alexey.berezin

alexey.berezin

Пикабушник
поставил 928 плюсов и 65 минусов
отредактировал 1 пост
проголосовал за 1 редактирование
Награды:
5 лет на Пикабуболее 1000 подписчиков
36К рейтинг 1551 подписчик 14 подписок 63 поста 51 в горячем

Серпы, любовницы и Иоанн Богослов

В конце II века н.э. среди христиан были чрезвычайно популярны рассказы об апостолах и святых, о знамениях, чудесах и обращениях в правильную веру. Истории о путешествиях и приключениях Христовых апостолов передавались из уст в уста, обрастая байками, легендами и откровенным враньем, ибо клюква в те годы была развесистой и могучей, как борщевик. Некоторые рассказы оказывались настолько неправдоподобны, что даже современники недоуменно поднимали бровь и вопрошали: «Что за долбаная дичь?!..»


Тем не менее, дичь продолжала гулять по миру, завоевывая сердца и умы доверчивых верующих. Некоторые из легенд в конечном итоге оказались записанными на бумагу, и, хоть Церковь не признала их подлинными, всё же остались в истории как апокрифические сказания.


К примеру, апокриф «Деяния апостола Иоанна» содержит прелюбопытную историю, которая, будто бы, случилась с Иоанном Богословом в малоазийском городе Эфесе.
Серпы, любовницы и Иоанн Богослов Юмор, Религия, Святые, Апостолы, Авторский рассказ, Текст, Рассказ, Длиннопост

Апостол пришел в Эфес, чтобы нести язычникам слово Господне. Попутно он совершал разные мелкие чудеса, чтобы эфесские ротозеи побыстрее уверовали — к примеру, читал мысли и воскрешал умерших. Подобными вещами промышляли, если верить многочисленным «деяниям», все апостолы, так что ничего нового в профессию Иоанн не внес, но и от работы не бегал.


Однажды ночью апостолу приснился странный сон, будто вышел он из города и прошлепал по сельской дороге три мили без происшествий. Проснувшись, он подумал: «Приснится же такая долбаная дичь!» — и, повернувшись на другой бок, снова уснул. Тут ему во сне явился Господь и гневно ткнул его пальцем в бок.


— А ну поднимайся, ленивая задница! Три мили, шагом марш! Совсем разучился намеки понимать?..


Пришлось Иоанну подниматься и выдвигаться на марш-бросок.


А покуда он ворчал и кряхтел, выходя на дистанцию, в маленьком селении близ Эфеса случилась ссора между стариком-крестьянином и его взрослым сыном.


Сын, видите ли, оказался великовозрастной дубиной. Наплевав на семью и дом, он повадился гулять к замужней бабенке, жившей по соседству, и крутить там роман. Отец увещевал обормота вернуться к жене и детям. Обормот возвращаться не желал. Конфликт поколений набирал обороты. Наконец, раздосадованный отцовскими поучениями, сын схватил серп и нанес удар, который оказался смертельным. Парень понял, что что-то пошло не так, и окручинился.


— Ну, теперь и мне жизнь не мила, — решил он и отправился за сарай, чтобы совершить там сэппуку.


Тут-то его и заметил апостол Иоанн.


— Что за долбаная дичь тут происходит?! — воскликнул он. — Эй, парень! Ты зачем прячешь окровавленный серп за спину? Ты кого порешил, ирод?..


Ирод не стал таить греха и во всем повинился. В нескольких словах он обрисовал ситуацию.


— Ну, а серп зачем?


— А вот, — объяснил юноша. — Собирался пойти, значит, к своей любовнице, и зарезать сначала ее, потом ее мужа, потом ее детей. А то вишь, зараза, что она со мной сделала! Я из-за нее стал отцеубийцей! Видеть ее не могу, проклятую! А мужа и раньше не мог…


— What the fuck is going on?! — возопил апостол, ибо дан был ему от Господа дар языков, и мог он охреневать на всех языках мира. Теперь же охренел он так знатно, что сгоряча попутал языки. — Да что ты, чёрт побери, такое несешь? А ну, показывай, где труп, уголовник!


Юноша отвел его к тому месту, откуда недавно сбежал. Вокруг мертвеца уже собралась небольшая толпа зевак и свидетелей, цокавших языками и обменивавшихся впечатлениями.


Склонившись над телом, апостол принялся изо всех сил молиться. Господь только этого и ждал, и немедленно оживил старика. Тот хрипло выдохнул, выпучил глаза, сел и произнес:


— Ничего себе, неделька начинается. Ну и долбаная дичь со мной приключилась, скажу я вам!..


Тут все бросились поздравлять апостола с успешным воскрешением.


— Ну что вы, что вы, — смущался Иоанн. — Видели бы вы, как я оживил жреца-язычника в прошлый вторник. А это так, пустяки.


— Кому как, знаете ли! — возмутился воскрешенный старик. — Мне вот не пустяки!


Про юношу все на время забыли, и он поспешил удалиться за сарай. Подвиг апостола, его святая вера и могущество Господа так его поразили и впечатлили, что ему хотелось тоже сделать что-нибудь выдающееся. Возвышенное. Что-нибудь поразительное. В руках у него был серп. Решение пришло быстро. Одним движением парень отхватил корень всех своих проблем, и, пока не пришло раскаяние в содеянном, побежал к любовнице.


Да, в тексте «Деяний» так и написано: «побежал». Вероятно, автор полагал, что человек, оскопивший себя серпом, непременно почувствует приятную легкость в теле и захочет пробежаться.


Так или иначе, добравшись до дома любовницы, молодой человек швырнул отрезанный орган ей в окно, крикнув:


— Это ты во всем виновата! Всё из-за тебя! А меня Бог спас, а тебя — фигушки! — и помчался обратно.


— Что за долбаная дичь? — воскликнула любовница.


— Да, Маруся, что это за долбаная дичь? — воскликнул ее муж.


И только их дети охреневали молча, ибо еще не знали таких слов.


А юный кастрат вернулся к апостолу Иоанну и рассказал о своем подвиге во имя веры. Апостол опустил лицо в ладони и несколько минут сидел молча, потому что устал повторять одно и то же.


— Ну и нахрена же ты это сделал? — наконец спросил он.


— А что? — обеспокоился юноша. — Не стоило?


Иоанн тяжело вздохнул.


— Дурак дураком, и уши холодные, — заключил он.


— А можно мне… — юноша помялся. — Ну, типа, обратно приставить… Я б сгонял, принес.


— Ну, вот уж хрен! — возмутился апостол. — Вы, идиоты, будете серпом махать, а я исправляй? Будешь впредь думать головой! А теперь иди домой и перевяжи тряпочкой. И больше не греши!


И уже в спину удаляющемуся юноше крикнул:


— И положи серп!..



Что было с юношей дальше, и думал ли он впредь головой — об этом «Деяния» молчат. Известно лишь, что, вдохновленный мудрыми словами апостола, он крепко уверовал и с тех пор уповал на спасение своей бессмертной души.


И вы уверуйте, негодники! Хватит ржать!


Ибо послан я к вам, чтобы явить вам знамения и чудеса, и обратить вас в правильную веру. А чтобы убедить вас, я прочту ваши мысли. Вот о чем вы сейчас думаете: «Что за долбаную дичь я сейчас прочитал?!»


Угадал?..



P.S. Подписывайтесь на мой Телеграм-канал «Слон в колесе»! Там вас ждут ежедневные обновления – как свежие тексты, так и уже публиковавшиеся, а также кое-какой эксклюзивный контент.

Показать полностью 1

Шпион из Флитби

Вообще-то сэру Руперту незачем было ехать в этот замшелый городишко, завалившийся в узкое ущелье между двух прибрежных скал. Не было в городишке ровным счетом ничего интересного. Две сотни домов, теснившихся на скалистом пятачке, населяли рыбаки да контрабандисты. Однако же улов первых был так мал, что самим горожанам едва хватало на пропитание; а противозаконный промысел вторых был столь ничтожен, что даже самый строгий судья с презрением фыркнул бы и выгнал преступников из зала суда. Если, конечно, в городке появился бы хоть один служитель закона, готовый арестовать негодников и привести их в суд.


Одним словом, городишко был настолько никчемным, что даже сборщики налогов обходили его стороной, почитая путевые расходы более значительными, чем вся сумма налогов, которую можно было выдоить из населения.


И все же сэра Руперта занесло в Рэтсхолл, хоть и сам он не мог понять, что подтолкнуло его на этот шаг. Вероятно, было что-то неуловимо тревожное в словах крестьянина:


— Эта-то дорожка?.. На Рэтсхолл, сударь. Да только чего там делать вашей милости? Дыра и дыра, и ничего там нету. Скучное место, сударь. Право слово, скучное.


А может, дело было в том, как старикан отводил глаза, словно ему было отчего-то стыдно за собственные слова?..


Как бы там ни было, но сэр Руперт, размышлявший до того, разобраться ли ему с разбойными людишками в окрестностях Флитби, или же сперва наведаться в Лудборо, где совсем уж заворовался мэр, вдруг передумал и направил коня по разбитой и грязной дороге на Рэтсхолл.


В ущелье он въехал, когда солнце садилось, а первые дома приметил уже в темноте. Над крайним домом покачивался фонарь на столбе. Под фонарем на цепи висела деревянная вывеска, гласившая: «Трактир». Названия у трактира не было, из чего сэр Руперт сделал вывод, что трактир один на весь город — и не ошибся. Он спешился, привязал лошадь и вошел.


Комнату удалось снять без проблем, а вот с вином возникли сложности.


— Вино, сударь? — трактирщик нахмурился. — Этого не водится. Уж простите.


И, отвернувшись, принялся протирать тряпкой стол.


— Тогда кружку эля, — снизошел рыцарь.


— И эля нет, — буркнул под нос трактирщик. — Ничего спиртного не держим. Нельзя. Запрещено.


— А что же пьют эти господа? — изумился сэр Руперт.


Пятерых или шестерых потертых жизнью рыбаков и контрабандистов за всю их жизнь никто не называл господами. Сизоватые мясистые носы вынырнули из кружек, мутные глаза уставились на рыцаря. Клочковатые бороды замерли в недоумении.


— Кто что, — пожал плечами хозяин трактира. — Могу предложить воды. Есть молоко, оно уже начинает скисать, но ежели вы любитель… Или вот еще настой ромашки. Дрянь редкая, но говорят, для мяса полезно.


Сэр Руперт начал подозревать, что над ним бессовестно издеваются.


— Что за чушь? — возмутился он. — Какого мяса? Что за глупости?.. Чтобы в трактире, да не было эля?.. Ты что это, негодяй, шутить надо мной вздумал?


— Упаси боже, сударь, — отозвался трактирщик, не отрываясь от своего занятия. — Про мясо — это я не подумавши сказал. Вы ведь не местный. Местные-то все знают. Господин людоед, дай бог ему здоровья, утверждает, что спиртное вредит чрезвычайно, и на вкус пагубно влияет, а мы перечить ему не можем, мы люди маленькие, да и нам-то откуда знать?.. Раз он так говорит, стало быть, так оно и…


— Людоед? Ты сказал — людоед?


— Дай бог ему здоровья, — подтвердил трактирщик.


Рыцарь раздул ноздри. Нет, кажется, сама судьба привела его в этот забытый городишко!


— Так у вас, значит, завелся людоед? Что же вы сразу не сказали?


Он обвел взглядом зал. Рыбаки и контрабандисты уткнулись носами в кружки.


— А чего тут такого? — снова пожал плечами трактирщик. — Где сейчас их нет? Везде людоеды.


— Чушь и глупости! На сто миль вокруг всех людоедов давно истребили. Разве что где-то в глуши, вот вроде вашей… Но почему же, черт возьми, вы его не прибьете или не прогоните?


— Эк у вас, сударь, всё просто. «Прогоните»! Думаете, можно сказать ему: «Уходи-ка ты, людоед» — и он вот так запросто уйдет?.. Он, сударь, ростом четыре метра, и шкура как у слона, и силища… Да и потом, ежели, предположим, уйдет этот — так ведь новый заявится. Голодный, еще злее. Этот по человеку в неделю употребляет, а тот по двое, по трое жрать будет! И ладно, один явится, а ну как целая орава?.. Этот хоть нажрался уже. Дай ему бог здоровья, — добавил он. — Какой-никакой, а защитник. Не пускает он к нам соседских-то людоедов.


Рыцарь едва верил своим ушам.


— Что ты такое говоришь?.. Какие еще людоеды? Я ведь только что объяснил…


— Как это «какие»? А вот во Флитби, люди сказывают, целая банда орудует.


— Так там разбойники. Тоже дрянной народ, конечно, но людей-то не едят, а только грабят.


— А Хоксхилл, сударь?.. В небе-то над Хоксхиллом висит огромная лошадь, из которой на землю падают черные перья, кто тронет — сразу паршой и покроется.


— Бред! Я только что из Хоксхилла, и ничего подобного там нет.


Трактирщик покачал головой.


— Есть… Нет… Я, положим, сам не видел. Но господин людоед — дай ему бог здоровья — врать нам, что ли, станет? Ему зачем врать-то? Мы его, слава богу, сколько лет уж знаем. Он у нас порядочный, чего бы он врал? А вас, сударь мой, мы впервые видим.


— Порядочный? — рыцарь растерялся. — Порядочный?.. Людоед?.. Он же людей жрет!


— Ну, и жрет. А чего вы от людоеда хотели-то, сударь — чтобы не жрал?.. Конечно, жрет, дай ему бог… Ну и что?.. Жрет-то ведь только плохих. А хороших и не трогает. Да оно и к лучшему, сударь. Он и сам уж нам говорит: вот скушаю, говорит, всех плохих, заживете как в раю. Хорошим-то людям от дурных ведь жизни нет. Плохие-то люди, они, это, знаете… Так и стараются, чтоб, значит…


Трактирщик неопределенно махнул рукой — вот, так стараются, значит.


— Дай-ка угадаю, — сказал сэр Руперт. — Кто дурной, а кто хороший, вам тоже говорит сам людоед?


Трактирщик наконец прекратил наводить глянец на стол и выпрямился, не выпуская, впрочем, тряпку из рук.


— Это вот обидно сейчас было, — сурово произнес он. — Обидно, сударь. Вы уж, должно быть, совсем дураками нас считаете. Думаете, мы добра и зла не различаем? Еще как мы различаем. Это уж извольте. Думаете, легко жить-то, когда кругом злодеи?.. Да ведь не всегда и поймешь, что человек-то… Вон Эрни сидит, вон тот, рыжий — эй, Эрни, вынь нос из молока! — видите его, сударь?.. Так его брат оказался предатель. Легко, думаете, про родного-то брата такое узнать?.. А моя жена, царство небесное — вот уж о ком не подумал бы никогда… В своих-то труднее всего разглядеть. Думаешь, знаешь человека. Всю жизнь знаешь. А он оказывается хуже врага. Лучше уж пусть людоед, чем… Чем, знаете… Вот как во Флитби.


— Не могу поверить, — сам себе признался сэр Руперт. — И вы что же, все так думаете?


Он снова посмотрел на рыбаков и контрабандистов. Носы поспешно нырнули в кружки. Рыжебородый Эрни так поспешно поднял кружку, что ударил себе по зубам.


— Вы же взрослые, сильные мужчины, — сказал сэр Руперт. — Неужели вы не способны объединиться и дать отпор чудовищу, которое жрет ваших родных? Это же позор! Да вам должно быть попросту стыдно за себя! Целый город молча мирится с поганой нечистью! Всего-то и надо — взяться за вилы и скинуть эту скотину в море с утеса! Он же не бессмертный, в конце концов! Ну, здоровый, сильный — и что? Вас ведь больше! Но нет!.. Целый город!.. Молча!..


Трактирщик посмотрел на него исподлобья. Брови сошлись на переносице. Тряпку он машинально принялся скручивать в жгут.


— А вот знаете что, ваша милость? Езжали бы вы подобру-поздорову, и не полоскали почем зря наш город. Может, у нас и не столица, может и есть какие недостатки, да только мы свой городок любим. А то повадились, знаете, некоторые — приедут и давай хаять, на чем свет стоит. И городок-то им не такой, и народец-то дрянь, и людоед им не нравится… Дай бог ему здоровья. Мы тут, знаете, таких не очень-то. Вы, сударь, может и рыцарь, да и мы тоже не в помойной куче себя нашли. Кое-какое достоинство и у нас имеется.


— Так почему же вы, дьявол вас побери, терпите такое издевательство над собой? — заорал наконец сэр Руперт, грохнув кулаком по столу. — Можете не трудиться, не отвечать. Я и сам вам скажу: вы просто трусы! Вы трусливые, жалкие крысы! Вы ничего не делаете, лишь жметесь по своим углам, дрожа от ужаса, и придумываете себе тысячу нелепых причин и оправданий, чтобы и дальше ничего не делать. Ваших братьев, жен, детей хватают, чтобы сожрать, а вы сами толкаете их чудовищу в пасть, и радуетесь, радуетесь втайне, что сегодня сожрут не вас! Неужели вы не понимаете, что однажды наступит и ваша очередь? Неужели вы не видите, что в этот день и от вас отвернутся, и вас назовут негодяями, предателями! Скажут, что без вас даже лучше. И кто скажет?.. Ваши же вчерашние друзья!


Раздался треск. Трактирщик скрутил тряпку в такой тугой жгут, что она не выдержала и разорвалась пополам.


В наступившей тишине сэр Руперт еще раз ударил кулаком по столу.


— Что ж, — сказал он. — Я вижу, тут для меня найдется дело. Раз вы на это не способны, значит, я сам займусь вашим людоедом. Может, я и погибну, но по крайней мере, погибну, как мужчина, сражаясь со злом. А вы…


Он еще раз взглянул на рыбаков и контрабандистов, но не встретился взглядом ни с кем из них. Тогда он развернулся и решительно зашагал к выходу, задевая столы крепко сжатыми кулаками.


До входа он, впрочем, не добрался. На голову ему опустилось что-то тяжелое, и рыцарь, даже не охнув, грохнулся на грязный пол.


— Вот и правильно, — одобрил трактирщик. — И правильно. Кружку только жалко. Хорошая была кружка. А этих вот так и надо. А то повадились…


— Угу, — подтвердил рыжебородый Эрни, уставившись на деревянную ручку от кружки в своей руке. — Сволочь, а?..


— Да он сюда специально приехал, — подал голос из угла один из рыбаков. Или контрабандистов. — Шпион, должно быть.


— Из Флитби, — добавил другой.


— Из Хоксхилла, балда, — беззлобно поправил третий. — Он же сам сознался.


— Наврал наверняка.


— Откуда бы ни был, а фунтов двести в нем есть.


Присутствующие понимающе хмыкнули. Трактирщик взвесил на руках половинки тряпки, выбирая кусок побольше. Со вздохом отбросил второй кусок и принялся снова протирать стол.


С улицы донесся шум. Рыбаки и контрабандисты вздрогнули, а трактирщик выронил тряпку и забился под стол; но это всего лишь заржала лошадь сэра Руперта, которой наскучило стоять у коновязи. Раздались смешки. Трактирщик, выбираясь со смущенной улыбкой из-под стола, сказал, непонятно к кому обращаясь:


— Дай бог ему здоровья.



P.S. Подписывайтесь на мой Телеграм-канал «Слон в колесе»! Там вас ждут ежедневные обновления – как свежие тексты, так и уже публиковавшиеся, а также кое-какой эксклюзивный контент.

Показать полностью

Хэлло, тетя Люба!

Тетя Люба — человек прямой и честный, со строгими моральными принципами. Именно из таких людей поэт Маяковский предлагал делать гвозди. Из тети Любы получились бы гвозди-дюбели самого крупного калибра, а может быть, даже костыли для шпал.


А вот Ирочка — человек, напротив, легкий, компанейский и общительный. Ирочка родилась и выросла в деревенской глуши, и в областной город переехала лишь когда поступила в медвуз. Маленькие блондинки бывают на удивление социальными и открытыми, их сердечки готовы вместить весь этот огромный мир. Естественно, первым побуждением матери было попросить родную сестру приглядеть за неразумным дитем, чтобы вместе с огромным миром в Ирочкино сердце не просочилось что-нибудь нежелательное.


— Любаш, присматривай там за ней, хорошо? — сказала мать. — Я волнуюсь. У вас там на каждом углу по дискотеке, на каждом перекрестке цветомузыка. Как бы не покатилась девчонка по наклонной.


— Это не цветомузыка, а светофор, — буркнула тетя Люба, но пообещала, что глаз не сведет с племянницы.


И действительно не сводила глаз до самого марта.


Ирочке сняли двухкомнатную квартиру в самом центре, рядом с главным корпусом вуза, на двоих со школьной подругой Нинкой. Поначалу тетя Люба навещала девочек трижды в неделю. О ее приходе Ирочка узнавала по грохоту в прихожей: тетя Люба привыкла открывать дверь ногой. Звонить и стучать было не в ее характере, поэтому Ирочкина мать заставила Ирочку выдать тетушке запасной ключ.


— Ты же знаешь тетю Любу, — сказала она. — Или так, или будете постоянно чинить дверь.


Поначалу это было даже интересно. Тетя Люба охотно делилась советом, где купить дешевый стиральный порошок (в магазине «Вест», 8 км. на юго-восток), как печь блины (да не подбрасывай ты их, ты же не жонглер), куда девать пустые стеклянные банки (мне отдашь под соленья), и вообще — как правильно вести домашнее хозяйство (вы все делаете не так!).


Предварительных звонков тетя Люба никогда не делала. Она приходила, как внезапный торнадо, как метеорит в ночном небе, как лавина со склона. Это дождь или снег можно предвидеть. Тетю Любу предвидеть было нельзя. Можно было только знать, что рано или поздно она случится.


К январю подруга Нинка устала закатывать глаза, заслышав грузную поступь тети Любы. Офтальмологи в голос советовали ей поберечь глазные мышцы, так что после новогодних праздников Нинка съехала на отдельную жилплощадь, к бойфренду. Потеря половины аудитории тетю Любу не обескуражила, она продолжала визиты — разве что по холодному времени они стали чуть реже. Зато более концентрированные: теперь тетушка могла сосредоточить весь свой наставнический пыл на одной Ирочке.


Ближе к весне ее визиты стали и вовсе носить эпизодический характер. Пришла пора сажать рассаду и вскапывать грядки на дачном участке. К тому же тетя Люба убедилась, что племянница — девочка ответственная. Городская цветомузыка на перекрестках не оказывала на нее своего растлевающего влияния, и большую часть своего времени Ирочка действительно проводила на учебе, в библиотеке или спортзале. Домашнее хозяйство худо-бедно вела, а свинарника, пустых бутылок и иных следов порочной жизни в квартире заметить не удавалось. И тетя Люба вздохнула с облегчением. Слава Господу — племянница, конечно, не выставочный экземпляр, но и не совсем уж порченое яблочко, которое только оторви да выбрось.


Даже самый бдительный глаз, длительное время не замечая грозных знамений, наконец расслабляется и прекращает тотальную слежку. Кто станет винить тетю Любу, что она стала уделять больше внимания помидорной рассаде, чем родной кровиночке?..


В середине апреля, тем не менее, она вспомнила, что давненько не наведывалась в гости. Выставив перед собой ключ от Ирочкиной квартиры, она пошла в гости, как в наступление. Как обычно, открыла дверь и провозгласила:


— Ира, это я! Не пугайся!


Племянница не отзывалась. Что же, тетя Люба никогда не смущалась такими пустяками. Ну, задержался ребенок на учебе или пошел в кино. Тетя Люба подождет девочку в гостиной, заодно не торопясь проинспектирует квартиру.


Она разулась и отправилась в кухню. По дороге заглянула в ванную комнату (довольно чисто, 4 из 5, хотя сама тетя Люба расправила бы занавеску душа, чтобы та лучше сохла). В кухне произвела ревизию холодильника (сколько раз говорила Ирке, что кастрюлю с супом надо ставить на нижнюю полку, а салат повыше! 3 балла, но с плюсом — за наличие яиц, молока и йогурта). Заглянула в мойку (тарелку можно было и помыть, ох уж эта молодежь, вечно тетушке приходится исправлять их огрехи), в духовку (запах странный, но сойдет) и шкафчик (запас гречки и овсянки был безоговорочно одобрен).


Пол на кухне был чистым, мусорное ведро под мойкой — практически пустым, фикус на окне выглядел здоровым и сытым. Тетя Люба полила его и с чистой совестью отправилась в гостиную.


Вот там-то ее и ждал сюрприз. В кресле лежало крупное мужское тело в джинсах и пестром свитере. Голова была запрокинута назад, а на лице лежала раскрытая книга. Тело спало, негромко похрапывая в страницы.


Тетя Люба ойкнула так громко, что в соседней квартире от испуга начал икать сосед. Тело в кресле встрепенулось, дернуло ручками и ножками и уронило книгу. Тогда тетя Люба перешла на ультразвук.


Первые скворцы за окнами снесли яйца прямо на голые ветки. Собаки в ужасе покинули микрорайон, трясясь и подвывая. Старая ворона на крыше пятиэтажки напротив схлопотала инфаркт.


Напротив тети Любы сидел негр.


Натуральный негр, битумно-черный, с мелкими кудряшками, полными губами и широченным носом. Лицо обрамляла курчавая редкая бороденка.


— Хэлло! — испуганно поприветствовал тетю Любу негр.


К этому он добавил еще несколько слов — возможно, на английском, а возможно, и на каком-то ином туземном наречии. Лингвистика никогда не была коньком тети Любы.


— Ты кто такой? — спросила она, не сводя взгляда с негра. — Чего здесь расселся?


На вид парню было лет двадцать или немногим больше. Во всяком случае, испугался он, как молодой — определила тетя Люба. Вон как губешка дрожит, ручки трясутся, глазенки бегают. В кресло вжался, словно оно его защитит. Сразу видно, жизни не нюхал. Молодой, зеленый.


На вопрос парень не ответил — только опять что-то залопотал. Тетя Люба перехватила инициативу.


— Нет, ты скажи мне! — потребовала она. — Ты мне скажи, чего ты тут делаешь? Ты как сюда попал?..


Тут страшная догадка поразила ее в самое сердце.


— Уж не хахаль ли ты Иркин, а?.. — но, заметив, что парень не понимает ее, перефразировала: — Ты! Вот ты, да!.. Хахаль?.. Как бишь, по-ихнему… Френд?


— Ох йес! — обрадовался парень. — Йес!


Он неловко поднялся из кресла и протянул руку.


— Френд! — лицо расплылось в улыбке. — Май нейм из Бен. Френд, йес!


— Я т-те покажу «йес»! — строго оборвала его тетя Люба. — Ишь чего! Вот я с Ирки-то спрошу еще, что это за фокусы!.. И руку опусти, не стану я тебя трогать! Где Ирка сама?


Парень нависал над тетей Любой, как дружелюбный улыбающийся гризли над туристом. Как и гризли, он не понимал ни слова.


— Ирочка! — перефразировала тетя Люба. — Ира? Ирина? Где она, говорю?


— Ирина? — неожиданно понял парень. — Ирина!


— Ну?!..


Парень принялся что-то говорить, сопровождая слова выразительной мимикой и жестикуляцией. Из пантомимы тетя Люба смогла уяснить, что они с Иркой собираются пожениться в ближайшую пятницу, а детей делают уже как минимум месяц. Остальная часть его объяснений расшифровке не поддавалась. Возможно, он пытался донести мысль, что детей они будут растить в вере его предков, или что Ирка будет его шестой супругой, а может быть, даже предлагал самой тете Любе войти в гарем на правах младшей жены. Кто их разберет?..


Так или иначе, с каждым его словом тетя Люба мрачнела все сильнее, а дыхание ее становилось все тяжелее. Любой нормальный человек давно услышал бы в нем прямую угрозу своему здоровью, но парень то ли был не робкого десятка, то ли сказывалась разница культур. Так или иначе, он лишь улыбался и что-то курлыкал на неведомом наречии.


— Так, а ну-ка, стоп, — сказала тетя Люба. — Сядь!


Как ни странно, слово «сядь», подкрепленное энергичным жестом, парень понял и немедленно упал в кресло. Он умолк и посматривал на тетю Любу с легким беспокойством. Сама же тетя Люба вынула из сумки сотовый телефон и набрала номер сестры.


— Ты знаешь, что твоя Ирка с негром встречается? — спросила она.


Тетя Люба не любила долгих предисловий и умела сформулировать основные тезисы беседы в первом предложении.


— То, что слышала! — добавила она в трубку. — Негр! Черный! У нее в квартире! Сидит себе, как у себя дома… Да откуда мне знать, что у них? Я свечку не держала. Неделю всего, как не приходила, и вот тебе на!.. Нет, Ирки нету, я с ней еще не говорила… Вот придет и поговорю! Это я с тобой не могу лично поговорить, до тебя пять часов ехать! А вообще-то это не телефонный разговор!.. Нет, с ним я тем более не говорила! Он из всех русских слов только «хэлло» знает… Что ты твердишь: «Любаш, Любаш»! Беги за билетами, езжай сюда! Будем девку вразумлять. Вдвоем-то поди справимся. Надеюсь, обойдется без негритят.


Дав отбой, тетя Люба повернулась к парню:


— Ну что, доволен собой? Довел женщину до приступа. А она, между прочим, твоя будущая теща. Я бы на твоем месте поостереглась.


В этот момент в двери заворочался ключ.


— Идет! — свирепо раздула ноздри тетя Люба. — Ну, я вам сейчас, влюбленные голубки, устрою.


— Ой, тетя Люба, привет! — обрадовалась Ирочка, снимая сапоги. — Уже познакомились с Беном? Он из Таллахасси, это во Флориде…


Тут-то тетя Люба и высказала все, что думала о Таллахасси и населяющих его туземных племенах, а также вкратце охарактеризовала свои взгляды на межрасовое общение. Ирочка то и дело порывалась вставить реплику в разговор, но тетя Люба всякий раз громовым голосом прерывала ее и продолжала обрушивать громы и молнии на неразумную блондинистую головку племянницы. Наконец спустя четверть часа воздух в ее легких закончился и ей пришлось сделать вдох, во время которого Ирочка скороговоркой выпалила:


— Да мы вовсе не встречаемся! Бен просто на несколько дней остановился в Нинкиной комнате, пока в общаге клопов травят! Ты чего, тёть Люба?.. Он мне с английским помогает, ничего такого! И перестань повторять это слово — это же ужасно невежливо! Сейчас говорят «афроамериканец»!


Тут у нее зазвонил телефон: несостоявшаяся теща наконец усилием воли справилась с сердечным приступом и нашла в себе силы поговорить с дочерью. Ирочка повторила ей все то же самое.


— Нинкина комната с января стоит пустая, вот я и пригласила к себе. Откуда мне было знать, что тетя Люба придет именно сейчас?..


Тем не менее, ей пришлось произнести слова «мам, я клянусь, ничего такого» еще не менее шести раз, каждый раз все более уверенным тоном, прежде чем мать ей поверила.


— Хм! — сказала тетя Люба, когда Ирочка дала отбой. — Хм!


Тем не менее, она задержалась до самого вечера, не сводя один глаз с племянницы, а другой — с Бена. К семи вечера Бен научился словам «тетья Льюба», которые сопровождал широкой белозубой улыбкой. К девяти тетя Люба сдалась. Признаков разврата и других безобразий в поведении племянницы ей обнаружить не удалось, но на всякий случай, уходя, погрозила Ирочке пальцем и сказала:


— Ой, Ирка, смотри тут, чтобы!.. Поняла?.. А ты… хм! афроамериканец! — смотри у меня!


И одарила Бена таким взглядом через щелочки век, что он все понял без перевода.


За последующую неделю Бен стал свидетелем девяти внезапных явлений тети Любы. Каждый раз он радовался, как ребенок, и приветствовал ее неизменным:


— Хэлло, тетья Льюба!


Лишь когда Бен наконец съехал в отвоеванную у клопов комнату в общежитии, она понемногу успокоилась. Жизнь вошла в привычную колею. Визиты тети Любы постепенно сократились сначала до одного раза в неделю, а затем стали и того реже. Инспектируя холодильник, она немного морщилась, когда на глаза ей попадался магнит с надписью «Hello from USA!», но все же признавала, что лучше магнит из Таллахасси, чем чернокожий зять оттуда же.


Поэтому когда два месяца спустя племянница позвонила ей и сообщила, что хочет познакомить любимую тетушку со своим бойфрендом, тетя Люба спросила только:


— Опять из Флориды? — и прокашлялась, подготавливая голосовые связки к легкому скандалу.


Ирочка заверила ее, что Андрей никогда не выезжал за пределы родной области, и, хотя со стороны тети крайне нетолерантно спрашивать о таких вещах, он — европеоид. Нет, точно не афроамериканец. Да, Ирочка уверена.


В городе, где на каждом углу цветомузыка, у девушки рано или поздно все равно заведется парень, как ни опекай ее, и как часто ни врывайся в ее жизнь и квартиру с профилактическим обыском. Тетя Люба смирилась с этим фактом и пришла к выводу, что борьба с неизбежностью все равно обречена на провал. Да, возможно, ее племянница и не выставочный экземпляр, но хотя бы внуков-негритят от соседей прятать не придется, решила тетя Люба. И сама себя поправила: афроамериканцев. Невежливо!..


И с облегчением выдохнула в трубку:


— Совет да любовь. В следующую пятницу зайду, посмотрю на твоего Андрея. Передай от меня «хэлло».


И повесила трубку.



P.S. Тех, кто хочет больше, приглашаю в мой Телеграм-канал «Слон в колесе»! Там я ежедневно публикую как свои свежие тексты, так и уже публиковавшиеся, а также кое-какой эксклюзивный контент.

Показать полностью

Шашлык, свинина

На соседней улице в маленьком дворике шашлычная под открытым небом, на заборчике вывеска: «Вкусный шашлык». Два столика под тентом. В шашлычной никого, только у мангала стоит немолодой армянин.


— Подходи, дорогой, смотри, цены вот, шашлык есть всякий.


Смотрю на цены. Армянин смотрит на меня.


— Дорогой, ты чего такой грустный?


— Ничего. Все в порядке, спасибо.


— С женой проблемы, да?


— Не женат.


— Ай, значит с девушкой. Жена, невеста, девушка — какая разница?.. Я в глаза смотрю. Беспокойные глаза — с деньгами проблема. Усталые глаза — на работе проблема. Печальные глаза — с женщиной проблема.


— А если бы я был в темных очках?


— Значит с глазами проблема, да. В такой пасмурный день какие темные очки, дорогой?..


Смеется. Справа зуба не хватает.


— Свинку бери, дорогой. Барашка бы предложил, но барашек в этой жизни многое повидал. Не бери барашка, бери свинку, не думай.


— А давайте свинку. Лук есть?


— Лук есть, как без лука?.. Побольше положу. Вот хороший шашлык, посмотри: одно мясо, никаких жилок, мягонький — сам бы съел, но деньги нужнее.


Я одобряю. Армянин прячет купюры в кармашек фартука и кладет шашлык на мангал.


— Не надо из-за девушки расстраиваться, — говорит он. — Из-за девушки надо радоваться.


На одноразовую тарелку накладывает горку маринованного лука, давит рядом кетчуп из бутылочки, а сам поясняет в это время мысль:


— Мой дед знаешь как говорил?.. Женщина — как поле. Посеешь мало — вырастет мало. Посеешь много — вырастет много. Ничего не выросло — может, ничего не сеял?..


— Сеял, — говорю я.


— Много сеял? — в голосе притворная суровость.


— Прилично, — каюсь я.


— Значит, поле — одни камни, — убежденно говорит армянин. — Всякое добро должно к человеку возвращаться. Ты ее любишь?.. Подарки даришь, слова говоришь, помощь делаешь?.. — дожидается моего кивка. — И что она?


Я пожимаю плечами.


— Неправильно это всё, — машет рукой. — Посмотри, вот ты пришел ко мне, дал мне деньги — я делаю тебе шашлык. Честный обмен, да?.. Если я деньги беру, а шашлык не делаю, какой же я шашлычник? Станешь ты мне опять деньги давать?..


— Так то деньги, — говорю я. — Деньги в отношениях не главное.


— Так ведь и я тебе не обещал наследника родить, только шашлык сделать! — армянин взмахивает руками. — Кто о деньгах говорит? Деньги ерунда! Так — чтобы было на что шашлык купить!.. Я про тебя говорю. Ты себя отдаешь. А обратно что получаешь?..


— С отношениями все немного сложнее, чем с шашлыком.


— Ай, ничего не сложнее. Ты думаешь: «Люди сложные, люди разные». Психология, подход-шматход. Нет, с людьми должно быть всё просто. Отдал много — получил много. Если отдаешь и не получаешь — зачем опять отдавать?..


— А если по-другому никак?


Армянин переворачивает шампур на мангале.


— Если ходишь в ботинке, а ботинок жмет — значит, что?.. Размер не твой. Или ботинок не твой. Сними, поставь за порог — кому подойдет, возьмет, спасибо скажет. Себе другой ботинок купишь, да?.. А если женщина не любит — значит, что?..


— За порог?


— Ай, зачем за порог?.. Человека нельзя за порог, это не ботинок. Встаешь, сам уходишь… Ты в зеркало смотришься, дорогой?


— Бывает.


— На улицу ходишь, много женщин видишь?


— Конечно.


— А в зеркале себя одного видишь, да. Ты такой у себя один, а женщин вокруг много. Надо свою искать. Вон, смотри, по улице идет, ай какая. Подойди, спроси — вдруг твоя?..


Я усмехаюсь. Армянин выпрямляется и машет девушке рукой:


— Девушка! Девушка! Заходи, познакомься с молодым человеком. Шашлык за счет заведения!

Девушка на ходу показывает ему средний палец. Армянин качает головой, со смехом говорит:


— Некультурная девушка, злая. Не надо тебе такую.


— Да никакую не надо.


— Э-э! Я тебе как шашлычник скажу: без шашлыка можно всю жизнь прожить, и ничего не будет. А без женщины нельзя.


Снимает шампур с мангала и кладет на тарелку.


— Но и от шашлыка тоже не отказывайся. Через пару дней барашек будет свежий — пальчики оближешь, заходи. Какой шашлык хороший — это я тебе всегда подскажу. А женщину хорошую сам найдешь. Держи аккуратно — горячо! Приятного аппетита.


Вот где еще я мог бы получить сеанс психотерапии по цене шашлыка, плюс бесплатный шашлык впридачу? Свинина мягкая, никаких жилок, одно мясо, и лука много.


Послезавтра иду за барашком.



P.S. Подписывайтесь на мой Телеграм-канал "Слон в колесе"!

Шашлык, свинина Авторский рассказ, Рассказ, Длиннопост, Шашлык
Показать полностью 1

Халиф

Визирь Ахмет ворвался в залу заседаний государственного дивана так стремительно, словно за ним гналась стая борзых.


— О Аллах! Какое несчастье!..


Придворные вскочили с мягких подушек, там и сям разложенных на полу, и принялись поправлять парчовые халаты. Начальник янычар лихо подкрутил усы, и, опуская ладонь на эфес кривой сабли, как бы невзначай задел россыпь золотых медалей на груди, заставив их мелодично звякнуть. Казначей вытянул вперед голову в тяжелой чалме так далеко, насколько позволяла скрюченная тощая шея, и выставил острую нижнюю челюсть, украшенную козлиной бороденкой. Дворцовый распорядитель спешно утирал губы и щеки платком. Он успел запустить лапу в вазу с финиками и теперь старался проглотить сразу пять или шесть плодов целиком, не жуя и с косточками, лишь бы только великий визирь не заметил его обжорства.


Впрочем, Ахмет сегодня не заметил бы даже слона, если б слону из дворцового зверинца вздумалось явиться зачем-то на государственный диван.


— Что случилось, о благородный визирь? — задребезжал казначей. Кадык так и загулял по его шее. — Неужто недостача в казне?


Казначею лучше других было известно о том, как и куда пропадают из казны деньги, так что он лишь с облегчением выдохнул, когда визирь раздраженно отмахнулся от него.


— Уж не возникли ли волнения в народе? — осторожно поинтересовался начальник янычар. — Опять?..


Визирь схватил подушку и запустил в него.


— Дурак! Типун на язык!..


Дворцовый распорядитель наконец справился с последним фиником.


— Н-надеюсь, не утренняя драка в г-гареме лишила нашего мудрого визиря покоя? — льстиво начал он. — Этот маленький инцидент уже улажен, а все в-виновные…


— Да помолчите же! — рявкнул визирь Ахмет. — Дайте мне сказать!


Он схватил с пола еще одну подушку. Придворные попятились. Но визирь лишь прошествовал в центр залы и уселся там, подложив подушку под мягкие части своего характера. Потом махнул придворным, позволяя тоже присесть.


— Письмо! Утром вернулся наш гонец от турецкого султана. Он принес письмо от этого сына шайтана, внука обезьяны, гнусного лжеца, отребья, недостойного взгляда правоверных, этой ядовитой змея, бурдюка с нечистотами!.. Знайте же, что этот недостойный потомок своих нечестивых родителей посмел назвать нашего царственного халифа…


Тут Ахмет сделал вид, что от ужасных слов, написанных гнусной рукой султана, у него перехватило дыхание. Он принялся хватать воздух ртом, а придворные, вскочив с подушек, бросились к нему на помощь. Казначей, выхватив из кармана складной веер, принялся обмахивать визиря; начальник янычар грозно задвигал усами, зазвенел медалями и даже немного — на вершок — вытащил из ножен саблю. Дворцовый распорядитель поднес визирю чашу шербета.


Чуть успокоившись, визирь Ахмет смахнул со щеки слезу, которую ему усилием воли удалось выдавить из сухих глаз.


— Этот негодяй, этот шелудивый пес, этот живущий в грязи крокодил, — продолжил он. — Он осмелился на неслыханную дерзость. Его грязный рот исторгнул нечто, чем я не хочу осквернять благоуханных покоев дворца. Скажу лишь, что он позволил себе назвать солнце правоверного мира, мудрейшего из мудрых, прекраснейшего телом и помыслами, светлейшего нашего владыку халифа! — назвать его словом, означающим некое недостойное вьючное животное, одна мысль о котором оскверняет и повергает в омерзение…


— Ишак?.. — высказал неосторожную догадку начальник янычар, и по свирепому молчанию визиря тотчас понял, что угадал. Он отступил на шаг и возмущенно добавил: — Вот сын шакала! Вот порождение адского пламени! Гнусный пес! Это ему даром не пройдет! Подумать только, назвать халифа иш… иш… ишь, какой мерзавец!


— Презренный червь! — поспешно согласился с ним казначей.


— М-мерзкий червь, — добавил дворцовый распорядитель. С фантазией у него было туговато, так что он просто старался повторять слова более умных коллег. — И нечестивый сын ч-червя.


Визирь Ахмет отмахнулся от них.


— Нам, как государственным сановникам, нужно предпринять какие-то действия. Нельзя оставлять такое без внимания. Поэтому…


Придворные напрягли слух.


— Во-первых, гонца — казнить! Как можно скорее, на центральной площади, перед дворцом. Согнать побольше народу. Ответственным назначаю тебя, начальник янычар.


— Но это ведь наш гонец, о многомудрый визирь…


— И что?


Начальник янычар стушевался.


— Я имел в виду… Может, сначала пытки? Показательно, при скоплении народа?..  Профилактические мероприятия…


— Хорошая мысль, займись. Во-вторых, немедленно прекратить всякую торговлю с турками. Казначей!


— Я здесь, о мудрейший…


— На рынке есть турецкие товары?


— М-м-м… Ну, если подумать… Довольно много. Наши купцы привозят оттуда ткани, и медь, и оружие, и фрукты, и…


— И слышать не желаю! Товары сжечь, лавки разломать, купцов оштрафовать!..


— Прослежу лично, о визирь!


— И наконец, в-третьих… Кто-то должен сообщить об этом деле нашему солнцеликому халифу.


Взоры придворных обратились к дворцовому распорядителю. От волнения он в одно мгновение весь покрылся холодной испариной и начал заикаться даже больше обычного.


— Н-но ведь… О мудрейший из м-м-мудрых!.. П-падаю к твоим с-с-стопам!.. Как же… Я надеялся…


Визирь смилостивился.


— Мы пойдем туда все вместе, так будет честно.


Он поднялся с подушки.


— Ну же! Идемте.


Проследовав по извилистым дворцовым переходам, они пересекли два открытых дворика и прошли через маленький сад. Наконец, отвешивая многочисленные поклоны, придворные вошли в покои халифа.


— О светило вселенной! — начал визирь Ахмет, распластываясь по полу. — О благоуханный цветок, спустившийся с небес, о светоч мудрости и величия! Да продлит твои годы Аллах, владыка из владык, повелитель правоверных!


Халиф обедал. На слова визиря он никакого внимания не обратил, разве что легко кивнул, что было истолковано как добрый знак.


Визирь начал издалека.


Недавние волнения в народе, рассказал он, оказались вовсе не волнениями. Просто крестьяне и ремесленники, охваченные внезапным порывом любви к своему правителю, вышли на улицы города, громко прославляя имя халифа. Янычарам уже удалось усмирить их буйные проявления верноподданничества. Некоторых, впрочем, пришлось оштрафовать, а дюжину самых ретивых — отлупить палками и бросить в зиндан.


Налоги собираются в срок и в полном объеме. Некоторые плательщики совершенно добровольно даже вносят налоги в двойном, а то и тройном объеме, с радостью принося на алтарь своего обожания не только деньги, но и недвижимость и всё свое имущество, не исключая порой и последней одежды.


В городе же все исключительно спокойно и тихо, а если и возникают споры, драки или убийства, так лишь из-за того, что подданные нет-нет да и поспорят между собой о том, кто из них больше любит своего повелителя.


— Однако же с превеликим прискорбием вынужден сообщить, — добавил визирь Ахмет, напустив на лицо горестное выражение, — что не все понимают, как могуч и мудр наш халиф. Вот, к примеру, турецкий султан позволил себе дерзость назвать тебя, о солнце правоверного мира…


Тут халиф заметил наконец делегацию придворных. Подняв морду от золотого блюда со свежими фруктами, он открыл пасть и заревел:


— Ииииаааа! Ииииаааа! — и замотал серой башкой, затряс ушами. Слуга, вычесывавший специальным гребнем кисточку на хвосте, прозорливо отодвинулся в сторону — просто на случай, если халифу захочется лягнуть его копытом.


Придворные пали ниц. Визирь, отбивая поклоны, восклицал с неподдельной дрожью восторга:


— О мудрейший из мудрых! О блистательный из блистательных! Ах, каким поразительным и тонким умом наделен наш повелитель!..


Тем же вечером к турецкому султану был отправлен скороход. Ответ был кратким, но и сам Аллах не смог бы сделать его более достойным, метким и остроумным.


Письмо гласило: «Сам ишак!»

Показать полностью

Динозавры

— Господа! — сказал Трицератопс. — Все собрались?.. Тогда предлагаю считать наше заседание открытым.


Он прокашлялся и окинул присутствующих взглядом поверх очков.


— Итак, на голосование выносится первый вопрос — доминирование видов на следующие десять миллионов лет. Как вам всем известно, господа, общество у нас классовое, посему есть предложение избрать доминирующим классом — класс пресмыкающихся…


— Согласен, — крикнул с места Игуанодон.


— Не торопитесь, — недовольно сказал Трицератопс. — Я не договорил. Так вот, лидером предлагаю избрать нашего уважаемого Тираннозавра… Послушайте, кто там так шумит?


С опушки леса доносился нестройный писк и крики. Пара шустрых рапторов сорвалась со своих мест и кинулась туда, помахивая хвостами, чтобы навести порядок.


— По-моему, опять эти мелкопитающие бузят, — сказал Диплодок.


— Наверняка, — кивнул Игуанодон.


— Млекопитающие, — поправил Трицератопс. — Млеко, а не мелко. От слова «молоко».


— Да все равно, — помотал маленькой головой Диплодок. От сложных слов у него начинал болеть крошечный мозг. — Сколько можно пищать?


Рапторы вернулись, один из них подбежал к Трицератопсу, что-то зашептал в ухо. Трицератопс кивал.


— И в самом деле, млекопитающие, — сказал он наконец. — Они там кишат в траве. Хотят чего-то.


— И чего же? — угрюмо спросил Тираннозавр. До сих пор он сидел молча, скрестив коротенькие лапки на груди и посматривая на всех налитыми кровью глазами.


— Непонятно, чего, — ответил Трицератопс. — Рапторы слопали десятка два или три, но так и не смогли понять суть их требований. Не умеют излагать внятно, мелкотня пузатая.


Из травы под его ногами донесся пронзительный писк.


— Что? — удивился Трицератопс.


— Умеем! — пропищало из травы. — Вы же не слушаете просто!


Трицератопс склонил голову, близоруко сощурился и обнаружил перед собой маленькое мохнатое существо размером с банан.


— А вас еще кто пустил? — удивился он. — Эй, рапторы, вы что, совсем обленились, мышей не ловите?


Рапторы кинулись было в его сторону, но Тираннозавр кивком остановил их.


— Ну, пусть уж попищит, раз такое умное, — сказал он. — Эй! Давай, пищи. Ты вообще кто?


— Да, пусть пищит, — закивал Игуанодон.


Существо взобралось на крупный камень, уселось на задние лапки.


— Я — Протомышь, — сообщило существо. — Я сказала, вы нас просто не слушаете! Если бы слушали, знали бы…


— А что мы делаем? — вмешался Диплодок. — Мы слушаем. Сами себе противноречите.


— Противоречите, — машинально поправил Трицератопс.


— Я так и сказал, — огрызнулся Диплодок. — Послушайте, господа, у нас тут важное заседание, а мы слушаем какие-то невнятные звуки. Давайте уже перейдем к делу.


— Да подожди, — отмахнулся Тираннозавр. — Пусть договорит, интересно же. Эй, ты, как тебя!.. Давай по сути, чего вы там расшумелись?


— Мы недовольны! — снова запищала Протомышь. — Вы тут уселись и все за всех решаете! Мы тоже живем на этой планете, мы тоже имеем право решать!


На полянке воцарилось молчание, динозавры переваривали информацию, потом Трицератопс гулко расхохотался. Тираннозавр криво усмехнулся, ощерив острые зубы, Игуанодон бросил на него взгляд и тоже захихикал. Последним неуверенно подхватил Диплодок, он так и не смог понять, о чем шла речь, но решил не отставать от остальных.


— Право решать, — закатывался Трицератопс, из глаз у него потекли слезы. — Право решать! А вы кто такие-то, чтобы что-то решать? Знаешь, сколько миллионов лет динозавры рулят на Земле? А вам без году неделя, вылупились тут, головастики, и туда же.


— Да они нам просто завидуют, — вставил Игуанодон. — Я им сто раз говорил, хотите быть как мы — откладывайте яйца, будьте успешными! Так ведь нет, с протоослиным упрямством продолжают млекопитаться.


— Да не хотим мы быть, как вы! — возмутилась Протомышь, но ее уже никто не слушал.


— Это понятно, — громыхал Трицератопс. — Самим доминировать захотелось, вот и…


— Мы не хотим доминировать! — надрывалась Протомышь. — Мы за равноправие!..


— Хватит! — рявкнул Тираннозавр.


— Тишина! Тишина! Молчать всем! — начал было визжать Игуанодон, но осекся под взглядом Тираннозавра.


В наступившей тишине Тираннозавр склонился к Протомыши, обдав ее горячим дыханием из пасти.


— Итак, — сказал он. — Я не понял, что вы предлагаете-то?


— Честные выборы! — пискнула Протомышь. — Чтобы всем дали право выбирать!


— У нас все по-честному, — сказал Тираннозавр.


— Где же тут честность! — захлебнулась возмущением Протомышь. — Вы нас только жрете и топчете, и слова сказать не даете! Это беспредел какой-то!


Тираннозавр пожал плечами.


— Ну, а кто вам мешает вырасти большими и жрать других? — спросил он. — Я не запрещаю, растите.


— Одним словом, мы против! — пискнула Протомышь.


— Против чего? — не понял Трицератопс.


— Против вот его, против Тираннозавра! — объяснила Протомышь.


— А кто же, если не Тираннозавр? — искренне удивился Трицератопс. — Ты посмотри, кого еще выбирать-то? Игуанодон — дурак, Диплодок… ну, тот даже по нашим меркам уже динозавр. Хотите, что ли, обратно, в эпоху диплодоков?..


— Да мы вообще против динозавров! — Протомышь закашлялась, от громкого писка у нее уже саднило в горле. — Все вы там одним миром мазаны!


— Ну, а кто, если не динозавры? — взвизгнул Игуанодон. — У вас что, есть кандидаты получше? Может, обезьяну поставим доминировать?.. Ну?..


— Да хоть бы и обезьяну! — огрызнулась Протомышь. — Лишь бы ваши рожи не видеть, разожрались за наш счет!.. Ничего, вот увидите, прилетит еще ваш астероид…


Тяжелая нога Диплодока топнула по камню, на котором стояла Протомышь.


— Это уже оскорбление, — пояснил он. — Нечего нас тут запугивать своей астролябией.


— Астрономией, — сказал Трицератопс, поправляя очки. Игуанодон захихикал.


— Ну, — сказал Трицератопс, — теперь, когда с этой проблемой покончено, предлагаю перейти к голосованию. Итак, кто «за»?


Динозавры подняли лапы.


— Диплодок, это что у вас на лапе прилипло?


— По-моему, эта, как ее... Мышь.


— Будем считать, она тоже голосовала, — кивнул Трицератопс. — Пять из четырех голосов — «за». Более чем единогласно. Заседание прошу считать оконченным, всем спасибо, господа.


Небо озарила яркая вспышка, где-то далеко раздался взрыв, земля под ногами едва заметно дрогнула. Игуанодон трусливо прижался к земле и задрожал. Трицератопс брезгливо пнул его ногой.


— Встаньте! — сказал он. — Не позорьтесь! Вы же динозавр, чего нам бояться? Некогда дрожать, дел невпроворот.


И динозавры разошлись по своим делам.

Показать полностью

Немного лирики о D&D

Стишок был написан по поводу для одного паблика, но, поскольку он затерялся там в миллионе других комментариев, никто его не читал. Так что почти эксклюзив )))


Взор воспоминаньями туманится.

С той поры прошло немало лет.

На харизму я кидал d20,

И один d6 на интеллект.


Маршем шли врагов дивизионы.

Уши рвал негармоничный шум.

Играли в «Подземелья и драконы»,

А казалось, будто это Doom.


Мы прошли через холмы и долы,

Пробираясь лесополосой.

Маг не знал, как делать файерболы.

Мы кидали в орков колбасой.


Взломщик не оправдывал доверья

(Несмотря на свой условный срок).

Час пытался вскрыть замок на двери.

Оказалось, что открыт замок.


Из подвалов огры пёрли строем.

Паладин вступился за добро.

Пяткой в грудь лупил, крича: «Урою!»

Крепко бил. Сломал себе ребро.


В том бою наш клирик был контужен.

Ад кромешный, лязг мечей в огне,

Ну а он все спрашивал про ужин

И молил богов о шаурме.


Мы пробились. Устояли. Выжили.

Мастер поздравлял нас горячо.

Мы из подземелья вместе вышли,

Принеся обет сыграть еще.


Взор воспоминаньями туманится.

С той поры прошло немало лет.

Мы же собирались собираться.

А игры как не было, так нет.


Может быть, когда-нибудь, наверное,

Мы опять поставим жизнь на кон.

А пока встречаемся в таверне.

В той, где красный, знаете, дракон.

Показать полностью

И не у одного меня, что характерно... )))

Каждое утро я смотрю на кофейную гущу в кружке, чтобы предсказать, как пройдет день на работе. Заглядываю и не понимаю, что там вижу. Хаос, муть, беспорядок, какая-то дичь.


И знаете, каждый день сбывается.

Отличная работа, все прочитано!