HektorSchulz

HektorSchulz

Писатель Книги на ЛитРес - https://www.litres.ru/author/gektor-shulc-32103965/ вКонтакте - https://vk.com/hektorschulz Телега - https://t.me/hektorschulz
Пикабушник
Zarkon MadTillDead Bugagashechko
Bugagashechko и еще 5 донатеров
Sikapulkaи еще 3 читателя ждут новые посты
поставил 857 плюсов и 124 минуса
отредактировал 1 пост
проголосовал за 12 редактирований
в топе авторов на 374 месте
Награды:
За отменную реакцию Багажных дел мастер 5 лет на Пикабу За сборку компьютера С Днем рождения, Пикабу! Человек 2.0 За подвиги в Мире PlayStation 5 За участие в Хэллоуине За участие в поздравительном видео более 1000 подписчиковНоминант «Любимый автор – 2018»
52К рейтинг 4259 подписчиков 10 подписок 232 поста 207 в горячем
Серия Дурка

"Дурка". Часть восьмая

"Дурка". Часть восьмая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Психиатрическая больница, Реализм, Мат, Длиннопост

- Я людям помогать хочу, Вань, - улыбнулась Рая. На бледных щеках неожиданно расцвел румянец.

© Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.

- Артур покурить пошел, - глухо сказала Рая, когда я отвел её в кабинет, усадил на стул и налил в большую чашку крепкий чай. Руки девушки еще дрожали, как и голос, но по крайней мере она начала говорить. И это радовало. – А я проверить больных… После того случая… ну, Арина Андреевна сказала, что надо их чаще проверять. Я и пошла…

- Рай. Твоей вины тут нет, - вздохнул я. Губы Раи затряслись, но она собралась с силами и дёргано кивнула.
- Они сказали, что хотят посмотреть, что у меня под халатиком. Сказали, что если буду орать, убьют, - сдавленно ответила она. Глаза покраснели, в них блестят слезы и боль. – Опять.
- В смысле, «опять»? Они уже приставали к тебе? – нахмурился я. Затем, достав пачку сигарет, закурил.
- Не они. Другой больной. Сильный, огромный. Он меня в туалете ночью подкараулил. В служебном туалете.
- Я слышал об этом случае, - ответил я. – Но без подробностей.
- В общем… ну, ему почти удалось, - скривилась она. – А я… я ничего не могла сделать. Второй месяц работала, смущалась всего. Еще и санитаров не хватало. Жора на вязку пошел, а я… в туалет. Там меня и… ну, сам понимаешь.
- Ты сказала, что почти удалось.
- Да. Я его за руку укусила, а потом закричала. На крик Жора прибежал и Саша, еще один санитар. Работал тут до тебя, пока не уволился. Я сидела на полу возле унитаза, пыталась туалетной бумагой сперму с халата вытереть, а ребята его… ну, били, в общем. Сильно били. Он на утро бурый весь был. Арина Андреевна никого наказывать не стала. Утащила меня в свой кабинет и водки налила. А я водку не люблю, Вань.
- Да, я тоже, - кисло улыбнулся я и взял её за руку. Правда Рая тут же побледнела и руку отдернула, словно до горячей плиты дотронулась. – Прости.
- Ничего, - нервно рассмеялась она. – До сих пор не могу в реальность вернуться. Любое прикосновение истерику вызывает.
- Понимаю, - вздохнул я и сделал глоток чая. Но чай не согрел. Лишь усилил дурное послевкусие от рассказа. – Не понимаю другого. Почему ты еще здесь? Почему не любая другая больница, где на тебя не будут прыгать психбольные?
- Я людям помогать хочу, Вань, - улыбнулась Рая. На бледных щеках неожиданно расцвел румянец. Словно в мутную серую воду макнули кисточку с красной краской. – Всегда об этом мечтала.
- Тут людей нет. Только дураки, - мрачно ответил я.
- Это не так. Ты увидишь. Потом. Как и я, - пожала плечами Рая. – Здесь есть люди. Есть и звери, которым нельзя помочь. Но людей больше.
- Хотелось бы верить.
- Ты сам увидишь. Поверь, - тихо ответила она. Затем пригубила чая и слабо улыбнулась. – Можно я одна побуду?
- Конечно. Я на смену в женское на ночь заступаю, - кивнул я. – Но если что, приходи.
- Спасибо, Вань, - обронила Рая, смотря пустым взглядом в стену. Вздохнув, я поднялся со стула и, взяв со стола пачку сигарет, направился к выходу. – А можешь одну сигарету оставить? Пожалуйста.
- Конечно, - повторил я. Положил сигарету на стол и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Естественно, Витя разворчался, что я заменил Степу только спустя час. Его не смутили мои стеклянные глаза и общая заторможенность. Витя просто не мог не ворчать, словно в этом он находил долгожданное успокоение от работы, которую ненавидел.
- Ты должен был прийти час назад, - пробасил он, когда я вошел в отделение. – Водяру опять глушили втихаря?
- Нет, буйных вязали, - коротко ответил я, доставая пачку сигарет. – Покурю пойду в туалет.
- Потом покуришь. Присмотри за отделением, я пока в столовку метнусь.

Проводив его взглядом, я вытащил сигареты и направился в туалет. Плевать, кто там и что сказал. Сейчас мне просто хотелось покурить и успокоить захлебывающееся от ненависти сердце. То, что Витя проторчит в столовке ближайший час, сомнений не было. А значит, не было смысла его ждать. За пять минут перекура точно ничего не случится.
Я проигнорировал жадный взгляд Копытца, прошел мимо Бяши, продолжавшей бодать стену, и завернул в туалет. Две женщины, замершие над дырами в полу, возмущенно что-то воскликнули, но тут же заткнулись, увидев санитара. Но мне было плевать на их заросли между ног и запах говна. Просто хотелось покурить.

- Селиванов! Вот ты где! Почему в коридоре санитара нет? – я поморщился, услышав злой голос Арины Андреевны, но сигарету тушить не стал. Повернулся к ней и, кисло улыбнувшись, кивнул.
- Тихо там, Арина Андреевна. У Марины Владимировны другие порядки. Бяша только стену бодает и все. Покурю быстро и вернусь.
- Ты эту парочку уработал? – тихо спросила она, подходя ближе. Женщины на унитазах навострили было уши, но одного взгляда заведующей было достаточно, чтобы они через секунду исчезли. Арина Андреевна бесцеремонно взяла мою руку и осмотрела сбитые костяшки. – Ну, да. Ты. Кто ж еще.
- Они на Раю полезли, - глухо ответил я, одергивая руку. Толстое лицо заведующей налилось кровью, но орать она не стала. К моему удивлению, лишь понимающе кивнула и вытащила из своего кармана пачку сигарет.
- Перемкнуло. Понятно. На будущее, Селиванов. Руки заматывай, когда захочешь кому-нибудь пизды дать. Сейчас эти гаврики отойдут и папаш своих сюда вызовут. Думаешь, комиссия сомневаться будет, что это не ты сделал?
- Похуй, - мрачно буркнул я. Арина Андреевна снова удивила. Тем, что не стала орать, а понимающе улыбнулась.
- Это сейчас. А на деле… увольнение или увеличение срока отработки. А может и административка с уголовкой. Что? Не так уже похуй?
- Они вдвоем на неё, Арина Андреевна. Угрожали, лапали, - заведующая вздохнула и покачала головой. На танцующую у входа Настю она внимания не обращала, как и остальные санитары.
- Ладно. Забудь. Я все понимаю. Тут разный сброд обитает, а ты нормальный парень. Идейный, как Райка. В общем, наказывать не буду. Но на будущее…
- Понял, Арина Андреевна. Понял, - улыбнулся я. Но улыбка вышла неживой.
- Молодец. Быстро схватываешь, - проворчала она. – На всякий… Три следующих смены в женском проведешь. С заведующей договорюсь. От греха подальше.
- Понял, - кивнул я.
- Раз понял, так дуй на дежурство. В отделении всегда хотя бы один санитар должен быть. Перфильева! Чего тебе неймется?
- В туалет хочу, Арина Андреевна, - жалобно улыбнулась девушка, держась за живот.
- Так вперед! – рявкнула заведующая. – Очко свободное есть. Налетай, пока не заняли.
Настя в ответ покраснела, мышкой проскочила к дальней дыре в полу и, стянув штаны, скрючилась в неудобной позе. Я дожидаться окончания процесса не стал. Только мотнул головой и вышел в коридор. И когда закончится эта ебаная смена…

В два часа ночи в отделении стало шумно. Обитатели палаты, где лежала Настя, заметно оживились. Копытце принялась наводить порядок на растрепанной голове, остальные женщины тоже пытались прихорашиваться. Только Настя задумчиво сидела на своей кровати, закутавшаяся в одеяло и подтянувшая худые ноги к груди.
Я уже знал, почему палата оживилась. Больные ждали санитаров, чтобы выклянчить сигареты или сладости, которые в обычное время выдавались в скудных количествах. Это зрелище было настолько противным, что я всегда старался уйти до того, как в палату явятся санитары. Но сегодня решил остаться в коридоре. Сил практически не осталось, настроение на нуле, еще и сбитые костяшки начали гореть так, словно в раны спиртом плеснули. Но я пересилил себя. Взял швабру, тряпку и ведро с теплой водой, после чего отправился наводить чистоту в отделении. В отличие от остальных санитаров, свои обязанности я предпочитал делать сам, а не пользоваться услугами дешевой рабочей силы, готовой ради сигареты на все.

- Да чо ты кривляешься?! Бери! Ты же хочешь.
Я остановился около входа в палату и нахмурился. Голос был незнакомым, его я раньше точно не слышал.
- Нет. Я Сашу жду. Саша придет и принесет мне сигарет. Я знаю.
- Да хуй твой Саша на тебя положил, бесноватая ты блядь, - рассмеялся незнакомец. – Бери давай и пошли. В кладовку.
Вздохнув, я скинул мокрую тряпку в ведро и, перехватив швабру поудобнее, вошел в палату. В глаза сразу бросился незнакомец: крупный, как и все санитары, мужик. С широкими залысинами, большим пивным животом и оплывшей красной рожей, он мне почему-то напомнил бегемота. Только с человеческим лицом. Санитар стоял у кровати Насти и протягивал девушке пачку сигарет. Неслыханное богатство, по меркам больных. Бледная Настя мотала головой и вжималась спиной в стену, будто надеялась раствориться в холодном бетоне. Рядом с мужиком стоял Витя и Артур. В воздухе ощутимо пахло спиртом. Не иначе отпраздновали очередную порцию сворованного металла из подвала.
- Не хочет она. Отстань, - равнодушно буркнул я, делая шаг вперед. Мужик поперхнулся и, повернувшись ко мне, удивленно приподнял плешивую бровь.
- А ты чо за хуй? – ругнулся он, сжимая кулак. Но тут же расслабился, когда ему на плечо легла тяжелая ладонь Артура.
- Ванька. Санитар наш. Альтернативку проходит в больничке, - ответил он. Язык у Артура заплетался, а глаза блестели непривычно ярко. Но Артур меня не интересовал. Вместо этого я повернулся к Вите и злобно спросил.
- Сам же говорил, что без принуждения.
- Не лезь, малец, куда не просят, - с угрозой протянул Витя. Я кивнул и переломил об колено швабру.
- А я полезу. Заебало, - прошипел я. Рожа Вити покраснела сильнее обычного, но он испуганно вздрогнул, когда услышал пьяный смех Артура.
- Хорош, Вано. Хорош. Но ты тут инвентарь не ломай, да? Пойди, погуляй, покури, чай попей. Вздрочни в сортире.
- Я никуда не пойду, - мотнул я головой и сжал побелевшими руками обломки швабры, когда незнакомый мужик сделал шаг в мою сторону. – Давай. Дай мне повод.
- Расслабься, Вано, - добродушно проворчал Артур, заставив меня удивиться. Обычно вечно хмурый санитар предпочитал сначала ударить, а потом говорить. – Это Лясик. Внизу работает.
- Да мне похуй, где он работает, - широко улыбнулся я. Лясик должно быть что-то увидел в моих глазах или услышал в голосе, но все-таки остановился. Повернувшись к Вите, я добавил. – Ты сам говорил, что без принуждения. Выходит, слово твое нихуя не стоит?
- Не, Вано, ты язык-то придержи, - в голосе Артура послышалась угроза. – Ты кого тут на понт взять пытаешься?
- Никого, - вздохнул я. – Но если тронете Перфильеву, я вас…
- Ладно, - буркнул Артур и почесал яйца. – Жалко, что Панкову папашка домой забрал…
- Да я тебе за пачку, родной… - жарко прошептала Копытце, хватая за руку Лясика. Тот отмахнулся от женщины и со злостью на меня посмотрел. Но в драку лезть не стал. Плюнул на пол, усмехнулся и, швырнув белобрысой девчонке, которая попала в больницу из-за голоса, велевшего ей убить отчима, пачку сигарет, направился к выходу из палаты. Артур, качнув головой, тоже ушел, а Настя, глотая слезы, смотрела на меня. И от этого взгляда сердце пробрал мороз, столько боли в нем было.

Ближе к утру, когда санитары разошлись по своим отделениям, я отправился в очередной обход вместе с зевающей медсестрой Машей. Она благополучно проспала и ссору с санитарами, и еблю в кладовой через стенку от её кабинета. А может ей попросту было насрать, как и остальным.
В каждой палате, куда она заходила, мы задерживались на десять или пятнадцать минут. Не для того, чтобы Маша что-нибудь узнала у больных. Обычно она занималась тем, что шмонала шкафчики на предмет запрещенки. О каждой такой вещи потом докладывалось заведующей отделением и больную, в зависимости от тяжести проступка, ждал либо серьезный разговор, либо более сложное лечение. Но я не винил медсестер за это. Маша, как и остальные, просто делала свою работу. Да и каждый понимал, что в шкафчике может быть не только какая-нибудь зажигалка, но и осколок стекла, заточка или что-то посерьезнее. Поэтому я молча шел за медсестрой, изредка поддакивая, если та задавала вопрос или грубо шутила о содержимом шкафчиков.

- Так, Орлова… - пробормотала она, запуская руку. Правда руку она тут же отдернула и разразилась руганью, перебудив половину отделения. – Сука тупая!
- Маш, - устало буркнул я. – Не шуми.
- А то чо?
- Да ничо, - передразнил я. – Голова болит дико, а тут ты еще орешь. Что там?
- Что, что… Бумага туалетная. В говне, - злобно обронила медсестра, выкидывая из шкафчика личные вещи. – Сука! В ведро надо выбрасывать, а не ныкать… Бестолочь.
- Хы-хы, - рассмеялась Олеся Орлова, заставив улыбнуться и меня. На вид ей было лет двадцать, но большую часть жизни она провела в больнице. Все благодаря приемной матери, которая решила удочерить девочку с синдромом Дауна, чтобы получать пособие по уходу. Спустя пятнадцать лет она привела ребенка в больницу и отдала её в руки врачей, после чего исчезла из жизни Олеси. Рая рассказала мне, что когда Леся поступила в отделение, то она знала только три слова и была совершенно неприспособленна к жизни. Приемная мать девочкой совсем не занималась и держала дома взаперти, выпуская гулять только на балкон. За три года в больнице Лесин словарный запас расширился до сорока слов, но половину из них она выговаривала неправильно, как и имена врачей и санитаров.

- Леся, - строго сказал я, отодвигая Машу в сторону. – О чем мы договаривались?
- Ы? – состроила обиженную мордашку девушка. – Туволет?
- Туалет, да. Покакала, попу вытерла и бумагу выкинула в мусорное ведро. Да?
- Да? – рассмеялась она. Затем закуталась в одеяло и засопела. Вздохнув, я подобрал с пола туалетную бумагу и сунул её в целлофановый пакет, который всегда носил в левом кармане штанов.
- Да ей что? Хоть кол на голове теши, - буркнула Маша. – Ладно. Тут закончили. Пошли дальше.
- Пошли, - кивнул я и, улыбнувшись, подмигнул Лесе, которая, как обычно, высунулась из-под одеяла и показала мне язык.

В результате обхода карманы Маши пополнились запрещенкой различного формата и парой тетрадок, которые больные женщины не успели спрятать. Кто-то писал в тетради стихи, а кто-то пытался вести дневник, надеясь с его помощью поскорее покинуть больницу. Тетради, конечно же, возвращали потом, но все их содержимое тщательным образом изучалось медсестрами и врачами. Ветерка однажды за одно стихотворение отправили на курс электросудорожной терапии, углядев в безобидном стишке намеки на суицид.
Закончив обход, Маша отпустила меня и дополнительно прошлась по всей родословной дремлющего на стуле у входа в отделение Вити. Но санитара поток её воплей не разбудил, из-за чего медсестра отправилась в кабинет в скверном настроении. Я же, взглянув на часы, вздохнул. Еще три часа и домой. Наконец-то…

- Иван Алексеевич. Можно? – я повернулся в сторону Насти, которая привычно топталась у входа в туалет, и кивнул.
- Да, конечно, - вздохнул я и, затушив сигарету, вышел в коридор. Настя вышла через пару минут и виновато улыбнулась. – Чего улыбаешься? Сигарету дать?
- Если можно, - помялась она. – Саша придет, принесет мне много сигарет хороших, и я вам все отдам. Он хорошие курит. «Парламент».
- Договорились, - снова кивнул я. Затем вытащил сигарету, оторвал фильтр и протянул Насте. Она прижала сигарету к груди, как величайшее сокровище, а потом неловко закурила, когда я чиркнул зажигалкой.
- Я Сашу жду, - нарушила она молчание. – А он не приходит, Иван Алексеевич. Он же придет? Да?
- Не знаю, Насть, - устало ответил я, пропустив мимо ушей очередного «Ивана Алексеевича».
- Знаете, мне кажется, что Саша меня больше не любит, - глухо сказала Настя и жадно затянулась дымом.
- Почему? – я задал вопрос вежливости ради, но ответ застал меня врасплох.
- Если бы любил, он давно бы забрал меня из этого Ада, - тихо ответила она. – Я жду его каждый день. Жду маму и папу. Но приходят только они…
Настю передернуло от отвращения. Да и я поморщился, поняв, о ком она говорит. В ушах снова зазвучал противный голос Лясика и его шакалий смех.
- Их было трое, - чуть подумав, добавила она. – Петя, Макс и Толя. Сашины друзья. Лучшие друзья. Они смеялись, налили мне вина, а потом… больно, Иван Алексеевич. Но Саша ругался. Страшно ругался. Бил меня по щекам, а я не понимала, за что. Он кричал, а мой папа совал мне в лицо простыню. Красную…
- Насть, если тебе плохо…
- Нет. Не надо говорить. Не надо говорить никому, - нервно улыбнулась она и взъерошила густые волосы. – Они тоже будут ругаться. Как Саша. Как мама и папа. А я плакала. Плакала, когда Саша швырнул мне в лицо цветы и содрал с пальца кольцо.
Я промолчал, когда Настя вытянула вперед палец, показывая шрамы.
- А потом я голос услышала. Красивый такой голос. Мягкий, нежный. Он сказал, что я не сделала ничего плохого. Что Саша это поймет и вернется. Он сказал, что его надо просто подтолкнуть к этому.
- Тогда ты с балкона прыгнуть захотела? – тихо спросил я. Настя кивнула.
- Но это понарошку, Иван Алексеевич. Понимаете? Тот голос, он так и сказал, что это все понарошку. Мне никто не верит… Чтобы Саша понял, что поступил плохо, и вернулся за мной. Спас меня и защитил. От всего. Но меня папа схватил за шею и затащил в квартиру. А я плакала и кричала, что это ради Саши. А папа ударил меня. Сюда, - она ткнула пальцем в щеку, заставив меня снова вздохнуть. На бледной коже слабо розовел еще один шрам. Тонкий полумесяц. – Но красивый голос сказал, что я сделала все правильно. Саша оценит. Саша придет и заберет меня. Только…
- Что? – уточнил я, когда Настя замялась.
- Он ушел.
- Голос?
- Да. Я давно его уже не слышу. И мне так тоскливо от этого. Вдруг он ушел навсегда, и Саша тоже не придет за мной больше. А я сгнию здесь. Среди зеленых стен, криков и белых людей, которые суют мне шоколадки и сигареты. Саша же придет?
- Нет, Настя. Саша не придет.
- Вы же шутите?! – воскликнула она и, сморщив лицо, заплакала. – Шутите, да? Жестоко, но шутите!
- Нет, Насть. Не шучу. Ты сама все понимаешь, - устало ответил я. В голове шумело, а в груди неровно билось сердце, отдаваясь похоронным звоном в ушах. – Саша – редкостный ублюдок. Как и его друзья. Как и твои родители. Они бросили тебя. И только от тебя и твоей воли зависит, выберешься ты отсюда или нет. Но я верю, что ты справишься.
- Правда? – вымученно улыбнулась она и осторожно прикоснулась к моей руке, но тут же отдернула пальцы, словно коснулась горячего.
- Все хорошо. Иди в палату и поспи, пока есть возможность, - кивнул я, доставая пачку сигарет. Затем, чуть подумав, взял парочку, оторвал фильтр и протянул Насте. – А это тебе. Только никому не давай.
- Спасибо. Но они все равно придут. Завтра или в другой раз, - вздрогнула она. Я понял, о ком шла речь, и мотнул головой.
- Если они снова начнут тебя доставать, то скажи, что Иван Алексеевич запретил. Не Саша, не голос, а я. Поняла?
- Да, Иван Алексеевич… То есть, Ваня. Да, поняла. Спасибо вам. Большое, - отрывисто ответила Настя и, спрятав сигареты в кармане, побрела к выходу из туалета.
- Пиздец, - буркнул я и снова посмотрел на часы. Смена тянулась непривычно долго. И как же мне хотелось послать все в жопу и сбежать отсюда подальше. Но я не мог. Выбор сделан. Выбора больше нет.

После летучки у старшей медсестры острого женского я отмахнулся от приглашения Жоры пойти покурить на улицу и сразу пошел в раздевалку. Быстро переодевшись, включил музыку и поднялся по ступеням из подвала. К счастью, на крыльце не было ни Жоры, ни Гали, ни Артура, ни тем более Лясика, которому мне до сих пор хотелось дать по морде, несмотря на собственную бесконфликтность. Зато за воротами меня ждала Никки.
Она рассмеялась, увидев мое удивленное лицо, потом вытащила наушники из ушей и чмокнула в щечку. Правда Никки на миг изогнула бровь, когда её взгляд упал на сбитые кулаки, но тут же на её лицо вернулось привычное ехидно-веселое выражение.

- Ты чего тут забыла? – устало улыбнулся я. Никки в ответ хитро прищурила глаза и пожала плечами.
- Может, соскучилась, - пропела она. Затем шмыгнула носом и склонила голову, наблюдая за моей реакцией. – Ладно, шучу. Мы с ребятами с универа кровь приехали сдавать. Один из однокурсников на мотоцикле в стену влетел. Живой, но мы решили поддержать.
- Понятно. Но версия про «соскучилась» мне понравилась больше, - хмыкнул я, заставив Никки улыбнуться. Правда улыбка исчезла, когда она взяла меня за руку и вопросительно кивнула на разбитые костяшки.
- А это что? Отжимался во время смены?
- Нет. Да и неважно, - кисло ответил я, вспомнив события прошедшего дня и ночи.
- Ванька, ты сам не свой последнее время. Бледный, как смерть, хотя корпспейнтом не балуешься, - серьезно ответила Никки. – Быстро говори, что случилось!
- Давай, потом расскажу? – вздохнул я, обнимая её за плечи. – Ты сдала кровь?
- Конечно! Теперь домой, нам отгул дали.
- Вот и славно. Пошли, тебе надо чая крепкого выпить и съесть чего-нибудь. Да и я не отказался бы от кофе.
- А насчет кулаков сбитых?
- Наташ, давай потом, - скупо бросил я. – Смена тяжелой была. Лучше просто поговорим о какой-нибудь ерунде, перемоем кости Энжи или Кэт, а потом прогуляемся, пока погода хорошая. Я все расскажу, правда. Но не сейчас.
- Ладно, - улыбнулась Никки, прижавшись к моему плечу. – Судя по всему вести тебя придется мне.
- Придется. Куда пойдем?
- На трамвай и в центр. Здесь приличных кафешек хер найдешь.
- Это точно, - кивнул я и, обернувшись, посмотрел на грязно-желтое здание больницы. Через три дня я вернусь в эти стены и все пойдет, как раньше. Дежурства, больные и сутки без сна. Грязь, говно и много боли. Выбор сделан. Выбора больше нет.

Глава седьмая. Разбитое сердце.

Со временем я привык к графику сутки через трое. Смена пролетала быстро, а выходные обычно проходили в компаниях друзей и многочисленных квартирниках, которые бледные собратья предпочитали улице. Конечно, бригады бритоголовых в последнее время серьезно почистили улицы, но ночью все равно мало кто решался на прогулки или посиделки во дворах. Ночь – это время хищников. Животных, которым в сладость уничтожить того, кто слабее. Поэтому у меня вошло в привычку, что два выходных я стабильно проводил на вписках у друзей. У Энжи, у Лаки, у Эрика или у Никки. Без разницы. Главное хоть немного убрать из головы мысли о предстоящей смене.

- Не знаю, Никки, - вздохнул я. Мы шли с ней на тусовку к Эрику, который жил в Окурке, но немного задержались в кафе, где договорились встретиться, и сейчас медленно брели вперед по мокрому тротуару. На район опустился вечер, зажглись редкие фонари и до нас то и дело доносился шакалий смех местных животных, прячущихся где-то в темноте. Никки давно подметила, что я веду себя странно, и никогда не оставляла попыток выяснить, что же творится в моей голове. Я её не винил. Мне была приятна её забота. – Ощущение будто я тону на работе. Поначалу все казалось легким, понятным и простым. Но когда видишь, как ночью в женское отделение заходят санитары, хочется схватить швабру и устроить крестовый поход. Пугает другое.
- Что ты отстраняешься от этого, - понимающе кивнула Никки. Она держала меня под руку и изредка чертыхалась, если нога попадала в очередную ямку.
- Ага, - ответил я. – Если раньше мне было не плевать на то, что Жора отвешивает поджопник больному, то теперь все по-другому. Равнодушие.
- На такую работу идут или идейные, или ебанутые, - усмехнулась она, но я улыбку не поддержал. Только согласно кивнул.
- Проблема в том, что идейных там нет. Есть Рая, конечно, но она застряла в своих страхах и тоже закрывает на многое глаза. Из неё получится хорошая главная медсестра, если она избавится от страхов. Но сейчас она тонет в них, как я тону в равнодушии.
- Ты хороший, Ванька. Я-то знаю, - снова улыбнулась Никки и прижалась ко мне. От неё слабо пахло её любимыми духами, а ладонь, которой она держала мою руку, была теплой и нежной. – Помнишь, как ты меня от двух уродов отбил?
- Сложно забыть, - скупо улыбнулся я. Два года назад в центре у музыкального магазина я увидел бледную девушку в черном, которую прессовали два ублюдка в спортивных костюмах. Один из них держал её за руки, а второй без стеснения лапал. Первого я осушил цепью, которую носил на левом бедре, а второй улетел в сугроб, когда попытался ударить меня ногой в живот.
- У тебя лицо такое напуганное было, - рассмеялась Никки. – А потом ты цепь отстегнул и ка-ак попер на них.
- Я не осознавал, что делаю, - виновато пожал я плечами. Никки в ответ прижалась ко мне и вздохнула.
- За меня никто и никогда не заступался. А тут ты. В черной майке с Лакримозой, подтянутый такой и… напуганный, не меньше моего. Это потом Гоблинс выскочил с ребятами, а тогда…
- Поэтому тебя ко мне тянет? – лукаво спросил я. Никки не ответила. Лишь нахмурилась, когда из кустов к нам шагнули три рослых парня, лиц которых я не видел.
- А чо мы тут гуляем, а? – визгливо спросил один из них. Смех больно резанул по ушам. Остальные заржали, словно по команде. Намечалось очередное развлечение. Да еще с кем? С двумя нефорами, забредшими не в свой район.
- Откуда будете? – с угрозой спросил один из них. Короткостриженный, в синем спортивном костюме и кедах-манежках. От него пахло пивом и злобой. Каким бы ни был ответ, драки не избежать. Я понял это сразу. – А чо баба твоя белая такая? Боится? Или замерзла? Так мы согреем. Да, парни?
- Базара болт, Дрон. Каждый согреет. Да не раз, - заржали его дружки. Вздохнув, я оттеснил Никки рукой за спину и отстегнул цепь. Это не укрылось от внимания уродов. Но их это не испугало. Наоборот. Раззадорило.
- Ля, какой дерзкий! – хохотнул Дрон. Я понял, что он у них за главного, поэтому попытался воззвать к совести.
- Зашквар до пары доебываться, пацаны, - буркнул я. Ответ вновь вызвал смех, причем Дрон согнулся так, словно услышал шутку века. – Разойдемся и забудем.
- Не зашквар, если перед тобой нифер ебаный, - тихо ответил он. В голосе больше не было улыбки. Только злость и похоть.
- Тогда чего бы вам нахуй не пойти? – спросил я. Дрон поперхнулся и сжал кулаки.
- Ты попутал, ебать? Ты знаешь, на кого ты залупнулся? Ты кого нахуй послал, черт, блядь?
- Тебя. Сунешься и я тебе рожу в кровь разрисую, - Никки за моей спиной удивленно вздохнула. Да, такого она точно от меня не ожидала. Но я был готов.

Первый, рискнувший сунуться, заскулил, получив цепью по роже. Второй отскочил в сторону и вытащил из кармана нож. Дешевую «бабочку», которыми промышляли китайцы на рынках. Каждый гопарь носил с собой такую, поэтому для меня это не стало сюрпризом. Против цепи эти бабочки не выстоят. Но за мной стояла Никки и это увеличивало риск.
Дрон, пригнув голову, рассек воздух лезвием. Правда сделал это показательно, чтобы напугать. Он напугал Никки, которая сделала два шага назад и тоненько всхлипнула. Но не меня. Злость, давно бурлившая в груди, отчаянно просилась наружу и я не стал отказывать зову. Цепь секанула Дрона по предплечью и нож, лязгнув, упал на асфальт. Второй, бросившийся ко мне, схватился за лицо и откатился в сторону. Цепь рассекла ему кожу на щеке, но уроды все еще пытались бороться. Для них неформалы всегда были кормом. Кормом, над которым можно сначала поглумиться, а потом сожрать и выплюнуть искалеченное существо, бывшее когда-то человеком. Но не все нефоры в нашем городе были ссыклом. Были и те, кто давали отпор оборзевшим животным.

Моя страница на ЛитРес.

Показать полностью
Серия Дурка

"Дурка". Часть седьмая

"Дурка". Часть седьмая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Психиатрическая больница, Реализм, Мат, Длиннопост

- Он простит меня за то, что я сделала. Он добрый. Он простит, - повторила девушка

© Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.

Плосколицый Пельмень все понял первым, стоило ему увидеть лицо Артура, вошедшего в палату. Он побледнел и юркнул под кровать, а вот Баран и остальные удивленно открыли рот. Артур подошел к Мослу, худому и болезненно бледному, а потом без лишних предупреждений ударил носком с мылом по груди. Мосол жадно хапнул воздух и свалился на пол, когда в спину прилетел еще один удар.
- Жора! Не надо… - взвыл Баран, разом утратив всю свою дерзость. Но грузин был глух к его мольбам. Он зарычал и тремя ударами повалил Барана на пол, после чего принялся лупцевать его своим носком. На меня, зарычав, бросился третий. Гвоздь. Он был покрупнее остальных, но довольно медлительный. Я наклонил корпус, пропуская его в сторону и, резко замахнувшись, ударил по спине. Гвоздь ойкнул и упал на колени. Затем закрыл голову руками и завыл. Еще один напуганный паренек, отзывающийся на Чарли, замотал головой, когда к нему направился Артур. Он вытянул руку и заорал, когда носок с мылом влетел ему в живот. Жора тем временем вытащил из-под кровати Пельменя и безжалостно лупцевал плосколицего, не обращая внимания на крики.
- Минетчика, блядь, нашел! – рычал грузин. – Сосать тебе надо, да?
- Жора, да мы шутковали… - Пельмень не договорил и схватился руками за яйца, куда прилетел очередной удар.
- Из-за тебя, гнида… чуть меня… - Жора резко ударил ногой Пельменю в живот и плюнул ему в лицо. – Уебок!
Я растерянно стоял в стороне, держа в руке свой носок с мылом, а на полу корчились избитые больные. Артур, тяжело дыша, подошел ко мне и протянул руку. Я понял все без лишних слов. Вытряхнул из носка мыло и отдал ему. Мыло армянин спрятал в карман, а потом забрал еще один кусок у Жоры. Но Жора еще не насытился, о чем говорило его перекошенное лицо и злой, хриплый голос.
- Увижу, что гнобите Петушка – урою, мамой клянусь! – пообещал грузин, обводя скулящих на полу больным безумным взглядом. – Так выебу, что вам косить не придется. Понял, сука?
- Понял, понял, - пробормотал Пельмень. Куда только девался его гонор. Передо мной лежал напуганный, обоссавшийся от страха человек. Да и человек ли?
- Каждый из вас, пидорасов, теперь на особом контроле… - Жора не договорил, потому что в палату вошла Рая и испуганно попятилась, увидев лежащих на полу больных.
- Георгий, что случи…
- Ничего, - перебил её грузин. – На нас кинулись. Один повеситься хотел.
Рая перевела взгляд на меня, но я смутился и отвернулся.
- Хорошо. Позову Илью Степановича, - отстраненно ответила девушка и вышла из палаты.
- Вяжем после ухода Мякиша. На всю ночь, - приказал Жора. Баран, прижатый к полу коленом Артура, вздохнул и снова обоссался.

Азамат, увидев мое лицо, предпочел не задавать никаких вопросов. Он молча кивнул, когда я достал пачку сигарет и отправился в женский туалет, чтобы покурить. Но спокойно привести мысли в порядок мне не дала Рая, которая зашла следом и, скрестив руки на груди, вопросительно на меня уставилась.
- Вань, что случилось? – тихо спросила она.
- Жора все рассказал, - ответил я. Меня еще немного потряхивало, да и руки тряслись, но сигарету я держал крепко. – Мне добавить нечего.
- Это из-за Липатова, да? – предприняла еще одну попытку Рая. Я вздохнул и, внимательно посмотрев на неё, кивнул.
- Они его травили, Рай. Заставляли... ну, неважно. Он не вытерпел. И пошел вешаться. Хорошо, что мы с Жорой в туалет заглянули.
- Липатова в другую палату перевели. Не переживай, - ответила она, подходя ближе.
- Какая разница. Думаешь, они остановятся? Если не Петушку, так другому достанется.
- Однажды был похожий случай, - чуть подумав, ответила Рая. – Георгий первый год работал как раз. В его смену один больной себе вены порезал. Санитаров тогда не хватало, вот и не углядели.
- Больной умер? – спросил я. Рая кивнула.
- Да. Тогда головы полетели. Чуть Арину Андреевну не уволили. Сам Владимир Владленович заступаться за нее ездил. Долго всех трясло, Вань. Одно дело нападение на санитара и совсем другое – суицидник.
- Верю, - ответил я. Перед глазами все еще стояла жуткая картина: висящий в петле Петушок и Георгий, выбивающий душу из Пельменя. – Поэтому у Жоры крышу сорвало?
- Да. Тогда отделению повезло. Уволили санитара, который заснул ночью, и дежурную медсестру.
- Но это же не повод избивать больных? Даже если известно, что они от армии косят, - вздохнул я.
- Я согласна с тобой, - поджала губы Рая. – Но в отделении свои порядки. Сам знаешь.
- Знаю, - ответил я и, затушив сигарету, направился к выходу. – Ладно, я работать. Азамат просился на перекур.
- Хорошо. Я у себя в кабинете, если что-то будет нужно, - нервно улыбнулась Рая, но я улыбку не поддержал. Лишь кивнул и вышел в коридор. На душе было противно. Не от того, что я избил человека куском мыла, завернутым в носок. А из-за того, что санитарам было плевать на Петушка. Они боялись увольнения, боялись комиссии, боялись разборок и штрафов. Но им попросту было плевать на то, что этим вечером могла оборваться чья-то жизнь.

Ближе к полуночи Жора забрал меня из женского отделения и потащил за собой в кабинет Мякиша. Когда я вошел, то удивленно посмотрел на стол дежурного врача. Вместо привычных папок и историй болезни, на нем стояла банка спирта, пять стаканов, эмалированная глубокая чашка с оливье и тарелка с мандаринами. Сам Мякиш, перехватив мой взгляд, густо покраснел, но расслабился, услышав смешок Жоры. Помимо них в кабинете уже сидел Артур, задумчиво разглядывая сбитые на кулаке костяшки, в уголке, не привлекая внимания, стояла Рая, а медсестра Маша из женского отделения деловито накладывала себе оливье в одноразовую тарелку.
- Набиулина потом позови, - сказала она, повернувшись ко мне. Из старенького радио, висящего на стене, послышался бой курантов, а следом началась речь президента.
- Ну, с Новым годом, - широко улыбнулся Жора, наливая в стаканы спирт. Артур тут же доливал воды, разбавляя.
- С новыми дураками, - буркнула Макарова, протягивая мне стакан. – Держи.
- Я только пиво… - нахмурился я, однако встретившись взглядом с коллегами, понял, что все-таки сегодня выпить придется. Причем не водки, а разбавленного спирта.
- Праздник, Вано, как-никак, - прогудел грузин. Его язык заплетался, сразу было видно, что встречать новый год он начал куда раньше остальных.
- Ладно, - вздохнул я. Как только речь закончилась и снова начали бить куранты, все находящиеся в кабинете разом закричали и зазвенели стаканами. Я вздохнул и резко опрокинул в себя свою порцию спирта, после чего поморщился, когда горло обожгло. Артур ехидно рассмеялся, услышав мой кашель. Свой стакан он выпил, не закусывая и не морщась, как я. В его глазах помимо алкоголя я увидел и презрение.
- Бери оливье, Ваня, - произнес пьяный Мякиш. – Давай, давай. Не стесняйся.

Быстро расправившись с оливье, я мотнул головой, когда Жора протянул мне еще один стакан. Шуточки, звучащие в кабинете, стали грубее. Артур начал лукаво посматривать на Раю, которая по-прежнему стояла в уголке и лениво ковырялась вилкой в оливье.
- Так, если не пьешь, зови Азамата! – велел мне Артур, когда я снова отказался от порции спирта. Жора согласно кивнул и похлопал меня по плечу.
- Этот выпить не откажется, - усмехнулся он.
- Хорошо, сейчас позову, - ответил я, беря с тарелки два мандарина. Рая, извинившись, тоже ушла, поэтому я не стал задерживаться. Сунул мандарины в карман и вышел из кабинета Мякиша.

Азамата дважды просить не пришлось. Он сказал, что Панкова спит, получив свою дозу успокоительных, остальные тоже спали, поэтому санитар с чистой совестью отправился пьянствовать с другими. Я понимал, что отделение фактически теперь на мне, потому что от пьяного Азамата пользы будет, как от цыгана Ромки. Хорошо, если не обосрется и попросту уснет на стуле у входа в отделение.
Стоя у окна, я смотрел на темную улицу, с которой доносились редкие и глухие звуки петард и фейерверков. Люди праздновали Новый год, а я встречал его не с друзьями или родными, а в одиночестве. Но несмотря на это, настроение понемногу улучшалось. Может виной всему спирт, наполнивший голову хмелем и стерший события дня, а может я попросту смирился. Я знал, что коллеги будут сидеть до утра и меня никто не потревожит. А если кому-то из больных будет нужна помощь, то достаточно позвать Машу, как она мигом примчится из кабинета дежурного врача, где тоже праздновали наступление нового года. Вздохнув, я достал из кармана пачку сигарет и отправился в туалет, чтобы покурить.
Однако, войдя в туалет, я чертыхнулся, увидев там Настю. Она тоже напугалась и чуть не свалилась в вонючую дыру, однако выдохнула и тихонько посмеялась над собственной неуклюжестью.
- Прости, Насть. Не думал, что здесь кто-то есть, - буркнул я, отворачиваясь. Затем выждал пару минут и спросил. – Ты закончила?
- Да, спасибо, Иван Алексеевич.
- Мы же договорились, - вздохнул я и улыбнулся, увидев на её лице робкую улыбку.
- А, да. Точно, - протянула она. – Ваня. Да. Ваня, а можно мне… ну…
- Сигарету? – подсказал я. Девушка кивнула и покраснела, когда я протянул ей требуемое.
- Саша принесет мне много сигарет, и я вам все отдам. Правда, правда, - ответила она и, поперхнувшись дымом, закашлялась.
- Не торопись.
- Виктор Петрович и Азамат Ильясович, говорят, чтобы курили быстро, - ответила Настя. Я в ответ пожал плечами.
- Их здесь нет. Так что не торопись.
- А где они?
- Празднуют.
- Сегодня праздник? – удивилась девушка. – А какой? День рождения?
- Новый год, Насть. Новый год, - снова вздохнул я. Настя в ответ нахмурилась и принялась загибать пальцы.
- Нет. Не может быть. Мы с Сашей всегда встречали Новый год вместе. Он же придет, да? Он обещал прийти и забрать меня. И тогда мы будем праздновать. Сделаем оливье, откроем шампанское, а я пожарю курицу. Мы будем танцевать всю ночь. Танцевать и обниматься, - мечтательно улыбнулась она и снова неожиданно нахмурилась. – А Саша точно не приходил еще?
- Нет, Настя. Не приходил, - ответил я, закуривая еще одну сигарету.
- Но придет? Придет же?
- Да, придет, - соврал я, понимая, что этот Саша никогда не придет.
- Он простит меня за то, что я сделала. Он добрый. Он простит, - повторила девушка и почесала бровь. – Мы вернемся домой и будем вместе. Вместе встречать новый год, есть мандарины и танцевать, пока небо не посветлеет. Саша придет за мной. Обязательно придет, я знаю. И простит за то, что я сделала…
- Ты не сделала ничего плохого, Настя, – перебил её я. Конечно, её история была всем известна, но кто знает, вдруг ей будет легче.
- Я не смогла дать им отпор. Не смогла. А они… они снова, и снова, и снова, и снова, - она вздрогнула, когда я положил ей руку на плечо.
- Все хорошо. Их тут нет. И ты ни в чем не виновата.
- Виновата, виновата, - нахмурилась девушка. – Саша сказал, что виновата. Но он простит. Он добрый… Новый год… мандарины…  - Я достал из кармана мандарин и глаза Насти заблестели. Она, как завороженная, смотрела на оранжевый кругляш и еле сдерживала слезы. Почистив мандарин, я поделил его на четыре части и протянул их девушке. Положив себе в рот две дольки, она зажмурилась и довольно рассмеялась. Потом положила еще две, а по щеке сбежала слезинка.

- Какие вкусные… Какие сладкие, - прошептала она и, понюхав свои пальцы, снова зажмурилась. – Как в детстве. У нас на новогоднем столе была только овсянка и один жареный окорочок. А потом папа принес пакет с продуктами. Там были мандарины. Такие вкусные… такие сладкие… А утром все было в снегу. Старые качели, яблоня под окнами, земля… все было укрыто белым одеялом. А на кухне лежали три мандарина. Вкусные и сладкие.
- С Новым годом, Настя, - грустно улыбнулся я. Девушка всхлипнула, положила в рот последнюю дольку и снова зажмурилась. Словно пыталась насладиться этим вкусом и этим моментом.
- Спасибо, - тихо ответила она. – Спасибо за подарок. Спасибо, что вы… вы не такой.
- Все хорошо, Насть. Иди спать, - кивнул я и легонько подтолкнул её к выходу.

Утром я, зевая, совершал очередной обход женского отделения. К моему удивлению, ночь прошла спокойно. Ни криков, ни слез, ни воплей. Только тихое утро нового года. Азамат забил на дежурство и так и не вернулся, но мне было плевать. По коридору прогуливался еще один санитар, которого вызвали из другого отделения, но он на меня внимания не обращал, предпочитая молча делать свою работу. Такое одиночество мне нравилось.
Проходя мимо палаты, где лежала бедная Невеста, я заглянул внутрь и внимательно осмотрел кровати. Настя спала и улыбалась во сне, а в самой палате, помимо привычных запахов мочи и лекарств, пахло мандаринами. Я подошел ближе к кровати Насти, чуть подумал и вытащил из кармана еще один мандарин, который осторожно положил в карман её халата. Затем вздохнул, потер глаза и вышел из палаты, стараясь никого не разбудить. Чудеса должны случаться. Особенно с такими, как Настя.

Глава шестая. Скелеты в шкафах.

После новогодних праздников жизнь вошла в привычную колею. Дежурства, выезды, мытье туалета и изгаженных кроватей. Очередные истории и поломанные судьбы тех, кому не посчастливилось попасть в дурку. Изредка меня отправляли в другие отделения, порой приходилось половину смены проводить в женском, а половину в мужском. Но я и к этому привык. Просто молча делал то, что мне говорили, и считал часы до конца смены.
Кого-то выписывали, людей из других палат переводили ближе к выходу, если это считала нужным Арина Андреевна, но отделение все равно пополнялось новенькими. Среди них были, как относительно мирные, так и настоящие ублюдки, которые запросто могли дать фору Ромке Гузноёбу.

- На выезд, Вано, - вздохнул Георгий, выходя на улицу, где я курил. Настал мой черед вздыхать, потому что обед еще не кончился. – Артур присмотрит.
- Кто на этот раз? – спросил я. Грузин улыбнулся и махнул рукой.
- Мелочь. Червиченко забирать едем. Опять мамку заебал.
- Ладно. Куртку возьму, - кивнул я. Но про куртку пришлось забыть, когда из входа в больницу вышла Рая и Мякиш. Стоящий рядом с нами Кирыч ехидно усмехнулся.
- Не бзди, малой. В машине натоплено уже.
Я не ответил. Затушил окурок в урне и поплелся за Жорой, который о чем-то негромко переговаривался с Мякишем.

Ехать пришлось на Окурок. Когда-то этот район был самым неблагополучным в нашем городе. Не проходило и дня, чтобы кому-нибудь здесь не проломили голову, не изнасиловали или не обокрали бы. Но со временем ситуация исправилась. Некоторые группировки скинов патрулировали свои районы, громили наркопритоны и избивали местных гопников. Пусть они начали делать это только недавно, но результат уже был налицо. Днем по Окурку можно было ходить без опасений быть избитым или ограбленным. Если ты цивил, конечно. Неформалам выдыхать было рано.
- Куда едем? – спросил Кирыч, когда все погрузились в машину.
- Лесная, дом четыре, - ответил ему Мякиш, сверяясь с историей болезни. – Обострение. Рая, подготовь необходимые лекарства.
- Хорошо, Илья Степанович, - тихо ответила ему девушка. Жора, не обращая на них внимания, увалился на место для конвоирования больных и задремал, а я погрузился в свои невеселые мысли. Конечно, Никки я уже отправил смс-ку, что позвоню ей попозже, однако на душе все равно было неспокойно. Никогда не знаешь, каким окажется выезд. Обычным или же придется попотеть.

До нужного адреса мы доехали через полчаса, а когда вышли из машины, то увидели возле дома хохочущих детей и качающих головой старушек. Все они, несмотря на морозный день, стояли на дороге и смотрели наверх. Я тоже посмотрел наверх и открыл от удивления рот, когда понял, что Жора говорил буквально насчет больного.
- Пиздец, - только и мог пробормотать я. На балконе третьего этажа, не обращая внимания на зрителей, натужно пыхтел высокий, дебелый мужик, трахая измученную женщину с испитым лицом. Позади мужика стояла тощая девушка, которая, не стесняясь, орала матом и пыталась оттащить его от женщины.
- Виталя! – рявкнул Жора. – А ну прекращай маму трахать!
- Да, уберите же его, блядь! – заорала девушка и убежала с балкона. Я переглянулся с улыбающимся грузином и, покачав головой, пошел за ним в подъезд. Мякиш и Рая замыкали процессию, а Кирыч остался на улице и, судя по его красной роже, концерт ему нравился.

В квартире пахло прокисшим супом, но еле заметно. Куда сильнее воняло пылью и старостью. От вони меня замутило и стоило трудов, чтобы удержать в желудке обед. Жора же, засучив рукава, отодвинул в сторону верещащую девушку и направился к балкону, где происходило нечто невообразимое. Грузин резко и без предупреждения ударил мужика кулаком в бок, затем схватил за шею и затащил обратно в квартиру.
- Аха, бля! – прохрипел мужик, которому Жора передавил шею.
- Вано! Ноги держи! – крикнул он. Я кивнул и бросился на помощь. Но удержать мужика оказалось сложно. В него словно легион демонов вселился, и если бы не Жора, дело могло бы кончиться плачевно.
- Рая, укол! – скомандовал Мякиш. Девушка покраснела, увидев дубину между ног мужика, но смогла вернуть самообладание. Она опустилась на колени и вогнала толстую иглу шприца прямо в бедро мужика. Тот заорал от боли и попытался вырваться. Ногой он врезал мне под дых, из-за чего воздух вылетел из груди так стремительно, что аж в ушах зазвенело. Но Жора уже взял ситуацию под свой контроль. Он обхватил шею мужика волосатыми ручищами и держал так, пока тот не обмяк. Когда грузин встал, то брезгливо поморщился и оглядел свою измаранную мочой и спермой форму.
- Чеми кле мокус, - выругался он и со злостью повернулся к тощей девушке. – Чего раньше не позвонила, Юля?
- Я в смене была, Жор, - оправдываясь, ответила та. – Иду домой, а он уже мамку на балконе… Сука.
- Что ж ему теперь терпеть… - женщина не договорила, потому что тощая Юля неожиданно метнула в неё тетрадку, которую держала в руках, и начала орать. Жора кивнул мне и, поднатужившись, поднял мужика.
- Потащили, Вано. Смотри, не испачкайся. Мамой клянусь, у него бесы в малафье, - буркнул грузин.

Погрузив вялого мужика в машину, я закурил сигарету, пользуясь моментом, пока Мякиш о чем-то говорил с тощей Юлей. Жора присоединился ко мне и благодарно кивнул, когда я протянул ему пачку.
- Частый гость, - хмыкнул он. – Виталя…
- Я думал, что ты образно сказал. Ну, что он мать заебал, - вздохнул я.
- Не, Вано. Это на постоянку у них. Причем мать его вроде, как и не против.
- Серьезно? – удивился я, хотя казалось, куда еще удивляться.
- Ага. Она ему себя поебывать дает, чтобы спокойнее был. А как приступ, так все. Тушите свет, - покачал головой Жора. – Прошлый раз с Артуром его забирали. Тащим, а он мычит и кончает, как пулемет. Прикинь? Всю машину нам засрал, блядина.
- Сестру он тоже… того, - тихо спросил я, смотря в сторону Мякиша и Юли.
- Не. Юлька ему сразу пизды даст. Мы учились вместе, пока я на Окурке жил. Её он, как огня боится… Едем, Илья Степаныч? – вопрос относился к Мякишу, который подошел к нам и плотнее запахнул куртку.
- Да, Жора. Поехали, - тихо ответил он и, открыв дверь, забрался в теплый салон машины.

По приезду мы затащили больного в палату буйных, где Артур с Жорой ловко привязали его к кровати, после чего я взял сигарету и отправился в туалет, чтобы покурить. Однако меня перехватил Король, которого привычно сопровождал Вампир с Ветерком, и выпросил себе сигаретку.
- Совершали мы послеобеденный променад и узрели, как сопровождаете вы этого осатанелого детину в покои ему подходящие, - выражался Король всегда витиевато, но я постепенно привыкал к этой особенности и порой подыгрывал. – Почто не облачен он в платье, его званию приличествующее?
- Застукан был за делом непотребным, Ваше величество, - вздохнул я, доставая зажигалку. Король прикурил и, выпустив густое облако дыма к потолку, понимающе кивнул.
- Поди имал несчастную служанку? – спросил он.
- Почти, - улыбнулся я. – Матушку свою имал на замковой стене.
- Безобразие, - поморщился Король. – Ужель не осталось в крестьянах человеческое? Ужель нет дев красивых в селеньях окрестных? Почто родителей-то тиранить?
- Ну, это уже не мне выяснять, Ваше величество. Вы себя как чувствуете? – спросил я. Король надул грудь и горделиво посмотрел на «подданных». Вампир, перехватив его взгляд, зашипел, а Ветерок был занят тем, что ковырялся в носу.
- Чувствуем мы себя прекрасно. Несмотря на то, что питание в вашей обители прескверное. Уж сжалась печень моя и расширить её я хочу охотой на медведя.
- Это устроить можно, - вздохнул я и тут же поправился, заметив, как заблестели глаза Короля. – Только зима на дворе, Ваше величество. Спят медведи.
- Экая оказия, - ответил он и почесал длинный прыщавый нос. – В таком случае, мы потерпим, покуда погода не изменится. Благодарю вас за беседу. Потребно нам отправиться в опочивальню и предаться думам на одеялах мягких.
- Хорошая идея, - кивнул я, доставая из кармана пачку сигарет. Король, увидев входящего в туалет Жору, передумал клянчить курево и поспешил исчезнуть вместе со своей верной гвардией.

- Опять свой нос сует, куда не надо? – полюбопытствовал санитар.
- Как обычно, - ответил я. – Как новенький?
- Нормально, - кивнул Жора. – Укол получил, теперь обтекает лежит. Тут какое дело, Вано…
- Степу подменить? – улыбнулся я. Грузин снова кивнул и его глаза хитро блеснули. – Не вопрос. В ночь?
- Да. Дело у нас есть небольшое. С тобой Витя будет. Азамат на отсыпном. Три смены подряд отработал. Свадьба у сестры, вот заранее и озаботился.
- После ужина?
- Ага. С нас пузырь.
- Да, ладно, - вздохнул я. – Мне не сложно. Что в мужском, что в женском. Одинаково.

После ужина, когда больные получили очередную порцию таблеток, я отправился на улицу покурить. Степа еще не пришел, значит глупо терять момент. Тем более Витя постоянно ворчал, если я отпрашивался покурить на улицу. Он без зазрения совести дымил по всему отделению и ехидно посмеивался, замечая жадные взгляды больных, мечтающих о сигарете.
На главном крыльце всегда кто-то курил. Врачи, санитары, медсестры, больные из дневного стационара. Но сейчас кроме Гали никого не было. Я кивнул ей и, достав сигареты, закурил.

- Степу меняешь? – равнодушно спросила Галя. От нее пахнуло перегаром, когда она подошла ко мне. Но перегар не мог забить запах секса.
- Да. Жора попросил, - ответил я, выпуская к темному небу, на котором начали зажигаться первые звезды, колечко из дыма. – Галь. А что у них за дела?
- Оно тебе надо, Вань? – устало улыбнулась Галя. Затем почесала грязную голову и, хмыкнув, добавила. – Железки из подвала таскают. Только никому!
- Меня это не касается, - нахмурился я.
- В подвале мусора с советских времен столько, что за всю жизнь не выгрести. Кровати старые, белье, отчеты… Степа там металл нашел какой-то. Вот и таскают по ночам, а утром на пункт приема везут.
- Понятно, - кивнул я. Мое воображение рисовало вещи пострашнее, но на деле все оказалось куда прозаичнее.
- Тебя в долю не зовут? – снова усмехнулась она.
- Нет.
- Ну и правильно. Нечего тебе с ними тереться. Племянничка своего Арина Андреевна в любом случае выгородит, если залетит. А остальным на орехи достанется.
- Жору этим не напугать, - вздохнул я, делая очередную затяжку. Раскаленный фильтр обжег пальцы, но я привык выкуривать сигарету полностью. Хватило опыта, когда две пачки кончились к началу ночи.
- Жора ничего не боится. Горец удалой, - рассмеялась Галя. В её смехе я уловил кое-что другое. Возбуждение.
- Ладно. Пойду на смену. А то Витя опять ворчать будет, что его одного оставили, - хмыкнул я и, затушив окурок в урне, направился ко входу. Галя ничего не ответила. Рассеянно улыбнулась и закурила вторую сигарету. А может это была третья. Кто знает.

Но на пути в женское отделение, меня кое-что отвлекло. Из кладовки рядом с палатой косящих от армии, где обычно хранилось белье, доносился странный писк и слышались звуки возни. На миг в голове мелькнула мысль, что Галя снова с кем-то развлекается, но тут же исчезла. Галя осталась на улице, значит в кладовке её быть точно не могло.
Сердце неожиданно обдало жаром, а воображение подкинуло не слишком радостные картины. От Петушка, висящего в петле, до Ветерка, которого зажал в углу осатаневший Червиченко, лишенный своей дозы ебли. Конечно, внутри мог обнаружиться Артур, развлекающийся с кем-нибудь из медперсонала, а мог и не оказаться. Вздохнув, я подошел к двери и потянул ручку на себя. А потом остановился, как вкопанный, увидев, что происходит в кладовке.

Мелькнул край белого халата и бледное лицо Раи, рот которой зажимала волосатая ладонь. Я увидел дряблую задницу Барана и смеющегося Гвоздя. Гвоздь навалился на Раю, а Баран трясущимися руками пытался развести в стороны ноги девушки. Глаза Раи блестели от слез, а руки бессильно молотили по куче накрахмаленных халатов.
- Шухер! – пискнул Гвоздь, увидев постороннего. А меня просто накрыла волна ненависти.
- Пидор! – коротко рыкнул я и, подбежав к Барану, схватил его за шею и рванул на себя. Член Барана стоял, как маяк в бушующем море, но мне было плевать. Резкий удар по печени заставил его ойкнуть и обмякнуть на полу, а Гвоздь секундой спустя зажимал ладонью сломанный нос, из которого на пол закапала кровь. Рая, тихонько подвывая, уползла в угол, смотря на насильников стеклянными глазами. Для меня её лицо стало красной тряпкой.
Гвоздь, получив «троечку» по роже, отлетел в сторону и ударился головой об стену. Но мне было плевать. Каждый всхлип Раи наполнял сердце ненавистью, которую отчаянно хотелось выплеснуть. Выплеснуть на тех, кто сделал ей больно. Барану я заломил руку и резко ударил коленом в грудь. Воздух вылетел из его впалой груди с громким свистом, но мне было мало. Двумя ударами в лоб, я отправил Барана в нокаут…
- Тише, Вано! – на плечо легла тяжелая ладонь Георгия и я еле сдержал порыв, чтобы врезать и ему. Внутри все еще клокотала ярость, хотелось бить, хотелось рвать на куски, хотелось утолить эту жажду… И это отрезвило меня. Я всегда старался избежать насилия. Даже в стычках с гопниками старался до последнего уйти от драки. Но сегодня внутри меня словно что-то сломалось.
- Неплохо он их уделал, - с одобрением проворчал Артур. Правда он осекся, когда встретился со мной взглядом. – Остынь!
- Уже остыл. Отпусти, - глухо буркнул я, скидывая руку Георгия. Грузин понимающе хмыкнул, а потом злобно улыбнулся. Но злость его была обращена не на меня, а на стонущих на полу насильников.
- Забери Раю, Вано, - тихо сказал Георгий, наматывая на руку эластичный бинт, который всегда носил с собой. – Пойди, чаем её напои. Успокой маленько.
- Иди, иди, - кивнул Артур, тоже доставая из кармана бинт. – А мы поговорим с ними. Сами. Как умеем. И как ума хватило-то на сестричку лезть… На, халат возьми.
Я поймал брошенный мне халат и заботливо укутал в него Раю. Её собственный халат был разорван, но девушка отстраненно смотрела в сторону, словно витала в одних ей понятных мирах. Она скривила лицо и, спрятав его у меня на груди, беззвучно заплакала. Я услышал, как скрежетнул зубами Жора.
- Иди, Вано, - повторил он. Я не стал спорить, взял Раю под руку и вышел из кладовой. Да, мне было известно, что сейчас Гвоздя и Барана изобьют. Но я был даже рад этому. Вот только вопрос о том, зачем они на это решились, как-то незаметно отступил на второй план.

Моя страница на ЛитРес.

Показать полностью
Серия Дурка

"Дурка". Часть шестая

"Дурка". Часть шестая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Психиатрическая больница, Реализм, Мат, Длиннопост

За неделю до Нового года ко мне подошел Степа и, помявшись, протянул пачку сигарет

© Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.

В палате, к моему удивлению, никого кроме спящей Панковой не оказалось. Макарова, в отличие от Раи, предпочитала ночные смены проводить в своем кабинете, наплевав на больных из палаты буйных. Но, если больная спит и ведет себя спокойно, то чего бы и нет. Я не судил толстую медсестру. Даже порадовался, что мне не придется ни с кем разговаривать. И, конечно же, ошибся.
- Денис! – застонала на кровати Наташа. Я вздохнул и, подойдя ближе, положил ладонь ей на плечо.
- Тише, тише. Здесь никого нет. Спи.
- Денис! – более громко воскликнула девушка. Я легонько потормошил её и, когда глаза Наташи сфокусировались на моем лице, приложил указательный палец к своим губам.
- Будешь шуметь, тебе опять укол сделают, - предупредил я. Наташа понятливо кивнула и, вздохнув, закусила губу.
- Я думала, что это он пришел.
- Кто? Денис? – спросил я.
- Да, - улыбнулась девушка. Улыбка была такой нежной, что я тоже невольно улыбнулся.
- Кто он? Денис этот.
- Мой Денис, - снова улыбнулась она и тут же нахмурилась. – Нет… Он не придет. Я знаю. Мне надо… надо…
- Тебе надо успокоиться, Наташ. Или я позову Кострова и Макарову. Она с тобой церемониться не будет. Лучше поспи спокойно, чем тебя опять привяжут.
- Они трогали меня! – возмущенно воскликнула девушка, прижав руки к груди. И тут же обмякла. Всхлипнула и с мольбой посмотрела на меня. – Он придет?
- Да. А теперь успокойся, пока Азамат не вернулся.
- Хорошо, - глубоко вздохнула она и закрыла глаза. На губах снова появилась улыбка. – Мы танцевали… Это было так тепло… Так хорошо… А потом… потом…
- Спи, - тихонько ответил я. Поправил ей одеяло и, повернувшись, увидел, что на меня с улыбкой смотрит Витя.
- Хватит нянчиться с ней, малец, - хрипло ответил он. – Через неделю она выйдет, потом опять вмажется и окажется здесь. Снова.
- А что за Денис, которого она постоянно вспоминает? – спросил я, подходя к санитару. Тот поджал губы и вздохнул.
- Хуй его знает. Но он правильно сделал, что исчез. Никаких нервов с этой дурой не хватит.
- Она не дура. Ей просто больно, - ответил я, заставив Витю рассмеяться. Его смех, ядовитый и холодный, жалил так, что зубы сводило.
- Дура. Как и все они. Иди, отдохни. Я подежурю.
- Не надо, Вить. Азамат скоро придет.
- Ну, как знаешь, - хмыкнул санитар и, развернувшись, отправился к своему любимому стулу у входа в отделение.

Азамат не вернулся через пять минут, как обещал. Не вернулся и через час, но мне было плевать. Я стоял у входа в палату, опершись плечом на дверной косяк. Стоял и смотрел на спящую Наташу. Она изредка вновь принималась стонать и звать Дениса, но я неизменно успокаивал её, поправлял одеяло и возвращался на свое место. Будь здесь другой санитар, девушку давно бы накачали успокоительными или привязали к кровати. Но внутри меня теплилась уверенность, что я все делаю правильно. Пусть рядом с ней побудет тот, кто действительно хочет помочь, а не равнодушное белое пятно, ждущее, когда закончится смена.

Глава пятая. Новогодний подарок.

К концу года я уже вполне хорошо освоился в больнице. Меня перестали пугать выезды и дежурства в других отделениях, но чаще всего я дежурил именно в остром. Как в женском, так и в мужском. Удивлявшие поначалу просьбы Степы встать в смену с Жорой, тоже стали казаться обыденностью. Я не собирался лезть в их дела, как мне и советовали. Даже на походы санитаров в женское отделение стало плевать. Единственное, чего я желал, так это отработать весь срок своей службы в спокойствии и распрощаться с грязным-желтым зданием навсегда.

За неделю до Нового года ко мне подошел Степа и, помявшись, протянул пачку сигарет. Не успел я подивиться его щедрости, как все объяснил Жора, вышедший на улицу покурить. Он от души посмеялся, глядя на мое растерянное лицо, а потом покачал головой и с укоризной посмотрел на Степу.
- Гамоклевебули (охуевший), - хмыкнул Жора, заставив Степу покраснеть. Грузин частенько ругался на родном языке и какие-то ругательства я успел выучить. – Пачкой не отделаешься, Степа.
- О чем речь вообще? – нахмурился я.
- Отработай за меня в новогоднюю ночь. Мне край, как надо, к друзьям свалить, а тетка точно не пустит без замены, - ответил Степа, не рискуя смотреть на Жору, который ехидно улыбался и не стеснялся смеяться. – Ты не ссы, день я отработаю, а тебе ночь надо будет подежурить. В женском.

- Я и так дежурю ночью в мужском. Кто за меня будет?
- Жор! – с мольбой протянул Степа. Грузин поковырялся ногтем в зубах и с издевкой посмотрел на санитара.
- Ящик пива и водку. Половина мне, половина Артуру, - ответил он. Степа поперхнулся холодным воздухом и покраснел от злости. Но Жора равнодушно смотрел поверх его головы и гнев Степы постепенно сошел на нет.
- Ящик пива и точка. Водку потом донесу, - зло обронил санитар. Грузин в ответ кивнул и довольно улыбнулся. Степа повернулся ко мне и добавил. – Буду тебе две смены торчать. Захочешь отдохнуть, только скажи. В любой день.
- Ладно, - пожал я плечами. Степа в ответ радостно заулыбался.
- От души, брат.
- А чего ты так свалить хочешь? – хитро прищурившись, спросил Жора.
- Да, баба там одна есть. Танька, - облизнул пухлые губы Степа. – Там такой пердак, что кружку с пивом поставить можно. Красивая… Сестра жены моего кореша. С ними в этом году празднует. Единственный варик её завалить. Дюдька, кент мой, её однажды пёр. Говорит, что сосет, как пылесос. Ну, сам понимаешь, брат. Это не эти…
- Ладно, ладно. Потом расскажешь, - перебил его Жора, поняв, что Степу понесло. Причем понял по моим презрительно поджатым губам. Но я промолчал. Как обычно.

Конечно, родители и друзья расстроились, когда я сказал, что дежурю в новогоднюю ночь. Обычно я всегда встречал Новый год дома, а потом шел к Энжи, где собирались все наши. Только Лаки в последнее время праздновала в компании своего парня, но все равно находила время, чтобы заскочить в гости и поздравить друзей. Энжи равнодушно восприняла новость о моем дежурстве, но меня это не удивляло. Она в последнее время сошлась с Маркусом и перестала обращать на меня внимание, а вот Никки и остальные огорчились.
- Блин, а замену найти не вариант? – спросила Никки, позвонив мне во время обеда. Мы частенько болтали по телефону, и я сам не заметил, как это вошло в привычку.
- Без вариантов, - вздохнул я, закуривая сигарету. Затем улыбнулся и ехидно спросил. – Соскучилась?
- Естественно, - фыркнула она. – Я такое платье купила, закачаешься. Лаки помогла найти.
- Постарайся его не помять, - рассмеялся я, заставив рассмеяться и Никки. Затем почесал нос и добавил. – Ник, я правда не могу. Это не работа, а служба. Отпуск только через три месяца.
- Понимаю, - хмыкнула Никки. – Слушай. А после смены?
- Отсыпной и два выходных. Как и всегда.
- Тогда я к тебе в гости забегу, - улыбнулась она. – Если не напьюсь, и не соблазню Маркуса. Прикинь, как Энжи корежить будет?
- А, то есть со мной ты флиртовала, чтобы Энжи позлить? – съязвил я.
- Не-а, - загадочно ответила Никки и вздохнула. – Ладно, я на пары. Заболталась, как и всегда.
- А я сортир драить, - мрачно ответил я. – Увидимся, солнце.
- Увидимся, - в голосе улыбка. И тепло.

Тридцать первого декабря я ехал на работу, как висельник, которого тащат на площадь, чтобы показательно вздернуть перед толпой радостных горожан. Люди в утреннем трамвае радостно переговаривались, поздравляли друг друга, а я смотрел в покрытое изморозью окно и слушал музыку. Мрачные симфонические пассажи Remembrance идеально подходили настроению, добавляя сырой меланхолии в морозное предновогоднее утро.
Увидев радостную физиономию Степы у входа в больницу, я скривился и с трудом вернул на лицо привычную равнодушную маску. Рядом с ним курил Георгий, а чуть поодаль от них куталась в дешевый китайский пуховик Галя.
- Здравствуй, Вано. С наступающим, - улыбнулся грузин, блеснув крупными белыми зубами. Я в ответ скептично хмыкнул и, подойдя, протянул руку сначала ему, а потом и Степе. – Чего кислый такой? На работу, как на праздник, а?
- Не выспался, - отмахнулся я, закуривая сигарету.
- На том свете отоспимся, Вано, - зевнул Жора и игриво посмотрел на хмурую Галю. – А ты чего, красота наша, скисла?
- Отстань, Жор, - поморщилась та. Я потянул носом и понимающе кивнул. От Гали тянуло перегаром, под глазом синяк, да и всем своим видом она говорила о том, что прошлая ночь была довольно бурной.
- Обидел кто? – нахмурился грузин. – Ты ж меня знаешь. Скажи и я их отхуярю. Мамой клянусь.
- Не надо, - вздохнула Галя и выдавила из себя робкую улыбку. – Нормально все. Привет, Рай.
- Доброе утро, - прошелестела Рая, поднимаясь по ступеням. Она покраснела, поймав лукавый взгляд грузина, и улыбнулась мне. – С наступающим.
- С наступающим, - ответил я и, потянув дверь на себя, пропустил девушку вперед.
- Джентльмен, - заржал Степа. Жора тоже хохотнул, а потом пихнул санитара в плечо кулаком.
- Не то, что ты. Быдло хуево.
- Чо эт я быдло?! – оскорбился Степа.
- А то…
Я не дослушал и, пропустив Галю, тоже нырнул в угрюмое чрево больницы.

Смена началась с летучки у Миловановой, которую посетила и Арина Андреевна. Я же, войдя в кабинет, удивленно хмыкнул, увидев, что заведующая в кои-то веки пришла на работу накрашенной и улыбчивой. Однако не обошлось и без пиздюлей ночной смене, и без указаний для смены, заступающей в дежурство.
- Так, Свердлова. Ты сегодня вместе с Ежовой. Анисимова заболела, - хрипло сказала заведующая, повернувшись к Рае. Та в ответ скромно кивнула и что-то записала в тетрадку, с которой не расставалась. – Дежурный по мужскому – Крячко. Илья Степаныч, обойдись сегодня без заливаний водкой своей грусти.
- Конечно, Арина Андреевна, - покраснел Мякиш и поморщился, когда услышал ехидный смех Георгия.
- Так. Гелашвили, Селиванов и Казарян – мужское. Степа, ты с Набиулиным в женском?
- Вик, я это… - замялся Степа, заставив Милованову жестко рассмеяться.
- Да, в курсе я. Свалишь после шести. Селиванов за тебя?
- Да, Виктория Антоновна, - кивнул я. – Справимся.
- Ладно. Жора, вы с Артуром вдвоем тогда. Селиванов, ты после шести в женское. С заведующей согласовано.
- Понял.
- Свободны, - буркнула Кума.

В коридоре разгуливал Ромка Гузноёб. Он, увидев Жору, покраснел, как спелый помидор, выставил вперед руку и угрожающе что-то забубнил на незнакомом языке. Степа, увидев это, прыснул со смеху, но грузин его веселье не разделил.
- Порчу на тебя наводит, - лениво заметил я. Степа поперхнулся и заржал так, что перепугал Ветерка, выходящего из палаты. Паренек ойкнул, громко испортил воздух и убежал обратно.
- Я тебе руку сломаю, мамой клянусь! А ну брысь в палату! – пригрозил Георгий, но на Ромку его угрозы не подействовали. Вместо ответа цыган спустил штаны и повернулся к санитару жопой. – Ну, сука!
- Бидораз, бляд! – ругнулся Ромка. – Барадатый бидораз! Ибал тибя в жоп!
- Рая! Илья Степаныч! Тут укольчик нужен, - крикнула подошедшая Галя. Цыган покраснел еще сильнее, показал Жоре язык и, натянув штаны, убежал в палату.
- Долбоеб, - вздохнул грузин и почесал крепкую шею. К нам подошел Дай-дай и затянул привычную песню.
- Жора, дай сигаретку.
- Пошел нахуй, - ругнулся Жора, все еще злой от выходки цыгана. Дай-Дай в ответ тоже спустил штаны, но тут же отлетел на пару шагов после мощной оплеухи грузина.
- Жор, - покачал я головой, - он же не понимает ничего.
- Все он понимает, - процедил тот. Затем вытащил сигарету, привычно оторвал фильтр и швырнул Дай-Даю. – На, мерзость!
- Вань, - вздохнула Галя, заглядывая в палату, где лежал цыган. Я тоже вздохнул.
- Рома?
- Рома. Твоя очередь, - поморщилась она. Я понял все без лишних слов. Развернулся и отправился в подсобку за ведром и тряпкой. Смена началась, как обычно, с обосранной кровати.

Через два часа в палату буйных прибыло пополнение. Голый мужик с расцарапанной спиной и животом. Он визжал, брыкался и крыл матом санитаров, которые его тащили. Хмурый Артур, стоящий у входа в палату, покачал головой, а потом резко, почти без замаха, врезал мужику кулаком по печени. Тот всхлипнул и обмяк в руках санитаров.
- Раю и Мякиша позови! – велел мне Артур, а сам закатал рукава и, схватив мужика за шкирку, как щенка, потащил в палату. Когда я вернулся вместе с Раей и Ильей Степановичем, буйного уже привязали к кровати, но он все равно ухитрялся дергаться. Артур навалился на него сверху и мрачно посмотрел на Раю. – Коли.
- Что с ним? – спросил за нее Мякиш.
- Белка, - устало отмахнулся один из санитаров.
- Тиаприд, - велел врач. Рая кивнула в ответ и раскрыла сумку.
- Угу. Пока успокоит, он тут всех заебет, - буркнул Артур, не обращая внимания на Мякиша.
- Ему нельзя аминазин. Он алкоголик, - попыталась объяснить Рая, но санитару было плевать.
- Сдохнет и черт с ним, - брезгливо поморщился он. – Ладно, делайте работу свою. Вано, подержи руку.
Я кивнул и, подойдя ближе, вцепился в руку мужика. Она была липкой, испачканной в крови и, неожиданно, мягкой, словно я держал комок теста. Артур без стеснения надавил больному коленом на грудь и ждал, пока Рая сделает укол. Когда девушка ушла вместе с Мякишем, он наклонился к мужику с ненавистью сжал пальцами его лицо.
- Будешь дергаться, удавлю, сука, - прошипел Артур. Один из санитаров, стоящих рядом, рассмеялся и утер вспотевший лоб. Но мужик явно ничего не понял. В его мутных, стеклянных глазах горело одно лишь безумие.

В туалете я вымыл руки, но мне постоянно казалось, что они еще недостаточно чистые. Раз за разом я намыливал их куском хозяйственного мыла, смывал пену прохладной водой и снова намыливал. Мне было плевать на срущих рядом больных, на топчущегося неподалеку Аристарха. Я хотел лишь одного. Избавиться от крови и мерзкого, сладковатого запаха пота, впитавшегося в мою кожу.
- Покурим, Вано?
Я повернулся и увидел улыбающегося Георгия. Его лицо раскраснелось, а глаза блестят непривычно ярко. Когда он подошел, я почувствовал от него слабый запах спирта. Грузин закурил и чиркнул зажигалкой, давая закурить и мне. Затем прищурился и задумчиво посмотрел на мокрый обмылок.
- Первый раз с покоцанным? – спросил он.
- С покоцанным?
- Ага. С порезанным, побитым, выпотрошенным, - хохотнул Жора. – К нам частенько суицидники залетают и прочие дебилы. Первый раз впечатывается хорошо. Тебе еще повезло. Этот только шкурку подрал. Мой первый себе руки рассек ножом до кости. Весь в кровище был, сестричку перемазал… Это сначала кажется, что кровь какая-то особенная. На самом деле нет, Вано. Что кровь, что говно. Все из человека вытекает.
- А что с ним случилось? – я махнул рукой в сторону выхода из туалета, но Георгий все понял.
- Белка, - зевнул тот. – Черти за ним гнались. Он в мусоропровод залез. Одна башка торчала, когда его нашли. Пока вытаскивали, ободрали всего. Так что хуй с ним. Не забивай себе голову. Она тебе ясной нужна.
- Сложно, Жора, - вздохнул я. – Ладно. Пойду пол там вымою, пока кровь не засохла.
- Давай, дорогой.

Вымыв пол, я бросил в ведро с грязной водой тряпку и искоса посмотрел на привязанного мужика. Ему уже обработали раны, да и успокоительное подействовало. Из левого уголка рта на подушку стекала тягучая слюна, а глаза равнодушно смотрели на меня. Когда я встал, мужик даже не моргнул. Только невразумительно что-то пробормотал.
Рядом с ним, на соседней кровати, лежит Паша Тюльпан. Тюльпаном его зовут за то, что он служил в Афганистане в конце восьмидесятых. Когда Пашу не мучают приступы, он довольно спокойный и вежливый человек. Но раз в месяц с ним стабильно случаются срывы и тогда достаться может даже санитару.
- Взвод его в засаду к духам попал, - рассказал мне Георгий после того, как мы связали Пашу и перетащили мычащее тело в палату буйных. – Они в кишлак зашли, а там пятьдесят рыл хоронились. Начали отбиваться, шальными пулями пару местных снесли. В итоге окопались в одном доме. Весь его взвод положили. Четырнадцать человек. Духи куражиться начали. Гранаты швырять. Тюльпан наш ствол вытащил, хотел себе уже мозги вышибить. Знал, что живым к духам попадать нельзя. А тут свои подошли. Кишлак тот с землей сровняли. А потом дом нашли, где месиво из тел и кишки по стенам. В этой куче Пашу и нашли. Он смеялся и плакал. Смеялся и плакал.
- Ужас, - вздохнул я, смотря на стонущего мужчину. – Он сам это рассказал?
- Сам, сам, - улыбнулся Жора. – Бывают у него просветления. Гитару просит, песни попеть. А ночью стонет и во сне беснуется. Сон у него один, Вано. Кишлак тот и дом, где все его товарищи полегли. Отец мой тоже в Афгане служил. Но повезло. Бог уберег. Этому не повезло. Телом здоров, а умом… там все еще.

После обеда я вышел на улицу, чтобы покурить. Землю и деревья давно уже укрыл снег, вот только внутренний двор больницы был расчищен и щеголял потрескавшимся асфальтом. Несмотря на холод, мороз был мягким, да и телогрейка, которой меня снабдила Галя, не давала замерзнуть. Я вытащил пачку сигарет и, усевшись на лавочку, закурил. Рядом прогуливались больные, похожие на неуклюжих пингвинов, но я не обращал на них внимания. У меня обед, а за ними смотрит Галя и Артур. На другой стороне двора гуляет женское отделение и до меня изредка доносится громкий и недовольный голос Степы.
- Иван Алексеевич, можно сигаретку? – заискивающе улыбаясь, спросил Аристарх. Я кивнул и протянул ему одну. Мужчина жадно затянулся, благодарно кивнул и, шаркая, направился вперед по дорожке. В кармане зазвонил телефон, который я всегда брал на обед, но увидев на экране «Никки», я не сдержал улыбки.
- Ты пунктуальна. Привет, - ответил я.
- Привет! – радостно воскликнула она. На фоне слышна музыка, чьи-то разговоры и лязг посуды. – Я же знаю, когда ты обедаешь.
- Уже празднуете?
- Не, пока готовим, - рассмеялась Никки. – Ну, как готовим. Лаки командует, а остальные делают, что она прикажет.
- Лаки с вами? – удивился я.
- Ага. Но она свалит после шести. У неё своя тусовка намечается. Кать, дай мазик!
- А вы?
- Я точно до двух часов у Энжи. Потом мы с Кэт к Дим Димычу пойдем.
- Кто это? – нахмурился я.
- Ревнуешь? – пропела Никки и снова рассмеялась. – Расслабься. Это друг Лаки. Ну, друг её парня, но значит и её друг. Так что? Ревнуешь?
- Конечно. Пойду уберу скальпель в ящик, - ехидно ответил я и вздохнул. Никки, конечно же, заметила.
- У тебя голос уставший. Все хорошо? – спросила она.
- Да, все в порядке, - улыбнулся я. – Смена просто тяжелая. Словно тут с ума все сошли разом.
- Так это же психушка. Чего ты ожидал? – фыркнула Никки и снова отвлеклась. – Эй! Эрик весь горох сожрал! А я откуда знаю? Вот пусть сам идет в магазин… Извини, тут готовка в самом разгаре, а Эрик вино зеленым горошком закусывает.
- Весело у вас. Ладно, не буду отвлекать. Не убей Эрика в приступе гнева. А то ко мне попадешь.
- А ты будешь меня охранять? – лукаво спросила Никки, заставив меня рассмеяться. – Но ты прав. Тут еще конь не валялся, а Лаки уже злится.
- Увидимся.
- С наступающим, Ванька. Целую в щеку, - ответила она и отключилась. После разговора с Никки вновь вернулся холод и тоскливость. Но куда деваться. Надо работать. Это я прекрасно понимал.

Вернувшись в отделение, я удивленно уставился на странного старика, которого до этого дня здесь не видел. Странным он был не только из-за вафельного полотенца, повязанного на голову на манер тюрбана. Удивляло и то, что рядом с ним послушно ходил Вампир и Ветерок. И если Ветерок ко всем относился хорошо, то Вампир предпочитал отдельное существование и шипел на каждого, кто приближался к нему.
- А, Вано, - усмехнулся Георгий, подходя ко мне. – С Королем ты еще незнаком?
- Не было подобной чести, - съязвил я. – Кто это?
- Саморуков Юрий Витальевич. Он же Король, - хохотнул грузин и окликнул странного старика. – Ваше величество, не подойдешь?
- Приветствую, - мягко ответил старик, подплывая к нам. Он так забавно держался, что я тоже не удержался от смешка. – Что вас повеселило, юноша? Мы с моими подданными тоже посмеемся. Быть может это развеет нашу кручину, что встречать праздник мы обязаны в этом кошмарном дворце вместо прекрасного бала с нагими девами, вином и музыкой.
- Значит, вы – король? – спросил я. Жора снова подавился смехом, когда старик кивнул. Кивнул, как и полагается монаршей особе, со всей возможной статью.

"Дурка". Часть шестая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Психиатрическая больница, Реализм, Мат, Длиннопост

- И позвольте заметить, что дела в вашем королевстве неважные, - вздохнул Король. – Подданные обнищали, а когда я орошал своей уриной угол в смрадной комнате, на меня напал шипящий юноша. Но он быстро, к его счастью, понял, кто стоит перед ним и пал ниц, облобызав мизинец на моей ноге в знак уважения. Так же этому посодействовал сей славный муж, - палец старика описал полукруг и указал на Георгия. – Смею заверить, еще не доводилось мне видеть удара столь сильного и неожиданного. Однако юноша оказался смекалистым и примкнул к моей свите, как и сей зловонный отрок. Песнь его кишок порой веселит нас в меланхоличных сих краях.
- Песнь его кишок? – ехидно спросил я Георгия, который перестал сдерживаться и заржал так громко, что перепугал Вампира, который попятился и зашипел.
- Позвольте нам отбыть и осмотреть владения, в коих мы оказались милостью судьбы, - склонил голову Король и дернув плечиком поплыл по коридору.
- Сказочный долбоеб, - вздохнул грузин, перестав смеяться. – В своей голове он король, а остальные его подданные. Если ему подыгрывать, то он смирный. А вот если усомнишься, может истерику устроить. Но своя польза от него есть.
- Какая польза?
- Палата, в которой он лежит, самая смирная. Величество спор на расправу, - усмехнулся Жора. – Одного сидельца так переебал кружкой по голове, что тот говорить неделю не мог. Челюсть ему сломал. А знаешь, за что?
- Даже не догадываюсь.
- На пол насрал в присутствии Короля. Оскорбил, - хмыкнул грузин и снова рассмеялся. – С ним скучно не бывает. Ты не смотри, что он тощий, как глист. Силенок у него в избытке. Надо Ромку к нему подселить. Вдруг перевоспитает.

Новогоднего настроения не было. Да и сложно настроиться на праздник, когда рядом беснуются, мычат и орут больные. Громко воет в палате Паша Тюльпан. Голос хриплый, усталый. Он снова вызывает вертушку на позицию, зовет кого-то из своих и снова воет, не в силах вырваться из кошмара. Однако затихает после укола, который делает Рая, и, уставившись стеклянным взглядом в потолок, тяжело дышит.
Свита Короля разрослась до пяти человек, которые ходят с ним по отделению и внимательно слушают, что говорит Его величество. Если кто-то не слушает, то Король оскорбляется и бьет провинившегося ладошкой, после чего снова начинает делиться богатым жизненным опытом. За Королем крадется Ромка Гузноёб и тихонько что-то лопочет на своем черном наречье. Он делает это тихо, потому что Его величество уже показал цыгану, что с ним шутить не стоит. Ну а я занимаюсь тем же, чем и всегда. Мою туалет, меняю постельное белье, сопровождаю Мякиша на обходах и жду, когда закончится моя смена.

В шесть часов в отделение завалился счастливый Степа. Он протянул мне две пачки сигарет и, вздохнув, отправился развлекаться. Жора, глядя на мое кислое лицо, рассмеялся, однако мне было не до смеха. Почему-то в женском отделении ночью иногда было тяжелее, чем в мужском.
- Пошли покурим, Вано, - позвал меня за собой грузин. – Азамату скажешь, что я задержал.
- Пошли, - кивнул я. Жора редко курил в одиночестве. Ему всегда был нужен собеседник, и отказов он не принимал.
- Не, пойдем в экспертное, - кивнул мне он, когда я остановился возле входа в туалет. – Артур просил подменить, пока чай пьет.
- Ясно, - вздохнул я, понимая, какой «чай» пьет хмурый армянин. От Жоры тоже пахло «чаем», но его видимо совсем не волновало, что кто-то может учуять перегар.

Мы прошли палату, где лежали косившие от армии. Жора заглянул туда машинально и удовлетворительно хмыкнул, увидев, что в палате тишина и порядок. Но стоило нам завернуть в туалет, как глаза грузина полезли на лоб, а с губ сорвалось ругательство.
- Ебаный того рот, - пробормотал Жора, смотря на извивающегося в петле тощего рыжеволосого паренька. Он резко подскочил к нему и приподнял, не давая задохнуться. – Стул неси, Вано. Быстро!
- Да, сейчас, - ответил я и выбежал в коридор. Затем, схватив стул, бросился обратно.
- Не вертись, блядь! – рявкнул грузин, с трудом удерживая паренька в руках. Я взобрался на стул и дрожащими пальцами принялся развязывать узел. Жора снова выругался. – Сука! Вано, давай быстрее. Он синий уже.
- Я… почти, - прошептал я. Паренек мешком свалился в руки грузина, который осторожно положил больного на пол и похлопал ладонью по щекам. Паренек неожиданно скривился и заплакал. Тихо и тоскливо.
- Э, дорогой, - покачал головой Жора. – Ты чего это тут удумал, а?
- Я не… хочу. Не хочу больше… - всхлипывая, ответил паренек. Я вспомнил его прозвище. Петушок. Так его называли остальные косившие. В дверном проеме показался Артур. Лицо красное, а глаза злые. Он подбежал к лежащему пареньку и, наклонившись, прошипел.
- Сдохнуть надумал, сука? Я тебя сам сейчас удавлю!
- Артур, - встрял я. Санитар злобно на меня посмотрел и пробормотал ругательство.
- Что случилось, дорогой? – ласково спросил Жора, снова похлопав паренька по щекам. Тот жалобно посмотрел на грузина и вздохнул. – Ну, говори, давай. Наволочку вон порвал, веревку себе сделал. «Очумелые ручки», да? Чего в петлю полез? Молодой же, здоровый.
- Я не буду сосать. Не буду… - Петушок снова зарыдал, заставив Жору нахмуриться.
- Сосать? – с угрозой прошептал он. Паренек всхлипнул и с трудом кивнул. Грузин поднялся с колен, смотал порванную наволочку и сунул её подмышку. Затем повернулся к Артуру и коротко приказал. – Мыло неси.
- Сейчас будет, - кивнул ему Артур. Я проследил за ним взглядом и повернулся к Жору, который злобно сжал кулаки, а потом неожиданно снял с ноги носок.
- Снимай носки, Вано, - сказал он.
- Зачем?
- Снимай, - прошипел Жора. Вздохнув, я повиновался, не понимая, что задумал грузин. Но очень скоро все понял.

Артур скоро вернулся и протянул мне и Жоре по куску хозяйственного мыла. Грузин свой кусок засунул в носок, перемотал его эластичным бинтом и, перехватив поудобнее, взмахнул, словно примериваясь. Артур поступил точно так же. На его лице больше не было гнева. Только тупое равнодушие и холодная решимость.
- По лицу не бить. Только по телу. Каждого…
- Жор, я не буду… - грузин не дал мне договорить. Он схватил меня за шею, приблизил лицо и злобно прошипел.
- Будешь! Знаешь, что такое дохлый дурак в твою смену? Знаешь?! Засунь, блядь, мыло в носок и бей. Каждого урода в палате.

Моя страница на ЛитРес.

Показать полностью 1
Серия Дурка

"Дурка". Часть пятая

"Дурка". Часть пятая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Реализм, Психиатрическая больница, Мат, Длиннопост

- Учителем в моей школе работал, - грустно улыбнулась Олька. – Там мутная история.

© Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.

- Рассказывай, - улыбнулась Лаки, подсаживаясь ко мне. Олька, как и всегда пила вино, но вино особое, бутылку которого всегда приносила с собой на каждую вписку. Я же предпочитал пиво, да и то, немного. С пары бутылок меня начинало клонить в сон, а с третьей гарантированно вырубало, поэтому одну бутылку я цедил так долго, что пиво попросту выдыхалось и становилось теплым.
- Да, особо нечего, - ответил я. – Целые сутки в остром отделении, наполненном больными под завязку. Иногда выезды к буйным.
- Не жалеешь, что на альтернативку пошел? – спросила Никки, присев рядом. Её маленькая грудь уперлась мне в руку, но Наташку это не смутило. Её наоборот забавляло то, как я смущаюсь.
- Поначалу жалел. Сейчас втягиваюсь. Конечно, тяжело порой бывает. О, кстати. Прикиньте, у нас Вампир лежит.
- Вампир? – удивилась Никки. – Настоящий?
- Ага, - съязвил я. – Мы его утром в гроб кладем, чтобы он на солнце не сгорел.
- Иди в жопу, - беззлобно рассмеялась она и прижалась еще ближе, заставив мои щеки налиться румянцем. – Так почему вампир?
- Прозвище у него такое, - ответил я. Энжи, заметив, что Никки сидит ко мне слишком близко, гневно засопела, но нарвавшись на ледяной взгляд Лаки, демонстративно уселась на пол и оперлась спиной на ногу Маркуса. – Жора, санитар наш, рассказал, что он шизу поймал и начал газовую трубу дома кусать. Настолько увлекся, что из всех зубов у него только резцы и остались. Еще он шипит и может укусить.
- Точно вампир, - поджала губы Лаки. – Тебя уже кусал?
- Нет. Мы с ним дружим, - рассмеялся я и пояснил. – Сигаретами его подкармливаю, поэтому он на меня только шипит. А вот Ромка Гузноёб всех уже заебал.
- Гузноёб? – хохотнула Никки.
- Безумный цыган. Он в больнице давно лежит. Под нейролептиками спокойный, как и остальные. А если шиза нападает, то тушите свет. Срет круглосуточно, орет, кулаками машет. Чтобы его искупать четыре санитара нужны.
- Почему? – удивилась Энжи. В её глазах злые искорки, но Никки это только веселит.
- Купаться не любит, а мыть его надо каждый вечер перед сном. Ну и… - замялся я, - обсирается в процессе купания часто.
- Фу, - рассмеялись девчата. Лаки сделала глоток вина и покачала головой.
- Да, уж, - ответила она. – Нагадила тебе та жаба, конечно.
- Пофиг, - махнул я рукой. Естественно, Лаки была в курсе, кто выдал мне направление в психбольницу. Даже предлагала помочь, но я отказался. – Со временем втягиваешься, да и материал постепенно набирается.
- Материал? – заинтересованно спросила Никки. Она прижималась ко мне без стеснения, иногда, словно случайно, касалась пальцами волос и этим дико злила Энжи, чье лицо из бледного превращалось в красное, несмотря на обилие готического макияжа.
- Ага. Я записываю события каждой смены в тетрадку. Кто знает, может потом диплом буду защищать по этой теме, - улыбнулся я. – Вы не представляете, какие там личности лежат.
- Знаем. Наполеоны, - фыркнула Энжи.
- Наполеонов нет, - помотал я головой. – Есть люди. Измученные, больные, дурные. Но это люди. Каждый со своей историей, по которой можно книгу писать. Бодибилдер, у которого от анаболиков поехала крыша. Парнишка, чьи родители сгорели в машине у него на глазах. Санитарка, тянущая на себе мужа-инвалида и сына-дегенерата. А есть и такие, по кому и не скажешь, что они больные. Аристарх, например. Вежливый такой дядька, всегда по имени-отчеству обращается, не бузит никогда.
- Погоди, - нахмурилась Лаки. – Аристарх? Якобинский?
- Знаешь его? – удивился я. Лаки кивнула.

- Учителем в моей школе работал, - грустно улыбнулась Олька. – Там мутная история. Аристарх Тимофеевич учителем от бога был. Его уроки географии – это маленький спектакль, а контрольные – целое представление. Любили его все. Даже уроды на его уроках молчали. А потом он жену за изменой застукал.
- От измены крыша едет? – усмехнулся Маркус. Но Лаки улыбку не поддержала.
- Он домой раньше времени вернулся. У нас тогда уроки отменили из-за пожарной тревоги. Так вот. Вернулся он домой, а там его жена сразу с двумя в кровати зажигает. Да еще с кем. С двумя старшаками из параллельного класса. Один спереди, второй сзади… Они потом всей школе об этом растрепали. Когда из больницы вышли.
- Он их избил?
- Как сказать, - буркнула Олька. – Орать не стал. Пошел, взял из кладовки молоток и переломал им ноги. Включая свою жену. Только ей он еще голову проломил, но она выжила. Пока они корчились от боли в спальне, Якобинский ванну набрал и вены себе вскрыл.
- Это ужасно, - тихо ответила Никки.
- Так и есть. Соседи крики услышали, ментов вызвали. Те дверь вскрыли, а Аристарх Тимофеевич в ванной лежит, плачет и песню поет. «Прекрасное далеко». Хорошо, хоть успели.
- Тупо как-то, - мотнула головой Энжи.
- Нет, не тупо, - чуть подумав, ответил я. – Скорее всего, он любил жену и свою работу. Поэтому измена, так сказать, двойная получилась.
- Вань, - тихо сказала Лаки. – Его там хоть не обижают? Он хороший. Правда.
- Не так, как других, - вздохнул я, вспомнив, как Аристарху отвесил поджопник Георгий, из-за чего учитель расплакался, как обиженный ребенок. – Там свои порядки, Оль. Я в них не лезу.
- Это понятно, - хмыкнула Лаки. Она поднялась с дивана и мотнула головой. – Ладно. Хватит страданий. Кто поможет с ужином?
- Пойдем, - кивнул я.
- Я тоже помогу, - хитро улыбнулась Никки и, переглянувшись с Лаки, рассмеялась.

В два часа ночи половина гостей разошлись по домам. А те, кому ехать было далеко, остались у Энжи на ночевку. Я решил, что утром забегу домой за вещами, предупредил родителей по телефону и с чистой совестью открыл еще одну бутылку пива. Встреча с друзьями приятно расслабила и о завтрашней смене я старался не думать. Куда больше меня интересовало поведение Энжи, которая утащила Маркуса в свою комнату, предоставив остальным гостям самим выбирать себе место для ночлега.
Лаки вызвала такси, как и всегда, после чего уехала домой. Колумб, перебравший с вином, расположился с Викой на диване в гостиной. В кресле свернулась калачиком Крошка Ру. Она только недавно влилась в нашу компашку и немного робела. Крошкой её прозвали из-за маленького роста и детских черт лица. На самом деле Крошка Ру была ровесницей Лаки и давно уже училась в универе. Ну а я, Лысая Кэт и Никки отправились в комнату родителей Энжи. Кэт стащила с кровати одно одеяло и подушку, после чего оборудовала себе на полу спальное место. Мы с Никки, переглянувшись, заняли кровать. Причем Наташка сразу же забралась под одеяло, прижалась ко мне, и положила голову на грудь.
- Ты это делаешь, чтобы Энжи позлить? – ехидно спросил я.
- Нахуй Энжи, - улыбнулась Никки и нежно поцеловала меня в щеку. – Спи.

Естественно я опоздал. И за это получил ушат говна на голову сначала от Миловановой, а потом и от Степы, которого обещал подменить. Правда санитар, учуяв от меня легкий запах перегара и оценив помятое лицо, понимающе хмыкнул и велел отправляться в другое крыло, где находилось женское отделение.

Женское отделение отличалось от мужского только тем, что там обитали женщины. Те же болотно-зеленые стены, вонь от мочи, говна и сигарет, тусклые желтые лампочки под потолком с осыпающейся побелкой. Иногда побелка осыпалась медленно и словно нехотя, из-за чего казалось, что с неба на землю падает пепел.
Меня встретил Витя – огромный, похожий на медведя, мужчина. Он носил тяжелые очки в роговой оправе, но менее страшным его это не делало. На кисти расплывшаяся татуировка в виде короны и вписанной в неё буквы «В». Руки могучие, покрытые жестким, черным волосом, как и у Георгия. Лишь я один выделялся на фоне других санитаров, не обладая достаточно внушительным телосложением, хотя всегда считал себя довольно крепким.

- Витя, - представился он. Голос хриплый и усталый.
- Ваня. Рад знакомству. Я Степу подменяю, - ответил я.
- Знаю. Эти обормоты, либо, опять машину грузить пойдут.
- Машину грузить?
- Не думай об этом, малец, - отмахнулся Витя. – Так, ты в курсе, как тут и что?
- Да, больше месяца тут. О палатах и порядках знаю.
- Хорошо. Не люблю объяснять, - вздохнул санитар. – Захочешь покурить, предупреди. Нужно, чтобы хотя бы один в коридоре был. Бабы – это не мужики. Переклинить в любой момент может. Понял?
- Понял, - кивнул я.
- Тогда пошли. Покажу наших красавиц.

Красавицы меня не удивили. Одна из них, похожая на тощую, обритую наголо обезьянку методично долбилась лбом в стену, причем делала это довольно странно.
- Баран, баран, баран… - бормотала она и при соприкосновении лба со стеной добавляла, - БУМ!
- Бяша, - пояснил Витя. Он остановился и указал рукой на заплаканную симпатичную девушку, которая сидела на корточках у стены и смотрела в пустоту. – А это Перфильева. Невеста наша.
- Невеста? – переспросил я. Витя колко улыбнулся и кивнул.
- Невеста. Её перед свадьбой дружки жениха напоили и выебали, а он потом бросил. Теперь она сидит и ждет его.
- Виктор Петрович! – с надеждой воскликнула девушка. – Саша пришел?
- Нет. Это Ваня. Санитар новенький.
- А Саша? Саша же придет? – её губы задрожали, а во взгляде блеснула боль. – Придет же?
- Придет, Настя. Придет. Иди в палату, - проворчал Витя. Девушка кивнула и, поднявшись, словно лунатик побрела вперед по коридору. Я задумчиво посмотрел ей вслед и, вздохнув, пошел следом за санитаром. Витя обернулся и тихо добавил. – Иногда её накрывает так сильно, что она на окна кидаться начинает. А потом плачет всю ночь. Да так тоскливо, что хоть в петлю лезь. Но привыкаешь… Копытце ты забирал?
- Да. Мы с Галей ездили, - кивнул я, смотря на знакомую женщину, которая с дурацкой ухмылкой стояла посреди коридора и отбивала правой ногой дробь.
- Она не такая дура, как хочет казаться, - буркнул санитар.
- В смысле?
- В прямом. Корчит из себя ебанашку, её забирают в больницу месяца на три. Она тут отдыхает, получает таблетки, еду и все остальное. Потом возвращается домой, а там пенсия накоплена. Живи и не тужи.
- Хитро, - улыбнулся я.
- Так что не стоит им верить. Большая половина из них – это пиздаболы, витающие в своих мыслях. В лицо они тебе улыбаются, а отвернешься – судном по башке дадут или придушат маленько. Но есть и польза.
- Какая польза? – спросил я, увидев, как губы санитара тронула улыбка.
- Злоебучие они. И тупые. Захочешь поебаться, только сигарету покажи. Любая обслужит. Ну, кроме Невесты. Та все Сашу своего ждет, - ответил Витя. Я вздрогнул, когда до меня дошел смысл сказанного. – Чего кривишься?
- Это неправильно, Вить, - вздохнул я.
- Дело твое, малец. Главное, в чужие дела не лезь, и мы сработаемся, - отмахнулся он. Из палаты с буйными послышался вопль, за которым до меня донеслась ругань и звук шлепка. Витя тут же пояснил. – Там у нас больных мало. Одна только. Панкова Наталья. Ладная девка, но ты к ней не лезь особо. Отец у нее видный, с бандюками ручкается. У дочуры его крыша поехала от наркоты. Полгода у нас живет, полгода в наркологичке. Потом срывается и по новой. А Папе только этого и надо.
- Понятно, - кивнул я. – А Папа – это кто?
- Серьезно? – усмехнулся Витя и покачал головой. – Папаяннис. Андрей Владленыч. Главврач наш. Без его ведома тут ничего не делается. Ну, почти ничего. Ладно, пошли дальше. Покажу Панкову. Если повезет, она пижаму разорвет. Дойки у неё зачетные…
Я сжал зубы и, опустив голову, пошел за санитаром. На душе было погано. Хотелось в душ и смыть ту грязь, которую на меня вылили за полчаса нахождения в женском отделении.

Панковой оказалась красивая девушка, лет на пять меня старше. О её красоте Витя не соврал. Общий вид только портила кожа болезненного цвета, темные мешки под глазами и нездоровая худоба. Девушка была привязана к кровати, а рядом стоял хмурый санитар, прижимающий к расцарапанной щеке ладонь.
- Сука! – ругнулся он и со злобой посмотрел на больную. – Нет здесь твоего Дениса и не будет. Нахуй ты ему не нужна, каличная такая.
- Набиулин! – рявкнула толстая медсестра, отвлекаясь от больной. – Пшел вон из палаты. Ты! Новенький?
- Да, - кивнул я.
- Держи ей руку. И на сиськи не пялься. Крепче держи! – велела она. Я повиновался и прижал руку девушки к кровати. Та тихонько заскулила, когда игла вонзилась в мышцы. Затем вздохнула и посмотрела мне прямо в глаза. Я снова вздрогнул. В них плескалась одна лишь боль. Тягучая и сильная.
- Тише. Все хорошо, - тихо пробормотал я. Медсестра вытащила иглу и довольно кивнула. Я же осторожно поправил рубашку, закрывая грудь девушки. Затем улыбнулся. – Сейчас будет легче.
- Ты гляди, - хохотнула медсестра, наблюдая, как я поглаживаю девушку по голове. – Новенький. Сразу видно.
- Зеленый еще. Идейный, поди, как Райка, - присоединился к веселью Витя. Я не ответил. Безумные глаза, которые постепенно заволакивал нейролептический туман, буквально гипнотизировали. Санитар кашлянул, привлекая мое внимание. – Присмотришь, Вань? Мы за врачом, а потом покурим пойдем.
- Да, конечно. Идите, - кивнул я. Затем дождался, когда они уйдут и повернулся к девушке. – Тише, тише.
- Денис… - улыбнулась та. Дышала она ровно и спокойно, но я понимал, что внутри бедняжку буквально корежит от боли. Понимал и ничего не мог с этим поделать. – Де… нис.
- Отдохни, Наташ. Поспи. Будет легче, - я вздохнул, когда девушка закрыла глаза. На миг её губы тронула легкая улыбка и тут же исчезла.
- Звонкая сосет хуи, - громко сказала Копытце, заглядывая в палату. – Я видела!
- Да, блядь… - простонал я и повернулся к ней. – Иди в свою палату, Лена. Нечего тут глазеть.
- И в жопу дает. Нехристи. Ой нехристи, - добавила та, но все-таки вышла в коридор, оставив меня наедине со спящей Наташей.

В остальном отличий женского отделения от мужского не было. Разве что врачи другие, медсестры и санитары. Жора мне сказал перед дежурством, что иногда санитаров раскидывают по другим отделениям, если кто-то заболел, запил или уволился. Работать в одном могли лишь особо привилегированные. Поэтому мне не стоило ни с кем конфликтовать, как советовал грузин. Да я и не собирался.
- Селиванов! На тебе толкан после обеда, - рявкнула медсестра, делавшая Панковой укол. Мария Игоревна Макарова. Центнер жира, ненависти и равнодушия к больным.
- Хорошо, - кивнул я. Остальные санитары надо мной подтрунивали, когда я закатывал рукава, надевал резиновые перчатки, в которых руки потели так, что спустя час с них кожа слезала, и отправлялся драить туалет. Они чаще всего заставляли делать это больных, а на мои «это неправильно» закатывали глаза или попросту ржали. Каждый сам выбирает, кем ему быть. Человеком или уродом.
- Баран, баран, баран… БУМ! – с глухим стуком голова Бяши соприкасается с болотно-зеленой стеной, а на губах женщины возникает довольная улыбка. Она делает шаг назад и повторяет все снова. – Баран, баран, баран… БУМ!

У Бяши ребенок утонул в ванной, пока она трахалась со своим сожителем в соседней комнате. Закончили они только под утро, когда вся водка была выпита и наступило тяжелое похмелье. Бяша зашла в ванную комнату и сошла с ума от того, что увидела.
- С ребенком она своим так играла, - объяснил мне Витя на перекуре. – Сажала его на коленки и играла. В «козу-дерезу», в «баран-бум» и «по кочкам». Сейчас вон со стеной играет. Она тихая, только иногда, когда случается просветление, она в подушку ночью воет, как и все они. Бывает еще, что по коридору ходит и сынка своего зовет. Или просто с ним болтает. Ну, сам как-нибудь увидишь. Времени много будет.

"Дурка". Часть пятая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Реализм, Психиатрическая больница, Мат, Длиннопост

- Вить, а кто туалет постоянно говном измазывает? – пользуясь словоохотливостью санитара, спросил я. – Я только вымыл все, покурил сходил, а там опять стены в говне.
- Это, малец, Одуванчик безобразничает, - кивнул в сторону седой старушки с всклокоченными волосами Витя. – Душегубка ебучая.
- В смысле, душегубка? – переспросил я, смотря на безобидную на первый взгляд старушку. Она, шаркая, еле-еле плелась по коридору.
- В прямом, - мрачно буркнул санитар. – Мужа своего топором зарубила во время ссоры. Потом на части покромсала и холодец заебенила. Давно это было. На зоне у неё капитально здоровье попортилось. Несколько раз повеситься пыталась, вены резала, на других бросалась. Вот и определили её в дурку. Мыкалась, мыкалась, пока в Кишке не оказалась. Но мы из неё сразу дурь выбили. Так что теперь она просто гадит. Может в кровать навалить. Может в спину швырнуть. Чаще всего по стенам размазывает. Так что за ней следить надо. Вот сейчас докуришь и к Виталию Антоновичу, дежурному врачу пойдешь. Скажешь, что Одуванчик снова безобразничает. Ей таблетки, тебе спокойную смену. Понял?
- Да, - кивнул я. Пусть мне было противно от того, что придется избавляться от больной таким способом, но драить в третий раз туалет я не собирался.
- Молодец, - ответил Виктор и, нахмурившись, посмотрел на мнущуюся у входа в туалет Невесту. – Чо кривляешься, Перфильева?
- Виктор Петрович… я, это… в туалет хочу, - покраснела девушка. Однако Витя похабно улыбнулся и указал рукой на дырку в полу.
- Ну, так вперед. Не занято.
- Я… стесняюсь, Виктор Петрович.
- Снимай штаны и делай свое дело. Чо я там не видел, - сплюнул в ведро санитар. Настя вздохнула, тоскливо на меня посмотрела и, подойдя к дыре в полу, сняла штаны. Теперь уже я покраснел и отвернулся. Виктор в ответ рассмеялся.
- Пойду к дежурному схожу, - скупо обронил я. Санитар не ответил. Он, словно гадюка, собиравшаяся броситься в атаку, смотрел на Настю.

Одуванчик получила свою порцию лекарств и ругани от медсестры Маши, а я облегченно вздохнул и, взяв необходимые принадлежности, отправился отмывать стены в туалете от коричневых разводов, игнорируя смешки других санитаров. Но они скоро ушли, потому что Панкова снова разорвала пижаму во время приступа.
- «Животные», - мысленно ругнулся я, с ожесточением опуская тряпку в ведро с вонючей мыльной водой.
- Иван Алексеевич, - обернувшись, я увидел Настю. Она снова мялась у входа и с мольбой смотрела на меня.
- В туалет хочешь? – тихо спросил я и, дождавшись кивка, отодвинул ведро в сторону и вышел.
- Спасибо, Иван Алексеевич, - улыбнулась Настя. – А Саша придет? Вы не знаете? Он обещал…
- Ты лучше поскорее, - перебил её я. – Пока остальные санитары не вернулись.
- Да, да. Спасибо, - пробормотала девушка. Я не ответил. Молча вышел из туалета и прислонился спиной к стене.
- Вымыл? – жестко спросила меня Макарова, идя к палате Панковой.
- Воздухом дышу, - съязвил я, заставив медсестру улыбнуться.
- Подышал? Дуй убирать.
- Хорошо, - я проводил взглядом Невесту, которая серой тенью выскользнула из туалета, и поплелся дальше наводить порядки.

Ночью стало чуть поспокойнее. Макарова дремала в своем кабинете, остальные сопели в палатах. Даже Наташа Панкова успокоилась. Лишь изредка постанывала во сне, вызванном нейролептиками. Виктор, сидя на краешке стола у входа в отделение, пил крепкий кофе и вкусный запах хоть немного разбавлял едкую вонь, которой, казалось, пропитались даже стены.
- Проверь палаты, - пробубнил он с набитым ртом. Затем, не успев прожевать, откусил еще один солидный шмат от бутерброда с колбасой. Я кивнул и отправился в обход. Проверять палаты было необходимо постоянно. Ночью больные были предоставлены сами себе по большей части, да и случай с Фунтиком и Мухомором, о котором мне рассказывал Георгий, еще не успел выветриться из памяти. Поэтому раз в пятнадцать минут по коридору начинал разгуливать санитар, заглядывая в каждую палату, чтобы удостовериться, что покой не нарушается.
Однако из палаты, где лежала Невеста, до меня донесся тихий бубнеж, прерываемый всхлипываниями. Стоило мне зайти в палату, как разговор моментально закончился и на меня уставились пять пар глаз.
- Ночью надо спать, девушки, - улыбнулся я. Справа от меня зашевелилось одеяло на кровати и показалась голова Бяши.
- Волк проснулся, - тихо ответила она.
- Кто?
- Волк проснулся. Он придет, - повторила другая женщина, дергая себя за волосы. – Волк всегда приходит.
- Какой волк? – переспросил я, не понимая, о чем речь.
- Который сигаретку принесет. Или яблочко. Или конфет, - облизнула толстые губы Копытце. Из коридора до меня донеслись голоса. И голоса знакомые.
- Здравствуй, Вано, - улыбнулся Георгий, входя в палату. Рядом с ним молчаливой тенью замер Артур. Мне он только кивнул, да и то этот кивок больше походил на одолжение.
- Привет, - ответил я и приподнял бровь, увидев, как спряталась под одеялом Невеста, а Копытце, наоборот, начала тискать себя за грудь.
- Георгий Ираклиевич. Дай сигаретку, красивый, - жеманно протянула она. Меня передернуло от отвращения, но Жоре это, видимо, нравилось.
- Сигаретку придется отработать, дорогая, - оскалился он и повернулся ко мне. – Погуляй, Вано. Мы присмотрим.
- Может я лучше останусь? – тихо спросил я.
- Чеши отсюда, а? – рыкнул Артур.
- Покури, пойди, - Жора улыбался, но я услышал в его голосе приказ. – Музыку послушай, чай попей. Через полчасика возвращайся.
- Хорошо, - вздохнул я. Затем нащупал в кармане гранку и, пихнув Артура плечом, вышел из палаты.
- Волк пришел, - донесся тихий голос Бяши. Меня снова передернуло. Но не от отвращения, а от того, что в её голосе я услышал радость.
- На перекур? – понимающе спросил Витя. Я коротко кивнул и быстрым шагом направился к выходу из отделения. А в голове, похоронным набатом звучали слова санитара, сказанные мне утром: «Захочешь поебаться, только сигарету покажи. Любая обслужит».

Я не стал курить возле входа и вместо этого отправился на лавочку, где обычно сидели больные во время прогулок. Вытащил пачку «Явы», закурил и с тоской посмотрел на здание больницы. Сколько в себе хранили эти грязные стены, о чем никогда и никому не расскажут? Сколько криков они слышали и сколько боли видели?
Прошел только месяц, а мне казалось, что я здесь провел всю свою жизнь. Обходы с врачом, мытье туалетов, выезды и вязка буйных. До сих пор невозможно к этому привыкнуть. Но была еще одна мысль, которая пугала так сильно, что я постоянно её отгонял. Вдруг, я в какой-то момент переступлю невидимую черту и превращусь в такое же чудовище, как и остальные. Вдруг, я просто перестану видеть в больных людей и начну видеть только идиотов. Вдруг мое сердце станет таким же черствым и холодным, как болотно-зеленые стены отделения. Я не знал ответов. И боялся узнать их.
- Ты бы хоть куртку надел, - обернувшись, я увидел Галю, которая, зябко кутаясь в бушлат, стояла рядом.
- Мне не холодно, - буркнул я, доставая из пачки еще одну сигарету. – К тому же возвращаться пока не хочется.
- Понятно. Погулять отправили? – улыбнулась она, но я улыбку не поддержал. Только кивнул в ответ. – Ты не думай, там все добровольно.
- Ты их оправдываешь? – съязвил я. Галя нахмурилась, услышав в моем голосе презрение.
- Нет. Объясняю, - меланхолично ответила она. – Бабы в женском не такие уж и дуры. Особенно те, кто к выписке близок. Некоторые мужика последний раз несколько лет назад пробовали.
- Все равно, это неправильно как-то, - мотнул я головой и, вздохнув, посмотрел на небо.
- Что правильно, а что нет, пусть каждый для себя сам определяет.
- Возможно. Просто для меня это дико.
- Поэтому ты сортиры сам моешь? Знаешь, Вань, каждый из новеньких рано или поздно менялся. Ты тоже изменишься. А потом вспомнишь этот разговор. Ладно, не будем ругаться. Пошли, чай попьем. Не хватало еще заболеть.
- Не хочется, Галь, - хмыкнул я, но Галя взяла меня за руку и буквально подняла с лавочки.
- Пошли. Я печенье овсяное купила. Свежее. Самое то с чайком.
- Ладно, - сдался я. И пусть внутри еще бурлила злость на Георгия и других санитаров, я невольно задумался о словах Гали. Что если она права? Как же мне хотелось не знать ответа. Но он был мне известен, пусть я сам еще не догадывался.

Закончив пить чай, я поблагодарил Галю и отправился на улицу покурить перед возвращением в женское отделение. Однако, увидев у входа Георгия и Артура, нахмурился. Но санитары на меня даже внимания не обратили. Только кивнули, словно ничего и не было.
- Чо, с Галкой зажигал? – гнусно улыбнулся Артур.
- Нет. Чай пили, - ответил я. – С печеньем.
- У, колючий какой, - хохотнул Георгий и положил мне ладонь на плечо. Я еле сдержался, чтобы её не сбросить. – Расслабься, Вано. Шутим мы, шутим. Там это, если Витя выебываться будет, что ты опоздал, скажи, что мы задержали. Буйного вязали.
- Хорошо, - вздохнул я.
- Степа вернулся? – спросил Артур и осекся, когда Георгий на него зло посмотрел.
- До магазина еще дойти надо, - жестко ответил грузин, а я подивился, впервые увидев, как Артур бледнеет. – Придет, сигареты принесет. Мои пока покури.
- Ладно, пойду, пока Витя не хватился, - нарушил я затянувшееся молчание. Георгий улыбнулся, снова превратившись в привычную версию себя.
- Давай, Вано. Утром увидимся.
- Увидимся, - кивнул я и, затушив сигарету, потянул на себя тяжелую дверь.

К счастью, Виктор мне претензий предъявлять не стал. Он устало кивнул, когда я сказал, что пил чай с Галей, а потом отправил меня мыть туалет, в котором снова набедокурила Одуванчик. Я не стал с ним спорить. Взял ведро с половой тряпкой, перчатки, «Саниту» и отправился на уборку. Однако в туалете корчилась над дырой в полу Бяша, но я не обратил на неё внимания. Прошел к окну и поставил ведро на пол. Прохладная вода, еще чистая и не испорченная дерьмом, обдала руки приятной прохладой. Улыбнувшись, я бросил в ведро «Саниту» и взболтал все рукой. Затем надел перчатки и приступил к уборке. Одуванчик перещеголяла саму себя. Стены, чуть ли не до потолка, были измазаны говном.

- Иван Алексеевич, - я обернулся и увидел приплясывающую Настю. – Извините… я, это… не могу больше терпеть.
- Да, Насть, - кивнул я и, бросив тряпку в ведро, вышел из туалета. Настя вышла из него спустя пару минут и, виновато улыбаясь, пожала плечами.
- Извините, Иван Алексеевич…
- Просто Ваня. Этого достаточно, - перебил её я. – Если я буду в туалете, когда ты захочешь, просто скажи сразу, а не терпи до последнего. Хорошо?
- Да, да, - обрадованно закивала девушка. Она на миг замолчала и жадно уставилась на мой нагрудный карман, из которого торчала пачка «Явы».
- Сигарету дать? – устало спросил я. Настя кивнула и снова улыбнулась. Жалкой улыбкой, в которой сквозила надежда. Вытащив две сигареты, я оторвал у них фильтр и протянул Насте. Девушка жадно сглотнула слюну и осторожно прикоснулась к моей руке.
- Спасибо, Иван Ал… То есть, Ваня. Да. Спасибо.
- Пожалуйста, - улыбнулся я, но Настя помялась немного и тихонько добавила:
- Они тоже давали сигареты… Я не взяла… Я Сашу жду. Он придет, и мы уедем отсюда навсегда. Сыграем свадьбу. Да, да. И я ему рожу мальчика и девочку, как он хотел. Саша не приходил еще? Вы мне скажете, Ваня, если он придет?
- Скажу, - скупо обронил я, играя желваками. Настя кивнула и, еще раз коснувшись моей руки, отправилась к себе в палату. Ну а я, посмотрев ей вслед, вернулся к ведру с грязной водой и воняющей говном тряпке.

- Ванька, поди сюда! – окликнул меня Азамат Набиулин. Он сегодня следил за палатой, где лежала Панкова, которая расцарапала ему днем щеку.
- Не, хватит. Больше я мыть ничего не буду, - нахмурился я, заставив его рассмеяться.
- Не надо ничего мыть, ты чо? Пригляди за ней, я на улицу метнусь, покурю. Пять минут всего.
- Ладно, - вздохнул я и подошел к нему ближе. Затем поставил пустое ведро у стены и устало прислонился к дверному косяку. Азамат хлопнул меня по плечу и вразвалочку пошел к выходу. Торопиться он явно не собирался.

Моя страница на ЛитРес.

Показать полностью 1
Серия Дурка

"Дурка". Часть четвертая

"Дурка". Часть четвертая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Психиатрическая больница, Реализм, Мат, Длиннопост

В гостиной, на старом кресле с потрескавшимися лакированными боками сидел могучий, мускулистый мужчина

© Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.

Ехали мы недолго, по ощущениям примерно полчаса. Машина, скрипнув тормозами, остановилась возле темной хрущевки. Фонарей во дворе было мало, да и тот свет, который они давали, был тусклым и холодным. Он освещал лишь небольшие пятачки рядом с собой, а вот лавочки и вход в подъезды оставались еле видимыми.
У одного из подъездов слышался громкий смех, сменившийся подозрительным молчанием, когда мы выбрались из машины. В воздухе пахло сигаретами, пивом и носками, как всегда пахли сухарики «Клинские» со вкусом сыра. Подойдя ближе к подъезду, я увидел компанию длинноволосых парней, рядом с которыми стояли две девушки.
- О, за Аркашей явились, - хохотнул один из них. На черной майке еле угадывается принт с альбома Nile. – Сейчас пеленать будут. А я думал, что Дьяк брешет, когда о нем рассказывал.
- Когда-нибудь и тебя заберут, Соленый, - проворчала крепкая девушка с короткой стрижкой.
- Ирка дело говорит, - усмехнулся второй, чуть ниже ростом и посимпатичнее. – То соседей избиваешь, то до бомжей доебываешься, чо они слушают…
- Ребят. Пятьдесят восьмая квартира тут? – уточнил Мякиш.
- Тут, - кивнула короткостриженая. – Четвертый этаж. Битый час орут уже.
- Спасибо, - мягко ответил Крячко и, махнув нам, вошел в подъезд. Закрывая дверь, я услышал голос того, кого назвали Соленым.
- Видал, какой амбал? Я б с ним сошелся раз на раз… - тут же грянул общий смех.

Поднявшись на четвертый этаж, Георгий трижды бухнул кулаком по деревянной двери. Из квартиры тут же донесся чей-то рык и металлический грохот. Закричала женщина. Но не жалобно, а злобно. Я переглянулся с удивленной Раей и поджал губы.
- Заебал ты меня! Когда ты уже успокоишься?
- Когда враги мои падут! – ответил ей могучий, низкий голос. В квартире снова что-то упало, а потом послышался звук лязгающего в замке ключа. Георгий паскудно улыбнулся и пихнул дверь ладонью.
- Вызывали? – ворчливо спросил он. Стоящая в коридоре пожилая женщина кивнула и потерла лиловый синяк под глазом. Сам глаз заплыл и не открывался. Георгий оттеснил её в сторону и поманил меня за собой.

В квартире удушливо пахло сигаретами и гороховым супом. Пожелтевшие обои кое-где свисали лохмотьями, в углу коридора валялась стопка грязных, отсыревших газет. Но Георгий, не обратив на это внимания, осторожно приблизился ко входу в гостиную и вытащил из кармана наручники.
- Аркадий! – участливо позвал Мякиш больного. – Ты снова прячешься?
- Воины не прячутся. Они смеются в лицо опасности, - прогрохотал из гостиной мрачный голос.
- Аркадий. Ты же меня знаешь, да?
- Знаю. Ты славный муж, хоть и не лишенный лицемерия.
- Тогда давай обойдемся без сюрпризов? – мягко спросил врач. Но я видел по глазам, что он, хоть и трусит, но собран и готов к любому исходу.
- Мышцы мои одрябли от недостатка практики, а зубы хотят вкусить печени. Давай же скорее подеремся! - я выглянул из-за плеча Георгия и удивленно приоткрыл рот.

В гостиной, на старом кресле с потрескавшимися лакированными боками сидел могучий, мускулистый мужчина. Он был совершенно голым, а мышцами запросто мог посоперничать с любым атлетом золотой эры бодибилдинга. Широкая грудь, блестящая от пота, мерно вздымалась в такт дыханию. Здоровенный член в полной боеготовности угрожающе покачивается. Стеклянные глаза мужчины равнодушно смотрят на Георгия.
- Аркаша. Иди с ними. Ну, хватит. Ну, правда, заебал уже, - простонала женщина, однако Аркадия это не тронуло.
- Уйди, старуха, покуда я не завязал твои увядшие перси узлом на спине… - мужчина неожиданно запнулся, увидев Раю. Он повернулся в сторону Мякиша и довольно улыбнулся. – Привел ты мне рабыню? Что примет мое семя, понесет и родит мне сына, что покроет мой род неувядаемой славой.
- Это не рабыня, Аркадий, а медсестра. Зачем ты ударил маму? – спросил его Илья Степанович. Аркадий скривился.
- Старуха путалась под ногами, когда я хотел вкусить вражьей крови. Оставь рабыню и ступай.
- Аркадий… - снова попытался Мякиш, но мужчина бухнул кулаком по подлокотнику.
- Имя это мне чуждо. Лишь одно есть у меня. Ахиллес, погибель Трои. Таким именем нарекли меня боги.
- Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам, - Мякиш приоткрыл рот и удивленно посмотрел на меня. Как и Георгий с Раей. Однако Аркадий неожиданно улыбнулся и встал в полный рост.

- Истину ты говоришь, отрок, - кивнул он и гневно посмотрел на Илью Степановича. – Кто он таков?
- Иван. Мы хотим помочь, Ар… Ахиллес.
- У, сука! – рыкнул мужчина, заставив Раю вздрогнуть. Но я сдержал дрожь и с вызовом посмотрел на него. – Что ж. Телом ты хлипок...  
- Аркадий, - продолжил вкрадчиво Мякиш, метнув в мою сторону раздраженный взгляд, явно говорящий о том, что мне следует заткнуться. – Ты же знаешь, что дальше будет.
- Опять повергнет меня черный волк?
- Боюсь, что так, - ответил врач, а в глазах грузина блеснул дьявольский огонек. К моему удивлению, Аркадий вздохнул и неловко переступил с ноги на ногу. Затем подошел к Георгию и протянул руки. Наручники защелкнулись на запястьях с сухим лязгом. Женщина, не обращая внимания на синяк под глазом и Мякиша, который записывал что-то в тетрадь, обернула вокруг бедер Аркадия полотенце. Причем сделала это так ловко, словно только этим и занималась всю свою жизнь.

Аркадий позволил Рае сделать себе укол, покорно забрался в машину и тяжело опустился на скамью. Когда погрузились и все остальные, Кирыч завел двигатель, и мы тронулись в обратный путь. Я кожей чувствовал недовольство Мякиша, но он скоро вернулся к привычному разглядыванию пейзажа за окном. Аркадий же, никого не смущаясь, буравил меня тяжелым взглядом, словно старался что-то вспомнить.
- Напоминаешь ты мне Па… Патрокла, - запнувшись, озвучил он. Георгий хмыкнул в ответ и покачал головой. – Телом слаб, но дух твой силен.
- Эм… спасибо, - неловко улыбнулся я. Аркадий в ответ тоже улыбнулся и наклонился ко мне. Я заметил, как рядом напрягся Георгий, готовый в любую секунду сорваться и скрутить здоровяка. Но нападать Аркадий не спешил. Он задумчиво посмотрел на наручники и в глазах блеснуло веселье.
- Ты не веришь, малодушный, - буркнул Аркадий. Затем усмехнулся и напряг мышцы. Я вздрогнул, когда звенья наручников лопнули и они посыпались на пол, словно выбитые зубы. – Узри силу Ахиллесову.
- Э! – рыкнул Георгий, но я поспешил вмешаться, заметив, как побледнела Рая.
- Аркадий. Ахиллес же герой.
- Герой, - надул грудь тот и почесал толстым пальцем нос.
- А герои слабых не обижают. Так ведь? – уточнил я. Мужчина прищурился и склонил голову, но в итоге кивнул, пусть и нехотя. – Так давай спокойно доедем до места?
- Ладно, - ответил тот и, положив ладони на колени, вздохнул. Георгий покачал головой, но ничего не сказал, заметив, что больной успокоился.

- Зря ты, Вано, полез, - буркнул он, когда мы вышли на улицу, чтобы покурить.
- Почему? – удивленно спросил я. – Просто хотел его успокоить. Что-то не так?
- Его из шизы надо вывести, конечно же. В реальную жизнь вернуть. Но ты это дело лучше врачам оставь, - ответил грузин, почесывая бороду. – Вдруг ты стихом своим его бы спровоцировал. А ну как он на Райку бы кинулся? Что тогда? В один из прошлых выездов, он санитару руку сломал. Чуть не оторвал, представляешь?
- Почему его тогда на постоянку здесь не закроют?
- Потому что редко с ним это случается. Видимо мать таблеток забыла дать или просто осеннее обострение, - хмыкнул Георгий. – Год у нас не был. Сорвался. Так-то под уколами он спокойный. Все рассказывает о войне. Ну, той. Ты понял.
- Понял, - кивнул я.
- Он с детства спортом занимался. Мы в одну качалку ходили, - добавил Георгий. – А потом он метан жрать начал, как не в себя. И другие анаболики. Парни рассказывали, как его после жима накрыло. Блин схватил и в друга моего запустил. Чуть грудину не проломил, ебанат. Потом орать начал, крушить все. С трудом угомонили.
- А с чего он решил, что он Ахиллес? – нахмурился я.
- Хуй его знает. Может книжек начитался, может еще что, - отмахнулся грузин. – Если интересно, к Мякишу зайди. Он тебе о каждом такого расскажет, что ты охуеешь, мамой клянусь. Под таблетками он смирный, как и все они. Так и ходит в ту качалку. Другой жизни у него нет. Вот в эту жизнь его и надо вернуть, а не стихи ему читать.
- Я не знал. Извини.
- Бывает, - вздохнул Георгий и посмотрел на часы. – Пошли.

Вернувшись в отделение, Георгий оставил меня вместе с Галей, а сам пошел вздремнуть. На это часто закрывали глаза, а если дежурил Мякиш, так и вовсе никого не стеснялись. Только двое санитаров в палате буйных всегда стояли на страже. Им спать запрещалось и покидать пост тоже. Я же гадал, когда меня поставят в смену, но старшая медсестра, видимо, пока считала, что я не готов.
Прогуливаясь по коридору, я улыбнулся, увидев, как на меня из проема смотрит Стас. Он виновато шмыгнул носом и поманил меня к себе. Когда я подошел, паренек почесал лоб, покраснел от смущения и спросил:
- Иван Алексеевич, а можно мне… ну, еще ваш плеер послушать?
- Можно. Но как заснешь, я его заберу, - кивнул я. Мне до сих пор было непривычно, что многие больные называют санитаров по имени отчеству. Стас в ответ широко улыбнулся и затряс головой. – Что хочешь послушать?
- Вы мне в прошлый раз включали. Красивая такая, грустная очень, - пробормотал он, доставая из кармана халата аккуратно сложенный листок бумаги, в который записывал названия понравившихся групп. Но я и без подсказок понял, что он хотел.
- Dark Sanctuary?
- Да, да. Очень красивая музыка. Она приносит красивые и грустные сны, - Стас неожиданно поджал губы, а в глазах блеснули слезы. – И мама приходит, когда я сплю. Только не говорите Раисе Сергеевне, пожалуйста. Она снова таблеток даст. Мама не кричит. Просто улыбается и гладит меня по голове.
- Ладно, - снова кивнул я. – Сейчас принесу.

Плеер лежал в шкафчике в кабинете медсестры. Войдя, я улыбнулся Рае, которая заполняла толстые тетради, открыл шкафчик, вытащил плеер и вышел. Девушка удивленно на меня посмотрела, но, увидев, что я всего лишь забрал свою вещь, расслабилась и понимающе хмыкнула. Галю сменил зевающий Георгий, который тут же утащил меня курить в туалет. Он выгнал оттуда шипящего Вампира и, влепив больному поджопник, хрипло рассмеялся.
- Бычки караулит, - пояснил он, кивнув на ведро, в котором плавали раскисшие от слюней и соплей остатки сигарет. Я промолчал, помня о словах Артура, и вытащил пачку «Явы». Закурив, я вздохнул и задумчиво посмотрел на желтую, тусклую лампочку под потолком. Однако Георгий снова меня отвлек. – Ты Стасу плеер несешь?
- Ага. Он с музыкой засыпает быстрее. А мне не жалко.
- Смотри аккуратнее, - предупредил грузин. – Если врачи узнают, могут пизды дать.
- Почему? Это же просто музыка.
- Музыка на них тоже воздействует, Вано, - зевнул Георгий. – Если окажется, что она плохо на него влияет, тебя Бегемот сожрет. До конца службы своей очко засранное драить будешь. Кони обычно на все способны. Наушниками задушить, диском твоим горло перерезать. Опасно это.
- Я понял. Но Стас обычно спокойную слушает. И, если засыпает, не кричит во сне. Она его успокаивает. Да и я рядом всегда стою. Одного не оставляю.
- Мое дело предупредить. А там сам решай, - колко усмехнулся грузин. Я промолчал, но мысленно пообещал себе спросить разрешения. Если не у Арины Андреевны, то хотя бы у Мякиша.

Стас уснул, как только полностью прослушал альбом Dark Sanctuary. Я забрал плеер, скрутил наушники и осторожно вышел из палаты, стараясь никого не разбудить. Георгий и Артур обычно топали, как слоны, наплевав на спящих больных. Остановившись у входа в палату, я обернулся и внимательно её осмотрел. Стас дышит ровно, на губах улыбка. Пирожок дышит с присвистом и иногда пердит, как и Ветерок. Аристарх, которому санитары дали погоняло Учитель, спит беспокойно. Иногда мечется на кровати, скрипит зубами или стонет. В углу, рядом с окном, сидит Вампир и внимательно за мной наблюдает. Я знаю, что стоит уйти, как он бросится в туалет за окурками.
- Не хулигань! – тихо предупредил его я. Вампир в ответ раскрыл беззубый рот и зашипел. На меня он больше не бросался, потому что я изредка давал ему сигарету. Но перестать шипеть не мог, и даже забываясь коротким сном под утром, все равно шипел.

- Рая, ты не спишь? – осторожно поинтересовался я, приоткрывая дверь в кабинет медсестры. Девушка слабо улыбнулась и покачала головой. – Я только плеер положить.
- Снова Антипенко? – спросила она.
- Да. Надеюсь, ты не против? Он спокойную музыку слушает. И не плачет ночью.
- Я не против. Но лучше с Ильей Степановичем поговори.
- Хорошо, спасибо, - кивнул я. Рая чуть подумала и, понизив голос, спросила:
- А тот стих, что ты на выезде читал, это «Илиада»?
- Начало «Илиады», - улыбнулся я. – А что?
- Не думала, что тебе это интересно, - ответила она и покраснела, словно сказала что-то личное. – Мы в школе её изучали, но я не уверена была, что это она.
- Мы тоже изучали. Даже отрывки заучивали и на оценку рассказывали, - вздохнул я. – Так получилось, что помню я только этот отрывок. Жора сказал, что мне не стоило этого делать.
- Он прав. Лучше врачу это оставь. Можно больного спровоцировать. Но ты молодец, что успокоил его. Ну, в машине, когда он наручники сломал. «Герои слабых не обижают». Хорошие слова.
- Ты поэтому сюда пошла? Чтобы слабым помогать?
- Отчасти, - улыбнулась она. – Жаль, что не все разделяют мое стремление.
- Выбор, он у каждого свой, - кивнул я и указал рукой на шкафчик. – Если захочешь музыку послушать, бери. Я не против. Батарейки только вчера поменял.
- Спасибо, - смутилась она и нервно постучала карандашом по столу. – Ладно. Мне отчет закончить нужно.

Остаток смены прошел спокойно. Только под утро случился еще один выезд, на который отправилась Галя и я. Мякиш сказал, что вызов поступил не на буйного больного, а обычное обострение. Поэтому присутствие Георгия было необязательным. Грузина это только порадовало. Но не Галю, которая мысленно была уже дома.
- Лентяй хуев, - ругнулась она, когда мы забрались в машину. Рая, услышав её ругань, кротко улыбнулась и привычно уткнулась в тетрадь. – Это ведь его очередь сегодня.
- Илья Степанович сказал, что там обострение простое. Да и женщина там, а не очередной Ахиллес, - ответил я. Рая снова улыбнулась.
- Женщины, Ваня, могут фору мужикам дать, - со знанием дела ответила Галя. – А Жора… Ладно, черт с ним. Рая, кто у нас?
- Копытлова, - ответила девушка, заставив Галю облегченно вздохнуть.
- Ну, Копытце – не самый плохой вариант.
- Почему Копытце? – спросил я.
- Сам узнаешь, - коротко ответила Галя и погрузилась в обиженное молчание.

Нужная нам хрущевка, где жила больная, располагалась на Речке. Я сначала мысленно ругнулся, что не захватил рюкзак с одеждой, но потом понял, что больную все равно пришлось бы конвоировать в больницу. Домой меня никто бы не отпустил.
Кирыч остановил машину в кармане рядом с домом и, не дожидаясь, пока мы выйдем, закурил вонючую папиросу. Этими папиросами провоняло все, включая нашу одежду, но Кирыча это не волновало.
- Пошли, - буркнул Мякиш. От него слабо пахло спиртом, а глаза были мутными и злыми. Он тоже не был рад выезду и стремился закончить с ним, как можно скорее. – Второй эта…
- Вижу, - хмыкнул я, смотря на балкон второго этажа по левую сторону от подъезда. На ограде балкона сидела женщина в серой ночнушке. Седые волосы всклокочены, рот открыт, а в глазах ебанца, как несомненно выразился бы Георгий.
- Ща прыгну! – рявкнула женщина и перенесла вторую ногу за ограду. Но Мякиш и Галя переглянулись и лишь вздохнули. Женщина пробулькала что-то невразумительное и повторила. – Ща прыгну! Разъебусь, нахуй! Все в кровь! Мозги счищать будете!
- Леночка, заинька, - ласково произнес Мякиш, подходя ближе. – Слезай. Будет тебе людей пугать.
- Устала я! Прыгну ща! О, в сопли просто разъебусь! А!
- Леночка. Мы знаем, что ты не станешь прыгать, - продолжил Мякиш. – Ты сейчас залезешь обратно и откроешь нам дверь, да?
- Не открою! – рявкнула женщина. – Красивого не взяли. Не открою. Разъебусь и все. Вдребезги!
- Лена, хватит. Давай ты в квартиру вернешься, а мы тебя к красивому отвезем, - подключилась Рая.
- А красивый – это кто? – шепотом спросил я Раю. Девушка хмыкнула в ответ.
- Жора. Она только его любит.
- Ожидаемо, - понимающе кивнул я.
- Леночка, слезай. Ну, будь умницей, - улыбнулся Мякиш. Женщина вытянула шею и прищурила безумные глаза.
- А это кто? – я нахмурился, когда понял, что речь обо мне.
- Ваня. Он тоже санитар. Он хороший, обижать не будет, - ответила ей Галя. – Давай, Лена. Хватит пугать людей.
- Тоже красивый, - кокетливо изогнула губки Леночка. Затем неожиданно раздвинула ноги и показала мне черную поросль лобковых волос. – Нравится, красивый?
- Очень, - мрачно ответил я.
- А цаловаться будем? – снова спросила она.
- Целоваться с красивым будешь, - перебил её Мякиш. – Давай ты нас впустишь, мы укольчик сделаем и отвезем к красивому.
- А, давай. Два красивых, цаловаться будем… - облизнулась женщина и с трудом перелезла обратно на балкон. Мякиш облегченно выдохнул и поманил нас с Галей за собой.

Когда мы вошли в квартиру, я понял, почему Галя назвала больную Копытцем. Женщина в ночнушке стояла посередине гостиной и отбивала пяткой по полу дробь, как золотая антилопа из старого мультфильма.

Она покорно открыла рот, разрешив Мякишу положить туда таблетку. Сделала глоток воды и, улыбнувшись, уселась на плешивый, рыжий диван, где уже сидела сморщенная старушка, утирающая слезы огромным батистовым платком.
- Ну, что, Леночка. На отдых опять? – вздохнул Мякиш, беря женщину под руку.
- Ага, - коротко ответила та и жеманно мне улыбнулась. – Заебали.
- Кто?
- Да, все. Ходют тут, ходют. Цаловаться не хотят, деньги кончаются…
- Понятно, - кивнул Мякиш и передал Копытце нам. – Хулиганить будешь?
- Не, - снова улыбнулась женщина. Зубы у нее были редкими и коричневыми. В однокомнатной квартирке ощутимо воняло мочой и старостью. – Не буду, если красивый со мной посидит.
- Посидит, - пообещал Мякиш. – Отведите в машину. Я пока с Натальей Ивановной поговорю.
- Хорошо, Илья Степанович, - кивнула Галя. Она взяла Копытце под правую руку, я под левую, после чего мы осторожно двинулись к выходу. Копытце же постоянно норовила положить мне голову на плечо и хихикала, когда я вздыхал.

По приезду, Галя повела Копытце в женское отделение, а я с Раей и Мякишем отправился на летучку. В коридоре острого отделения уже разгуливали другие санитары и другие врачи, но я думал только об одном. Чтобы эта смена поскорее закончилась.
Милованова надолго нас не задержала. Выслушала Мякиша, доклады Раи и других медсестер. Затем обругала Артура за грязь в туалете и, раздав указания новой смене, всех отпустила. Я попрощался с Раей и Мякишем, забрал из шкафчика свой плеер и отправился в раздевалку. Правда пришлось ненадолго задержаться, потому что Ромка Гузноёб что-то не поделил с Вампиром и вцепился тому в зубами в плечо. Вампир такого поведения терпеть не стал и вонзил клыки в шею цыгану. Успокоились они только тогда, когда санитары растащили их по палатам и сделали уколы.
- Все, Вань. Иди домой, а то опять припрягут, - проворчал мне Коля, санитар из другой смены. Он был крупным, как и остальные, и похожим на лягушку из-за больших, вылупленных глаз болотного цвета.
- Ага. Спасибо. Пока, - махнул я рукой и поплелся в раздевалку.

А в раздевалке, за шкафчиками, Жора трахал Галю. Не прячась и никого не стесняясь. Волосатая задница грузина дрожала от напряжения, а лежащая под ним на куче старых наволочек Галя отрывисто постанывала. К привычным запахам раздевалки прибавился запах секса. Сидящий на лавочке в одних трусах Артур колко мне улыбнулся. Судя по раскрасневшейся роже, ему тоже перепала толика любви.
- Не хочешь пар выпустить, Вано? – хрипло спросил он. Я коротко мотнул головой и вытащил из ящичка свой рюкзак. Затем быстро переоделся, сунул плеер в карман куртки и пулей вылетел из раздевалки.

Погода была мокрой, но приятной. Деревья давно уже сбросили листву и смотрели в небо жесткими, черными ветками. Такие деревья всегда рисовали на обложках фьюнерал-дума, чтобы показать, насколько мрачна музыка. Небо было под стать погоде. Тяжелые, мрачные тучи, казалось, вот-вот разродятся дождем. Идеальная погода для прогулки.
- Ну, с первым выездом, Вано, - бросил мне Георгий, выходя из больницы. Покрасневшая Галя, подняв воротник пальто, мышкой скользнула из дверей и резво направилась к воротам. Грузин кашлянул и, почесав яйца, рассмеялся. – Злоебучая женщина. Страшная, но горячая. Ты это, Вано, если захочешь, ты ей только скажи. Галка у нас огонь.

"Дурка". Часть четвертая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Психиатрическая больница, Реализм, Мат, Длиннопост

- Не захочу, - ответил я, заставив Георгия нахмуриться. Ответ получился резким и злым.
- Дело твое. Только ты давай поспокойнее, а?
- Просто смена тяжелая выдалась. Устал, - вздохнул я. – Спать хочется.
- На том свете отоспишься, - снова хохотнул грузин. Настроение у него менялось так стремительно, что я порой не успевал понять, шутит он или говорит серьезно. Но тогда я еще не догадывался, что однажды вспомню это мокрое утро и фразу, которую, шутя, обронил Георгий. – А! Ты так быстро из раздевалки свалил, что я тебе сказать не успел. Степа просит тебя сменами поменяться. Он в пятницу в женском дежурит, а у нас дело кое-какое нарисовалось.
- Да, не вопрос, - кивнул я. Георгий просиял и хлопнул меня ладонью по плечу.
- Вот это правильно, Вано. Там с тобой Витя будет работать. Молчун, но нормальный. Познакомлю потом.
- Договорились, - вздохнул я и протянул Георгию ладонь. – Ладно, пойду. Голова уже не соображает.
- Давай, Вано. Увидимся.
- Увидимся.

Я сошел на три остановки раньше нужной и, прибавив на плеере громкость, медленно зашагал по тротуару. В наушниках «L'ombre triste» от Dark Sanctuary, а в мыслях сырость и грусть. Хмыкнув, я остановился, закурил и, чуть подумав, вытащил телефон из кармана. В левом верхнем углу экрана мигал конвертик. Новое сообщение.
Лаки: Вань, привет. Забыл о нас? Если ты на смене, то ответь, как время будет. У нас сходка планируется на четверг. У Энжи дома, для своих. И ты придешь. Без вариантов.
- Олька. Как и всегда, - улыбнулся я. Затем написал ответ и, сунув телефон в карман, пошел дальше. Прямолинейность Лаки мне всегда нравилась. Она могла высказать все, что думает, любому человеку в лицо. А я… я нет. Неожиданно вспомнились сходки. Теплые, несмотря на мрачную музыку. Вспомнилась Энжи, аккуратно заправляющая вьющийся локон за ухо. Улыбающаяся Никки… Вспомнились друзья, о которых я забыл. И от этого стало особенно неловко. Вздохнув, я поправил рюкзак за спиной и ускорил шаг.

Глава четвертая. Острое женское.

В четверг вечером я достал из шкафа черную рубашку с коротким рукавом, черные джинсы и спрятанную в ящике цепь, которую обычно вешал на бедро. Цепь частенько выручала меня, если на прогулках доебывались местные гопники. Они считали, что готы – это отбросы из мира неформалов. Вот только не догадывались, что и среди готов достаточно людей, способных за себя постоять. Как пацанов, так и девчонок. Кто-то таскал с собой цепи, кто-то кастеты, отлитые из аккумуляторных, свинцовых пластин еще в детстве, а кто-то не брезговал и ножами. Однако большинство сходок проводились на квартирах друг у друга и очень редко на кладбище или в клубе «Семерки». Все-таки готы, народ меланхоличный и малообщительный.
К тусовке, которой верховодила Лаки, я прибился в конце школы. Серый, мой сосед по подъезду, как-то дал послушать подборку дисков из журналов, которые ему отец привозил из Москвы. Я послушал и пропал в этой музыке с головой. На одном диске была сборная солянка. На обложке мрачная девушка с белыми крыльями и надпись каллиграфическим шрифтом: «Beauty in darkness». На диске, помимо стандартного для тех лет мелодик-дэта и пауэра, была и готика. Пусть и мейнстримовая. Lacrimosa, HIM, To\Die\For, For my pain и Sentenced. Мне хватило и пяти песен, чтобы полюбить готику во всевозможных проявлениях. А Серый, не стесняясь, подкидывал мне все новые и новые группы, пока я не открыл для себя дум и фьюнерал-дум. Мрачная, величественная и тяжелая музыка, на удивление, успокаивали меня и приводили мысли в порядок. Со временем я привык к тому, что в наушниках всегда играет что-нибудь из фьюнерал-дума. Лишь когда было особое настроение, я мог послушать что-то из традиционной готики. Отец, конечно, поворчал на тему моих музыкальных предпочтений, но тоже смирился. И с музыкой, которую я слушаю, и с людьми, с которыми я дружу.

- Ванька! – обрадованно воскликнула Энжи, когда открыла дверь. Я улыбнулся в ответ и, приобняв, чмокнул Энжи в щечку. – Наконец-то! Сто лет тебя не видела.
- Ну, прям уж сто лет, - хмыкнул я, проходя в коридор. К нам подошла Лаки, которую я тоже обнял. Из глубин квартиры до нас доносился мрачный и гипнотизирующий вокал Питера Стила, от которого Олька была без ума. «Страшный он, но притягательный», туманно говорила она, когда кто-то задавал вопрос о том, почему ей нравится Пит Стил.
- Пока за тебя не решишь, сам не придешь, - строго сказала Лаки, наблюдая, как я разуваюсь. – Работа?
- И работа тоже, - вздохнул я. – Смена выматывает так, что сил не остается.
- Ничего. Сейчас в норму придешь, - со знанием дела ответила Энжи. На самом деле Энжи звали Аней и училась она в параллельном классе в одной школе со мной. С ней я познакомился на школьной дискотеке, куда каким-то чудом умудрился попасть, хотя на тот момент уже всерьез увлекался готикой. Поначалу Энжи морщила нос, но к концу вечера оттаяла и даже позволила проводить её до дома. Потом были неловкие поцелуи в обоссанном подъезде и визгливые вопли соседей, переполошившихся из-за стонов Энжи. Она же познакомила меня с Лаки и со своими друзьями, которые со временем стали и моими друзьями. Вот только Энжи после тех поцелуев в подъезде хранила нейтралитет. Иногда её перекрывало и поцелуи возвращались, а на утро она снова превращалась в привычную версию себя – холодную, отстраненную и гордую.

Жила она, как и я, на Речке. Через три дома по проспекту от моего двора. И сейчас в квартиру, где она жила, набилось достаточно народу. На диване в гостиной играл на гитаре Колумб, известный в неформальской тусовке музыкант и друг Лаки. Казалось, что он способен любую песню сыграть на акустике так, что ни за что не поверишь, что оригинал звучал по-другому. Рядом с Колумбом Вика – его девушка. Подпевает своему парню. Голос у Вики красивый и мягкий. Словно сама Кэндис Найт вдруг решила заглянуть в гости. Неподалеку от них весело болтают Маркус и Лысая Кэт. У Кэт какая-то странная болезнь, из-за которой волосы на голове растут неравномерно. Поэтому она бреет голову под ноль и носит парики. Только на вписках среди своих Кэт позволяет себе расслабиться и не беспокоится о своей особенности. В кресле, задумчиво подперев кулачком подбородок, слушает песню Колумба Никки. Вообще, её зовут Наташка, но она так привыкла к своему прозвищу, что откликается только на Никки или Николлет. Никки мне тоже нравится, но я никак не наберусь смелости пригласить её на свидание. Куда проще терпеть постоянно меняющееся настроение Энжи.
- Смотрите, кто нас навестил, - лукаво тянет Лаки. В голосе сквозит ехидца, как и всегда.
- О! Ванька! Здарова! – галдят друзья, а я улыбаюсь и присаживаюсь на свободное кресло. Никки тоже улыбается и машет мне. Маркус протягивает бутылку пива. Он помнит, что я не пью вино. Кэт рассказывает, как сбежала вчера от скинов.
Друзья… о которых я забыл.

Моя страница на ЛитРес.

Показать полностью 1
Серия Дурка

"Дурка". Часть третья

"Дурка". Часть третья Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Психиатрическая больница, Реализм, Мат, Длиннопост

- Проклятье нашего отделения, мамой клянусь, - вздохнул Георгий и прикрикнул на остальных больных.

© Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.

Но спокойно покурить нам не дали. Как только мы с Георгием зашли в туалет, где уже прохлаждались больные и на одном из толчков тужился пунцовый Вампир, из коридора послышался возмущенный вопль Гали. Георгий сориентировался быстро и, швырнув недокуренную сигарету в ведро, выскочил из туалета. За сигарету тут же началась возня среди тех, кто караулил окурки, но я не стал их разнимать и помчался за грузином. Выбежав, я оторопело уставился на безобразного, смуглого мужика, который вчера запустил в меня говном, смеющегося Георгия и бледную Галю, указывающую на больного трясущимся пальцем. И её возмущение было понятно.
- Он… - я не договорил и нахмурился, наблюдая за мужиком. Тот, не обращая ни на кого внимания, терзал свою жопу пальцем, а свободной рукой дергал за кривой член.
- Ромка Гузноёб, - со знанием дела ответил Георгий. Он подошел к мужику и влепил тому крепкого леща. Однако больной не стал орать. Вместо этого он зашипел похлеще Вампира и, вскочив на ноги, яростно начал дрочить. Георгию это не понравилось.
- Вано! Дуй сюда!
- Бидораз, э… - проворчал мужик, коверкая слова и с ненавистью глядя на грузина. Георгий вытащил из кармана эластичный бинт и, заломив мужику руки, грамотно его спеленал. – Мам твой в жоп ебал, барадаты бидораз…
- Хватай его за ноги, - велел Георгий. Он поднатужился и поднял мужика за руки. Я схватился за ноги и чуть не лишился зуба, потому что больной неожиданно лягнул меня ногой. И тут меня перемкнуло. Я надавил на болевую точку под коленом, заставив мужика заорать. Затем, вцепившись в ноги побелевшими пальцами, поплелся за грузином, который тащил больного в палату.
Извивающегося мужика с трудом удалось уложить в кровать, но Георгия это не остановило. Он развязал больному руки, после чего связал его по новой, намертво приковав к кровати. Сбоку от нас ехидно рассмеялся пожилой мужчина, а следом заухал, словно филин, румяный толстячок. Через пару мгновений, Георгий, тяжело дыша, выпрямился и злобно выругался. Пунцовый больной, которому встать не удавалось, обложил грузина хуями.
- Гамно мой жрат будешь, бидораз, э… - прохрипел он. – Тебе выебу, мам твой выебу, пап твой выебу, и сабак твой выебу…
- Проклятье нашего отделения, мамой клянусь, - вздохнул Георгий и прикрикнул на остальных больных. – А ну свалили, блядь!
- Пошто вы так ругаетесь, Георгий Ираклиевич? – с укоризной спросил пожилой. Он выделялся среди остальных больных тем, что был очень опрятен и вежлив. Но меня это не удивило. Арина Андреевна ясно дала понять, что верить никому нельзя. За личиной доброго деда запросто мог скрываться безжалостный и кровавый урод.
- Помолчи, Аристарх. Не до тебя сейчас, - отмахнулся Георгий. Он подобрал с пола выпавшую пачку сигарет и кивнул мне. – Пошли, Вано. Покурим.

- Это же он в меня говном вчера бросил, - задумчиво констатировал я, смотря на Георгия. Тот в ответ кивнул и улыбнулся.
- Ромка, - коротко ответил он. - Или дрочит, или в жопе пальцем ковыряется, или одновременно все. Слыхал, что в Блевотне цыганский район есть?
- Ага, - кивнул я. Старшаки моего двора частенько туда катались, а потом кисли в подвале на распотрошенном диване.
- Этот дебил весь поселок заебал. Конь его в детстве лягнул, вот крыша и протекла. Два года уже тут чалится. Привезли, когда он за матерью своей и сестрой с топором гонялся за то, что они ему в жопу не дают. Сам барон велел в дурку отвезти, а для цыган это неслыханно. За своих они любому лицо порежут. Осторожнее с ним. Сейчас ему аминазина въебут. Пока он под нейролептиками, милый человек. Лежит, матюками кроет, в жопе иногда пальцем ковыряется и пальцы свои нюхает. А как приступ, так хоть волком вой...

- Эта, дай сигаретку? – протянул скелет, обтянутый кожей, в котором с трудом угадывался живой человек. Георгий хмыкнул, вытащил пачку, оторвал фильтр и протянул сигарету больному. Тот расплылся в улыбке и, утонув в облаке дыма, раскашлялся.
- Дай-дай, - указал на него рукой Георгий. – Вечно сигареты клянчит. Лучше дать.
- А если не курит кто или сигареты кончились?
- Обоссать может, - беспечно ответил грузин, смотря на больного. – Им же сигареты только утром дают. По пять штук на брата. И это на весь день. А выдувают они их быстро. За час-два. Но есть и свои хитрости.
- Какие? – спросил я, не понимая, куда клонит Георгий. Тот обвел туалет внимательным взглядом, улыбнулся и неожиданно гаркнул.
- Якобинский! Ко мне! – к грузину тут же подбежал знакомый мне пожилой мужчина, лежащий в палате с Ромкой Гузноёбом. Георгий вытащил из кармана пачку сигарет, и мужчина шумно сглотнул слюну. – Аристарх, курить хочешь?
- Конечно, Георгий Ираклиевич. Могли бы и не спрашивать, - мягко ответил тот, жадно смотря на пачку.
- Сигарету дам, если сортир вымоешь.
- Конечно, Георгий Ираклиевич.
- Где ведро знаешь? – кивок. – Приступай. Закончишь, получишь сигарету. И чтоб блестело все.
- Спасибо, Георгий Ираклиевич. Золотой вы человек, - улыбнулся Аристарх и выбежал из туалета. Георгий рассмеялся и похлопал меня по плечу.
- Если лень сортир драить, то за сигарету они тебе его так вылижут, что сиять будет, как у кота залупа. Ну и другие мелкие поручения тоже можно на них спихивать. Только проверенным доверяй. Ромка вместо уборки запросто по стенам говно размажет, а тебе потом пизды дадут и убирать заставят. Наши обычно Аристарха дергают. Можно еще Ветерка припрячь. Или Пирожка.
- Спасибо за науку, - вздохнул я. Голова гудела от обилия событий и информации, но я понимал, что впереди еще ночь, а ночью, как сказал Георгий, все может случиться.

В пять часов Георгий отправил меня с Галей «выгуливать» больных. На свободную прогулку отпускали только смирных и тех, кто был близок к выписке. Остальные паслись, как скот, в специальном загоне. Галя сразу сказала, что следить надо за тем, чтобы к воротам и забору никто не подходил. Но в этом, как оказалось, не было нужды. Больные разбрелись по внутреннему дворику. Кто-то группками, кто-то поодиночке. Тихо бормотал себе что-то под нос обожженный Стасик, заливисто смеялся, наблюдая за птицами в небе, Ветерок. Аристарх присел на лавочке и задумчиво смотрел вдаль. Кто знал, какие мысли витали в головах больных. Но мне и своих было предостаточно.
- Вань, есть сигаретка? – спросила Галя, подходя ко мне. Я кивнул и вытащил пачку. Закурив, она вздохнула и зябко поежилась. Сегодня было холодно, к тому же снова прошел небольшой дождик. Галя улыбнулась, когда на голову ей шлепнулась большая, тяжелая капля. – Ну, как первый день?
- Непонятно, - честно ответил я. – Голова гудит с непривычки.
- Так у всех было. Быстро привыкаешь. Только некоторые события врезаются в память.
- Какие? – улыбнулся я. Галя в ответ рассмеялась.
- Первая самостоятельная вязка, к примеру. Или первая ночь. Первый выезд. Первое нападение…
- Нападение?
- Ага. Не хочу тебе врать. Тут всякое бывает. Видел у Жоры шрам на шее?
- Да, - кивнул я. Толстую шею грузина украшал уродливый шрам, идущий от уха к кадыку. Но расспрашивать Георгия я не решился.
- Он еще месяца отработать не успел, а нам буйного привезли. Ну и обшмонали его плохо. Жора тогда в палате дежурил. Отвлекся на секунду, а ему осколком стекла по шее. Как упустили, ума не приложу. Но повезло. Реакция у Жоры хорошая, - хитро улыбнулась Галя.
- А твое первое нападение? – тихо спросил я. Женщина вздохнула и дернула плечами.
- Червиченко, - ответила она. – Еще познакомишься. Частенько к нам заезжает. Здоровый лоб. Он на меня набросился и так сдавил, что ребро сломал. Ребята отбить успели. Его лупят, а он ржет и сдавливает меня. Сильнее и сильнее… Семенов! Отошел от забора!
- Да, да, да… - пробормотал худой мужчина с огромной головой на тонкой шее. Галя поджала губы и повернулась ко мне.
- Ты не переживай. Первый раз, он у каждого бывает. И забыть его сложно.
Я не ответил. Слова тут были бы лишними.

В десять вечера, как Георгий и говорил, отделение отошло ко сну. Если так можно выразиться. До сна мне довелось поучаствовать в вечернем мытье больных. И если смирные делали все сами, то с буйными пришлось повозиться. Хорошо, что рядом были Георгий, Артур и еще два рослых санитара.
Ромку Гузноёба мыли вчетвером. Трое держали, а четвертый от души намыливал жилистое тело цыгана куском хозяйственного мыла. Ромка орал, дважды обосрался в процессе мытья, но, получив от разъяренного Артура кулаком по печени, затих и позволил завершить процедуру. Затем санитары развели всех по палатам. Буйных связали, смирные легли сами и наступило небольшое затишье. Правда оно изредка прерывалось криками или смехом, но я был рад и такому затишью.

Примерно в полночь Георгий и Артур отправились курить на улицу, оставив отделение на меня и Галю. Галя, скрючившись на стуле у кабинета медсестры, дремала, а я, скучая, прогуливался по коридору и заглядывал в палаты, чтобы удостовериться, что все тихо. Однако, тихо не было. Из первой палаты, где лежали самые смирные, до меня донесся тихий плач.
Плакал обожженный Станислав. Плакал тихо и тоскливо. Он уткнулся в подушку лицом, подтянул к груди худые колени и мелко трясся. Когда я подошел и положил ему руку на плечо, парень вздрогнул, но увидев, что это я, расслабился и выдавил из себя улыбку.

- Все в порядке, Стас? – спросил я. Остальные больные лежали в кроватях и голоса не подавали.
- Я снова их слышу, - глухо ответил он, массируя тонкими пальцами виски. – Мама кричит. Папа…
- Я скажу медсестре… - я не успел договорить, потому что парень неожиданно схватил меня за руку и взмолился.
- Не надо. Мне опять эти таблетки дадут. От них голова болит.
- Надо, Стас. Таков распорядок.
- Я знаю. Пожалуйста. Я усну. Правда-правда. И не буду плакать, - он выдавил из себя улыбку, но получилась она нервной и неживой. Вздохнув, я поджал губы и внимательно на него посмотрел.
- Знаешь, когда я не мог уснуть, я музыку слушал. Ты любишь музыку?
- Да.
- Какую?
- Мама мне Моцарта включала, - ответил он.
- Ожидаемо, - улыбнулся я. Затем чуть подумал и добавил. – Сейчас вернусь. Будет тебе музыка.

"Дурка". Часть третья Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Психиатрическая больница, Реализм, Мат, Длиннопост

Вернувшемуся Георгию я сказал, что мне надо сбегать в раздевалку и грузин, зевнув, отпустил меня. Но бежал я не за сигаретами, а за своим плеером. Понятно, что Станиславу фьюнерал-дум противопоказан, а вот какая-нибудь легкая готика, подборка которой всегда лежала у меня в рюкзаке, придется по вкусу.
- Делать тебе нехуй, Вано. Раздолбает он твой плеер, - усмехнулся Георгий, когда я рассказал ему о своей идее. – С коней что возьмешь?
- Не раздолбает. Зато плачем мешать не будет, - пожал я плечами. Грузин махнул рукой, и я отправился в седьмую палату, где лежал Станислав. Паренек настороженно посмотрел на плеер, но позволил вставить в уши наушники, после чего вздрогнул, как только я нажал кнопку «Play». Дыхание стало прерывистым, а глаза округлились. Улыбнувшись, я вспомнил себя, впервые услышавшего готик-рок. Станиславу я включил свеженький альбом от Lacrimas Profundere. В меру меланхоличный, ровный и спокойный. Георгий, стоящий в дверном проеме, ехидно хохотнул, но вмешиваться не стал. В его глазах я увидел интерес.
- Ты глянь, аж соплей растекся, - протянул он, смотря на обожженного паренька, на губах которого появилась улыбка. – А чего ты ему там включил?
- Готику, - ответил я.
- Что это? – нахмурился Георгий, услышав незнакомое название.
- Готик-рок. Жанр такой. Мрачноватый немного, но ритм спокойный.
- Не, не мое, - усмехнулся грузин и обвел рукой палату. – Ладно. Пусть слушает. Ты только забери, как заснет. А то эти уроды себе приберут или задушат кого наушниками, мамой клянусь, а нам потом жопы намылят.

Но плеер никто не украл. Я час провел у входа в палату с разрешения Георгия и смотрел, как Стас крепко спит. На губах улыбка, а дыхание ровное и спокойное. Плеер я, с разрешения Гали, спрятал в ящике стола у входа в отделение, после чего вернулся к работе.
Остаток ночи прошел без особых осложнений. Только ближе к утру проснулся Ромка Гузноёб и обосрал свою кровать. Пока санитары волокли его в душевую, я надел на руки резиновые перчатки, взял ведро с водой, «Саниту» и поплелся избавляться от диверсии, устроенной цыганом. Заменив белье, я прослушал короткую лекцию от Георгия, который объяснил мне на примере Ромки, как вязать буйных больных, после чего с чистой совестью отправился в туалет покурить.
Усталость накатила неожиданно, и я понял, что вырублюсь моментально, как только голова коснется подушки. Но до кровати еще надо добраться, а смену сдавать мы будем только в восемь, через два часа.
- Доброе утро, Иван Алексеевич, - улыбнулся мне Аристарх, вплывая в туалет. Он спустил штаны и замер в позе оскорбленной чайки над дырой в полу. Натужно выпустив газы, Аристарх довольно крякнул, подтерся и ушел из туалета. Вздохнув, я мотнул головой, затушил окурок в банке и, убрав его в пачку, вышел в коридор.

Смену сдали быстро и после летучки у Кумы, как называл её Георгий, мы отправились переодеваться. Моя голова гудела, мысли путались, но была и радость. Сейчас я приду домой, отосплюсь и два дня буду свободен. Плевать, что потом все это снова повторится, плевать, что в меня опять швырнут говном и придется драить обосранные кровати. Сейчас моя смена закончилась.

- Ну, с первым днем, Вано, - улыбнулся Георгий, когда мы вышли на улицу. Грузин поздоровался с Мякишем, который явно опаздывал, и колко усмехнулся. – Как настроение?
- Устал, - честно признался я. – Спать хочется.
- Привыкнешь, - снова повторил он. – А пока лови момент. А, чуть не забыл. С тебя пузырь.
- В смысле? – нахмурился я. Георгий покачал головой, положил мне широкую ладонь на плечо и снова улыбнулся.
- Проставиться надо. Не поймут.
- А, вон ты про что, - фыркнул я. – Да без проблем. Как зарплату дадут, проставлюсь. Пока на мели.
- Ловлю на слове, дорогой, - кивнул Георгий и зевнул. – Эх, ладно. Погнали?
- Не, я покурю еще и пойду, - улыбнулся я, пожимая грузину руку. – Увидимся.
- Увидимся, Вано.

Когда Георгий ушел, я достал плеер и поменял диск. Затем закурил, поправил за плечом рюкзак и поплелся к воротам. В наушниках мягко шелестел Evoken. Идеальная музыка после выматывающей смены, подчеркивающая особую прохладу пасмурного утра.
Георгий, Галя, Артур, Арина Андреевна… Для них все это было привычно. Они не задумывались над своими действиями, предпочитая работать на автомате. И если у меня выбора не было, у них он был. И что могло сподвигнуть этих людей на такую выматывающую работу. Какой-то особый садизм или же призвание? Что-то мне подсказывало, что я еще узнаю ответы на эти вопросы.

Глава третья. Выезды.

Со временем работать стало проще. Но не легче. С каждым днем я все больше и больше втягивался в жизнь больницы. Отступила на второй план вонь, больные перестали так пугать, да и с остальными работниками я худо-бедно, но нашел общий язык. Многие относились ко мне, как к ребенку или младшему брату. Фыркали, если я давал Стасу послушать плеер в свою смену, не понимая, чего я так привязался к обожженному пареньку. Я не понимал их жесткости и даже жестокости по отношению к больным. Если Жору я еще мог понять, он все-таки давно здесь работал, пережил несколько нападений и чуть не умер от осколка стекла, то поведение остальных вызывало вопросы.
После каждой смены, перед тем, как лечь спать, я садился за стол и доставал тетрадку, в которую тщательно заносил все, что видел и слышал в психбольнице. Чистым листам в клетку я рассказывал все, что думаю. О больных, о коллегах, о мыслях, царящих в моей голове. Настоящий журналист обязан говорить правду. Эту правду я выливал на чистые страницы тетради. Только этот нехитрый ритуал позволял мне уснуть после смен. Словно я освобождался от негатива, которым была пропитана каждая смена в психбольнице. Иногда текст разбавляли рисунки. Чаще всего грубые, быстрые, но хватало и детализированных. Однако, чем дольше я работал, тем быстрее втягивался. То, что раньше казалось странным, превратилось в обыденность. Черную и равнодушную, как глаза заведующей отделением.

Во время очередного дежурства, между тремя и четырьмя часами ночи, Жора рассказал мне много интересного про Арину Андреевну, которую все за спиной звали Бегемотом. У неё был колоссальный опыт работы в психиатрии и с психически неуравновешенными больными. Она потеряла мужа в тридцать лет, чуть не спилась, но вылезла из ямы и нашла свое призвание. Степа говорил, что она долгое время работала в местах лишения свободы и это отразилось на её отношении к больным. Арина Андреевна была человеком жестоким, принципиальным и равнодушным к чужим проблемам. Этим объяснялось то, что санитары частенько распускали руки, даже если этого не требовалось. Артур мог запросто влепить поджопник Пирожку, если ему казалось, что больной недостаточно усердно драит туалет. Жора люто ненавидел Ромку Гузноёба и ему подобных, не стесняясь награждать их тумаками. А кулаки у грузина были тяжелыми. Однажды он так сильно ударил Ветерка, что тот отлетел к стене и ударился головой об дверной косяк. Повезло, что хоть голову не разбил. Ударил за то, что паренек всего-то испортил воздух рядом с ним, пока Жора пил чай. Арина Андреевна на это внимания не обращала. Я видел, как она разговаривала с больными. Её слова были скупыми, злобными и циничными. Ей было плевать на больных. На всё ей было плевать.

Только двое относились к больным, как к больным, а не к юродивым. Крячко и Рая. И если Рая была идейной, как говорил Жора, то Мякиш просто был мягким и неконфликтным человеком, которому действительно было не плевать на больных и их проблемы. Он невозмутимо выслушивал потоки словесного поноса от Ромки Гузноёба и так же спокойно выслушивал Казака, у которого в трусах умерла очередная рыба. Мякиш не видел разницы между больными и всем пытался помочь в меру своих сил.

- Алкаш он, но тихий, - сказал мне как-то раз Жора, когда мы курили в туалете. – Иногда в запой уходит, но Арина его терпит. Жена у него, Вано, это пиздец. Хинкали в два центнера весом. Он тут как-то раз на работе задержался, так она за ним пришла и такой скандал устроила. Мякиша по стене размазало, мамой клянусь. Красный был, как Ромкина жопа после укола. Нормальный мужик в морду бы дал за такое, а этот… сюсюкаться начал. Пили с ним как-то. Он и рассказал, что давно бы ушел, да две дочки у них. Любит их без памяти. Вот и терпит суку эту. Но я знаю, что пиздит. Никуда бы он не ушел. Мякиш, одним словом.

Крячко был классическим каблуком, который топил свою жизнь в водке. Иногда водку заменял спирт, который предпочитали пить санитары, а Мякиш, выгнанный из дома после очередного скандала, не мог отказаться. Напившись, он всегда начинал плакаться, звонил жене из кабинета медсестры и снова пил, пока не засыпал. Утром он совершал привычный обход. Тихий, воняющий перегаром и помятый, словно по нему табун коней промчался. Жора относился к нему хорошо, а вот остальные санитары брезгливо морщились, когда Мякиш протягивал им руку на утреннем обходе. Словно и не человек это, а склизкая мокрица, недостойная внимания.
Галя была чем-то похожа на него. Тихая, равнодушная, некрасивая. Она предпочитала следить за спокойными больными, да её бы никто и не поставил к буйным. Казалось, что даже небольшой порыв ветра может уронить эту худенькую женщину. Галя бледной тенью скользила по отделению, выполняла ровно то, что от нее требовалось, и так же тихо уходила, когда смена заканчивалась. Но была у Гали одна особенность, о которой я узнал, само собой, от Жоры.

- Безотказная, - облизнул пухлые губы грузин и в его зеленых глазах мелькнула похоть. – Если хуй стоит, только свистни. Галке похуй, где и как. Она готова и в кладовке, и в раздевалке, и в сортире. Пока ты кончишь, она кончит раз десять, да и то ей мало будет.
- Разве у нее мужа нет? – нахмурился я.
- Есть. Да и то, не муж это, а игрушка, - отмахнулся Георгий. – Он на севере себе ноги отморозил, ну и яйца до кучи. Теперь дома сидит и водку глушит. А у Галки сын-лоботряс, которого тоже тянуть надо. Вот и вкалывает на трех работах, чтобы долбоебов этих хоть чем-то обеспечить. Сынишку её я видел. Косил он тут после школы. Посмотришь на него и сразу понятно, кто Галку объедает. Жирный, наглый, Артур ему пизды дал в первый же день, когда он сигарет себе потребовал. Да не «Приму» ему, блядь, а с фильтром.
- Разве это проблема для своих?
- Не, дорогой. Никаких проблем. Но ты по-человечески попроси. А он грудь надул, зенки вылупил и на Артура попёр. Орет мол: «Слышь, бля, сиг мне притарань». А Артурчик ему леща прописал. Думаешь, охладил? Куда там. Жирный юшку утер, кулаки сжал и давай на Артура гнать: «Ты за Кота у любого спроси. Да я тебя то, да я тебя сё»… После вязки угомонился. Но нервы потрепал, пока не выписали. Спросили, конечно, за Кота этого. Так, мелочь. Шантрапа районная. Галка рассказывала, что как муж её с зоны откинулся, сын к нему прилип, как репей к жопе. Так и сидит с папашей дома, шабашками мутными промышляя. А Галка пашет, как проклятая.

Однажды я разговорился с Галей на прогулке больных и спросил про её семью. Она скрывать ничего не стала, только тихонько вздохнула.
- Тут секретов никаких нет, Вань. Лучше уж я расскажу, чем другие, - ответила она на мой вопрос и закурила сигарету. – За Лешку я вышла сразу после школы. Любила его безумно, а он после свадьбы изменился. Влез в мутную историю, вынес какую-то квартиру, а дружки все на него спихнули. Я сыном беременна, а его этапом на зону. Тяжело было. Девяностые, работы нет, дома шаром покати. Ребенок еще… Я же музыкальную школу закончила…
- Галь, если тебе тяжело, давай сменим тему, - неловко вставил я, когда она неожиданно замолчала. Но Галя мотнула головой и нервно улыбнулась.
- Нормально все. Не переживай. Сейчас-то что убиваться… Лешка, как вернулся, дома и осел. Поначалу хорошо все было. С сыном время проводил, а потом, как подменили, - тихо сказала Галя. – Котенок мой все ему в рот смотрел. Пока матерым котом не стал. Она даже на имя свое отзываться перестал, представляешь? Телефон звонит, я трубку снимаю, а там голос прокуренный: «Кота позови». Мои слова для него перестали существовать. Все отцу в рот заглядывал, а тот и рад. Я поначалу тоже радовалась, когда Лешка работу на севере нашел. Деньги обещал большие. Сказал, что квартиру поменяем, в центре жить будем. А потом все псу под хвост покатилось. Семенов! Хватит жрать землю!
- Да, да, да…
- Тогда он ноги отморозил? Несчастный случай?
- Куда там, - усмехнулась Галя, но смех вышел грустным. – Несчастный… Водку они глушили в конце смены. Лешка перепил, на улицу отлить пошел и в сугроб свалился. Когда его нашли, он себе все отморозил. С работы за пьянку погнали ссанными тряпками, еще и ноги отрезали. Ну а как вернулся, сам не свой стал. Знаю, что ты скажешь. Жора тоже спрашивал, чего я не уйду. А куда я уйду? Лешка иногда подъедет на коляске своей и прощения просит за то, что руку вчера поднял…
Она не договорила. Снова мотнула головой, словно отгоняя дурацкие мысли, и замолчала. Я не стал настаивать. Вздохнул, закурил сигарету и поплелся отгонять Семенова от забора.

У каждого в больнице была своя история, но не каждый был готов поделиться ей. Кто-то, как Жора отшучивался. Кто-то, как Артур попросту посылал нахуй при первых же намеках на вопрос. А кто-то молчал, как Милованова или Мякиш. Но истории были. У врачей, у медсестер, у санитаров и у больных. Просто кому-то нужно время, чтобы поделиться ими с другим человеком, а кому-то особый случай.

Я отработал месяц, но до сих пор продолжал ходить с сопровождающим. Чаще всего это был Георгий или Степа. Реже другие санитары и совсем уж редко Артур. Артуру на меня чаще всего было плевать. Он коротко отдавал указания и погружался в привычное, угрюмое молчание, прерываемое лишь злобным криком, если кто-то из больных начинал шалить. С такими Артур не церемонился. Ветерка, раскапризничавшегося из-за обеда, он привязал к кровати и оставил связанным на шесть часов. Если паренек начинал кричать, Артур подходил и отвешивал лежащему подзатыльник. Остальные больные в этот момент сидели тихо, как мышки, на своих кроватях. Я тоже молчал, и не гордился этим. Однажды, правда, пошел наперекор собственным правилам и вступился за одного из больных, которого прессовал Артур. Армянин отвел меня в туалет, выгнал оттуда срущего Аристарха и вдавил меня в грязную стену.
- Еще раз пасть на меня откроешь, я тебе кадык вырву, нахуй, - прошипел он. – Вот отработаешь здесь с мое, тогда и будешь права качать. Понял?
- Понял, - еле слышно ответил я. Жесткое предплечье Артура передавило мне шею так, что говорить удавалось с трудом. После того, как он отпустил меня, горло еще долго саднило.
- Чего с Артуром не поделили? – спросил меня Георгий, когда мы пересеклись в курилке на улице.
- Он Пирожка так связал, что у него руки и ноги посинели, - буркнул я, потирая шею. – Я хотел попросить чуть ослабить, а Артуру это не понравилось.
- Он с буйными чаще всего работает, Вано. А там слабым не место. Да и не принято молодняку голос подавать, пока опыта не наберутся. Тебе до Пирожка какое дело? Он бузить начал, за это пизды получил.
- Жор, но он же, как ребенок, - вздохнул я. – Отчет себе не отдает. И он не кидался говном. Просто ведро с грязной водой в туалете перевернул случайно. Артур его ударил и Пирожок заплакал. Вот и все.
- Не лезь, Вано, - поморщился грузин. – Занимайся своими делами и в чужие не лезь. Да, дураки, что дети. Но и Пирожка может так перемкнуть, что он кого-нибудь на тот свет отправит. Сам скоро убедишься, как бывает.

Георгий не обманул. На следующую смену случился мой первый выезд и грузин, ожидаемо, взял меня с собой.
- Кого вяжем, Илья Степаныч? – буднично спросил он, когда из главного входа вышел Мякиш и сопровождавшая его Рая.
- На Хлопанцева вызов поступил, - пробормотал Мякиш, хлопая себя по карманам.
- О, - повеселел Георгий и повернулся ко мне. – Вот и крещение, Вано.
- Пошли, - поторопил нас Крячко. Грузин стрельнул окурком в сторону урны и подмигнул Рае. Девушка покраснела, опустила глаза и побежала за Мякишем.
- Пошли, - вздохнул я.

Ехать пришлось на старенькой «буханке». По бокам тянулась красная линия и надпись «скорая помощь». Водитель, незнакомый мне мужик, пропахший сигаретами, кивнул Мякишу, улыбнулся Рае и пожал руку Жоры. Меня он внимательно осмотрел, прищурился, как и все обитатели психбольницы, после чего тоже протянул широкую, шершавую ладонь.
- Кирилл, - представился он.
- Ваня, - тихо ответил я, вызвав у мужика улыбку. – Рад знакомству.
- Кирыч, водила наш, - пояснил Георгий, открывая дверь «буханки» и пропуская Раю. Он кивнул мне и широко осклабился. – Давай, Вано. Полезай в карету.

Внутри машины пахло машинным маслом, лекарствами, сигаретами и, еле уловимо, мочой. Мякиш занял место рядом с водителем, Рая уселась на небольшое сиденье спиной к Кирычу, а мы с Георгием синхронно опустились на жесткую скамью вдоль левого борта. Вторая скамья, оснащенная металлической трубой, была покрыта странными пятнами и трещинами. Скоро мне предстояло узнать, почему.
- Психкарета наша, - усмехнулся Георгий, смотря на порозовевшую Раю. – Иногда нормальную машину дают, но чаще всего на этой ездим, да, солнышко?
- Да, - тихо ответила Рая, не отрывая взгляда от папки, которую держала в руках.
- А Хлопанцев этот? Он опасный? – осторожно спросил я. Грузин гоготнул и кивнул в ответ.
- Все они опасные, когда шизу ловят. Так, смотри, Вано. Я первым захожу в квартиру. Ты за мной. Понял?
- Да.
- По сторонам смотри. Любят они засаду устраивать. Заходишь, а тебе раз! И по спине арматурой. Артура однажды так приложили, что кровью ссал две недели. Могут с ножом быть, могут со стеклом. Главное повалить и укол сделать. Потом вяжем и в машину.
- Бинтами вяжем?
- Не. Этим, - ехидно улыбнулся Георгий, вытаскивая из кармана наручники. – Дядька подарил. Илья Степаныч поначалу против был, но как его буйный чуть не задушил, передумал. Есть такие, что бинты рвут, словно бумагу, мамой клянусь. Но в основном все нормально проходит.
- Посмотрим, - вздохнул я. Ладони вспотели от волнения, и я их то и дело вытирал об штаны. Рая, заметив это, улыбнулась, но снова встретившись со мной взглядом смущено хмыкнула и уткнулась в папку.

Моя страница на ЛитРес.

Показать полностью 1
Серия Дурка

"Дурка". Часть вторая

"Дурка". Часть вторая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Реализм, Психиатрическая больница, Больница, Контркультура, Мат, Длиннопост

- Суровая женщина, - честно признался я, пока Георгий возился с ключами.

© Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.

- Лишь бы не работать, Гелашвили. Где тебя носит?
- Арин Андреевна, зачем обижаете? За новеньким вот ходил, – надулся Георгий, но женщину его обида не тронула. Она перевела взгляд колючих, черных глаз на меня и подалась вперед.
- Иван Селиванов, значит?
- Да, - кивнул я.
- Меня зовут Безуглова Арина Андреевна. Заведующая отделением.
- Очень приятно.
- Это пока, - съязвила она. – В курс дела тебя введет Жора и Вика Милованова, старшая медсестра. Правила просты и повторять их я не буду. Уволиться так просто ты не сможешь. Сам согласился на это, значит, хоть усрись, но работу делай. А теперь запоминай. К больным спиной не поворачиваться. К буйным входишь только с другим санитаром. Всегда будь собранным и внимательным. Выполняй то, что тебе сказали. И главное, Селиванов. Никому не верь и не показывай слабину. Понял?
- Да, Арина Андреевна.
- Надеюсь. Жора, - она посмотрела на грузина, - пусть первую неделю-две один не ходит. Или с тобой или со Степой. Ну и с остальными познакомь, пусть обживается. Свободны.

- Пошли, Вано, - поторопил меня Георгий и буквально вытолкал из кабинета. Я с трудом сдержал улыбку. Грузин определенно боялся заведующей. Да так сильно, что даже этого не скрывал.
- Суровая женщина, - честно признался я, пока Георгий возился с ключами.
- У суровых женщин пизда между ног, - понизив голос, ответил грузин. – А у нее хуй, Вано. Пошли, отделение наше покажу.
- А ты всегда здесь или… ох, блядь, - поморщился я, когда Георгий открыл дверь, ведущую в отделение. В нос ударил резкий запах мочи, говна и пота, а вместе с ними на уши обрушился монотонный гул, прерываемый вскриками или безумным смехом.
- Добро пожаловать, - усмехнулся Георгий, правда улыбку, как ветром сдуло, когда к нам приблизился странный мужчина. Он оскалился, заставив меня попятиться, и зашипел. Зубов у мужчины почти не было. Остались только желтые резцы, что придавало его оскалу эффектности. Однако грузина это не смутило. Он нахмурился и влепил шипящему затрещину, после чего рявкнул. – А, ну, пшел нахуй! Шэни дэда мовткан (твою маму ебал).
- Чего это он шипит? – настороженно спросил я, когда мужчина убежал вперед по коридору и скрылся в одной из палат.
- Вампир он, - ответил Георгий и, вздохнув, добавил. – Гамоклевебули (охуевший).
- Вампир?
- Ага. Так, смотри. Там, - грузин указал толстым пальцем вдаль, куда сбежал шипящий, - наблюдательные палаты. Где особо буйные и новенькие сидят. С ними всегда двое санитаров и сестричка. За дверью в конце коридора экспертное отделение.
- А ближе к выходу те, кто почти готов к выписке? – уточнил я. Георгий расплылся в улыбке и похлопал меня ладонью по спине.
- Молодец, Вано. Быстро схватываешь. С народом познакомишься. Тут, как ебанашки есть, так и смирные, - Георгий снова замолчал, когда из третьей палаты выплыл худенький парнишка с блаженной улыбкой. Я сразу отметил, что волосы на его голове растут странно. В одном месте зияла солидная проплешина, словно пареньку на голову капнули кислотой. Он подошел ближе к грузину и, сморщившись, громко перданул, заставив меня улыбнуться. Ему Георгий тоже отвесил оплеуху. Голова паренька дернулась и он, рассмеявшись, показал мне язык. Грузин в ответ показал ему кулак. – Иди, дорогой, иди. Не доводи до греха.
- Да, уж, - вздохнул я.
- Привыкнешь, Вано, - пожал плечами Георгий, задумчиво смотря вслед пареньку, который выдал еще один рокочущий залп. – Это Ветерок. Он спокойный. Пердит только, как сука.
- Ветерок? Хм, понятно.
- Ага, - кивнул грузин, идя со мной по коридору. Иногда он останавливался и заглядывал в одну из палат, изредка кого-нибудь одергивал, после чего шел дальше. – Ветерок у нас стихи читает. Такие, что ажно душу выворачивает.
- Да тут книгу написать можно, - буркнул я, заставив Георгия рассмеяться. – Столько персонажей.
- Пиши, дорогой. Иногда тут делать нехуй, так чего б и не писать, если хочется. А порой присесть некогда, - вздохнул он и, остановившись, развернул меня в сторону дверного проема, за которым обнаружились четыре ржавых чаши Генуя вместо привычных унитазов. – Туалет. Моем мы, но можно и коней привлекать. За сигарету они его языком своим вылижут.
- Вижу, - кивнул я, смотря, как тощий старичок, стоя на коленях, натирает пол мокрой тряпкой. Его не смущал даже срущий рядом с ним толстяк, чья рожа раскраснелась так сильно, что я невольно испугался, а не лопнет ли он. Туалет был затянут сигаретным дымом и в нем, не обращая ни на кого внимания, курили около семи человек. И лишь мощная вытяжка, гудящая в углу окна, не давала дыму расползтись по коридору отделения.
- Жора, - к нам подошла некрасивая, измученная женщина в белом халате и прикоснулась к плечу Георгия. – Иванов опять в кровать насрал. Твой черед убирать.
- Пидорас проклятый, - ругнулся Георгий, закатывая рукава. Он прочистил горло и рявкнул так, что у меня уши заложило. – Рома! Если я тебя найду, я из тебя все потраченные часы жизни выебу, мамой клянусь.
- Новенький? – тихо спросила женщина, смотря на меня. Когда я кивнул, она улыбнулась и протянула сухую ладошку. – Галя.
- Ваня. Вы врач?
- Санитарка, - мотнула она головой, провожая взглядом Георгия. – И давай на «ты».
- Да, давай. Георгий мне сказал, что нужно одежду получить.
- Пошли, провожу. Заодно воздухом подышу. От этой вони уже голова кружится, - вздохнула Галя. – Жора, я новенького с собой забрала.
- Рома, чтоб мой хуй был в твоей семье ложкой, лучше вылезай! – не обратил на неё внимания Георгий. Галя покачала головой и легонько пихнула меня кулачком в плечо.
- Пошли. Жора не успокоится, пока не найдет его.
- Это я уже понял, - кивнул я и, поправив за спиной рюкзак, отправился за Галей. Однако, мгновением спустя, в спину что-то шлепнулось, а в воздухе разлилась едкая вонь. Развернувшись, я увидел стоящего в отдалении безобразного мужика с всклокоченными черными волосами, а у моих ног темнела свежая куча говна. Галю это не удивило. Она с ловкостью фокусника вытащила из кармана влажную тряпку и протянула мне. Из глубин палаты послышался рык Георгия, который повалил мужика на пол, придавил его коленом и саданул кулаком по затылку. Однако больной не заорал. Лишь безумно рассмеялся и покрыл санитара такой руганью, что у меня уши плесенью покрыли. Грузин в ответ заломил тому руки, заставив мужика взвыть от боли. – Галь, а разве с больными так можно?
- У тебя рюкзак в говне, - меланхолично буркнула Галя, смотря, как грузин вдавливает больного в пол. Мой вопрос она проигнорировала. – Но лучше сразу с Ромкой познакомиться. Теперь будешь внимательнее. Пойдем.
Я не ответил. Молча вернул ей тряпку и поплелся следом.

Получив форму и расписавшись за нее у кастелянши, я вышел на крыльцо больницы, достал сигареты и закурил. На душе было погано и настроение портил не только тот факт, что в меня запустили говном, но и то, что мне предстояло отработать здесь два с лишним года. Может отец был прав и стоило пойти в армию?
Однако я отмахнулся от этих мыслей, улыбнулся стоящей рядом Гале, которая курила «Приму» без фильтра и задумчиво смотрела на внутренний двор больницы. В её мутно-голубых глазах не было ничего. Ни боли, ни разочарования, ни радости. Только серая тоска. Такая же серая, как и вонючий дым, растворяющийся в прохладном воздухе.
- Увидимся, - обронила она и, похлопав меня по плечу, скрылась в здании больницы.
- Увидимся, - тихо ответил я в пустоту. Затем выбросил окурок в урну, включил плеер и медленно пошел в сторону остановки.

Глава вторая. Дурка.

В одном Георгий оказался прав. Вернувшись домой, я первым делом полез в ящик стола и нашел чистую тетрадь на девяносто шесть листов. На темно-синюю обложку была налеплена наклейка и на ней я коротко написал одно слово. «Дурка». После этого я покрыл несколько страниц мелким, убористым почерком, описывая первые впечатления о больнице и людях, которые мне встретились. Если собрался быть журналистом, так почему бы не начать практиковаться? Тем более внутри горела уверенность, что одной тетрадкой обойтись не получится. Слишком уж яркий народ обитал в грязно-желтом здании с облупившимися стенами. Но я твердо решил писать одну лишь правду, какой бы страшной она ни была.

Будильник наполнил комнату хрустящим звоном ровно в шесть утра. Зевнув, я выбрался из-под одеяла, взял сигарету из пачки на столе и отправился в туалет. Затем пришел черед завтрака. Овсянка с бананом, два бутерброда с вареной колбасой, все тем же резиновым, безвкусным сыром, да стакан крепкого чая с чабрецом. Я понимал, что очень скоро все это буду делать на автомате и мне даже не понадобится будильник, чтобы встать в шесть утра.
Сложив в рюкзак форму, которую мама заботливо подшила вечером, я бросил внутрь две пачки сигарет и зеленое яблоко. Георгий сказал, что кормить будут на работе, поэтому в еде нужды не было. Батарейки в плеере поменяны, в наушниках Skepticism, проездной наготове. Вздохнув, я закинул рюкзак за спину и осторожно прикрыл дверь, стараясь не разбудить родителей.
В трамвае народу еще немного. Зевает контролер и ленивым взглядом обводит дремлющих пассажиров. Горбатый, длинноволосый парень задумчиво трясет головой, видимо тоже слушает музыку. На его торбе, которая лежит на коленях, принт с обложкой Decapitated. Рядом с ним сморщенная старушка. Она смотрит на него, поджав губы, а в глазах осуждение. Но парень не обращает на неё внимания. Он растворился в музыке, как остальные пассажиры растворились в своих мыслях.

Больница, похожая на старого, израненного зверя, встретила меня мокрым асфальтом, который блестел от прошедшего полчаса назад дождика, и окнами, в которых горел желтый свет. Но свет не теплый и уютный, а болезненный и тусклый. Словно зверь вот-вот сдохнет, но продолжает отчаянно хвататься за жизнь. На ступенях крыльца курят санитары из других отделений. Не слышно разговоров, их лица сосредоточенные и опухшие. У урны зевает Степа, а Георгий о чем-то негромко разговаривает с Галей. Они улыбаются, когда я подхожу ближе. Но улыбки дежурные и отстраненные. Только в голосе грузина есть крупица бодрости.

- Здравствуй, Вано.
- Привет, - вздохнул я и, достав пачку сигарет, присоединился к курящим.
- Как настрой? – спросил Степа. Он снова зевнул, колко усмехнулся и повернулся к Георгию. – Ну, теперь в привычный график войдем.
- Ага, - мрачно ответила ему Галя. – Пока Бегемоту не скажут, что в других отделениях народа не хватает.
- Не порти утро, Галя, - проворчал Георгий. – Оно и так, как мацони, кислое, а тут ты еще.
- А Бегемот – это кто? – осторожно поинтересовался я. Георгий, переглянувшись со Степой, прыснул в кулак. Даже Галя сподобилась на улыбку.
- Арина Андреевна, - ответил Степа. – Тетка моя. Раньше с зэками работала, теперь тут. Зэки и дали ей погремуху.  
- Ага. Он её так и прозвал, когда сюда работать пришел. Ну и прижилось, - добавил Георгий. – Короче, смотри, Вано. Иногда нас в другие отделения кидать могут. Ну, помощь там или еще чего. Но не бзди. Кони там спокойные, воду не мутят.
- Кони? – растерянно спросил я.
- Больные, - пояснил грузин. – Самые дурные у нас. А там попроще. Не бзди, Вано. Вязать научим. Пока смотри и запоминай. Эту неделю со мной будешь ходить, а следующую со Степой.
- Ладно, погнали, - вздохнул Степа, посмотрев на часы. – Переоденемся, на летучку и за работу.

Переодеваться пришлось в тесной комнатушке в подвале, где стояли металлические шкафчики на замках. Георгий выдал мне ключ от одного из них, после чего отправился переодеваться. В комнатке воняло потом, сигаретами и канализацией, но это никого не смущало. Быстро переоделся и вперед. На работу.
Насчет летучки объяснений не требовалось. Там же я познакомился со старшей медсестрой. Миловановой Викторией Антоновной, которую Георгий и остальные ласково именовали Кумушкой. Но только за спиной. Сказать ей это в глаза мало кто решился бы. Милованова была женщиной колючей, под стать заведующей отделением. Лицо круглое, волосы короткие и жесткие на вид, шея, как и руки, жилистая. Ну а перед взглядом старшей медсестры пасовал даже Георгий.

"Дурка". Часть вторая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Реализм, Психиатрическая больница, Больница, Контркультура, Мат, Длиннопост

- Как ночь? – коротко спросила она. Голос хриплый, усталый и прокуренный. В пепельнице на столе гора окурков, в металлической кружке остывший кофе, а на стене прошлогодний календарь с щенком лабрадора на фото.
- Без происшествий, Виктория Антоновна, - ответила ей худенькая девушка с печальными, серыми глазами. Я не сдержал улыбку, увидев, как на неё смотрит Георгий и остальные санитары. Однако улыбку пришлось спрятать, когда Милованова исподлобья посмотрела на меня.
- Новенький?
- Да. Иван Селиванов, - ответил я. Медсестра кивнула и повернулась к Георгию.
- На тебе?
- Ага, - зевнул тот. Женщину его ответ устроил. Она задала еще несколько вопросов, покрыла хуями незнакомого мне санитара, забывшего развязать буйного больного, и, раздав указания, вернулась за стол. Георгий подтолкнул меня в спину и тихо добавил. – Пошли, Вано. Первый день, он сложный самый.

И Георгий снова не соврал. Я вздрагивал от каждого шороха за спиной и буквально прилип к грузину, что его, без сомнений, веселило. За первые два часа я вымотал себе нервы настолько, что буквально валился с ног. Георгий, заметив это, покачал головой и утащил меня с собой в туалет.
- Не бзди, Вано. Не все так страшно, - пробасил он, выпуская к потолку дым. На самом деле в туалете можно было не курить. Достаточно просто подышать пару минут, как гарантированно получишь хорошую дозу никотина, а то и с избытком.
- А твой первый день? Каким он был?
- Тоже бздел, - вздохнул Георгий. – И Степа бздел. И Галя. Да, все, Вано. Был у нас тут новенький, задолго до тебя. Валера. Так ему в первый день Мухомор расческу в спину вогнал. Хуй знает, откуда он её взял, но кипиш знатный был. Кума орала так, что мозги вместе с грязью из ушей чуть не вылетели. Короче, слился Валера. Теперь с новенькими кто-нибудь из старичков ходит, пока не обвыкнутся.
- А Мухомор этот? Он тут?
- Не, - отмахнулся грузин, жадно затягиваясь сигаретой. Он нахмурился, увидев входящего в туалет Вампира, и показал ему кулак. – Пошипи мне тут, блядина. Так вот… Мухомор забавный был. На него ебанца нападала, он башкой в стену долбился и кричал, что Ван Гог – пидорас и нашептывает ему всякое-разное. А потом его Фунтик задушил.
- Чего сделал? – побледнев, переспросил я. Георгий рассмеялся и мотнул головой.
- Ну, как задушил. Был тут у нас один. Фунтик. Санитар один проебался, не заметил. А Фунтик на спящего Мухомора ночью сел за то, что тот пайку его тиснул. Жопой на лицо и сел. А жопа у Фунтика, Вано… Как у тетки моей, если не больше. Короче, когда нашли их, Мухомор уже синий был, а Фунтик сидит на нем и смеется. Ну и тоже кипиш, ор, комиссия... В общем, мы как работаем. Если захочешь отдохнуть там или покурить, то убедись, что в коридоре есть кто-то. Предупреди по-человечески, что отдохнуть надо. Еще в палате с особо буйными и свежими дежурим. По очереди. Там всегда сестричка и два санитара. Контингент, Вано, там не особо покладистый. Покажу потом. Сегодня Степы смена… - Георгий замолчал, когда в туалет вошла Галя.
- Подменишь? Покурю и чай попью, - спросила она. Грузин кивнул и подмигнул мне.
- Погнали. Вот, о чем говорил, - ответил он и, вздохнув, протянул окурок старику, смотрящему на Георгия со смесью обожания и жадности. Я решил потом уточнить, зачем он оторвал фильтр, и сосредоточился на других вопросах. – На.
- А распорядок дня какой? – спросил я.
- У кабинета Кумы висит, - отмахнулся грузин. – Почитай потом.
- А если коротко? – улыбнулся я. Георгий лукаво на меня посмотрел и прищурился.
- Ладно, Вано. Первый день все-таки, понимаю. Подъем в шесть утра, потом сестричка температуру меряет. Потом туалет и сбор анализов. В восемь – гимнастика. После неё летучка у Кумы. В девять завтрак, в десять лекарства им дают. Потом обход с врачом. В час дня обед. У нас он плавающий, но сам понимаешь.
- Понимаю.
- После обеда лекарства и отдых. Но не для нас, - улыбнулся Георгий, заглядывая в палату, где лежали наиболее здоровые. – Митя, палец поломаешь. Вынь из носа. Или я тебе его сломаю… После отдыха полдник и часть больных идет на прогулку. После прогулки лекарства даем снова, ужин и вечерний кефир.
- Кефир? – удивился я.
- Ага. Два с половиной процента жирности. Ну и на остаток – вечерний туалет и спать.
- Но не нам, - добавил я.
- Не нам. Мы дежурим всю ночь, Вано. Утром сдаем смену после гимнастики и идем отсыпаться. Все просто. Привыкнешь. Иногда нас врач по принудиловке может дернуть. Если больной на воле шизу поймал. Тогда едем с ним и вяжем… О, а вот и Мякиш. Врач наш, - хмыкнул Георгий, указав пальцем на идущего по коридору мужичка в белом халате. – Сейчас обход. Здравствуй, Илья Степаныч.
- Доброе утро, Жора, - улыбнулся ему мужичок и, прищурившись, посмотрел на меня. – Ты новенький?
- Иван.
- Крячко. Илья Степанович, - кивнул он и протянул мне влажную, расслабленную ладошку. Затем повернулся к Георгию и спросил. – Забрать с собой?
- Да. Пусть втягивается, - потянулся грузин и колко усмехнулся. – Заодно с больными познакомится.
- Пойдем, Вань, - поманил меня за собой Мякиш. Я хмыкнул и пошел за ним следом, гадая, почему же этого мужичка зовут Мякиш.

Обход занял два с половиной часа. Скучных и еле тянущихся. Но благодаря ему я смог познакомиться с некоторыми больными и сразу понял, что им найдется место на пустых страницах тетрадки, когда я вернусь домой. Георгий называл их конями, дураками и шизиками, но я пока видел людей. Изможденных, запертых в клетках собственных кошмаров, несчастных и не осознающих того, что с ними происходит.
Мякиш проводил обход не один. За ним безмолвной тенью следовала худенькая девушка, которую я видел на летучке. Она всегда держалась позади врача и что-то быстро записывала в блокнот, который держала в руках. Мы несколько раз пересеклись взглядами, но девушка смущенно краснела и возвращалась к своей писанине.

- Как самочувствие, больной? – спросил Мякиш у тощего, косоглазого мужика. Тот приоткрыл рот, негромко рыгнул и рассмеялся.
- У меня в трусах умерла юная волжская вобла, - шепотом ответил он. К чести Мякиша он даже не изменился в лице, а я прикрыл ладонью улыбку. Девушка тоже улыбнулась, но быстро вернула на лицо привычную сосредоточенную маску. – Она липкая, влажная и соленая.
- Угу, - пробурчал врач, делая пометку в тетради. – Вчера была щука.
- Щуку съели голодные дети Поволжья. Они страдали, но насытились, - улыбнулся больной. Мякиш похлопал его по колену, встал и перешел к другой кровати.
- Здравствуй, Станислав, - мягко поздоровался он с высоким парнем. Тот пространно улыбнулся в ответ. – Как самочувствие?
- Хорошо, - ответил парень. Я задумчиво на него посмотрел. Левая половина лица обожжена, как и предплечья с ладонями. Но шрамы старые. Рука парня неожиданно дернулась, заставив меня вздрогнуть. Я нахмурился и подошел ближе, но Мякиш предусмотрительно кашлянул и успокоил меня.
- Все хорошо, Ваня. Это тик, - сказал он и повернулся к больному. – Ты слышишь крики, Станислав?
- Нет, - вздохнул тот и, поджав губы, добавил. – Иногда. Но тихо.
- Это хорошо. Хорошо, - Мякиш поднялся и перешел к следующей кровати. Я на миг задержался, смотря на обожжённого парня, пока меня не тронула за руку медсестра.
- Надо всегда быть рядом с Ильей Степановичем, - тихо произнесла она и снова покраснела.
- Простите. Задумался, - хмыкнул я. – Кстати, не представился. Ваня.
- Я знаю. Свердлова. Раиса. Пойдемте, - пробубнила девушка и тенью скользнула за спину Мякиша…

После обхода я нашел Георгия и отпросился на перекур. Вот только покурить решил на улице, потому что от вони и жутких болотно-зеленых стен болела голова. Грузин понимающе улыбнулся, о чем-то переговорил с Галей и отправился на улицу со мной. Я не был против, потому что вопросов накопилось много.
- Зеленый ты какой-то, Вано, - зевнул он и, закурив, выпустил дым к небу. – Как крыжовник.
- Не привык к вони, да и само отделение тоску нагоняет, - честно признался я. – Слушай, а та девушка, что с Ильей Степановичем ходила, это кто?
- Рая Свердлова, - ответил Георгий. – Год уже тут работает. После медучилища решила сюда пойти. Она это… идейная.
- Идейная?
- Ага. Ну, больным помочь хочет. Считает, что это её призвание, хуё-муё, - фыркнул грузин. – Хорошая девушка, но недотрога. Степа её за жопу как-то раз ущипнул, так она в обморок упала, прикинь?
- Просто так от подобного в обморок не падают.
- Это да, - согласился Георгий и понизил голос до шепота. – Случай там с ней был. Полгода назад. Неприятный. Больной один на параше зажал. Хуй почти засунул. Еле отбили. Буйный был. Теперь Рая если по отделению и ходит, то только в сопровождении санитара или врача. Боится.
- Ожидаемо, - вздохнул я и вспомнил еще парочку постояльцев. – Там еще один странный был…
- Тут все странные, Вано. В дурке нормальных нет, - рассмеялся Георгий. – Ты про Казака?
- Наверное. У него в трусах вобла умерла.
- Тогда точно Казак. У него каждый день там кто-то умирает. Вчера щука была, неделю назад акула. Писатель он вроде бы. На рыбалку с друзьями поехал, нажрался, белку поймал, да спьяну в пруд свалился, когда ночью поссать пошел. После того, как его вытащили, он орал, как ебнутый, и названия рыб всяких перечислял. А! Еще говорил, что его водяной утащить пытался, а потом в голове его поселился. Полгода тут уже висит. В душ хуй затащишь. Воды боится.
- А обожженный? – Георгий вздохнул и вытащил из пачки еще одну сигарету.
- Стасик. Давно тут. Вроде начал понемногу в себя приходить. Так-то пацан смирный и тихий. Не орет, не бузит, говном не кидается. Он в детстве с родителями в аварию попал. Машина перевернулась и в кювет улетела. Потом загорелась. Он вылезти сумел, а родаки его… ну, сгорели короче. Заживо. Когда его нашли, он возле машины сидел, качался и плакал. Долго по дуркам мотался, теперь вот у нас осел. Но Арина Андреевна свое дело знает.
- А обожженный почему? Он же вылез.
- Их пытался вытащить. Потом просто сидел и смотрел, как они горят, пока не нашли, - мрачно ответил грузин. – Ладно, Вано. Хватит вопросов. Пошли пообедаем, пока время есть. У больных отдых сейчас. Да и под таблетками не хулиганят. А после обеда к косильщикам заскочим, ребят подменим, чтобы тоже покушали.
- Пошли, - вздохнул я. Перед глазами снова возник обожженный Станислав с отсутствующим взглядом. Теперь мне стал понятен вопрос Мякиша про крики. Он их до сих пор слышит. Слышит и не может забыть.

На обед в больничной столовой был куриный суп с лапшой и гороховое пюре с двумя раздутыми, похожими на пальцы трупа, сосисками. Однако я честно все съел, так как с непривычки дико проголодался. Георгий свою порцию умял так быстро, что я и моргнуть не успел. Остаток обеда он провел в задумчивом молчании, ковыряя в зубах спичкой.
После обеда мы поднялись обратно на четвертый этаж, только в этот раз Георгий повел меня вперед, к дверям в конце коридора, где находился еще один вход в экспертное отделение. Как я уже узнал, там проводились судебно-психиатрические экспертизы, когда врач выносил диагноз преступникам, а еще там обитали те, кто косил от армии. Причем, весь персонал был в курсе этого.

- Здравствуй, Артур, - улыбнулся Георгий, хватая за широкую ладонь хмурого здоровяка, стоящего в коридоре. Тот улыбнулся в ответ и посмотрел на меня. – Знакомься. Новенький.
- Ваня, - представился я.
- Артур, - ответил здоровяк. Он был еще выше Георгия, а шириной спины запросто мог посоперничать со Степой. – Приглядите за отделением? Я пожру пойду.

- Не вопрос, брат, - согласился грузин. Они снова обменялись рукопожатием и здоровяк, открыв дверь гранкой, скрылся в остром отделении. Георгий потянулся и сыто рыгнул. – К людям по-людски надо, Вано. Сейчас мы Артурчику помогли, завтра он нас прикроет.
- Да я и не против, - хмыкнул я, осматривая отделение.

Оно было меньше нашего и почти пустое. Те же болотно-зеленые стены, мутные желтые лампочки под потолком, запах мочи, говна и лекарств. Однако заселена была только одна палата, откуда слышался шакалий смех и редкие вскрики. Георгий подошел к дверному проему, по-хозяйски оглядел владения и махнул мне рукой, приглашая подойти.
- Вот они. Мастырщики, - презрительно бросил он, указывая пальцем в сторону шести человек, которые моментально заткнулись и уставились на грузина. – Вот так лучше. А то разгалделись.
- Здарова, Жор, - манерно протянул один из них. Тучный, с плоским лицом, мокрыми губами и холодными, жесткими глазами. – Подгонишь сигаретку по-братски?
- Таксу знаешь. Две сотки, - коротко ответил Георгий, вытаскивая из кармана нераспечатанную пачку «Примы».
- Чо дорого-то так?
- Пиздеть будешь, вообще ничего не получишь, - огрызнулся грузин. – Плати или нахуй иди.
- Не зверей, Жор. Чо ты? – вклинился еще один. Крепкий, с бритой башкой, разукрашенной шрамами. – Уши без курева вянут. А Артур в залупу лезет.
- Если лезет, значит так надо, - отрезал Георгий. Он забрал у плосколицего деньги и бросил тому пачку под ноги.
- Петушок. Подними, - процедил тот, смотря на грузина снизу-вверх. С ближайшей койки тут же спрыгнул худенький парнишка с затравленным взглядом и, вжав голову в плечи, подбежал к плосколицему. Затем наклонился и поднял пачку. – Молодца. Свободен. А это кто? Новенький?
- Иван, - представился я. Плосколицый протянул мне руку, но я не сдвинулся с места. Георгий одобрительно заворчал.
- Убери краба, Пельмень. Не положено.
- Чо он молодой такой, Жор? – спросил бритоголовый. Он повертел в руках колоду карт и, бросив её на кровать, подошел ближе. – А! От армейки косит?
- Косите здесь вы, - буркнул я. – А я прохожу альтернативную службу.
- Хуя ты дерзкий, паря, - мотнул головой бритоголовый и повернулся к Георгию. – Жор, чо он, а? Ты кто по жизни-то?
- Ебало на ноль, - рыкнул Георгий. Плосколицый усмехнулся, пожал плечами и вернулся на свое место, как и бритоголовый. Остальные настороженно смотрели на нас, но Георгию на них, судя по всему, было плевать. – Молодец. Вано, я отолью пойду. Присмотри тут.
- Не вопрос, - кивнул я и, выйдя из палаты, оперся плечом на стену, напротив входа.

Однако стоило Георгию уйти, как плосколицый, переглянувшись с остальными, нагло улыбнулся и встал с кровати. Он вальяжно подошел к дверному проему и оценивающе посмотрел на меня. Затем распечатал пачку «Примы» и, вытащив папироску, прикусил её зубами.
- Слышь, дай жигу, - я не тронулся с места. Лишь слабо улыбнулся.
- Хуль ты лыбишься? – грубо спросил бритоголовый, подходя к своему другу. – Не слышал, чо тебе уважаемый человек сказал?
- Вернитесь в палату, - ответил я, делая шаг навстречу.
- А то чо? – дерзко спросил плосколицый. Он повернулся к бритоголовому и гоготнул. – Слышь, Баран. Фраер нынче дерзкий пошел.
- Факт, - кивнул тот. – Ты чо с нами, как с чуханами последними говоришь? Типа санитар и все можно?
- Вернитесь в палату, - вздохнул я, сжимая кулаки. Страха не было. Я понимал, к чему это было затеяно. Обычная проверка. В новой школе было так. На улице было так. Глупо ожидать, что в дурке другие порядки.
- Слышь, я псих, - оскалился тот, кого плосколицый назвал Бараном. – Я ж тя ебну наглухо. Ты за Барана на Блевотне у любого спроси.
- Оно и видно, - усмехнулся я. – Вернись в загон, Баран. Не искушай…

Баран неприятно улыбнулся, обнажая крупные, желтые зубы, и резко бросился на меня. Плосколицый, убрав пачку в карман, гоготнул. Но в отличие от Барана, в драку он лезть не спешил. Лишь уселся по-хозяйски на кровати, откуда принялся наблюдать за стычкой. Впрочем, я насчет них не волновался. Это не психи. Это обычные симулянты, которые прятались в стенах больницы от армии.
Я уклонился от первых двух ударов Барана, качнул корпусом и резко врезал коленом тому под дых. Бритоголовый жадно хапнул воздух и, шлепнувшись на пол, застонал. Плосколицый Пельмень скрежетнул зубами и мотнул головой. Правда ободряюще усмехнулся, когда Баран поднялся на ноги и, заревев, снова бросился на меня. Однако дальше все пошло, как по учебнику. Я перехватил руку, наклонил корпус и бросил Барана через бедро. Тот глухо впечатался в пол, после чего заорал, когда я вывернул ему кисть.
- В палату. Живо, - коротко приказал я плосколицему. Тот бросил недовольный взгляд в сторону дверей в отделение и поспешно отступил. Обернувшись, я увидел покатывающихся со смеху Артура и Георгия.
- Полтос с тебя, брат, - со знанием дела сказал Георгий. Артур усмехнулся и кивнул. – Отпусти мальца, Вано.
- Да я тебя, сука, на лоскуты… - Баран, не договорив, улетел в палату, когда подошедший Артур без лишних церемоний влепил тому поджопник.
- Цыц, блядь, - рявкнул санитар. Униженный Баран под смешок плосколицего уполз на свою кровать. – Еще слово и повяжу.
- Ладно, Артур. Ну, подурачились. Чо такого? – вклинился плосколицый. На миг в его глазах мелькнула злоба, когда он посмотрел на меня. Мелькнула и пропала. Такие, как он мастерски умели скрывать эмоции.
- Ну, с почином тебя, Вано, - усмехнулся грузин, подходя ко мне. Я ехидно на него посмотрел и сдержал ругательство. – Не зверей. Нам знать надо, какой ты. Работать вместе придется.
- И как? Узнал?
- Узнал, узнал, - похлопал меня по спине Артур. – Дальше время покажет. Слабые тут не задерживаются.
- Не сомневаюсь, - вздохнул я.
- Покурим? – лукаво улыбаясь, спросил Георгий.
- Покурим.

Моя страница на ЛитРес.

Показать полностью 1
Серия Дурка

"Дурка". Часть первая

"Дурка". Часть первая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Психиатрическая больница, Реализм, 2000-е, Мат, Длиннопост

Арина Андреевна? Да, Кондакова на проводе. Санитар тут к вам, как просили. Что? Нет, мальчишка молоденький. После школы. Говорит, что от военкомата на альтернативную службу.

© Гектор Шульц

От автора.

Эта история основана на воспоминаниях моего знакомого, когда он проходил альтернативную службу в областной психиатрической больнице. Какие-то детали сюжета были выдуманы или сознательно гипертрофированы и приукрашены, но больные и их истории – настоящие.
Отдельная и безграничная благодарность Екатерине Васильевне, врачу-психиатру высшей категории, за консультации и помощь в работе над этой книгой. Если рядом с больными будут такие люди, то исцеление – это всего лишь вопрос времени.
Я не скажу ничего нового. Лишь повторю то, чем часто сопровождаю свой автограф, если мне дают на подпись книгу с красной обложкой. Быть человеком сложно, но важно и нужно. Берегите в себе этот свет, делитесь им с другими и даже в самых тяжелых жизненных обстоятельствах оставайтесь человеком. Всегда ваш, Гектор Шульц.

Глава первая. Другая дорога.

Обычно, я редко нервничаю, но пока шел от остановки к университету, успел вспотеть, выдуть три сигареты и чуть не врезался в ребенка на велосипеде, улетев в собственные мысли. Мысли были нерадостные, а виной всему вступительные экзамены. Историю и английский я чуть не завалил, сумев кое-как набрать минимум проходных баллов. С русским языком и литературой было попроще, но и тут нашлось место сложностям. Тема для сочинения попалась совершенно не та, которую я ожидал. Поэтому и нервничал, идя на негнущихся ногах к главному корпусу университета. Сегодня вывесят списки поступивших. Сегодня решится, можно ли мне будет выдохнуть или придется ломать голову, что теперь делать с армейкой. Служить или косить.

- Вань, привет! – окликнула меня Маринка. С Мариной мы учились в одном классе, и я удивился, когда узнал, что она тоже собралась поступать на журфак. Маринка могла выбрать любой вуз, её отец легко все оплатит, но почему-то решила пойти на журфак, хотя всегда тяготела к математике и физике.
- Привет, - кисло улыбнулся я и вытащил из кармана пачку «Явы». В горле уже першило, но куда деваться, если сердце бешено стучит от волнения. Марина поравнялась со мной и пошла рядом. Довольная, веселая, в новеньком голубом платье и голубых туфельках.
- Как настрой? – спросила она.
- Хреновый, - хмыкнул я. – Историю завалил, да и с английским беда. Если минимум наберу, то считай повезло.
- Выше нос, - рассмеялась Маринка. Я мрачно на неё посмотрел, но промолчал. Она не виновата в том, что я просрал шансы на поступление и у меня нет богатого отца. Однако Марина замолчала, когда увидела идущую навстречу нам высокую, бледную девушку в черном платье. – Подружка вон твоя…
- Привет, Лаки, - улыбнулся я и помахал ей рукой.
- За результатами? – тихо спросила она. Подойдя ближе, я чмокнул её в щечку и кивнул.
- Ага. Но шансов мало. Знакомься, кстати. Моя одноклассница. Марина.
- Ольга, - кивнула Лаки, посмотрев на Маринку сверху вниз. Та в ответ гордо задрала подбородок и с вызовом посмотрела на Лаки. Бледные губы Оли тронула легкая улыбка. – Очень приятно.
- Взаимно, - проворчала Маринка и, махнув мне рукой, добавила. – Ты идешь?
- Идет, идет, - ответила за меня Лаки и снова улыбнулась. На этот раз мне. – Завтра «Silver Queen» концерт дают. Навестишь друзей?
- Если поступлю, - буркнул я и почесал шею.
- Ребята о тебе спрашивают, - укоризненно произнесла она.
- Сама знаешь, что экзамены выматывают.
- Ладно. Не настаиваю. Но Энжи будет рада тебя видеть, - лукаво добавила Лаки, заставив меня покраснеть. – А уж Никки как.
- Кто это? – нахмурилась Маринка, услышав незнакомые имена.
- Подруги наши, - лаконично ответила ей Оля. Она вздохнула и повернулась ко мне. – Удачи, Вань. Выше нос.
- Куда уж выше, - съязвил я и, помахав Лаки, повернулся к Марине. – Ладно, погнали.

У дверей в главный корпус университета толпились возбужденные абитуриенты. Слышались радостные крики, но хватало и разочарованных. Мимо меня пробежала плачущая Соня, еще одна моя одноклассница, за которой пыталась успеть её мать. Марина, увидев это, нервно хихикнула. Но я ей не поверил. Она точно поступит. А вот я… кто его знает.
Протиснувшись через толпу к доскам со списками поступивших, я пропихнул Маринку вперед и напряг ноги, чтобы нас не задавили. Народ позади напирал, кто-то ругался, воняло потом и сладкими духами, что ясности мыслям не придавало.
- Ура! – крикнула Маринка. – Поступила.
- Поздравляю, - проворчал я и вытянул шею, пытаясь найти и свою фамилию.

Буквы неожиданно поплыли перед глазами, а гул толпы превратился в противный писк, пронзающий мозг и отдающийся болью в висках. Сердце сдавила холодная лапа и ноги предательски затряслись. Меня оттерли в сторону, но я не сопротивлялся. Вполне хватило времени, чтобы изучить списки. Моей фамилии в них не было.
- Ну, что? – нетерпеливо спросила Марина.
- Блин… - только и мог ответить я, хотя и отвечать не нужно было. Ответ был написан на моем лице.
- Вань, ты это, не переживай, - сделала попытку ободрить меня Маринка. Я кивнул и, спустившись по ступеням, сел на скамью, после чего вытащил сигареты. Маринка присела рядом и прикоснулась к моей руке. – Может еще найдется место.
- На журфаке? – скептично хмыкнул я. – Вряд ли кто-то заберет документы.
- А если в другой ВУЗ?
- Не хочу. Я мечтал о журфаке, - почесал я вспотевший лоб. Затем закурил и задумчиво посмотрел на здание университета. – Да и поздно теперь. Везде уже экзамены закончились, а на заочку денег нет.
- И что теперь? – куснув губу, спросила Маринка.
- Армия, - вздохнув, ответил я. – Через неделю днюха, как раз.
- А если… - я мотнул головой, перебив её.
- Косить не буду.
- Прости, - тихо ответила она. Я ободряюще ей улыбнулся и встал со скамьи.
- Все в порядке, Мариш. Выкручусь. Куда деваться.

Когда я вернулся домой, родители сразу все поняли. Отец сурово поджал губы и покачал головой, а мама опустилась на табуретку на кухне. Бросив пакет с документами в коридоре, я молча прошел на кухню и сел напротив родителей. Мама вдруг охнула и, вскочив, кинулась к плите, на которой стояла большая эмалированная кастрюля с борщом. Словно борщ мог исправить любую проблему. Наполнив тарелку, мама поставила её передо мной и грустно улыбнулась. Пусть есть мне не хотелось, но я смог затолкать в себя пару ложек. Дальше пошло веселее.
- Сам виноват, - пробубнил я с набитым ртом. – Надо было лучше готовиться.
- И что теперь, сынок?
- Что, что… - сварливо ответил отец. – Армия.
- Может взятку дадим? – спросила мама. – Тетя Люба поможет, у неё сын в военкомате работает.
- С чего ты взятку давать собралась? Там жопы шире плеч, запросят столько, что квартиру продай и то не хватит, – спросил отец. Он прошелся по кухне и вздохнул. – Отслужит и все. Дед служил, я служил и ничего. Не помер никто.
- Ага, - кивнул я. – Карась тоже так думал.
- А вот нечего Карася своего приплетать сюда, - гневно засопел отец. – Сейчас по-другому все. Да и ты себя в обиду не дашь. Вон бычком каким вымахал.
- Нет, пап. В армию я не хочу, - вздохнул я. – Но и косить не буду. Лёвка, сосед наш, на альтернативную пошел. В больнице работает. Говорит, что нормально все.
- Угу. Говны выносить… - отец не договорил и, махнув рукой, взял со стола пачку «Примы». – Ладно, Ванька. Твоя жизнь, ты и решай. Я лезть не буду.
- Спасибо, - кивнул я и улыбнулся. – Уже решил.

Но дня рождения я ждать не стал и на следующий же день отправился к соседу. Лёва Михельсон, живший над нами, помог составить заявление и предупредил, что возможны проблемы из-за того, что подавать заявление надо за полгода.
- Залупнуться могут, - сказал мне Лёва, когда я зашел вечером к нему за советом. Мы сидели на подоконнике в подъезде. Лёва потягивал пиво, а я курил, пуская дым по исписанной руганью стене. – По сути, тебя отправляют работать на государственное предприятие. Знакомый мой денег занес, так его в библиотеку пристроили. Меня в областную больничку санитаром. Выбирать нельзя, Вань. Чо дали, то и будет. Могут тоже в больничку или в другой город отправить, а могут и при военкомате оставить. Как повезет. Главное ты в залупу не лезь и обойдется.
- Тебе-то как работается? – улыбнулся я, глядя на Лёвку.
- Нормально, - пожал он плечами. – Принеси-подай-убери. В ночных сменах спокойнее, покемарить можно или с другими санитарами спирта бахнуть. Но в целом жить можно. Деньги платят. Не ахти какие, но платят. Отпуск, выходные, все по распорядку. Главное с военкомом не закусывайся, когда говорить будешь. Кивай, поддакивай, говори, что по убеждениям служить не можешь. Он, конечно, попрессует, но так, для вида. Для них альтернативка тоже вещь новая. Не все привыкли, сам понимаешь.
- Да, похуй, - честно ответил я. – Косить не хочу, но и в армейку желания нет идти.
- Карась? – понимающе улыбнулся Лёва.
- Карась, - вздохнул я. Карась, наш сосед по площадке, из армии вернулся на инвалидной коляске. В Чечне ему ноги оторвало, еще и ум ослабило. Летом он частенько пускал слюни у лавочки с бабками, а ночью орал, пока его в дурку не забирали. Возвращался он всегда обдолбанным и тихим. До очередного приступа.
- В общем, неси заяву военкому, как можно скорее. Дави на то, что экзамены провалил и косить не собираешься. Так больше шансов, что в положение войдут и нормальное место подберут.
- Посмотрим, - ответил я. – Спасибо, Лёв.
- Не за что. Мы ж свои, дворовые, - снова улыбнулся он и, посмотрев на часы, хмыкнул. – Ладно. Спать пора. Завтра смена. Найдемся, Вань.
- Найдемся, - кивнул я и, затушив окурок в банке со слюнями, пошел домой.

Но в военкомате, как Лёвка и предупреждал, все пошло не по плану. Заявление приняли, но мне пришлось крепко поскандалить, чтобы его подписали, после чего сообщили, что нужно предстать перед призывной комиссией через неделю. Утром в день своего рождения, вместо подарков и поздравлений, я выпил чай, слопал два бутерброда с колбасой и резиновым сыром, затем взял документы и отправился на остановку.
Районный военкомат находился на окраине Грязи – района, где я жил. Двухэтажное, серое здание, вгоняющее в уныние одним своим видом. Меня не смутила чистота двора, побеленные бордюры и аккуратно окопанные деревья. В военкомате сама аура была нездоровой и стоило переступить порог, как на голову начинала давить тревожность. Однако я собрался с мыслями, выбросил в урну окурок и резво поднялся по ступеням на второй этаж, где находился секретариат. Документы у меня приняли и велели ждать в коридоре вместе с другими бледными призывниками, пока не позовут. Ждать пришлось недолго.
- Селиванов! – дверь открылась и в проеме показалась недовольная женщина с рыхлым, изъеденным оспинами лицом. – Заходи.
Я не ответил. Только кивнул и, опустив голову, вошел в кабинет, где меня уже ждала призывная комиссия.

- Проходи, - хрипло бросил военком -  тучный мужчина в форме, сидящий по центру стола. Рядом с ним сидела белокурая женщина во врачебном халате, усатый милиционер с усталым взглядом, и уже знакомая мне рыхлая баба. Она долго не хотела принимать мое заявление, поэтому отсутствие радости на оплывшей роже было объяснимым. Военком изучил заявление, затем взял в руки характеристику из школы и недовольно хмыкнул. – Значит, служить не хочешь, Селиванов?
- Готов к альтернативной службе, - ответил я, заставив военкома нахмуриться. Он вновь взглянул в характеристику и покачал головой.
- Неконфликтный, вежливый… занимался самбо и дзюдо, участвовал в соревнованиях, защищал честь школы, - прочел он. – Чего с заявлением тянул?
- Пытался поступить в университет, - честно ответил я, смотря в немигающие, холодные глаза военкома. – Не поступил.
- И решил откосить? – протянула женщина в белом халате.
- Нет. Решил отдать долг Родине другим способом, - ехидно ответил я и тут же мысленно ругнулся, увидев, как покраснела рожа военкома. Лёвка предупреждал, что не стоит скандалить.
- Дерзить другим будешь, - рыкнул он хорошо поставленным голосом. – Отвечай на вопросы. Почему отказываешься от службы в армии?
- Не люблю насилие, - я вновь не стал врать, как и советовал Лёвка. – Предпочитаю мирное существование. А там… наслышан, в общем.
- Пацифист, - процедил милиционер, откинувшись на стуле. – Очередной.
- И ты готов говно выгребать вместо армии? – приподнял брови военком. – Отправить тебя могут куда угодно, Селиванов. Понимаешь? На стройку, на завод, санитаром в дом престарелых. А там хорошего мало.
- Я не против, - ответил я. – Поэтому и пришел. Я не хочу косить, не хочу обманывать, Василий Андреевич. Говорю честно и прошу об альтернативной службе.
- Жаль. Такой, как ты, мог бы успехов добиться в армии. Крепкий, здоровый… - буркнул военком и посмотрел на женщину в белом халате. Та еле заметно пожала плечами. – Ты не сможешь уволиться, уйти, когда тебе вздумается, будешь обязан отработать весь срок контракта, а он будет больше, чем срок службы. Понимаешь?
- Да, - кивнул я. – Разве в армии по-другому?
- Черт с тобой, - вздохнул военком и поставил размашистую подпись на заявление. – Получишь направление в службу занятости. После распределения занесешь документы в секретариат. Понял?
- Понял, - улыбнулся я, но военком моей радости не разделил.
- Ты улыбки тут не дави, Селиванов, - с угрозой протянул он. – Еще не раз подумаешь, что лучше бы нормальную службу выбрал. Свободен. Следующего зовите!
Я не ответил. Только кивнул и, забрав документы, вышел из коридора. Осталось последнее – передать направление в службу занятости и узнать, где мне предстоит работать.

В районную службу занятости я пришел через неделю, так как нужный специалист был в отпуске. Как и все, взял талончик, но суровая старушка, отвечавшая за выдачу талончиков, узнав о цели моего визита, сразу же разрешила пройти в пятый кабинет. Предварительно постучав в дверь, я дождался разрешения и вошел внутрь. И сразу же столкнулся с тяжелым взглядом похожей на жирную лягушку женщины в черном платье. Она молча кивнула на стул и, когда я протянул ей направление от военкомата, буквально вырвала документы из моих рук.
- Садись, - проскрипела она. Затем бегло пробежалась глазами по направлению и злобно улыбнулась. – Иван Селиванов, значит. На альтернативную государственную службу.
- Так точно, - буркнул я и посмотрел на табличку, стоящую на столе. – Татьяна Романовна.
- Почему от службы в армии отказываешься?
- Там все написано, - ответил я, заставив женщину покраснеть. Она подалась вперед и прошипела.
- На вопрос отвечай!
- Не люблю насилие, - улыбнулся я.
- Как и все до тебя, - кивнула она и наклонила голову. – Значит, хочешь альтернативку?
- Да, хочу.
- Посмотрим, - Татьяна Романовна задумчиво пробежалась пальцами по клавиатуре и на её лбу пролегли глубокие морщины. – Так… оператор ПК в библиотеку. Не то…
- Почему же? Я не против, - обрадованно улыбнулся я, но в ответ получил очередное злобное сопение.
- Ага. Мечтай. Пока нормальные мужики служат, ты будешь в тепле чаи гонять и книжки листать?
- У вас ко мне личная неприязнь? – нагло спросил я, когда до меня дошел смысл вопроса. – Почему вы себя так ведете?
- Имею право, - отрезала она, всматриваясь в монитор. В глазах женщины неожиданно блеснуло веселье. – А вот это интересно.
- Что именно?
- ПКБ №1. Самое то для тебя, - усмехнулась она. Я же в ответ нахмурился.
- Что такое «ПКБ»?
- Психиатрическая клиническая больница, - ответила женщина. Она снова улыбнулась, увидев, как вытянулось мое лицо, после чего вытащила направление из принтера и положила передо мной. – Им санитары нужны. Как раз по тебе работка. Вон какой лоб.
- А другое место нельзя?
- Нельзя.
- Почему? Вы же сказали, что требуется оператор ПК в библиотеку. Я с компьютерами на «ты», да и книги люблю, - возмутился я. Женщина в ответ нагло улыбнулась и подвинула ко мне направление.
- Санитар, Селиванов. Санитар. После оформления занесешь договор мне. Я поставлю печать и направлю в военкомат.
- Ладно, - вздохнул я, беря дрожащими пальцами направление, напечатанное на желтоватой, хрупкой бумаге. Затем встал со стула и, чуть подумав, спросил. – За что вы так со мной? Я же вам не сделал ничего плохого.
- Сын у меня служит, - тихо ответила она и в глазах заблестела боль. – На Кавказе. Ни слова не сказал, когда его туда направили. Служит. За таких бздунов, как ты.
- Это его выбор. Не мой.
- А это мой выбор, - жестко перебила она. – Договор занесешь, как оформят. Свободен.
Я сложил направление пополам и сунул его в нагрудный карман рубашки. Затем подошел к двери и потянул ручку на себя. Однако задержался и, повернувшись, равнодушно посмотрел на злобную тварь, на лице которой сияло торжество.
- Сука вы, Татьяна Романовна, - скупо обронил я, гадко улыбнулся, когда уродливую рожу перекосило от злости, и вышел из кабинета под трехэтажный мат, перепугавший сидящих возле двери людей.

Вечером я рассказал родителям о произошедшем в центре занятости. Отец, которого подобным отношением удивить было сложно, только посмеялся, а вот маму прорвало. Она грозилась чуть ли не до мэра дойти, чтобы сотрудницу наказали за предвзятое отношение, однако я уже смирился с тем, что буду работать в психбольнице. Злости не было. Только равнодушие.
- Не кричи, Надь, - поморщился отец, когда мама снова принялась ругаться. – Чего тебя удивляет?
- Бляди, Лёша! Бляди в человеческом обличье, - фыркнула она, когда мы с отцом синхронно рассмеялись. – Смешно им. Это же дурка!
- И что, мам? – тихо спросил я, цепляя на вилку жареную картошку. – Работа, как работа.
- Говно за дураками убирать? Жопы им мыть? За копейки?!
- Лёвка тоже санитаром работает, - пожал я плечами.
- Но не в дурке же? – не сдавалась мама. Она всхлипнула и присела на стул. – Вань. Может, ну, денег дать этой Татьяне Романовне? Вдруг передумает.
- Серьезно? – удивился я. – Нет, мам. Ты бы видела, как она скалилась радостно… Унижаться перед ней никто не будет.
- Правильно Ванька говорит, - ворчливо ответил отец, похлопав меня по плечу. – Не так все страшно. Выдюжит.

Я бы никогда не признался им, но мне было страшно. Однажды в школе нам показывали документальный фильм о психушке и её обитателях. Среди жутких грязных стен бесплотными тенями ходили люди. Вернее, то, что от них осталось… В их стеклянных глазах не отражалось совсем ничего, а с губ срывалось причудливое бормотание, которое изредка сменялось на визг. Тогда увиденное оставило неизгладимое впечатление, однако теперь мне предстояло самолично в этом убедиться. Все это развивалось так стремительно, что я мог лишь растерянно наблюдать за происходящим. Наблюдать и гадать, что меня ждет.

Утром я быстро позавтракал, сложил документы в рюкзак и, попрощавшись с родителями, помчался на остановку. До больницы ехать полчаса, поэтому надо было успеть до часа пик, чтобы не толкаться в переполненном трамвае.
Психиатрическая клиническая больница номер один находилась в знаковом районе нашего города. На Окурке, недалеко от Блевотни – частного сектора, в котором проживали в основном различные маргиналы, частенько попадавшие не только в милицейские участки, но и в саму больницу. Как и у всех знаковых мест города, больница имела и альтернативное название. Кишка.
Это был комплекс из длинных трех и четырехэтажных зданий, где нашлось место и дому престарелых, и районной поликлинике, и детскому дому, и самой психбольнице, стоящей поодаль от основных зданий и огороженной забором с колючей проволокой. Комплекс располагался вдали от жилых домов и рядом с мутной речкой, где любила купаться детвора Блевотни. К больнице вела раздолбанная дорога, превращавшаяся в жирное месиво в период дождей, а с наступлением темноты этот путь освещался лишь пятью фонарями, которые с трудом справлялись с темнотой.

Выйдя из трамвая, я сразу увидел вдалеке желтые здания больничного комплекса, к которым и направился вместе с редкими пассажирами, сошедшими на той же остановке, что и я. Все они, и мужчины, и женщины, были хмурыми и медленно брели вперед по разбитой дороге, огибая редкие лужи и участки с подсохшей грязью. Никто не разговаривал, никто не смеялся. Люди шли вперед с тупой покорностью, витая в одних им понятным мыслях и отходя в сторону, если позади слышался гудок машин.
Я прибавил громкость плеера и, когда в ушах зазвучали первые аккорды «Angels of Distress» моих любимцев Shape of Despair, прибавил шаг. Сначала надо найти отдел кадров и занести им направление из центра занятости. А там глядишь и провожатого дадут, чтобы самому не блуждать по Кишке.

- Господи, сынок, - простонала дородная тетка в белом халате, смотря на направление. Я робко улыбнулся и пожал плечами, понимая её удивление. – Тебя сюда как занесло?
- Как и всех, наверное, - хмыкнул я, осматривая кабинет отдела кадров. Здесь пахло пылью, книгами и кофе. Стены отделаны деревянными панелями, где-то висят репродукции картин, а на подоконниках предостаточно пыльных растений в горшках.
- От военкомата, говоришь? – спросила она. Я кивнул. – Так, ну смотри. Отказывать я тебе не буду. Желающих, сам понимаешь, немного, да и заявка наша давно уже висит. Договор заключаем стандартный, на два с половиной года.
- Мне копию нужно в центр занятости занести, - вспомнил я.
- Не нужно. Сами отправим. Так, что еще… - задумалась тетка. – График тоже стандартный. Сутки работаешь, трое отдыхаешь. Работать придется в остром отделении. Рук не хватает. Но ты крепенький, поэтому тебя сюда и отправили, наверное.
- «Или потому, что отправившая была сукой», - подумал я.
- Сейчас заведующей позвоню, за тобой придут, - продолжила она и положила передо мной договор. Затем сняла с телефона трубку и набрала чей-то номер. – Ознакомься и подпиши. Оформлю завтрашним днем. Сегодня осмотришься, познакомишься, хэбэшку получишь… Арина Андреевна? Да, Кондакова на проводе. Санитар тут к вам, как просили. Что? Нет, мальчишка молоденький. После школы. Говорит, что от военкомата на альтернативную службу. Ага. Да. Жду.
- Готово, - вздохнул я и протянул ей подписанные бумаги. Тетка шарахнула по ним печатью, после чего убрала в ящик стола.

Ждать пришлось недолго. Примерно через пятнадцать минут дверь открылась и в кабинет вошел здоровый амбал, одетый в белую свободную рубашку без пуговиц и белые штаны. Он, прищурившись, осмотрел меня, затем улыбнулся тетке и опустился на соседний стул.
- Ты, что ли, санитар? – пробасил он с акцентом и, усмехнувшись, без стеснения меня осмотрел. – Хиловат, Аня.
- А то я не знаю, - фыркнула тетка. – После школы мальчонка. Военкомат сюда послал работать.
- А! – просиял здоровяк. – Альтернативка?
- Ага, - кивнул я и протянул руку. – Ваня.
- Георгий, - представился тот и сдавил мою ладонь в своей так, что аж кости захрустели. – Пошли, Вано. Покажу, что и как, а потом к Арине зайдем, познакомишься.
- Пошли, - тихо ответил я и, поднявшись со стула, отправился за Георгием.
- Борьба? – спросил он, как только мы покинули кабинет и направились к лестнице.
- Что?
- Чем занимался? Борьбой? – повторил он вопрос и рассмеялся. – Не бзди, Вано. Я сам так-то вольник. А ты?
- Дзюдо. И самбо немного, - ответил я. – Как вы узнали?
- Э! Давай на «ты», а? Все ж вместе работать будем. А узнал просто. Брат у меня тоже дзюдо занимается. Служит сейчас. А ты чего служить не пошел? Боишься?
- Нет. Не люблю насилие… - Георгий поперхнулся и заржал так, что стекла в окнах зазвенели.
- Эх, Вано. Не то ты место выбрал, - усмехнулся он. Мы вышли на улицу и направились по заросшей травой дорожке в сторону четырехэтажного здания, огороженного забором. И чем ближе я к нему подходил, тем более зловеще выглядела психбольница. Георгий же, не обращая внимания, весело тараторил, рассказывая о территории, по которой мы шли, пока не дошел до железных ворот. – Вот, Вано. Наша Кишка.
- Красиво, - кисло заметил я, осматривая грязно-желтое здание, аккуратный дворик перед главным входом и курящих у лестницы людей в белых халатах. Георгий дождался, когда охранник откроет ворота, и пропустил меня вперед.
- Красиво, говоришь? – улыбнулся он и, подойдя к курящим, неожиданно влепил одному из них, плотному здоровяку с короткой стрижкой, крепкий подзатыльник. Остальные курящие сразу же расхохотались, когда здоровяк зарычал и, сжав кулаки, кинулся на Георгия. Тот миролюбиво поднял руки и ласково заговорил. – Тише, Степа, тише. Чего дерешься?
- Совсем ёбу дал, Гелашвили? – проворчал тот. Он посмотрел на меня сверху вниз и поиграл желваками. – Это кто?
- Новенький, - снова улыбнулся грузин. Я протянул руку, и здоровяк её пожал. В отличие от рукопожатия Георгия, ладошка Степы была влажной и мягкой.
- Ваня.
- Степан, - кивнул он. Мне он напомнил большого ребенка. Лицо широкое, открытое, а глаза мечтательные и добрые. – Тебя в острое отрядили?
- Да.
- Ну, быстрее вольешься, пацан, - усмехнулся он, доставая пачку сигарет. Правда улыбка сошла на нет, когда Степан увидел, что Георгий обходит его со спины. – Жора! Свали уже отсюда! Заебал своей борьбой.
- Злой ты. Как медведь с глиной в жопе, - вздохнул Георгий и махнул мне рукой. – Пошли, Вано.
Я улыбнулся Степе и пошел за грузином, который, как ни в чем не бывало, продолжил свою экскурсию.

Внутри больница представляла собой печальное зрелище. От странного запаха заболела голова и меня замутило. Воняло здесь куда хуже школьного туалета и казалось, что запах намертво въелся в облупившиеся стены, покрытые болотно-зеленой краской, и в нехитрую мебель. Вонь была такой сильной, что я закашлялся, заставив Георгия рассмеяться. Он терпеливо дождался, когда я закончу кашлять и, снова махнув рукой, позвал за собой.
- Что, Вано? Воняет? – хитро улыбнувшись, спросил грузин, поднимаясь по лестнице.
- Воняет, - согласился я.
- Нет. Это еще не воняет, - ответил он. – Значит, смотри. На первом у нас приемный покой и в другом крыле дневной стационар. На втором поликлиническое. На третьем санаторное и паллиативное. А на четвертом, как уже понял, острое и экспертное. Но в экспертном сейчас только уклонисты. Думают, что самые умные… Но все всё понимают.
- А работаете сутки через трое? – спросил я. Георгий кивнул.
- Чаще всего. Иногда сутки через двое, когда нужда приспичит.
- А что делать надо?
- А что скажут, Вано, - гоготнул Георгий. – Но ты не бзди. Все покажем и расскажем.
- Надеюсь, - вздохнул я. Голова с непривычки шла кругом. Грузин открыл причудливым ключом тяжелую дверь и, пропустив меня, тут же её запер. А я, приоткрыв рот, смотрел вперед. Там, за еще одной дверью располагалось отделение, в котором мне предстояло работать два с половиной года. Однако Георгий потянул меня за руку и втолкнул в неприметную дверку с табличкой «Заведующий отделением» на ней.

Внутри кабинет был завален папками, стопками бумаг и книгами, а в центре, за столом рядом с окном, сидела внушающая уважение женщина в белом халате. Лицо широкое, обрамленное грубыми складками. Руки крепкие, мозолистые, как у деревенского мужика. Она мрачно посмотрела на нас, поджала губы и покачала головой.

Моя страница на ЛитРес.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!