Казанское взятие — послесловие 2⁠⁠

В прошлой части мы остановились на том, что Русско-шведская война была открыта в 1554, но первое время велась достаточно вяло и весьма скромными силами. Только в конце лета – начале осени 1555 года части шведской армии и флот под командованием адмирала Якоба Багге выступили в поход. Именно на флот в качества средства переброски и подвоза шведы очень рассчитывали – ведь у русских его не было вовсе. Шведы планировали, используя фактор неожиданности, захватить русскую крепость Орешек и затем развернуть наступление на новгородском направлении.

Действие на картине происходит в Вестеросе... шведском городе Вестеросе. Густав Ваза обличает епископа Зуннанведера в измене. Дело было за без малого 30 лет до русско-шведской войны 1554-1557, но король уже бородат и суров.

Важной ошибкой шведов было то, что они не смогли, или даже не посчитали нужным сохранить свои приготовления в тайне. Ещё в середине августа 1555 года новгородский наместник Дмитрий Палецкий сообщал в Москву сведения о подготовке шведами нападения и переходе боевых действий в новую стадию и новый масштаб. Столица среагировала оперативно - на русско-шведскую границу немедленно начали выдвигать существенные силы. К Орешку, который сразу же сочли одной из возможных целей шведского удара, выступила рать под командованием воевод Андрея Ногтёва и Петра Головина. Большая часть сил должна была стать в Кипенском погосте, а отдельный отряд под началом Головина усилить непосредственно гарнизон Орешка. Войска под руководством Захария Овчины-Плещеева направили к Кореле. Ну а в Новгороде вовсю формировалось ополчение во главе с Палецким, которое получило задачу стоять на левом берегу Невы и прикрывать подступы к Новгороду. В целом меры были приняты своевременно - 10 сентября 1555 года шведский адмирал Якоб Багге с 10000 войском осадил русскую крепость. Сухопутные силы в основном пришли от Выборга, а флот с моря по Неве подвёз артиллерию. Шведы три недели осаждали Орешек, вели его артиллерийскую бомбардировку. Другие шведские отряды разоряли окрестности Корелы, где были сожжены многие сельские поселения.

Задачей гарнизона Орешка, да и всех войск на северо-западном направлении было держаться как можно более стойко, выигрывая время для переброски всё больших и больших сил из других областей царства. И задача эта была не просто выполнена, но перевыполнена. Орешек не был взят, небольшой шведский отряд, который попытался переправиться через Неву «на Ноугородскую сторону», был разгромлен Сторожевым полком под началом С. Шереметева. А начавшееся уже в первых числах октября 1555 года контрнаступление русских войск под началом Ногтева и Плещеева, к которому присоединилась часть новгородской рати под командованием Шереметева, заставило шведское командование снять осаду Орешка и отойти к своей границе. В ходе преследования противника был захвачен один из шведских кораблей с 4 пушками, экипаж был перебит. Напомню, шведов было около 10 000 человек – не так чтобы много, но всё же довольно крупные силы, особенно в масштабах самого Шведского королевства.

Из Лицевого свода: О посылке от царя воевод. "И царь и великий князь послал от себя воевод князя Андрея Ивановича Ногтева Суздальского, да Захария Ивановича Плещеева да Петра Петровича Головина, да из Новгорода велел идти дворецкому Семену Васильевичу Шереметеву, а с ним велел собираться Обонежской пятине да Волской"

Из Лицевого свода: Об отпущении воевод на шведского короля. "В том же году в месяце декабре отпустил царь и великий князь на Шведского короля Густава воевод своих за его неправду: в большом полку боярин и воевода князь Петр Михайлович Щенятев да боярин и воевода князь Дмитрий Федорович Палецкий"

Теперь же настал наш черёд. В Новгороде заканчивала сосредотачиваться армия под командованием Петра Щенятева. В поход должны были выступить едва не все служилые люди Новгородского уезда. 1 ноября 1555 года царь потребовал от новгородского наместника собрать к 6 декабря помещиков и земских людей со всех пятин и городов. Москва собиралась нанести удар по Швеции зимой 1555-1556. И действительно 20 января 1556 года 20-25 тысячное русское войско под началом Щенятева и Палецкого перешло границу у Смолина и Лебежья, начав наступление на Выборг. Осада Выборгской крепости, впрочем, продолжалась всего три дня – воеводы быстро смекнули, что у них недостаточно мощной осадной артиллерии для разрушения стен, а о чистом "штурме мечом" думать не приходилось – именно в Выборге были все выжившие из тех 10 000, плюс собственный гарнизон. Вместо этого было принято весьма разумное решение сохранить мобильность и воспользоваться практически полной концентрацией врага в одной точке – Выборге. Целью стало максимально разорить шведские территории. Русская армия уничтожила селения по берегам реки Вуоксы, заняла город Кивинебба (захватив 7 пушек и много другого имущества). Город Кивинебба (русс. Киновепи) сожгли до основания. Тогда блокированные в крепости шведы попытались вырваться, и в окрестностях Выборга произошёл бой. Враги первым ударом, пользуясь внезапностью опрокинули «яротоульский полк» - небольшой, так сказать, ультрапередовой – разведывательный полк, который при походах выставлялся впереди сторожевого полка. Сторожевой полк тоже подался назад. Но уже Передовой полк под началом Шереметевых, составленный из новгородского и ивангородского ополчений, ударил по увлекшимся преследованием шведам и разбил их. Неприятель поспешно отступил, соединившись с основными силами. В сражение втянулись новые силы. С фронта позиции яростно сопротивляющихся шведов атаковала татарская конница под началом «царевича» Кайбулы. С фланга позицию противника обошел полк Правой руки воеводы Ивана Шереметева, он ударил по шведам от Выборга. Шведы были разгромлены и бежали в город. Блокада продолжилась и даже переросла уже собственно в осаду.

Нынешний вид Выборгского замка

Шведское командование попыталось направить отряд на выручку крепости – не столь большой, чтобы вовсе прогнать русских, но достаточно, чтобы суметь во взаимодействии с гарнизоном прорваться в Выборг. И вновь обо всём заблаговременно становится известно русским! Обложив город, наше командование отправило в Лаврецкий погост силы под началом воевод Богдана и Василия Сабуровых, Ивана Замыцкого и Василия Разладина. Они должны были встретить шведский отряд, идущий от Стокгольма к Выборгу для усиления гарнизона города. У Лаврецкого погоста вражеский отряд в скоротечном бою был разгромлен. Затем русские отряды разорили окрестные места и вернулись в Выборг, захватив большой полон.

Тут уже шведы забеспокоились не на шутку. Разорение, постигшее Западную Карелию и Южную Финляндию, вынудило шведское правительство начать поиск мирного решения конфликта. В июне 1556 года, опасаясь нового опустошительного вторжения русских войск (ведь царь действительно располагал ещё огромными силами!), шведский король Густав Ваза направил на Русь посланника Кнута Кнутсона. В Москву шведский посланник прибыл 27 июля и передал послание Густава Вазы с предложением начать мирные переговоры. Царь согласился принять шведское посольство. В феврале 1557 года шведское посольство во главе со Стеном Эрикссоном и архиепископом стокгольмским Ларса, прибыло в русскую столицу. С русской стороны переговоры вели Алексей Адашев и Иван Михайлов. 21 марта 1557 года был заключён мирный договор. По нему между Швецией и Русским государством устанавливалось перемирие на 40 лет. Русско-шведская граница восстанавливалась по старому ореховскому договору от 1323 года. Почему? Ведь в этой войне мы одержали победу – и переговоры вели с позиции силы, что видно из такого пункта, как пункт о пленных. Шведы освободили всех русских пленных безоговорочно, в то время как шведские пленные подлежали освобождению за выкуп. Дело в том, что все мысли царя и его окружения уже концентрировались на подготовке к иной войне – и шведов мы хотели видеть в ней нейтральными, что и должен был обеспечить договор, выключив их из игры до 1597. Да, к сожалению мы тогда ещё не знали, что европейские партнёры… ой, простите, христианские монархи могут лгать и нарушать собственные клятвы не хуже татар! В следующий раз мы скрестим клинки со шведами уже в 1563!

Да, речь идёт о Ливонии и о Ливонской войне. И здесь мы подходим к самому важному вопросу Послесловия – о том, что определяло стратегическое направление приложения усилий Россией и верно ли было избрано это направление. Уже очень давно – на самом деле ещё непосредственно с самой эпохи войны – из знаменитейшей переписки Ивана Грозного с Андреем Курбским тянется спор: а не напрасно ли русские ударили по Ливонии? Не было ли более выигрышным иное направление, говоря о котором обыкновенно подразумевают Крым? Попробуем разобраться. Но для начала нужно несколько слов сказать об особенностях двух стран, которые могли стать нашими противниками – и если о Крыме неоднократно говорилось уже в основной, Казанской серии, то здесь речь пойдёт по преимуществу об областях Прибалтийских, а татары будут поминаться только в качестве инструмента сравнения.

Ливония к середине XVI столетия была уже очень странным образованием – территория её, занимавшая всю современную Эстонию и почти всю Латвию, делилась между четырьмя епископскими кафедрами – Эзель-Викской, Дерптской, Курляндской и Рижской, а в основной своей части считалась принадлежащей Ливонскому ордену, или несколько более официально Братству рыцарей Христа Ливонии. Плюс существовал город Рига, который преимущественно управлялся собственным городским магистратом. Структура власти была более чем корявой. Теоретически все духовно-рыцарские ордена подчинялись непосредственно Римскому папе, но тот в этот период времени имел совершенно иные заботы, крайне далёкие от дел Ливонии. Плюс к тому здесь существовала ещё и промежуточная (а на деле основная) инстанция в лице Тевтонского ордена, ландмейстерством которого и считалось Ливонское братство. Так получилось потому, что основой Ливонского ордена некогда послужил небольшой орден Меченосцев, оказавшийся слишком слабым для самостоятельной экспансии на восток и в итоге влившийся в ряды тевтонцев (поскольку основная часть его братии тоже была немцами) в 1237 году, но на особых условиях. Реальным выражением этих условий было то, что внешняя политика Ливонии много лет определялась общеорденскими интересами, а главное – тевтонцы руководили своим ландмейстерством и в кадровом отношении – и основная часть его руководства происходила из Германии (читай тех или иных германоязычных областей Священной Римской Империи). В том числе самый последний ландмейстер и фактический глава Ливонцев Иоганн Вильгельм фон Фюрстенберг происходил из города Нехайм (ныне Арнсберг), что находится аж в Вестфалии. При этом тевтонцы в свою очередь почти не вмешивались во внутреннее управление Ливонией как провинцией… к слову, непонятно чего. Как уже было сказано, ордена теоретически вассальны по отношению только и исключительно к Римскому папе – но нигде в Европе (владения уже не рыцарских, а просто монашеских орденов в Новом Свете – отдельная история) к описываемому периоду ничего похожего не было. В 1522 году Госпитальеры были выбиты с Родоса и обосновались на весьма скромных размеров Мальте – Ливония была куда как больше. Но это – не всё. Выше указаны четыре ливонских епископии – и вот такого, чтобы епископ был правителем сам по себе уже не было точно нигде. В Священной Римской империи были области, управляемые епископами, но все они подчинялись императору и жили в рамках общеимперской системы. Здесь всё было иначе. Опять же, Империя – большая часть руководства орденов – и Ливонского, и, тем более, Тевтонского была её уроженцами и подданными, а значит подчинялись императору. А вот подчинялась ли ему Ливония? Думается, что даже не всякий современник смог бы дать ответ на этот вопрос. Рига при этом была устроена как вполне стандартный немецкий бург.

Ливония, её устройство и окрестности

Тем не менее, до поры до времени переусложнённая система как-то жила – епископы, особенно в области внешней политики, шли в фарватере воли ландмейстера, а тот – подчинялся воле магистра Тевтонского ордена. Вот только сам этот орден и магистр выкинули в конце первой четверти столетия поразительный кунштюк. А́льбрехта Бранденбу́рг-Ансбахского иногда называют последним великим магистром Тевтонского ордена – это неверно. Магистры были и после – вообще формально орден существует до сегодняшнего дня. Но, право слово, этот человек приложил очень большие усилия, чтобы этого не было! Дело в том, что он… переметнулся в протестантизм! Да-да, глава духовно-рыцарского ордена стал протестантом, лично общался с Лютером – но даже не в этом дело. Частью ввиду религиозных убеждений, но в основном – по сугубо практическим соображениям Альбрехт реорганизовал (на что, конечно, строго формально не имел никакого права) земли тевтонцев в светское герцогство, вассальное по отношению к Польше! Тем самым было покончено с изматывающе долгой враждой рыцарей с польскими монархами, углубляться в подробности которой мы здесь за недостатком места не будем, заложена одна из основ будущей Пруссии, Альбрехт стал основателем династии, а Ливония… повисла в воздухе. Её статус стал совсем уже странным – ландмейстер по-прежнему назначался магистром тевтонского ордена, который сам то еле-еле выжил после происшедшего, а главное – лишился собственной территории. Если некогда тевтонцы взяли под крыло Ливонию, то теперь материнский орден сам настолько умалился, что перестал быть не только защитой, но вовсе почти забыл о делах ливонских. При этом структура Ливонии, существовавшей как подобие конфедерации епископств и орденских владений под общим руководством ландмейстера стала стремительно разрушаться – одновременно проникновением всё того же протестантизма (в 1552 году в Риге и вовсе было введено лютеранство, а чуть позже — в Ревеле), секуляризацией элиты, а всего более – стремительно уменьшающимся контролем ландмейстера над регионом. Фактически единственной его опорой стала опора на прямую силу – на остававшихся в его подчинении рыцарей и на орденские замки. Экономически, политически, социально орден был несостоятелен. Ему нечего было, кроме жутко устаревших форм родом из классического Средневековья предложить даже немецким бюргерам и поселенцам, не говоря уже об исконном местном населении – эстонцах и основе будущих латышей, которые, будучи безусловным большинством, серьёзнейшим образом были ущемлены в правах и лишь недавно перестали активно и вооруженной рукой бороться за свободу. В северной части Эстляндии, например, последнее крупное восстание произошло в 1343 году, а мелкие – едва не на столетие позже. При всём этом, если внутри страны мощи ордена хватало ещё для силовой политики, то во внешней Ливония была радикально слабее всех своих соседей: и Швеция, и Великое княжество Литовское, не говоря уже о России, были гораздо более мощными и развитыми государствами – собственно, они хотя бы вообще были государствами в полном смысле слова в отличие от орденской конфедерации. Парадоксальным образом слабость подталкивала Орден к агрессии – чтобы его рыцарская основа сохранялась необходим был приток людей из Германии, а чисто религиозными мотивами их привлечь было уже трудно. При бедности самой Ливонии, кроме Риги, единственным мотивом могло стать участие в успешном походе на кого-нибудь побогаче. Во-вторых, целый ряд деятелей Ливонского ордена уже тоже мечтал о секуляризации и превращении во вполне нормальных дворян-феодалов – вот только для этого нужно было найти кого-нибудь, кто сможет заменить пусть тонкий, но приток военной силы из Германии и гарантировать эти самые владения новоявленным хозяевам – первое же восстание местных, не говоря о вторжении извне, стало бы для них концом. Одним словом, почти как и сейчас, верхи Прибалтики только и искали кому бы продаться так, чтобы не прогадать. России опасались – из-за православия, из-за сильной царской власти, из-за риска масштабного притока уже русских переселенцев и в том числе аристократии. Литовские вольности были соблазнительны, но там уж очень не любили немцев – и тоже был риск притока масс пришлых. Так что всего предпочтительнее казались скандинавы – достаточно сильные и авторитетные, чтобы поддерживать порядок – и слишком далёкие, чтобы его сделать чересчур жестким на вкус бывших рыцарей-монахов, давно уже желающих перестать быть и первым, и вторым. Первые шаги были сделаны ещё в 1480-1481, когда орденские войска внезапно вторглись на землю Пскова. Шанс на успешный первый удар был – Русь тогда была крепко связана на юге и востоке татарами, но глобально это был прыжок болонки на медведя. По всей вероятности изначально ландмейстером предполагалось после серии первых маленьких побед (которые продемонстрируют что "русских можно бить"), спровоцировав русское ответное вторжение (с куда большим масштабом и последствиями), громко запросить помощи. У всех: у Римского папы, у рыцарей Империи, у шведов и датчан – а там посмотрим – хоть чьи-нибудь силы потекут в Ливонию – и на этих соках она сможет ещё какое-то время просуществовать.

Примерно так и вышло – в 1480 началась война, в 1481 Ливония была разгромлена и частично занята войсками Ивана III, а Европа едва не впервые услышала об угрозе с востока, которую нужно отражать дружным усилием. Услышала – и не очень-то в это поверила. Масштабного отклика не последовало, не говоря уже о крестовом походе, на объявление которого особенно рассчитывал ландмейстер. В это время на континент пришла реальная Угроза с востока в виде османов, которые в том же 1480 начали осаду Родоса и даже высадились в Италии – так что было несколько не до периферийной Ливонии. В результате был подписан мирный договор, который помимо пункта о перемирии сроком на 10 лет и всевозможных технических деталей о пленных и захваченном имуществе включал в себя пункт о дани, выплачиваемой Орденом за город Юрьев, как княжескую вотчину. Пункт этот очень важен – во-первых, именно он и невыплата положенных денег послужили формальным поводом начала Ливонской войны, а во-вторых, чрезвычайно примечательно то, что Юрьев-Тарту считался согласно нему территорией скорее русской, а не ливонской, лишь временно удерживаемой Орденом с позволения князя и за плату. Действительно, Юрьев мог считаться вотчиной великого князя, так как был основан русскими - но позднее захвачен ещё в эпоху реального натиска на восток тевтонцев и меченосцев. Договор 1481 в юридическом плане делал непрочным всё, что завоевали рыцари у русских мечом – а под это можно было подвести больше трети территории Ливонии! В 1502-1503 годах Ливония участвовала в войне Великого княжества Литовского с Великим княжеством Московским в надежде сбросить навязанные условия мира, но они были вновь подтверждены по итогам войны.

Примерно к 1520-м годам сложилась любопытная ситуация: мир признавали все, но ливонцы дань не платили – денег у Ордена не было. Они были – и это вскроется в ходе Ливонской войны, у некоторых купцов-частников из Риги и Дерпта, но расставаться с ними они совершенно не желали. Россия, однако, долгов не требовала в обмен на послабления для нашей торговли. И вот как раз это уже очень серьёзно помянутым выше купцам не нравилось. Неуклонная секуляризация Ливонии увеличивала с каждым годом их влияние – и они стали активно подкапываться под негласные условия сделки. К 1540-м ландмейстеру стало ясно, что скоро придётся воевать – или с русскими, или со своими купцами. Знаменитое дело Ганса Шлитте просто не могло не привести к решающему охлаждению в отношениях с Москвой. А вот бы… вот бы с русскими воевал кто-то другой! Не только же рижским толстосумам не нравится перспектива русского торгового проникновения на Балтику! Отсюда – активное подстрекательство по отношению к Швеции, упоминавшееся выше. Вот только когда дошло до дела, то, как говорилось в одном хорошем советском фильме, оказалось, что "он же на первом скачке расколется, при первом же шухере" – нехороший человек Вильгельм фон Фюрстенберг трезво оценил свои силы, а главное понял, что кроме шведов никого в дело втянуть не удалось – и испугался. Будь он чуть решительнее – и Ливонская война началась бы на несколько лет раньше. А так Ливония сохранила мир – но в действительности лишь оттягивала неизбежное.

Ну а теперь – давайте сравним перспективы Юга и Северо-Запада, Ливонского и Крымского направлений политики. Крым был значительной военной силой и мог в пиковом напряжении крупнейших походов выставлять по 70 000 – 80 000 человек конных. Ливония и близко не располагала такой армией. У Ливонии было много потенциальных союзников – и ни одного прямого, уже определившегося покровителя, а у Крыма такой был - и это было одно из самых могущественных государств своей эпохи – Османская империя. Крым был этнически гомогенен, а в Ливонии был хороший шанс, стряхнув германские верхи, опереться на местные низы. Против Ливонии можно было активно использовать новообретённые татарские отряды из той же Казани, или из Касимова, в то время как против Крыма в этом была бы доля риска. Крупную армию, направленную в Ливонию, было гораздо легче снабжать, чем такую же, посланную в Крым (это будет проблемой даже для Миниха в середине XVIII века). Но даже всё вышеперечисленное не является основным и принципиальным. Море – вот что было нужно России для успешного развития! Стране было что предложить Европе – и многое хотелось оттуда получить. А вечно враждебная Литва стояла огромным забором, да и в принципе морская торговля в тот век была гораздо дешевле, масштабнее и быстрее, чем сухопутная. Но к какому морю идти? Много лет спустя второй раз эту дилемму будет решать Пётр – и решит её так же – в пользу Севера (это при том, что Швеция к XVIII веку лишь усилится, а Турция – ослабнет). Завоевание Крыма – это путь в большое Турецкое озеро, которое всё равно останется для нас закрытым, а завоевание Ливонии – это пусть на Балтику, которая сама по себе даёт много возможностей, даже если Дания решится перекрыть Зунд (чего, впрочем, для русских не было, как кажется, никогда). Одним словом, ещё Иван Грозный будучи умным человеком, был в состоянии предвидеть то, что под именем проблемы Проливов не отпустит Россию вплоть до Революции. Ну а все прочие аргументы могли лишь утвердить его в сделанном выборе. Выборе, который, если не опираться на наше послезнание, следует счесть совершенно правильным. Да и не известно, чем кончилась бы иная война, решись мы всё же на конфликт именно на юге. Да, Крым был врагом, опасностью, головной болью, его уничтожения было бы очень выгодно для России – но политика строится на объективных предпосылках, на возможном, а не просто желаемом. Добить все осколки Орды очень хотелось – но Ливония в гораздо большей мере "созрела". Имелся и повод – те самые денежные недоимки. В военном отношении задача покорения территории Ордена не представляла собой чего-то сложного для армии ставшей великим царством России.

Единственным риском было чьё-либо постороннее вмешательство. Шведов при этом мы полагали на основании заключенного мира выбывшими из игры – к большому сожалению напрасно. Оставалась, за исключением крайне сомнительной мобилизации в защиту Ордена рыцарства Священной Римской Империи, возможность вступления в войну Дании и Великого Княжества Литовского. Первое при этом не могло кардинально перевесить чашу весов. Всё равно для будущей кампании был избран вариант действий с максимальным темпом: у России теперь была опытная и отлично подготовленная, прошедшая Казань армия, стрельцы, могучая – и тоже прошедшая школу Казанской осады артиллерия, стремительная татарская конница. Теперь всё это предполагалось использовать для того, чтобы молниеносно занимая один за другим орденские замки, покорить Ливонию, поставив сторонних игроков перед свершившимся фактом. Иными словами, медведь собирался раздавить шавку в один удар – до того как на её скулёж сбегутся другие звери. Почему это не вышло в реальности – и что (а на самом деле весьма многое) России удалось – тема для совсем другой большой истории.

Источник: Cat_Cat Автор: Иван Мизеров

Личный тег автора в ВК — #Мизеров@catx2

Оглавление Cat_Cat