Болота Дагобы⁠⁠

«Болота Дагобы» (Swamps of Dagobah) считается одной из классических историй Reddit. Она была опубликована ещё в 2012 году как комментарий в топике, где один из пользователей попросил медиков поделиться своими самыми впечатляющими историями, и с тех пор несколько раз попадала с репостами на главную реддита, а также неоднократно включалась в разные подборки формата «лучшее Reddit».

Перевод мой, других переводов на русский мне в сети не попадалось.

Предупреждение: история содержит не самые аппетитные описания содержимого человеческого организма. На всякий случай — стоит тег «жесть».

Во избежание, весь текст истории расположен под иллюстрацией.

Автор иллюстрации — пользователь re-ki.

Squeeples:

Доктора и медсёстры реддита, каково ваше самое кровавое, мерзкое или просто худшее воспоминание, связанное с работой?

banzaipanda:

Я операционный медбрат. И у меня есть одна длинная история...

Однажды мне позвонили, разбудив в два часа ночи, и вызвали для помощи при «общей хирургии». Очень расплывчатая формулировка, но на тот момент я жил в городе, большую часть населения которого составляли армейская молодёжь и метамфетаминовые наркоманы, так что чрезвычайные ситуации посреди ночи не были чем-то из ряда вон выходящим.

На месте мне сообщили чуть больше деталей — вызов был по поводу периректального абсцесса. Пояснение для непосвящённых: это значит, что где-то в непосредственной близости от заднего прохода есть полость с гноем, которую необходимо вычистить. Думаю, не стоит уточнять, что никто из медперсонала не был в восторге от подобной перспективы.

Я спустился в приёмный покой за пациенткой и единственное, что мне сказала медсестра, передавая её историю болезни, было: «Удачи с этим». Среди медиков такие расплывчатые формулировки считаются плохой приметой.

Моей пациенткой была коренная американка, весившая 140 килограммов и едва умещавшаяся на носилках. Она лихорадочно перекатывалась со стороны на сторону, стонала от боли, хваталась за свою одежду и бормотала молитвы. Я еле-еле смог добиться от неё имени после нескольких минут расспросов и, убедившись, что передо мной нужный пациент и врачебное назначение соответствует происходящему, я решил просто доставить её к анестезиологу, чтобы мы смогли дать ей наркоз и начать все обычные процедуры.

На протяжении всех 10 минут по дороге в оперблок она продолжала устраивать балаган и чуть не свалилась с операционного стола, пока мы пытались дать ей анестезию. Впрочем, мы часто видим подобных пациентов — хронические наркоманы, неспособные терпеть боль, на которых не действуют даже увеличенные дозы обезболивающих, потому что постоянный приём наркотиков выработал высокий уровень толерантности.

Стоит отдельно отметить, что той ночью в хирургической бригаде не было ни одного новичка. У меня уже было несколько лет опыта, в основном психиатрия и медицина. Я видел, как 88-летний старик выдернул из себя мочевой катетер с дюймовым шариком, крича: «Вы никогда не заставите меня говорить!» На меня пытался напасть ВИЧ-положительный неонацист. Я видел некоторое дерьмо. Вторая медсестра работала в травматологии и хирургии более 10 лет; анестезиолог проходил ординатуру в травматологической клинике первого уровня (в Америке — травматологические отделения высшего уровня, оказывающие полную помощь при травмах всех видов — прим. пер.) или, как мы их называем, в «клубе ножа и пистолета». Хирург был бывшим военным, и в неделю обычно ограничивался восемью словами и двумя выражениями лица. Но никто даже не представлял себе, что нас всех ожидало.

В общем, дамочка уснула, мы растянули её на столе и начали подмывать ей задницу. Задница была красная и воспалённая, из неё подтекало немного гноя, но в этом не было ничего необычного. В истории болезни было указано, что она вкалывала себе наркотики внутривенно в промежность, так что все проблемы явно были следствием использования грязных шприцов или наркотиков плохого качества, но это вряд ли оправдывало её непрекращающиеся стоны «Господи, убей меня».

Хирург подошёл к ней со скальпелем, погрузил самый кончик — и ровно в этот момент у пациентки случилось сокращение диафрагмы, после чего начался полный ад.

Мы не знали, что инфекция проникла на четверть метра в живот, образовав там полость, заполненную гноем, отгнившими тканями и фекалиями, просачивающимися из кишечника. Эта адская смесь вылетела через маленький разрез, словно мы пытались воспроизвести сцену похорон из «Мафии!»

На каждом из нас был водоотталкивающий халат, маска, перчатки, фартук, и всё это помогало нам примерно так же, как резиновые сапоги помогли бы от струи из пожарного шланга. От операционного стола до ближайшей стены было по меньшей мере два метра, но когда мы закончили, гнилая плоть была даже на стенах. Хирург продолжал резать, а поток гноя только усиливался. У пациентки продолжались судороги под действием наркоза (не самая необычная ситуация в хирургии), с каждым новым сокращением мышц из неё вылетало всё больше омерзительной серо-бурой жижи, которая спустя несколько минут начала затекать в обувь второй медсестры.

Я стоял почти в четырёх метрах от стола, на мне была маска и я, открыв рот, наблюдал за тем, как сестра пытается сдержать рвотные позывы, а хирург стоит на цыпочках, чтобы не промочить ноги окончательно. Они первыми почувствовали запах. Со словами: «Господи, меня стошнило прямо в маску!» — сестра выскочила из операционной, срывая маску. Потом запах дошёл до меня — я всё ещё стоял с открытым ртом, не веря, что такое количество жидкости могло скопиться в этой женщине. Мне показалось, что я сам наполнился отчаянием и безразличием, составлявшими её жизнь, я не мог дышать, лёгкие просто отказывались вдыхать ещё этой дряни. Следующим был анестезиолог; я увидел как этот почти двухметровый бывший спортсмен бросился к дверям, чтобы впустить в операционную свежего воздуха, и заметил медсестру, которую всё ещё тошнило над одним из умывальников за дверью. В голове у меня крутился вопрос из ролика «Дэвид после посещения дантиста»: «Это всё взаправду?»

В любой операционной в мире, неважно, государственной или частной, светской или религиозной, большой или маленькой, есть одна общая вещь: где-то стоит бутылка с концентратом перечной мяты. Все в хирургии знают, где она стоит, все знают, для чего она, и все молятся, чтобы им никогда не пришлось ей воспользоваться. В подобных ситуациях мы наливаем этот концентрат внутрь своих масок, чтобы он перебил запах и дал нам закончить процедуру и смыть всё с себя.

Я бросился к нашему главному шкафчику с медикаментами, распахнул дверцу, за которой стояла эта живительная амброзия — и увидел пустую бутылку. Кто-то всё израсходовал и ничего не налил. Где-то в госпитале был бездушный ублюдок, который посмел вылить всю мяту и не налить ни единой капли новой. Я до сих пор думаю, что, если мне удастся выяснить, кто это был, я удавлю паскуду голыми руками, но сперва засуну его башку в жопу каждого метамфетаминового наркомана, которого только встречу — просто чтобы он почувствовал, каково нам было тогда.

Я вернулся обратно с другой доступной альтернативой: флаконом мастизола, клея, иногда использующегося для перевязок. Он пахнет не так сильно, как перечная мята, но, если принять во внимание, что уже больше трети пола было покрыто субстанцией, напоминавшей смесь коровьего последа с кленовым сиропом, у нас просто не оставалось выбора.

Я начал втирать мастизол в свою маску, радуясь, что могу почувствовать хоть какой-то запах кроме вони того склизкого порождения демонов, которое вышло из этой женщины. Потом анестезиолог забрал у меня флакон и намазал им свою маску, чтобы у него была возможность простоять возле аппарата для наркоза достаточное время для того, чтобы эта женщина не умерла на столе. Правда, после этого мы обнаружили, что пары мастизола обладают небольшим наркотическим эффектом, если вдыхать их подобным образом, но, оглядываясь назад, я предполагаю, что именно это и позволило нам всё пережить.

К этому моменту запах вышел за пределы операционного блока, распространился по двенадцатиметровому коридору и дошёл до поста, где сидела вторая медсестра, всё ещё с красными слезящимися глазами, и держалась за свой живот. Оперблок напоминал подземную реку слизи из «Охотников на привидений 2», только грязную. Очень грязную.

Я вернулся в операционную, чтобы помочь хирургу, если тому что-то понадобится. Зрелище там напомнило мне чрезмерно приукрашенные описания зомби-апокалипсиса, встречающиеся на форумах: одинокая фигура в синем хирургическом костюме, стоящая почти по лодыжку в жиже из кишок, говна и гноя. Он проводил операцию в болотах Дагобы, но сами болота вытекли из жопы этой женщины, а Йоды нигде не было. В течении следующих 10 минут ни он, ни я не произнесли ни единого слова, пока он выскребал омертвевшую плоть из абсцесса; его фартук был покрыт омерзительным сочетанием бурого и красного цвета, а глаза сощурены от едкой вони, поднимавшейся прямо перед ним. Я закончил со своими документами так быстро, как только смог, помог ему закрыть опустевшее отверстие марлевыми тампонами, заклеил ягодицы женщины, чтобы повязка продержалась как можно дольше, вывел её из наркоза и немедленно отправил в отделение послеоперационного восстановления.

До того момента я только слышал про «спиртовые души». Выяснилось, что 70% изопропиловый спирт — единственное, что может смыть такой запах, если он впитался в твою кожу. Потребовалось четыре или пять бутылок, чтобы отмыться, но оно того стоило. И, наверное, это был единственный случай, когда я положительно отнёсся к приёму некоторого количества этого спирта внутрь.

Выходя из раздевалки, мы с хирургом посмотрели друг на друга и он произнёс единственную негативную фразу, что я от него слышал за последующие два года совместной работы: «Это было плохо».

На следующее утро всё отделение (весь этаж большого госпиталя) всё ещё вонял. Санитары потом рассказывали, что им понадобился почти час, чтобы собрать всю жижу и ошмётки. Оперблок был закрыт на карантин ещё на два дня, пока запах окончательно не выветрился.

Теперь мне смешно видеть, как новички рассказывают про самые плохие вещи, с которыми они сталкивались. Сынок, ты не видел дерьма.

Для тех, кто ниасилил: не надо вкалывать наркотики в больное место.