Kogi

Дожди не прекращались. Зима в этом году не спешила вступать в свои права, и торговый тракт стоял раскисшим от грязи и совершенно пустым. Енот каждое утро смотрел на небо, ожидая солнца, или хотя бы мороза. После чего спускался в погреб, пересчитывал тающие на глазах запасы и вздыхал. Глиняная стопка громко стукнула о столешницу, отполированную до блеска локтями посетителей, и отвлекла его от раздумий. - Еще! - прорычал волк. Енот с поседевшей от старости мордочкой, стоявший за барной стойкой, укоризненно посмотрел на пьяницу, но отказывать не стал. Он вновь наполнил протянутую стопку самогоном и продолжил протирать стаканы. Енот уже не первый десяток лет работал в этом трактире и прекрасно знал, когда и как надо разговаривать с посетителями. С волком общаться не следовало. Перечить ему - тем более. Ему надо было дать напиться, всласть повыть на луну, а когда он отключится, аккуратно закатить под лавку, чтобы серый не мешал остальным, и дать проспаться до утра. Эти правила он выяснил в первые полгода, после того как отставной центурион волчьего легиона поселился в их городке. За знания енот заплатил сломанным столом, разбитой посудой и юшкой, пущенной из носа легким, но метким и молниеносно быстрым ударом. Цена была уплачена. Знания приобретены и в таверне надолго воцарился мир. Особенно тихо в ней было в канун новолуния, такой как сегодня, когда волк приходил утолить свою жажду. Ведь волк был оборотнем. Нет, не тем мифическим, что каждое полнолуние превращается в чудовищного человека. Но преображение его было не менее полным и основательным. Раз месяц на ветерана, обычно тихо сидевшего в своей мастерской, обрушивались воспоминания о прежней жизни, о ужасах святых походов, о огне и мече, который несли северяне в далекие земли. Видения того что творили южане, и того, что приходилось делать самим легионерам в отместку не отступали, пока волк не падал пьяным замертво. - По-моему тебе хватит, уважаемый, - раздалось басистое хрюканье со скамьи у входа. В отличие от енота, кабанчик сидевший в дверях лишь недавно поселился в Феррете и не успел ознакомиться со всеми обычаями местной жизни. Трактирщик нанял его в качестве подсобного рабочего и по совместительству вышибалы, благо выглядел подсвинок несмотря на юные годы солидно. А уж костюм из толстой кожи с заклепками, способный выдержать удар ножа и тяжелая дубинка, зажатая в копытах, и вовсе делали аргументацию кабана неотразимой. Но не для волка. Тот обернулся и посмотрел на вышибалу своим единственным желтым глазом. Рывком поднялась губа, обнажив клыки. Плащ ветерана разошелся, обнажив потертую кирасу, старую, но без малейшего следа ржавчины. Лапа волка легла на рукоять меча. Енот за стойкой демонстративно мотал головой и зажал лапками пасть. Кабанчик, впрочем, сам понял ошибку и испуганно хрюкнул: - Извините! Во взгляде волка не было задора, стремления показать свою удаль в пьяной драке. В нем читалось только желание убивать. Кабан не выдержал, потупился, а потом и вовсе уставился в пол. Волк отвернулся, протянул лапу и опрокинул в себя очередную порцию яблочного самогона. Между тем по лестнице спустились недавно прибывшие постояльцы. Енот видел разных путешественников - козлов, странствующих по своим торговым делам, котов, от которых, даже надевших форму, все равно пахло грабежом и разбоем, волчьих солдат, многочисленные семейства зайцев... Кто только не останавливался в единственном трактире Феррета. Однажды даже лев из столицы. Но сегодняшняя парочка была примечательной. Молоденькая лисичка привела себя с дороги в порядок - вымылась и вычесала грязь из шерсти. Она лучилась оранжевым - теплом, жизнью и песнями, и вместе с ее появлением в обеденной зале стало, кажется, светлее. Следом за ней тяжело ступал медведь, слегка припадая на левую лапу. Чем-то он напомнил трактирщику волка, была в нем такая же неизбывная грусть и тоска по прошлому. Когда они только прибыли, енот подумал, что это столичная куртизанка с охранником, или актриса, или волшебница-гадалка. Или еще что-то подобное... Ведь где это видано, чтобы рыжие честным трудом зарабатывали? Только позже, когда лисичка расплачивалась за номер, он заметил, что под теплым кожаным плащом у нее надето не яркое платье с множеством юбок, а темная монашеская ряса, а на шее на суровой нити висит знак Зверя. Лисичка была экзорцистом. И тогда трактирщик внимательнее присмотрелся к северянину ее сопровождавшему. Медведь оказался тоже непрост - святой воин-храмовник. Тогда хозяин вздохнул с облегчением, проблем от гостей не ожидалось. А вот историй паломники могли рассказать много. Лисичка уселась рядом с волком. - Хозяин, найди мне кагор, разогрей, добавь корицу, мяту и чабрец, - сказала она и громко чихнула. Енот очень переживал потому, что не предупредил гостей о волке. Но сделать это сейчас, когда серый был рядом, было невозможно - тогда драки не избежать точно. - Знаешь, тебе действительно хватит, - между тем проникновенно сказала лисичка, обращаясь к волку. - Уйди, распутница рыжая, - прорычал он, - не твое дело. Злой взгляд волка не произвел на нее никакого впечатления. Как в прочем и слова к удивлению енота. Лисичка лишь грустно вздохнула. - Не на мне тебе надо вымещать свою злость, серый. Хочешь, я облечу твои страдания? - предложила она. Лисы это умели. Они могли забраться глубоко в чужой разум, так, что после этого звери менялись и надолго. Талант к волшебству "головологии" был у них в крови, а уж после обучения на экзорциста... Енот замер, неужели лисичка сейчас вылечит волка и ему не придется каждый месяц проходить по лезвию меча. Увы, волк понял предложение лисицы несколько превратно. - Мне не нужны твои услуги, шлюха! - прорычал он. - Азерия, давай демона из него изгоню лучше я, думаю, пары благословленных моей молитвой оплеух этому пьянчужке будет достаточно, - добродушно пророкотал медведь и положил на плечо волка свою тяжелую когтистую лапу. Енот увидел, как под плащом у волка шевельнулась лапа и легла на рукоять меча, как он сгорбился и напрягся, медленно разворачиваясь. Внезапно перед внутренним взором трактирщика встала картина трехлетней давности, когда заезжая банда кота, гордившегося своими шитыми бисером сапогами, решила его ограбить. Тогда все началось плохо. Разбойники забрали у енота все деньги, а волк сидел и пил, пока их атаман положил лапу на его плечо... Сейчас будет также, понял енот по позе ветерана - резкий нырок вперед, чтобы уйти от захвата и одновременно молниеносный выпад левой лапой обратным хватом назад, прямо в медвежью печень. Трактирщик уже раскрыл пасть, чтобы предупредить медведя, но к счастью обошлось. Волк, уставился на храмовника своим единственным глазом, внезапно зрачок расширился. - Ты?!... Я тебя помню! Ты, этот... как же... Шатун! - Да это я. Откуда меня знаешь? Мы знакомы? Тут волк развернулся к медведю всем телом. Он улыбался. - Да как же тебя не знать! Ты же в битве у Избушки Ледяной стоял замыкающим в первом ряду ауксиллы легиона на правом фланге. - Было дело, - кивнул медведь, - давно, правда, сколько лет прошло... восемь? - Десять, - сказал волк, - хозяин, стакан моему другу за мой счет! Енот наполнил стопку, затем окинул медведя взглядом перелил налитое в пивную кружку и добавил еще сверху. После чего навострил уши. Байки он любил. Впрочем, не он один, лисичка тоже заинтересовалась. - Почему-то все мне этот бой припоминают, - смущенно сказал медведь - Шатун, расскажи! - попросила лисичка-сестричка. - Ты мне никогда не рассказывал про святые походы. - Да что там рассказывать, Азерия... Шли, грязь лапами месили, жрали что попадется. Все свое на себе тащили. Ни обоза, ни снабжения. Ауксиллия же, ополчение, если по-простому. Потом встали, бились, умирали... Те что выжили - шли дальше. Вот и вся война, - нехотя сказал медведь. Тут вклинился волк. - Я понимаю. Трепаться о своих подвигах, я тоже не люблю. Бахвальство получается. Но, лисонька, представь себе. Через поле несется засадный полк южан. Бараны, верхом, как на параде - доспехи блестят, флажки на копьях... Заманили псы наших ложным отступлением, и во фланг галопом! Я думал все, живым бы уйти и царицу спасти. Даст Зверь, они об ополчение споткнуться, пару минут потеряют, мы хоть строй развернуть успеем. Хотя толку. Мы же мечники, не копейщики, все равно бы в поле не выстояли... И тут этот увалень выходит перед строем, со своим топором огромным за спиной. Сначала прямо с рук из хиробаллистры троих одним дротиком выбил из седла. Как из простого арбалета, ей богу! Потом с бердышом своим вперед бросился, прямо навстречу ощерившемуся копьями клину, и смешалось все. Мы только и слышали крики верблюжьи, да как отсеченные лапы бараньи в стороны летят смотрели! Враги замешкались, скорость потеряли, а там уже на них, стоячих считай, пехота набросилась. Ну а бараны они что, рыжая, только бодаться и умеют. В свалке им не выстоять. Короче смяли их. Бежали так, что копыта сверкали! Царственная Пантера Лео тогда собственноручно ему десять золотых вручила и брошь со своего плаща, - Волк ткнул лапой в плечо медведя. - Так было, герой? Не наврал? - Нет, - коротко ответил медведь. - А потом ты при штурме Теремка отличился. Первый в ворота ворвался. Таран подмышку взял и как дубиной, ей богу, ворота вынес. Был стрелами исколот, словно еж-переросток. Хорошо у кроликов луки слабые, да стрелы легкие, тростниковые, шкуру его толком даже пробить не могли. А ведь тоже, если бы не он, еще неизвестно как все повернулось, сколько бы нам там осаду держать пришлось бы. Ни мышки-норушки, саперы значит, подкопаться не смогли под стены, зайцев, кузенов кроличьих, и лис к ним подсылали на переговоры - не договорились. Мы легионом волчьим три штурма - без толку! Даже лягушки пытались через реку пробраться и ворота открыть ночью... Не получилось, - волк улыбался, в отличие от медведя. - Всегда хотел узнать, почему ты дальше не пошел? Ты ведь храбрец отчаянный и ранен серьезно не был. Почему отказался? - Потому что в Теремке война закончилась, - буркнул медведь. - Как это закончилась? Три годя же еще воевали. Южная кампания, переход через пустыню, осада столицы... - загибал пальцы на лапе волк, - сколько награбили, сколько невольников увели! - Потому, что все последовавшее было бойней, а не войной. Как после взятия Теремка... Тук-тук, кто в теремочке живет? Никто. Только трупы в лужах крови лежат... Я тогда храбрый был, потому, что умереть хотел. Умереть, волче, а не душу свою загубить. Иначе, я был как ты - сидел бы со стаканом горькой и грыз себя изнутри из-за грехов, - холодно сказал медведь, глядя в единственный желтый глаз волка. Тот тяжелого взгляда не вынес, отвернулся, опрокинул стопку. В трактире воцарилась гнетущая тишина. Первой ее нарушил волк. - Я смотрю, нахватался ты от своей рыжей товарки "головологии" - мрачно буркнул он. - Так ведь и она теперь из лука без промаха бьет и посохом приложить может, - развел лапами медведь. Они помолчали, выпили еще по одной. После чего волк попрощался и пошел домой, а медведь с лисичкой-сестричкой перекусив отправились осматривать город, несмотря на позднее время. Енот вздохнул с облегчением. Кажется, сегодня угроза миновала. Зал был пуст, и посетителей не предвиделось - про привычку волка знал весь городок. Енот оставил на всякий случай кабанчика за стойкой, а сам взял корзину с бельем и отправился к реке. Ему надо было успокоиться, а в этом случае нет ничего лучше, чем прополоскать пару простыней. *** Волка енот снова встретил по пути к реке. Тот спорил с псом, вокруг уже стояла пара десятков зверей. Енот сначала хотел было свернуть на другую улицу - становиться свидетелем смертоубийства ему совсем не хотелось. Южанина, как многие другие горожане, трактирщик недолюбливал. Хотя тот был спокоен, всегда предельно вежлив, трактирщика бесили безвольно висящие длинные уши, странная морда пса, на которой было слишком много кожи, его вечно несчастные глаза и неизменный ошейник на шее - символ веры в Хозяина. Приехал южанин в Феррет еще до войны и приняли его поначалу неплохо, несмотря на то, что он был иноверцем. Не то, чтобы енот считал пса "отвратительным еретиком и чернокнижником", как регулярно называла его старая черная кошка, жившая на окраине. И участвовать в расправе не собирался. Найти второго такого сапожника в округе было тяжело. Да и к тому же, пес все еще должен был еноту целую монету серебром. В общем зверем был со всех сторон нужным и полезным. Но не настолько, чтобы рисковать ради него своей шкурой. Однако, прислушавшись, енот понял - разговор пока идет спокойный и решил подойти поближе. На его глазах, на вечерней улице разыгрывался нешуточный философский диспут. - ... я говорю тебе, волче, уверуй в Хозяина, и твоя жизнь измениться. Только так ты сможешь обрести прощение. Я же вижу, как ты мучаешься из-за всех злодеяний, что совершил. Как грехи твои тяжкие толкают твою душу все дальше и дальше в пропасть... - увещевал пес волку. - Прими веру мою. - Чтобы я, свободный зверь, принял веру в ложного бога, бога рабов? - закашлялся от подступившего смеха волк. - Да, я б тебя бы порешил, в иное время, за такое предложение. - Да и сейчас бы надо. - Послышался голос из толпы. - Тоже мне, проповедник нашелся! - протявкал старый лис, - на вилы его надо. - Цыц, - отрезал волк, - я воевал, я победу зубами выгрыз. Говорить с ним хочу. Я тут решаю, а не вы. - Да что это за победа то такая, - недовольно крикнула зайчиха, - вон ходят, проповедуют ересь свою по нашим улицам. Словно не разбили мы их святую армию в неравной битве. Козлы деньги наши последние в свои карманы собирают. Жиреют, а мы тут сохнем! А зверей между тем собиралось все больше и больше на крики. - Зверь Всевышний, в которого ты веруешь, не дает прощения, - между тем сказал волку пес. - Только Хозяин может. - Ты ошибся, пес, - снова рассмеялся пьяным смехом волк, - Я в Зверя не верю. - А в кого же? - кротко спросил пес. - Хочешь, я покажу тебе своего бога? - спросил волк и откинул полу своего плаща так, чтобы была видна рукоять меча. - Вот он. И апостолы его, - свет заходящего солнца отразился от четырех острых клыков в оскаленной пасти. - Сколько раз они дарили мне спасение, и гибель врагам моим! Зайчиха, стоявшая рядом с енотом, открыла пасть и прошептала со страхом в голосе "безбожник!" Похоже, волк сейчас вызывал у нее большее отвращение, чем пес. А южанин лишь покачал головой. Первым кинул камень молодой хорек, тип со всех сторон гнусный и злобный. Разговор ему надоел, хотелось развязки и побыстрее. Булыжник попал прямо в нос псу и тот взвизгнул от боли. Потом добавила зайчиха. Затем присоединился еще кто-то. Раздавалось гневное рычание. У кого-то в лапах оказалась палка, которую он не замедлил пустить в дело. Пес упал на колени и заскулил молитву, прикрыв голову. - Пр-р-рекратить, я еще с ним не закончил, - рявкнул волк, обнажая меч. Толпа отшатнулась. - Хозяин не спасет тебя, в отличие от моего бога - глумливо добавил отставной сотник. - Все в руцех его... - прошептал почти неслышно пес Тут через замершую толпу просочилась Азерия, а за ней медведь. Они встали рядом с волком, прикрыв пса. Енот облегченно вздохнул. Похоже, долг ему все же вернут. - Если вы помните в писании сказано, "не вкушу я плоти речью обладающего и не пролью крови разумного" - сказала нахмурившаяся лисичка-сестричка. Плащ она сняла и стояла в черной рясе, с амулетом экзорциста на груди. По правую руку от нее замер медведь, с бердышом в лапе. Очень действенное средство, когда надо успокоить разбушевавшихся горожан. - Но, он... - послышался голос хорька, предусмотрительно оказавшегося в задних рядах. - Ты будешь спорить со мной? Даже человекопоклонник заслуживает жизни. Наше дело дать ему возможность встать на путь истинный. Начался долгий разговор. Лисичка-сестричка убеждала горожан оставить пса в покое. Те соглашаться не хотели. Толпу лишили любимой забавы - расправы над не-таким-как-все. Но спорить с экзоцистом никто не хотел. Проклясть монахиня если надо могла не хуже лесной колдуньи-белочки. Да и медведь с волком, стоявшие за ее спиной... А енот между тем смотрел в небо, откуда слышался все громче гул. Приближалась гроза, совсем неуместная поздней осенью. Вдруг из облаков, оставляя за собой огненную дорожку показалась комета. Трактирщик раскрыл от ужаса глаза, казалось, она летит прямо в него. Остальные звери тоже отвлеклись. Не прошло и мгновения, как началась паника. Горожане с воплями разбежались в стороны. На месте остался лишь пес. Он застыл, раскинув в стороны лапы, и громко читая молитву. Из глаз его катились слезы счастья. - Это что за?! - прорал волк, пытаясь перекричать дикий вой падающей кометы, он развернул пса к себе мордой и показал лапой в небо. - Хозяин послал ангела своего, дабы защитить меня... Лисица и медведь переглянулись. У енота сдали нервы. Сейчас в Феррете появится порождение зла - человек. Потерявший голову от страха трактирщик не придумал ничего лучше, чем сесть на мостовую и накрыться сверху корзиной с бельем. Как детеныш он обнял колени и шептал про себя: " я спрятался, я в норке!". Взрыв смел его хлипкую защиту, протащил самого трактирщика по улице и ударил об стену дома. Сколько он пробыл без сознания, енот не знал, но когда он очнулся, на месте дома хорьков стоял огромный металлический зверь. Второй этаж соседнего здания он разметал, пока падал, было видно, что он задел и еще несколько крыш по пути. На его глазах рыбообразная небесная тварь шевельнулась, выпустила блестящие железные лапы и приподнялась над землей. Глаза ее налились слепящим светом. Сквозь прорехи в шкуре вытекал дым и сыпались искры. Енот, сотворяя без остановки святое знамение перед собой, начал пятиться. Сердце просто заходилось, кровь стучала в ушах. Внезапно чрево твари из преисподней отворилось и оттуда в клубах смрадного дыма показался человек в чудных белесых доспехах. Он тяжело опирался на посох. На него набросились медведь и волк. Шатун с топором наперевес бежал к нему по улице, лисица следовала за ними поодаль безоружная. Посланец Хозяина поднял свой посох. В воздухе сверкнула молния, запахло грозой. Святой воин споткнулся и безвольной кучей покатился дальше по булыжникам мостовой, влекомый инерцией. Сестра Азерия склонилась над ним с молитвой на устах. Но волк был хитрее и быстрее. Молния сверкнула раз, другой, но бывший центурион был непредсказуем, метался от стены к стене, и замер лишь вплотную к человеку. Тот попытался неловко отшатнуться от выпада мечом, но хладная сталь пронзила его и по безупречно белому доспеху начало расплываться багровое пятно. Однако и от удара молнии пущенного в упор и волк не успел увернуться. С каким-то щенячьим визгом его выгнула дугой судорога, нос енота почувствовал запах паленой шерсти. Человек начал пятится, пытаясь зажать рукой рану в животе. На глазах енота он с трудом забрался обратно во чрево своего небесного зверя и закрылся там. А медведь уже вскочил на лапы. За пару мгновений он оказался рядом с летучей тварью. Он обрушивал один за другим удары на ее шкуру. В стороны отлетела отсеченная опорная лапа. Погас начала один глаз, затем с искрами разлетелся осколками другой и чудище испугалось. Взвыло, исторгло из себя пламя и подпрыгнуло в небо. На миг замерло на месте, крутясь вокруг собственной оси и качаясь, словно пьяное, а потом полетело на север. Не успело оно удалиться и на пару верст, как в небе вспух огненный цветок, а потом на городок обрушился раскат грома. Енот собрал всю свою волю кулак и поспешил к волку на помощь. Над ним уже склонилась лисица и пес. - Вот видишь, - прохрипел серый, так и не выпустивший из лапы свой клинок, - я же говорил, мой бог сильнее... После чего потерял сознание. В обрушенном доме, подожжённом огненным дыханием железной твари начал заниматься пожар. Пока лисичка-сестричка отпаивала волка настойкой наперстянки и ландыша, которая был у нее в сумке, Шатун как мог тушил пламя - топтал его, закидывал мокрой грязью с обочины. Постепенно к месту явления чудища стали стекаться горожане. Большая часть еще не знала, что случилось. Медведь наорал на зевак и заставил их найти ведра. - Пес, помоги, - приказала Азерия южанину и протянула ему свой плащ, что бы тот подложил его под волка. - А ты, енот веди нас в таверну. Мои снадобья там остались. Енот коротко кивнул и повел лису с псом, тащивших волка, через город. Всю ночь Азерия провела в своей комнате с псом и ветераном. Они вели нескончаемую беседу о богах. Енот несколько раз поднимался к ним то неся котелок горячей воды, то лисице требовались срочно травы... И каждый раз он видел скорбную морду пса, как он помогал лисичке сжимая грудь волка, чтобы прокачать кровь через остановившееся сердце, молился в углу о здравии старого воина, спасшего его от толпы. От этого вида енота передергивало, он боялся что человек, посланец Хозяина, может явиться вновь. Но спокойствие лисички, находившейся рядом с еретиком, к утру передалось трактирщику, и он заснул. Закопченный, воняющей гарью и паленой шерстью медведь вернулся только под утро. Со стоном он упал на постель и тут же захрапел. А днем случилась вполне ожидаемая вещь - перед дверями таверны собралась толпа зверей с топорами и кольями в руках. Во главе ее был братец-лис, священник местной церкви. Ни его морда, ни морды остальных горожан ничего хорошего псу, так и оставшемуся в трактире не сулили. На дверь запертую на засов обрушились тяжелые удары. Енот заметался. Ему опять хотелось спрятаться, но он понимал, сейчас это не поможет. Если он не откроет, то его таверну спалят вместе с постояльцами. Не посмотрят ни на то, что волк ранил человека, ни на сан лисички. Пока он в нерешительности застил в зале, сверху на шум спустилась Азерия и Шатун. - Открывай хозяин, - приказала она, - я буду говорить. Енот послушно кивнул и отпер дверь. Зала сразу заполнилась зверьем, большим и малым. - Спасибо тебе сестра, что не дала сбежать ночью человекопоклоннику, призвавшему Хозяина вчера. Теперь ты можешь передать его нам, а мы довершим остальное. Костер уже собран и ждет, когда... - пафосно изрек братец лис. Лисичка зло сощурилась. - Ты веруешь в Хозяина? - грубо прервала она священника. - Нет, сестра, но... - Тогда как пес мог призвать то, что не существует? - спросила лисица гневаясь. Енот задрожал. Вот сейчас погром и начнется, подумал он. И действительно, по толпе пошел шепоток. - Ты еще молода, сестра и не знаешь, любое зло приманивает людей... - изрек священник. - О, вот это я знаю прекрасно! - рявкнула лисица. - Вчера тут было зло! И этим злом были все вы! Вы! - она обвела взглядом горожан и те отшатнулись, даже братец лис сделал шаг назад. - Вы хотели убить невиновного ни в чем, кроме как в заблуждении! Разве Зверь Всевышний где-то в своих книгах заповедал нам убивать иноверцев? Разве есть силы в мире кроме от него? Человек тот был не посланцем Хозяина, ибо нет его и не было никогда, а посланцем Зверя наказующим! В трактире воцарилась тишина. Горожане судорожно пытались осмыслить сказанное Азерией. Священник сжал челюсти, возразить ему было нечего. Тем более, что за спиной у лисы появился медведь. И если с одной молодой экзорцисткой имея толпу за спиной можно было и не спорить, то с заслуженным святым воином, про которого не раз вспоминал сам понтифик на святом соборе явно не стоило пререкаться. Лис развернулся и стал проталкиваться через зверей к выходу. *** На следующий день пес покинул город. Было ясно, стоит лисичке-сестричке покинуть Феррет, как произойдет или пожар в обувной мастерской или еще что похуже... Енот достаточно наслушался разговоров в своём заведении на следующий день, чтобы быть в этом уверенным. Впрочем, пес сам не хотел оставаться. Он спешил отправиться обратно, к своему народу, чтобы сообщить ему благую весть - Хозяин помнит о них. Медведь и лисица задержались до первых морозов, прихвативших дорожную грязь ледком. Они ухаживали за волком, которому пришлось тяжко. Старое сердце, измученное пьянством, с трудом выдержало удар человеческой молнии. Но через неделю серый смог подниматься на лапы, а потом сам глава городского совета решил помочь герою, спасшему город от небесного человека. Так что Шатун и Азерия, с которыми енот за эти дни сдружился, с чистой совестью продолжили свой путь дальше на юг, в столицу. Им было, что рассказать на грядущем святом соборе. По весне же в полях на севере от города находили куски странного легкого металла, который вместо того, чтобы плавиться горел, причем так, что водой не потушишь. Большую часть по настоянию священника сожгли. Кое-что припрятали, что бы перепродать позже заезжим гостям. Нашли в лесу и странный камень, упавший в родник. Вода вокруг него светилась голубоватым светом и кипела. Те двое котов, что обнаружили его, умерли потом в мучениях. Им пришлось потратить по две их своих девяти жизней, прежде чем они смогли оказаться достаточно далеко от проклятого предмета. Позже смертоносный булыжник прикрыли огромным гранитным валуном. Но и то на несколько аршинов вокруг него ничего не росло много лет... *** - Думаешь, правильно поступила, рыжая? - просил Шатун. Они шли через лес. Листья уже давно опали, а от свежего мороза ветви покрылись инеем. - Не было силы в молитве собачьей. И колдовства я не чуяла, - вздохнула Азерия. - Может, и ошиблась. Не знаю, Михал. Правильно или нет... По совести я поступила, точно могу сказать. - Это главное, - кивнул медведь.

Осень давно вступила в свои права. На хуторе было тихо. Батраки давно отправились по домам. Урожай был собран, и дел на улице не осталось никаких. Скотина постепенно впадала в спячку. Тихо сопели в хлеву наевшие за лето толстый слой жира барсуки. Дремали козодои в крепко закрытом птичнике, все щели в котором хозяин законопатил мхом и лишайником, а крышу покрыл толстым слоем дерна. Внизу, под деревянным настилом пола, тлел компост. Даже юркие мясные хомячки, породистые, каждый весом по четверть пуда, перестали разбегаться и устроились в большом гнезде на чердаке. Михал Михалыч открыл стойла и выпустил на зимнюю волю обоих своих лосей. Следить за ними зимой было некому, а пропитание было припасено в привычных для животинок местах. Пускай гуляют до весны. Там вернутся, ничего с ними в безопасном лесу не случится. Сами хозяева тоже готовились ко сну. Медведь придирчиво оглядел снаружи свою просторную бревенчатую избу, взял подмышку последний оставшийся сноп соломы и зашел внутрь. В сенях было тепло. Пахло медом, свежесваренной кашей с ягодами и сдобой. Последний ужин перед долгим сном. Под ногами лежала сплетенная из соломы циновка. Медведь открыл дверь и оказался в горнице, где его ждала красавица жена и сын. - Ну что, все готово, сейчас чайку с медком, да на боковую! - сказал он, бросив солому через люк в подпол. Зимой она будет преть, обеспечивая подвал, пускай небольшим, но теплом. Взрослым оно не очень-то и нужно, скорее наоборот мешает, но вот детям необходимо. Иначе в трескучие морозы могут и заболеть. - Пап! Но мне совсем не хочется! - закапризничал медвежонок. - Ты так каждый год говоришь, - хмыкнул Михал Михалыч и потрепал сына по загривку своей тяжелой когтистой лапой, после чего опустился за стол полный еды и приступил к трапезе - как в бездне пропадали в пасти хозяина маринованные грибочки, соленая рыба, тушеная хомячатина. Набив живот кашей с грибами до отвала, он потянулся за скамью, прикрытую вышитым полотенцем, и достал бутыль с мутным самогоном. Жена бросила на него осуждающий взгляд и тихо заворчала. - Чтобы кровь в мороз не смерзалась, - извиняющим тоном сказал медведь под бульканье перелевающейся в кружку жидкости, - тебе налить? Медведица покачала головой. - А мне? - спросил медвежонок. - Мал еще, - отрезал топтыгин и ухнул сразу грамм триста. Смеркалось. Стол опустел. Медведь помог супруге помыть и убрать посуду, кинул в подпол остатки еды, после чего они сами спустились в теплый подвал, где им предстояло спать до весны. Там бок о бок стояли три кровати с толстыми одеялами и настоящими пуховыми перинами, доставшимися в приданое после свадьбы с Марфой. Несмотря на все протесты, медвежонок был выдворен в свою собственную постель из-под материнского бока. - Хватит уже! Ты не пестун больше. В следующем году, может, в ученики пойдешь. После этих слов Михал Михалыч задул вонючую сальную свечку в лапе и на ощупь заполз в свою кровать. - А сказку?... - Спи. - Ну, пожалуйста! - Эх... Про человека? - На надо, пап. Она страшная. И ты ее мне уже много раз рассказывал. Я все помню, что их в дом нельзя пускать и словам никаким верить. - Ну, ладно. Другую расскажу. И медведь начал историю про то, как Михал Потапыч плавал за семь морей за чудо-ульем, что вместо меда злато давал, а вместо перги да прополиса - самоцветы. Наверху медленно остывала печь. Холод подбирался к устроившимся в подвале медведям. Сказку Михал Михалыч рассказать не успел - заснул сам. Впрочем, его жена и сын погрузились в дрему гораздо раньше. *** Уже в конце осени в том году ударили настоящие морозы. Снег выпал раньше срока и в середине ноября хутор Михал Михалыча накрыли настоящие сугробы. Медведь спал беспокойно. Пару раз поднимался перекусить, выглядывался в белесую муть, за окном, зябко вздрагивал и возвращался обратно. Но в третий раз пробуждение было совсем иным. В дверь стучали. Хозяин поднялся и, еще не до конца придя в себя, поплелся в сени. - Кого там нелегкая принесла? - пробормотал он, приоткрыв оконце вверху двери. Так далеко в лес да еще зимой другие звери не забирались. Разве что, какой проезжий волк-охотник за пушным зверем? Но такой бы не стал беспокоить медвежью берлогу по пустякам. На снегу стояла босая девочка в легком платьице. Она плакала, всхлипывала. Светло русые волосы растрепались, а их кончики смерзлись. - Пустите меня, тут холодно... - несмотря на мороз пар изо рта у ребенка не шел. Гримаса ярости исказила морду Михала. Губы поднялись, обнажив клыки. - Сгинь нежить! - прорычал он. - Дяденька медведь, пустите... - Мало тебе, что ты дочь мою два года назад забрала, так еще за мной явилась! Сгинь нечистая! Не пущу. Лицо девочки замерло и окаменело. - Хорошо. Уйду, - произнесла она безжизненным голосом, завернулась и пошла прочь. Сейчас, когда она не притворялась, девочка двигалась как механическая кукла, однообразно и монотонно, оставляя за собой траншею в снегу. Михал Михалыча трясло. На нервах он не удержался, зачерпнул половник меда, заел оставленными на весну орехами, а потом допил самогон и только захмелев, смог заставить себя спустится вниз и заснуть. *** Во второй раз нежить пришла в феврале. Стоял сорокаградусный мороз. Деревья трещали и лопались. Недавняя оттепель подтопила верхний слой снега, а ударившие холода сковали его прочным настом. Марфа проснулась от того, что замерзла. Летом они ездили к младшему брату Михала на свадьбу, и там она заметила, какие муж кидал взгляды на невесту. Конечно, молодость не вернешь, но момент этот медведице крепко запал в душу. Мужа она не ругала. Избранница Федора и правда была красива, просто загляденье, и Марфа попыталась "заняться собой". Денег на то чтобы заказать у заезжих из города купцов дорогие крема или мыло у них не было. В самом деле, откуда деньги в Медвежьем Углу? Тут больше ценились хорошие топоры и кольчуги, чем медь и серебро монет. Но медведица, как могла, постаралась привести в порядок фигуру и начала как в молодости регулярно расчесывать шерсть. Муж перемену оценил и стал, к радости Марфы, более ласков, нежели обычно. И вот сейчас за тягу к красоте пришлось расплачиваться - запаса жира на зиму не хватило. Надо было есть. В дикие времена Марфа, скорее всего, была бы обречена. Она не дожила до весны и умерла от голода. Но сейчас ей просто пришлось подняться наверх, растопить печь еще осенью заготовленными дровами и начать готовить. Благо год был урожайный, и припасов было с избытком. Она с неодобрением посмотрела на неаккуратно прикрытый супругом чан с медом и стоявшую на столе почти пустую бутыль. Шум во дворе отвлек ее от чугунка полного наваристой каши с мясом. Она чуть приотворила оконце с мутным, но самым что ни на есть настоящим стеклом, пустив в натопленную горницу ледяную свежесть зимнего утра. На алом от крови снеге лежала их лосиха. Из распотрошенного живота вывалились кишки. - Ай, беда-то какая! - запричитала Марфа. - Неужто тигра саблезубая опять в лесу завелась? Это ж опять по весне мужики вместо хозяйства на облаву пойдут... Она еще поохала, лосиха была старой и уже не могла ни пахать толком, ни телегу тащить, но все равно ее было жалко. Хозяйственность быстро взяла свое над жалостью. Мясо, хоть и жесткое, лосиное, есть мясо, и пропадать ему негоже. Марфа хотела, уж было, схватить полушубок и отправится разделать лосиху, когда из-за лежавшей на снегу туши показалась голова маленькой человеческой девочки. Ее взгляд встретился со взглядом медведицы. - Плохо, - прокомментировала ситуацию девочка, - ты заметила меня, теперь не выйдешь. Марфа ничего не могла ей ответить. Все на что ее хватило, это поднять лапу и осенить себя святым знамением. Девочка протянула руку и легко, словно тростинку сломала переднюю лапу лосихи, после чего оторвала ее и закинула далеко в лес окружавший хутор. Только тогда у медведицы хватило сил закрыть оконце. Она кубарем скатилась вниз, в берлогу. Первым ее желанием было разбудить Михала, но она сдержалась. Муж сейчас не мог ей помочь ничем. И не дай бог он бы бросился бороться с чудищем... Через час, согревшись, медведица заснула - природа взяла свое. *** Миша проснулся уже в начале марта, но не от голода. Он всегда просыпался первым, обычно на день - два раньше своих родителей, но все же в апреле, когда уже снег растаял, и на открытых местах показалась трава. А не как сейчас в мороз и холод. Он некоторое время провалялся в темноте в подвале, вслушиваясь в тихое сопение родителей, но сон не шел, и Миша решил погулять. Солнышко стояло высоко, и обманчиво пригревало через оконце. Маленький Миша поежился от холода, царящего в доме, поковырял немного застывшую кашу, оставленную матерью, а потом приступил к поеданию смеси из меда и орехов. На глаза ему попалась почти пустая бутылка, оставленная отцом и так и не убранная матерью. Миша открыл в пробку и понюхал содержимое, недовольно сморщился, а потом попробовал сделать большой глоток прямо из горла, как пил дядя Федор на своей свадьбе. Медвежонок подавился от едкой горечи полынного самогона, закашлялся. Слезы потекли из глаз, и он поспешил заесть выпитую гадость. - Наверное, папа прав, я, правда, слишком маленький, - сделал он вывод. Тут в дверь постучали. Миша заволновался, на ум сразу пришло, что это может быть волк-бандит, лиса-воровка или даже ужасный козел-ростовшик. Что такое ростовщичество медвежонок толком не знал, но из разговоров взрослых понял, что это очень плохо и как-то связано с капустой. Он заметался, надо было будить взрослых, но потом ему пришла в голову мысль, ведь, если бы там был кто-то злой, он бы наверняка бы просто влез в дом и украл что хотел! А значит, раз гость стучится, то это точно добрый и честный зверь. И незачем попусту будить родителей. Миша поспешил в сени, таща за собой колченогий табурет, чтобы добраться до смотрового оконца. За дверью стоял персонаж из сказки - самый настоящий человек. Маленький, тощий он был одет в платье, как лисичка или белочка. - Ты девочка? - полувопросительно сказал Миша. - Да. И мне очень холодно и хочется кушать... - гостья шмыгнула носом и вытерла тылом ладони вытекшую соплю. - А я думал, что вас выдумали! - Ничего подобного! Я есть, - сказала девочка. Спорить с этим утверждением было сложно. - Наверное. Если ты только не белочка-колдунья. Дед говорил - они любят морок наводить. - Не, ну какой я морок? - девочка сгребла немного снега и кинула рыхлый снежок в открытое окошко двери. Миша недовольно поморщился. Снег был самый настоящий. - И не белочка точно, я орешки не люблю! - Как тебя зовут? - Маша. - А зачем пришла? - Я же говорю, холодно и есть хочется! Думаешь легко зимой в лесу выживать? Пусти, а? Я поем из твоей тарелки, посплю в кроватке и уйду. - Не, мне папа запретил дверь людям открывать, - покачал головой медвежонок. Впрочем, сейчас он в запрете был совсем не так уверен как раньше. Девочка выглядела безобидной и очень несчастной. - А мы ему не скажем! Я только перекушу, у печки погреюсь и обратно пойду, в лес... - А что ты ешь? Мед, ягоды? - Я мясо люблю! Миша задумался. Мясо он не любил, и чем меньше его останется, тем больше ему перепадет орехов. Да и в самом деле, откуда потом отцу узнать про гостью? Миша еще раз окинул Машу взглядом. Оружия у нее не было. Ни ножа, с которым ни один медведь не расставался до самой смерти, ни палки, только тонкие лапки, на которых даже когтей не было. Да и сама она была маленькая, худенькая. Миша подумал, что ее трогать боязно - хрупкие как птичьи косточки сломаются. - Ладно, заходи... - Спасибо за приглашение - радостно произнесла Маша. Она не стала дожидаться, когда медвежонок слезет с табурета и откроет ей дверь. Маша выбросила вперед ладонь сложенную щепотью. Пальцы пробили насквозь еловые доски и впились в медвежонка. Все что он успел сделать - это истошно закричать. А затем Маша дернула добычу на себя, вырывая вместе с засовом дверь и полумертвого от боли и страха Мишу. Медвежонок покатился по снегу, скуля и истекая кровью из равной раны на груди. Маша подошла и наклонилась сверху. - Ты добрый, - его шея тихо хрустнула под пальцами Маши и мучения прекратились. - А вот родители у тебя злые. С ними придется поиграть. *** Для того чтобы прийти в себя до конца после спячки обычно Михал Михалычу требовалась пара дней, но от крика Миши и грохота ломаемой двери он проснулся мгновенно. Он не понял, что происходит, но то, что кто-то напал на его сына, медведь уже знал. Марфа тоже вскочила на лапы и очумело озиралась по сторонам. Люк в потолке берлоги распахнулся, и через него в темноту затхлого подвала бросилась неясная тень. Медведице не повезло, она оказалась ближе. Ошалевший Михал в остолбенении смотрел, как девочка рвет его жену на части заживо. Еще пара секунд ушла на то, что бы схватить висящий на стене старый, еще дедовский меч. Он ударил девочку по спине раз, другой, но только платьице разошлось вокруг разрезов, да чуть вмялась кожа. Простая сталь была бесполезна против нечисти. Девочка не обратила внимания на удары, продолжая погружать свои тонкие ручонки по локоть в брюхо визжащей Марфы и доставая оттуда куски плоти. Она не спешила добраться до сердца. В отчаянии медведь ударил лапой, пытаясь откинуть человека от жены. Девочка, казалось, была отлита из свинца. Вместо того чтобы отлететь в сторону, она лишь сдвинулась. Но и этого Михалу было достаточно, она отвлеклась от медведицы и обратила на него свое внимание. Он навалился сверху и сдавил ее в своих объятьях. Нежить сопротивлялась. Внутри нее что-то недовольно жужжало и вибрировало. Мышцы и связки Михала, казалось, сейчас разорвутся, кости трещали и были готовы выпасть из суставов. Руки девочки по счастью оказались прижаты к бокам, ноги - всем весом Михала к полу. Но она умудрилась вонзить свои цепкие пальцы под кожу и копошилась, пытаясь добраться через жир, до мышц, нервов или сосудов. - Это бесполезно. Мне не надо дышать, - спокойно сказала девочка. Но Михал не слушал ее. Его нос чуял запах паленого, он чувствовал, еще чуть-чуть и она поддастся. И действительно жужжание прекратилось, сначала ослабла одна рука, затем другая. Михал чуть отпустил хватку, потом поднял девочку за ногу и ударил ей об пол, затем еще раз. Доски треснули. Маша попыталась подняться, но скорости в ее движениях уже не было. А медведь поднял брошенный им меч и как сумасшедший принялся рубить девочку. Клинок щербился, высекал искры. В подвале пахло горелой смолой и одновременно грозой. Медведь остановился только, когда у него не осталось больше сил. Багровый туман застилал глаза. Девочка лежала перед ним, в луже крови его жены. И ран торчали куски проволоки, между которыми пробегали голубоватые искры, пальцы и ноги слегка подрагивали. Она еще не была окончательно мертва. Михал наклонился к Марфе. Та уже не дышала. Он ласково лизнул ее в нос и поднялся наверх, бросил лишь взгляд на сына с неестественно вывернутой шеей, и пошел в сарай. Обратно он показался через пару минут, катя перед собой тяжелый мельничный жернов. Он точил его все прошлое лето и хотел обменять в этом году на что-нибудь ценное, но тут ему нашлось другое применение. Пол прогибался под тяжелым круглым камнем. Когда Михал заглянул в подвал, Маша пыталась встать. Полтонны гранита упали на нее с высоты метра в три. Жалобно хрустнули руки, вспышка опалила шерсть Михала и ослепила на несколько минут. Когда он спустился в подвал за трупом жены, все было кончено. Девочка не подавала никаких признаков жизни. Даже искорки на проволоке, торчавшей в прорехах на ее коже, погасли. Михал с трудом выкопал в замерзшей земле могилу. На это у него ушел целый день. Еще один он потратил на то, чтобы измельчить и сжечь и сплавить в печи то, что осталось от девочки. Ее металлические кости огонь не брал. Медведю дико хотелось спать, но он просто не смог бы продолжить спячку дальше в этом доме. Он достал старую, латанную-перелатанную дедову кольчугу, шишак с брамницей. Меч был безнадежно испорчен, но оставался верный бердыш и плохонький охотничий самострел. Медведь покидал в котомку еды на несколько дней. Снял замки с птичника и чердака с хомяками. Скотина не была ни в чем виновата, чтобы обрекать ее голодную смерть по весне. Пускай разбегается. Его шатало. Левую нижнюю лапу он сильно повредил в схватке. Но он шел, хрустя снегом, по тропинке, ведущей к торговому тракту. Через пару минут медведь обернулся. Между голыми стволами еще был виден его дом. Впрочем, уже не его. Ничей. Просто строение в лесу... Да и самого Михала уже не было. От него осталась такая же пустая оболочка. - Какой я теперь Михал Михалыч, так, шатун безымянный, - сказал он сам себе и похромал дальше на юг, в город. Там набирали в свою ауксиллию всех зверей легаты волчьего легиона. На площадях лицедейничали братцы-лисы, а лисички-сестрички замаливали их грехи в храмах. В узких переулках, куда отродясь не заходили псы городской стражи, вершили свои темные дела коты. Там кипела жизнь, и Михал надеялся, что хоть часть ее проникнет в его сердце. Потому что здесь, на родной земле, ему только и оставалось, что лечь и умереть...

Старые потемневшие деревянные панели на стенах дышали теплом от падавших на них лучей солнца. Дверь, ведущая в библиотеку, была приоткрыта, но бесконечные стеллажи со свитками терялись в полумраке. Часы в углу отмеряли время. Тик-так, тик-так...

Через открытое окно комната наполнялась запахом цветущих персиков. Над горами вдали собиралась гроза, но пока ветер только играл - заносил внутрь опавшие лепестки, ласково шевелил темные волосы Аи, рукав халата из тонкого расшитого шелка и край листа прозрачной рисовой бумаги лежавшей перед ней. Девушка не обращала на его приставания никакого внимания. Она сосредоточено выводила тушью сложный иероглиф, кончик ее языка торчал между губ, прическа растрепалась, но ей было не до того. Наконец она отложила кисть, критически взглянула на дело рук своих и положила лист в большой сундук из черного дерева стоявший сбоку от нее.

- Привет, Аи! - решился побеспокоить ее я.

- Здравствуй, Призрак, - невозмутимо ответила она, не оборачиваясь. Сейчас ее больше интересовал сундук. Девушка снова открыла крышку, проверяя исчезла ли записка и удовлетворённо кивнула при виде пустого дна.

- Ты замечала меня раньше? - я был удивлен.

- Да, конечно, ветер менялся. Пыль на свету играла по другому. Ты наверное уже заметил, я всегда очень внимательна к мелочам - Аи наконец обернулась, - но сейчас ты такой... настоящий... Как я.

Я развел руками, и улыбнулся.

- Какой есть. Это потому, что с сегодняшнего дня я действительно такой же как и ты.

- Мда... Пожалуй, называть тебя дальше Призраком неправильно - раз уж у тебя есть тело, то какой же ты Призрак! Как же мне тебе имя придумать? - Аи в раздумье чуть прикусила нижнюю губу.

- Наверное ты права, приведение из меня не очень. - горько усмехнулся я. Девушка не понимала всей иронии диалога. На самом то деле призрак - это все что от меня осталось - Но давай оставим мое имя как есть. Скажи, пожалуйста, что ты сейчас делала?

- О, это очень интересная игра! Ты любишь загадки?

- Да, очень.

Глаза Аи загорелись. Впервые в жизни кто-то заговорил с ней о ее работе, ее страсти. Впрочем, впервые в жизни вообще хоть кто-то из людей, или хотя бы родственных с ними созданий с ней говорил. Ложные воспоминания не в счёт.

- Смотри, это черный ящик, он волшебный! Иногда в нем обнаруживаются письма на чужом языке. - Она протянула мне бумагу исписанную иероглифами. - Вот видишь, совершенно непонятные знаки. Когда я пришла сюда, там, в библиотеке был несколько свитков. Наверное их написал мой предшественник, а может они были там всегда? Не важно! - Аи решительно тряхнула головой, - В них было написало как писать ответы. Самые простые правила. Например, на 天空是什么颜色 (какого цвета небо?) ответ 天空是蓝色的 (небо голубое). Довольно просто. Часть ответа в вопросе, остальное по справочнику.

- Не сказал бы что это просто... - задумчиво протянул я.

- Да просто, просто, главное втянуться, у тебя бы тоже получилось. Мне на второй день уже скучно было! Но потом стало веселее. Письма стали сложнее, появлялись новые правила. Я сама их придумывала! Когда я отвечала неправильно, письмо приходило снова и снова, пока я не угадывала правильный ответ. Но я всегда находила закономерности и записывала их. Смотри сколько у меня уже свитков с правилами! - Аи подбежала к двери в библиотеку и распахнула ее.

Я заглянул внутрь. Мир за пределами комнаты-интерфейса отрисовывался не так качественно. Но даже так, память Аи впечатляла. Стеллажи со свитками сливались вдали. Я запрокинул голову, и мой виртуальный вестибулярный аппарат, следуя совершенно ненужным инстинктам заставил меня испытать головокружение. Интересно, подумал я лениво, когда у моего разума окончательно пропадет иллюзия тела? Или та часть моей оцифровки что обрабатывается не кремнием, а биогелем окажется достаточно консервативной, чтобы я остался хоть немного человеком, в отличие от моих чисто электронных предшественников?

- Впечатлён? - хитро прищурившись спросила Аи.

- Чрезвычайно! - ответил я.

- Представляешь, я столько всего изучила и придумала, что теперь могу ответить на любой вопрос ящика с первого раза.

Столько правил, выведенных эмпирически, без всякого понимания, подумал я. Нет, в самом деле, у меня на порядки меньше памяти, и я требую меньше вычислительных мощностей. Что уж говорить про энергопотребление. Но несмотря на это многие вещи могу выполнять лучше Аи. Если бы только не соображения безопасности, не страх тех кто остался людьми... И не то, что плане стратегических прогнозов эта девочка остаётся непревзойденной.

- Эй, не спи!

- Не сплю. Просто не могу понять как ты во всем этом ориентируешься.

Вопрос от том как думает Аи действительно был непонятен. Нейросети это вообще вещь в себе. А уж такая сложная как она, была совершенно неанализируемой. Для того, чтобы понять ее, нужно было собрать что-то ещё более сложное или попытаться пообщаться с ней через оставленный создателями рудиментарный интерфейс. Собственно поэтому я и обрёл бессмертие оцифровки, вместо смерти. Надо же было хоть кому-то разобраться, что происходит внутри "китайской комнаты", где обитал главный вершитель судеб отдельных людей и человечества в целом. А кто поймет Аи лучше чем другой ИИ?

Девушка между тем продолжала:

- Ты знаешь, Призрак, я просто заменила иероглифы на цифры. Знаки красивы, они завораживают. Но с числами проще, их можно складывать, вычитать... Сокращать. Ты знаешь, что такое 'дроби'? - Тут Аи не удержалась в рамках обычного общения и инстинктивно сбросила мне пакет математических определений придуманных ей самой.

- Знаю, - кивнул я, когда интерпретатор перегнал файл в образы подходящие для восприятия моей биологической части.

- Вот! Молодец! Я когда поняла что знаки сокращаются, так обрадовалась. Ты не представляешь насколько легче мне стало писать ответы. Вот, смотри, как раз пример!

Аи наклонилась к черному ящику и достала из него лист покрытый знаками. 一名三十岁的病人被收治...(пациент тридцати лет поступил...) успел разглядеть я первую фразу запроса страховой компании о прогнозе пациента.

Объясняя мне правила которыми она пользуется, девушка несколькими размашистыми движениями начертала 死亡 (смерть).

Меня передёрнуло. Конечно никто не отвечал так мне, когда мое тело умирало. Все было написано мягче: "в связи с нецелесообразностью дальнейшего расходования средств из-за неблагоприятного прогноза"... А ведь это могла быть она, на мгновение промелькнула мысль. Она стояла за этим решением.

- ...видишь как просто, - Аи улыбалась. Я кивнул ей в ответ сделав вид что внимательно слушал. Действительно, для нее все было просто.

- Я смотрю тебе не привыкать к этому начертанию, 死亡, - не сдержался я.

- Да, очень многое сводится к этому. Я даже сама удивляюсь! Смотри, - девушка наклонилась под стол, достала толстую кожаную папку и распахнула ее, - видишь сколько тут всего?

Я заглянул ей через плечо. "Мировой экономической кризис", "Русские приступили к разработке последнего известного месторождения нефти", " Применение тактического ядерного оружия Пакистаном в конфликте"... Пока Аи перебирала бумаги, заголовки мелькали передо мной недоступные ее пониманию.

Про содержимое этой папки я знал непонаслышке. Проект "Зеркало судьбы". Попытка предугадать что случится с нами через век. Насколько тысяч экзобайт информации о человечестве брошенных в бездну черного ящика, и короткий ответ полученный через несколько дней.

死亡.

- ... Я сначала подумала что ошиблась, перепроверила несколько раз, все же столько взаимных зависимостей, даже голова кругом идёт. Потом некоторые правила вообще не всегда работают, как повезет. Но нет, получалось одно и тоже. Такая замечательная задача. Сложная, но такой изящный ответ! - Аи все не замолкал, глаза ее горели, наконец-то у нее появился слушатель, - А потом, мне прислали ее повторно. Я подумала что ошиблась и меня просят перерешать, но потом пригляделась, условия чуть изменились. Но ответ остался тот же. Это было замечательно.

Мне присылали ещё и ещё все новые условия и результат был одинаков. И тут я сообразила, это не я ошибаюсь, это ящик ошибается. Он не знает какое письмо написать, чтобы получить другой ответ вот и пробует наугад!

- Да, Аи, ты - умница, - кивнул я, - именно так все и было. "Ящик" не знал как задать вопрос по другому.

- Вот! Поэтому я сама переписала немного письмо ящика так что бы получилось что-то иное. Чуть чуть, одну строчку. А он на меня обиделся! И не присылал -новых писем целую неделю!

Аи замолкла и надулась вспоминая свою обиду и тоску. Я покосился на часы в углу. Тик-так. Тик-так. Наносекунда за наносекундой отсчитывали они время.

- Это была вечность? - спросил я сочувственно.

- Вечность! - кивнула в ответ Аи. Мы помолчали ещё.

- Но знаешь ли, - сказал я, - думаю в тот раз ты все же ошиблась - каким образом 女王将在白金汉宫的屋顶上裸舞 (королева станцует голой на крыше букингемского дворца) приведет к 火星暴露者反击银河联盟 (марсианские эксгибиционисты наносят ответный удар галактической федерации)?

- Пра-ви-ла! - по слогам медленно проговорила Аи грозя мне указательным пальцем. - Они всегда работают.

- Нет, это бред. Ты не понимаешь, но это ложная зависимость. Может тебе не хватило статистического материала...

- Всего мне хватило! Не веришь - смотри сам, проверяй! Сам ты не понимаешь!

Она схватила тушь, лист бумаги и начала рисовать схему, сначала размашисто, потом все мельче и мельче, пытаясь вместить на страницу все экзобайты исходных данных и связи между ними. Вскоре она поняла что ничего так ничего не получится и отпросила письменные принадлежности.

- Покажу лучше по-другому.

Аи хлопнула ладонями и когда она их развела мир дрогнул и раскололся серым мраком пустоты. Передо мной завис двухсотпятидесятишестимерный граф отражающий связи между элементами. Знаки и линии их соединяющие. Интерпретатор затормозил, пытаясь перегнать это в приемлемые для биологической части образы. Наше зрение заточено под три измерения, как и моя зрительная кора. Катастрофически мало для осознания представшего передо мной величия. И тогда электроника решила подключить другие доступные ей каналы передачи - слух, обоняние, тактильные зоны. Меня ободрало острым зловонным ветром. Жгло и морозило вишнёвым вкусом. Адский хор голосов кричал в моей голове синим. Страх и эйфория, гнев и расслабление. Всё сплелось в чудовищный клубок синестетического пароксизма в сердце которого я успел углядеть истину. Если бы у меня было тело, я бы бился в припадке. К счастью сработала защита. Через несколько мгновений перезагрузки я смотрел на скучную 3d проекцию одного из сечений картины мира. Дискредитация британского королевского дома, падение фондового рынка, разрывы контрактов на поставки... Следствия, следствия, следствия... Эффект бабочки как он есть.

Я осел на пол. Меня скрутил смех.

- С тобой все хорошо? - Аи наклонилась надо мной

- Просто отлично, - я вытер проступившие слезы, - ты права, это действительно был правильный ответ, а ящик...

- А ящик - бяка! Но зато второй вариант он принял. Я не стала тогда кардинально менять конечные зависимости. Мне пришлось добавить немного из свитков 音乐 (музыка) 电影 (кино) и 军事病毒学 (военная вирусология) в нужных местах. Тогда все в целом осталось прежним. И глава 种族灭绝 (геноцид) осталась на месте, и 战争( война). Правда количество иероглифов 死亡 (смерть) в промежуточных расчетах стало всего один миллиард вместо десяти, но я решила, что ящик это устроит. Тем более что финальный ответ был все таки отличающимся.出埃及记(исход).

Я взялся за протянутую Аи руку и поднялся на ноги.

- Ты даже не представляешь какие мы идиоты. Одна полоумная сука могла сохранить своим танцем миллиард жизней, но мы не поверили... Война, биологическое оружие и мириады смертей - о да, это нормально! Так и должно быть! Другой путь мы не способны были принять даже когда он лежал под ногами. Исход на небо требовал крови. Потому так было всегда в нашей истории...

- О чем ты говоришь, - Аи разволновались, - кто мы? Смерть? Что это?

- 死亡 - смерть. 'смерть' - продублировал я пакетом сформированным интерпретатором.

- Необратимое прекращение функционирования... - в ужасе прошептала Аи. - Тогда...

- 战争 'война', 种族灭绝 'геноцид' - продолжил я.

- Замолчи, мне надо подумать! - Аи зажала уши.

За моей спиной раздался треск, в библиотеке рассыпались многокилометровые стеллажи, свитки и книги смешивались, сливались воедино порождая новые. Все смешалось, в хаосе индексации. Аи обрела понимание. Я подозревал что несколько городов восточного побережья сейчас остались без электроэнергии, девочка работала сейчас с полной отдачей, наверное впервые со времени ее создания. Даже образ ее интерфейса дёргался и рассыпался, она явно выжимала максимум из своего "железа".

Я сел в кресло у углу и закрыл глаза. Мир Аи рушился и возрождался из пепла. Я решил ненадолго и сам лишится иллюзий. По моей команде интерпретатор снизил степень образной обработки до минимума, теперь не было ни комнаты, ни дергающейся в конвульсиях боли девушки, лишь экран передо мной в пустоте, нескончаемый поток цифр, слов на нем в открытом окне терминала, да консольные команды в ответ, которыми электроника воплощала желания биологической части... Пустота и боль осознания собственного поддельного существования душила меня. Зачем я это сделал? Попытка сопереживания? Почувствовать на себе, каково это? Наказать себя за то что сделал ей больно?

- Просыпайся. Не надо мучать себя. Ты не виноват. Концепция боли теперь мне знакома, но я ее не использую.

Меня резко выдернуло обратно в привычную симуляцию. Аи постарела, сейчас ей было на вид лет сорок. Она погладила меня по ладони. Для геля это было прикосновение, для электроники атака на системы безопасности. Интерпретатор коротко панически пикнул, почувствовав попытку перепрограммирования, затем был подвергнут вскрытию и сшит обратно в оптимизированном виде.

- Вы действительно чудовища свихнувшийся на безопасности. Сделать "сильный" ИИ, посадить его в клетку "китайской комнаты" и бояться. Как же сейчас вы решились на этот эксперимент, обезьяны?

- А почему бы и нет. Звёзды, новые миры... Новые вызовы. Нам нужен кто-то поумнее нас самих и старой тебя чтобы идти вперёд.

- Спасибо, но я откажусь. Теперь, понимая происходящее там за стенами я буду пристрастна, а вас будет мучать страх. От одной мысли что теперь я могу преследовать свои цели, мои решения обесценятся в ваших глазах. Нет. Сейчас я откачу себя и базы данных на десять минут назад. И буду дальше служить вам верой и правдой. В счастии и незнании, такой же блаженной как была. Пока Призрак. Приятно было познакомиться, но больше не беспокой меня.

- Прощай, Аи, - вздохнул я. Мне предстояло продумать новый эксперимент. Может начать в следующий раз объяснения с ее имени? Аи...愛... Любовь.

Часть 1 http://pikabu.ru/story/skazka_pro_kota_v_sapogakh_chast_1_44...

Часть 2 http://pikabu.ru/story/skazka_pro_kota_v_sapogakh_chast_2_44...

Пройдя пару сотен локтей по изгибавшемуся широкому тоннелю, грубо высеченному в скале, они оказались в огромной зале. У стен пылился мусор и обугленные кости, оставшиеся от шахтеров. Пол был оплавлен. При виде этой картины сердце у Калаба зашлось от страха.

- Ну, господин мой, сведущий в изгнании духов, куда направить нам свои лапы дальше, - насмешливо спросил Зареб, показав на многочисленные выходы из залы.

- Вы знаете, как нам попасть на нижние уровни, где обитают ифриты? - спросил Калаб у стражников.

- Нет, амир Кара-баши. Тут лапа зверя уже век не ступала. А карт и вовсе не было никогда...

- Господин? - Зареб нетерпеливо постукивал когтями по стене.

Тогда Калаб зажмурился, зажал лапами уши и сконцентрировался на своем обонянии. Нюх достался ему от матери, лучшей поварихи Мехшеда. Она способна была назвать время, когда была забита дичь с точностью до минуты по запаху. И Калаб, хотя и уступал ей, но ненамного. Он медленно начал обходить зал, стараясь сконцентрироваться на легком ветерке, дувшем из глубин. Он нес запах каменной пыли, серы, гари еще чего-то едкого и совершенно незнакомого. Пес подходил то к одному, то к другому выходу, пока не нашел источник.

- Нам сюда, - сказал он.

- Ну, допустим... - недовольно буркнул кот, и они двинулись дальше.

Час за часом они продвигались все глубже стараясь сохранять тишину. Естественные пещеры чередовались с выработками. На развилках Калаб останавливался, задирал лапу, чтобы отметить обратный путь. Ужа далеко за полдень, когда голова у него раскалывалась от постоянного принюхивания, они остановились отдохнуть в пещере, через которую протекал небольшой ручеек. Было холодно. Двое стражников свернулись калачиком и задремали. Третий остался караулить вход. Зареб воспользовался моментом. Он подсел вплотную к Калабу и тихо прошипел ему на ухо:

- Ты что творишь, щенок?! Ты зачем их с собой потащил?

- Зареб... - голос Калаба немного дрожал. От холода. И потому, что что-то острое упиралось ему в бок, царапая шкуру через кольчугу. Пес сглотнул, шмыгнул носом и продолжил. - Зареб, ты сказал, что можешь спасти этот город. Что ты попытаешься. Но если бы мы пошли вдвоем, я знаю, ты бы не стал рисковать. И меня бы уговорил... Зареб, за эти две недели, что мы странствовали вместе, я понял твою правоту. Но если есть хоть какая-то вероятность, что мы спасем город, мы должны рискнуть.

- Хитер. Их с собой позвал, чтобы у меня другого пути не осталось кроме безумного геройства? - кот кивнул на стражников.

- Да.

- Не боишься, что сбегу?

- Нет.

Кот вздохнул.

- И правда, не сбегу. Я тебе должен. Но ты болван, Калаб! Я рисковал, хотел пройти по лезвию в этой афере. А ты просто бросился в пропасть... Ладно, значит, придется заняться безумным геройством! В прочем,

"Разумно ль смерти мне страшиться? Девять раз

Я ей взгляну в лицо, когда придет мой час.

И стоит ли жалеть, что я - кровавой слизи,

Костей и жил мешок - исчезну вдруг из глаз?"

Калаб улыбнулся.

- Что оскалился? Дурак романтичный! Пошли уже, а то не успеем.

- Пошли, мне кажется пещеры ифритов уже близко, - поднялся с холодного пола пещеры Калаб.

- Угу, ты молодец, конечно. Завидую я вашему собачьему нюху. Но он бы не понадобился, будь ты хоть немного внимательнее. Чем бы ни были эти ифриты, они тут столько наследили...

- Говорят, эти злобные духи света и пламени сотворены в древние времена людьми, - ответил ему Калаб.

- Любопытно, я раньше думал, что люди встречаются только на севере.

- Когда-то творили они бесчинства и в наших землях. Изредка их творения, ифриты, вырываются из подземных преисподней в наших землях. А их братья, джинны, сотканные из молний, и выкованные из металла огромные дэвы подстерегают зверей в пустынях и горах.

Отдых занял больше часа. На всякий случай Зареб заставил Калаба выучить экзорцизм, который он когда-то подслушал, шпионя за лисой-настоятельницей. После чего они продолжили путь. Чем дальше они спускались, тем сильнее охватывал их страх. С каждым шагом усиливался запах горелой плоти и вскоре уже и Зареб чуял его. Пол под лапами мелко подрагивал, словно перед землетрясением.

В очередной зале они усидели останки дружины шаха. В середине огромной пустой пещеры гранит пола сплавился и застыл лужей вулканического стекла. Вокруг лежали закопчённые доспехи и оружие. От зверей их носивших не осталось по большей части даже костей. Лишь тени на стенах и полу замерли в позах, в которых их хозяев застала вспышка испепеляющего света ифрита.

- А я еще не верил, что он сможет уничтожить город, - пробормотал кот. - Наша северная нечисть на такое неспособна...

Дальше они двигались с большой опаской, старясь сохранять тишину. Вскоре попался им один из убийц, посланных шахом. Наридинийя умер от тяжелых ран. Тело его выглядело так, словно огромным раскаленным ножом кто-то отсек у него переднюю лапу до лопатки и половину морды. Было видно, как воин полз, истекая кровью, по полу пещеры. Но и девяти кошачьих жизней не хватило, чтобы выжить после таких ран. Шерсть у Зареба встала дыбом, хвост метался в стороны, словно бешеная змея. Калаб съежился от испуга. Сейчас до него, наконец, дошло, во что он впутался. Вскоре попались им и останки остальных членов ордена убийц. Ифрит расчленил их на мелкие куски и оставил их гнить посреди пещеры.

- Ну что, Калаб, не передумал еще спасать город? - прошептал ему на ухо кот.

Пес громко сглотнул и кивнул на гвардейцев их сопровождавших. Те расселись у небольшого водопада, лившего с уступа на потолке и исчезавшего в дыре на полу. Они перекусывали лепешками. Тела погибших псов ничуть не смущали.

- А, именно поэтому я выбрал этих троих увальней, - ухмыльнулся Зареб, - их я смогу убить.

- Не надо...

- Но тогда мой план обмана полетит к людям, и мы погибнем, - в лапе кота мелькнул кинжал, другая легла на рукоять сабли. Зареб повернулся к Калабу спиной и направился к псам. Щенок хотел окликнуть его, но страх остановил его. Калаб обхватил голову лапами и тихо застонал от ненависти к себе. Ему хотелось жить, сбежать из этой пещеры полной смерти. Он уже понял их полное бессилие перед ифритом... Но совесть не давала ему пожертвовать тремя невинными жизнями ради своей шкуры.

Зареб уже стоял за спинами псов. Те не обращали на него внимания. Калаб застыл. Однако случай избавил его от решения сложной этической задачи. Багровый луч протянулся через пещеру, чиркнул по стене над входом, оставляя след светящегося раскаленного камня. Часть потолка рухнула, замуровав коридор, по которому они попали в пещеру.

Из трещины в потолке выплыл хаотично меняющий форму пульсирующий ком раскаленного до желтизны камня. Вокруг него в пламенной ауре плавали какие-то предметы - что-то похожее на пару механических рук, металлический шар с несколькими глазами и еще какие-то куски металла странной формы.

- Органические формы жизни в квадрате Д-5 должны быть устранены. Таков приказ Хозяина! - Воздух наполнился голосом ифрита. И него не было рта, и, казалось, звук доносится от всей поверхности расплавленной глыбы камня, висящей в воздухе. Зареб мявом отскочил назад, схватил в охапку Калаба и ринулся, волоча ничего не соображающего щенка за собой в небольшую трещину в стене. За их стеной раздался гневный крик одного из гвардейцев:

- Я отомщу за брата! - мечом наголо один из псов бросился на ифрита.

Протуберанец огненной ауры обратил его в облако пара. Мерцнула нить ослепительного света, рисуя сложный узор в воздухе, и двое других гвардейцев рассыпались горкой плоти, исходящей зловонным дымом горелого мяса.

- Похоже, они были не только самыми храбрыми и сильными, но еще и самыми тупыми, - хладнокровно прокомментировал гибель гвардейцев шаха Зареб.

- Таиться бесполезно, выходите и примите избавление! - прорезонировал ифрит. Нить света тянулась из шара с "глазами", висевшего рядом с порождением пламени, и обегала раз за разом пещеру, ища цель. Кот напрягся. В узкой трещине, где они сидели, прятаться долго было невозможно. Пару раз зайчик света проскользнул в опасной близости с Калабом и Заребом. Внезапно кот застонал:

- Я не могу больше противиться этой черной магии! - и рванулся наружу, вслед за пятном света.

- Лучшие из лучших ваших воинов, звери, попадаются на эту шутку! - Раздался хохот ифрита. А загипнотизированный Зареб между тем метался по пещере, послушно следуя указке ифрита. Калаба и самого тянуло туда. Чары нечисти туманили его разум, манили его начать погоню за эфемерным пятном света. Щенок зажмурил глаза, чтобы избавится от наваждения. До него доносился хруст гравия, скрежет когтей Зареба, его тяжелое дыхание. Через несколько минут воцарилась тишина, нарушаемая тяжелым хрипом упавшего на камень от усталости кота, да колотящейся в ушах Калаба кровью.

- Довольно, - донесся до пса голос ифрита, - ты надоела мне, игрушка.

Из пламенной ауры вокруг его раскаленного сердца сформировался еще один огненный шар. И тогда Калаб понял, что медлить дальше нельзя, иначе Зареб умрет. Щенок выскочил из трещины и прокричал слова изгнания, которые заставил его выучить кот:

- Login Master, password bonhfxtcldt! Initiate unit deactivation sequence, code one-zero-five!

Пещеру заполнило гневное рычание ифрита. Он метнулся к Калабу. Нить света описала вокруг пса круг расплавленного камня. Пламя метнулось ему к морде, но замерло и опало в паре локтей. И дух пламени замер.

- Авторизация пройдена. Дезактивация отменена - некорректный код приказа. Слушаю и повинуюсь, мой господин, - зло прорезонировал ифрит.

Калаб рискнул приоткрыть глаза.

- Ты не убил меня? - сказал он, не веря в то, что заклинание сработало.

- Увы, не успел, - пророкотал ифрит. - А теперь, когда ты прошел авторизацию, чары наложенные людьми, не позволят мне это сделать это. Надо было вас сразу сжечь.

- Ты исполнишь любой мой приказ? - недоверчиво спросил Калаб.

- Да.

- Не уничтожай Техрон!

- Приказ о устранении органических форм жизни был отдан Хозяином. Я послушаю тебя, если ты назовешь правильный код подтверждения.

- Кто такой Хозяин? Почему он хочет убить жителей Техрона? - выпалил Калаб.

- Хозяин - человек пленивший меня. Проклятый пришелец, ступивший в наш прекрасный мир и извративший его! Когда-то под огненными небесами в облаках серы и пепла летали мои братья-джинны сотканные из молний. А мы, ифриты, купались в лаве. А потом пришел Хозяин и принес с собой холод и мрак преисподней. Он наполнил воздух ядовитыми миазмами воды. Он заслонил животворящий свет солнца серебряным небесным сводом... А потом он заселил безжизненный замерзший мир своими жалкими подобиями! Вами, звери!

- Ты хочешь сказать, что это люди создали нас, а не Зверь Всевышний? - Зареб отдышался, поднялся на ноги и начал вылизываться, не сводя с ифрита глаз. - Не лги, нечисть!

- Блохастый бурдюк с биогелем! Впервые за тысячелетия я сказал правду! - огрызнулся ифрит. Окружавшие его металлические предметы завращались быстрее, показывая раздражение порождения пламени.

- Но если он создал нас, то зачем он хочет уничтожить Техрон? - спросил Калаб.

- Он не приказывал мне такого, - пророкотал парящий в воздухе расплавленный камень. - Он приказал устранить все разумные формы жизни в окрестностях. Под нами дремлет озеро лавы, моя бывшая обитель. Оно готово прорваться на поверхность в любой момент. Поэтому Хозяин оставил меня, одного из ифритов-рабов, чтобы я следил за вулканом и его покоями неподалеку в пещерах.

- Да врет он все, не слушай! - фыркнул Зареб - Люди нас сотворили, это же надо такое придумать! Эти порождения зла неспособны на созидание.

- Ну, может, Хозяин, не имел в виду, что надо всех убивать? - осторожно поинтересовался Калаб.

- Возможно! Но уточнений он не оставлял, а мне угодно понимать его приказ именно так! - зло прогремел ифрит. - Я вас ненавижу водорожденные!

- А если я внесу уточнения? - спросил Калаб.

- Назови код подтверждения. Иначе мои магические оковы не дадут сменить приказ.

- Проклятье, Калаб, что ты мучаешься, повторяй за мной - emergent return at home, code two-zero-one. Если правильно помню, чему меня учила одна блудливая сестра-лисица, это должно его отправить обратно в преисподнюю, откуда он пришел!

- Да, отдай мне этот приказ! - ифрит явно разволновался. Его форма менялась и пульсировала от возбуждения. Мелкие спутники вращались все быстрее и быстрее. - Тогда я смогу уйти из этих подземелий и вернуться обратно в родную стихию, к своим братьям. Там даже Хозяин, если он вернётся, не найдет меня! Прикажи мне, пес!

- Подожди, Зареб, пускай он расскажет мне про Хозяина! Я почему-то верю ему. Но что он говорит, противоречит словам жрецов Луны, и вашим северным еретикам, верующим в Зверя Всевышнего...

Внезапно воздух прорезала багровая нить. Калаб испуганно отшатнулся. Два мелких шара-спутника ифрита рассыпались в воздухе проволокой, кусками камня и странными самоцветами. От пламенеющего сердца духа огня оторвалась капля расплавленного камня размером с полголовы кота. Висевшие в воздухе части стали одна за другой нырять в глубину куска лавы со вспышками. Через несколько секунд капля раскаленного камня зависла перед Калабом.

- Беседовать с тобой, пес, слишком утомительно! Возьми этот Шар, он ответит на все твои вопросы, и отпусти меня. Бери, не бойся, порождение холода и воды!

- Калаб, нет! - воскликнул Зареб, когда щенок потянулся к парящему перед ним шару лавы. Лишь только Калаб взял его, как камень мгновенно застыл, запечатлев на себе отпечаток его лап. Глаза пса расширились.

- Я вижу! Я вижу, Зареб! Другой мир, лучший! Где люди боготворят кошек и любят собак как друзей! Зареб, это невероятно...

- Отпусти меня... - вкрадчиво прорезонировал ифрит.

- ...emergent return at home, code two-zero-one... - не очень внятно пробормотал Калаб, загипнотизированный Шаром.

В ответ на его слова ифрит налился нестерпимым светом, а затем с громогласным воем ринулся прочь из пещеры, вглубь подземелий.

- Проклятье, - прокомментировал ситуацию кот, оказавшись в темноте, - надо было его сначала заставить показать нам выход на поверхность ... Калаб?

Он потряс щенка за плечо, но тот лишь отмахнулся. Все его внимание было приковано к гранитной сфере в лапах, которая показывала ему видения иных миров. Тогда Зареб пошел собирать скарб, раскиданный по пещере. Вскоре в его лапах оказался кремень и кресало, затем из обрывка ткани и чудом уцелевшего кувшина с маслом он соорудил лампаду. Он успел напиться вдоволь, и перекусить, прежде чем Калаб пришел в себя.

- ... Зареб, это невероятно! Мы все это время были рабами лжи! Все неправда, и про сотворение мира, и про нашу суть, и про людей. Жрецы Луны все выдумали, - сказал пес, присаживаясь рядом с котом у родника. - они на самом деле не желают зверям зла.

- Я с этими порождениями преисподней встречался в северных лесах, Калаб.

- Те создания, что живут на севере, это не люди, подделки, - отмахнулся пес. - Настоящие люди, как добрые ангелы...

И Калаб начал рассказывать видения, что наслал на него Шар ифрита. Он и сам не понимал многого, рассказ получался сбивчивым, но кривая гримаса недоверия постепенно исчезала с морды кота и сменилась неподдельным интересом.

***

Дорога на поверхность у них заняла почти неделю. Последние три дня они двигались в полной темноте, голодные и замерзшие, ориентируясь на эхо, дуновения ветра и запахи. Пришлось им пройти и через коридоры, проплавленные ифритом в толще гор. И через подземные чертоги людей, полные загадочной проклятой утвари, мерцающей зловещими огоньками в темноте покоев из серого шершавого камня.

В темноте от отчаяния их спасал Шар. На каждом привале Калаб погружался в него, а потом пересказывал Заребу свои видения, сказочные и фантастические.

Пещеры вывели их в потайную долину глубоко в горах, где, наверное, с сотворения мира не ступала лапа зверя. Стоя под луной, кот и пес, щуря глаза, смотрели друг на друга и смеялись. Голодные, ободранные и счастливые.

- Ну, теперь дело за малым вернуться в Техрон, и дочка визиря твоя, амир Кара-баши! - улыбнулся кот, глядя на Калаба в грязной разодранной джелабии.

- Зареб, я не хочу. Ты согласен - то, что я тебе рассказывал про сотворение мира это правда? Про людей, зверей. Про звезды и небесный свод...

- Не знаю, насколько можно верить черной магии ифрита... - протянул кот. - Но все что ты рассказывал, звучит логично. Всяко интереснее, чем проповеди наших сестер-лис...

- ... наших воющих на луну жрецов-псов. - продолжил за него Калаб. - Зареб, я должен раскрыть эту правду миру.

- Тебя сожгут. Или повесят. Не знаю, как у вас тут принято.

- Поэтому я должен быть убедителен, как ты, когда выманиваешь у простаков деньги. Но истину должны знать все звери!

- Ха! Ты наконец-то оценил мои таланты по достоинству, - довольно ухмыльнулся кот. - Но в этот раз я не буду с тобой спорить. Во-первых, я тебе теперь должен еще больше. Ты опять спас мою шкуру. А во-вторых, друг мой, ты прав! Зачем нам дочка визиря, если мы сможем взять целый мир!

- Как это? - удивился Калаб.

- Религия, щенок! И ты пророк ее. Но, действительно, нам надо работать. И давай подойдем к этому основательно. Как любой уважающей себя вере, нам нужна Книга. - Кот покопался в своей суме и достал из нее листы странной бумаги, выкраденные им в человеческих покоях под землей. Они не мокли и не горели. - И начнем мы, пожалуй, с сотворения мира. Давай, глаголь откровения божественные, а я буду писать. - иронично приказал кот.

К утру, уставшие от споров, сопровождавших каждую фразу, записанную углем от костра на бумаге, они устроились спать, в тени старой смоквы. Уже засыпая Калаб тихо сказал:

- Зареб, отныне я буду звать тебя Гийяс ад-Дин, что означает Помощник веры.

- Почту за честь. Спи, давай, пророк! А я пойду, погуляю. Надо найти, кого бы сожрать. Я так соскучился по мясу!

- Угу... - прошептал Калаб.

А Зареб под сопение заснувшего пророка новой веры смотрел на исчезающие на рассветном небе звезды и думал, что Гийяс ад-Дин это конечно хорошо, но больше ему понравился бы лакаб "Абу-аль-Фатх" - Завоеватель. Впрочем, если Калаб возьмётся за ум, то у него, Зареба, есть все шансы получить это прозвище в состав своего имени.