Художественный метод Достоевского⁠⁠

Казалось бы, изложить основной сюжет каждого из романов пятикнижия можно вкратце как нечто цельное и законченное.

«Преступление и наказание» повествует о преступлении и раскаянии Раскольникова; 

внешнее действие романа «Идиот» – развитие и трагическая развязка любовного треугольника; «Бесы» литературно и идеологически интерпретируют «нечаевское дело»; 

«Подросток», как роман воспитания, посвящен истории взаимоотношений отца с незаконнорожденным сыном и духовному становлению последнего; 

в основе «Братьев Карамазовых» лежит детективный сюжет: отцеубийство и его расследование.

Замысел же Достоевского в переосмыслении сюжета, внешне обусловленного жанром. Ниже выделены несколько уровней осмысления сюжетов пятикнижия.

1861. Фотография М.Б. Тулинова

Первый уровень.

Евангельский текст, являющий высшую истину и проецируемый на романную действительность. Как правило, евангельский сюжет вводится прямо в текст романа или задается как евангельский контекст (в случае романа «Идиот») с помощью символики мотивной структуры романа.

В «Преступлении и наказании» это воскрешение Лазаря,

в «Идиоте» – история прощения и спасения Христом блудницы (отношения Мышкина и Настасьи Филипповны),

в «Бесах» – исцеление гадаринского бесноватого (введенное как сюжет уже в эпиграфе к роману и в эпилоге толкуемое Степаном Трофимовичем Верховенским как духовная судьба России), в «Братьях Карамазовых» – притча об умирающем и воскресающем зерне, проецируемая на судьбы многих героев романа, прежде всего – Маркела, Зосимы, Дмитрия и Илюши Снегирева.

В «Подростке» евангельский план прямо и явно не выражен, но на мотивном символико-аллегорическом уровне прочитывается сюжет возвращения блудного сына (в роли которого по отношению к России выступают и Аркадий и Версилов).

Второй уровень развертывания сюжета – гораздо более сложный – является мифологическим. Имеется в виду не использование Достоевским традиционных мифологических образов и сюжетов, а его собственное мифотворчество по логике присущего ему мифологического мышления.

У Достоевского миф складывается в результате ощущения главными героями его романов своей причастности к судьбам России или даже всего мира, вследствие веры во всемирную важность своей идеи.

Так, от Ставрогина остальные герои ждут спасения или гибели всей России; открывателем новой эры в истории Земли мыслит себя Раскольников; Мышкин «к людям идет» со своей проповедью Золотого века; Кириллов, принося себя, как человекобог, в жертву себе самому, думает тем самым даровать бессмертие всем людям; Версилов видит себя одним из сотни хранителей духовной идеи Европы и т.д.

Поскольку идея неотделима от личности героя, существуя главным образом в его сознании, то она живет, и ее судьба разворачивается в сюжет, который и становится мифом, символическим прасюжетом романа.

Третий уровень сюжетообразования – уровень романной интриги: это традиционные для жанра сюжетные схемы, в которые Достоевский пытается вместить главный мифологический прасюжет, – они и позволяли Достоевскому назвать свое творение романом. Главная задача Достоевского на данном уровне – придать фантастическому сюжету по возможности реалистический характер, как того требовали литературная эпоха и критика.

Романный сюжет для Достоевского – это обязательно скандальная любовная интрига (чаще всего по типу любовного треугольника: Дуня-Лужин-Свидригайлов, Мышкин-Настасья Филипповна-Рогожин, Мышкин-Аглая-Настасья Филипповна, Ставрогин-Хромоножка-Лиза, Врсилов-Ахмакова-Софья, Дмитрий-Грушенька-Катерина Ивановна). Пытаясь создать занимательную остросюжетную интригу, Достоевский активно прибегает к сюжетным ходам и схемам бульварного, авантюрного, любовного, детективного романов.

Четвёртый уровень: психологизм «подполья». Под «подпольем» понимается внутреннее уединение героя от людей в силу его мечтательности, отсутствия опыта «живой жизни», причудливого сочетания оскорбленной гордости и самоуничижения.

В силу того, насколько тот или иной герой наделен подпольными чертами, он утрачивает способность к нормативному общению и к последовательному активному действию. Подпольные черты доминируют в характере Раскольникова, Кириллова, Шатова, Ивана Карамазова, Аркадия Долгорукого; у некоторых персонажей они ярко выражены лишь на определенных этапах их жизни – как у Ставрогина, Версилова, Мышкина, Рогожина.

Больше всего персонажам с подпольной психологией свойственно пребывать в уединении и вынашивать свою идею.

Внутренний мир героев раскрывается в их протяженных исповедальных монологах, занимающих существенную часть текста.

Наконец, злободневно-сатирический уровень, наиболее простой для восприятия, – охватывает ряд второстепенных героев, призванных сатирически изобразить враждебные Достоевскому политические и философские идеи. Эти герои одномерны и традиционны, на них не распространяется специфическая для Достоевского техника построения образа как единства противоречий.

Таковы, к примеру, Лебезятников в «Преступлении и наказании»; Докторенко и Бурдовский в «Идиоте»; члены «пятерки» Верховенского, Кармазинов в «Бесах»; адвокат Фетюкович, Ракитин, поляки в «Братьях Карамазовых» и т.д. Вводимые этими героями сюжетные линии являются побочными и придают роману злободневный социально-политический характер. Благодаря этому романы Достоевского жанрово адаптируются (хотя бы внешне) к социально-психологическим романам эпохи критического реализма.

Ключевой принцип сюжетообразования романов Достоевского в том, что каждый последующий уровень его структуры противоречит предыдущему с точки зрения поэтики, отрицает или даже отменяет его. На каждом уровне присутствует несколько конкурирующих сюжетов, претендующих на главенство и в то же время являющихся необходимым дополнением к стержневому.

В итоге образуется романное целое – внутренне конфликтное, необыкновенно трудное для анализа. Внутриструктурный конфликт охватывает планы сюжета, жанра, психологии и построения образа персонажей, в конечном счете, проецируясь на философскую проблематику романов.

Источник: Фомина О.Ю. "Творческий метод Ф.М. Достоевского"

(среди множества обстоятельных статей про Достоевского, находящихся в базе данных Российского индекса научного цитирования, именно эта привлекла меня сочетанием убедительной обобщающей интерпретации и лаконичности)