MoranDzhurich

Автор Евгений Покинтелица

Третье место в  конкурсе сообщества CreepyStory и портал Литмаркет.

День крещения Руси.

Белобог трудился весь день. Множество рунических кругов покрывало всю поляну, а в центре гордо взгромоздился зеркальный лабиринт. Зеркала из полированного металла, которые создал для него Сварог, были великолепны. Они намного превосходили те, что были доступны простым смертным. Оно и понятно, божественное мастерство как никак. Так что с таким качеством всё точно получится. Его творение сработает. Врата Времени — так он гордо назвал его. Остальные боги явились как раз, когда работа была закончена.

— Зачем ты позвал нас, Белобог? — пророкотал Перун, предводитель божественной семьи.

— Братья мои и сестра, — сказал он с уважением поклонившись семье, — Будущее наше затянуто мрачными тучами. Последователи Единого всё больше и больше распространяют свою власть по миру. Тем самым и он сам. Не все сейчас примут эту веру, но со временем она укрепится до той степени, что нам уже не останется места.

— Глупости, — махнул рукой Семаргл, — Очередное временное веяние! Мы были и мы будем. Они же сами себя и сгубят.

— Погоди, брат, — сказал Перун, — Пусть закончит.

Семаргл послушно отступился, а Белобог благодарно кивнул.

— Я заглядывал в будущее и все пути ведут к тому, что вера в нас угаснет настолько, что нам просто не суждено будет выжить. Однако есть шанс.

— Что же ты предлагаешь? — спросил старший бог.

— Мы должны отправиться в будущее, во время, когда вера в нас вернётся, тем самым мы спасёмся! Получив ответ на свои мольбы, верующие укрепятся в своих убеждениях ещё больше и мы сможем отвоевать потерянное!

Перун лишь тяжело вздохнул и махнул рукой. Стоило ему отвернуться и пойти прочь, как остальные последовали его примеру. Никто не стал комментировать слова Белобога. Даже Сварог, который помог ему создать зеркала, сейчас лишь молча пошёл за старшим.

Провал. Белобог ожидал этого, но всё равно был разочарован. Они всегда считали его излишнюю мягкость и доброту слабостью. Так что и теперь сочли лишь страхом за свою жизнь. Но это было не так. Он боялся за них.

— Иди один, брат, — вдруг разрезал воздух знакомый голос, — Ты лучший из нас и заслуживаешь другого шанса.

Кто остался? Белобог оглянулся. Это был его брат близнец. Если бы не чёрные, как смоль, волосы контрастирующие со светло-русыми Белобога, никто бы не отличил их. Одинаково невысокие, но статные. Одинаково сдержанные в жестах и поступках. Но настоящая разница была внутри, в характере и стремлениях. В этом они были прямо противоположны. Поэтому Белобог был удивлён.

— Чернобог?

Странно это всё. Уж от кого он не ожидал слов напуствия, так это от близнеца.

— Что ты задумал? — спросил он, — Почему на моей стороне?

— Потому, что верю в твою правоту, — с печальной усмешкой ответил собрат.

— И всё же не пойдёшь со мной? — продолжил вопрошать Белобог.

— Нет, моё место здесь и сейчас.

— Хорошо. Тогда удачи вам. Надеюсь, я ошибался и вы выживете.

— Давай-ка присядем на дорожку, — сказал Чернобог.

Они взгромоздились на ближайшее поваленное дерево, посидели молча, а потом Белобог пожал брату руку и вошёл в портал, образовавшийся в зеркальном лабиринте, когда на него упал свет луны.

Что-то с самого начала пошло не так. Врата были настроены таким образом, чтобы перенести его во времена, когда вера в их пантеон вернётся. Время, когда они смогут продолжать существовать. Но вывалившись из портала посреди леса, Белобог тут же почувствовал слабость. Поток веры был такой слабый, что ему едва-едва хватало, чтобы продолжать существовать. Да и то пришлось принять облик человека, чтобы экономить силы.

Неужели прощальная подлянка от Чернобога? Если так, то «шалость» удалась. Даже пожелай Белобог попробовать снова отправиться в переход через время — у него не получится. Не с таким количеством силы. Из леса неподалёку от Воронежа ему пришлось выбираться долго и тяжко. Ещё какое-то время понадобилось, чтобы подкопить магии и зачаровать разных чиновников, чтобы занять место недавно погибшего одинокого мужчины.

Следующие несколько лет Белобог безуспешно пытался найти своё место в новом времени. Как он и ожидал, братья и сёстра не дожили до момента, когда неоязычество тоненьким ручейком начало подпитывать божеств своей силой, ну или спрятались так, что он не смог их найти. Так или иначе он остался один.

Сначала Белобог решил, что использует своё знание истории, настоящее, а не то, чем нынче пичкают людей, чтобы заниматься просвещением. Но наткнулся лишь на непонимание, неприязнь и насмешки. «Очередной альтернативный историк и его глупые фантазии», так он и его книги были окрещены. Попытки тем или иным способом помогать людям тоже заканчивались крахом. Вокруг этой индустрии было столько лишнего, что до помощи дело зачастую не доходило. Когда же доходило — он получал лишь недовольство и оскорбления.

Так постепенно теряя веру в людей и будущее, он и оказался в типичном семейном общежитии на окраине городка Глухоманьск, Воронежской области. В общаге, которая была полна монстров.

Несмотря на падение старых богов — другие мистические существа поменьше продолжили существовать. Более того, появлялись всё новые. Словно бы вся вера, что не доставалась Единому, отправлялась прямиком на создание монстров. Белобога монстры не признавали. Но и не трогали. Сторонились, так что в его доме потусторонние происшествия были крайне редки.

Но оставались и другие монстры. Куда более страшные, по его мнению. Соседи. Этих аура Белобога не только не отгоняла, но, казалось бы, ещё и наоборот провоцировала на агрессию. Хотя друг друга они ненавидели с той же пылкостью, так что, скорее всего, это просто была их суть.

Занятый вычиткой книги Белобог, устроившийся редактором, даже и не заметил, как в дверь очередной раз постучали. Лишь когда грохот раздался в третий раз — его выдернуло из собственных мыслей. Он тяжело вздохнул, встал с расшатанного стула, сунул ноги в потрёпанные тапки и подошёл к двери.

Наученный горьким опытом, он накинул цепочку и лишь потом приоткрыл дверь. Предосторожность оказалась уместной. Дверь тут же попытались распахнуть резким рывком. Но та лишь открылась до предела, который позволяла мощная стальная цепь, и остановилась, натужно заскрипев старыми петлями.

— Ну тыыыы! Тыыыы! Это уже ни в какие ворота не идёт!

Юлия Фёдоровна или, как звал её Белобог за красноту морды, Томат уставилась на него налитыми кровью глазами.

— Ты совсем охренел, Белов?

— В очередной раз хотелось бы узнать, что же конкретно случилось, прежде чем продолжать этот бессмысленный разговор, — максимально мёртвым голосом выдал Белобог или, как он был известен смертным, Борис Белов.

— Вы поглядите на него! Засрал умывальник, а теперь делает вид, что это не он! — и без того пронзительный скрипящий голос Томата стал совсем невыносимым.

— Что. Конкретно. Там. Случилось? — подавляя постыдные порывы снять цепочку и ударить женщину дверью, спросил Борис.

Подобное происходило настолько часто, что он начал замечать за собой тёмные мыслишки, которые всегда считал уделом слабых духом. Но поделать с собой ничего не мог. Местный филиал ада высасывал из него всю жизнь похлеще упырицы, недавно поднявшейся из могилы.

— Как это что? Ты посреди ночи в ванную ходил? Ходил! Наблевал на стену у умывальника? Наблевал! Убирать кто будет? Я чтоль? — смена интонаций с рычаще-утвердительных на визжаще-вопросительные причиняла Белову боль каждое мгновение, но он стоически закатил глаза и принялся разъяснять ситуацию.

— Там наблёвано выше моей головы, — сказал он, — Так что это физически не мог быть я. Но знаю кто мог. Более того, видел лично, как твой бухой Сёмочка, попутно являющийся двухметровым шкафом, эту самую стену и заблевал.

— Конечно! Мой Сёмочка? Да он даже не пьёт почти! Это ты! Табуретку небось поставил специально, чтобы его оговорить!

— Бритва Оккама — если отсечь лишнее и переусложнённое, правдой окажется самый простой вариант с наибольшей вероятностью, — ответил Белобог.

— Люди добрые! Белов совсем из ума выжил! Угрожает меня бритвой запороть! При свете дня! — завизжала Юлия, видимо, поняв только первое слово в предложении.

Белобог захлопнул дверь, запер замок и под злобный стук вернулся к работе. Первым делом он взял дорогие наушники с шумоподавлением, единственное, что было ценного в этом помещении. Надев их и включив музыку, мужчина погрузился в мир блаженного спокойствия. Раньше он предпочитал для этого классику, но всё чаще стал замечать, что включает тяжёлый рок.

К вечеру, закончив работу, он встал и решил поужинать. Открыв дверь, Белобог тут же наступил на крохотную горку земли. Анна, соседка слева, мнила себя мощной потомственной колдуньей, а потому подобное вытворяла постоянно. Правда, земля была даже не кладбищенской. Ведьма резонно считала, что подойдёт из клумбы, если добавить в это всё побольше собственной ненависти и пару дохлых мух из сетей паука Аркадия.

Борис грустно вздохнул, сходил за совком и веником, смёл землю и вытряхнул в мусорку. Покончив с «нейтрализацией враждебной магии», он отправился ставить чайник на общую кухню. Площадь этажа семейного общежития делилась на четыре холла, являющихся по сути сразу и гостиными и обеденными. На каждый такой холл приходилось по 4 комнаты и одному санузлу в пару кабинок и умывальник. На кухне, общей для двух холлов, было как всегда невозможно дышать. Смесь сигаретного дыма, сразу нескольких видов хрючева, включающих в себя тушёную капусту по какому-то ужасному рецепту, а сегодня, похоже, и жареную селёдку. Да ещё и варящийся холодец усугублял положение дел своим омерзительным запахом, не иначе кого-то из соседей на него пустили.

Холодец? Белобог поставил чайник и распахнул окно кухни, чтобы впустить хоть немного кислорода, а потом рассеянно посмотрел наружу. В лицо ему ударил ледяной ветер со снегом. Ну да, Новый Год ведь скоро, две тысячи двадцать второй от явления сына Неделимого. Глаз мужчины нервно дёрнулся. Новый Год превращал это место в ещё больший ужас, чем оно являлось обычно. Горько-сладкое лицемерие, словно штукатурка наложенная в дождь, лишь бы денёк продержалось, пока президент проедет, на тот же денёк скроет мерзкие характеры здешних людишек. Лишь чтобы уже на следующее утро безумие возобновилось с новой силой.

Хотя откровенно говоря, Новый Год вызывал болезненные мысли у Белобога потому, что был семейным праздником. Он же был один. Отныне и навсегда. Не раз ему в голову закрадывались сомнения. Правильно ли он поступил? Не лучше ли было быть со своими до самого конца? Но сделанного не воротить. Наказанием же ему будет продолжать существовать в этом кошмарном месте — год за годом.

— Не, ну ты чё, совсем долбень? — раздался хриплый мужской голос, — Окно закрой, сквозит!

Антон, забитый наколками щуплый мужчина, старательно строящий из себя местного авторитета, видимо, пришёл «бахнуть чефирьку», как он говорил.

— Э, ты оглух чтоль, Белый?

Борис сделал последний вдох ледяного воздуха и закрыл окно.

— Не шуми, ночь на дворе, — спокойно сказал он Антону.

— Не, ну, а шо ты тупишь, как чорт? — хмыкнул мужик и налил в свой заварник кипятку.

Из ЕГО чайника. Довольно маленького чайника, очень удобного на одну персону. Глаз Белобога снова нервно дёрнулся.

— Лан, бывай, тормоз, — бывший сиделец покинул кухню со своим заварником, а Борис снова налил воды и поставил чайник на огонь.

К счастью, на этот раз на кухню никто не явился. Так что Белобог смог со спокойной душой выпить чаю с сахаром, который хоть немного отогревал его душу, и отправиться спать. Ближе к обеду он проснулся и отправился в душ. Несмотря на его любовь к чистоте — каждый раз подобный поход оборачивался для него моральной болью.

Сам душ был общий на всю общагу и располагался в подвале. Да. Один душ с четырьмя кабинками на пятиэтажное здание. Вернее кабинками это называлось чисто условно, разделялись они лишь боковыми перегородками в три четверти роста среднестатистического человека. Так что единственной настоящей преградой служила только дверь ведущая в это помещение. Это, в свою очередь, приводило к тому, что вечером и утром очереди в душ случались чуть чаще, чем всегда. Так что Борис пользовался своей привилегией работы по удалёнке и ходил мыться днём.

Спускаясь по ступенькам ведущим к душевой комнате, Белобог старался не рассматривать стены, но всё равно в глаза бросались все прелести этого места. Наверху — где посуше, паутина, в которой то тут то там, висели засушенные трупики комаров и мух. Видимо, здесь Анечка и обзаводилась компонентами для своих ритуалов. Дальше хуже. Вечно влажный кафель с уже даже не пожелтевшими, а пооранжевевшими стыками, пропитанными влагой и плесенью, а по углам слизни.

Белобог честно пытался приводить это место в порядок. Просто чтобы не видеть, как слизни ползают по потолку. Но увы. Все его старания были тщетны. Слизни возвращались снова, а отмытые стены очень быстро становились грязными. Более того, контраст между тем, что было достигнуто и неотвратимым итогом, являлся столь резким, что, в конце концов, Борис сдался, просто чтобы не бередить душу лишний раз.

Сама душевая обладала всеми преимуществами ведущего к ней коридора. Но стены были ещё более сырыми, воздух значительно более тяжёлым, а кафель на полу опасно скользким. Белобог запер дверь и аккуратно, чтобы не коснуться стены, повесил полотенце на вешалку, после чего прихватил пакетик с душевыми принадлежностями и отправился в душ.

Стоило ему побороть коварный смеситель с двумя раздельными кранами, отрегулировав воду на приемлемую температуру, и встать под потоки то горячеватой, то холодноватой воды, как в дверь начали ломиться.

— Э, откройте!

— Занято, — рявкнул обычно тихий Борис.

Больше, чтобы его услышали за шумом воды и прекратили ломиться, а не ради выражения недовольства. Обычно это работало. Хотя сам он не раз был свидетелем, как торопливые мужики настойчиво протискиваются к чужим мальчикам, а тётки к девочкам, исключительно с целью поскорее добраться до свободной кабинки и намыть свои телеса. Всё потому, что «душ общий, а нам срочно!», так что допускать ошибку и запирать дверь лишь на крючок, без щеколды, Борис себе не позволял. Он, конечно, не мальчик, полуголые мужики его не пугают, но и комфорта в этом нет никакого.

— Э! Ну открой, ля! Мне срочно!

Судя по голосу — это была женщина. Так что даже возжелай он подсобить торопыге — ничего бы не вышло. По крайней мере, так думал сам Борис. Но тяжелые удары один за другим продолжали обрушиваться на многострадальную дверь. Спасало только то, что дверь была советских времён, так что несмотря на вечную сырость и прочие неприятные явления, она стойко выдерживала яростный напор обитателей общежития. А вот задвижка была новоделом. Это и оказалось слабым звеном обороны.

Жалобный скрежет выгибаемого металла ознаменовал победу неостановимого монстра. Дверь с грохотом распахнулась. Белобог выглянул из-за перегородки. Ну конечно же. Алёна. Бич всей общаги, а может и района. Беспардонное похотливое чудовище весом в два центнера и с волосами цвета радуги. Как там было в популярной песне — «Алёна даст»? Так вот тут, скорее, догонит и сама возьмёт.

— Выйди, пожалуйста! — воскликнул он.

Вода, которая в очередной раз стала почти кипятком, показалась Борису ледяной, ведь несмотря на его возмущения — незваная гостья начала раздеваться. Бежать некуда. Остаётся только надеяться, что она, и правда, куда-то спешит, так что сражаться за свою жизнь не придётся. Видя периферическим зрением, как голая женщина вышагивает по скользкому полу в своих розовых кроксах, Белобог неосознанно взмолился Единому, лишь бы только она поскользнулась и дала ему момент для побега.

Но мольбы его остались неотвеченными. Алёна беспардонно шлёпнула Бориса по заднице и задорно хохоча вошла в соседнюю кабинку.

— Засмущался-то как, — осклабилась тётка, — Борька, чё как не родной? Чё я у вас мужиков не видала-то?

Потому, что я и не родной, ответил мысленно Белобог, смыл остатки шампуня и быстро покинул кабинку. Далее он так же торопливо оделся и покинул душевую не вытираясь насухо.

Даже когда он уже сидел в своей комнате и сушил волосы — его подёргивало нервной дрожью. Ведь он знал, что бывает и хуже. Здешние мужики, покуривая на балконе, нередко полушёпотом делились личным опытом. Алёну до сих пор никто не пырнул ножом только потому, что все боялись, что удар не достигнет цели и им придётся отправляться в тюрьму зазря.

Вновь пользуясь тем, что общежитие пустеет днём, мужчина вышел на кухню, чтобы приготовить себе поесть. Но его внимание привлекли странные звуки. Приоткрытая дверь комнаты Анны призывно манила в себя заглянуть. Оттуда доносилось бормотание и тихое постукивание.

Белобог не удержался и подошёл ближе. В щель можно было легко разглядеть, как, одетая в свой привычный готический наряд, Анна сидела у пентаграммы и вонзала нож в куклу, очень похожую на самого Бориса. Ритуал на смерть, тут же понял мужчина.

Причём в отличии от обычной деятельности девушки — этот был очень похож на настоящий. С множеством ошибок, из-за которых он не сработает, но всё же близкий к реальному. Прямо сейчас — она пытается его убить. Хотя он за всё время проживания в общежитии ей и слова дурного не сказал. За что?

Белобог даже не заметил, как сделал шаг вперёд, задел дверь и та со скрипом распахнулась. Анна вскочила и взвизгнула, уронив нож.

— Ты... Ты что тут делаешь?! А ну выйди из моей комнаты быстро! Или я тебя прокляну!

— Ты уже этим занята была, — непривычно хриплым голосом сказал Борис, — За что? Что я тебе сделал?

Шаг за шагом он оказывался всё ближе и ближе к девушке.

— Я... Кричать буду...

Но закричать она не успела. Две необычайно сильных для такого худосочного телосложения мужских руки плотно сжали её горло.

— За что? За что? За что? — всё повторял он, пока девушка пыталась вырваться из его хватки, царапала его руки и тихо хрипела.

Лишь когда та совсем затихла, к Белобогу вернулся самоконтроль. К собственному удивлению, он не ощутил вины, лишь облегчение и, как ни странно, прилив сил. Словно бы выдернул долго беспокоящую тебя занозу и теперь можешь дальше жить нормально. Нахлынувшее спокойствие позволило осмотреться и подумать, что же делать дальше.

Белобог задумчиво выглянул в окно и с удивлением заметил там нечто неожиданное. Похожее на обезьяну с пёсьей головой существо смотрело на него пристальным, немного заискивающим взглядом. Это показалось ему странным. Раньше подобные монстры разбегались, завидев его. Но похоже этот никуда не собирается. Хотя, пожалуй, это даже кстати. Белобог открыл окно и потрепал пёсиголовца по шерсти.

— Проголодался наверное? — спросил он, — Вон, на полу угощение лежит.

Монстр запрыгнул внутрь, а Борис прикрыл окно. Он оглядел комнату, даже не обращая внимания на раздающийся рядом хруст костей и чавканье плотью. Его взгляд упал на книгу.

«Евгений Покинтелица. Чёрная Магия от А до Я.»

«Всё, что вы знаете о магии полная чушь. Но я расскажу вам истину. Только на страницах этой книги вы найдёте подробнейшие руководства по всем действенным ритуалам. Стать великим магом никогда не было проще.»

Борис схватил книгу, коробку с ритуальным барахлом Анны, ключ от комнаты девушки, висящий неподалёку на гвоздике, после чего вышел и запер дверь. Он ворвался в свою комнату, заперся изнутри и сел за рабочий стол. Открыв книгу, он принялся с подлинным интересом изучать её содержание. Несмотря на то, что сам Белобог всегда занимался лишь белой, в волшебстве он был подкован. Да и сама чёрная магия была лишь извращённым отражением белой. Так что каждая ошибка в книге резала его по нервам, как ножом.

— Автор бестолковый бездарь! Здесь свечи нужно ставить по углам. Здесь же наоборот меж углов на равной дистанции. Тут нужна пентаграмма, а здесь круг. Этот идиот совершенно не знает матчасти, но его опубликовали! При этом моей книге с настоящей историей даже шанса не дали?!

Многие приёмы, которые открыли для себя люди лишь с течением времени, были известны ему с самого рождения. Так что даже новомодные ритуалы он легко исправлял и делал функциональными. Весь день, всю ночь и до самого утра Белобог просидел над книгой, сжимая меж пальцев красную ручку и внося исправления. Когда наконец закончил — в руках у него оказался первый настоящий гримуар чёрной магии. Реальной, а не тех глупостей, которыми занимаются люди. Тогда и возник вопрос. Как же его использовать?

Но ответ пришёл сам собой. Стоило вспомнить облегчение, которое он испытал, когда не стало соседки, как план родился сам собой. Но теперь он будет действовать более изощренно и не своими руками. Осталось только решить с кого начать.

Однако и здесь ответ настиг его сам. Томат начала ломиться в дверь, вопя очередную несусветную чушь. Вот на ней и проверим, насколько хорошо проведена редактура, подумал Белобог, зловеще улыбаясь. Начать он решил с самого простого. Круг. Пентаграмма. Свечи. Быстрый ритуал призыва. Дух покойника с ликом ужасным возник внутри круга и принялся выть.

— Вон, там за дверью стоит баба, вся твоя, — сказал Белобог и стёр часть круга.

Призрак пролетел сквозь дверь и оттуда донёсся жуткий вопль. Мужчина сел и закрыл глаза, позволяя своему духовному телу покинуть материальное. Он также прошёл сквозь дверь и принялся наблюдать за происходящим. Томат, необычно бледная, металась по холлу, швыряя попадающиеся под руку предметы и жутко визжа. На шум вышли ещё несколько соседей. Илья, тихий алкаш, занимающий последнюю, четвёртую комнату в их холле, Сёмочка, сын Юли и Антон из параллельного.

Но они могли лишь растерянно наблюдать за происходящим, ведь мёртвых видят лишь те, кто скоро к ним присоединится. Или чародеи, которые их призывают. Сама Юлия же медленно седела, безуспешно пытаясь отбиться от призрака, высасывающего её жизненные силы. Сёмочка попытался успокоить мать, но получил ногой по лицу. Остальные даже не пытались вмешаться, сделав логичные выводы. Хотя даже так Илье прилетел в голову тапок. Томат же начала затихать. Её голос становился всё тише и тише, пока не затих совсем. Бледная, как лист бумаги, она смотрела остекленевшим взглядом в потолок, указывая закостеневшей рукой в пустоту.

На то, как будут вызывать скорую и прочее, он уже не смотрел. Вернувшись в тело, Белобог взялся за книгу, которую переписал, и принялся листать страницы, раздумывая, кто будет следующим и как это лучше провернуть. С его лица не сходила мрачная улыбка, выражающая одновременно и облегчение и некоторое злорадство. Да и вновь прибавившиеся силы, словно бы говорили «ты всё делаешь правильно, продолжай».

Для очередного ритуала пришлось немного повозиться. Компоненты были не из тех, что найдутся у колдуна недоучки, так что Белобогу пришлось прогуляться в магазин. Нет, не в оккультный. Обычный хозяйственный магазин и аптека смогли предоставить ему всё необходимое.

Дабы не привлекать лишнее внимание, сначала он занялся жителями других этажей, которые тоже успели ему досадить и не раз. Чреда аварий, несчастных случаев и прочего обрушилась на некоторых из них. По общежитию поползли слухи, что Анечка таки пробудила наследную силу и слиняла, чтобы чинить им несчастья. Запертая комната Анны лишь подтверждала эти подозрения. Белобог же, конечно, не спешил их развеивать. Но всё это было слишком скучно. Слишком обезличенно. Борис не ощущал удовлетворения от возмездия происходящего вне поля его зрения, хотя и возвращал утерянные силы довольно успешно. Так что вернулся к прежнему подходу.

Один из последующих дней он целиком просидел в ритуальном кругу, укреплённом руническими камнями, и старательно сводил Алёну с ума. Мужчина показывал ей жуткие видения, нашёптывал ужасные вещи, в общем делал всё, чтобы в, конце концов, она перепутала окно с дверью и вывалилась наружу, убегая от очередного образа. По удачному стечению обстоятельств под окном в этот момент курил Сёмочка. Так что Белобог убил двух зайцев одним выстрелом.

Самым занятным по его мнению было то, что каким-то чудом они оба остались живы, ненадолго, но всё же. Можно только позавидовать могучему здоровью Семёна. Хотя теперь уже скорее посочувствовать. Ведь лёжа переломанный на асфальте, он мог лишь хрипеть и захлёбываться кровью вместо того, чтобы обрести покой мгновенно. Двухсоткилогромовое нечто, расплескавшееся поверх, тоже продолжало какие-то шевеления, но звуки уже не издавало. А вот вопль, который она издала в падении, был таким громким, что к окнам прильнул практически весь район из тех, кто был дома. Правильно. Смотрите. Смотрите какими не надо быть. Или однажды вы тоже переполните чашу терпения сведущего в магии человека. Такие мысли вертелись в голове мужчины, пока он наблюдал агонию ненавистных соседей.

Попивая вечером чай на кухне и стоя у распахнутого окна, Белобог сожалел лишь об одном. Что так долго терпел. Ставший изрядно более тихим холл общежития был свидетельством успеха.

Да и сам мужчина почувствовал себя намного сильнее и бодрее. Это было странно и непривычно, ведь верить в него явно активнее не стали. Но, как оказывается, это и не обязательно. Злоба, гнев и жестокость стали для него куда более эффективным источником силы, чем он мог бы себе представить.

— Слыш, ты задрал уже, окно-то закрой! — разрезал воздух голос «авторитета».

Белобог закрыл окно и указал на руку татуированного.

— Это что?

— Нитка красная. А чё? Чё-то не нравится? — насупился мужчина.

Мило. Видимо, жуткие происшествия пробудили в людях суеверность. Примитивная защита от зла на руке сидельца никак не помогла бы от настоящей магии. Но сам колдун этого говорить не стал. Тем временем Антон потянулся к чайнику Белобога, опять. Но на этот раз его ждал неприятный сюрприз. Сидящий на чайнике саламандр укусил его за палец. Мужчина растерянно посмотрел на проявившегося ящера.

— Это ещё что за нахрен?

Однако вскоре ему стало не до того. Ведь сидящие на кухне мелкие монстрики один за другим начали набрасываться на него и впиваться своими мелкими зубами. Антон начал кричать и пытаться стряхнуть их с себя. Сам же Белобог подтвердил свои подозрения. Каким-то образом, чем больше он пользовался тёмной магией, тем лояльнее к нему относились монстры. На этот раз они явились, словно бы почувствовав его желание. Так же, как когда-то приходили на зов брата.

Под утихающие вопли пожираемого заживо человека, Белобог пошёл прочь из кухни. По пути через холл его взгляд упал на зеркало, висящее на стене. Его некогда русые волосы стали чёрными, как смоль.

— Прямо, как у брата, — задумчиво пробормотал он, пока его настигало осознание.

Чёрные волосы, возвращение силы, это всё не совпадение. Его мрачного брата близнеца никогда не существовало. Им был он сам! Расхохотавшись от осознания положения дел, Чернобог вернулся в комнату. Теперь он знает, что надо делать. Мужчина заказал доставку нескольких больших зеркал и, дождавшись, когда они прибудут, выстроил упрощённую версию Врат Времени. Пора возвращаться домой, с улыбкой подумал он. Осталось лишь запустить процесс.

Вечер наступил и лунный свет упал на сеть из зеркал, которую выстроил мужчина, чтобы подвести его к созданным им Вратам.

— Прощай, ненавистный двадцать первый век!

Воскликнул Чернобог и щёлкнул пальцами. По его команде множество монстров набросилось на всех тех, кто досаждал ему в этом проклятом общежитии, но ещё не успел понести наказание. Здание наполнилось криками боли и ужаса, аккомпанирующими финальному аккорду истории - тихому звону наполненных энергией Зеркал. Сам же Чернобог вошёл в портал ведущий в день, когда он и его собратья появились на свет. Зеркала завибрировали на пределе и взорвались, осыпав осколками пустой холл.

Спустя несколько минут входная дверь тихо скрипнула. Мужчина в чёрном деловом костюме, похожий на Чернобога, как две капли воды, вошёл в его комнату и взял книгу, которую тот оставил на столе. Он с усмешкой огляделся и поводил пальцами по собственным исправлениям.

Всё ощущалось так, словно было вчера, хотя прошло много столетий с того момента, как он здесь побывал.

Покинув здание, мужчина сел в свою люксовую машину и приказал водителю ехать прочь, пока сам набирал телефонный номер.

— Просыпайся, Андрей, у нас срочный тираж. Нет. Евгений прислал исправленную версию своей книги. Да, я знаю, что прошлый продался ужасно. Автор уверил меня в том, что эта — просто порвёт всех. Да, я уверен, что так и будет. Скоро сам поймёшь.

Чернобог зловеще улыбнулся. О да, теперь-то книга выстрелит, да ещё как. Уж он-то об этом позаботится.

Право на озвучку принадлежит каналу ЛИМБ.

Ссылку перешлю автору, так что пишите ваше мнение по поводу рассказа!

Автор Татьяна Губейдулина.

Участник конкурса сообщества CreepyStory и портал Литмаркет.

Часть первая

Наутро никаких следов вчерашней бури не осталось. Солнце светило так же ярко, как накануне; шквалами ветра почему-то не сломало ни одной ветки, и даже луж не было.

– Что-то, бабуль, не помогло твоё лекарство.

Гриша с трудом сел на своей лавке. Судя по свету из открытой двери, было часов десять утра. Ведьма сидела на второй скамье и что-то шептала в сложенные ладони.

– Скоро только кошки родятся. Пойдёшь полуденницу-то ловить?

– Пойду, а как же.

Она дала ему полковриги хлеба:

– Поешь, воды выпей да пойдём. Подсоблю тебе.

– Да только как же я её ловить-то буду? У меня и верёвки не осталось.

– Поймаешь, касатик, не боись.

Как ни скуден был завтрак, но и его Гриша съел с трудом: кусок в горло не лез. Температура, кажется, поднялась ещё. А поскольку антибиотики пропали вместе с большей частью остальной его поклажи, надеяться, кроме как на ведьмино снадобье, было не на что. Не то чтобы от её отвара был какой-то толк, конечно.

Гриша по стенке вышел на улицу. Его ослепило солнцем, как не вовремя проснувшегося вампира; он сморщился и поставил ладонь козырьком над глазами.

– Слушай теперь. Как увидишь полуденницу, поздоровайся. Она у тебя спросит что-нибудь: как сено косят или лён мнут – отвечай тотчас, без раздумий, и говори не останавливаясь. Замолчишь – верная смерть. А как увидишь, что вокруг неё рябь пошла, – вот тогда и хватай.

– Что ж, вот так руками и хватать?

– А как же ещё! Я тебе дам рукавицы чудесные.

– Ладно.

План был какой-то сомнительный, но другого-то всё равно нет. Гриша вспомнил вдруг про анометр, вернулся в избу. Стрелки бесновались, как накануне в поле. «Сломался», – подумал Гриша. А может, это кошка, которая не кошка, нервировала прибор. Хотя это и не она вовсе, а какой-то куль в углу, который Гриша принял за ведьмину питомицу. Чего только не привидится, когда с яркого солнца зайдёшь в тёмную избу!

Ведьма повела Гришу в поле – не в то, где он был давеча, а в другую сторону. Там ещё качалась высокая, нетронутая трава.

– Не косят тут. Боятся. Её это место.

– У неё, значит, и место своё имеется?

– А как же! Она везде ходит, но здесь особо. Вот и держатся подальше, и девок сюда не пускают.

Запах разнотравья дурманил – а может, это телешок? Теперь, без лекарств, и думать нечего, что всё пройдёт. Вернуться бы ещё вовремя, а то и врачи Фонда не помогут…

Гриша шёл за ведьмой след в след, раздвигая траву. Интересно, а змеи тут есть? Как не быть, если не косит никто!

– Вот. Тут она появится, – ведьма остановилась и повернулась к Грише. – Жди здесь, а я спрячусь. И помни: болтай без умолку, как она у тебя спросит что-нибудь, иначе – смерть!

– Что ж я ей скажу, бабуль? Я ни про лён, ни про сено знать ничего не знаю.

– Что бы ни говорил, главное – не молчи!

Не успел Гриша рта раскрыть, как ведьма уже исчезла. Да, кошка у неё, видно, вся в хозяйку – тоже появляется и пропадает, как вздумается.

Солнце пекло нещадно. У Гриши то и дело дурнота подкатывала к горлу; боль выкручивала суставы. Быстрее бы уже появилась эта полуденница – поймать её и домой, домой!

А домой-то не получится. Нынче только пятый день, а телепортер включат на седьмой. Хорошо ещё Гриша настоял, что за неделю управится, а то торчал бы тут, пока бы не помер.

Трава вдруг заволновалась, хотя ветра не было. Рядом с Гришей прямо у него на глазах вял и сох клевер – через несколько секунд вместо лиловых облачков уже остались сморщенные коричневые комки. Воздух шагах в десяти от него задрожал, как над костром, и полыхнула яркая вспышка. Когда всё погасло, шагах в пятнадцати перед Гришей стояла полуденница. Ну как – стояла…

– Здравствуй, девица, здравствуй, красавица, – выдавил он.

Синие глаза без зрачков уставились прямо на него. Полуденница исчезла и через секунду уже была лицом к лицу с ним.

– Как репу растят? – спросила она. Голос был скрипучий и хриплый, как у человека, которого уже несколько часов мучает жажда.

– Репу? Ну смотри, – затараторил Гриша. – Сначала надо, знаешь, грядку вскопать. Берёшь лопату – такую, с острым краем, не которой снег убирать, и землю перекапываешь. Навоза, опять же, можно туда…

Она, не сводя с него жутких синих глаз, протянула руку к его нагрудному карману. Только не останавливаться!

– Перемешаешь, значит, навоз с землёй, прольёшь водой как следует. Потом берёшь семена – семенами её сеют, репу-то – и пальцами дырок в грядке наделаешь, таких, знаешь, небольших. Кладёшь в каждую дырку по семечку…

Маленькая сухая рука с трудом расстегнула две пуговицы у него на груди. Гриша вздрогнул, когда она скользнула внутрь. Полуденница продолжала смотреть ему в глаза, а её ногти вдруг вонзились ему в кожу.

– Ай! Что ж ты делаешь! Я тебе рассказываю тут…

– Не молчи! Говори, говори! – крикнула откуда-то ведьма.

Пальцы полуденницы сомкнулись, и ногти зарылись в левую половину Гришиной груди – прямо за нагрудным карманом. Кровь потекла из разорванной мышцы.

– Кладёшь, значит, семечки… ай! И засыпаешь землёй, чтоб вровень получилось, – продолжал Гриша сквозь сжатые зубы.

Затрещали отрываемые волокна. Кусок кожи отделился от Гришиной груди, и полуденница потащила его к себе.

– А дальше поливаешь, всё такое… – говорить было всё труднее; кровь лилась из раны. – Потом появляются зелёные листики, они растут, растут…

Полуденница вытащила шмат кожи с куском мышцы и повертела в руке. Голова у Гриши закружилась, перед глазами потемнело.

– … и когда увидишь, что из земли показалось что-то светлое, круглое – вот тогда и пора репу собирать. А-а-а!

Гриша с трудом открыл глаза и подумал, что, видно, уже умер. Но разве у мертвецов так всё болит?

– Лежи, лежи!

Кто-то придавил ему плечи. Гриша присмотрелся и разглядел ведьму.

– Бабуля? Я как здесь оказался? Я думал, убила она меня…

– Не убила, касатик. Успел ты её заговорить, прежде чем упал.

Гриша вспомнил, как полуденница рвала ему мышцу, и дёрнул рубашку на груди. Никакой повязки под ней не было. Он с трудом поднял голову: кожа была гладкой и несомненно целой.

– Что за чертовщина, – Гриша ощупал всю левую половину груди, но никаких ран или рубцов не нашёл. – Как так-то?

– Исчезла она, вот ты жив и остался. А я тебя сюда притащила.

– Ты, бабуль, тоже меня обманула. Обещала рукавицы, а не дала!

– Если б полуденница тебя в них увидела, то не сносить бы тебе головы. Надо было её заговорить сначала, а потом уж надевать.

– Так я б в карман положил!

– Она, касатик, и через одёжу видит.

– Но как грудь-то у меня зажила?

– Какая грудь?

– А ты разве не видела? Полуденница кусок мяса мне выдрала, вот отсюда, – он положил ладонь на место за нагрудным карманом.

– Ничего я такого не видела. Причудилось тебе, знать.

– Вот так причудилось!

– У тебя ведь там это лежало, как ты называешь? Зеркало?

– Там, верно.

– Вот она за ним и лезла.

– Так зеркало у тебя уже! А ты сама сказала: полуденница через одежду видит.

– Не знаю, ничего не знаю, – проворчала ведьма и отвернулась. – Спи.

– Завтра опять пойдём?

– Пойдём, милок, пойдём.

Опять эта тяжесть на груди. Гриша проснулся в кромешной темноте; левая половина груди болела, и снова что-то мешало дышать.

– Кошка, ты, что ли?

Гриша поднял руки, но вместо кошки, которая не кошка, нащупал холодный, покрытый мхом камень. Он заорал, с грохотом скинул камень на пол и вскочил на ноги.

– Что, что такое? – послышался откуда-то сбоку ведьмин голос.

– Ты зачем мне камень на грудь положила, окаянная?

– Кто, я? Касатик, да тебе, видно, приснилось! Зачем мне камни на тебя класть-то?

– Вот и я спрашиваю – зачем?! Запали-ка лучину!

Ведьма с ворчанием завозилась; затеплился слабый синий огонёк. Она поднесла лучину к Гришиному лицу:

– Да ты бледный весь, милок! И лоб как в огне горит – вот и видится всякое!

– А что ж тогда с таким шумом на пол-то упало, бабусь? Погляди по сторонам-то!

Она запалила от первой ещё несколько лучин – все горели синим, как газовые конфорки, – и воткнула в щели:

– Где твой камень – показывай!

Булыжник, который Гриша скинул со своей груди, на ощупь был размером с полторы человеческих головы – такой, конечно, найдёшь сразу, тем более в крошечной избушке. Но никакого камня нигде не было.

– Ничего не понимаю, – бормотал Гриша. – Вот же, сюда он грохнулся! Может, под лавку закатился?

Но и под лавкой, кроме недовольной кошки – не кошки, ничего и никого не нашлось.

– Чертовщина. Что у тебя тут творится, бабуль?

Гриша сел на свою скамью и вытер трясущейся рукой пот с пылающего лба.

– Дай, что ли, отвара какого.

Ведьма охотно выполнила просьбу. Гриша осушил ковш – в этот раз вкус был совсем другой – и повалился на лавку.

– Вставай, милок! Всю полуденницу проспишь!

Гриша застонал и с трудом сел. Изба и ведьма с ковшом очередного отвара потемнели, исказились и поплыли перед глазами. Тошнило ужасно, а в коленки будто щебня насыпали.

– На-ка, выпей. Получше тебе?

– Ничуть не лучше, – прохрипел он. Меньше всего хотелось опять идти в поле, но завтра уже возвращаться. Кстати, а где зеркало?..

Гриша подскочил с лавки и тут же упал обратно: перед глазами было черно. Отдышался. Зрение вернулось. Он осторожно подошёл к горке своих вещей и нащупал плоский пластмассовый футлярчик. Отлегло: зеркало, во всяком случае, на месте.

Завтракать Гриша не стал и попросился сразу идти в поле. Они вышли на то же место, что и вчера; ведьма сунула ему грубые рукавицы:

– Спрячь только получше. За спину, что ль.

Гриша так и сделал. Стоять на самом солнцепёке было невыносимо, он сел в высокую траву и незаметно для себя забылся.

Вдруг он распахнул глаза и вскочил, будто его толкнули. Прямо перед ним висела, занеся над его шеей серп, полуденница.

– Стой! Здравствуй, девица! Здравствуй!

Её мумифицированное лицо не выразило никакой эмоции, но рука с серпом опустилась.

– Как сажают репу?

– О, моя любимая тема! Значит, смотри: сначала надо перекопать землю…

В этот раз он даже не дошёл до добавления навоза: воздух вокруг полуденницы задрожал, и она хрипло закричала.

– Хватай, хватай!

Как из-под земли выскочила ведьма. Гриша, не замолкая ни на секунду, выдернул из-за ремня рукавицы, надел и схватил полуденницу за руку, в которой был серпом. Она вскрикнула; от того места, где рукавицы соприкасались с её плотью, поползли вверх и вниз волдыри. На иссушенной коже это выглядело очень странно – как пузыри на болоте.

– Держи крепче!

Ведьма принялась опутывать полуденницу верёвкой, повторяя:

– Вяжу, привязываю, силу твою связываю! Вяжу, привязываю…

Когда фигура в белом балахоне была вся запутана, как в паутине, ведьма натянула ей на голову мешок.

– Вот теперь всё! Поймал ты её, касатик!

Гриша с трудом кивнул и опустился на землю. Голову раскалывала страшная боль. Позвоночник, казалось, сейчас ссыплется в штаны.

– Пойдём, пойдём. Нечего тут, на её месте, сидеть.

– Куда ж мы её? – он с трудом кивнул на пленницу.

– У плетня привяжем.

Последние несколько метров до избы ведьма тащила Гришу на себе. Ноги у него заплетались, голова болталась как у новорождённого. Завтра, завтра! Завтра днём он будет в Москве, сдаст полуденницу с рук на руки биологам бестиария, и пусть врачи приведут его в чувство. Завтра…

Гриша проснулся – или, скорее, очнулся – как-то очень уж внезапно. Опять кошка на грудь запрыгнула?

– Колдуй, баба, колдуй, дед… – услышал он вдруг. Голос шёпотом продолжал:

– Сим изведу Григория, сожгу огневицею, задушу власяницею… Чахни, Григорий, сохни…

– Ты что делаешь, бабка? Откуда имя моё знаешь?

Он скатился со скамьи и попытался встать на ноги – со второй попытки удалось. Гриша бросился к двери, чтобы впустить хоть сколько-то света в тёмную избу.

– Стой!

Одновременно вспыхнул десяток свечей. Они были повсюду: на печке, на стенах, под потолком, на полу – и горели голубым пламенем. Ведьма стояла посреди комнаты, сжимая в руке что-то маленькое.

– Ты что ж думал, можешь явиться сюда, поймать её да куда-то увести?

– Ей там будет лучше, бабуля, – Гриша поднял руки, чтобы она видела, что у него ничего нет. – Я же тебе сказал: как княгиня…

– Сказочки свои другому кому рассказывай! – она замахнулась рукой с зеркалом.

– Тише, тише! Молчу!

Она сжала вторую руку в кулак. Гриша почувствовал, что сердце у него холодеет и замедляется.

– Чтоб ты мою дочку, мою кровиночку забрал да в клетку посадил?

– Дочку?!

Гриша смотрел на неё, раскрыв рот; пульс бился где-то в горле. Ведьма захохотала:

– А ты что же думал, она просто так здесь бродит? Мамка у неё тут! И девок выманю, и детишек в поле выведу, и на глупца Гришку огневицу нашлю, чтоб доченька потешилась!

– Но она… она ж мёртвая!

– Это ты скоро будешь мёртвый, а дочка моя живая, живая!

Гриша подскочил к двери, распахнул и выглянул наружу. Около плетня, где днём ведьма привязала полуденницу, валялся обрывок верёвки. С диким карканьем в Гришину ногу вцепилось что-то маленькое и чёрное.

– Иди, доченька, порезвись! Погуляй! – веселилась ведьма.

– Перестань, бабка! Прекрати сейчас же!

Гриша упал на колено, силясь отцепить кошку, которая когтями и зубами драла ему икру.

– А иначе что?

– А иначе… иначе…

Гриша потянулся к ней. Руки дрожали. Сзади послышались чьи-то шаги.

– Иди, доченька, иди!

Ведьма захохотала и размахнулась. Гриша и моргнуть не успел, как она со всей силы грохнула зеркало об угол лавки.

Все сгрудились у телепортера. Пора бы уже Любимову и появиться.

– Ждём ещё полчаса, – сказал Иван Сергеевич.

– А если он заблудился? Потерялся? – тут же встрепенулась синеглазая Катя.

– Мы не можем держать телепортер включённым весь день. Любимов знает про временнóе окно.

Вдруг аппарат загудел и сердито выплюнул облачко дыма. Катя подскочила к нему и открыла дверцу.

– Самое время!

Она принялась отвинчивать вентилятор, на который намотался откуда-то взявшийся в почти стерильной комнате клок пыли.

Вся операция заняла у неё полминуты; телепортер чихнул и зажужжал. Из камеры перемещения раздалось громкое потрескивание.

– Это он! Гриша возвращается!

Аппарат затрясся; из всех щелей повалил вонючий дым. Инженеры метались вокруг, не понимая, что стряслось.

– Сделайте что-нибудь! – кричал Иван Сергеевич.

И вдруг настала тишина. Катя и Дима, ещё один инженер, переглянулись и опасливо открыли створки.

В камере никого не было. Точнее, так им показалось на первый взгляд. Когда они – и остальные – посмотрели вниз, то увидели странную чёрную кошку с лошадиным хвостом, человеческими зелёными глазами и огромным зобом. «Щитовидка больная», – подумал почему-то Иван Сергеевич. Кошка как ни в чём не бывало умывалась лапкой – вполне себе по-кошачьи.

– Гриша! – крикнула Катя голосом, похожим на всхлип.

Иван Сергеевич бочком подошёл к странной кошке. Она опустила лапку и вдруг замурлыкала.

Звук был такой, будто каркает осипший ворон. Рядом с ней валялось раскладное зеркальце наподобие тех, которые девушки носят с собой в сумочке, а мордочка у неё была в крови.

Комментируйте, как вам история участника конкурса, еще будут опубликованы участники и призеры, чуть позже)

Право на озвучку принадлежит каналу ЛИМБ.

Автор Татьяна Губейдулина.

Участник конкурса сообщества CreepyStory и портал Литмаркет.

– Разумеется, придётся отправляться в десятый век, не позже. После крещения Руси ни о какой нежити в летописях и грамотах и слова не найти. А здесь – точные сведения.

– Ясное дело.

Гриша Любимов, один из лучших специалистов Фонда, откинулся на спинку стула и забросил ноги на стол. Ему вообще многое сходило с рук. Пока.

– Ты хоть понимаешь, на что подписываешься? Никакой связи. Никаких удобств…

– Уж кто-кто, а я понимаю, поверьте.

Гриша нетерпеливо качнул носком грязной серой кроссовки, что означало: не учи учёного, сам всё знаю. В конце концов, кто в шесть командировок в Древнюю Русь уже съездил – он или Иван Сергеевич?

– Ладно. Сколько тебе понадобится времени?

– За неделю должен управиться.

– За неделю?

Иван Сергеевич нахмурился. Этот парень, конечно, хорош, но не настолько, чтобы отыскать и поймать полуденницу всего за семь дней.

– А что вас удивляет? – Гриша качнулся и снял ноги со стола. – Я знаю, что и где искать и куда смотреть. Отлично представляю себе, что меня ждёт. Почему бы и не успеть?

– Потому что я хочу быть уверен. Фонд тратит на твою командировку кучу денег – нам нужен результат.

– Давайте так, – Гриша подался вперёд и упёрся локтями на колени; глаза его нехорошо блеснули. Иван Сергеевич отлично знал этот взгляд. – Если не успею, останусь там, и всё.

– Да ты с ума сошёл!

– А что? Отличный будет стимул.

Гриша остановился перед блестящими серебристыми дверями и сбросил рюкзак. Чего в этом рюкзаке только не было: аптечка и бельё, паёк и записи, зубная щётка и приборы. А главное – зеркала. Почему-то телепортер ни за что не соглашался никого никуда перемещать, если у этого кого-то не было с собой хотя бы маленького, но зеркальца, причём обязательно целого. Так что Гриша взял два: одно побольше, раскладное, с двумя створками, перед которым одна из его подружек когда-то красила глаза, а второе крошечное, даже без оправы. Откуда у него дома взялось это крохотное зеркальце, Гриша в душе не знал.

Брать под всё это восьмидесятилитровый рюкзак Гриша отказался наотрез и взамен собрал обычный, городской:

– Лучше топать налегке, чем таскать везде эту хрень здоровую!

Был у него с собой и совсем особый предмет – иллюзор. В Древней Руси, как ни крути, говорили немножко на другом языке, да и эпатировать публику Гришиным внешним видом не стоило. И как раз иллюзор – одна из самых дорогих разработок Фонда за всё время его существования – и должен был об этом позаботиться: выдавать Гришу за своего в доску, а заодно переводить ему древних, а древним – его. Как эта штука работала, Гриша так и не понял, но своими глазами видел, что работает без сбоев: её опробовали – в его присутствии – на делегации из французского отделения Фонда. Французы и не поняли, что Иван Сергеевич в жизни ничего, кроме «жё не манж па сис жур» и сносок в «Войне и мире», по-французски не читал и, уж конечно, не учил.

Иллюзор висел на крепком шнурке на шее: слишком дорогая и важная штука, чтобы бросать в рюкзак. Двери бесшумно разъехались в стороны, и Гриша сразу услышал деловитое жужжание и потрескивание телепортера. Несколько инженеров в белоснежных костюмах вроде противочумных сновали у аппарата.

– Гриша!

Да когда же она наконец успокоится? Не было ничего, женщина!

– Привет, Кать.

Ну ладно, кое-что было. Но дальше трёх, что ли, свиданий не пошло.

– Тебе не страшно? Как же ты будешь там совсем один? Без связи, без прикрытия! – тараторила она. Сквозь прозрачное окошко на шлеме беспокойно глядели невозможно синие глаза.

– Ничего страшного там нет. Такие же люди, такая же Русь.

– Какой ты смелый!

Хорошо, что в этот самый момент телепортер затрещал, выдал сноп искр и сердито замолчал. Катя бросилась к аппарату, который выглядел как банальный томограф, только вертикальный, и забегала вокруг, отсоединяя провода и отмахиваясь от клочьев дыма.

Наконец всё было готово. Гриша проверил иллюзор, покрепче завязал шнурки на кроссовках и застегнул оба фиксирующих ремня рюкзака на груди. Телепортироваться он терпеть не мог, но чего не сделаешь ради науки! Катя услужливо открыла для него створку телепортера.

– Будь осторожен, ладно?

– Я не помирать туда еду.

Именно так – «ехать» – называлась на жаргоне Фонда телепортация. Было в том что-то разухабистое: ха, подумаешь, перемещение! И не такое видали!

Катя закрыла аппарат. Гриша оказался один в узком белом гробу, разве что стоял, а не лежал – вот и вся разница. Гудение усилилось. Гриша закрыл глаза: сейчас будет самое противное.

Треск и грохот аппарата звенел в ушах; Гриша не сразу заметил, как вокруг внезапно стало тихо. А когда всё же заметил, то сразу открыл глаза и огляделся.

Первое, что его поразило, – это цвет неба. Не выцветшая, отравленная выхлопами и дымом, а первобытная, яркая, как неразбавленная краска, синева. От белизны облаков резало глаза. Гриша стоял на тропинке посреди поля, и зелень травы тоже была густая, сочная. Казалось, что в своём веке он носил серые очки, а теперь снял их и понял, каким на самом деле был окружающий мир.

Гриша встряхнул головой: это всё, конечно, замечательно и здорово, но его послали сюда не затем, чтобы он привёз поэтические и высокохудожественные описания Руси. Он огляделся по сторонам, увидел в отдалении поднимающиеся дымки и зашагал туда.

Чем ближе он подходил к деревне, тем больше народу ему попадалось навстречу. Прошла девушка с коромыслом, любопытными глазами глянула на незнакомца. Возились около двух женщин, что сгребали сено, несколько малышей с волосами цвета льна. Мужики ловкими, умелыми движениями косили траву.

За плетнём виднелось несколько домов. Навстречу Грише шёл крепкий мужчина с косой на плече.

– Здравствуй, батюшка, – обратился к нему Гриша и мысленно поблагодарил жизнь, что у него был иллюзор. Приборчик на груди тихонько зашуршал, и крестьянин остановился, глядя на Гришу без всякого особого выражения.

– Здравствуй и ты, путник. Кто таков будешь?

– Полуденницу вашу ловить пришёл. Слыхал, замучила вас окаянная?

– Полуденницу ловить? – мужчина снял косу с плеча и поставил рукояткой на землю. – Ты, знать, ведун?

– Ведун.

«Вернусь – скажу, чтоб теперь только так ко мне на работе и обращались», – подумал Гриша и добавил:

– Звать меня Горислав.

– Нам, Горислав, ведуны тут ни к чему. Ступай восвояси.

– Неужто не хотите, чтоб изловил нечистую? Неужто не губит она вас?

– Губит, как же, – согласился мужчина.

Гриша вдруг понял, что крестьянину этому никак не больше, чем ему самому. Человек с косой явно был не старше тридцати-тридцати двух – вот только тяжёлый труд состарил его до времени, и выглядел он лет на сорок пять. Да, антибиотики и водопровод здорово продлевают жизнь.

– Отчего ж тогда гонишь меня?

– Да есть у нас ведунья, и пагубы от неё больше, чем от полуденницы окаянной! – крестьянин сплюнул в дорожную пыль. – Бьёт пшеницу, губит девок, а слово скажешь – на другой день огневица, а на четвёртый в гроб!

– А что ж не прогоните ведунью-то?

– Попробуй прогони. Вон там, в распадке живёт, проклятая, – крестьянин махнул куда-то за деревню, поднял косу на плечо и зашагал в поле.

– Как звать-то тебя?

– А тебе почто?

– Помяну добрым словом.

– Лучезар меня звать, Тихомиров сын.

Гриша обошёл деревеньку и увидел аккуратный, как насыпь, холм. Раз ведьма живёт, по словам Лучезара, в распадке, значит, за этим холмом или дальше. Уж кто-кто, а она-то должна знать про полуденницу.

Едва он поднялся на холм, как увидел внизу небольшую группу деревьев и между ними низенькую избушку. Сбоку торчал, как гнилой зуб, колодец. На колу у дороги, от которого начинался и убегал вправо и вокруг избушки до самого второго кола потемневший от непогоды и возраста плетень, белел чей-то череп.

– Очаровательно, – пробормотал Гриша и зашагал вниз.

Череп оказался волчий. Ну, не человеческий – и ладно. А даже если бы и человеческий – подумаешь! Студенты-медики вон тоже в анатомичке всякое делают, и ничего: всем на пользу.

У Гришиных ног возникло какое-то шевеление. Он опустил глаза и увидел чёрную кошку. «Ну как же ведьма – и без чёрной кошки», – усмехнулся он. Стереотипы, однако.

Кошка, впрочем, была странноватая. Во-первых, когда Гриша подошёл к плетню, никакой кошки там и в помине не было – он готов был поклясться в этом на учебнике аномальной анатомии, своей настольной книге с пятого класса (ну не на Библии же клясться одному из лучших сравнительных физиологов Фонда, право слово!). Во-вторых, самый вид этой кошки был каким-то… нервирующим. Спереди на шее у неё висел зоб, но не плотный, как у больных с Базедовой болезнью, а какой-то дряблый, как мешок у пеликана. Глаза были зелёные, но не полностью, как у всякой порядочной кошки: вокруг вертикального зрачка миллиметров пять зелёных, а дальше белое с прожилками капилляров – ни дать ни взять человеческий глаз. Взгляд кошки от этого казался особенно осмысленным и грустным: смотри, мол, как жить приходится, не то что в твоём этом двадцать первом веке. Ну и, наконец, хвост у неё тоже был не кошачий, а какой-то лошадиный. В общем, чудо-юдо, а не кошка.

Гришу, впрочем, такими котами не напугаешь: он отлично знает, что это за существо. Гриша наклонился и почесал создание за ухом. Кошка, не открывая рта, хрипло каркнула.

Ведьмина избушка врастала в землю. Никаких признаков жизни не было, но Гриша, оставив в покое странную кошку, которая была вовсе и не кошка, смело зашагал к двери.

– Открывай, бабулечка! Гости! – крикнул он и постучал.

Дверь тут же распахнулась, словно ведьма только его и ждала.

– А, пришёл, касатик.

Вот опять: ну какая она старуха? Лет пятьдесят от силы! А глядя на её горб и белые волосы, так и не скажешь.

– Заходи, заходи, родимый.

– Да я так, поговорить только…

– Тсс! – ведьма вдруг вскинула палец к губам. – Плетню да колодцу не рассказывай!

– Э-э… ладно.

Внутри было так же старо и уныло: закопчённый низкий потолок, чёрная от сажи каменка, две скрипучие скамьи да резной сундук – вот и вся обстановка. Пучки травы ещё по стенам. Ведунья усадила Гришу на лавку, в руку сунула ковш с ледяной голубоватой водой.

– Как звать, касатик?

– Гориславом. Я, бабушка, полуденницу вашу ловить пришёл, – с места в карьер заявил Гриша, отпив глоток воды.

– Извести, значит, решил.

– Почему извести? Живую поймать хочу.

– Зачем это она тебе, живая-то?

Ведьма пристально уставилась на него. Гриша пожал плечами:

– Заберу её отсюда, чтоб девок не гробила.

– И в клетке держать будешь, как медведя ярмарочного? – вскинулась она.

– Чего это как медведя? Как княгиня жить будет!

Наврал, конечно. В бестиарии Фонда те ещё княжеские условия, ага.

– Ну если как княгиня… – согласилась вдруг ведьма. – Помогу я тебе. Но ты мне за это дашь кое-что.

– Что же ты хочешь, чтоб я тебе дал, бабуля?

Она закрыла глаза. Гришин рюкзак вдруг начал еле заметно подрагивать, будто внутри копошилась крыса.

– Есть у тебя маленькая вещичка… блестящая, но не железная… круглая… такая, что себя как со стороны видишь, – ведьма открыла глаза и уставилась на него. – Вот эту вещичку хочу.

Зеркало? У Гриши внутри что-то ёкнуло. Без зеркала он не сможет вернуться. Но ведь у него их два.

– Много ты хочешь за свою помощь, бабуля.

– А без меня как будешь полуденницу-то ловить?

– Ведун я. Поймаю уж как-нибудь.

– Воля твоя, воля твоя.

Ведьма усмехнулась и отобрала у него ковш.

В избе появилась кошка, которая не кошка. Закрытая дверь, очевидно, её не остановила. Она подошла к пустой деревянной миске, что стояла на полу в дальнем от входа углу, и начала тошнотворно кашлять.

Если бы Гриша не провёл полжизни за книгами по аномальной анатомии, то подумал бы, что странная кошка сейчас выплюнет особо крупный ком шерсти, как самый обыкновенный московский Барсик. Но та извергла из зоба целую миску свежайшего, только из-под коровы молока и с чрезвычайно самодовольным видом закаркала.

– Ох, кормилица, – умилилась ведьма. Кошка запрыгнула ей на колени и заурчала своим вороньим голосом. – Молочко будешь, Гориславушка?

– Спасибо, бабуль, не хочется.

Одно дело – изучать, а совсем другое – своими глазами видеть. Пить молоко из кошки, которая и не кошка вовсе, как-то не тянуло.

– Спать-то где будешь?

– А у меня для того кой-чего имеется, – Гриша кивнул на рюкзак. Спасибо технологиям, которые позволяли складывать палатку в сумочку размером с дамскую косметичку.

– А то здесь оставайся. Найдётся местечко-то, – ведьма указала на лавку, на которой он сидел.

– Спасибо, бабуль. Пойду я.

Гриша провёл в полях вокруг деревни целый день, до рези в глазах вглядывался, не задрожит ли воздух, прислушивался, не завизжат ли девки и бабы, но всё было спокойно. А вечером, когда спала жара и мальчишки гнали домой флегматичных коров, и вовсе нечего было и ждать: часов после пяти ни одна уважающая себя полуденница не покажется. До завтра, значит.

Палатку он решил поставить на холме. Место там, на вершине, было красивое, ровное и сухое – можно и костёр развести, и спальник расстелить, а если кто пойдёт – издалека видно.

Гриша с аппетитом поужинал быстрорастворимым супом с лапшой и запил чаем из пакетика. Жизнь показалась особенно весёлой и радостной. Вот изловит полуденницу – всем хорошо: Фонду объект, Грише премия, крестьянам – покой.

Он аккуратно собрал весь мусор и увязал в пакет: негоже оставлять в десятом веке худшее, что есть в двадцать первом. Пакет затолкал поглубже в рюкзак, под носки и аптечку.

На чистом воздухе и в оглушительной тишине спалось чудесно. Гриша едва голову положил, как уже видел десятый сон. Снилось ему, что он бежит по полю за девушкой в развевающихся белых одеждах, бежит быстрее ветра, а когда нагоняет, то у девушки оказываются синие Катины глаза. Она открывает рот, но вместо женского голоса наружу вырывается воронье карканье.

Гриша проснулся. На груди была какая-то тяжесть. Он шевельнулся, и тяжесть с недовольным «кар!» шевельнулась тоже.

– Ах вот кто здесь, – Гриша нащупал кошку, которая не кошка. – Ты как сюда попала?

Он расстегнул клапан палатки и высадил создание наружу. Не то чтобы кошке с зобом застёгнутый клапан мешал, зато ему так было спокойнее.

Наутро Гриша спозаранку отправился в поля. Он решил держаться поближе к женщинам: всякому известно, что полуденницы к мужикам не очень-то лезут, а вот девок изводить ой как любят. Завидуют, ясное дело. Полуденница-то сама – считай, та же русалка: девушка, которая умерла прежде, чем замуж выйти. Только русалки в воде плещутся, а эта в полях по солнцепёку гуляет.

Чувствовал Гриша себя отвратительно. Понятно: телешок! Так на жаргоне называлось мерзкое состояние, которого мог избежать после перемещения только редкий счастливчик. Дело было в том, что по какой-то не до конца понятной причине при любой телепортации микрофлора становилась чрезвычайно агрессивной и вызывала болезнь, похожую по проявлениям на сепсис, только легче и не такую смертельную. В крови неизменно выявляли пару-тройку видов бактерий, но умирали от телешока редко, в основном потому, что все давно знали, как его лечить. Гриша принял капсулу с ядрёной смесью антибиотиков: к обеду всё пройдёт, но лекарство надо будет принимать до самого возвращения, не меньше семи дней.

Ни на второй, ни на третий день никого похожего на полуденницу и даже ничего подозрительного Гриша не заметил. Странное дело! Вечером третьего дня он ещё раз внимательно перечитал свои записи: вот же, всё верно. В той берестяной грамоте было ясно сказано, что каждый день возле деревни Пазухи появлялась полуденница и донимала девок и особенно – замужних молодух. И вот пожалуйста: стоило ему только появиться, как никакой полуденницы и в помине нет. Неужто наврали? Но не из-за одной же бересты его сюда отправили! Вот ещё в летописи о том же самом: нечистая сила каждый божий день крала детей, калечила женщин и портила мужчинам косы да вилы. Что ж она, прячется от него, что ли?

Как бы не пришлось просить ведьму. Уже три дня прошло, а полуденницу он даже не видел, не то что не поймал.

Хуже того: ломота и озноб так и не пропали, несмотря на вторую дозу антибиотиков. Грише даже показалось, что чувствовал он себя ещё более погано, чем накануне. Ну и дела! Может, на такие большие скачки во времени лекарство не рассчитано? Может, его флора так обнаглела, что плевать ей на препарат?

Какая-то логика здесь была: чем дальше переносился путешественник, тем сильнее мутировал геном его микроорганизмов. Но Гриша не слышал, чтобы раньше у кого-то были такие сложности.

– Хватит психовать! – сказал он сам себе. Просто совпало, вот и всё.

Завтра он точно её увидит.

И правда: на следующий день, когда солнце стояло прямо над головой, Гриша заметил, что неподалёку от кучки девушек задрожал воздух. Девушки, видимо, заметили тоже и с визгом бросились в разные стороны. Гриша достал анометр и подкрался поближе.

Анометр изобрели только благодаря ему. Именно Гриша года три назад обратил внимание, что рядом со всякими волшебными тварями его механические часы начинали сходить с ума. На весь Фонд он был единственным чудиком, кто не пользовался умными браслетами и прочей чепухой, да и вообще часы с шестерёнками остались где-то далеко в начале века. Пришлось выискивать механиков-любителей в растянутых свитерах и проволочных очках. Те сразу поняли, что от них требуется, и быстренько соорудили прибор – измеритель анормальности. Кратко – анометр. Проще говоря, прикрутили к механизму часов шкалу со стрелкой.

Он видел спину полуденницы. В голове вдруг мелькнуло: «SCP-7692». Анометр беспечно показывал ровно двенадцать часов дня: в конце концов, функцию часов у него никто не отключал, хоть Гриша и забыл об этом. Надо бы, кстати, вечером подвести часы колёсиком, а то остановятся. Со спины полуденница выглядела как небольшого роста девушка с длинными золотистыми волосами, вот только ноги её земли не касались. На ней был длинный белый балахон – не болезненный, больничный белый, а сверкающий белый свежего снега под солнцем. В сторону Гриши пролегала длиннющая тень.

Гриша опустился на землю и пополз со всеми предосторожностями по-пластунски, держа анометр в вытянутой вперёд правой руке. Он ожидал, что вот-вот стрелки начнут неистово крутиться или биться из стороны в сторону, но ничего подобного: анометр спокойно отсчитывал время, как заправские часы. Приближение к существу в белом его, в отличие от Гриши, нисколечко не волновало.

Странно. Или это не полуденница – а кто тогда, скажите на милость? – или анометр сломался. Может, не сломался, а просто здесь не работал. Ну или телепортацию не перенёс. В любом случае толку от него, похоже, мало.

Гриша дополз до места, где начиналась длинная тень, и только тогда заметил, что как ни стройна была полуденница, как ни хороша её осанка, а тень показывала её скорченной горбуньей. Ну и ну… Читал он где-нибудь или нет, что у полуденниц искажаются тени? Или что они у них в принципе в полдень есть, да ещё какие? Такого Гриша, как ни силился, вспомнить не мог.

Едва он коснулся тени, существо молниеносно повернулось. Гриша замер. Глаза у полуденницы были синие, как море, как голубика, как… как глаза инженера Кати. Вот только без зрачков. Из белого балахона торчали иссушённые, как у мумии, руки, ноги и шея; кожа была коричневатая и, похоже, шершавая. В проваленном рту виднелись зубы – почему-то они все выглядели как клыки. Полуденница смотрела на него не моргая. Только сейчас он заметил, что в руке у неё серп, на вид острый, как бритва.

Валяться на земле было бессмысленно. Гриша медленно, не сводя глаз с полуденницы, поднялся на ноги. У него лежало в маленькой сумке на боку специальное лассо – гордость русского подразделения Фонда. Им можно было поймать почти любое потустороннее существо.

Полуденница заметила, как он осторожно тянется к сумке, и быстро взмахнула серпом. Сумка упала на землю, вот только не Грише под ноги, а полуденнице. У него только и осталось, что ремешок на плече – кусок с идеально гладкими концами, как бритвой срезанными. Существо посмотрело вниз.

Грише показалось, что под её взглядом палящие лучи солнца собрались, как через лупу. Сумка задымилась; Гриша бросился к ней, но существо вскинуло руку раскрытой ладонью ему навстречу, и его отбросило прочь, словно он на полном ходу вбежал в стену. Яркое пламя пожирало сумку, и через полминуты от неё осталась только кучка алых углей, а через минуту – пятно золы. Стрелки анометра, который выпал из Гришиной руки и отлетел на несколько шагов в сторону, крутились как сумасшедшие.

Полуденница исчезла. Гриша завертел головой; в глаза ему ударил солнечный свет; поплыли алые и золотые круги. Вдруг он почувствовал, что снова не один; в нос ударил сильный запах гари и вяленого мяса. Чья-то рука прикоснулась к нагрудному карману рубашки – похоже было, что по одежде ползёт огромная гусеница. Гриша быстро повернулся, но по-прежнему почти ничего не видел; рядом с собой он различил белое с коричневым пятно и инстинктивно шарахнулся в сторону. Сверкнул металл. Бесславная получилась командировка, ничего не скажешь…

Вдруг всё стихло, запах исчез. Гриша несколько раз моргнул; зрение возвращалось, и трава вокруг казалась синей. Белого балахона нигде не было. Гриша поднял голову и понял, что на солнце набежало облачко.

Гриша с трудом доковылял до места своего падения и подобрал анометр. Одна стрелка вертелась против нормального своего хода с головокружительной скоростью, другая – скакала с тройки на пятёрку и обратно.

Но ведь полуденница уже исчезла! Или нет? Гриша внимательно осмотрелся, но даже дрожи в воздухе не заметил. Нет, она определённо пропала.

Он еле-еле поплёлся к себе на холм. Лихорадка била его хуже, чем в предыдущие два дня, хотя он исправно пил антибиотики. Да уж, будет о чём рассказать, когда он вернётся в Фонд!

Гриша поднялся на вершину холма и замер.

Его лагерь был разрушен. Изрезанная палатка свисала с опор, как парус потерпевшего крушение корабля. Рюкзак был разорван, а всё, что лежало внутри, оказалось разбросано в радиусе пяти метров вокруг.

– Проклятые крестьяне!.. – начал было Гриша сквозь зубы, но осёкся.

На одном из голых рёбер палатки белел кокетливый девичий бантик. Гриша подошёл и присмотрелся. Бант был завязан из полосы ткани, а полоса эта оторвана от чего-то, сделанного из белоснежного льна. Такого же, как одеяние полуденницы.

Гриша заметался в поисках раскладного зеркала. Маленькое стёклышко, на его счастье, лежало у него в кармане рубашки, в целости и сохранности.

Он нашёл зеркало минут через десять, когда несколько раз перебрал все свои раскиданные по холму вещи. На одной створке – той, где зеркало было с увеличением, – стекло покрылось сеткой мелких трещин, как старая картина.

Итак, из трёх зеркал у него осталось два. Это всё ещё вдвое больше, чем нужно, чтобы вернуться. Волноваться не о чем.

Придётся идти ночевать к ведьме. Крестьянин ясно дал понять, что в деревне Грише не рады, а без палатки спать под открытым небом, да ещё в таком прискорбном состоянии, и думать нечего: небо быстро заволакивало тучами.

Гриша собрал всё, что осталось целым – получилось мало – и побрёл вниз, к одинокой избе. За ведьминым плетнём ему навстречу выскочила странная кошка и принялась с упоением тереться о его ноги, а потом отбежала чуть в сторонку и закашлялась.

– Не лучшее место поделиться со мной молочком, знаешь? – спросил у неё Гриша, но кошка выплюнула вовсе не молоко.

На траве лежало, поблёскивая, его маленькое зеркальце.

Гриша судорожно поднял руку – со стороны, наверное, казалось, что схватился за сердце. Он же только что проверял, пять минут назад, на холме – зеркальце было в нагрудном кармане!

– А ну дай сюда!

Он наклонился, но кошка, которая вовсе и не кошка, вдруг выгнула спину колесом и зашипела. Точнее, обычная кошка зашипела бы, а эта как-то забулькала, что ли.

Дверь избы распахнулась. Ведьма крикнула:

– Не трожь!

– Это ещё почему?

– Моё это. Ты ж всё равно хотел мне это отдать.

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда, что не зря ведьмой кличут. А ко мне шёл, потому что больше некуда и потому что сам с полуденницей не управился.

Прямо над Гришиной головой сверкнула молния и лопнула с треском чёрная туча. Ледяной ветер рвал остатки припасов из рук.

– В избу, в избу! – заторопила ведьма. Хлынул ливень.

Гриша уселся у горячей каменки.

– Ты, бабуль, как знала, что похолодает да дождь будет – печку натопила.

– А то и не знала.

Ведьма вертела в руках маленькое Гришино зеркальце, потом остановилась и пристально уставилась в него.

– Ты, батюшка, никак захворал?

– Это ты в зеркале разглядела?

– Может, в нём, а может, так. Дай-ка я тебе помогу.

– Спасибо, я сам как-нибудь.

– Да ведь твои снадобья тоже все на холме остались, касатик.

– А ты-то откуда знаешь? Уж не ты ли пособила?

– Я? А мне к чему? Да разве тебе знака не оставил тот, кто постарался?

У Гриши похолодела спина.

– Твоя правда, был знак.

– Лента льняная, белее снега.

– Точно. А ты, уж конечно, сама её и завязала, оттого и знаешь всё.

– Где б я такую взяла? Не умеем мы так лён белить. Это, касатик, её – полуденницы. Только нечистые такое белое носят.

Гриша припомнил, что и впрямь читал что-то такое. В далёкой, понятной, спокойной Москве на пороге двадцать второго столетия.

– Заметила, что ты за ней охотишься, вот и оставила подарочек. Прокляла она тебя, милок.

– И что со мной теперь будет?

– А этого, окромя неё, никто не знает. Чем прокляла – то и будет.

– Ты, бабуль, помочь мне вызвалась. Пора, видно, соглашаться.

– Помогу, касатик, помогу! – она любовно погладила маленькое зеркальце пальцем. – Только сегодня поймать её и думать нечего: темнота, хоть глаз коли. Завтра, завтра всё.

Она спрятала зеркальце и принялась хлопотать у сундука. Вытащила пару волчьих шкур, бросила Грише на лавку. Потом притащила с улицы два ведра воды, взяла ковшик, поставила на печку, сняла со стены несколько сухих травяных веничков, наломала в ковш. Запахло сеном и чем-то пряным.

– Выпей-ка, милок. Вмиг выздоровеешь, – она сунула горяченный ковш Грише в руки.

– Нет уж, спасибо.

– Пей!

Глаза у неё вдруг сверкнули. У Гриши закружилась голова; он схватился за край лавки, чтобы не упасть, и расплескал половину отвара.

– Пей!

Стены, лавки, сундук и сама ведьма поплыли перед глазами. Гриша поднёс ковш ко рту и одним глотком осушил.

продолжение следует.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Автор Владимир Волдан

участник конкурса сообщества CreepyStory и портал Литмаркет.

часть первая

Приблизившись к дереву, Баюн бесшумно взобрался на нижнюю ветку. Его беспокоило отсутствие людей. Будь они на виду, все было бы уже кончено. Он представил, как он одним движением разрывает глотки охотникам, а после лакает бьющую фонтаном, сладкую человеческую кровь. Затем, насытившись вдоволь, валяется на этой источавшей запах хозяина земле, стараясь как можно больше впитать его своей шерстью.

От этих мыслей он оскалил пасть. В лунном свете металлическим блеском сверкнули его хищные длинные клыки.

6. Подготовка к рыбалке

Отправившаяся за молоком жена долго не возвращалась. Нервы и так были на пределе, а тут еще Татьяна куда-то запропастилась. Что же это за магазин такой проклятый? Кто в него не пойдет, исчезает бесследно. Я ходил по саду, нервно меряя шагами участок. Привычка у меня такая. Так лучше думается, да и нервишки успокаиваются. Когда в калитку постучали. У ворот столкнулся с совсем не знакомой женщиной.

- Вы ли будете Петром Семеновичем? - с порога спросила она.

- Ну, допустим.

А сердце уже почувствовало нехорошее.

- Там Вашей жене в магазине плохо стало.

- Как плохо!? – вырвалось у меня.

Я рванулся, намереваясь уже нестись к магазину, но женщина остановила мня.

- Да погодите. Экий Вы торопыга. Ее уже все равно на скорой в больницу увезли. Так что вам туда надо.

- А? Да, спасибо. – остановил я свой порыв.

- И еще. Она просила Вам передать – с этими словами она вложила мне в руку нательный крестик моей жены.

Уже через полчаса я был в районной больнице. Лишь под утро ко мне вышел усталый врач и грустно сообщил, что моя жена находится в реанимации и мне пока туда нельзя.

- Так что идите, голубчик, домой, выпейте рюмочку, поспите. А завтра позвоните нам. Надеюсь, мы сможем сообщить Вам более вдохновляющие новости.

Однако, ни завтра, ни послезавтра добиться от врачей более подробной информации не получилось. Отвечали стандартными фразами: «Ваша жена введена в искусственную кому, перевозить и посещать ее нельзя».

Звонок лечащему врачу тоже не порадовал: «Ну, если болезнь настолько обострилась, вряд ли вообще сейчас что-то можно сделать. Я думаю, Вам надо готовиться к худшему…. Соболезную…. Мужайтесь…».

После всех этих заявлений, оставалось только надеяться на чудо. Мысль о поимке кота являлась единственной соломинкой, за которую можно было ухватиться.

Для начала я погрузился в чтение интернета. Искал все что хоть как-то связано с Баюном. Сказки, легенды, досужие вымыслы - все шло в ход. В результате у меня сложилось следующее мнение о коте.

Кот Баюн: Создан славянским богом Велесом в приступе гнева на мышей, по нечаянности, сожравших его хлеб. То есть создан кот спонтанно, в порыве ярости, а значит у него должны быть слабые места. И мне кажется, что одна из его слабостей должна заключаться в патологической ненависти к мышам. Рядом с поселком, в котором мы с женой сейчас проживали располагались колхозные поля, где выращивали сахарную свеклу. Я вам доложу, что это была Мекка мышей. Под каждым несчастным корнеплодом можно было отыскать два три грызуна. Естественно, я не поленился отловить их в достатке.

Главным оружием кота, как я понял, является его способность к ментальному воздействию. Он убаюкивал своим мурлыканием врагов, а затем убивал их. Посему, основной для меня задачей является защита от такого воздействия. Не поэтому ли в сказках упоминается, что герои надевали на голову по три железных шлема. Шлемов, как вы понимаете, у меня не было. Вместо них я подобрал для себя в магазине три алюминиевых дуршлага, через которых нормальные люди отбрасывают сваренные макароны. Оторвав у них ручки и вставив один в другой, я водрузил эту конструкцию себе на голову на манер военной каски. Смотрелось конечно крайне комично, но тут уж не до эстетики. В одном из сказов упоминалось, будто Иван Царевич заказывал у кузнеца железные сапоги. Несомненно, они способствовали сбрасыванию накопленной на шлеме энергии в землю или другими словами элементарным заземлением. Такой обувки у меня, конечно не было, как и кузнеца под рукой. Ну не царевичи мы, не царевичи.

Поразмыслив над этим, я решил приколотить к каблуку ботинок железную пластину и тоненьким проводом соединил их со своим импровизированным головным убором. Надеюсь, что это поможет. На всякий случай, с каской я соединил вторую пластину, которую положил уже в карман куртки. Ну не всегда же я буду стоять на ногах, а так можно при необходимости приложить ее к земле.

Основной проблемой для меня стало оружие. Какой его вид следовало выбрать. То, что я не рубака парень - это понятно. А, следовательно, оружие должно быть дистанционным. Поначалу, решено было сделать самострел. Но сколько я ни искал подходящую трубку для ствола, найти ее не удалось. Зато в сарае обнаружилась старая автомобильная рессора. Разобрав ее на отдельные пластины, я понял, что они могут стать прекрасной основой для создания арбалета, на чем я и решил остановить свой выбор оружия последнего шанса.

Ссылок на то, что кот боится серебра, как всякая уважающая себя нечисть, я не нашел. Но, я узнал, что сказочные герои при столкновении с Баюном усмиряли его, охаживая латунными прутами. Латуни, в виде сантехнических изделий, в магазине было полно, поэтому наконечники для арбалетных болтов я решил отливать из этого металла.

Клетку для поимки и транспортировки животного, пришлось заказать у местных умельцев. Сваренная из стальных прутьев на металлическом каркасе, она показалась мне достаточно более чем надежной. В целом, мои приготовления к встрече с котом на этом были закончены. На это ушло три дня работы не покладая рук.

7. Засада

Стояла беспросветная ночь. Уже к вечеру ветер нагнал облака и заморосил мелкий гнилой дождь. Но откладывать поимку кота нельзя. В сложившейся ситуации каждая минута могла стоить жизни Татьяны. И вот я уже два часа лежу в засаде, напряженно вслушиваясь в неясные звуки окружающей темноты. С верху капает вода и подо мной натекла приличная лужа.

Смешиваясь с землей, она образует вязкую, липкую грязь. Это хорошо – убеждаю себя я. Баюн не сможет почувствовать мой запах. Вдалеке, едва слышно, завыла собака. Завыла тоскливо, длинно, как по покойнику, выворачивая душу наизнанку. Захотелось завыть вместе с ней, но понимаю, что нужно соблюдать тишину. Это мой шанс. Последний шанс. Все приготовления сделаны, порошок ведьмы рассыпан, и обратного пути нет. Остается только ждать. Ждать и терпеть. Лежать без движения невыносимо. Стоит подумать о какой-либо части своего тела, как она тут же начинала нестерпимо зудеть. Приходится напрягать всю свою волю, оставаясь неподвижным. Метрах в пяти от меня едва горит костер, его свет дает возможность разглядеть небольшую утоптанную площадку рядом с огромным, кажущимся абсолютно черным деревом и железную клетку, стоящую неподалеку. Еще совсем немного и огонь сожрет последние остатки дров, оставив меня без обзора. Я этого не предусмотрел. Надо было что-то придумать с поддержанием огня. Будет обидно, если все старания сорвутся из-за невнимательности к деталям.

Место засады я выбирал тщательно. Остановив свой выбор на невысоком холме, вершину которого украшал раскинувшийся дуб. Показалось символичным отловить кота именно рядом с дубом. Лежку смастерил на манер шалашика из веток, обложенных кусочками дерна для пущей маскировки. Получился эдакий небольшой зеленый бугорок. На сколько хватило Вовкиных запасов лески, огородил территорию в несколько рядов, подвесив к ней колокольчики от донок, как первую линию обнаружения незваных гостей, но сработала не она. Еще днем я купил у местных рыбаков немного рыбы, в надежде что она послужит дополнительным стимулом для посещения этого места Баюном. Коты любят рыбу.

Разложил ее так, чтобы из моего укрытия было отчетливо видно это место. Но первой к халявному ужину пришла лиса. Плутовка, влекомая запахом пищи, умудрилась пробраться к костру, не потревожив мою сигналку. Она долго кружила, явно опасаясь огня. И все-таки голод поборол страх. Схватив одну из рыбин, отбежала подальше. Раздалось чавканье и хруст перемалываемых челюстями костей. Через некоторое время лиса приблизилась снова.

Двигалась она уже более уверенно, но что-то в последний момент насторожило ее. Схватив самую крупную рыбу, рыжая опрометью бросилась на утек. Означать это могло лишь одно, в округе появился более сильный зверь.

Некоторое время ничего не происходило. Я уже было подумал, что мне все показалось. Да мало ли что может встревожить осторожного зверя.

Лиса. Она теплая и пушистая. Если положить голову на ее мягкое пузичко и закрыть глаза…ненадолго, всего лишь на пять минут, то она замурлыкает…. Му-р-р, му-р–р, му-р-р. Стоп, лиса не может мурлыкать, но веки, налитые свинцом, уже невозможно было разомкнуть. Мысли окончательно спутались. Господи, как я устал за последние дни. Я вполне заслужил небольшой отдых. Му-р-р, му-р–р, му-р-р.

Меня спас нательный крестик Татьяны, словно раскаленный на огне, он ожег мне грудь. Невероятным усилием воли я достал из кармана железную пластину, предназначенную для ослабления эффекта от кошачьего мурлыкания. Ту самую, что была соединена проводками с дуршлагами на голове, и со всей силой вдавил ее в землю.

На удивление, заземление сработало и стало легче. Со сном уже можно было бороться. Откупорив бутылку со старухиным снадобьем, я сделал глоток. Глотку обожгло огнем, на глазах выступили слезы, и я зажал себе рот, чтобы не сделать шумный вздох.

Зато в голове окончательно прояснилось. Сна, как и не было. Вот тут и увидел я два горящих зеленым светом глаза. Затем у дуба промелькнула серая тень, исчезла, и появилась снова. Это был кот, огромный, лохматый кот. Густая шерсть переливалась и словно исходила голубыми искорками. Кот прошелся вокруг дерева, принюхался и вдруг упав на спину, начал валяться по земле извиваясь всем телом. Словно пытаясь втереть в себя, рассыпанный там бабкин порошок.

Вот теперь самое время - решил я, потянув рычажок. Тот отворял специальную заслонку в предварительно уложенной в землю и замаскированной канализационной трубе. За заслонкой находились обычные мыши полевки. Почувствовав появление свободного выхода, они бросились в противоположный от меня конец трубы, выведенный прямо в клетку. Для придания дополнительного ускорения их движению я повернул кран, открывающий доступ воды в ту же трубу из заранее приготовленной канистры. Промокшие и испуганные, мышки с громким писком вываливались из трубы на сухое дно клетки.

Услышав ненавистный писк, кот приостановил свои валятельные процедуры, насторожился, замер, зашипел. Шерсть вздыбилась так, что он стал похож на большой серый шар, а потом с громким «мявом» бросился к клетке. Она была поставлена так, что до грызунов можно было добраться лишь, забравшись в нее. Потеряв всякую осторожность, зверь влетел в клеть, давя и разрывая мышей на части. Мне осталось лишь дернуть за веревочку, и подпружиненная дверка захлопнулась, отрезая кота от свободы. Основная часть плана кажется сработала идеально.

Подхватив заряженный арбалет, не торопясь я отправился к дубу. Первым делом я подбросил дровишек в костер. Подумал, не плеснуть ли бензина, припасенного как раз на такой случай, но огонь уже и так, истосковавшись по пище, взметнулся, освещая клетку и кота, утробно шипящего из дальнего ее угла. Я подошел ближе, пытаясь решить, что же теперь делать дальше. Вдруг кот бросился на меня, игнорируя толстые прутья своей тюрьмы. Движение было настолько неожиданным и быстрым, что я невольно отпрянул, заваливаясь назад, в падении непроизвольно нажимая на спусковой крючок арбалета. Стрела с хищным шелестом покинула свое ложе.

Жуткий вой огласил окрестности. Я вскочил, готовясь к худшему. Кот катался клубком по дну клетки, то глухо рыча, то бессильно воя, от охватившей его боли. Зубами он пытался ухватить за древко стрелы наполовину застрявшей у него в животе. Сама клетка оказалась сильно деформирована, два прута на которых пришелся удар были отогнуты. Все-таки не выдержала хваленая сварка местных мастеровых, так что попытка нападения могла и закончиться для меня плачевно. Кот оказался невероятно силен, но теперь ему было явно не до схватки.

Хриплый старческий голос, неожиданно раздавшийся за спиной, заставил меня вздрогнуть.

- Не хорошо котика мучать.

Обернулся. За моей спиной опершись на палку стояла знакомая мне старуха. Одетая в то же черной платье, с той же сумкой в руке.

- Бабушка, вы то как здесь оказались?

Старуха проковыляла поближе к костру, с трудом согнувшись, она поставила сумку на землю. Из недр ее поклажи раздался нечеловеческий полный невообразимой муки стон. От которого у меня по спине побежали мурашки. Кот умолк, забившись в угол своей ловушки. Звуки ночи словно выключили, и даже ветер затих, спрятавшись в ветках дуба.

- Эх, грехи мои тяжкие сюда привели. Ты ведь отказался половину взять. Может котик поможет.

Тяжело опираясь на посох, она подошла к клетке, и ухватилась за кончик высовывавшейся стрелы, резко дернула, вырывая ее вместе с мясом из тела кота.

Тот лишь вздрогнул, не издав ни звука. Мое лицо скривилось, борясь со спазмом, подступившим к горлу от увиденного, а ведьма, истолковав мою реакцию по-своему, продолжила.

- Не боись, не помрет, бессмертный он. Но и желания твои исполнять не будет. Враг тепереча ты ему.

- Как так не будет? В сказках Иван-царевич, да Андрей-стрелец, до полусмерти Баюна палками забивали. И ничего служил им как миленький.

- Врут твои сказки. Есть лишь одно средство подчинить кота.

Она вперила в меня свои заполненные чернотой глаза, и я почувствовал, как тяжелеют мои конечности, как тогда при первой встрече, а старуха уже двигалась ко мне.

При каждом шаге она с силой ударяла своим посохом о землю и этот стук отражался у меня в голове грохотом большого барабана.

- Бум!

- Чтобы подчинить кота.

- Бум!

- Нужно скормить ему сердце.

- Бум!

Сердце его врага.

Она приближалась медленно и неотвратимо, хриплый голос ее завораживал, дробился в моей голове, словно эхо отражаясь от стен черепной коробки. Вот она уже близко, пахнув на меня смрадом и тленом. В ее руке нож. Ужас охватил меня. Как всегда, в такие моменты секунды растягиваются в минуты. Словно в замедленной съемке, я видел оскал на лице старухи, видел, как она делает ко мне последний шаг, как понимается рука со сверкающим в свете костра лезвием ножа. Я не мог защищаться, не мог убежать и единственное что я мог - это упасть, и я упал. Упал навзничь, почувствовав, как голова ударилась о что-то твердое. Если бы не самодельный шлем, наверное, я бы точно проломил себе черепную коробку, но этот удар немного привел меня в чувства. Камень. Ну конечно камень. Большой камень рядом с костром.

Где-то здесь должна быть бутылка с бензином. Я перевернулся на живот, стараясь подняться. На тело по-прежнему еле слушалось меня. Толи от удара по голове, толи это были очередные заклятия ведьмы, но и зрение тоже отказало мне. Вместо предметов я видел лишь их расплывчатые очертания. Словно слепой я шарил полу одеревеневшими руками в сырой траве в попытке отыскать бутылку.

- Бум! Бум! – приближалась старуха.

- Бум! Бум! – словно метроном отсчитывал секунды моей жизни посох.

Наконец, я нащупал пузатый бок бутылки и немедля со всей имеющейся у меня силы метнул ее в костер. Но бросок оказался жалкий. Бутылка лишь нехотя покатилась по земле, остановившись в нескольких сантиметрах от огня. Я снова попытался подняться, но острый как копье посох прижал меня к земле.

- Будет тебе трепыхаться. Не бойся, это не страшно.

- Чтоб ты издохла. – бессильно выдавил из себя я.

Моя рука вдруг наткнулась на что-то острое. Небольшой камушек, невесть как оказавшийся в траве, сам попался мне под руку.

- Скоро ты встретишься со своей бабой… там, на небесах.

И она расхохоталась. Смех походил на карканье воронья, слетевшихся к мертвечине. Гнев овладел мной, вытесняя все остальные чувства, и придал мне новые силы. Изловчившись, я метнул камушек метя в бутылку. Звон разбивающегося стекла и яркий столб пламени взметнулся над костром, прозвучал для меня торжественным аккордом. Обжигающий жар окатил меня, но вместе со взрывом тиски, удерживающие мое тело, пропали. Я вскочил на ноги, протирая глаза. Когда зрение пришло в норму увидел старуху. Она валялась на земле, корчась в муках, визжа то ли от страха, то ли от боли.

Взрыв разметал горящие угли костра, и они разлетелись по округе. Часть из них упало на бабкину сумку, и та задымила, вспыхнула. Черный дым повалил вверх, распадаясь на отдельные клочки, и те принимали форму страшных хищных птиц. С диким клекотом они летали вкруг кроны дерева, а дым все валил и валил из сумки старухи. Скоро невообразимо большая стая летала в воздухе.

Наконец, собравшись в большую кучу, они спикировали на старуху и стали рвать ее плоть, отрывая кусочек за кусочком. Уже невозможно было различить ни тела старухи, ни отдельных птиц, а лишь большая черная туча колыхалась в том месте где лежала ведьма. И вот она стала подыматься все выше и выше пока не растворилась в кроне дуба. И снова стон, непередаваемый словами, душераздирающий стон разнесся по округе. В нем слышалось бесконечное горе, боль ненависть и облегчение.

Природа опять застыла в великом почтении к чувствам передаваемыми этими звуками. И в этой звенящей тишине над головой послышалось шуршание. Это листья, мгновенно высохшие и скукоженные, скрюченные невидимой силой облетали с дуба. Дерево умирало. Я с трудом поднялся и пошатываясь подошел к месту где еще недавно лежала старуха. Там не было ничего, и лишь пепел ворошил разыгравшийся ветер.

Подняв старухин посох, я добрел до клети. Она была вся исковеркана. Отельные прутья были выломаны и словно перекушены кусачками. Клетка была пуста. Видно действительно у кота оказались стальные зубы.

Все было кончено. Опустошенный, я побрел прочь от этого страшного места, стараясь не оглядываться назад. Я шел домой, хотя и не знал зачем. Но куда-то идти было надо, и я шел, без мыслей, без надежды и без хоть какого-нибудь шанса. Лишь отойдя на приличное расстояние, я все же бросил взгляд на дуб. Скелет мертвого дерева был отчетливо виден черным силуэтом на фоне уже зарождающегося восхода солнца.

8. Домовой.

Уже когда я добрался до своего жилища, в мансардном окне увидел мерцающий свет. Что это? В доме никого не должно быть. Пожар? С силой воткнув бабкин посох в землю, я бросился в дом. Влетев на второй этаж, я остолбенел. На полу прямо посреди комнаты лежала Татьяна, разметавшись словно в бреду. Вокруг нее был очерчен мелом круг, по периметру которого расставлены толстые зажженные свечи. Они и давали тот свет, что я принял за отблеск пожара.

Рядом с женой сидел маленький старичок. Я узнал его, тот самый, что привиделся мне в зеркале в нашу первую ночь. Он держал ее руку, а из вскрытой на руке вены капала черная густая кровь в миску, стоящую тут же.

- Что это? – вскричал я.

- Чего орешь? Чай не в поликлинике. – нисколько не озаботившись моим появлением спокойно ответил дед. – Ну, я ее приволок. Не помирать же ей в больнице. Раз уж я пригласил вас пожить в доме, значит, и ответственность на мне есть.

Спокойствие домового, а это был, несомненно, он, несколько отрезвило меня. И я, прислонившись к стене, бессильно сполз по ней на пол.

- Слишком крови у нее порченной много, чуток слить не помешает. – пояснил свои действия дед. - Что ж ты сразу не сказал, что хворая она у тебя. Чуть было не упустили девку.

- А ты, что и лечить умеешь?

- Кое-чего и мы могем. А ты поспи пока, умаялся чай за котами то гоняться. А я тут пошепчу еще над твоею девицей, да отварчика дам попить. Спи.

Мои глаза закрылись сами собой. Без принуждения, без нажима сторонней воли. Я просто сегодня очень устал.

Проснулся я уже от лучей солнца, бьющих через еще закрытые веки. Мгновенно вспомнив вчерашние события, вскочил. В комнате никого не оказалось. Я проснулся один, раздетый, в своей кровати, а ведь я точно помню, что заснул прямо на полу. Окно было распахнуто, и легкий ветерок играл занавесками, освежая уже нагретую комнату. Что же это вчера было то? То ли бред, то ли явь. Из сада прямо под окном раздался девичий смех.

Подойдя к окну, увидел Татьяну, похоже, она забавлялась с рыжим котенком. Вообразивший себя хищником, тот то подкрадывался к ней, бросаясь на ноги, то шипел, и как ему казалось грозно надвигался на девушку, а она, заливаясь смехом, словно колокольчик, убегала от воинственного котенка. Во дворе, там, где я вчера воткнул старухин посох в землю, красовался дубок, совсем маленький с зелеными листочками. Я улыбнулся.

Начинался новый день.

Комментируйте, как вам история участника конкурса, еще будут опубликованы участники и призеры, чуть позже)

Право на озвучку принадлежит каналу ЛИМБ.

Автор Владимир Волдан

участник конкурса сообщества CreepyStory и портал Литмаркет.

1. Беда

Самый дорогой для меня человек умирал, а я ничем не мог ему помочь. Пожалуй, впервые в жизни я не знал, что делать. И это бесило. Мысли метались в черепной коробке в поисках выхода, но его не было.

Из задумчивости меня вывел пронзительный звук телефонного звонка. Монотонный голос секретарши стальным шурупом ввинтился в мозг.

- Петр Семёнович, зайдите к генеральному.

Вызов к директору был весьма кстати. Однако опрометью бросаться в объятия начальства не стал. Не торопясь достал чистый лист бумаги, стараясь вспомнить, как правильно писать заявление на отпуск, но вместо текста рука вывела лишь жирный знак вопроса.

…

Перед дверью кабинета как всегда толпились сотрудники. Не глядя ни на кого, прошел в святая святых. В комнате за массивным столом восседал довольно тучный мужчина.

- Привет. Подпиши это. – заявил я, кладя на стол свое заявление на отпуск.

Маленькие бусинки глаз директора заскользили по лежащей перед ним бумаге.

- Что это? Отпуск? В конце квартала? Ты с ума сошел? – его визгливый голос действовал мне на нервы. Захотелось с размаху заехать кулаком по этой жирной надменной физиономии.

- Тогда это. – Я выложил заявление на увольнение.

- Ты серьезно?

- Более чем. Сообщи мне о своем решении.

Все, больше мне здесь делать нечего. Я развернулся и зашагал прочь, уже не обращая внимание на несущиеся мне вслед крики начальства.

…

Беда всегда приходит неожиданно, мой случай не являлся исключением. Сначала моя жена Татьяна почувствовала себя плохо, затем скверные анализы, лечение, операция…. Однако, все было тщетно. Оставался еще крохотный шанс. Сказали, что в Израиле такое пытаются лечить, мол тамошние медики просто творят чудеса. А мне сейчас позарез нужно было именно чудо. Можно еще успеть продать квартиру, взять кредит, занять, перезанять и сделать эту чертову операцию там. Но умом понимаю – ничего уже не поможет.

Самое мерзкое, что приходится ждать, ждать и смотреть в глаза любимому человеку, ждать и задаваться одним и тем же вопросом – ну почему именно она? По миру ходят тысячи никчемных людей, убийц, конченых наркоманов. Так почему она?

С Татьяной мы прожили вместе десять лет, вернее девять лет и триста пятьдесят три дня. За это время мы даже ни разу не поругались, прожили душа в душу как один день, и я не думаю, что это моя заслуга. Так почему она?

Я стою у своего подъезда и не могу переступить порог. Она там в квартире. Надо прийти, казаться жизнерадостным и корчить из себя идиота, говорить, что это только временные трудности, чуть-чуть потерпеть, подлечиться и все будет как прежде. Но это не так. Это понимаю я, это понимает она…

2. Отъезд

- Здравствуй, любимая, выглядишь отлично.

Я соврал. За последнее время она здорово сдала, осунулась. Болезнь точит ее изнутри. Целую ее в щеку, ощущая на губах солоноватый привкус. Она опять плакала.

- Привет, как прошел день? – ее бархатистый голос слегка дрожит.

- Представляешь, шеф предложил мне пойти в отпуск.

- Здорово, тебе давно пора отдохнуть.

- Ты взяла у доктора контакты клиники, той, что он рекомендовал нам?

- Нет, я….

- Ну и хорошо. Завтра я сам к нему съезжу. Не напомнишь, когда у него прием?

- Петя, ты еще помнишь наш маленький домик. – Неожиданно сменила тему Татьяна. - Как там было хорошо. Ты ходил на рыбалку, я жарила твой улов.

Помню ли я наш домик? Мы тогда только поженились. Денег было мало и бюджета хватило лишь на аренду старенькой покосившейся халупы на окраине пригородного поселка. Три часа в один конец до работы и это если от дождей не раскиснет дорога или ее не занесет полностью снегом. Но рядом стоял прекрасный лес, а в речке водилась рыба. Зимой мы грелись возле печки, а летом, летом на столе всегда стояли свежие полевые цветы. С тех пор я всегда стараюсь дарить любимой именно их, хоть это и не просто. В редкие выходные я ходил на рыбалку, не в удовольствие, а, чтобы хоть немного разнообразить наш рацион. Но это было самое счастливое время. Так помню ли я наш домик?

- Ты не ответила на вопрос.

- Не надо, Петя. - Голос уверенный, твердый. Понимаю, что решение принято окончательно и бесповоротно. – Не надо больше никаких клиник, никаких докторов. Я хочу, чтобы две недели твоего отпуска мы провели вместе в деревенском домике. Чтобы все было как раньше. Ты бы ходил на рыбалку и приносил мне свежие полевые цветы.

Бывает, дела идут так, что все складывается один к одному. Теперь, по прошествию времени, мне кажется, что и выбора то у меня никакого не было, словно сама судьба уже все решила за меня. Телефонный звонок прервал наш с Татьяной разговор. Звонил мой приятель Вовка. Ни то чтобы мы ходили с ним в друзьях, да и перезванивались лишь от случая к случаю. А вот на тебе…. Разговаривать с ним не хотелось, но я поднял трубку.

- Привет, Петя!

- Привет, ты извини, немного занят.

- Проблемы?

- Да, хочу снять дачу где-нибудь поблизости на пару недель.

- Так езжай ко мне, лес рядом, озеро, рыбалка. В сарае, кстати, новые удочки. Отдохнешь лучше, чем за границей. Я сам с семьей только-только оттуда вернулся.

Может быть, оно и к лучшему, подумалось мне, нам всем надо немного успокоиться, а природа и летнее солнце смогут благотворно повлиять на состояние жены. За окном прекрасная погода, то редкое время, когда людей не удушает невообразимая жара и не мучают беспросветные дожди. Что ж, так тому и быть, а к доктору, я, пожалуй, все-таки завтра заеду.

3. Ночь.

Уже на следующий вечер, мы принимали дачу во временное пользование. Домик действительно оказался очень милым, хоть и небольшим. Крохотная кухонька и комната на первом этаже. На второй, мансардный этаж вела крутая винтовая лестница. Там обнаружилась еще одна комната с большущей кроватью, где мы и решили обустроить себе спальню.

После перетаскивания и разборки, привезенных с собой вещей, легли спать. Толи дало знать мое нервное состояние, толи сказался свежий деревенский воздух, но стоило поднести голову к подушке, как сон мгновенно сморил меня. Из объятий морфея я вернулся от того, что меня толкали в бок.

- Петь, проснись. – в шепоте жены чувствовалась тревога.

- Ну, что случилось? Ночь же на дворе. – спросонок пробормотал я.

Огромный серебряный диск луны, заглядывающий к нам в окно, позволял разглядеть Татьяну. На ее смертельно-бледном лице огромными черными опалами выделялись глаза. В них отражался страх.

- Мне кажется мы здесь не одни.

- С чего ты это решила?

- Тихо. – Поднесла она палец к губам.

Я прислушался. Вокруг стояла тишина, неправдоподобная тишина. Ни сверчков за окном, ни шелеста листвы, ни звука не проникало в комнату. Словно сверху дом накрыло большим пуховым одеялом, не пропускающим уличный шум. И вдруг…

- Тук…тук…тук-тук.

Будто кто-то стучал по стене маленьким молоточком. И опять тишина.

- Что ты так всполошилась? Дом за день нагрелся и теперь остывает, обычная термодинамика. – Постарался успокоить жену.

- Нет Петя, это кто-то живой. Слушай. Он там ходит.

Снизу действительно донеслись звуки похожие на шаркающие шаги, будто дряхлый старик прошел от одной стены до другой. И снова стук.

- Тук…тук…тук-тук.

Страх - заразная штука. Вот уже и я чувствую себя не в своей тарелке. Это не похоже на ночное выхолаживание бревен. Кто же там? Я точно помню, что перед сном закрывал наружную дверь, и замок мне показался надежным.

- Тук…тук…тук-тук….

Может это Вовка, забыл что-то важное, а будить нас постеснялся. Или вор, узнавший об отъезде хозяина, решил поискать ценные вещи в пустом доме. В любом случае, стоит проверить.

- Сейчас спущусь вниз, посмотрим кто у нас там. – Я старался говорить громко в надежде на реакцию незваного гостя. Однако ее не последовало. Безмолвие поглотило дом. Нет, это точно не Вовка. Он бы откликнулся. Может быть вор? Но деревенский домушник, скорее всего, убегал бы уже без оглядки прочь, стараясь избежать встречи с жильцами. Тогда кто?

Нажал на выключатель, свет лишь мигнул, на мгновенье осветив комнату и погас.

- Вот черт, еще и лампочка перегорела.

Пошарив в сумке, достал фонарик, и попытался его включить, но и он загораться не захотел.

Странно, еще днем он отлично работал. Перед сном я видел, что на прикроватной тумбочке стоял огарок свечи. Я пошарил рукой, нашел его и зажег. При этом сумочка, оставленная там женой, свалилась, рассыпав свое содержимое на пол.

- Дьявол.

- Смотри, – чуть слышно прошептала жена, - пламя горит синим светом.

Пламя свечи действительно было голубым, похожее на огонь от газовой конфорки.

- Тань, ну ты вообще. Взрослый ведь человек, а рассуждаешь как дитя малое. Ты еще Вия вспомни. «Подымите мне веки». – Попытался пошутить я и тут же пожалел об этом. Татьяна съежилась и еще сильнее закуталась в одеяло. Лишь испуганные глаза выглядывали из-под его края.

- Спокойно, сейчас все выясним.

Спускался я медленно, шаг за шагом. Приходилось двигаться спиной вперед, чтобы не загреметь со второго этажа, крутая лестница не способствовала комфортным ночным перемещениям. Робкий огонь свечи был бессилен разогнать густой мрак, освещая лишь небольшой участок пространства передо мной. Приходилось напрягать слух, ловя любые подозрительные шорохи. При таком положении я был слишком доступной мишенью для неожиданного нападения снизу. А там точно кто-то был. Мне показалось, что я различил нервное прерывистое дыхание, скрип половицы в дальнем темном углу, тихий вздох. Когда половина лестницы была пройдена, я развернулся, подняв единственный источник света высоко над головой, чтобы попробовать хоть как-то осветить комнату первого этажа, особенно тот дальний угол. Как назло, потянуло сквозняком. Сырой воздух, подымающийся снизу, попытался задушить огонек, в котором и без того еле теплилась жизнь. Пламя свечи трепетало, создавая на стенах причудливые тени, подстегивающие и без того разыгравшееся воображение.

Пересилив свою робость, продолжив спуск, я наконец достиг пола. При этом на меня пока никто не напал. Прислушался. Тишина. Осторожно обошёл помещение, дверной замок закрыт, окна заперты, в доме никого. Неожиданно за моей спиной опять скрипнула половица. Я мгновенно обернулся, выхватывая из кармана перочинный ножик. Это многолезвийное чудо швейцарской сувенирной продукции было автоматически положено в карман брюк еще при отъезде из города. Не весть какое оружие, но другого под рукой не оказалось. Сзади никого, кроме стены, оклеенной нелепыми блеклыми обоями.

Противный звук, словно пенопластом по стеклу, заставил меня отпрянуть назад. На стене сами собой стали проявляться темно-бурые буквы, изуродованные мерзкими подтеками. Будто невидимка писал по стене испачканным кровью пальцем.

«УБИРАЙСЯ» - прочитал я появившееся слово. В это невозможно было поверить, если бы не происходило прямо у меня на глазах. На лбу выступили крупные капли холодного пота. Захотелось бежать прочь из этого проклятого места. Но мысль, что наверху находится напуганная Татьяна, придала мне смелости.

- Кто ты? Покажись. - прохрипел я, не узнав собственного голоса, и, если бы кто в тот момент проявился в комнате, я бы бросился на него не задумываясь. Однако ответом мне была лишь тишина. То, что я сейчас видел не походило на деяния человека. Скорее уж на козни какого-нибудь мистического духа.

Странным образом, но этот вывод меня успокоил до состояния человека способного к

логическому мышлению. Во-первых, если нечто хотело нас убить, ну или причинить вред, несомненно, оно уже сделало бы это. Значит, оно или не хочет, или не может этого сделать. Во-вторых, мой приятель Вовка только-только отдыхал здесь со своей семьей и, если бы тут было что-то не чисто, он наверняка бы предупредил меня. Следовательно, либо это появилось совсем недавно, либо Вовка имеет здесь некий статус, не позволяющий его так бесцеремонно беспокоить. Все признаки указывали на то, что происходящее является проказами местного домового.

В памяти всплыл образ моей бабушки. Я был тогда еще совсем крохой, и всегда с нетерпением ожидал, когда перед сном она зайдет в мою комнату, сядет у кровати и начнет плести словесные кружева, рассказывая мне сказки. То были не банальные истории, что обычно читают по детским книжкам малышам, то были старинные сказания о страшном кощее, о холодных русалках, леших, кикиморах, домовых и о русском духе, что всегда, как бы не было трудно, побеждает зло. В свои истории бабуля ненавязчиво включала описание жизни простых людей, старинных праздников, обрядов, наговоров. А может и не сказки это были вовсе? Может это мы все, обычные люди, зашорились в своих обывательских мирках и не видим какой прекрасный волшебный мир вокруг. Кажется, протяни ему руку, и он откликнется, ответит, ведь он втайне давно ждет этого. Да куда там, на работу надо спешить.

Мне вспомнился один из ее наговоров, призывающих домового. Сняв со стены зеркало, я поставил его на стол перед свечкой. Сам же сел напротив и вгляделся в участок комнаты за собственным отражением. Губы сами собой начали шептать запомнившиеся с детства слова.

- Приди хозяин, покажись мне в зеркале, не скрывай своего лика, не пугай меня жутью. Огонь в черноте горит, домовой за плечом стоит, в мои зеркальные глаза глядит.

В этот момент мне показалось что в отражении за моим плечом мелькнула непонятная тень. Показалась на мгновенье и исчезла. Рассмотреть ее не успел. Что-то похожее на обросшего нечёсаного старика. Далее по обряду нужно было произнести сакраментальный вопрос, на который домовой должен дать ответ, показав нужную картинку в зеркале.

- Домовой это ты нас пугаешь?

- Я. – вместо картинки в голове раздался чужой скрипучий старческий голос.

Эвон как. Значит, общение может происходить и еще вербально. Это упрощает процесс.

- Зачем ты пугаешь нас?

- Я уже ответил на вопрос. Если хочешь задавать новые, нужна жертва.

- Только без крови пожалуйста.

В зеркале появилось отражение стакана с налитой туда белой жидкостью. Сходив к холодильнику, я вернулся, поставив на стол полный стакан молока.

Тот немного постоял, а затем оторвался от стола, зависнув в воздухе и исчез.

- Э-э-э, не балуй. Ты молоко то пей, а хозяйскую посуду не трожь.

Стакан проявился вновь на прежнем месте, но уже без содержимого. В моей голове послышалось довольное урчание.

- Звеняйте, привычка.

- Так как на счет моего вопроса.

- Ты чужак. Без хозяина ты не можешь здесь находиться.

- Но у меня есть разрешение Владимира.

- Ты не врешь, но это не меняет дела.

- Послушай, мы остановились здесь всего на две недельки. Неужели мы не сможем договориться к всеобщему удовольствию.

- Два пакета молока в день.

- Один.

- И печенье. Очень уж я его уважаю.

- Договорились.

Кажется, переговоры достигли успеха, но на всякий случай я закончил ритуал. Мало ли что.

- Домовой пропал – огонь меня потерял, зеркала не видит, меня не замечает, к себе уходит, к делам приступает. Наступил момент реальных подношений домовому. Налив изрядную плошку молока, обратился в пустоту.

- Извини нас, хозяин дома, за беспокойство. Прости, дурней сиволапых, что забыли честь тебе оказать. Замаялись… Разреши пожить в доме твоем, а в благодарность прими угощение скромное. Не побрезгуй.

С этими словами я поставил молоко под стол, так чтобы оно не бросалось в глаза. Присовокупил к плошке два блюдечка. В одно насыпав печенье и конфеты, другое с налитым вишневым вареньем. Постоял задумавшись. Затем положил ножик рядышком с едой.

- А это от меня лично, от всей души.

Ответом меня никто не удосужил. Посчитав свою миссию в переговорах исчерпанной, я потопал наверх. В комнате горел свет. Вот тебе и перегоревшая лампочка. К моему удивлению жена спала, несмотря на яркое освещение. Сон был неспокойным, губы шевелились в попытке что-то сказать, но различить удавалось лишь тихие стоны.

Неожиданно нога наткнулась на что-то острое. Вспомнив, что обронил сумочку Татьяны, я нагнулся. Помимо разной мелочи, на полу лежали пачка шприцов и какие-то ампулы. Света было достаточно, чтобы прочитать надписи на маленьких герметичных колбочках. Одно иностранное слово - «Morphine», словно железом обожгло мой мозг.

4. Старуха

Проснулся я поздно, когда солнце уже стояло высоко в зените. Жены рядом не было. Первым делом я проверил сумку Татьяны. Ни ампул, ни шприцов в ней не оказалось. Спустился вниз, там для меня был оставлен завтрак. Под белоснежным полотенцем на столе нашлась небольшая стопочка еще теплых блинов и стакан молока. Под столом я нашел оставленную в ночи плошку и два блюдечка. Вся посуда была девственно чиста. Ножа тоже не оказалось. Но интересовало меня не это. Вчера я оставил на полу небольшую лужицу варенья в надежде что вчерашний знакомец в нее все-таки вляпается. Так и есть. Попался. Следы от большого пальца ноги во множестве присутствовали под столом и уходили дальше куда-то в угол, где и пропадали. Следы были очень маленькие и совсем не соответствовали размеру пальцев ступни взрослого человека. Была и еще одна странность, озадачившая меня. На некоторых следах, присутствовали прилипшие волоски, более походившие на рыжую шерсть животного. Что же это получается? Наш домовой - маленький человечек с лохматыми поросшими шерстью ногами?

Все страннее и страннее. Раздумывая над этим, я слегка перекусил и вышел в сад. Жена отыскалась сидящей в гамаке, натянутым между двух старых яблонь.

- Привет, как спалось на новом месте? – как можно более жизнерадостно приветствовал я Татьяну.

- Прости, я вела себя ночью как дура.

На ее коленях заворочался маленький рыжий комочек, из клубка шерсти выглянула умильная мордашка котенка.

- Мяу – серьезно заявил он.

- А у нас прибавление. Я нашла его утром, прямо в доме. Наверное, это он ночью шумел.

Я с сомнением посмотрел на малыша. Странно, откуда бы взяться котенку в закрытом на ночь помещении.

- Я скормила ему все наше молоко. Ты не сходишь в магазин?

Что ж в магазин, так в магазин, послушно кивнул я и отправился за рюкзаком. В магазине не было ни души. Разве что, одинокая продавщица стояла за прилавком и от нечего делать пялилась в экран телефона.

Я купил молоко и совсем уже было собрался отправиться восвояси, когда на крыльце кто-то крепко вцепился в мое предплечье. Обернувшись, я увидел перед собой сгорбленную старуху, тяжело опиравшуюся на длинную узловатую палку, более походившую на посох. Возле ее ног стояла объемистая холщовая сумка. Несмотря на устоявшуюся теплую погоду она была закутана в толстое шерстяное черное платье, напоминавшее монашескую рясу. Ее и можно было принять за монашку, если бы не цепкий колючий взгляд угольно черных глаз из-под надвинутого на брови темного платка.

- Сынок, помоги бабушке поднести сумку. Совсем уж в старости немощная стала, самой-то не дотащить.

Судя по твердости, с которой старуха сжимала мою руку, немощь бабки была ею сильно преувеличена. Похоже, что мое согласие старухе не требовалось, поскольку, не дожидаясь моего ответа, она шустро заковыляла прочь.

Делать было нечего, я поднял с земли бабкину ношу и поплелся вслед. Сумка оказалась непомерно тяжелой и ее ручки больно врезались в мои ладони. Приходилось часто останавливаться и менять руку. Старуха же шла, нарочито не замечая моих трудностей.

Шли молча, старуха, тяжело опираясь на свою палку - впереди, я за ней, костеря себя за то, что не сумел отказать. Сослался бы себе на занятость да дело с концом, нет, надо было интеллигентность показать.

Наконец, мы остановились возле покосившихся ворот. Дернув за одну из створок, старуха пригласила меня войти внутрь. Бабкин участок оказался изрядно запущен, был заполонен лебедой и крапивой, сквозь заросли которой пробивалась еле заметная тропка, ведущая к дому, сложенному из мощных бревен, почерневших от времени.

Сообразив, что это конец моих мучений я с облегчением поставил сумку на землю, мысленно подводя итог удачно завершенной благотворительной миссии.

- Ты что ж, бабуля, такие тяжести в сумке таскаешь?

- То грехи мои тяжкие, хочешь отдам половину, все то тебе не унести. А денег не дам и не выпрашивай.

- Да я и не выпрашиваю.

- Что же ты тогда просишь? – старуха внимательно всматривалась в меня своими бездонными черными глазами. Мне показалось, что ее зрачки то сужались, то расширялись, заполняя чернотой всю радужку глаза. Я физически почувствовал, как неприятный холодок потянулся от нее ко мне, прокатился по телу и поселился где-то в районе желудка.

- Ничего. – не уверенно ответил я

- Ничего? Врешь! Хочешь ты душу свою облегчить. А не понимаешь, что только сам это можешь сделать. Нет тут тебе помощников. Разве что, совет могу дать.

- Совет?

- Убей ее.

Сначала мне показалось что я ослышался.

- Что-о-о? Кого?

- Сам знаешь кого. Прекрати ее и свои мучения.

- Да ты что старая, совсем спятила?

Я рванулся было к старухе, намереваясь схватить за шиворот и как следует тряхануть старую каргу, но не смог этого сделать. Ноги и руки стали как ватные. Я едва смог ими пошевелить. Почувствовал, как острый конец старухиного посоха уперся мне в грудь. Ведьма, как есть ведьма. Ее бы перекрестить, но я уже совсем не мог пошевелиться.

- Ты ведь сам знаешь, что будет дальше. Сначала у нее выпадут волосы, затем придет боль. Каждый день, каждый час жизнь будет утекать из нее капля за каплей. Зачем же тянуть. Хвост не отрубают по частям.

Я до боли закусил губу так, что теплая струйка крови потекла по подбородку. Но это не помогло.

- Не ярись. Проверяла я тебя. Сможешь ли ты пожертвовать собой, чтобы жену свою спасти.

- Смогу. – твердо ответил я.

- Ну тогда слушай. Горю твоему может помочь только кот Баюн. Его мурлыканье любые болезни излечить может.

- Баюн? Тот, что из сказок что ли? Да где же я его найду?

- А тебе и искать не надо. Вот тебе порошок. Рассыплешь его на пригорке ровно в полночь - он сам к тебе явиться. А это тебе бутылочка заветная, как услышишь его мурлыканье, глотнешь из нее. И помни, добудешь кота, сможешь жену спасти, а не добудешь, сам пропадешь.

Тут все поплыло у меня перед глазами, и я вроде как в забытьи оказался. Очнулся уже недалеко от своего дома. Стою, прислонившись к забору, а в ушах скрипучий голос старухи: «Добудешь кота, сможешь жену спасти, а не добудешь, сам пропадешь». И смех ее словно скрип несмазанной двери.

Солнце уже клонилось к закату. Ничего себе я в магазинчик сходил. Попробовал идти, получалось не очень, шатало меня словно пьяного. Кое-как, держась за заборчик, дотащился до собственного дома. У калитки меня встретила встревоженная Татьяна.

- Петя, с тобой все нормально? Ты где так долго был? Я уж было «с собаками» хотела тебя разыскивать.

- Да тут одной бабуле помогал.

- Это она тебя так ухайдакала.

- Можно и так сказать.

- А ты молока купил? – только сейчас я заметил, что у ног любимой трется маленький рыжий котенок.

- Молока? – я и забыл совсем что меня посылали за молоком. - Посмотри в рюкзаке.

Я снял со спины рюкзак и передал его жене

- Ой Петь, тут какая-то бутылка и пакетик непонятно с чем.

- А это… - я едва нашелся что бы соврать. – Это мужики подарили. Говорят, классная прикормка. Ты же хотела рыбу, вот я и стараюсь.

- Ты мой добытчик. - Татьяна нежно обняла меня за шею.

- Петя, Петя ты же молоко, прокисшее купил. – после обнимашек Татьяна доставала из рюкзака явно вздувшиеся пакеты с молоком. – Странно, а срок годности еще не прошел. Ладно уж, сейчас сама в магазин сбегаю.

5. Кот Баюн.

Огромный серый с разводами кот шел, мягко ступая лапами по влажной земле. Даже не шел, крался. Его вел знакомый запах, запах которому он не мог сопротивляться, запах хозяина. Звериное чутье подсказывало ему о притаившейся здесь опасности. Кот втянул воздух ноздрями, почувствовав запах человека, рыбы, костра и еще тот безмерно притягательный запах. Но что для него человек, ведь для людей он бессмертен. В этом мире найдется много более опасных существ.

Кот вскарабкался на высокое дерево и еще раз обозрел окрестности. Ночная мгла, опустившаяся на землю, не являлась для него препятствием. Там на холме, возле излучины реки, горел крохотный костерок, разведенный возле большого дерева, но людей не было видно. Они там, он знает это.

От мысли о теплой человеческой крови рот кота наполнился слюной. Еще одни охотники, сколько он повидал их на своем бесконечном веку.

Кот спрыгнул с дерева и направился прямо к костру. Уловив какое-то движение, остановился, повел ушами. Сверху пролетела ночная птица.

Постояв еще немного, кот напряженно вслушивался в ночные звуки. Вот что-то плеснулось в воде. Большая рыба, русалка? Фу, мерзость – холодные, склизкие, но опасности не представляют. Двинулся дальше. По мере приближения к костру запах становился все устойчивей и все сильнее влек кота. В метрах десяти от огня он заметил натянутую леску с привязанными к ней колокольчиками. Он лишь презрительно фыркнул, легко перепрыгнув ее. Присев, завел свою кошачью песню.

- Мур- р-р, мур-р-р, мур-р-р….

Продолжение следует.
часть вторая Последний шанс. часть 2

Право на озвучку принадлежит каналу Лимб.

Арт от by Waldemar Kazak.

Литературный конкурс «Экспресс "Русь - Россия". Остановка по требованию»

Уважаемые коллеги-писатели! Я запускаю новый конкурс! Пора немного прийти в тонус, выйти из зимней депрессии, тряхнуть этот мир своим новым видением жанра крипистори! Задать жару конкурентам, и принести огня вашим читателям и слушателям! У вас есть возможность расширить количество ваших поклонников среди не читающей аудитории. Предлагаем написать рассказ, который вы потом можете развить в полноценную книгу. Победителей ждет бесплатная озвучка профессиональным диктором, денежные призы от портала "Книга в ухе" и продвижение на портале Литмаркет. Вперед, покажите на что вы способны, у вас точно есть интересные идеи, потрясающие сюжетные твисты и главный герой, который готов оказаться в прошлом, или ввязаться в странную историю в настоящем времени. Всем авторам - удачи!

Если кто-то из пикабушников захочет поддержать авторов на конкурсе - пишите в комментариях!

Призовой фонд:

Денежные призы от нашего спонсора, портала аудокниг «Книга в ухе», где вы можете найти аудиокнигу на любой вкус, в любом жанре, от лучших чтецов, и слушать ее, не отрываясь от своих дел - в дороге, делая ремонт или домашние дела.

В жюри у нас  пикабушники @realConnie , @Relvej , @LostSummoner @ MoranDzhurich

Тема конкурса: Если вы уже знаете, что такое тема-химера, добро пожаловать! А кто впервые видит такое: вам нужно выбрать не менее четырех пунктов из предложенных, и на основе их написать рассказ. Темы:

1.Русские обычаи, быт ( обязательная тема)

2.Черная магия

3.Попаданцы

4.Обряды

5.Демоны

6.Магические помощники, коловерши

7.SCP фонд

8. Зеркала.

Задача: написать страшную историю с использованием не менее четырех тем из заданных. Первая тема - обязательна. Локация - Россия. Жанр не ограничен. Крипистори, хоррор, мистика, все это плюс фантастика - что захотите. Темы должны считываться явно, без разночтений.

Дополнительное условие: главный герой мужского пола, от тринадцати лет до вечности. Для попаданцев временной ценз: закидывайте гг от 2021 до любого года в 9 веке. Никакой педофилии, убийства животных, политоты и разжигания межнациональной розни.

Призовой фонд конкурса:

• 1 место - 3000 рублей от «Книга в ухе» + вы получаете продвижение на портале «Литмаркет» на сумму 5 000 рублей. Это значит, что у ваших книг будет реклама, которая поможет вам продать ваши произведения.

• 2 место - 2000 рублей

• 3 место - 1000 рублей

Дополнительные призы:

Всем победителям, а также выбранным жюри авторам - озвучка от профессионального диктора Дмитрия Горячкина.

На его канале ЛИМБ и на портале «Книга в ухе» вашу историю услышат десятки тысяч человек, это не публикация в журнале или сборнике, который прочтут 15 читателей. Это выход на совсем другую аудиторию. Слушатели - очень благодарные, и к вам быстро придет популярность там, где вы и не ждали. Мы хотим создать вам возможность быть услышанными огромным количеством заинтересованных в вашем таланте людей, а не просто потешить свое самолюбие, посидев в жюри читая ваши тексты.

• Ютуб канал ЛИМБ

• Канал на Яндекс.Дзен

• Страница вКонтакте

От автора Даниила Азарова - @ JahStean  - 500 рублей выбранному им автору.

Правила :

Условия участия:

Требования к произведению:

Правила.

1.В конкурсе могут участвовать произведения (рассказы), как написанные одним автором, так и в соавторстве.

2.В данном конкурсе под термином «рассказ» подразумеваются и все жанры малой прозы, соответствующие заявленному объёму (см. п. 9).

3. В конкурсе могут участвовать только произведения, написанные на русском языке.

4.От одного автора на конкурс принимается не более чем три рассказа.

5.Принимаются только законченные произведения, отрывки из романов и повестей не принимаются.

6.На конкурс допускаются произведения нигде ранее не опубликованные и не озвученные.

7.Не допускаются произведения разжигающие межнациональную и межрелигиозную рознь и противоречащие законам РФ. Не принимаются политизированные рассказы.

8.Возрастной ценз участников от 18 лет. Предельный возраст неограничен.

9.Объем от 25 000 до 45 000 знаков с пробелами. При незначительном увеличении/уменьшении объёма конкурсного рассказа (5-10%) решение о его участии будет принято отдельно.

10.Все присланные на конкурс работы оцениваются компетентным жюри по балльной системе. Они определят трех победителей: работы, набравшие наибольшее количество баллов.

11.На конкурс допускают произведения опубликованные на портале Литмаркет.

12.Организаторы оставляют за собой право снять с конкурса работу на любом этапе, без объяснений.

13. Не принимаются работы с низким качеством текста и нулевой литературной ценностью.

14. Отправляя работу на конкурс, участник автоматически соглашается со всеми условиями конкурса.

Так же приветствуется одновременное размещение в сообществе Крипистори, но без разрешения на озвучку рассказа до оглашения результатов конкурса. Ребят, дадим криповой попаданческой фантастикой отвлечься от реальных ужасов жизни!!