MagFafnir

Только родившись, Шурка сразу понял, что жить не так-то уж и просто. Да и родился он не в теплой квартире на чистой простынке, а в каких-то кустах на голой, но теплой земле.
Темно поначалу было, страшно. Звуки разные, шорохи, запахи резкие. Крики иногда, да лай от которого сердечко билось, как бешеное. Шурка тоже кричал в первое время. Кричал, когда холодно было, кричал, когда кушать хотелось, кричал, когда натыкался на что-то мягкое и дрожащее. Кричал и успокаивался, когда мама приходила и начинала колыбельную петь. Сладкую такую колыбельную. Как молочко, которое Шурка с боем отбивал у чего-то мягкого и пищащего. Это потом он понял, что не один был. Были и братья, и сестры. Все, как один. Мягкие, дрожащие, крикливые и полосатые.
А потом темнота рассеялась, и Шурка увидел мир. Мир был прекрасным, а Шурка еще очень маленьким, чтобы это понимать. Тогда он еле ползал, а видел лишь одни кусты, да колючий репей, который потом мама вытаскивала, когда возвращалась вечером. Но любопытство Шурки было уже не унять, и пока его братья и сестренки спали, свернувшись в маленькие клубочки, Шурка бегал по зарослям, гонялся за странными, резко пахнущими жуками, да гудящими пчелами, пытался лапой сбросить прицепившийся репей, а потом возвращался к родному кусту и ждал маму. Но в один из вечеров мама не пришла. Не пришла она и на следующий день.
Шурка было начал плакать, но потом уснул. Спал он тревожно, изредка просыпался от странных рокочущих звуков, а потом снова засыпал. Пока однажды не проснулся и не увидел, что остался один. Были лишь резкие запахи, щекочущие нос, которых он еще не встречал, и холодная земля в том месте, где еще вчера спала его семья.
Шурка не стал плакать и искать их. Вместо этого он грустно посмотрел на родной куст, а потом, задрав хвост трубой, отправился вперед, даже не оглянувшись. Лишь раз он оглянулся, посмотрел на доставучий репей, прицепившийся к хвосту, тихо мяукнул и побрел дальше сквозь кусты и высокую траву.
Голодно было, но Шурка быстро привык. Он ловил ящериц, которые частенько смотрели на него, открыв рот. Ловил полевых мышей, которые поначалу ловко обманывали наивного охотника. И долго смотрел на солнце, пока оно не скрывалось за горизонтом. Тогда, немного отдохнув, Шурка шел дальше.
Теперь его не пугали жуки и пчелы. Да и на резкие звуки он тоже внимания не обращал, пока однажды не испугался так сильно, что чуть на месте не умер. Виной всему была большая собака, которая носом ткнула Шурку в бок, и из-за чего он отлетел в ближайшие кусты. Но Шурке не было страшно. Была лишь злость на невиданную доселе громадину, которая громко гавкала и скакала вокруг него.
Шурка прижал уши к голове и страшно зашипел. Глаза его сверкали, как угли, а острые когти, чуть обломанные, раз за разом пролетали в опасной близости от собачьей морды. Шурка не боялся, страх давно прошел. Остался лишь бешеный стук сердца и жуткий противник, который вдруг отскочил в сторонку при виде еще большей громадины. Тут уж Шурка не стал дожидаться чего-то, а сразу решил юркнуть в кусты, но не успел. Его подхватили руки. Шершавые, грубые руки, которые пахли сладким молоком. Не таким, как у мамы, но молоком. А потом Шурка услышал голос.
- Ишь дикий какой, - рассмеялся голос, а Шурка вдруг понял, что ему ни капельки не страшно. Он даже подставил мордочку под шершавый палец и замурлыкал. Тихонько замурлыкал. Он же дикий, а дикие так просто на ласку не реагируют. Шурка лишь слабо вздрогнул, когда голос резко и грозно произнес, - Фу, Волчок! Не видишь, маленький? Боится тебя, маймун.
- «Ничего не боюсь», - подумал Шурка, поняв, что ругают не его, а собаку, которая на этот раз ласково лизнула его в нос, заставив громко чихнуть.
- Подружились? Чей же ты такой? – спросил голос. Шурка внимательно посмотрел на человека, который, в свою очередь, смотрел на него. Это была старушка. Крепкая, полноватая, загорелая. С милой улыбкой и серыми глазами. – Не Тайкиной ли кошки, а?
- «Может, и Тайкиной», - фыркнул Шурка.
- Ладно. Пойдем домой, пока тебя другие собаки не порвали. Молока тебе дам, а там и решу, что делать, - ответила старушка, а потом задумалась, глядя на Шурку. – Как звать-то тебя, дикий? Шуркой будешь?
- «Да я и так Шурка», - подумал котенок, но ничего не ответил, потому что говорить не умел. – «Шуркой и буду».
Так Шурка стал Шуркой. А хозяйку свою, которая его от Волчка спасла, он Любаней звал. Вот просто так. Любаня и все. Нравилось ему это имя. Да и с Волчком он потом подружился и иногда притаскивал старому псу одну-другую полевую мышь, пойманную в огороде. А потом смотрел, как седомордый дуралей гоняет мышей по земле и не собирается их есть. Но Шурка не ругал Волчка. Понимал, что тот старый, а Любаня добрая слишком, чтобы пса выгнать.
К Любане Шурка недолго присматривался. Как та молока ему налила, да еще и хлеба покрошила, Шурка тут же старушку полюбил. Поел все быстро и подчистую, да на колени к ней запрыгнул. И давай колыбельную мурлыкать, пока Любаня не уходила делами заниматься, положив его на кособокий табурет.
Но просто лежать Шурке было скучно. Вот и принялся он все разведывать и разнюхивать. В курятнике побывал, с петухом подрался, к свиньям заглянул, в амбар, где зерно хранилось. Ох и загорелись у Шурки глаза, когда он запах-то мышиный почуял. Понял он, что где-то там, внутри больших колес, наполненных зерном, мыши живут. Настоящие мыши, не полевые на один укус, а жирные, на зерне откормленные.
Долго Шурка в амбаре сидел. Все мышей караулил. Все их норы нашел и грязь, ими оставленную. Слышал он, как они в глубине амбара скребутся, его запах чуя. Слышал, как Любаня его кушать зовет. Но Шурка охотился, а когда охотился, то на мелочи не отвлекался. Подождет молоко, а вот мышь нет. То она есть, а то и нет её. Ждал Шурка. Долго ждал и дождался.
Вернулся он утром и с огромным животом. Запрыгнул по привычке в окно, потом спрыгнул на пол, затем к Любане на кровать. И подарок старушке прямо на грудь положил. Ох и кричала она со страху-то, а Шурка лишь виновато хвостом мотал.
- Ой, Шура! Ой, маймун! – причитала Любаня, держась за сердце. – Ой, напугал бабушку.
- «Если мала, так я потом еще поймаю», - подумал кот, смотря за тем, как хозяйка его мышь на улицу выбрасывать несет.
- Это амбарные, чи, мыши? – спрашивала Любаня, наливая Шурке молока в блюдечко. – Амбарные, точно. Вон жирные какие. Кушай, красота моя. Кушай, да всех их изведи.
- «А как же. Там их много еще», - думал Шурка, лакая сладкое молоко с хлебом. – «И тебе хватит, и Волчку, и мне».
Но мыши скоро кончились, а Шурка новую забаву нашел. Котов чужих гонять, что по дворам лазают. Здоровые это коты были, морды в шрамах. Но Шурка их не боялся. Как перелезет такой через забор, Шурка уже несется и всю дурь из наглеца выбивает. Вой стоит, что аж Волчок в будке лаем заходится, да Любаня с веником бежит. После этих битв у Шурки шрамы оставались, на память. Так Любаня говорила, когда ваткой ему царапины протирала. Шурка шипел, грозился, но Любаню не кусал. Знал, что хозяйка ради него старается. Вот и ворчал немного, по-хозяйски.
- Ой, Шура. Ну разодрали тебя. Чуть глаз не выбили, - причитала Любаня после очередной драки.
- «Не выбили же. Зато больше не полезет», - мурлыкал Шурка, когда старушка его за ухом начинала почесывать. Любил он эти моменты и ждал их всегда.
Только Любаня сядет вечером на лавке во дворе, а Шурка уже бежит. Мяукает, об ногу трется, да на руки просится. И мурлычет потом, когда Любаня ему шейку чешет. Мурлычет и на калитку смотрит. Вдруг мышь пробежит, или кот приблудный. Но тихо всегда было вечерами, прохладно. Дремал Шурка, нежась под шершавыми пальцами Любани, да о прошлом думал. Как он без неё жил бы? Так и ловил бы мышей полевых, да ящериц, кабы не Волчок. Да и не жизнь бы то была, а так… выживание. Без молока, без Волчка и без Любани.
А одним вечером Любаня грустная сидела. Шурка мяукнул было, а старушка лишь слабо улыбнулась. Даже Волчок помалкивал в будке и не ворочался. Страшно стало Шурке, волнительно. Он и об ногу потрется, и в глаза заглянет, и лапкой руку тронет, а Любаня, как сидела, так и сидит, вдаль смотрит. Потом только сказала, что за кручина у неё.
- Крыса, Шурка, - вздохнула она, почесывая кота за ушком. – Цыплят таскает. Уже пятого утащила. И нору ж ей забила, и отраву засыпала, а ей хоть что.
- «И на крысу найдем управу», - мурлыкнул Шурка, посмотрев Любане в глаза.
- Наглая стала, жуть. Днем уже в курятник лазает. Пришлось цыплят в дом забрать, а иначе всех утащит, гадина.
- «Больше не утащит», - подумал Шурка и спрыгнул с колен старушки. – «Не утащит, Любаня. Уж я позабочусь».
Долго Шурка эту крысу караулил. Это вам не мышей глупых и жирных ловить, которые в стены врезаются. Крыса хитрая была и огромная, все время Шурку обманывала. Только кот за ней припустит, как она в щель между курятником и свинарником шмыгнет и пищит насмешливо, кота ругая. Долго Шурка её караулил. И подкараулил однажды.
Ночью это было. Любаня спала уже, Волчок в будке брехал на редкие машины, которые мимо дома проезжали, да куры квохтали на насесте. Не видел никто, как на крыше Шурка сидит и вниз смотрит. Неподвижный, как камень. Только шерсть на загривке слабо колышется, да хвост резко из стороны в сторону скачет.
Не пошевелился кот даже тогда, когда крыса из щели выскользнула. Не пошевелился, когда она в курятник прошмыгнула. Но сразу сорвался с места, когда потревоженная курица раскудахталась, а за ней и остальные.
Замер Шурка на пороге. Стоит и на крысу смотрит, а та на него глазами блескучими. Посторонится чуть, Шурка тоже. Вперед чуть пробежит, Шурка тоже. Даже петух старый молча на насесте сидел и пошевелиться боялся. Знал, старый, что сейчас добрая драка будет.
Шурка кинулся на крысу без предупреждения и воя. Молча выпустил кинжалы из мягких лапок, уши прижал, зубы оскалил и вперед бросился. И крыса на него кинулась. Поняла, гадина, что не скроется уже. Выход один был из курятника и выход этот Шурка закрывал. Тогда от воя кошачьего все собаки на улице лаем зашлись и Любаня на кровати подскочила.
Долго Шурка с крысой бился. Никак поганая подыхать не хотела. Дважды она его своими зубами доставала, а там где достала, кровь текла. Извернулась крыса и отхватила Шурке кусочек уха, но кот начеку был и мощным ударом лапы опрокинул её на спину и впился клыками в горло. Заверещала тут воровка, принялась вырываться, но Шурка крепко её держал, пока не задохнулась она и не обмякла. Но и тогда кот не бросил добычу.
Принес он её испуганной Любане, возле ног бросил, а потом в огород убежал. Силы восстанавливать. Только коты и собаки знают особые травы, что раны быстро заживляют. Поваляются в них, погрызут немного, два дня полежат и здоровы. Шурка тоже знал такие места. Знал и то, что только эти травы его от клыков крысы спасти могут.
Он вернулся через неделю. Худой, шатающийся и весь в шрамах. Но нашел в себе силы, запрыгнул к Любане на колени, свернулся калачиком и уснул. И спал так крепко, как никогда не спал. А Любаня ему не мешала. Лишь воду меняла, да молоко с хлебом разводила постоянно. Шурка проснется, чуть поест, воды попьет и снова спать. Долго он от той битвы отходил, но все-таки вернулся. Вернулся слепым на один глаз, без куска уха, с подранной мордой и боком.
Любаня его больше не ругала, если Шурка случайно блюдце с молоком опрокинет или спать на пороге ляжет. А ночью улыбалась, когда Шурка к ней приходил. Запрыгнет ей на грудь, когти вытащит и мурчит, пока не заснет окончательно.
Долго Шурка жил у Любани. Так же на мышей охотился в амбаре, Волчку их приносил, да по старой памяти в курятник заглядывал, чтобы крысиный дух не пропустить. Больше никуда Шурка не ходил, да и незачем ему это было.
Уляжется на лавочке и дремлет, иногда окидывая рассеянным взглядом двор. Даже коты чужие перестали его донимать. Шурке достаточно было посмотреть и протяжно мяукнуть, как от незваных гостей только запах и оставался.
Зимой Шурка дома ночевал, лишь изредка на прогулки выбираясь, а летом к Любане дети и внуки приезжали. Они восхищенно разглядывали старого кота, чесали его за ушком, а Шурка снисходительно мурлыкал и показывал внушительные когти, которые так и не потеряли своей остроты.
- Матёрый, - уважительно говорил сын Любани, поглаживая кота по спине.
- «Матёрый», - соглашался Шурка, наслаждаясь ласковыми прикосновениями.
- Еще какой матёрый, - поддакивала Любаня. – Всех крыс у меня извел, мышей в амбаре, да и котов чужих гоняет. Хозяин.
- «Нет, Любаня. Ты хозяйка», - фыркал Шурка. – «А я матёрый».
Однажды Шурка заболел. Ни молока с хлебом не ел, ни к воде не прикасался, ни на ласки не отзывался. Ляжет на кровати, свернется клубком и смотрит на Любаню. Долго смотрит, пронзительно. И слабо мурчит, когда к его шее прикасаются знакомые, ласковые руки. Хоть и плохо ему было, ничего не показывал Шурка. Но Любаня сама все видела.
- Что такое, Шура? – спросила она, когда кот из последних сил запрыгнул к ней на кровать и уселся рядом.
- «Уходить пора, Любаня», - подумал Шурка, но ничего не сказал. Лишь прикоснулся лапой к руке хозяйки.
- Ничего, поправишься еще. Следующим летом еще толще и здоровее будешь, - говорила она, а кот рассеянно ее слушал.
- «Уходить пора, Любаня», - подумал он еще раз и, потершись напоследок о руку хозяйки, тяжело спрыгнул с кровати и направился к выходу из дома.
Он оглянулся только раз, как тогда, в далеком прошлом. Оглянулся, посмотрел на родной дом и ушел. Ушел не наивным котенком, а матёрым котом!

После народного праздника именуемого «Проводы зимы» наблюдал, как один гражданин нетрезвого пола оседлал старый унитаз и с криком «Я Чапай на коне!» покатился на нем с горки. В конце спуска старый и, судя по возрасту лично видевший революционные задницы санфаянс, налетел на камень, в результате чего пол унитаза в виде осколков фаянса переместились в Чапаеву задницу, равномерно распределившись по правой и левой половинам. Скорая, унитаз в жопе и красная лужа, в общем прекрасное завершение праздника. А я, глядя на это вспомнил…

… Мне лет десять. Хулиган, хулиганом. Но не злобным, как сейчас, а просто пытливым. Сколько было познано и узнано нового, после фразы «А что будет, если…»
…Тоже горка и ванная утварь. Только не унитаз, а само корыто. Чугунное, тяжеленое. Мы, пока его тащили с пацанами со свалки, чуть дикобраза не родили. Но дотащили. Заволокли на вершину обледенелой горки и сели думать. Думать было об чем, в частности, как управлять этим монстром. Отличник Дима робко предположил, что вставленная в сливную дырку палка вполне может послужить рулем. Ну, в крайнем случае тормозом. Димино предложение было вполне рационализаторским и отдавало новизной в области рулежки и поэтому, после недолгих обсуждений, в ходе которых идея была принята без доработок, наступило время ее внедрения. Внедряли мы недолго, но качественно. С той же свалки был притащен здоровый лом, который и стал тем самым рулем.
Затем была небольшая драка за право быть первым испытателем, в которой победил Вадик, заплатив за это оторванным ухом на заячьей шапке. Глядя на ухо, Вадик очень дальновидно, флегматичным тоном изрек про «немереных размеров пилюль от матушки» и принялся усаживаться на перевернутую ванну. Правда сначала мы планировали ехать внутри корыта, но как оказалось таким макаром по льду она скользит как бульдозер по асфальту, а вот перевернутая, своими гладкими бортиками катится как Плющенко по льду.
Суровый Вадик, с лицом мартышки впервые запускаемой в космос, уселся на перевернутую ванну как на лошадь и воткнул ломик в слив. «Поехали!» — явно насмотревшись кинохроники махнул он рукой.
- Эээ, погоди! – прервал запуск отличник Дима, – Там еще второй может сесть. И опять Димино предложение не нашло опровержения. Вторым пилотом, без споров и криков был избран я. Во первых, потому, что это именно я оторвал ухо у Вадиковой шапки, а во вторых, я уже уселся на ванну и пригрозил, кто попытается претендовать на мое место, тому я космический руль временно превратив в шпагу, затолкаю в организм по самую гарду.
- Ну, поехали! – второй раз скомандовал Вадик. Пацаны только пристроились к корыту, что бы столкнуть его с горки, как…
- Э, а ну стой, шпана малолетняя! – мужик появился внезапно и старт был отложен. – Вы тут че? А, катаетесь! – догадался он, дыша на нас праздником проводов зимы , с которого и шел.
– Ну-ка, скидай свое тело отсель! – почти вежливо попросил он меня, — Я поеду!
Выбора у меня не было, тем более с той же стороны подваливала его компания из трех, таких же, дышащих невкусной водкой, кренделей.
- Петро, а слабо тебе сесть вперед? – кто то из тройки грамотно надавил на «слабо» злому дяде, – А то пацана вперед усадил и прячется за него.
- Слабо?! – Петро одним движением перекинул Вадика за спину, тем самым показав, что он мужик настоящий, а не какой нибудь картонный.
- Ну чо стоите? – приподняв лом торчащий в сливе обернулся умный Петро, – Толкайте.
… И только отличник Дима, глядя как корыто заскользило вниз, пророчески прошептал, — Дааа, Боливару не увезти двоих…
Ванна, штука тяжелая. А если она еще и хорошо скользит, то она еще и монстр. То, что они прошли точку невозврата, первым догадался идиот Петя. Вадик безмятежно сидел позади него и крутил улыбающейся головой, как турист во время экскурсии, а вот Петя уже потихоньку начинал обсыкать свои штаны.
- КАК?! КАК ее тормози-и-и-ить?! – донесся до зрителей интересный вопрос.
Вадик повернул голову, посмотрел в спину мужика и, постучав по ней согнутым пальцем, что то сказал.
Снежные вихри закручивались за несущейся вниз ванной, Вадик по прежнему дарил свою улыбку на все стороны, а мужик, следуя Вадиной подсказки, приподнял лом и ухнув, всадил его в сливную дыру. Мы затаили дыхание, особенно его затаил Дима. Как автор теории прогрессивного руления он с трепетом ожидал подтверждения своим выкладкам.
Подтверждения не случилось. «Ну что, бывает» — меланхолично вздохнул отличник Дима и вдруг как то резко заторопился домой, когда лом, воткнутый на полном ходу в землю, вдруг превратился в стремительную катапульту, с конца которой, тоненько попискивая, вдруг отделился человек Петро и ушел по гипотенузе куда то вверх. «Икар, хренов» — не оборачиваясь пробубнил стремительно удаляющийся домой Дима.
Я сомневаюсь, что мужик Петя успел сообразить, почему он только что втыкал лом с надежной на лучшее, а теперь летит пердячим альбатросом впереди чугунной шаланды, причем намного быстрее ее.
Все когда то заканчивается. Что то заканчивается хорошо, что то плохо, а вот наша горка заканчивалась домом, который стоял на бетонных сваях. До сваи, подтверждая, что лететь всегда быстрее, чем ехать, первым добрался Икар, летящий первым классом. С легким, почти неслышным хрюком он впечатался в железобетон и некрасивым калачиком прилег у его подножья. Вторым, кто поцелует сваю, должен был стать Вадик. Но он за секунду до контакта прекратил крутить лицом и удивляться, куда делся пассажир и, осознав перспективы, на ходу спрыгнул с этого Титаника. Никем не управляемая посудина, в полной тишине стремительно подкралась к начинающему подниматься Пете, тактично улыбаясь сливом и грациозно помахивая ломом, быстро, элегантно и со знанием дела, пришвартовала его обратно к свае.
… Из за остановившейся ванны раздались мелодичные маты вслед за которыми появился Петя. Ошалело оглядевшись и заметив нас, он навел утраченную резкость и как то скособочившись, причем одновременно на обе стороны, поковылял в нашу сторону.
- Это писец! – кто то вспомнил милого зверька. Нам бы рвануть в разные стороны, но мы, почему то стояли и смотрели, как к нам приближается возмездие.
Возмездие доковыляло зрителей, посмотрело на молчащих мужиков, посмотрело на нас, причем таким взором, от чего писец замаячил совсем уж близко. И тут Петя заржал. Ржал громко и самозабвенно и этот ржачь очень походил на крики обезьяны-ревуна. Он периодически морщился и, хватаясь то за ногу, то за бок, то за голову издавал различной тональности звуки. В процессе ржания он успел обхватать всего себя и я понял, что у мужика Петро не осталось ни одного нетронутого чугуниной места. Он всхлипывал, заикался, что то мычал показывая пальцем то на нас, то на грустно пришвартованную к свае ванну, отчего у всех закралось подозрение, что больше всего ему досталось куда то по голове. Но нет, мужик гоготал вполне искренне.
После этого случая, когда мы его встречали на улице, он всегда здоровался первым и начинал как то странно похрюкивать. То ли смеялся, то ли молился.

Бодрого времени суток) получил подарок от @NatsK, очень неожиданно и приятно)))

Кошка , сначала не хотела проверять)) словно хотела сказать "давай потом откроем, я еще собаку не гоняла, когти не точила..."

Но стоило начать открывать, как кошка быстро поменяла планы) было несколько попыток унести содержимое коробочки в зубах, но пресекал сразу)

"а остальное?" читается в ее глазах))) тут столько вкуснях, чипсы для жарки, хворост с перцем, кофейные конфеты, масо острое))

Чипсы овощные (офигенные, быстро закончились), пастила , кофе молотый))) Шоколадка с морской капустой, чай и конфеты))

хмм, таинственная штука, с неизвестным вкусом

Игрушку пришлось сразу убрать, а то кошка ее пыталась сразу утащить к себе))

Спасибо большое, мне очень понравилось)))

Всем привет.

Договорился о небольшом обмене с @AnnaAndreevna777, очень приятный подарок получил)

Кошка тут как тут))

Пряник был очень вкусный))

Очень вкусный мед, отличная медовуха и самогонка))
Спасибо большое!

Бодрого всем времени суток.

Получил отличный подарок от Натальи,  спасибо большое, мне очень понравилось)

Большое разнообразие в кофе, витаминки для иммунитета , автоматическая мельница для специй и очень вкусные конфеты)))

Бодрого всем времени суток.

Получил отличный подарок от @ShelesHald, из города Южно-Сахалинск,  спасибо большое, мне очень понравилось)

Все дошло в целости и сохранности))

необычные, острые соусы я получил. Шрирачу я часто беру, а остальное для меня новинка, обязательно попробую))

Вот какие необычные сладости))

Кошка при распаковке подарков крутилась рядом, обнюхивая все)

Обновление моей библиотеки))

У меня как раз не было такой монеты в коллекции))))

Спасибо большое, было очень приятно!

Общий вид подарка)