Кукурузные палочки⁠⁠

«Прибрать, наверное, надо» - подумал Михаил Иванович, и присел на влажную скамейку во дворике.

«Кого бы попросить?» - стал он думать, доставая таблетку валидола.

До парадного ещё идти и идти дворами, минут двадцать. Ещё полгода назад, пока был жив Ремарк, это был ежедневный прогулочный маршрут. Два раза в день, утром и вечером, Михаил Иванович с Ремарком, в любую погоду шли до Удельного парка дворами. Ремарк шаркал лапами и вилял обвисшим хвостом, а Михаил Иванович думал, что в окна пятиэтажек на них смотрят люди с мыслью «Какие старые!».

Какие есть!

Потом Ремарк умер, а Михаил Иванович, по многолетней привычке несколько раз ходил гулять один. Но, встречаемые друзья Ремарка нюхали его брюки и глядя в глаза молча спрашивали: «А где Ремарк?». И Михаил Иванович изменил привычке.

У мусорных баков стоял председатель ТСЖ Виктор Владимирович и смотрел как дворник Улугбек укладывает в коробки вынесенные кем-то из жильцов собрания сочинений.

- Мое почтение Михаил Иванович! – первым сказал председатель.

Михаил Иванович, знавший Виктора Владимировича с детства, откликнулся:

- Здравствуй, Витя, - и приостановился.

- Что это вы с такими сумками? С Уделки наверное? – спросил Виктор Владимирович чтобы поддержать разговор, - Вы напрасно отказываетесь от социального работника Михаил Иванович, сами бы не таскали…

Михаил Иванович поджал губы от неудовольствия и неожиданно спросил:

- Скажи мне, Витя, кто бы мог прибраться в квартире? За деньги?

- В вашей? Да вот к Улугбеку приехала жена, пока без патента – ходит по уборкам. Очень хорошая узбечка! Аккуратная. Подойдёт?

- А сейчас она может? – с надеждой спросил Михаил Иванович.

Виктор Владимирович подошёл к Улугбеку и стал договариваться о Гулнозе. После нескольких фраз Улугбек снял перчатки и почти опрометью побежал в лифтовую.

- Сейчас, Михаил Иванович, он её разбудит и приведёт, - терпеливо сказал председатель ТСЖ, - Она ночью магазин моет.

Через три минуты радостный Улугбек привёл заспанную жену с ведром в котором лежали губки, тряпки, распылители, перчатки.

- Здрастуйте… - сказала маленькая и субтильная девушка всем извиняющимся тоном.

- Это Гуля, - лично Михаилу Ивановичу представил жену Улугбек, - Мой жена. Делает уборка хорошо. Русский понимает, но не говорит.

- Спасибо, Витя, - сказал Михаил Иванович искренне, и добавил - Пойдёмте, Гуля.

Проворная Гуля два часа металась по квартире Михаила Ивановича, терла-брызгала-мыла. Когда стёкла стали прозрачными, а ванна – белой, Михаил Иванович осознал, как у него было грязно. Чтобы не мешать Гуле он сидел на кухонном диване и тяготился присутствием постороннего человека.

Сумки с покупками он уже разобрал и просто ждал её ухода.

Увидев куклу в розовом платье (ужасный ширпотреб с Уделки, произведение китайской промышленности) Гуля оживилась и спросила:

- Можно?

Получив позволительный кивок в ответ она взяла куклу на руки и стала делать баюкающие движения и приговаривать «Киз».

Когда Гуля сложила тряпки-перчатки в ведро Михаил Иванович дал ей тысячу за труды. Неожиданно, в пороге, Гуля стала делать баюкающие движения без всякой куклы и говорить:

- Мой даром. Халява. Киз качать.

Только закрыв за ней двери Михаил Иванович понял, что Гуля согласна бесплатно нянчить маленькую девочку. Видимо, очень скучала по своим детям.

Осмотревшись в убранной квартире Михаил Иванович подумал, что в последний раз окна мыла ещё Варя, сама. Много лет назад.

С самого знакомства, в войну, и до последних дней Варя была активной.

«Запустил я квартирку!» - с сожалением подумал Михаил Иванович и переставил на комоде ретушированный портрет Вари в шинели.

В девяносто четыре года Михаил Иванович был реалистом – приезд французской правнучки первый и последний в его жизни. И пятилетняя Беатрис (интересно, а как её зовут дома, Беа? Триси?) больше никогда не увидит русского прадеда.

Чтобы ей такое памятное подарить? Михаилу Ивановичу очень хотелось чтобы незнакомая правнучка запомнила его навсегда.

Он с досадой убрал покупки с глаз: вряд ли французские гости поймут прелесть абхазских мандарин и липецкой антоновки!

Внучка Надя (Надин) была пару раз в Питере, ещё при Вариной жизни. Она почти не понимала по-русски и откровенно скучала, а накупив на Невском ушанок-матрёшек и маек со Шнуром, радостно уезжала домой.

Михаил Иванович разобрал кровать, надел полосатую байковую пижаму и по привычке взялся просматривать муниципальную газету. Но, «Чёрная речка» и раньше не захватывала, а уж сегодня!

«Чтобы ей такое купить? Впечатляющее» - думал Михаил Иванович уткнувшись в газету. Неожиданно, глаза в бифокальных очках заметили на жёлтом паркете у этажерки предмет. Открытка или карточка выпали из чего-то пока Гуля стирала многолетнюю пыль.

«Подниму, выброшу» - подумал аккуратный Михаил Иванович и, нехотя, встал.

На фотокарточке почти шестидесятилетней давности был он, красивая и живая Варя, и пятилетняя Туся на высоком стуле со спинкой.

Михаил Иванович вспомнил вдруг, как фотограф уговаривал Тусю смотреть в объектив и обещал, что:

- Сейчас вылетит птичка!

И как Варя терпеливо завязывала огромный бант на жидкие волосики Туси, а бант смешно сползал на левое ушко. И как дома потом бережно снимали с Туси выходное платьице чтобы не испачкала палочками…

Стоп! Палочки, кукурузные палочки!

Вот оно!

«Во Франции точно нет таких!» - подумал Михаил Иванович и отчётливо вспомнил счастливую пятилетнюю Тусю которая ищет ручкой в картонной коробке палочек комочек сахарной пудры.

«Завтра, нет – сегодня, забуду» - лихорадочно стал соображать Михаил Иванович. И подумал про маленький частный магазинчик на перекрёстке, там, вроде бы, он видел новую версию советских днепропетровских палочек.

«Там кажется до десяти…» - подумал Михаил Иванович и стал, торопясь, одевать пальто прямо на пижаму.

Захлопнув двери он торопливо вызвал лифт.

Между фонарём и облетевшим каштаном, на детской площадке у парадного, нетвёрдо стоял мужчина и мочился на деревянную фигурку медведя.

- Молодой человек! – громко сказал Михаил Иванович, - Что вы творите! Здесь утром будут дети!

- Что?! – сказал бритый на лысо пьяный и застегнув ширинку пошёл к Михаилу Ивановичу.

Михаил Иванович с презрением смотрел на перекошенное водкой лицо подошедшего и не застёгнутую куртку. Между полами выглядывало волосатое пузо.

- Старый хрыч! – сказал подошедший с ненавистью и вдруг резко ударил Михаила Ивановича чем-то в правый бок.

Михаил Иванович жил ещё полчаса. Скрёб пальцами правой руки примёрзший к асфальту жёлтый каштановый лист и ждал. Что вот-вот придёт сандружинница Варя - двадцатилетняя, красивая и идейная.

И - спасёт.