Kikamoto

Молодая часть, расквартированная в бывшей колонии, внешне напоминала кадры из фильма Тарковского "Сталкер". Учебка с пустеющими серыми корпусами, где зэки жили, шили кирзовые сапоги, притом только на левую ногу. Возможно, правые делались в другом месте, не знаю, валялись повсеместно только такие.

Уличный загаженный еще во времена колонии туалет, в который приходилось ходить и ночью. А все потому что в корпусе туалет замерз и забился. Перебои с питанием были. Наверное, потому что логистических компаний по доставке еды в армейские части тогда не было. И я познакомился с эксперементальным сухпайком какого-то там эксперементального завода.

Сухпаек.

Квадратная картонная коробка. Внутри из съедобного была сгущенка, заварка, тушенка, презерватив несъедобный но рабочий.

Остальное условно-съедобное:

Галеты из отрубей. Нет, я ничего не путаю. Чистейшие прессованные отруби. Они раскусывались зубами, но не растворялись во рту. Ни через две, ни через пять, ни через десять минут. Слюны много, даже вкус во рту, а толку то?

Сухари из буханки хлеба, нарезанной огромными тостами и засушенной до каменного состояния. Они не откусывались никак. От слова вообще. Были съедобны только после длительного вымачивания в кипятке.

Каша гречневая. В консерве. Без масла, жира и пр. На вкус как картон с привкусом гречи. На вид как губка для мытья посуды. Жесткая, несоленая и противная.

В тот день мы гуляли между рядами колючей проволоки, варили чай в найденной там-же кастрюле, и пытались греть кашу с тушенкой, кушать очень хотелось однако. Это была почти свобода - когда ты предоставлен самому себе, никто не командует и никуда не гонит. Таких дней мыло невероятно мало.

Но я до сих пор не понимаю, в чем заключалась экспериментальность сухпайка? Выживет ли человек, пытаясь съесть несъедобное? Смогут ли не сломаться зубы? Можно ли есть отруби в чистом виде? Жаль, не было тогда сотового, чтобы сфоткать всю эту прелесть...

Яблоки на снегу.

Вспомнил нашего прапорщика, который бухал нещадно и крутил на патефоне одну и ту же пластинку каждый вечер вечером, перед нашим сном. Это были "Яблоки на снегу". Капец. Через неделю я уже выучил все слова и напевал ее все время. Она стала навязчивой и не выходила из головы. Я ненавидел ее и подпевал.

А ведь до армии я случал еще неофициальные записи Чайфа, БГ, Наутилус и прочее, к чему у меня был доступ. Никаких там итальянцев и попсы...

Учения.

Еще одним чудесным зимним днем были учения с помощью похмельного лейтенанта. Шинели по приказу остались в казарме (перчатки, варежки, шарфы - не не слышали о таком), а тела переместились в русло замерзшей реки и хороших красивых сугробов. Массово отрабатывали "вспышка справа, вспышка слева" с залеганием в толстые и уютные сугробы. И все бы хорошо, но посте нескольких часов тренировок, по возвращении выяснилось, что отключили отопление. Никого уже не интересовало почему. Вопрос стоял в том - как вышить. Тогда сидели все толпой, прижавшись к друг другу и таджики, и узбеки и русские. Дрожжали тоже вместе. В помещении было градусов двенадцать и она понижалась. Выжили. По-моему, даже не заболел никто.

А вот болячки на руках у меня гнили. Следы остались до сих пор. Любая царапина, порез, укус насекомого - и ранка гноилась и не заживала многие месяцы. Видимо, сказывается смена климата, питания, малое количество витаминов.

Инвалид с гор.

Поначалу все - вне зависимости от национальности жили дружно. Мы были в отдельном корпусе, молодые сержанты, совершенно неопытные и даже внешне похожие на пай-мальчиков. По ночам и вечерам рассказывали истории о том, как кто попал в армию. Больше всего доставляло слушать рассказы выходцев с гор. Среди нас был реальный инвалид. Паралич почти всей левой половины тела. Рука не двигалась, нога еле ходила, глаз не видел. Очень многих просто собирал по магазинам армейский бобик. Брали всех молодых, увиденных на улицах поселка и отправляли служить. Они спускались с горных аулов за солью и пр, и попадали под гребенку. Больше всего рассказов было из серии именно "за солью пошел". Инвалида комиссовали, хотя и не очень быстро.

Конфликты на национальной почве начались позже, когда у молодых горных появился доступ к нерусским старичкам в части, и пошло-поехало. Почувствовав земляческую силу, они забывали все и изображали воинствующих гопников с нулевой мозговой активностью. Абсолютно всех как будто подменили. Потом подробнее напишу, это своя история.

Про Желудь.

Естественно, многим приходили посылки. И сержанты не отбирали - каждый распоряжался сам, обычно все друг с другом делились. Я даже успел попробовать сайгачатины - чьи то родители поделились, когда приехали навестить.

Но вот пришла посылка рядовому по фамилии Желудь. Почему запомнил? Потому что уже в Шарье сержанты, когда рота проходила под большим дубом, заставляли его подпрыгивать, хвататься за ветку и висеть. Желудь на дубе. Ага.

Так вот. Получил он посылку и сделал следующее: Сел в угол казармы, накрыл себя и посылку шинелью и все выжрал. Молча. Вот сало мы успели заметить, да и пахло оно знатно.

Пы.Сы. Пишу обрывками, что всплывает в памяти, то и пхаю в текст. Могу что-то забыть, переврать, но несознательно, просто много времени прошло.

Меня забрали в декабре. Вроде и военная кафедра, и можно было поучиться еще, но я устал от учебы и решил послужить немного.

1988 год, мороз и я в Егоршино. Чудесный распредпункт, где я пробыл три дня. Урал, на улице минус двадцать пять, последний призыв, в который собрали всех самых "лучших". Три дня как в анабиозе - отключенное отопление (наутро не мог снять зимние сапоги, опухли ноги), каждые несколько часов - поножовщина, минимум драки. Еда только своя - питался сгущенкой и какао в банке. Вокруг водка, мат, разговоры на неведомо-сексуальные темы.
Тут стоит отметить, что меня воспитывали в семье архитекторов и инженеров. Можно сказать, что интеллегенция. До армии я не пил, не курил, не ругался матом и очень мирно общался с девушками. Такая атмосфера была мне доселе неведома.

В ообщем, вымороженный, голодный и слегка с поехавшей крышей, на третий день я. был готов ехать куда угодно. Хоть на флот, на три года. И вот настало утро распределения. Народ суетился, пытаясь разговориться с офицерами - нанимателями. Я же просто пытался понять что и где. Вообще-то в военкомате меня прописали в танкисты. Однако веселый капитан в Егоршино посмортев мои документы, улыбаясь решил, что раз я учился в архитектрурном, мне положено по специальности - в стройбат.
Потом помню поезд, родной вокзал, и несколько часов, чтобы забежать домой. Помню в левой руке кусок жареной курицы, в правой банка варенья, которым я запивал ее. За полчаса я запихал в себя все, что мог. И на следующие сутки прибыл в Мантурово. Часть оказалась на территории бывшей колонии. Семь рядов колючей проволоки, черный снег от коптящего рядом биохимического завода...

Из служивших русских было мало. Процентов пятнадцать. Большая часть таджики и узбеки, ненависть к которым потом долго мучила меня. Моего нового друга, с которым спали рядом - скоро забили до сумашествия пряжками ремней в уличном туалете. Еще один щуплый паренек не выдержал и пытался сбежать. Попал в дисбат.
Я везучий, за мной всю жизнь приглядывают свыше. Поэтому была и своя каморка, в которой рисовал картину маслом для своего лейтенанта, плакаты для обучения операторов АБС, шпроты с офицерского склада под столом в штабе, два мешка новых носков, которые я ежедневно менял...
Дефицитное мыло уже в Шарье (а это рядом, там-же, под Костромой) я менял на банку парного молока и свежий хлеб. Там часть стояла на территории бывшего малюсенького аэродрома. КПП, забор и все такое, но с одной стороны. С трех других был свободный доступ в городок.

Присяга была в Мантурово. Минус двадцать, ветрина, никаких тебе перчаток и шарфа. Руки примерзали к АКСУ. Даже фотки где-то есть. Помню что не видел ничего, потому что ветром выдувало кучу слез из глаз.
Кормили нас кашей с тухлым свиным жиром, просроченными консервами, гнилой картошкой. Гречневая каша и тушенка - к приезду проверяющих. Все, что выставлялось на стол, нужно было свалить себе в тарелку, винигрет, суп, второе шли в кучу и сминались за минуту. Иначе не оставалось. Последствия?
Пришел домой с язвой, давлением, болящими зимой суставами на руках. Грибок на ногах. Ощущение, что я побывал в параллельной вселенной.

Много еще есть что вспомнить. И про парализованного полуслепого таджика, и про мусульманские стрельбы, и про чечена с топором, эксперементальный сухпаек, баню по-черному, офицерский магазин и грузина-сержанта в медчасти.
Хотите - раскажу.

Из-за обильных поливов комнаты своими жидкостями переселен на улицу, но обласкан дедушкой и живет в основном у него на руках.