Поломанная Богородица. Часть Первая.⁠⁠

Первое, что вы ощутите при входе в лечебницу – это запах дерьма, мочи и сигарет. Уборку здесь проводят часто, но такие уж здесь бывают пациенты – некоторые не подтираются, некоторые по ночам мочатся в кровать. Хоть таких и меньшинство, но этого вполне достаточно для создания непередаваемых ароматов. Сюда прибавить сигареты – своеобразную внутрибольничную валюту – и получим уникальный парфюм, типичный для большинства лечебниц. Эта стойкая вонь уже, кажется, впиталась в стены и никакими химикатами её оттуда не выжечь – разве что раскатать больницу бульдозером и закопать руины поглубже в землю. Но всё же к запаху привыкаешь. Через некоторое время вонь даже не будет способна отбить вам аппетит.

В коридорах и палатах довольно унылая атмосфера – иного ожидать и не следовало. Полно тараканов, хоть их и регулярно травят. Наверное, мало удовольствия в том, чтобы просыпаться посреди ночи и чувствовать, что по тебе что-то ползет. Однако следует сказать, что наша лечебница ещё не самая плохая – существуют места гораздо хуже и персоналом, и самими условиями содержания. Просто очень сложно из такого безрадостного места, как психиатрическая больница, сделать уютный люкс отель.

Пациентов у нас распределяют по различным отделениям. В сущности, отделение представляет собой коридор, запираемый железной дверью. Тут есть и комната с диванами и телевизором, есть и кухня. В буйных отделениях, конечно, нет кошмаров, какие можно увидеть в кино, как например в «Поворот Не Туда», однако мне в этих отделениях не раз доставалось от пациентов: и кусали до крови, прилетало кулаками в морду, и ногами по рёбрам. Не расслабишься – это уж точно. И если днём пациенты ведут себя терпимо, то по ночам в их голове словно щёлкает рубильник – лечебница превращается в адскую карусель. Например, по молодости меня здорово впечатлил случай, когда я в одиночку шагал по мрачному коридору и вдруг обнаружил, что за мной по пятам увязалась девушка, передвигавшаяся неестественным образом на четвереньках, прямо как паук. Сейчас через призму профдеформации этот случай мне бы показался смешным, но тогда я был готов рвануть к выходу из отделения.

Особо взбесившихся больных крутят санитары и привязывают фиксирующими бинтами к кровати, чтобы дел не натворили. По кумполу санитары получают не редко – сложная у парней работа, проявлению вежливости не способствует, поэтому иногда могут и переборщить с жестким обращением. Оно и понятно – когда тебя заплёвывают, кусают и пинают, то проявлять сердечную доброту непросто. Я частенько слышу истории из других больниц, как там санитары издеваются над пациентами, вымещают на них свою злобу, но в нашем заведении такого не замечал.

Если относиться ко всему происходящему в этих стенах с чрезмерной долей серьезности, что свойственно людям моральным и эмоционально чувствительным, то хорошим это не кончится. Вы либо не выдержите всего концентрата ужаса, творящегося здесь, и уволитесь, либо же сами станете пациентом, словив депрессию. Ваша душа попросту не выработает того огромного количества сострадания и сочувствия, которого заслуживают пациенты, какой бы широкой душа не была. Жутких жизненных историй здесь полно. Например, семнадцатилетняя девушка, еще даже не успевшая окончить школу. Поздним вечером она нарвалась на компанию пьяных отморозков и её изнасиловали, после чего ей и сорвало крышу. Другой пациент ¬– мужчина средних лет видел, как его дочь заживо сгорала в обломках автомобиля. После столкновения ему удалось быстро выбраться, но дочь зажало искуроченным металлом. Отец ни чем не смог ей помочь. И это лишь малая часть местного ужаса – всё не перечислить. Некоторые люди просто живут самой обычной жизнью без каких-либо эмоциональных потрясений, но по каким-то причинам их поведение меняется до неузнаваемости. Они теряют способность адекватно общаться с другими, карьеры и семьи ломаются, а через некоторое время эти люди угождают сюда.

Я убежден, что единственное место, по-настоящему достойное фильмов и литературы ужасов – это психиатрическая больница. Здесь кошмары всех мастей воплощаются в реальность. И лучше бы ко всему этому привыкнуть и спрятать своё собственное психическое здоровье за стеной профессионального цинизма и юмора.

За долгое время работы здесь я действительно повидал многое и уже утвердился во мнении, будто не существует вещи, что смогла бы меня пронять – от излишних эмоций я отгородился той самой ментальной стеной. Однако эта холодность относилась к делам обыденным, ко всему тому, что можно было объяснить, что я видел в этих стенах каждодневно. В конце мая прошлого года на моих глазах и развернулись события, перед которыми я оказался бессилен и которым никакого толкового объяснения дать не смог. Эти события до сих пор вызывают во мне ужас, порождённый непониманием природы того, с чем мне пришлось иметь дело.

Ночью полиция направила к нам в лечебницу сразу шестерых – целую деревенскую семью и одного стороннего человека, который был с ними «заодно». Поступившие пребывали в очень возбужденном состоянии и почти утеряли самообладание. «Бились в истерике» – вот наиболее понятная, хоть и не медицинская, характеристика их поведения. С первого взгляда стало ясно, что они чем-то сильно напуганы, шокированы, однако выражали они свои мысли спутанно. Я бы и не обратил на всё это внимания сверх меры, не будь их так много – всё сразу списал бы на вещества или белую горячку. Во время белой горячки люди могут увидеть и не такое. Начинается настоящий цирк: то больные слышат голоса из, например, кастрюли, больные могут видеть проезжающих мимо лыжников, умерших родственников и прочий сюрреализм. А чего уж говорить о психоделических веществах – бэдтрипы никто не отменял. Некую «Поломанную Богородицу», о которой можно было услышать от поступивших, тут можно было посчитать вполне себе подходящим случаем, если бы только не одно обстоятельство – массовость самого явления. Абсолютно все они твердили одно и то же.

Во второй половине того самого майского дня в отделение полиции по телефону обратился обеспокоенный паренёк и передал, что его родственники нашли нечто необъяснимое и теперь бесятся, ведут себя очень неадекватно и пугающе. Конечно, в отделе этим заниматься было некому и незачем, потому что никакого состава преступления или правонарушения даже по описанию не было, но всё же это дело передали участковому, который навестил семью только к ночи. Полицейского у ворот деревенского дома встретил шестнадцатилетний паренёк – ждать участкового ему пришлось несколько часов, поэтому, когда он увидел мужчину в форме, то обрадовался, будто ожидал, что сейчас кошмарный сон закончится.

Дома действительно были найдены люди в неадекватном состоянии, которое участковый вполне справедливо списал на последствия употребления наркотиков. Паренёк же всё не умолкал и говорил, что причина на самом деле крылась в некой «ужасающей иконе», обнаруженной его семьёй во время распашки поля. Сам он вовремя смекнул – в поле лучше не соваться и поэтому представление об опасности имел лишь на уровне обрывочных фраз, что довелось ему услышать от своих родственников. Участковый, конечно, не отнесся к словам юноши серьёзно, однако тот оказался слишком уж настойчивым и поэтому полицейский, вооружившись фонариком, направился осматривать место. То ли из-за темноты, то ли из-за небрежного осмотра (кому захочется марать ботинки о свежевспаханную землю?), а может и из-за того, что «ужасная икона» являлась лишь выдумкой – участковый ничего подозрительного там не нашёл.

Оставлять без присмотра шесть человек, испытывающих крайне негативные психические состояния, участковый не хотел — дело могло плохо кончиться, к тому же он был уверен в наркотической природе происшествия. Участковый вызвал бригаду медиков, чтобы те в дальнейшем провели экспертизы и решили, что с этими людьми делать дальше. С перевозкой пациентов пришлось повозиться.

Следов наркотиков, однако, в их крови не обнаружили, что уже прибавило делу странности, а с алкоголем проблемы были только у тракториста, который в тот день вспахивал поле семейства. Однако даже в его случае это был не делирий. Люди явно оказались чем то травмированы.

Всех поступивших мы расположили в надзорной палате – следовало наблюдать за их состоянием, более точно определить диагноз, перед тем, как перемещать в общее отделение.

Было очень интересно, особенно когда после трудных опросов у нас сложилась общая картина произошедшего. Все твердили одно и то же, будто сговорившись, хотя на сговор это похоже не было — чтобы отыграть так натурально, нужно быть даже больше, чем профессиональными актерами. Это бросало мне вызов, как человеку, привыкшему всё объяснять с позиции науки.

Во время распашки поля тракторист заметил, как из-под бороны вытащился свёрток из грязных полотенец. Подгоняемый любопытством он спустился и развернул свёрток – дальше события разворачивались известным нам образом. Только лишь тот шестнадцатилетний паренёк додумался не заходить в поле – остальные сбегались на крики и из любопытства глядели на то, что было завёрнуто в полотенца. Со слов пациентов – это была некая икона Богоматери. Но не обычная. На ней было отображено нечто до ужаса поломанное и искаженное. Непередаваемый вывих облика, ввергающий увидевшего икону в жгучий кошмар, в бездну страха.

У пациентов очень острая реакция на некое травмирующее событие, говорили они об одном и том же, все описываемые детали совпадали, и расхождений в изложениях почти не было никаких. Однако следовало брать во внимание и факт, что никакой иконы около трактора (а именно только около него и следовало искать) так и не нашли. Пациенты уж точно никуда не брали её с собой – это подтвердил и паренек. В чём же тогда дело?

У этих людей могли иметься схожие мысли, которые постоянно культивировались, тем более люди были религиозными, а так же не исключено, что в деревне могла ходить старая мистическая байка о некой «иконе». К этому прибавить давление группы увидевших "нечто" первыми и этим самым внушивших остальным, будто там действительно что-то было. Все эти факторы сложились и проявились вот таким образом. Короче говоря – массовая галлюцинация и чрезмерная впечатлительность необразованных людей. Такие вещи были вполне объяснимы с позиции учений о бессознательном. Ведь у каждого из нас существует множество неосознаваемых связей, незаметно побуждающих к определенным мыслям и действиям после того, как мозг воспринял некий «триггер»: звук, мелодию, запахи… Пострадавшие могли иметь общий триггер, который и оказался первой искрой внутри пороховой бочки. И это объяснение – лишь первое пришедшее мне в голову, одно из десятков возможных, но сокрытых от взора из-за неполноты картины…

Однако время шло, а тревожность пациентов совсем не спадала, хотя после травмирующих событий такая возбужденность должна идти на спад уже через несколько часов. С самого начала тихо себя вёл лишь отец семейства – он ушёл в себя и отгородился от внешнего мира, вяло и заторможено реагировал на вопросы. К вечеру первого дня он громко разрыдался, а потом уснул и спал очень беспокойно. Остальные же не находили себе места и всё говорили о Поломанной Богородице, будто они никак не могут выкинуть её из головы. Некий пугающий образ буквально маячил перед их глазами, и никуда от него нельзя было деться.

На следующее утро от дежурного санитара я услышал плохую новость – ночью у пациентов произошло ухудшение состояния. Особенно у матери семейства. Обострение случилось у всех – больные видели одну и ту же галлюцинацию, но у матери, судя по симптомам, развилась ещё и зрительно-пространственная агнозия. Женщина оказалась полностью дезориентированной и даже не смогла подняться с кровати. Она не ослепла, но её мозг утратил способность правильно воспринимать окружающее её пространство – всё вокруг чудовищным образом «поломалось».

Именно тогда ко мне в голову впервые закрались сомнения и порожденная ими иррациональная тревога – ещё обитающая на обочине сознания, отрицаемая разумом, но постепенно набирающая силы.