ему на ухо. Он кивнул ей и продолжил рассказывать, но как ни старался, разговор все время скатывался на его невостребованность, что он заложник одной роли, что из-за этого ему так ни разу и не дали сыграть серьезную роль. Слушаю, а в голове звучит его голос, который помню с детства, голос, которым говорили почти все знаменитости западных фильмов: Жан-Поль Бельмондо, Роберт Де Ниро, Джон Войт, Стив Бушеми.

Я смотрел на подвыпившего Александра Сергеевича и вспоминал не Шурика — я вспоминал его Диму Горина, Илью Сохатых из «Угрюм-реки», Валерия Сергеевича из «Учителя пения», интеллигентного милиционера Шестакова из «Зеленого фургона». Он сыграл почти в ста фильмах, и пусть в большинстве это были эпизодические роли, но каждая из них не оставалась незамеченной. А он был обижен, считал себя обделенным, болезненно переживал каждый отказ после проведенных проб и много пил. Сторонился больших компаний, не любил ходить по многолюдным улицам, избегал навязчивого общения, поэтому дублирование фильмов стало спасением — его никто не видел, он сидел в темном помещении и вживался в образы чужих людей, после чего нам, зрителям, казалось, что не могут Бельмондо и Де Ниро говорить по-другому. Как я удивился, когда узнал, где-то в году 80-м, что Донатас Банионис — это только лицо, а голос — это Александр Демьяненко. ...Неожиданно в разговор вмешалась Наталья Селезнева:

— А вы еще не знаете, как Сашенька может попадать в артикуляцию, даже не глядя на персонаж. Он накуривает в тонстудии, поворачивается спиной к экрану, смотрит на проекционный луч и по его пульсации может в точности попадать в нужные слова. Так никто в мире делать не умеет.

После этих слов Александр Сергеевич смущенно отвел глаза и сильно покраснел, но было видно, что он доволен услышанным. И что сколько бы он ни говорил о своей невостребованности и ненужности, все вокруг понимали, да и он сам понимал, что без него трудно представить советское кино.

Мы думали, что в ресторане останемся незамеченными и сможем спокойно посидеть, но официанты быстро разнесли слух о «Шурике», и к нам то и дело стали заглядывать всевозможные личности с просьбой дать автограф и сфотографироваться. Отбиваться было бессмысленно. И все сказанное Александром Сергеевичем в очередной раз свелось к нулю. Для простых людей он навсегда остался «Шуриком». Другой бы принял это как должное и купался в лучах славы, но только не он.

После этого вечера я понял одно: пригласив Александра Сергеевича сниматься в своем рекламном ролике, я непреднамеренно нанес ему очередную душевную травму. Но кто я по сравнению с теми, кто затеял в конце 90-х съемки «Старых песен о главном». Они уж точно знали о фобии Александра Демьяненко, но это не помешало им снова сделать из него Шурика, оправдываясь благими намерениями и безграничной любовью народа, но умалчивая о всепоглощающем понятии — рейтинг.

...Утром они улетели, а через несколько дней я случайно узнал, что Александру Сергеевичу по прилете в Москву была передана лишь тысяча долларов из пяти, которые я вручил Наталье Игоревне. Он был рад этим деньгам и, не подозревая, что подставляет ее, позвонил мне, чтобы поблагодарить, и случайно проговорился о полученной сумме. Конечно, она все организовала и сумела уговорить Александра Сергеевича снова влезть в шкуру Шурика, но я не понимаю, почему он снова оказался в дураках.

Вся эта история с сосисками произошла в июне 1999 г. 22 августа того же года Александр Сергеевич Демьяненко умер. При вскрытии на сердце было обнаружено несколько рубцов от перенесенных инфарктов, о которых никто не знал. И я чувствую вину за то, что последний шрам на его сердце появился после того, как по моей идиотской прихоти Александр Демьяненко в очередной раз превратился в Шурика...

Источник http://www.2000.ua/v-nomere/aspekty/nauka/poslednjaja-rol-sh...