Иван поднял тяжёлые веки и уставился в окно, за которым только-только занималась весенняя утренняя заря. Несколько минут он смотрел на радостные цвета юного утра, предвещающего рождение нового неповторимого дня, а затем его вырвало прямо на ковер. Иван успел свесить голову с дивана, поэтому его ложе не пострадало, не считая небольших брызг, которые, впрочем, не слишком отличались от цветовой гаммы дивана.
– Ну что, нравится, погань проклятая? – вытерев рот тыльной стороной ладони, бросил он куда-то перед собой. Иван хотел сказать ещё что-нибудь обидное, но вторая волна рвоты прервала его обличительную речь.
Он скатился с дивана и на коленках пополз к двери, но выдержки хватило лишь для того, чтобы сползти с ковра и на этот раз наблевать на линолеум. После этого он отполз в сторону, лег на пол и, перевернувшись на спину, снова уставился в окно.
Нежные краски предрассветного неба окрашивали весь мир в розовый цвет, будто бы пытаясь показать его ранимость и хрупкость. Еще несколько минут и из-за горизонта показался краешек солнца. Иван не увидел его, но понял это по лучам, скользнувшим по стене и тут же окрасивших все мало-мальски блестящие предметы в ярко-золотистый цвет.
Он вытер со щеки зловонную слюну и медленно поднялся на ноги. Выставив перед собой ладони с растопыренными пальцами, он долго рассматривал их дрожь, пытаясь унять ее силой воли. Когда стало понятно, что ничего из этого не выйдет, он поковылял в ванную. Умывшись и приведя себя в порядок, он уставился на своё отражение в зеркале.
На него смотрел мужчина лет сорока пяти, хотя ему было всего тридцать восемь. Опухшие и заплывшие глаза равнодушно и даже обреченно взирали на него из зеркала, пугая белками с красной паутиной порванных капилляров. Щетина уже давно лишилась статуса легкой небритости и переросла в стадию подлеска заброшенной акациевой лесополосы. Щёки, уголки рта и мешки под глазами будто бы устали спорить с гравитацией и первыми потянулись к земле, предвидя скорое движение к ней всего организма.
– Нравится? – снова спросил Иван у своего отражения.
Тошнотворная судорога снова скрутила желудок, но он был уже пуст. Иван приблизил лицо к зеркалу и тихо проговорил:
– И это я ещё не начинал курить и есть жирное каждый день. Хочешь?
Отражение скривилось, а Иван снова почувствовал рвотный позыв. Затем его глаза помутнели, покрылись какой-то белёсой оболочкой, которая тут же лопнула под давлением других глаз, будто бы вынырнувших из глубины глазниц. Черные, без единого светлого пятна глаза смотрели на Ивана.
– Хватит, – произнёс какой-то низкий хриплый голос, тем не менее раздающийся откуда-то изнутри Ивана.
– А чего? Не нравится? – хмыкнул Иван, – так вылезай из меня, на этом и закончим наш эксперимент.
– Себя же губишь, дурак, – прорычал голос.
– А чего мне себя жалеть, если внутри вот такое дерьмо сидит?
– Это ты про меня?
– Про тебя, про тебя. Про кого же еще? Это же надо так попасть в двадцать первом веке – беса подцепить! Ну надо же... – хмыкнул Иван, – да и ты тоже учудил... Больше не в кого было вселиться? Нашел же жертву – почти сорокалетний слесарь с язвой желудка и артритом коленного сустава. Совсем уже беда с душами? На хрена тебе моя?
Бес не спешил отвечать. Воспользовавшись этим, Иван еще раз умылся и почистил зубы. Затем поставил чайник на плиту и сел за стол, обхватив голову руками. Голова раскалывалась, несмотря на все процедуры, во рту всё равно было противно, сердце билось, как после марафонского забега. Иван бросил взгляд на пустую бутылку, лежавшую на полу и тошнота снова подкатила к горлу, сменившись резкой болью в желудке.
Бес появился внутри Ивана около полугода назад. Поначалу он никаким образом не показывал своего присутствия, видимо, присматриваясь и принюхиваясь к ивановой душе. Месяца через три он принялся аккуратно подковыривать ее когтями, пытаясь найти слабое место, куда можно было бы просунуть костлявый палец и начать отделять душу от тела. Хоть это и довольно тонкая и деликатная работа, но обычно она не доставляла ему никакой сложности. Слабые места у человека всегда присутствуют в немалых количествах. У Ивана же их найти никак не удавалось. Конечно же, он не был святым, но вариантов подцепить когтем душу непьющего, некурящего и правильно питающегося человека гораздо меньше, чем душонку зависимого от любого наркотика.
Не найдя явных способов заполучить душу, бес принялся уговаривать Ивана. На какие ухищрения он только не шёл, чтобы обмануть человека, но и на эти уловки Иван не поддавался. В конце концов ему пришлось вскрыть карты и во всем сознаться Ивану. Дело же в том, что бес, однажды заселившийся в человека, не может покинуть его по собственной воле. Тут одно из двух – либо забирай душу и катись на все четыре стороны, либо дожидайся смерти человека и погибай вместе с ним. А вы как думали? Бесы тоже смертны, поэтому они так тщательно и подходят к выбору своих жертв. Иначе ни одной свободной души не осталось бы на этом свете.
Ничего этого Иван не знал, но после честного признания беса, он, недолго думая, оделся, сходил в магазин, купил ящик водки и тут же принялся методично ее уничтожать, заливая в себя стаканами.
– Остановись, дурак! – верещал демон откуда-то из поджелудочной, – у тебя же здесь язва! Сам помрёшь и меня погубишь!
– А у меня выбор небольшой, – возражал заплетающимся языком Иван, – либо помереть, либо без души остаться.
– Ну и на что тебе эта душа? Ни жены, ни детей, ни друзей. Слесарем работаешь – там она тебе не пришей кобыле хвост. Крути себе гайки и не парься. Все равно не пользуешься! Отдай и разошлись.
– Нет, погань. Помирать будем. Я так решил.
– Во дурак... – причитал бес, хватаясь лапами за рога.
Запой Ивана продолжался уже пятый день. С каждым днём ему становилось все хуже и хуже. Боль в желудке стала обычным состоянием. Однажды Ивана вырвало кровью и бес, почувствовав близкий конец, сдался.
– Что ты хочешь? Ты же понимаешь, что я из тебя уже до самой смерти никуда не денусь? Не могу я взять и уйти. Я бы и с радостью, но не могу.
– Что, погань, испугался? – усмехнулся Иван, вытирая кровь с губ, – жить хочешь?
– Хочу, – честно признался бес, – и не вижу в этом ничего зазорного. А вот почему ты не хочешь – это вопрос.
– А чего мне? Сам же говорил – ни жены, ни детей, ни друзей, даже кота дома нет. Кто по мне заплачет? А я доброе дело сделаю – одного чёрта с собой в могилку утащу. Может, и зачтётся мне это где-нибудь.
Пока человек говорил, бес снова попытался подсунуть коготь под душу, но Иван, почувствовав неладное, схватил начатую бутылку и поднёс к губам.
– Всё! Стой! Не надо! – закричал бес, – помрём же из-за тебя, дурень.
– Значит так, – оперевшись спиной о стену, произнёс Иван, – условия такие – ты даже не смотришь на мою душу, я бросаю пить. Живём вместе, раз уж иначе никак. Друг другу не мешаем, разговариваем только по делу.
– К врачу сходишь, ладно? – жалостливо попросил бес, – язву лечить нужно.
– Схожу. А ты там пока посмотри – что ещё не так. Почки проверь, а то побаливают.
– Всё проверю, всё расскажу, – закивал бес, аккуратно поправляя селезёнку когтистыми пальцами.
– Вот и договорились.
Иван поднялся на ноги, подошёл к раковине и вылил в неё содержимое бутылки.
На следующей неделе Иван по настоянию беса пошёл в поликлинику брать талон на лечение желудка. Там он и познакомился с медсестрой Ириной. Спустя полтора года язва закрылась, а Ирина стала женой Ивана, еще через два года у них родился сын. Жизнь наладилась и Иван, кажется, был вполне счастливым и здоровым человеком, не считая того, что проходя мимо церкви, он периодически падал на асфальт и бился в конвульсиях, а святая вода оставляла на его коже волдыри и ожоги. О своём внутреннем жильце Иван, конечно же, никому не рассказывал. Иногда он уходил гулять один, где и разговаривал с бесом. Так, чтобы их никто не услышал.
С момента их знакомства прошло уже больше тридцати лет. Иван состарился, состарилась и Ирина. Однажды она заболела какой-то злой болезнью и умерла во сне одной из осенних ночей.
Бес узнал об этом событии сразу же, потому что плотно пришитая душа вдруг оторвалась от тела Ивана и, повиснув на нескольких нитках, упала прямо на его рога. Бес тут же вцепился в неё своими когтями. Он и поверить не мог в случившееся. Сколько лет он просидел в этом теле, смирившись с тем, что ему суждено будет в нём и погибнуть и вот такой подарок... Душа сама падает к нему в лапы.
– Больно, – услышал он голос Ивана, – рви.
Бес снова посмотрел на душу, не веря ни своим глазам, ни своим ушам. Он держал в руках не только свою свободу, но и своё бессмертие.
– Рви и уходи. Мне так будет легче.
– Вань, ну я тогда пойду, ладно?
– Рви!!! – рявкнул человек.
В груди Ивана вдруг закололо и всё затихло. Он смирился с тем, что остаток жизни проведёт без души. Но и спустя год тоска по ушедшей жене не отпускала его. Впрочем, и к этому состоянию он уже привык. Всё чаще беспокоило сердце – оно кололо и болело. Иван понимал, что час его близок, поэтому решил исповедаться перед смертью, но стоило ему переступить порог церкви, как он тут же упал в обморок и забился в конвульсиях. Уже в палате, лёжа на больничной койке, он постучал себя по груди костяшками пальцев.
– Что же ты не ушёл, погань? – спросил он слабеющим голосом.
Бес скосил глаза наверх, где его рога, глубоко впившись в сердце Ивана, прижимали к нему оторванную душу. Копытца беса не доставали до поверхности, заставляя болтаться его из стороны в сторону от каждого биения сердца. В тот момент, когда Иван крикнул «Рви!!!», чертёнок, испугавшись, подпрыгнул на месте и застрял рогами прямо в сердце человека, пригвоздив к нему и его раненую душу.
– Да ну тебя... – обиженно хмыкнул бес и сложил лапки на груди, раскачиваясь в такт угасающим ударам сердца.
Иван смотрел в окно, за которым снова только-только занималась весенняя утренняя заря. У него была душа, а это значило, что он всё ещё мог видеть красоту этого мира. И это было единственным его утешением в конце жизни.
Бес подтянул к себе конец свисавшей сверху души и обернулся в неё, спасаясь от надвигающегося холода. И это тоже было единственным его утешением в конце жизни.
– Вань...
– Чего?
– Скажи им, чтобы не отпевали, ладно?
– Ладно, погань, ладно...
