Конечная. Часть 1.⁠⁠

- Дайте мне с ним поговорить, - просила Лика, - это же убойный материал получится!

- Да, пусти ты ее, - вмешался в разговор улыбчивый дежурный, наблюдавший за сценой из-за стекла. – Один хрен, он молчит, вдруг объектив заставит его выступить во всей красе.

- Ну, пойдем, - махнул рукой следователь, - только, если что, запись сначала мне, а то он там наговорит…

- Конечно-конечно, - хлопая глазами, закивала девушка-репортер и добавила, обращаясь к сидевшему оператору: - Пошли!

Войдя в кабинет, Лика сначала увидела крепко сбитого оперуполномоченного за столом, а напротив вполоборота к нему сидел задержанный. Это был мужчина лет тридцати пяти, невысокого роста, худой, с отчетливо наметившимися залысинами. Ко всему прочему, на нем были очки. Если бы Лике сказали, что перед ней очередной извращенец, то она легко бы в это поверила, но в то, что этот «ботаник» совершил то, что совершил – верилось с трудом.

- Здравствуйте, - поздоровалась журналистка одновременно со всеми присутствующими.

- Здравствуйте, - ответил ей задержанный и приподнял одну из рук в приветственном жесте.

Наручники на его тонких руках смотрелись нелепо. С другой стороны, Лика не позволяла эмоциям себя обмануть – это были руки убийцы, и то, что они заключены в оковы лучше для всех.

Опер не ответил на приветствие, но украдкой бросил взгляд на следователя, интересуясь его реакцией. За те пару часов, что задержанный находился в отделе, он не произнес ни слова. У них даже были подозрение, что он не в себе, но, как выяснилось только что, он не хотел разговаривать именно с ними. Следователь кивнул коллеге, сидевшему за столом, и тот сказал:

- Петров, встань и подойди к той стене. Это журналисты, они тебе сейчас зададут пару вопросов.

Задержанный кивнул и последовал указаниям оперуполномоченного. Оператор включил камеру, Лика подняла микрофон выше и спросила:

- Как вас зовут?

- Петров Александр Васильевич, - глядя прямо в объектив, ответил задержанный. Он не проявлял признаков агрессии, не пытался закрыть лицо, как это часто случается, и был удивительно спокоен, учитывая ситуацию, в которой оказался. – Всю жизнь прожил в Москве, - продолжал он, - родился в пятнадцатой горбольнице, здесь же на Выхино закончил школу, женился, пошел работать в метрополитен.

- Александр… - Лика замялась на секунду, не зная добавить ли отчество, но решила, что не нужно – не такой уж он старый и важный и продолжила, - скажите, вы знаете, почему вы здесь? В чем вас обвиняют?

- Меня пока ни в чем не обвинили, - пожал плечами Петров. – А почему я здесь догадаться не трудно: я убил начальника Московского метрополитена, точнее сбросил под поезд, - Александр наклонился вбок, обращаясь к оперу, которого закрывал оператор, стоявший между ними: - Он ведь умер? Должен был умереть, крови было много.

Подпиравший плечом дверь следователь после этих слов выпрямился и весь напрягся, как струна. Оперуполномоченный стушевался, отведя взгляд. Были бы они сейчас наедине, без камер, он бы ему ответил, как следует. Задержанный удовлетворился такой реакцией и вернулся в исходное положение, ожидая следующего вопроса.

Лика снова замешкалась. В ее голове никак не вязался внешний вид, поведение и слова этого человека в единое целое. Об убийстве он говорил так спокойно, как будто рассказывал об обыденных вещах, а вопрос к полицейскому прозвучал, словно просьба к соседу за столом передать хлеб.

- Почему вы это сделали? – наконец, нашлась журналистка. – У вас была к нему личная неприязнь?

- Не такая уж и личная. Я его толком и не знал, видел всего пару раз. Где я – простой начальник станции, а где главный метрошник, - Александр потряс рукой над головой, демонстрируя значение должности жертвы. В наручниках этот жест вышел одновременно комичным и пугающим. – Просто неприязнь. Общественная неприязнь, бывает такая? – он поправил очки и посмотрел на Лику. Она пожала плечами. - Пусть будет общественная неприязнь, - решил Петров.

- Почему, зачем? Вы можете толком объяснить? У вас вышел конфликт или были другие причины, может политические.

- Это долгая история. У вас есть время? Я-то в ближайшие лет десять абсолютно свободен.

Если это была шутка, то задержанный ее никак не подкрепил. Ни улыбки, ни смены позы или интонации не последовало. Девушка мельком глянула на следователя и, получив одобрение, ответила:

- Да-да, у нас полно времени, рассказывайте.

- Хорошо, - легко согласился Петров. – Все началось пару лет назад… - он сделал паузу. – А пара это сколько? Нет-нет, я знаю, что обычно пара – это два, но ведь и про три года можно сказать, что пара, а иногда и про четыре. В какой момент пара превращается в несколько? Не знаете? Я думаю, что пять и больше – это несколько, а все, что меньше – это пара. Так вот пару лет назад ситуация на станции Выхино была уже критической. Вы когда-нибудь бывали здесь, особенно по утрам?

Александр ждал ответа и Лика сказала:

- Нет, но я слышала, что это самая загруженная ветка метро.

- Слышали… - медленно повторил Александр. – Слышали – это ничего не значит. Это просто слова. Чтобы понять, о чем речь, надо обязательно увидеть это своими глазами. Желательно не просто посмотреть, а поучаствовать. Постоять на улице, чтобы войти в переход, потолкаться на лестницах, чувствуя себя частью стада… Знаете, - задержанный посмотрел Лике в глаза, - если бы люди на всех этих бесконечных митингах вели себя так же упрямо и целеустремленно, не считаясь с потерями, как на Выхино, чтобы добраться до поезда, то ни один, даже самый лютый спецназ, не смог бы им противостоять. Задавили бы числом и упорством. Патроны кончаются, а враг все прибывает и прибывает – всем надо куда-то ехать, и вариантов нет. Нет, можно, конечно, на машине, только надо встать и выйти из дома часа на полтора раньше, но нет никаких гарантий, что успеешь вовремя. А тут: всего пятнадцать минут толкотни, потом задержка дыхания до Таганки, потому что эти двадцать минут вздохнуть полной грудью возможности нет, а на каждой станции в вагон упаковывается еще десяток человек и под внешним воздействием диафрагма все сильнее сжимается. Добавьте к этому несравнимый ни с чем аромат, стоящий в вагоне: кто-то потеет – летом от жары, зимой от одежды, кто-то везет какую-то еду, кто-то просто давно не мылся, метро же – самый доступный вид транспорта, кто-то наоборот вылил на себя полфлакона духов, чтобы оградиться от всего этого. И, конечно, запах вчерашнего перегара. Свежим выхлопом, в основном, грешат отдельные пассажиры электричек, выпившие по пути к Выхино, чтобы снять стресс от пересадки из одной переполненной бочки в другую. Знаете, что, зайдя в вагон на этой станции, вы не сможете выйти, в лучшем случае до Пролетарки? Бывает везет и вы оказываетесь у дверей, но это редкость. Поэтому, если вам надо в Текстильщики или на Волгоградский проспект, то придется совершить путешествие до Пролетарской, а иногда и до Таганской, и потом вернуться.

- Это сказки, - возразила журналистка, всем своим видом показывая недоверие. – То есть, возможно, такое случается, но это скорее исключение, чем правило.

- Нет, - снисходительно покачал головой Александр, - это то, что подразумевается под дежурной фразой «Самая загруженная ветка Московского метрополитена». Не то, чтобы люди специально мешали кому-то покинуть вагон. Просто им некуда деться. Даже повернуться, возможности нет. Я уж не говорю о том, чтобы сместиться. Откуда у нас идет основной наркотрафик? Из Афганистана? Вот этих бы людей на границу. Они не пропускают никого, походя, по дороге на работу, представьте, как они будут защищать вверенную территорию, если им за это платить: не то что курьер не пройдет, муха не пролетит. Чтобы вы лучше понимали ситуацию, я вам объясню: у меня соседка ушла в академический отпуск на последнем курсе института. Ей оставалось полгода и диплом, но она забеременела. В принципе, могла спокойно отходить последний семестр, родить и защититься. Пару месяцев она даже пыталась, но потом плюнула на это дело, как только живот начал проявляться. «Лучше академ, - сказала она, - чем принудительный аборт на станции или в вагоне». Не верите? – усмехнулся Петров. – А вы попробуйте прокатитесь с Выхино в час-пик. И, желательно, не раз. Хотите, я дам вам ключи от своей квартиры – поживете недельку, поездите на работу и обратно, проникнетесь значением бюрократического определения «Самая загруженная ветка метро».

- Так! Никому ничего не давать! – вмешался оперативный уполномоченный, вставая из-за стола.

Задержанный снова изогнулся, чтобы посмотреть на того, кто повысил голос. Под его спокойным взглядом он вернулся на место, повинуясь жесту следователя.

- В общем, попробуйте, - продолжил Петров, - обещаю непередаваемые ощущения. А еще лучше, найдите способ достать записи камер наблюдения, официально вам их никто не предоставит, но варианты всегда есть. Там вы увидите, как первый ряд ожидающих поезд пассажиров стоит на краю платформы и практически ложится на толпу сзади, чтобы не получить по лицу зеркалом приближающегося состава. А некоторые отталкиваются руками от еще движущихся вагонов, потому что толпа начала движение вперед заранее, желая успеть если не в этот, то в следующий поезд. Еще вы увидите драки, ссоры, мелкие стычки и то, как люди превращаются в зверей. Это не так эффектно, как в голливудских фильмах про оборотней, но процесс преображения происходит мгновенно, и от этого становится еще страшнее.

- Но ведь сейчас Выхино уже не конечная станция, - возразила Лика. – Неужели ситуация лучше не стала? Теперь люди уже в Люберцах садятся в поезд и на станции, соответственно, народу меньше.

- Правильно, теперь на Выхино приезжает уже заполненный состав. Раньше все были в одинаковых условиях, а сейчас электрички все так же подвозят людей из населенных пунктов, которые находятся за Люберцами, жители района тоже пытаются успеть по своим делам и население новых подтягивается, а вагоны уже заполнены. Вроде как строят параллельную линию, но, согласитесь, это странное решение: сначала продлить самую загруженную ветку чуть ли не до Раменского, а потом уделить внимание строительству новой. Причем, работа там не очень-то и кипит, только таблички с датой окончания регулярно меняются.

- И то, что вы сделали сегодня это ваш протест? Против чего? Вы же не думаете, что все изменится, и работа пойдет быстрее? Как на это может повлиять смерть начальника?

- Я уже давно ни о чем не думаю. Уже пару лет. С тех самых пор, как моя жена упала с платформы прямо под поезд. Не смогла сдержать напирающую сзади толпу. Вот так, будучи дежурным по станции совсем в другом месте, я узнал, что моя супруга до работы не доехала. Несчастный случай в метро. Кесарю, как говорится, кесарево. Виновного в этом, кстати, так и не нашли. Ведь, не нашли? – Петров обратился к следователю, но тот промолчал в ответ. – Я правоохранительные органы и не обвиняю. Видел запись: кого найдешь в этом переплетении тел? Зато руководство подсуетилось сразу: предложили мне должность начальника станции, предыдущего после инцидента одним днем на пенсию отправили. Сказали: командуй, вот тебе полномочия, личный интерес уже есть, только шум не поднимай. Я и не поднимал. Старался не допускать повторения, как мог, и строчил предложения наверх, которые отвергались или игнорировались. А я ждал и терпел. Ждал того дня, когда мне представится шанс, чтобы спросить за тот злосчастный день. Ведь кто-то должен ответить.

- Я в чем-то вас даже понимаю, - сочувственно произнесла журналистка, - но начальник метрополитена к этому имеет весьма опосредованное отношение. Не он же толкнул вашу супругу – несчастный случай. Знаете, что я думаю? – Александр ожидающе смотрел на нее. Девушка вздохнула и продолжила: - Мне кажется, что вы струсили тогда, когда с вашей женой произошло несчастье, взяли свои тридцать серебряников и понадеялись, что кто-нибудь решит эту проблему за вас, а дело замяли. Шло время, вас начала грызть совесть и вот, наконец, сегодня, появилась возможность, чтобы переложить вину за случившееся на кого-то еще.

Лика сделала шаг назад, опасаясь реакции задержанного на свои слова. В ее голове уже сложилась картинка, как после простого монтажа репортаж заиграет новыми красками, и Петров превратится из несчастного запутавшегося человека в озверевшего убийцу, бросающегося на съемочную группу после первого невинного вопроса. Но Александр не поддался на провокацию:

- Наверно, так и есть, - согласился он, поправляя очки. – Я и не собирался убивать его. Сегодня должен был мэр приехать, чтобы посмотреть переход, соединяющий ветки за МКАДом. Представляете, ради этого закрыли всю ветку, аж до Пролетарки, отгородили полосы, пустили специальные автобусы, перекрыли несколько съездов с кольцевой, расставили ГАИшников на перекрестках. Сотни людей были задействованы в этом мероприятии, и десятки тысяч горожан вынуждены были менять свой привычный маршрут, чтобы отгородить одного человека от присутствия черни, оскорбляющей своим существованием его значительную фигуру.

Лика опустила голову. Она знала, что это правда. Несмотря на то, что их канал освещал в эфире эти события, как необходимость закрытия ветки для работ по сочленению станций, один из ее коллег отправился брать интервью у мэра, рассказывающего о уже проделанной работе на месте. Она никогда не думала о том, что перекрытие на день-два нескольких станций требуют огромных ресурсов. Ей казалось, что просто входы остаются зарешеченными, а большая часть сотрудников получает дополнительный выходной. Сейчас же она понимала, что цена возможности покрасоваться очередной раз перед камерами оказывалась слишком дорогой. Но Лика не была наивной и хорошо помнила, где работает, и кто платит ей заплату, поэтому взяла себя в руки, пытаясь придумать способ спровоцировать Петрова, в этот раз без промашек.

- Но он не приехал, - продолжил Александр, пожав плечами. – Прислал кого-то из своих замов, который даже не должен был появиться на Выхино. Он дал интервью и планировал прокатиться в пустом поезде до Таганки, где его уже ждала машина, сев в которую он забудет о метро, как о страшном сне. Зато на Выхино приехал начальник, чтобы провести со мной разъяснительную беседу по поводу служебок, которые я отправляю наверх. Он планировал присоединиться к заму мэра и я подумал, что лучшей возможности у меня уже не будет. Я устал ждать, - Петров тяжело вздохнул и тише добавил: - Я устал жить.

Оперуполномоченный встал и подошел ближе, следователь, с интересом слушавший исповедь Петрова, открыл рот от удивления. Лика понимала, что вот-вот их выставят за дверь, времени у нее осталось максимум на один вопрос и его нужно использовать, чтобы материал действительно получился убойным.

- Александр, вы готовили покушение на мэра Москвы? – быстро спросила она. – Вы подтверждаете, что убили начальника метрополитена только потому, что не смогли добраться до мэра или одного из его заместителей, которых планировали убить изначально?

- Достаточно на сегодня! – вмешался опер, мягко, но настойчиво отталкивая оператора. – Заканчиваем эти откровения!

- В общем, так и было, - Петров пристально смотрел в объектив, не обращая внимания на начавшуюся в кабинете суматоху.

- Подожди, - одними губами прошептал следователь, обращаясь к коллеге.

- Я ничего не готовил, - продолжал закованный в наручники мужчина, - просто ждал удобного шанса, ведь кто-то должен за все это ответить. Понимая, что лучшего варианта у меня не будет, воспользовался тем, что подвернулся под руку. Приехал бы мэр, был бы он. Надеюсь, зам хоть ощутимо приложился в вагоне, когда машинист резко затормозил, пытаясь избежать наезда. Может, ушиб ему запомнится лучше, чем смерть очередного человека, который для них всего лишь расходный материал.

- Но ведь он же не виноват! – не выдержала Лика. – Никто из них не виноват! Никого из них в день гибели вашей жены на станции не было!

- А кто виноват? Кто виноват во всем этом? – он перевел взгляд на девушку и тряхнул в воздухе закованными руками. – Люди? Общество? Общество состоит из трусов, терпил и штрейкбрейкеров. И людей сложно в этом обвинять. Они должны соблюдать законы, быть лояльны к власти и руководству, платить налоги и заботиться о своих семьях. Иначе они лишатся того немногого, что имеют. Им есть, что терять, - Александр очередной раз поправил очки. – Но есть выход: такие, как я – живые мертвецы, те, кому терять нечего. Уходя, мы должны забирать с собой патрициев, и чем выше выберем жертву, тем страшнее будет оставшимся. Пять-десять чиновников пустить в расход в случайном порядке, и остальные уже не смогут чувствовать себя в безопасности. На всех охранников не хватит, да и смогут ли они доверять этим охранникам? Сейчас идет незримая война, а для солдата нет ничего почетнее, чем продать свою жизнь подороже, ведь у нас за спинами беззащитное население, - он замолчал, перевел дух и уже спокойнее спросил: - Простите, а вы с какого канала?

- Я? – растерянно переспросила Лика и сделала шаг назад. – Э-э-эм… Москва, круглые сутки.

- А-а-а-а-а, что-то мне подсказывает, что ваш репортаж не выйдет.

Александр засмеялся громко и раскатисто. Он хохотал, как будто не мог остановиться, вытирая катящиеся от смеха по щекам слезы. Такой спокойный рассудительный и непробиваемый человек в одно мгновение превратился в сумасшедшего. Лика решила, что разбираться во вменяемости задержанного не ее прерогатива и велела оператору выключить камеру, потому что находящийся во власти истерики мужчина не реагировал ни на ее вопросы, ни на команды сотрудников правоохранительных органов.

- Что у вас тут происходит?! – командным голосом спросил ворвавшийся в кабинет начальник отделения.

Следователь, чуть не сбитый с ног ударом двери, вытянулся по струнке и доложил:

- Записываем чистосердечное признание! В ходе допроса подозреваемого выяснилось, что он готовил покушение на мэра города.

- Выяснилось, да, - уже спокойнее уточнил начальник и тут же снова перешел на крик: - Вы долбоящики! Это признание уже у всех есть! Этот муфлон выложил в сеть видео, записанное накануне. Оно уже часа пол по сети гуляет. Интернет кипит, телек пока молчит, но я не уверен, что у них не получится игнорировать, слишком большой резонанс. Внизу уже какой-то правозащитник пытается прорваться, сейчас еще эти блогеры-хуелогеры понаедут…

- И чего в этом видео? – спросил опер, не спуская глаз с все еще хихикающего Петрова.

- Сам посмотри, там десятиминутный монолог о том, что надо рандомно зачищать чинуш, чтобы порядок навести. Бред, короче, - он посмотрел на следивших за их беседой журналистов и сказал: - Все, аудиенция закончена, свободны!

Лика кивнула оператору в сторону двери и, протиснувшись мимо начальника, они вышли из кабинета.

- Бля, запись! – выкрикнул следователь и рванул за ними.

Начальник отделения проводил его взглядом, покачал головой и посмотрел на улыбающегося Петрова.

- Сиди тут с ним, - приказал он оперуполномоченному, - жди комитетчиков или прокурорских. Кто раньше приедет, те пусть и забирают. Мне этот геморрой ту не нужен. И не трогай его! - строго продолжил начальник, пригрозив пальцем. – Он должен выйти отсюда живым и здоровым, чтобы эти бездельники внизу видели, что следов побоев на нем нет, когда его выводить отсюда будут.

- Я могу и без следов, - ухмыльнулся опер, но увидев расширившиеся от злости глаза полковника, вжал голову в плечи, как ребенок разбивший любимую мамину вазу.

***

Венера Тимофеевна была старушкой религиозной и властной, причем властной в большей степени. Батюшки в церкви, которую она посещала всю жизнь, менялись и каждый последующий имел в ее глазах еще меньший авторитет, чем предыдущий. Она застала те времена, когда детей крестили еще тайно, потому что государство не поощряло эту процедуру. Свою дочь Венера Тимофеевна приобщила к важнейшему христианскому таинству, когда той было одиннадцать лет, но, несмотря на все старания матери, девочка так и не пришла к Богу. Нет, она не стала падшей женщиной, наркоманкой или мерзавкой, но о какой праведности может идти речь, если человек не ходит в церковь? Старушка была уверена, что на поведение дочери во многом повлиял молодой человек, впоследствии ставший ее мужем. Пока он не появился в жизни девочки, все было хорошо: она ходила вместе с матерью в церковь, слушалась во всем и не позволяла себе усомниться в правоте родительницы, но после знакомства с ним все изменилось. Дочь стала перечить, вульгарно одеваться, а через несколько месяцев после попыток матери наставить ее на путь истинный, переехала к будущему мужу.

Венера Тимофеевна винила себя в том, что слишком долго тянула с крещением дочери – не могла, как и велит библия, ослушаться мужа, бывшего до мозга костей идейным коммунистом. Несмотря на то, что она привела девочку в церковь всего через пару дней после смерти супруга, одиннадцать лет – это возраст, когда Сатана уже успел опутать незащищенный разум ребенка своими сетями сомнений. Второй ошибкой Венеры Тимофеевны стало разрешение пойти в институт. Дочка прилежно училась и хотела продолжать получать образование, чтобы построить в будущем карьеру. Мать не возражала, памятуя о тех силах, которые ей пришлось потратить, чтобы поднять ребенка практически в одиночку. Хоть она и не верила в карьерные перспективы дочери, но была достаточно умудренным человеком, чтобы понимать: с дипломом девочке будет проще устроиться в жизни и есть шанс найти достойного спутника. Так как жили они в Москве, то ни о каком общежитии не могло быть и речи, так что дочка останется под бдительным присмотром рачительной родительницы и Бога.

Но достойный спутник оказался тем еще проходимцем, буквально укравшим девочку у матери. Ее попытки вернуть дочь домой и одновременно в лоно церкви не увенчались успехом. Наоборот, они расстроили их отношения настолько, что несколько лет Венера Тимофеевна вообще не общалась с предательницей. Она даже не почтила своим присутствием свадьбу, куда ее умоляли прийти, решив, что это станет достойным наказанием для дочери-отступницы. Однако все изменилось с появлением внука. Увидев новорожденного Игоря, бабушка сразу решила, что не должна повторить свою ошибку, и следует привести этого мальчика к Богу как можно скорее. Целый год она налаживала отношения с дочерью и зятем, мысленно молясь каждый раз, когда видела, как неправильно они обращаются с малышом. Это стоило ей неимоверных духовных затрат, но, с Божьей помощью, она получила согласие родителей на крещение, за пару недель до того, как Игорьку должен был исполниться годик. Все-таки слово Господне стократ сильнее дьявольских науськиваний.

Венера Тимофеевна выполнила свою миссию и была счастлива. Пусть их отношения с дочерью так и не вернулись на прежний уровень, но она стала отличной бабушкой, всегда готовой посидеть с мальчиком или забрать на пару дней. Это время она использовала, чтобы исправить в Игоре то, что своим воспитанием уничтожали родители. Конфликты случались нередко, но Венера Тимофеевна была достаточно опытна, чтобы не спорить и сразу признавать вину, потихоньку продолжая делать свое дело.

Время идет, и теперь Игорь уже взрослый молодой человек, у которого скоро будет свой ребенок. Когда ему было девятнадцать, родители перебрались на ПМЖ за границу. В разговорах с подругами Венера Тимофеевна осуждала зятя с дочерью за переезд в Европу, заполненную нехристями, но была горда, что осталась единственным близким человеком для внука. Когда у него появилась девушка, бабушка предложила ему поменяться квартирами. Так Игорь переехал в трешку на Выхино, а она заняла купленную ему родителями хрущевку в Кузьминках.

Так она рассчитывала вернуть свое влияние на внука, но ее замысел не удался. Игорь установил жесткие рамки, как только Венера Тимофеевна попыталась залезть в чужой монастырь со своим уставом. Парень быстро забыл и о детских годах, проведенных с бабушкой, и о подаренной квартире. Старушка винила во всем его пассию, с которой внук до сих пор не расписался, несмотря на увеличивающийся с каждым месяцем живот. Эта девчонка буквально выставляла за дверь нагрянувшую с очередным неожиданным визитом и нравоучениями бабушку Игоря. Чтобы окончательно не испортить отношения с внуком, Венера Тимофеевна затаилась на время, чтобы вновь появиться после рождения ребеночка и действовать по уже наработанной схеме. Ведь кроме нее о защите невинной души позаботиться некому: Игорь весь в работе, его родители за тридевять земель, а на эту прошмандовку, прости Господи, рассчитывать не приходится.

С этими мыслями Венера Тимофеевна продолжала читать молитву и креститься, находясь в церкви на утренней службе. Из размышлений ее вывела девушка, мельтешащаяся рядом, не зная куда встать, и когда креститься. Старушка с ненавистью посмотрела на девицу и подумала, что та ей напоминает непутевую сожительницу Игоря. Наверно, тоже дома целыми днями сидит за этим дурацким компьютером, делает вид, что работает. На работу надо ходить, да так, чтобы на руках мозоли были, когда домой возвращаешься, а эти рисуночки ее – безделье одно. Вот Игорь тоже с компьютерами работает, а в офисе по десять-двенадцать часов торчит, сразу видно, кто работает, а кто так.

Не переставая креститься, Венера Тимофеевна дождалась удачного момента и схватила девушку за руку, потянув на себя, чтобы та не стояла на пути у батюшки, когда тот пойдет церковь обходить. Растерянная девушка гневно зыркунла на старушку, за что сразу получила отповедь по поводу того, что теперь икону загородила.

Продолжение следует...