Брошенная
Она стала беситься с жиру. Ни с того ни с сего. Вышла на пенсию. Первый год была дикая эйфория от свободы. Работала-работала, как лошадь, и вдруг свобода. Ходила, как пьяная. Наслаждалась покоем и независимостью. Но со временем радость поутихла. Так бывает.
Тогда не только работа ушла, уступив свои позиции свободе, а еще и не надо было помогать сыну. У него наладилась зарплата. А еще подрос внук, и обязанности бабушки уменьшились. То есть полный покой и абсолютная свобода.
Ко всему хорошему быстро привыкаешь. И она забыла, как в холодные утра скакала на работу и как ждала праздники и короткий издевательский отпуск.
Из памяти ушли унизительные выматывающие планерки, аврал в конце квартала и прочие «издевательства».
Началась тихая размеренная жизнь. И она привыкла к неторопливому утреннему пробуждению, к спокойным бытовым делам. Ушло беспокойство! Туда ему и дорога.
А душа стала просить не то что заботы, а какого-то дела. В городской квартире заняться нечем. А если у тебя нет ни сада, ни огорода?
Хорошо спокойно обедать, а потом прилепиться к телевизору. Сходить на прогулку. Встретиться со знакомыми. Очень хорошо. Но душа просила чего-то неведомого.
Она понимала, что поездки и путешествия исключены. С нашей пенсией только с печки на полати. И всё! На работу устраиваться тоже исключила: наглоталась рабства.
И вечерами, перед сном, молилась Богородице. Просила у Нее разрешить странные недоумения, помочь разобраться в этом непонятном зове души.
Как-то проходила мимо дома, в котором жила ее бывшая свекровь. Трудно забыть ее буйную пляску на свадьбе, когда она выходила за ее сына. Какая-то бешеная болезненная радость. Она потом поняла, почему свекровь так радовалась. Потому что бестолкового непутевого сына с рук сбагрила. Она надеялась, что женитьба поможет ему выпрямиться и стать человеком. Думала, что «при хорошей женщине и мужчина может стать человеком».
Однако матушка его не учла одного обстоятельства: человеком может стать только тот, кто хочет им стать.
Пожили они недолго. После рождения мальчика муженек куда-то свинтил. Без объяснений, без нравственных мучений – свинтил.
Она осталась одна. Замуж не вышла. Наверное, не хотела. Особенно после печального тяжелого опыта.
И вот дом свекрови, которую она много лет не видела. Странное дело, после бегства ее дорого сынка все связи с его семьей рухнули. Она даже внуком не интересовалась. И жизнью бывшей невестки тоже не интересовалась.
Много лет прошло, очень много.
Она увидела ее на балконе. Постаревшую и какую-то увядшую. Глубокая старуха, в которой с трудом угадывались знакомые черты. И еще одна деталь: она сидела в инвалидной коляске.
Помахала снизу рукой. Поднялась на второй этаж. Долго ждала. Наконец дверь открылась. Прошла за коляской в комнату. Пыль, тяжелый запах неизлечимой старости и ненужности. Запах старого, лишнего, никому не нужного человека.
Повинуясь какому-то чувству, может, жалости, подошла и обняла почти высохшую старушку. И это ее движение что-то изменило в ней самой. Былой обиды как не бывало. Подумала: наверное, на месте свекрови тоже отплясывала бы на свадьбе сына. Если бы надеялась, что эта свадьба его спасет. Плясала потому, что она мать.
Взяла тряпку и начала прибираться. Узнала, что в квартиру приходят социальные работники. А сына нет: где-то его носит пыльный ветер.
Взяла тряпку, чтобы не только убрать грязь. Она взяла тряпку, чтобы избавить высохшую старушку в инвалидном кресле от одиночества. Настрадалась, прямо скажем. И в семью сына не приходила от ложного стыда. А еще боялась, что бывшая невестка пошлет ее подальше.
Есть что-то невыразимо щемящее – приносить человеку то, чего он лишен. Чего он давно лишился. Это немного участия. Ведь иногда даже рука, положенная на плечо, может согреть одинокую, брошенную всеми-всеми душу.
Автор: Георгий Жаркой. Источник.
