MariyaArika

Начало рассказа >> Эскулап (1 часть)

***

— Привет!

Алла — красивая улыбчивая блондинка сидела напротив камеры. Трансляция началась неожиданно, и нервничая, как на первом свидании, девушка поправила сперва блузку, а затем идеально уложенные волосы. Алла хотела выглядеть хорошо, чтобы Илья запомнил её такой, когда им вновь придётся расстаться.

Вдруг на мгновение её лицо изменилось: черты его заострились, волосы потемнели, укоротились и запружинились в непослушные кудри. Всего на несколько секунд с экрана на Илью смотрела Елена. Леночка! Нежно, любя она улыбалась ему. Смешливые морщинки у глаз ей безумно шли.

— Покажи-ка, Лиза, сколько тебе лет уже?

Наваждение исчезло, и вот на мониторе снова белокурая Алла. Родная, живая.

«Не нужно было им прилетать,» — решил про себя Илья.

Когда на колени Аллы забралась Лиза, мужчина чуть не расплакался, казалось, все его чувства: горе от потери близкого друга и счастье от скорой встречи с родными; сжались в один ком, что пульсировал в горле, не давая вздохнуть или сглотнуть. А Алла всё улыбалась, она ещё не знает о том, что случилось, он расскажет ей после. Не зачем им сейчас нервничать. Уж Илье известно, как и без того вяло текут дни в карантине, когда ты подвешен в космосе на небольшом кораблике и просто ждёшь.

— Я знаю, о чём ты думаешь, а я говорила, просила капитана не останавливаться на пит-стопе, уже бы сидели рядышком. Но ты их знаешь… — Алла вновь пригладила волосы, хотя они в том не нуждались.

— У них инструкции, такие же, как у меня. Космос вовсе не безопасное место, нужно быть начеку всё время.

— Жить вообще страшно, от этого умирают, что же теперь, не жить?

Мягкая улыбка ни на секунду не сходила лица девушки, и уголки губ лишь слегка дрогнули, когда рука Аллы коснулась горячего лба дочери, хотя она могла поклясться, что ещё минуту назад всё было прекрасно.

— Что такое, милая, ты что, вспотела? Тебе жарко?

Девочка мотнула головой и Илья услышал, пожалуй, самый пугающий звук. Нет, будь другие обстоятельства, другие люди, другое время, другое место, и это всё было бы совершенно безобидно и нисколько не страшно, но здесь и сейчас Илья слышал, как кашляет его дочь. Сухой, сиплый кашель, сперва совсем незаметный, но совсем скоро он начнёт раздирать горло до крови.

— Зови вашего бортового врача, пусть он её осмотрит!

— Да она просто подавилось слюной, она же ребёнок, вот и закашлялась, не паникуй, ничего страшного.

Мягко, успокаивающе говорила Алла, однако улыбка исчезла с её лица, уступив место беспокойству.

— Не волнуйся, я пойду, отправлю её на осмотр, а ты не бойся. Всё, родной, до связи.

Женщина помахала на прощание рукой и отправила в камеру воздушный поцелуй.

Стоило экрану погаснуть, Илья схватился за голову, закрыл лицо руками и горько заплакал, коря себя за то, что вообще разрешил Алле и Лизе покинуть Ромул.

***

Двадцать пятое декабря четыре тысячи пятого года.

У Лизы обнаружена пневмония. Пока кроме неё никто не заболел. Экипаж и пассажиры прошли медикаментозное лечение. Надеюсь, это поможет. Бортврач доложил, что они укомплектованы противовирусным препаратом сто двенадцатого поколения.

Мне не даёт покоя невероятное совпадение. Та же картина была и на разведкатере. Ведь получается, что обе вспышки заболевания случились примерно в одно и то же время, во время прохождения нашего сектора.

Что-то не так с новым пит-стопом, сомнений быть не может. Я уже доложил капитану о своих подозрениях. Теперь всё что нам остается, ждать.

Я бы сейчас отдал всё на свете, лишь бы Лиза выздоровела.

***

Сигнал вызова прервал Илью, он спешно поставил точку в дневнике и бросился на мостик.

Здесь уже стояли капитан, всё такой же непоколебимый и строгий, и Андрей, за последние сутки он осунулся и, казалось, постарел. Оба глядели на Илью обеспокоенно, только капитан смотрел с отеческой заботой, а бывший бортврач — с болью и страхом.

— Я вызвал вас на срочный сеанс связи с Ремом. С Ромула пришёл ответ, они говорят, что заражения пневмонией носят массовый характер. У них нет точных данных, но Сообщество Конечной Вселенной уже взяло на себя ответственность за заражение шести пит-стопов, в том числе ближайшего к нам.

— Вы вызвали, чтобы сказать мне, что вынуждены отослать Рем обратно вместе со всеми пассажирами.

— Это ваша юрисдикция, санинспектор.

— Груз уже отцепили?

— Ожидает инспекции и назначения дезинфекции в грузовом отсеке.

Остался только последний вопрос, который Илье хотелось задать с самого начала, но страх услышать ответ пересиливал. И его даже не нужно было произносить, капитан прочёл всё по глазам.

— Улучшений в состоянии больной нет, её держат в изолированной капсуле. Других заражённых нет, — и, немного промедлив, словно боясь звучать слишком резко, — Илья, вам нужно принять решение.

Но решение давно принято, как и в случае с разведкатером, инструкция велит отправлять Рем к ближайшей крупной станции, лететь до которой грузо-пассажирский корабль такого класса будет не менее трёх месяцев. Нет, всё решено, капитан знает об этом, но не может сказать прямо, что просто даёт Илье время попрощаться с родными. Возможно, навсегда, никто не знает, удастся ли им сдержать инфекцию, а имеющиеся на борту препараты не возымели никакого действия.

— Я должен лететь с ними, пусть возьмут меня на борт, вместе с моей ампулой. Тут же она больше не понадобится, если меня не будет? — посеревшее от горя лицо Андрея вновь приобрело ту юношескую решимость, с которой он точно так же всего каких-то пару дней назад был готов броситься наперекор всем правилам на спасение двух незнакомцев.

— Это самоубийство, — отрезал Илья.

Сухо и строго, как и прежде. Обрывая на корню все розовые мечтания о героизме.

— Неизвестно, поможет ли противовирусное даже пусть и сто тринадцатого поколения, запасы воды, набранные на пит-стопе, непригодны, и мы вправе считать, что все пассажиры и экипаж потенциально больны. Знаешь, что их ждёт? В лучшем случае они будут строго экономить ресурсы, и больше никто не заболеет. В худшем — Рем пополнит ряды кораблей-призраков. Всё ещё хочешь стать безымянным героем? — и даже не дав Андрею раскрыть рта, продолжил, — Капитан, назначаю бортового врача на должность временного санинспектора, до тех пор, пока на станцию не прибудет официальная замена. Меня же прошу уволить по собственному желанию и отправить на Ромул ближайшим рейсом.

— Стыковка с заражённым кораблём безопасна?

— Абсолютно. Сразу после отлёта командуйте дезинфекцию стыковочного отсека.

— Оставляете нас на неквалифицированного мальчишку?

— Я думаю, он усвоил урок.

***

Андрей выскочил вслед за Ильёй и поразился, как быстро может двигаться человек, когда его близкие в опасности. На крейсерской скорости бывший санинспектор пролетел по коридору, высоко подпрыгивая, оборачивая в свою пользу даже гравитацию, скользнул в лабораторию и тут же выскочил обратно, сжимая в руках небольшую ампулу.

Бортврач попытался схватить коллегу, остановить хотя бы и за пояс. Одержимый паникой, он даже не слышал требования капитана прекратить погоню.

— Стой, Илья, прошу! Я не справлюсь, я облажался и облажаюсь ещё сильней! Пусть уж лучше я пойду! Я хочу пойти! Пусти меня! Ты же знаешь, я не справлюсь!

В очередном броске его рука наконец нащупала край ворота и крепко сжавшись, уцепилась намертво.

— Не мешай мне! Это моя семья, моя дочь! — всё внутри Ильи кипело: гнев на самого себя бурлил, смешиваясь с раздувающимся чувством вины.

Куда он идёт? Как может он вот так легко бросать свой пост, передавая в руки совсем ещё зелёного мальчишки?

Взбешённый собственной слабостью и безвольностью Андрея, мужчина сжал кулак и, хорошо размахнувшись, впечатал его в лицо бортврачу. Хрустнули кости, юноша разжал руку и схватился за нос.

— Хочешь сбежать? Ты убил её! Собственной безалаберностью, и теперь хочешь сбежать? Каждый уголок станции напоминает тебе о том, какую ошибку ты допустил, так ведь? Просто прими это и соберись! Теперь все они зависят от тебя. И ты на своей шкуре ощутил, что права на ошибку у тебя нет! А теперь послушай меня. Ты прошёл обучение, сдал все экзамены, и тебя допустили на станцию, значит ты готов. Так что просто утрись сейчас и начни делать свою работу! Понял меня?

Удар сработал как надо, мысли Андрея прояснились, паника отступила, вместо неё пришло осознание, резкое и холодное.

— Это не по инструкции. Приказом я снят с должности и не имею даже звания бортврача. Капитан слишком мягок, но я усвоил урок, у меня был лучший учитель!

Сплюнув горькую, похожую на вкус алюминиевой вилки во рту кровь, Андрей ногами оттолкнулся от стены и лбом протаранил грудь Ильи. Резко выдохнув и лишь на секунду ослабев, саниспектор не удержался и осел на пол, выпуская из рук ампулу. Подхватив лекарство, Андрей рванул к стыковочному отсеку что было сил. Если бы он нашёл в себе мужество обернуться, увидел бы, что вся его спешка напрасна. Илья так и остался сидеть на полу, исступлённо глядя перед собой.

Как он мог поступить так эгоистично? Как мог предать всех этих людей на станции? Людей, доверивших ему свои жизни? Бросить их в руки едва окончившего академию сопляка… Ради чего? Ради нескольких дней беспомощности рядом с больным ребёнком? Рискнуть жизнью целой станции ради даже не спасения дочери, а лишь возможности быть с ней рядом… Стоило ли это того?

Отцовское горе затмило его разум, лишая возможности рассуждать здраво. Имел ли он всё это время право корить Андрея, если сам не смог взять себя вовремя в руки…

***

К отсеку санинспектор подошёл лишь тогда, когда блестящий рукав гофры возвращался уже назад, отпуская Рем навсегда. Прерывисто выдохнув, Илья скомандовал:

— Запрашиваю дезинфекцию температурой в стыковочный отсек номер один.

— Принято. Илья, жду на мостике. Срочно!

Рем передавал сигнал всё слабей. Капитан попросил всех выйти. На мостике остался только радист, сам капитан и Илья.

Сжимая и разжимая кулаки, саниспектор глядел на экран. Там перебиваемый эфирными шумами Андрей склонился над Лизой. В большой, рассчитанной на взрослых капсуле её маленькое тело казалось игрушечным. Бортврач Рема поднёс ампулу к глазам, проверяя маркировку, хмуро кивнув, он подсоединил склянку к медкапсуле.

Экран в очередной раз разбили помехи, корабль всё дальше уходил от станции. Илья не смел оторваться, он ждал, он верил, что картинка скоро снова возобновится. Но ничего не происходило.

Капитанский мостик заполнила тишина, прерываемая лишь негромким шипением динамиков.

— Температура падает, Илья, слышишь меня, температура падает! Дыхание стабилизируется!

Андрей говорил громко, выговаривая каждый слог.

— Слышу, я слышу…

Осев на пол, Илья обхватил себя руками, пытаясь унять накатившую истерику. Лиза в порядке, пока что…

— Выживите! — голос сорвался, прорываясь сквозь толщу глухого космоса.

— Обязательно! Помните, санинспектор станции Рим, вы поступили по инструкции! По инструкции, написанной кровью! А, значит, вы не совершили ошибки!

Капитан удивлённо вскинул брови, он не ожидал таких слов от некогда пылкого бунтовщика, считающего, что правила написаны глупцами для дураков.

— Андрей, — просипел Илья, наконец совладав с собой, — Говоря, что у тебя был лучший учитель, ты же имел в виду не меня?

Белый шум разорвал динамики, корабль уносился всё дальше, теперь между ним и станцией уже несколько десятков километров безжизненного космоса, безмолвного, непокорённого, безумно опасного…

Радист защёлкал механическими переключателями, настраиваясь на волну. Наконец связь снова ожила.

Голос Андрея звучал тихо, но чётко:

— Я имел в виду смерть.

Сигнал прервался, оставляя каждого участника и свидетеля этого разговора со своими мыслями.

Рем улетел в неизвестность, а Рим так и продолжил свой бег вокруг звезды. И его экипажу сейчас следовало вернуться к своим прямым обязанностям, жизнь шла своим чередом, и Илья полон решимости сделать всё от него зависящее, лишь бы она так и продолжалась здесь, на самом краю исследованного космоса несмотря ни на что.

Двадцать второе декабря четыре тысячи пятого года.

Андрей меня подбешивает, этот сопляк будто вообще не проходил никакую стажировку или хотя бы тренировку в поле. Если я уйду в увольнение, вернусь на погост. Весь Рим попросту вымрет, займи Андрей место санинспектора. Да его и бортврачом назначили по ошибке! Забывает закреплять аптечки после инвентаризации, а ящики с драгоценными ампулами разве что только не пинает.

Не раз я напоминал ему, что разбейся хоть одна, эпидемия вспыхнет из ниоткуда, и мы не сможем её остановить. Да, современная медицина способна излечить почти все известные и неизвестные ещё штаммы, но ресурсы Рима ограничены! У нас нет и быть не может запасных лекарств, тем более нового поколения, а вирусы мутируют постоянно.

Чёртова радиация!

И зачем я попёрся в такую даль? Сидел бы сейчас на центральной станции, скажем, в Андромеде, и в ус бы не дул, знай, заполняй бумажки и смотри в микроскоп, наслаждайся тем, как причудливо вирусы приспосабливаются. А я тут, борюсь с ними лицом к лицу.

Чего боялись люди, выходя в космос тысячи лет назад? Внеземных цивилизаций? Знали ли они, как жестоко над ними пошутит природа? И что единственной враждебной формой жизни на многие световые километры вокруг окажутся микроскопические неклеточные организмы? Наши неизменные спутники и убийцы.

Пока мы думали, как защититься от радиации, для вирусов она оказалась благословением. Быстро приспосабливаясь, они преследовали нас по пятам. Сколько таких же небольших станций вымерло в борьбе с ними...

И чему нынче учат молодежь? Неужели у Андрея нет совершенно никакого страха? Глупый мальчишка.

****

Множество трубок и кабелей обвивали стены узкого коридора. Илья, привычный к низкой искусственной гравитации, прыжками пробирался в общую кают-компанию. Спросонья есть хотелось невероятно. Помимо сытного завтрака Илья чаял увидеть свою боевую подругу Елену. Статную женщину, высокую, выше прочих, так что для выхода в открытый космос ей приходится надевать не стандартный женский скафандр, а сделанный по индивидуальным меркам. Но какая же она красивая! Глаз не оторвать. Не будь Илья женат, он наверно бы предложил Елене и руку, и сердце. Он так и хотел, когда только встретил её впервые в космолётном училище, но испугался быть отвергнутым.

Пред внутренним взором Ильи возникла нынешняя супруга. Аллу он встретил уже после окончания обучения, и с тех пор она стала для него одной-единственной. Первая любовь забылась, оставив после себя тёплые воспоминания. Но судьба столкнула их с Еленой снова на этой маленькой станции. И вот она сидит в одном из кресел. Пристегнутая, чтобы не упасть от случайного толчка прямо посреди трапезы. Тёмные курчавые волосы собраны в строгий пучок, но всё равно норовят выбраться, словно протестуя против такого обращения. Годы лишь добавили Лене очарования, но вместо юношеской влюблённости Илья испытывал к ней уважение и привязанность, словно к родной сестре.

— Утро доброе!

Поздоровалась она с Ильёй, когда тот взял свою порцию и сел рядом.

— Оставить архаизмы, какое же утро может быть на станции? Тут светло двадцать четыре часа в стуки!

— Каждое утро доброе, и оно не виновато, что ты не выспался! — женщина улыбнулась, и вокруг её глаз тут же собрались очаровательные морщинки. Те, что бывают от смешливости.

Оба они — дети космоса, и на станции Рим с самых первых её дней. Вращаясь вокруг малознакомой и далекой от родного дома звезды приятно иметь рядом кого-то, с кем ты делил тяготы и радости обучения.

— Мои скоро в гости прилетят, — похвастался Илья.

— Неужели разрешили?

— Рим уже достаточно большой, так что разрешили, но на день только.

— Лететь будут туда-обратно больше полугода, чтобы повидаться день всего? И на прицепе стоять заставишь?

— А как же? У нас теперь пит-стоп недалеко.

Пит-стопы в космосе — вещь нужная, особенно для таких дальних полетов. Полностью автоматические станции. В основном представляют собой склад топлива и воды. На всякий случай. И то и другое, конечно, обычно синтезируется прямо на борту, но разное случается, так что капитаны предпочитают перестраховываться, забивая отсеки под завязку. Это только взлетать тяжело, каждый грамм на счету, а в невесомости уже можно любой груз брать, не жалко.

Когда пит-стоп появляется неподалёку — жди гостей, значит, за сектор взялись всерьёз и катера разведки на подходе, и почта ходить будет чаще. Но вот только каждый раз придётся держать новоприбывших в карантине. Хоть во время стоянки на автоматическом складе контакт пассажиров одного корабля с пассажирами другого исключен, но по правилам нужно до четырнадцати дней, чтобы болезнь, находящаяся в инкубационном периоде, проявила себя, не попав на станцию.

— От пит-стопа лететь дней семь, значит еще семь будут стоять в карантине? Ну хоть наобщаетесь через мониторы. А-то ведь через видео-сообщения ощущения не те, да?

Постаралась Елена приободрить своего товарища. Впрочем, в утешениях нужды не было, Илья давно уже привык к разлуке, работа всегда была для него важней семьи. Работа, а не семья, дарила ему чувство нужности. Санинспектор — важная и почитаемая должность.

— И не говори, даже виртуальным сексом не заняться: между сообщениями иногда неделя может пройти, пока она медленно раздевается, я уже успеваю забыть, что женат вовсе! — отшутился Илья, не без удовольствия наблюдая, как смеётся Елена.

— Рассказывай мне тут, уж я-то знаю твою натуру. И заставку твоего личного терминала видела. Будь твоя воля, распечатал бы фото жены и дочки на плакатах, а затем завесил всю комнату, а не просто вывел на рабочий стол.

Браслет на запястье Ильи едва слышно пиликнул, прерывая разговор и сообщая, что сегодня заступить на вахту придется пораньше. Он попрощался с подругой, та покивала в ответ головой, не отрываясь от термокружки.

Вновь коридор, с мелькающими мимо каютами и мостиком в конце.

На мостике творилось безобразие: абсолютно позабывший о субординации Андрей спорил с капитаном. Худой, будто только вчера окончивший академию, юноша что-то громко говорил, с присущей ему страстью и истеричностью, и размахивал руками у самого капитанского лица, то и дело показывая в сторону радиста:

— Ничего страшного не случится, если мы передадим им лекарства. Дезинфекция стыковочного отсека не даст вирусам попасть на борт.

— Это решать санинспектору, если он согласен со всеми сопутствующими рисками, то…

Капитан стоял спокойно, глядя сверху-вниз, будто стоило ему лишь на секунду опустить плечи, груз ответственности за чужие жизни тут же придавил бы его, сломав спину.

— Доложить причину вызова! — обозначил Илья своё присутствие.

— Десять минут назад мы приняли сигнал СОС от проходящего мимо разведкатера. Один из пилотов болен, предположительно пневмония. Запрашивают разрешение на стыковку и передачу противовирусного препарата сто тринадцатого поколения, — отрапортовал Андрей, нетерпеливо сбиваясь и проглатывая окончания.

— А что с лекарствами на борту?

— Говорят, что их пока комплектуют до сто десятого поколения.

— Не помогло?

— Состояние больного стремительно ухудшается.

Илья пустился в рассуждения. Если ему требовалось принять важное решение, он обычно тёр левой рукой подбородок, словно это помогало упорядочить разбегающиеся в голове мысли. Или это осталось с юношеских лет, когда в нервных ситуациях у него бывало тряслась нижняя челюсть, а такой нехитрый трюк помогал скрывать волнение от экзаменаторов.

Разведкатер в отличие от станции имеет тонкую защитную оболочку, через которую проходит достаточное количество радиации, а значит пока они летели, и даже пока они болтаются там, ожидая решения, инфекция могла успеть развиться невероятным образом. Допускать такое на борт нельзя ни в коем случае.

— Соедините меня с экипажем катера, пожалуйста, — голос Ильи прозвучал громом, резко и раскатисто.

— На связи, — на мониторе радиста возникло вспотевшее лицо пилота.

— Как произошло заражение?

— Никак не могу знать. Мы стартанули со станции Ромул пять месяцев назад и останавливались только на новом пит-стопе, заправиться топливом и водой. Мы пролетали ваш сектор два дня назад, тогда я заметил, что второй пилот начал кашлять, мы приняли лекарства и продолжили путь, но затем его состояние резко начало ухудшаться, я принял решение развернуть катер и просить помощи у вас.

— По инструкции вам нужно лететь на ближайшую крупную станцию!

— Да, но его состояние всё хуже, уже в течение тринадцати часов температура под сорок, он просто не дотянет до Ромула!

Пилот изо всех сил старался сохранить самообладание, но в его голосе Илья слышал отчаянную мольбу.

— У вас тоже температура?

— Нет, совсем чуть-чуть… Разве что. Наверно, перенервничал.

Кивнув радисту, Илья молча попросил выключить звук, так чтобы экипаж катера не слышал его дальнейших слов.

— Капитан, мы никак не можем их принять. И тут дело не столько в моем личном мнении. По правилам они обязаны искать помощи на крупной станции. Мы не можем рисковать, пуская судно с заражёнными на стыковку. Запасы лекарств последнего поколения очень малы, каждая колба на счету, расходовать их на любого первого встречного я просто не имею никакого морального права.

— Всё верно, они рассчитаны по колбе на одного члена экипажа, я согласен сам пойти туда и отдать свою! — с вызовом бросил Андрей.

Борясь с желанием схватить этого наглого юнца за шкирку и выкинуть с мостика, Илья сжал кулаки и процедил сквозь зубы:

— Бортврач, меры пресечения эпидемии на борту станции. Громко и чётко!

— А… — стушевался юноша, вновь почувствовав себя на ученической скамье, — Обнаружение источника заражения, назначение карантина для больных, идентификация штамма, полное медикаментозное лечение для всего экипажа.

— И как мы по вашему будем проводить последний этап, если на вас, бортврач, не хватит ампул?

— Но ведь вероятность…

— Но она есть!

С обучением покончено, а сейчас нужно сделать свою работу и принять жесткое решение:

— Мы не можем никак помочь больным.

— Как вы думаете, санинспектор, они успеют долететь до станции Ремула? — сухо спросил капитан, зная ответ заранее.

На экране видеосвязи всё ещё ожидал решения пилот разведочного катера. Его бледное лицо блестело от пота. То и дело облизывая пересохшие губы, мужчина тяжело дышал, иногда оборачиваясь на больного товарища, который уже не в силах был даже сидеть.

— До Ромула лететь три месяца. Мне очень жаль.

— Ясно, на следующем сеансе связи с главной станцией я передам, чтобы подобрали катер и нашли источник заражения, где-то же они подхватили инфекцию.

— Им нужно лучше заботиться о комплектации разведки. Радист, включайте микрофон… Я сам им объявлю.

Илья повернулся к экрану связи и не смея отвести взгляд, глядя пилоту обречённого катера глаза в глаза, озвучил своё решение, как судья зачитывает приговор осуждённому на смерть: холодно, безлично, безучастно.

***

Двадцать третье декабря четыре тысячи пятого года.

Испуганное лицо того пилота навсегда запечатлено в моей памяти. Не он первый, не он… Надеюсь, он не будет проклинать меня до самой последней своей секунды. Он должен понимать, что я не имею права рисковать…

Но есть и хорошие новости. К Риму причалил Рем, как и положено, раз в полгода. Но в этот раз на его борту не только почта, новые медикаменты и прочий необходимый груз, но и мои родные: Алла и Лиза. В дороге им сбило антенну, потому видеосвязь пока наладить не можем, но со слов капитана, на борту всё в порядке, так что мы увидимся вживую через семь дней, аккурат под Новый Год.

Забавно, что мы всё ещё храним традиции этого праздника, хотя действительно насладиться наступлением нового года могут лишь земляне. Но как бы была плоха жизнь без маленького ожидания чуда, особенно здесь, на самом краешке исследованного космоса.

***

Узкие коридоры станции едва ли напоминали те блестящие и идеальные интерьеры, что рисовали в своём воображении люди прошлых тысячелетий. Не без смеха Илья вспоминал кадры старинных фильмов: аккуратные, гладкие, отороченные светодиодными лентами стены, просторные комнаты и чёткое разделение на верх и низ. Совершенно неприспособленные к полётам корабли получались. Ни тебе лееров, за которые можно зацепиться в случае аварии, ни кислородных масок. Даже мебель не закреплена, лёгкая тряска или плановое отключение искусственной гравитации и прости, прощай.

В такой же тесной, как коридор, но уютной, как и вся станция, кают-компании царило оживление. Новость о причалившем Реме уже разнеслась по всем уголкам станции. Экипаж ждал почту и передачки от близких, каждый надеялся, что ему прислали что-то особенное в честь праздника.

— Бросал бы ты это, Андрей, твоё увлечение идеями этих террористов могут неправильно понять, — Елена сидела напротив бортврача и что-то мастерила.

— Сама подумай, чем дальше мы заходим, тем больше ресурсов тратим. Человечество истощило родную планету и взялось за космос, может, вирусы — предостережение, что пора бы нам остановиться? Наше общество больше напоминает армию со всеми этими строгими правилами и инструкциями! И дураку ясно, что-то нужно поменять...

— У-у-у-у, ещё немного и вступишь в ряды Сообщества Конечной Вселенной! — шутливо отозвалась женщина и протянула Андрею свою поделку, — Это тебе! По-моему, эта миниатюрная ёлочка станет отличным брелком, прикрепи к своему поясу. И, смотри, она ещё и светится!

— Да ну тебя, разве можно вообще с тобой разговаривать о чём-то серьёзном? И разве эта атрибутика не устарела?

Дурашливо Елена показала язык и взглянула на часы. Ей оставалось около десяти минут до вахты.

— О! А вот и Илья, ну-ка, Андрей, сделай гримасу поприветливей.

Не обращая внимания на недовольство бортврача, Илья сел рядом и протянул Елене свёрток. С детским любопытством она приняла и развернула его. Внутри лежала коробочка с монпансье.

— Думал подождать до праздника, но у тебя сегодня выход в открытый космос, захотелось поднять тебе настроение

— Знаешь ты мои слабости. Угощайся! И ты, Адрей, тоже возьми парочку.

Но в ответ на предложение юноша только поморщился и демонстративно встал:

— Мне пора. Время.

— Да минут пять ещё точно есть, — попыталась уговорить Елена, но напрасно.

Андрей с кислым лицом покинул кают-компанию, даже не взглянув в сторону Ильи.

— Вам бы выпить друг с другом, или как это у мужчин делается. Нам, девчонкам, достаточно посмеяться вместе и всё, подружки, а что с вами делать, ума не приложу, так и будете дуться друг на друга.

Монпансье весело брякнули в коробке, когда Елена убирала их, затыкая за пояс. За иллюминатором её уже ждал космос, пустой и холодный. Какой бы смелой она ни была, сколько бы раз уже не выходила за пределы станции, каждый раз Елене становилось не по себе. Глядя в бесконечную черноту, она признавалась сама себе, что ей страшно. Но только самой себе, больше никому! Её чувства напоминали детский страх темноты, когда выключив в комнате свет, спешишь лечь скорей в кровать, хотя знаешь, что никакой опасности на самом деле нет, но каждый раз кажется, что именно сегодня на тебя накинется тот самый выдуманный монстр из-под кровати.

— Пойду, починю твоим антенну! Дай мне пару часов, и посмотришь, как выросла дочурка.

По-дружески Елена потрепала товарищу волосы и вышла.

Пригладив причёску, Илья про себя медленно отсчитывал минуты до конца вахты, Андрей уже наверняка приступил к своим обязанностям, значит можно расслабиться, почитать книгу, посмотреть кино или просто посидеть, наблюдая, как в иллюминаторе сияет Рея — старая одинокая звезда, вокруг которой теперь спутником вращается Рим. Любой способ скрасить ожидание встречи был бы сейчас хорош. Нужно просто дождаться когда Елена закончит ремонт. Всего пару часов, но почему же именно сейчас каждая секунда кажется вечностью?

***

Илья проснулся от того, что кто-то тряс его за руку. Видимо, сказывалось напряжение от недавних событий, сон сморил мужчину прямо посреди кают-компании, не смотря даже на шум. И теперь ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать себя, а затем, чтобы протереть глаза и увидеть наконец перед собой растерянное лицо Андрея.

Бортврач никак не мог остановиться и всё тряс Илью, будто пытаясь вытряхнуть его сознание из тела.

— Чего тебе?

— Елена… — только и прошептал юноша, остальное читалось в его расширенных от страха глазах.

— Где она?

Сон как рукой сняло, Илья уже отстегнул страховочный карабин и встал с кресла, слегка оттолкнув от себя ошалевшего Андрея.

— В стыковочном отсеке. Изолирована.

— У неё с собой должна быть инъекция на такой случай.

— После введения лекарства улучшения не зафиксированы.

Андрей рапортовал словно робот, чеканя каждое слово и не слыша самого себя, он даже и вопросов не слышал, знал что саниспектор спросит по инструкции.

— Симптомы.

— Повышенная температура, потливость, кашель, сухость во рту, покраснение глаз…

— Другие заболевшие.

— Не зафиксировано.

— Время.

— Три часа пятнадцать минут.

— Время в открытом космосе.

— Два часа сорок семь минут.

Елена сидела на полу стыковочного отсека. Даже сквозь объёмный скафандр было заметно, как от тяжёлого дыхания поднимается её грудь. Увидев в смотровое окно Андрея и Илью, женщина через силу улыбнулась и помахала рукой, приветствуя. Движения давались ей нелегко, высокая температура то и дело пыталась увести разум, но Елена сражалась, не позволяя себе бредить.

— Почему она без шлема?

И тут бортврач словно очнулся ото сна, соображая, пытаясь вспомнить, как же он смог совершить такую ошибку. Илья не стал ждать ответа, он знал, Андрей запаниковал, Елена пожаловалась, что ей тяжело дышать, возможно, даже сама сняла этот дурацкий шлем. Уже и неважно, важно, что теперь заражён весь стыковочный отсек, значит открыть его просто так нельзя. Чтобы вытащить оттуда больную придётся эвакуировать отсек, а затем проводить дезинфекцию. А время уходило, как песок.

Вдруг Андрей ожил, его мозг яростно заработал, разыскивая пути решения, бортврач затараторил:

— Слушай меня, мы её вытащим! Для этого сейчас нам самим нужно надеть защитные костюмы, а ей — шлем, затем проведём эвакуацию и перенесём Лену в медотсек…

… и осёкся, встретив непробиваемый и суровый взгляд санитарного инспектора. Он уже видел эту холодную решимость в глазах, совсем недавно, когда так рвался помочь разведчикам, когда его жертвенность разбилась о беспрекословный приказ.

— Первый этап — обнаружить источник заражения, — проговорил Илья, отворачиваясь от Елены, словно боялся, что она сможет прочитать по губам, — Больная изолирована, ей введено лекарство, больше мы ничем помочь не можем, сейчас главное не допустить распространения инфекции. Надевай защитный костюм, мы должны обыскать её каюту и личные вещи, не просто же так она заболела.

— И что если найдём? Пока она была в открытом космосе, почти беззащитная от радиации, инфекция мутировала! Мы должны срочно доставить её в медкапсулу и наблюдать.

— Больная изолирована, очаг инфекции не обнаружен. Что тут может быть непонятного?!

Не оглядываясь ни на обмякшую Елену, ни на побагровевшего Андрея, Илья направился за защитным костюмом. Уже в медицинском отсеке он объявил капитану о карантине.

Экипаж сработал слаженно, как на учениях. Все заняли свои места, люки задраены, и теперь свободно перемещаться по станции могут только двое: бортврач и санинспектор. Инженеры, помощники, техперсонал, исследователи и даже капитан временно заперты, каждый там, где застал его карантин. Так будет до тех пор, пока не обнаружится причина заражения.

***

Синхронно, слаженно колонки скафандра и отсека передали приказ капитана. Карантин, из-за неё. Елена цеплялась остатками сознания за капитанский голос, ей нужно было сейчас слышать кого-то и говорить, просто сидеть и ждать было невозможно. Глаза нестерпимо резало, датчики верещали, фиксируя постоянно повышающуюся температуру, цифры никак не хотели останавливаться, и уже проскочили отметку в тридцать девять и три. Инъекция не помогла, чёртова ампула, наполненная лекарством, что на этой маленькой станции считается чуть ли не сакральным. Для Ильи уж точно. Он отвечает за каждого на Риме. Елена знала, что как бы не лелеял он их давнюю дружбу, действовать Илья будет по инструкции. И всё, что требуется от неё сейчас — продержаться до тех пор, пока инспектор не убедится, что никто больше не заразится.

— Эй, парни, чем занимаетесь? — Елена включила встроенный в скафандр микрофон и переключила переговорщик на Илью и Андрея.

Молчание. Невыносимо долгое. Неужели не услышали? Или отключились, решили не отвечать ей? Вместе с температурой начала подниматься и паника. Страх так и остаться здесь одной, взаперти, не дождавшись помощи. А вместо савана будет скафандр, уродливый, тяжёлый и в данный момент совершенно бесполезный.

— Тебя мама не учила, что нехорошо отвлекать людей от работы?

Илья прерывисто засмеялся. Было слышно, как он шуршит чем-то на фоне, после раздался щелчок, мужчина невнятно выругался.

— Дорогуша, у вас в вещевом контейнере свет не работает.

Разум увлёк мысли куда-то внутрь самих себя, назло не давая собраться с ответом, но так просто Лена не сдастся. Пусть вирус терзает тело, но рассудок она сохранит.

— Он привык… что его называют шкафом. Никак руки не дойдут починить. А чего это ты там забыл?

Приступ кашля не дал договорить до конца, горло саднило, и без того каждый вздох давался тяжко, будто о грудь ударился астероид.

Откашлявшись, Елена с трудом продолжила, не давая голосу захрипеть:

— Проник в дамские покои, пока хозяйки нет дома, негодник?

— Ага, и Андрею заодно покажу, пусть знает, какая ты неряха, а то вот так заарканила неподготовленного юнца в свои сети, он и не представляет, какая ты на самом деле.

— Я милая и… — вздох и очередная попытка сконцентрироваться на звуке собственного голоса, —... пушистая.

— Знаешь, многие земные паучихи тоже вполне подходят под это описание. Их тело покрыто тонкими волосками, а расположение блестящих глаз-бусинок вполне привлекательно… Так, что тут у нас?

И снова мембраны колонок забились дрожью от шума — на том конце сигнала прямо у микрофона разворачивали что-то шуршащее.

Мутный разум Елены не выдерживал и пускался бредить, женщина с трудом смогла вспомнить то, как она оказалась заперта в стыковочном отсеке, почему на ней скафандр, и зачем Андрей сейчас громко ругает себя.

— Ты с нами? А? Сладкоежка ты наша?

— Я? Да, я слушаю…

Руки подогнулись, опуская невероятно неповоротливое тело на пол. Лежать гораздо удобней. Потолок завертелся одновременно и по часовой стрелке, и против неё. Плоские лампочки, выемки для карабинов, многочисленные технические отсеки и решётки вентиляции закружились хороводом, вырисовывая причудливые узоры, подсмотренные когда-то в маленький глазок калейдоскопа.

— Сознавайся, родненькая, ела ты шоколад перед выходом?

— Шоколад? Наверно, ты же знаешь, я люблю шоколад, такие маленькие плиточки, с выдавленным узором в серединке. А есть пористые, с небольшими пузыриками. Говорят, какао — одно из первых растений, увезённых человеком в космос. Мне нравится, как пахнут его плоды… Я даже прямо сейчас чувствую этот аромат, представляешь?

— Представляю, родная, представляю. Всё будет хорошо, милая, ты главное потерпи ещё чуть-чуть. Мы почти, мы сейчас. Уже в лаборатории, если всё дело и правда в твоей маленькой слабости, то всё хорошо, мы вытащим тебя.

Сзади что-то рухнуло, звякнуло и громыхнуло, отдавшись в сознании Елены резкими всполохами алых и жёлтых цветов, огненной змеёй взвившихся под несущийся по кругу потолок. И всё погасло, но не мгновенно, а плавно, постепенно затухая, погружая измождённый разум в тягучее чёрное забытиё.

***

— Мать твоя — квазар, Андрей! Не разрушай лабораторию! Ты тянешь время, которого нет! Елена, ты слышишь меня? Лена?! Отключилась. Андрей, шевелись, ну же! Оборудование готово!

Трясущимися руками бортврач собрал рассыпавшиеся склянки и шоколад. Тот самый, что Елена тайно провезла на борт станции. Тогда Андрей не придал значения. Ну, не успела она отправить его на проверку, с кем не бывает! Подмигнула лихо, сказала, что пусть это будет их маленький секрет, и он разрешил. Это же всего лишь шоколад! Чёртов шоколад, который сейчас приходилось препарировать, разбирая слой за слоем. Компьютер быстро проведёт анализ, если причина заражения эта сладость, если именно под этой блестящей упаковкой скрылись проклятые мелкие бесклеточные твари, они будут видны под микроскопом.

— Загружай!

Илья почти выхватил из рук Андрея стекла с препаратами и аккуратно разложил, прицелив электронный микроскоп. Секунда, и машина выдала положительный результат.

— Твою ж, Андрей! Как ты получил должность бортврача, я не понимаю! Хватай носилки.

Как получил? Он уже и сам не знал, только выпустился, сдал экзамены с отличием, думал найти работу поближе, желательно, на одной из заселённых планет, подальше от космоса с чёртовой радиацией и вирусами. Но всем нужны специалисты с опытом работы. Вот и пришлось лететь на маленький Рим, работа плёвая, считай, помощник санитарного инспектора, знай выполняй инструкции и мотай опыт на ус и в трудовую, а потом можно уже и нормальную работу найти.

И даже с этим Андрей не справился. Один раз, чёртов шоколад! Надо же было именно ему, ну что стоило не пропустить тогда, отправить обратно, чтобы проверили, получила бы Елена свой сладкий наркотик через полгода, и ничего этого бы не было. Почему тогда ему это не пришло в голову?

Без конца Андрей корил себя, помогая Илье волочь носилки по коридору. Они погрузили набор первой помощи и хорошо экипированы, так чтобы точно не заразиться. Ходить в защите было неудобно, казалось, они идут невероятно медленно, что Рим из маленькой станции вдруг стал огромным, а коридор до стыковочного отсека растянулся на несколько световых лет.

Но вот нужный люк. Плотно загерметизированный сейчас, но один сигнал капитану, и путь открыт, и они смогут спасти Елену.

Андрей бросился к смотровому окну. Лена лежала тряпичной куклой, брошенной уставшим от игрушки ребёнком. Слишком расслабленная, голова повёрнута вбок, полузакрытые глаза кажутся мутными стекляшками. Датчики скафандра предательски молчат, не фиксируя даже слабое сердцебиение.

— Открывай! Чего ждёшь? — не выдержал Андрей.

Медленно Илья опустил носилки, снял с плеч сумки и так же тихонько положил их на пол. Мысли перемешались, с трудом вспоминались инструкции. Илье захотелось сорвать люк с петель, кинуться к бездыханной Елене и попытаться привести её в чувство, не слушая голос разума.

Но он не мог.

— Капитан, приём.

— Слушаю вас, санинспектор.

— Запрашиваю дезинфекцию температурой в стыковочный отсек номер три.

— Причина.

— Заражённый больной без признаков жизни. Реанимация невозможна.

— Принято. И, мне жаль, Илья, Андрей. Елена была отличным инженером… и другом.

Резким движением, так чтобы бортврач не успел опомнится, Илья отдёрнул его назад и закрыл смотровое окно спиной.

«Незачем ему глядеть на это. Пусть лучше запомнит её живой и здоровой.»

На несколько минут отсек позади превратился в пылающий крематорий, уничтожая всё органическое, не способное выдержать высокую температуру, испепеляя себя изнутри дочерна. После останется только протереть сантиметровую сажу, но этим займётся тех персонал. За оборудование можно не беспокоится, оно специально рассчитано для таких случаев.

А вот скафандр полопается, оплавится и сгорит вместе с трубками, датчиками и телом.

***

Двадцать четвёртое декабря четыре тысячи пятого года.

Андрей отстранён от работы и улетит вместе с Ремом обратно, капитан уже подписал приказ об увольнении.

Признаться, при всей моей неприязни, последнее, о чём я подумал, это о том, что Андрей нарушил правила. В моей голове вертелась тысяча вариантов: от скрыто протекавшей инфекции до теракта (фанатики Сообщества Конечной Вселенной и не на такое способны); но чтобы столь грубое нарушение от человека, занимающего пост бортового врача…

Елена, дался тебе этот шоколад! Эта станция стала невыносимо тесной и душной без тебя.

Окончание рассказа >> Эскулап (2 часть. Конец)

У меня с болью особые отношения, знаете, такое не замечается специально. Просто вдруг однажды, лет в десять или одиннадцать, славным летним днём, когда повсюду жужжат пчёлы, верно нудят что-то на своём о пыльце или о мёде, или ругают трутней — неважно. Важно, что день летний, значит каникулы, и мама смело отпустила меня погостить у подружки в саду. И как все дети, большую часть времени мы играли или охотились на спелую клубнику в огороде. Это городским кажется, что только стоит в сад выйти, ягоды сами начнут прыгать тебе в рот, а на деле придётся сидеть на корточках, чувствуя, как ноги постепенно немеют от недостаточного кровообращения, но чашка всё никак не хочет наполняться клубникой, а под листьями сплошная зеленобокая уродина. И когда встанешь, наконец, отряхнёшься, как бывалый дальнобойщик, попинаешь ногой грядку, почувствуешь лёгкое покалывание, ползущее вверх от ступни.

Постойте! Это не то покалывание вовсе, это цепкие лапки уховёртки дерут кожу. Уховёртки ужасно тяжёлые, а стряхнуть их так же сложно, как клещей, но главное не паниковать, не раздавить насекомое, испачкав ладонь коричневой гадостью, а лёгким щелчком отправить пассажира обратно в траву.

Но все радости детской жизни омрачала необходимость работать. Нет, никто не заставлял двух сопливых девчонок пахать на огороде не разгибая спины от рассвета и до заката, нам доставалась в основном всякая мелочёвка: полив, кормление глупых куриц, уборка кроличьих клеток и обязательные сеансы поглаживания их обитателей. Дважды в день.

А иногда ещё приходилось быть на побегушках у пожилых хозяев дачи. И я никогда не отлынивала, всё же клубнику нужно отрабатывать.

Не сказать, что работа особенно утомляла, физически не было ничего сложного, но духом в это время я вовсе не стояла между грядками или на пасеке, мысли мои были где-то в далёкой, ещё неизведанной и никем не открытой стране. Ну откуда мне в десять или одиннадцать лет было знать, что всё-то до меня меня уже открыли, что для первопроходцев оставили только морское дно и космос?! Тогда я стояла окрылённая, глядела куда-то сквозь яро орудующих лопатами старичков, растаскивающих свеженький навоз.

Машина, полная натуральных удобрений, только отъехала, и моя задача была лишь в том, чтобы прийти к куче с тачкой, подождать, пока её наполнят, и подвезти всё добро к клубничным грядкам. А дальше несколько минут ожидания. Только знай, наклоняй тачку время от времени всё ниже, да так пока её край не войдет в землю на сантиметр.

Стою я, грежу наяву, заодно размышляя: о чём же так много жужжат пчёлы. А тачка всё ниже, ниже, ниже. И вот вовсе теперь не я её держу, а она меня. Облокотившись сверху, я любуюсь трудолюбивыми пожилыми людьми, думаю, буду ли я к их годам такой же морщинистой и бойкой.

Взмах рукой, мол, давай, укатывай отсюда. Я меняю позу, берусь за ручки тачки и начинаю приводить её в нормальное положение. Только вот понимаю, что чего-то она тащит за собой мою ногу чуток. Наверно, сланцу зажевало, беспечно решаю я, и рывком, чтобы уж точно оторвать, что там застряло, вытаскиваю край тачки прямо из своего собственного большого пальца.

Чувствую, как сланцу наполняет теплая жижа, а в голове только одна мысль про столбняк, тогда я была уверена, что любая проткнувшая тебя железяка непременно заражена этим самым опасным столбняком, и, вероятно, тебя ждёт долгая и мучительная смерть или ампутация.

Растерянно я опускаю глаза и натыкаюсь на сплошное месиво, мне кажется, что если я чуть двину ногой, половинка большого пальца, та которая с ногтем, просто отвалится, покатиться и затеряется где-то среди неспелых ягод.

И никто вокруг не понимает, чего это я встала, как вкопанная.

Но поразил меня вовсе не вид собственной обезображенной конечности, а совершенное отсутствие боли, ощущения были схожи с чувством цепких лапок, тысячи маленьких цепких лапок, топчущихся на одном и том же месте. На пальце моей ноги.

Я девочка взрослая, самостоятельная, не зря мама разрешила мне поехать в гости к подруге. Наверняка, если я вернусь не целиком, не видать мне больше этих сладких вылазок.

Потому я молчу. Помогает и то, что мне не больно. Только страшно: угроза столбняка никуда не делась.

Нагибаюсь, срываю тут же подорожник — он же лечебный, от самых страшных болячек спасает и от бородавок. Или от бородавок жёлтый чистотел? Не суть. Листиком стираю кровь, размазывая её вместо этого повсюду. И чую, палец-то целый! Вот я в ноготь прямо себе тыкаю, создаётся лёгкое давление, и оно говорит о том, что сигнал от пальца поступает мне в мозг. Пробую подвинуть. Точно цел! Только противно щиплется. А ещё рваные края мерзко топорщатся в разные стороны. И что-то внутри шевелится, хлюпает.

Меня уже окружили вытянутые лица.

Вероятно, они ждали, что я заплачу или вроде того. Но в тот момент, глядя снизу вверх на растерянных взрослых, ловя на себе их напуганные взгляды, я поняла, что пчёлы на самом деле жужжат просто так, потому что могут и потому что это их единственный способ вербального общения.

Мой палец разорвало тысячей тысяч уховёрток. Их составленные из члеников ножки, вооружённые мелкими острыми коготками прокалывали мою порванную кожу и тянули её вверх снова и снова. Я была уже согласна и на ампутацию, и на столбняк, лишь бы цепкие лапки успокоились и перестали терзать ранку.

Но мама ни за что не отпустит меня больше никуда, ни на дно морское, ни в космос, если я сейчас разревусь. Так что стиснув зубы, смахнув выступившие было слёзы, я резко встала и, набрав в грудь побольше воздуха, чтобы голос и не думал дрогнуть, ведь в сказанное неуверенно никто не поверит, отрапортовала:

— Нисколько и не больно!

Предыдущие части: 16, 17, 18.

_______________________________

19

Ничем не заполненное пространство сервера изнутри было похоже на квартиру с черновым ремонтом: пустынно и неуютно. Линда бродила по нему без цели, просто коротая время. Она легко могла изнутри восстановить соединение, но не смела, боялась быть отформатированной, стертой.

Вскоре пустота сервера ей наскучила, и подумав, что сильно ругаться Джон не будет, девушка решила привнести немного уюта. И все, что ей сходу пришло в голову — это воссоздание точной копии квартиры Джона в онлайне. Линда провела в ней много времени, знала там каждый байт, каждый бит, так что скопировать все до мельчайших деталей было совсем несложно.

Когда Джон внезапно появился внутри отрезанного от общей сети сервера, он точно не ожидал увидеть там столь знакомую обстановку. Линда же, довольная, сидела на диване, ожидая реакции.

— Ничего себе! Сама додумалась?

— Нет, подключилась к сети и попросила совета на форуме домохозяек, — не такого корявого комплимента она ожидала.

Обойдя несколько раз квартиру, Джон начал брать в руки различные вещи, разглядывать их и переставлять обратно. Затем вызвал перед собой окно интерфейса. Даже его Линда сумела скопировать, адаптировав сервер для пользователя. Не переставляя удивляться, Джон отметил, что Линда справилась с задачей куда лучше хакеров: в то время, как у них все сыпалось по швам, держалось на честном слове и работало несколько заторможено, здесь, внутри этого сервера, все было практически точно так же, как и везде в онлайне. Хотя никаких программ, кроме Линды, Джон не устанавливал и ничего не настраивал. Выходит, девушка сама все сделала — считай, с нуля. Конечно, и объем работ у нее был несколько меньше, чем у хакеров, но все же.

— Линда, как ты думаешь, стоит нам предложить свои услуги тем ребятам с нелегальным интернетом? Я думаю, твои и мои навыки в программировании им бы вполне пригодились.

— А это не опасно? Что, если нас выследят?

— Обязательно выследят. С тех пор как я только связался с хакерами, это вопрос времени, так почему бы не помочь Тому и другим в их непростом деле?

Про себя Джон отметил, что и сервер Тому лишним не будет. Конечно, дарить просто так он ничего не собирался, и планировал разрешить попользоваться за свободным пространством за определенную арендную плату. Ведь, если верить Моту, живут нелегалы не так уж и бедно. А сам Джон таким образом сможет снять с себя часть расходов, прекратить наконец убиваться на своей официальной работе и начнет работу над…

— Линда, подожди-ка минутку, сейчас я вернусь.

Джон исчез, едва успев закончить фразу.

Появился он совсем не скоро, но все это время Линда следила за тем, как стремительно сокращается место на сервере, не решаясь взглянуть, чем же там занимается ее создатель.

— Готово!

Наконец, Джон вернулся и, схватив Линду за руку, повел к выходу из квартиры. А там, за дверью, им открылся чудесный вид на сад. Посаженные рядами деревья только-только расцвели, радуя глаз белыми цветами, чудно выделяющимися на фоне зеленой листвы. Над головами высоко простиралось небо, ослепляя чистой лазурью.

— Я использовал стандартные модели, они меня не совсем устраивают, но на первое время пойдет, как думаешь?

Джон взглянул на Линду. Та зачарованно оглядывалась вокруг, в ее глазах словно загорелись маленькие огоньки. Неестественно яркие и выдающие ненатуральность всего происходящего.

— Линда, а ты можешь заплести волосы в косу? — спросил Джон, прикидывая, как избавиться от этих искусственных бликов в глазах девушки и сделать ее взгляд более живым, похожим на тот, что он видел у настоящей Линды.

— А, да, конечно!

И светлые густые волосы тут же сплелись в толстую косу. Но схожести с оригиналом это не прибавило; напротив, теперь Джон явственно видел, как сильно его Линда отличается. Как отличается этот смоделированный яблоневый сад от настоящего, живого, в котором дышит каждый листик, а каждый лепесток на цветке поражает своей уникальностью.

Ужасно было признаваться в этом самому себе, но Джон понял, что никогда не сможет повторить в онлайне все то, что ему так понравилось снаружи капсулы. Всегда и везде он будет видеть только определенный набор данных, что занимает место на сервере. Теперь он был точно уверен: ничего настоящего в мире онлайна нет и никогда не было.

20

Снова и снова Джессика прокручивала в голове последние разговоры с Мэри, пытаясь понять, как раньше она не заметила подмену. И как цинично фальшивка, называющая себя сестрой, манипулировала ей — даже сделала вид, что хранит их общие детские воспоминания! Но в этот раз Джесс не даст себя обмануть. Кто бы ни прикидывался Мэри, она все ему выдаст прямо в лицо.

Набравшись смелости, Джессика дала интерфейсу команду вызвать Мэри Лонг.

Абонент откликнулся очень быстро. Можно было подумать, что он ожидал вызова.

— Здравствуй, Джесс.

Мэри выглядела, как всегда, мило и приветливо. Даже сейчас, когда она совсем не улыбалась, лицо ее сияло так, словно было создано для того, чтобы привнести в этот мир немножко света и доброты.

Неожиданно даже для самой себя, Джесс стремительно подскочила к сестре и с размаху ударила ее ладонью по лицу. Она совсем не хотела этого делать, но не смогла стерпеть, увидев, как кто-то столь хладнокровно и нахально нацепил на себя аватар самого родного и близкого для Джесс человека, которого теперь уже и нет живых.

— Кто ты?!

…Она ведь даже не смогла нормально проститься с сестрой, веселясь вместо этого в компании ее липовой копии.

— Я Мэри. Мэри Лонг. Твоя сестра-близнец.

Мэри выглядела спокойной. Не нужно было быть психологом, чтобы понять: она готовилась к этому разговору. Пощечина не оставила следа на ее щеке. Все верно, ведь в онлайне нет боли. От этого Джесс стало еще горше.

— Не ври мне! Я видела ее капсулу! Точнее то, что от нее осталось. Там даже невозможно отделить плоть от обугленного пластика! Все сгорело! Сгинуло! — под конец фразы голос женщины сорвался, она заканчивала свою речь через силу, будто боясь, что слова обретут силу, если произнести их вслух, и станут неправдой, забудутся, если продолжить молчать. — Мэри мертва! Мертва...

— Я жива. Я стою здесь, прямо перед тобой.

— Ты программа! Или просто другой человек, получивший ее аватар! Но ты точно не моя сестра. Ты фальшивка. У тебя не получится водить меня за нос и дальше. Сыграла на моих чувствах? Чудесно, молодец, браво! Но больше тебе незачем прикидываться Мэри. Я тебя раскусила!

— Я не другой человек и не программа. Да, моя капсула сгорела, но, послушай, Джесс…

Почувствовав, что собеседник сейчас отключится, Мэри начала тараторить, чтобы успеть сказать все.

— Меня переписали. Вот так запросто! Сохранили на диск. Всех нас, чьи капсулы сгорели. Мы все живы, и я жива.

— Замолчи! Я не хочу ничего слышать от тебя. Ты мерзкая копия и ничего больше.

Джесс медлила, не отключалась. Она хотела услышать больше, хотела поверить словам сестры, понять ее и принять, однако отринула все эти порывы — отрезала, как отрезают ногу или руку, пораженную гангреной. Ее сестры нет. И точка.

— Моя память, мои чувства, мои мысли — все это сохранилось. Не смей называть меня копией! Я живу и прямо сейчас говорю с тобой, — Мэри обиженно раздувала ноздри, а ее верхняя губа слегка выдалась вперед, как это обычно бывало в те редкие моменты, когда она выходила из себя.

— Даже если ты считаешь себя живой, это не так. Все, что делало тебя живой, все сгорело. Твое тело сгорело, а все, что от него осталось — это куча сажи на полу злосчастного блока.

— Если ты думаешь, что по-настоящему живой тебя делает твое тело, то почему ты так легко бросила его лежать в капсуле без движения на долгие годы? Каким образом оно формирует тебя как личность? Ты его ведь даже не чувствуешь его больше! Точно так же, как и я.

— Ты просто набор данных на сервере. Возможно, ты утешаешь себя мыслью, что тело не так уж и важно, но это ложь. Мэри, ты лжешь сама себе!

Джесс замолчала. Она вовсе не хотела называть того, кто сейчас стоит перед ней, именем сестры, но слова вырвались сами собой, и обратно их было уже никак не забрать. Дальше продолжать разговор было невозможно. Все пошло совершенно не так, как Джессика запланировала. Ей было слишком больно и сложно говорить и не хотелось, чтобы кто-то сейчас видел ее слабость.

Вызвав интерфейс вновь, Джессика вернулась к себе, а затем внесла контакт «Мэри Лонг» в черный список.

________________

Вы такие молодцы, прочитали уже целых 143 336 знаков (с пробелами), а это три с половиной авторского листа.
Спасибо вам, что вы все еще со мной!

А пока следующие части "Земли живых" редактируется и готовятся к публикации, вот затравочка к следующему моему проекту, просто так, чтобы вы не скучали. Я вот не скучаю, пишу в поте лица, в буквальном смысле, лето же, на дворе жара, а я у компа загораю)

Арён

Голова звенела колоколом, и всё тело вторило ей, отдаваясь болью. Дышать было трудно, будто грудь сдавили железными оковами. Я закашлялся, выплевывая землю и траву. Попытался подняться, но боль в груди не унималась. Дрожащей рукой я ощупал рёбра, вроде, целы, но что-то липкое, тёплое осталось на пальцах. Я ранен! Вновь попытался встать, не вышло, но в этот раз сумел хотя бы приподняться.

— Эй! Ты жив?! Вставай! Не время валяться!

Чьи-то сильные руки легко усадили меня. Я разлепил глаза и увидел перед собой крепкого юношу в зелёном поксаме. Он стер грязь с моего лица.

— Где я? Кто ты? — в глазах двоилось, но с каждой секундой зрение улучшалось.

Ответом мне был разноголосый птичий крик, словно гаркнула огромная стая ворон, подхваченная ураганом.

— Не время разговоров! Вставай и помоги мне!

Юноша развернулся и схватился за меч, готовясь атаковать. Всё ещё не понимая, что происходит, я постарался оглядеться. Солнце слепило глаза, смотреть куда-то кроме земли было невозможно больно. Возле меня валялся разломанный на две части лук, тетива была цела. Рядом лежал полный колчан стрел. Ремень на нем лопнул, протягивая ко мне свои кожаные обрывки. Я понял! Это мой лук и мой колчан! Осознание искрой осветило мой разум, а затем снова темнота. Я не помню кто я, откуда я, где я и что мне нужно делать.

Грай тысячи птиц вновь пронзил воздух острым лезвием. Ни одно вороньё не может орать столь громко.

Щурясь, я посмотрел на небо. Вовсе не солнечный свет слепил глаза. Сияние исходило от огромного и очень странного дракона. Его извивающееся змеиное тело было покрыто отнюдь не чешуей, а золотыми перьями, и вместо зубастой пасти чудовище венчала огромная петушиная голова. Дракон часто разевал клюв и верещал, его тело билось в агонии. Он умирал.

— Вставай же! — повторил юноша в зелёном одеянии и оголив меч ринулся к дракону.

— Не нужно! Он и без того умирает! — крикнул я, но не успел.

Взвившись высоко в воздух неимоверным прыжком, воин полоснул чудовище по животу, но тщетно, на драконе ни осталось ни царапины. Развернув свою уродливую голову, монстр кинулся в ответную атаку. В гневе блеснули его глаза — бусины.

«Надо его ослепить!» — понял я.

Боль постепенно уходила, кровь остановилась, я поднял колчан и кое-как наскоро повязал себе на спину. Сломанный лук был бесполезен. Схватка в небе продолжалась: удар разозлил куродракона, теперь он яростно нападал, щёлкал клювом и верещал, усиливая с каждым разом напор. Воин уворачивался и отбивал удары, но видно было, что ему даётся это всё сложней.

Внизу под ними среди обломков разрушенного колодца лежал десяток тел, по одежде было понятно — селяне. И только один из трупов выделялся своей массивностью. То был кузнец. Бросившись к мертвецу я обнаружил в его руках удивительно тонкой работы лук. Но сейчас было не до любования. Я выхватил из колчана стрелу и вскинул лук, метясь дракону в левый глаз. Мгновение, и со свистом рассекая воздух стрела попала прямо в цель. Монстр заорал громче прежнего, выгнув тело кольцами. Тогда я вскинул лук вновь и выстрелил в оставшийся глаз. Ослеплённое чудище заметалось, ушло высоко вверх, а затем спикировало на землю, вспахав её своей огромной петушиной головой. Воин не стал ждать второго шанса, с криком он бросился к дракону и со всей силы вонзил меч в брюхо. Наконец лезвие испило крови, пробив золотую броню. Куродракон издох, испустив полный боли вопль. Его ярко-золотое оперение угасло, утратив прежнее сияние.

Но это было ещё не всё. Из вспоротого нутра дракона показались тонкие девичьи ручки, а затем маленькое личико, изуродованное птичьим клювом, заменившим человеческий рот и нос. Воин даже не удивился, только ближе подошёл к туше мёртвого чудища, а девушка как ни в чем не бывало встала в полный рост и поклонилась. Красный хварот, в который она была одета, выдавал её высокое происхождение. Такое свадебное одеяние под стать только невесте косогана.

— Вы в порядке? — воин подал руку, чтобы помочь девушке спуститься.

Молчаливая и красивая настолько, что небеса потемнели от зависти, она кивнула и покорно приняла помощь. Даже клюв не портил черты прелестного лица. Девушка была совершенно чистая: ни на глади вороных волос, ни на шёлке свадебного одеяния — нигде не было видно ни капельки крови монстра, из бока которого она только что вышла.

— А вдруг она демон! — предостерёг я и прицелился.

— Дурной! Опусти лук! Эта дева назначена в жёны королю Пак Хёккосе! Меня послали сопроводить её.

Первое впечатление меня не обмануло. Невеста косогана! Я бросил и лук и упал на колени, опустив голову к земле.

— Прошу прощения, я не знал.

— Она не ответит тебе, нема из-за клюва. Вставай, — воин подошел ко мне и подал руку, — Нужно обработать твои раны. Ты спас мне жизнь! Можешь звать меня Ким Чхоль.

Я хотел представиться в ответ, имя моё крутилось на кончике языка, но никак не хотело быть произнесённым вслух. Я попросту не помнил, как меня зовут.

Прекрасная невеста между тем плавно, словно по воздуху, подошла к нам, коснулась тонкими пальцами моей раны, и боль окончательно покинула тело. Фарфоровая кожа девушки залилась золотым сиянием. Пара секунд и только пятно крови на одежде напоминало мне о прежней ране.

— Я назову её Арён, по имени колодца, из которого явился породивший её куродракон. Всё, как было предсказано, — произнес Ким Чхоль, — А как звать тебя, спаситель мой?

— Ли Тхэ Чжо! — сорвалось с моих уст, стоило только воину спросить.

Возможно, излеченный Арён, я начал вспоминать. Вот только кроме собственного имени мне пока ничего не открылось.

— Ли Тхэ Чжо, не поможешь ли мне сопроводить прекрасную Арён ко дворцу в крепость Вальсон? Сдается мне, что путь будет не из легких.

— Я с великой радостью присягну невесте Пак Хёккосе и буду защищать её даже ценой своей жизни! — снова мой голос обгонял разум, словно слова эти принадлежали и не мне вовсе, но я обязан был сказать сейчас именно их.

Нападение

Солнце близилось к закату, последние его лучи ласкали Сораболь. Я странным образом знал название страны, помнил как пользоваться луком, как сделать новые стрелы, развести огонь и охотиться, как следует говорить, и что на престоле сидит юный косоган Пак Хёккосе — посланный нам свыше государь. Но странное чувство терзало меня изнутри. Этот мир был не моим, я не принадлежал ему, эти горы, виднеющееся вдали, море и даже трава под ногами — всё выглядело знакомым, но чуждым.

На привале я молча разглядывал доставшийся мне лук. Его древко было украшено резьбой: на плечах симметрично красовались два смотрящих друг на друга дракона. Обычных, покрытых чешуёй и без уродливых петушиных голов.

— Вот, возьми, — Ким Чхоль протянул мне кисет полный золотых перьев. — Хотел на память оставить, но тебе на стрелы нужней, я и не сомневаюсь, что они обладают волшебной силой.

— Благодарю, — я принял перья и тут же решил подготовить их.

Прежде они казались мне прочными, как металл, но видимо, сорванные с умершего куродракона, потеряли часть магической силы. Мне легко удалось рассечь их и подрезать как нужно. Золотые перья, словно сами, волшебным образом садились на стрелы под нужным углом, так что даже с подгонкой возиться не пришлось. Однако закончил я лишь тогда, когда на небе зажглись миллиарды звёзд.

Арён мирно спала у тлеющего костра. Ночи сейчас теплые, потому даже на голой земле ей не должно быть холодно. Ким Чхоль сидел спиной прислонившись к дереву.

— Ложись, сменишь меня на посту через пару часов, — сказал мне воин, и я решил послушаться.

До крепости Вольсон иди ещё целый день, нужно запастись силами. Я перебрался поближе к костру и лёг напротив Арён. Усталось от пережитого быстро дала о себе знать, сморив меня глубоким сном без сновидений.

Проснулся от странного ощущения опасности. Вокруг было всё ещё темно, но угли костра окончательно остыли. Скорей всего я спал более часа. Ким Чхоль всё так же сидел оперевшись, увидев, что я не сплю, он приложил палец к губам. Значит, нужно быть тихим. Я медленно перевернулся, стараясь как можно меньше выдавать себя, и потянулся к оружию.

Дальше всё происходило быстро, как это обычно и бывает в бою. Один из нападавших приземлился позади Арён, скорей всего, спрыгнул с дерева, ещё четверо обступили наш маленький лагерь и начали сужать кольцо. Ким Чхоль вскочил мгновенно, его меч был уже наготове, мертвенным светом блеснуло лезвие, нанося смертельный удар, ломая выставленный в защиту длинный тонкий клинок, разрубая его хозяина надвое. Перекатом я увернулся от нападения, ринулся к Арён прямо через угли, чтобы собой загородить её. Оперённые золотом стрелы зазвенели, чувствуя кровь, я выхватил одну из них, и всадил в шею противнику, даже не запрягая в тетиву, голыми руками. И пинком повалил мертвеца, чтобы хлынувшая кровь не запачкала хварот. Следующая стрела уже была готова, лук натянут и осталось только прицелиться. Ощущая чью-то силу, направляющую мою руку, я выстрелил. Легко пронзив ближайшего врага, стрела не остановилась, она изменила траекторию, золотой молнией метнувшись в схватившегося с Ким Чхолем. Воин удивленно посмотрел на внезапно рухнувшее тело своего врага и тут же кинулся к последнему нападавшему. Быстрый выпад, тишина и мертвецов стало пять. Спрятав меч, Ким Чхоль поднял одну из моих стрел.

— Это оперение и вправду волшебное.

— Не оперение, Арён помогла, она направила стрелу.

Девушка согласно кивнула. Сколько сил кроется в этом красивом теле, но она точно не демон, я в этом полностью уверен. В её магии нет ничего темного и злого. Её силы, как воды чистой реки, умывают, успокаивают, исцеляют и направляют.

— Войны Хань — Ким Чхоль брезгливо перевернул ногой одно из тел, — Откуда только прознали, что мы здесь.

Он говорил верно. Люди из Империи Хань не стали бы праздно шляться по лесу, странно и то, как они выждали ночи…

Ложиться снова спать мы не стали, почти сразу двинулись дальше. Рассвет уже разогнал темень, позволяя нам спокойно выйти из леса.

Арён двигалась очень ловко для девушки, она легко ступала по земле, почти не оставляя следов. Я мог поклясться, под её ножкой не хрустнула ни одна веточка, не сдвинулся ни один камушек.

Мы набрели на деревню к полудню. Заслышав издалека голоса женщин, видимо, с полей, я попросил остановиться.

— Люди могут подумать что-то не то, когда увидят Арён.

Выслушав меня, Ким Чхол задумался, замерев в какой-то неестественной позе: слишком статичной для нормального человека. Мне показалось, он даже перестал дышать на какое-то время.

Не дожидаясь его реакции я оборвал рукав ханбока и жестом показал его Арён. Из-за молчаливости этой девушки, мне и самому не хотелось ничего говорить вслух, обращаясь к ней.

Арён кивнула и слегка наклонила голову. Волосы девушки были собраны причудливыми шпильками, украшенными драконами и цветами. Создавалось ощущение, что легендарные создания вздремнули в райском саду. С помощью пары шпилек попроще мне удалось закрепить лоскут так, чтобы он закрывал клюв. По цвету ткань никак не подходила к наряду невесты, но зато теперь мы можем не опасаться, что девушку закидают камням, приняв за демона.

— Если кто-то осмелится поднять руку на Арё…

Наконец-то ожил Чхоль, потянулся к своему рукаву, но не договорил, уставившись на меня.

— Почему ты… ладно, проехали…

Воин показался мне очень раздосадованным и озадаченным одновременно. Он вдруг резко развернулся к нам спиной и зашагал в сторону деревни. Я отстал, соображая что, как и на чём мы проехали. Очень чудное выражение.

_____________________________________________________________________________________________________
Не сердитесь, что впрягаю вас в очередную "сантабарбару", и не думайте, что это всё как-то стопорит работу над "Землей живых".

"Это не мой мир" — параллельный проект, гораздо меньший по объему, чем земля.