zuberst

Первая часть рассказа - Как золото моют в горах

День забот

После ночёвки на Среднем Ниолсе мы снова отправились на гору за вещами, оставленными на месте посадки вертолёта. Добрались мы туда довольно быстро, поскольку идти налегке гораздо веселее, чем брести с грузом. Вот только перспектива таскаться каждый раз за грузом и обратно по 10 километров – весьма серьёзная причина, чтобы поискать другое место для полевого лагеря. Желательно поближе к складу.

Вертолёт высадил нас неподалёку от истока реки Малый Ниолс, неподалёку от границы горной тундры и леса, поэтому мы решили спуститься вдоль реки, чтобы найти более-менее подходящее место для лагеря.

И такое место нашлось неподалёку, километрах в полутора вниз по течению Малого Ниолса. Лес там был совсем хилый: мелкие берёзки, рябины да корявые ёлки, зато в наличии ровная и большая площадка, где можно спокойно разместить две палатки. Вот с палатками приключился лёгкий облом, поскольку две палатки мы вчера утащили на Средний Ниолс, и в наличии осталась только одна, которую предполагалось использовать вместо склада и бани. Поэтому Саня с Ириной отправились за вещами, оставленными на Среднем Ниолсе, а мы с Андреем начали таскать в будущий лагерь оставленное на горе барахло.

В лесу, несмотря на середину июня ещё вовсю лежал снег, что нисколько не мешало комарью нападать на нас со всех сторон. С непривычки комариные укусы здорово чесались и вскоре наши лица покрылись множеством волдырей от расчёсов. Мазь от комаров практически не помогала, поскольку смывалась потом, а попытка ходить в накомарнике превратилась в пытку – жарко, душно, а комары всё равно хоть в щёлочку да пролезали. Вот интересно, что же они жрут, когда людей рядом нет?

Тут народ интересовался (привет @MattiOssi и @Yelena113 ), как же мы ходили в туалет при таком количестве комаров. Это действительно весьма большая проблема - очень уж любят комары кусать нежные филейные части.
Можно ходить в туалет с веточкой и обмахиваться ей - способ простой, но не очень надёжный, но дамы чаще всего пользовались именно этим способом.
Можно устроить дымокур из гриба - трутовика. Главное тут - не задохнуться самому, поскольку дым от него весьма едкий.
Можно намазать попу мазью о комаров - вот только кожа на попе весьма нежная и может случиться так, что лучше бы комары накусали :-)
В Архангельске было принято обрызгивать туалет дихлофосом - там вообще его почему-то очень любили использовать от комаров. Хотя комаров и мошки там на порядок больше, чем на Урале - иной раз только дихлофос и помогал.
Андрюха практически в самом начале сезона придумал один способ, который назывался "Уйти в отрыв". Я им пользовался потом долгие годы в поле. Суть его очень простая: нужно дотерпеть до состояния "больше не могу", после чего бегом добежать до туалета, на бегу расстёгивая штаны. Комары довольно медлительны и поэтому можно успеть сделать свои дела до того, как они до тебя доберутся.

Постепенно мы перетащили в будущий лагерь все продукты, инструменты и своё барахло, что оставалось наверху. На вертолётке остались только всякая не самая нужная мелочёвка да вещи Ирины, Сани и геоботаника Люды, которая должна была лететь с нами, но в последний момент её перевели на другой участок.

Со Среднего Ниолса вернулись Ирина с Саней и притащили с собой палатки, после чего Ирина вместе с Чмонькой ушли за своими вещами на гору. Кстати, совсем забыл вас познакомить с пятым членом нашей бригады – мансийской лайкой Чмонькой. Или Друлей. Или Корягой, названной так из-за исключительно кривых и корявых лап, на которых она, тем не менее умудрялась очень быстро бегать по лесу. Как настоящая лайка, Чмонька была добродушной, весёлой и очень говорливой, что, впрочем, не мешало ей быть очень хорошей охотничьей собакой, способной удержать глухаря на дереве до подхода Сани с ружьём.

Итак, Ирина с Чмонькой отправились на вертолётку, а мы с Саней остались ставить палатки и готовить обед.

Установка геологической палатки – целое искусство, передающееся из поколения в поколение, от старых, умудрённых опытом и побитых жизнью геологов молодым и желторотым студентам. В ней полно секретов и тонкостей, которые редко описывают в книжках и уж точно не снимают в фильмах. Настало время на с Андреем постичь эту науку.

Для начала ставят сруб из брёвен высотой два венца по размеру палатки. Этот сруб позволяет поднять палатку повыше, так чтобы она не касалась земли, иначе за полевой сезон в три-четыре месяца она просто начнёт гнить и портиться. Внутри сруба – основания ставится каркас из вертикальных и горизонтальных жердей, на который вешается сама палатка. Стоп-стоп-стоп! Палатку рано натягивать! Ещё нужно поставить нары, стол и печку. Возиться внутри палатки с их установкой неудобно, лучше подготовить всё заранее. Для нар лучше всего использовать доски, но на вертолёте много досок не увезёшь, поэтому наши нары были сделаны из жердей, вырубленных в лесу, а печку поставили на колья, на которые предварительно надели пустые консервные банки – противопожарную безопасность нужно соблюдать! Вот теперь можно натягивать палатку на каркас. А сверху на палатку – полиэтиленовый тент, чтобы палатка не протекала во время дождя. Всё - осталось только художественно украсить палатку изнутри гвоздями для развешивания на них всего подряд и в ней можно вполне комфортно прожить несколько месяцев.

Время, пока мы ставили лагерь и варили обед, пролетело незаметно. Но вот палатки поставлены, суп сварен… А где Ирина? Прошло уже больше двух часов, как она ушла за вещами!

Заблудилась!!!

Саня сбегал в палатку, вынес оттуда ракетницу и выстрелил в воздух. Практически сразу со стороны болота, находившегося за перелеском неподалёку от лагеря, раздался крик. Мы рванули туда и увидели прекрасною картину. Посреди болота на пеньке в позе Алёнушки с картины Васнецова сидела Ирина, а у её ног валялась улыбающаяся всеми зубами Чмонька. Завидев нас, Ирина вскочила с пенька и радостно подбежала к нам.

- Я уж думала, что совсем заблудилась! – подбежав, сообщила она. – Эта зараза меня уже два часа по болоту таскает, вместо того чтобы домой вести!

А «зараза» сидела у ног Ирины, умильно помахивая хвостом. Всем своим видом она показывала, что прогулка удалась, и совсем не стоит расстраиваться из-за всяких там мелочей.

После обеда мы построили промывалку на реке. Малый Ниолс – река горная, и как большинство горных рек очень мелкая и с крутыми перепадами высот русла, но практически рядом с лагерем расположился маленький ровный участок, на который мы и поставили шейкер. Осталось только придумать, как подавать в него воду. Насоса у нас не было, а черпать воду вёдрами – никаких сил не хватит. Хорошо, что Саня прихватил с собой пятиметровый шланг от насоса.

Чуть выше по течению мы сделали из камней запруду на ручье, в который воткнули один конец шланга, а другой конец укрепили возле шейкера – получился шикарный водопровод с мощной струёй воды.

В образовавшемся прудике вполне можно было полежать, если бы вода была не такой ледяной. Зато его можно использовать для устройства полевого холодильника, а попросту говоря эмалированного ведра с камнем на дне, которое было поставлено в воду. В ведро сложили масло и маргарин, а температуры воды вполне хватало, чтобы они не портились долгое время.

А вечером мы устроили грандиозный костёр, на котором сожгли весь мусор, оставшийся после устройства лагеря, и выпили первую банку сливового компота.

Вот и закончилась новая глава из моего рассказа про первый полевой сезон - продолжение следует.

P.S. Как всегда: пишите, критикуйте, спрашивайте - я всегда рад общению с вами!

Золото на Ниолсовской площади открыли совершенно случайно в 1985 году. Началось всё с того, что на полевой базе, расположенной на берегу Ниолса, правого притока Вишеры, одной из самых важных рек Пермского края, нужно было вырыть новый туалет. Рабочие постарались – туалет отгрохали здоровенный, на две секции и четыре дырки, тем более что постройка туалета оплачивалась в то время весьма неплохо. А вынутую глину решили промыть на шейкере – чего добру-то пропадать? И совершенно неожиданно в породе оказалось золото, да не пара знаков, а пара десятков, а это уже пахнет как минимум рудопроявлением поскольку не в речке найдено, а на коренном берегу. Дело это случилось в самом конце сезона, поэтому поиски отложили до будущего года.

Но вот наступил новый 1986 год, а вместе с ним новый полевой сезон и моя демобилизация из армии. Практически сразу по возвращению домой я устроился на работу и отправился на свой первый полевой сезон в суровые горы Северного Урала.

После приезда на Ниолсовскую базу юная геологиня Ирина, наша будущая начальница сообщила нам с Андреем (моим другом, однокурсником и таким же дембелем, как и я), что мы с ней и её мужем Александром отправляемся мыть золото в истоки рек Малый и Средний Ниолс.

Золото! Вот прямо как герои Джека Лондона и Френсиса Брета Гарта!!

От такой перспективы я просто знатно обалдел. В моём мозгу старательно рисовались картины лотков, набитых золотым песком, сверкающим в лучах неяркого северного солнца, огромные тяжёлые самородки, с которыми я гордо фотографировался на фоне гор: фантазия у меня была буйная!

Виктор Яковлевич, начальник Мойвинского геолого-съёмочного отряда, вызвал меня к себе в командирский домик.

- Я знаю, что Вы служили в роте охраны, – начал он, едва я зашёл. – Вам поручено вывезти намытое золото с геологической базы в Пермь.

Раз партия сказала: надо! То комсомол ответил: есть! Мы с начальником вышли из домика и отправились к вертолётной площадке. На ней стоял маленький одноместный вертолёт, точь-в-точь такой, как на рисунке в журнале «Моделист-конструктор». Мы привязали к нему мешок с золотом, после чего я сел на пилотское место и вертолёт поднялся в воздух. Ну надо так надо! И в этот момент до меня дошло, что управлять то я им не умею…

В этот самый момент я проснулся.

«Вот, блин, приснится же такое!» - подумал я и выбрался из спальника. Весь предыдущий день мы готовились к выезду в полевой лагерь: получали на складе палатки, одежду, спальники, продукты, посуду, доски и самую разную мелочёвку вроде мази от комаров, спичек и свечей. И это не считая рабочих инструментов: мешков для проб, вёдер, тазов, лопат и самого главного нашего инструмента – шейкера.

Шейкер – такой здоровый деревянный короб, в который вставляется несколько сит с разным размером ячеек: от крупноячеистой сетки до самой мелкой, через которую хорошо вермишель откидывать. В шейкер загружается проба и подаётся вода. Один из рабочих трясёт шейкер, растрясывая пробу. Глина вымывается, а камни, проходя через сита, сортируются по размеру. В самом низу шейкера стоит лоток, куда попадает самый мелкий порошок, который называется серый шлих. Геолог доводит его на лотке до состояния чёрного шлиха, смывая самые лёгкие частицы и оставляя только наиболее тяжёлые, в число которых входит и золото.

Сейчас вся эта куча барахла, заботливо укрытая куском брезента, высилась в углу вертолётной площадки ожидая прилёта вертолёта. База ещё спала и только на кухне повариха гремела посудой, готовя завтрак.  Туда я и направился. Как говорится: поближе к кухне, подальше от начальства. К тому же на кухне я уже третий день учился колоть дрова, на радость поварихе, работягам и геологам, наблюдающим за моими трудовыми подвигами.

Погода начала потихоньку портиться: небо затянуло тяжёлыми тучами и сильно похолодало, но на утреннем сеансе связи подтвердили, что борт вылетает к нам из Красновишерска, а значит, нужно собираться и быть готовым к отлёту. Мы быстро покидали свои вещи в рюкзаки и уселись ждать вертолёт.

Но вот вертолёт прилетел. На погрузке бортмеханик поторапливал нас, хмуро поглядывая на небо, поскольку погода из плохой превратилась в откровенно хреновую. Пошёл мелкий, противный, во всё проникающий дождь, низкие облака вот-вот могли накрыть горы, поэтому нужно было торопиться, ведь место нашего будущего лагеря находилось высоко в горах – сумеет ли вертолёт туда добраться?

Перед посадкой Саня, старший рабочий и муж нашей начальницы, пытался корректировать курс вертолёта, прося пролететь чуть-чуть вправо, а вот теперь немножко влево…

- Я вас посажу вот здесь, - ткнул пальцем командир экипажа в окружающий пейзаж. – А отсюда можете идти налево, можете - направо, а можете вообще здесь остаться. Облака горы закрывают, уходить нужно.

И высадил в седловине между двумя хребтами, неподалёку от маленького озера, на берегу которого торчала воткнутая в незапамятные времена насквозь проржавевшая лопата.

С одной стороны от нас высился хребет Муравьиный камень, с другой – Молебный. Дул пронизывающий ветер, шёл дождь, было жутко холодно и неуютно. Прикрыв вещи брезентом, мы стали разбираться что делать дальше, поскольку как оказалось, высадили нас не в той седловине, где нужно, а в соседней. Поэтому нам придётся перевалить через Молебный хребет, дойти до старой мансийской тропы и спуститься по ней до реки Средний Ниолс. Кто сказал – пять километров? Какие мелочи, зато на Среднем Ниолсе в 1976 году стоял полевой лагерь, наверняка основания для палаток сохранились и значит не нужно маяться с установкой палатки. О том, что за 10 лет эти самые основания наверняка сгнили, мы в тот момент как-то не задумались.

Взяв с собой пару спальников (ватные геологические спальники очень тёплые, но к большому сожалению ужасно тяжёлые), еды на пару дней и две громоздкие геологические брезентовые 4-местные палатки, которые повесили на меня на манер парашюта: одну спереди, другую сзади, мы отправились в путь.

Идти по горной тундре довольно просто, если бы не валуны, верховые болота и берёзовый стланик: первые норовят всё время выскользнуть из-под сапог, в то время как вторые всё время норовят затормозить, запутать ноги. Зато в изобилии растёт щавель и дикий лук, который можно жевать, срывая на ходу. К сожалению, я такой возможности был лишён, поскольку две здоровые палатки не давали мне наклоняться за дарами природы. Поэтому кормил меня Андрей, время от времени срывавший пучок какой-нибудь съедобной травы и запихивающий её мне в рот. Так мы добрались до вершины Молебного камня, откуда была видна уже «наша» седловина между Молебным камнем и хребтом Хомгинёл. В седловине паслось стадо диких оленей, которые завидя нас стремглав унеслись куда-то в сторону останцев Хомгинёла. До старого лагеря на берегу Среднего Ниолса мы добрались уже в сумерках.

Как совершенно неожиданно выяснилось через много-много лет, то как раз в 1976 году в этом самом лагере стояли мои будущие тесть с тещей и моей будущей женой (правда, на тот момент ещё не успевшей родиться) – жизнь бывает интересно закручена!

На месте оказалось, что из двух оснований для палатки, более-менее сохранилось только одно, да и то доски на нарках успели подгнить, поэтому их пришлось срочно менять на вырубленные в худосочном лесу толстые палки. Спальники и одежду пришлось сушить, поскольку за целый день под дождём всё на нас жутко промокло. Зато появилась возможность спокойно поесть и поспать в относительном уюте брезентовой палатки. Начинались суровые геологические будни...

P.S. Решил написать цикл рассказов про свой первый полевой сезон - очень много о чём хочется рассказать, а писать отдельными рассказиками тяжело. Поэтому решился на новый цикл. Выкладывать буду раз в неделю может чуть почаще - как пойдёт. Надеюсь, понравится.

В общем, как обычно: пишите, критикуйте, спрашивайте - всегда рад с вами общаться!

Сапог я порвал, не успели мы отойти от лагеря и одного километра – мелкий сухой сучок впился в сапог чуть выше щиколотки и проделал в нём весьма крупную дырку. Возвращаться в лагерь было глупо, проще уж добраться до базы на реке Ниолс, и уж там залатать злополучную обувку. Смущало только то, что впереди меня ждало 4 километра по довольно сильно заболоченной тропе и форсирование в брод речки под названием Средний Ниолс. И речка-то так себе, одно название – 3 метра в ширину да полметра в глубину, только вот только в дырявом сапоге перейти её будет сложно…

Великий и прекрасный 1986 год. По стране вовсю уже шла перестройка с гласностью, ускорением и сухим законом, а в магазинах появилась водка в 3-литровых банках.

В конце мая 1986 года я вернулся домой из армии, а ещё через полмесяца устроился на работу в Мойвинский геолого-съёмочный отряд, поскольку сидеть дома без дела оказалось совсем не так весело, как это представлялось в мечтах на службе. Через неделю после устройства на работу, мы с Андреем, моим другом ещё по первому курсу университета, отправились на Северный Урал, в верховья реки Вишеры. Нашей бригаде, состоящей из техника Ирины, старшего рабочего и по совместительству мужа Ирины Сани, и нас - двух студентов-дембелей. А найти нам предстояло коренное месторождение золота в верховьях рек Малого и Среднего Ниолса. Прямо как настоящим геологам – все же знают, что они только и делают, что золото ищут.

Лагерь нашей бригады разместился в верховьях речки Малый Ниолс, практически на границе леса и высокогорной тундры. У нас было две жилых палатки, маленькая столовая под навесом, промывалка с шейкером для промывки проб и даже туалет – не было только бани. Поэтому раз в неделю мы спускались с горы на Ниолсовскую базу, чтобы попариться в баньке, отдохнуть, узнать последние новости и прихватить на обратном пути что-нибудь из продуктов.

И вот пошли мы в очередной раз в баню. Но не успели мы пройти и одного километра, как я проткнул сапог. Да ещё и в самом неудачном месте – чуть выше щиколотки. Самое простейшее средство от подобных проколов – обычный советский рулонный лейкопластырь. Держит воду он, конечно, так себе, но мелкую речку позволяет перейти вполне неплохо. Поэтому сейчас рулончик лейкопластыря в моём полевом наборе присутствует обязательно. В те же лохматые времена я таких секретов полевой жизни не знал, а потому сильно замедлился, пытаясь обходить все лужи, в обилии встречающиеся на тропе к базе. Через полчаса Саня не выдержал и вручил мне своё ружьё со словами: «Мы вперёд пойдём, тебя ждать не будем. На тропе не заблудишься, а ружьё от медведей – они запах пороха не любят». После чего он с Ириной и Андреем отправился вниз по тропе, оставляя меня наедине с медведями, ружьём и дырявым сапогом.

Сначала я шёл, судорожно вцепившись в ружьё, поскольку за каждым деревом мне мерещились медведи, а в лесном шуме явственно слышались шаги подкрадывающихся хищников. Но прошло примерно с полчаса, никакие звери на беззащитного студента нападать не хотели, поэтому я закинул ружьё за спину и пошёл уже гораздо спокойнее. И даже начал что-то напевать – идти по лесу с песней гораздо веселее. Тропа шла вниз по склону, и я шёл вместе с ней, время от времени огибая лужи и перебираясь через поваленные деревья, в изобилии встречающиеся на пути. Переползать через валёжины довольно скучное занятие, поэтому я решил преодолевать их прыжками: запрыгивать на дерево, а потом - на землю. Да-да-да, я читал инструкцию по технике безопасности, где чёрным по белому записано, что «запрещено становиться на поваленные деревья», но разве могут такие мелочи остановить обладателя знака «воин-спортсмен I степени», любителя полосы препятствий и просто 20-летнего оболтуса?!

Через пару подобных прыжков я почувствовал себя снова в армии: оружие за спиной, препятствия преодолеваю, разве что нет поблизости ротного с секундомером, да на зубах не скрипит вечный песок Кызылкума. Идти стало гораздо веселее, появился азарт – под какие-то деревья я подныривал, какие-то перепрыгивал, на какие-то заскакивал с разбегу (а где-то в это время плакал маленький седой инструктор по технике безопасности).

Так я запрыгнул на очередную лесину. Неожиданно замшелая кора под моими ногами разъехалась, меня развернуло на 180 градусов и снесло вниз. В здоровенную лужу, притаившуюся под поваленным деревом. Она оказалась довольно глубокой, такой что из воды торчал практически только мой нос. «Довольно обидно будет утонуть в луже!» - решил я и попытался встать. Но не тут-то было! Оказалось, что для того, чтобы подняться, нужно немного согнуться, но согнуться-то у меня не получалось – ружьё за спиной и ремень через всё тело не давали этого сделать. Ноги, задранные на дерево, тоже успеху не способствовали.

«Вот же блин!» - расстроился я. Лежать в луже было совсем не весело. Можно было, конечно, подождать, когда кто-нибудь вернётся за мной с базы, но сколько пройдёт времени, прежде чем они догадаются, что со мной что-то случилось? А если лежащим мной заинтересуются не только люди? Как много вопросов и как мало на них ответов. А самое обидное – пойдут меня искать, да найдут лежащим в луже с задранными ногами – это же потом весь сезон надо мной ржать будут.

- Ты не слышал про водоплавающего студента?

- А, это который чуть в луже не утонул? Гы-гы-гы!!!

Нужно было что-то срочно предпринимать.

Я немного развернулся и попытался согнуть ноги в коленях. Получалось плохо. Попробовал ещё раз. И ещё. На третий или четвёртый раз ноги всё же удалось согнуть. Тогда я с силой оттолкнулся от лесины и проехал по луже пару сантиметров. Ура! Заработало! Так, отталкиваясь от дерева ногами, я сумел проползти по луже с полметра, после чего мне таки удалось повернуться на бок. Из этого положения можно было уже спокойно подняться на ноги.

Я очистил ружье от грязи, отжал штормовку и отправился дальше, теперь уже культурно обходя или переползая деревья – ничто так не учит уму-разуму как собственный опыт. А впереди меня еще ждала переправа через речку.

Не смотря на мое лежание в луже, ноги я умудрился не замочить и это достижение очень хотелось сохранить и дальше. Поэтому бодро шагая вперед, я размышлял о том, как же буду её переходить.

Можно, конечно, перейти речку, сняв штаны и сапоги, но уж больно холодна вода, текущая с гор.  Не дай бог судорога схватит или нога на гальке подвернётся. Так себе вариант. Как же мне её преодолеть? Я перебирал самые разные варианты переправы, пока наконец мне в голову не пришёл гениальный план. Нужно найти достаточно тонкое дерево на берегу, забраться на него – дерево согнётся и перенесёт меня на другой берег. Просто и гениально!

Осталось только воплотить этот план в жизнь.

Когда я добрался до речки, то увидел Андрея, ожидающего меня на другом берегу. Он тоже придумал гениальный план – перенести меня на своей спине.

Увидев Андрея, я помахал ему рукой и направился к подходящему дереву на берегу.

Увидев меня, Андрей понял, что я решил найти место, где мне будет удобнее сесть к нему на шею, и пошёл ко мне через речку напрямик.

Я подошёл к выбранному дереву.

Андрей неожиданно влетел в омут и провалился практически по пояс.

Я полез на дерево.

Андрей, ругаясь на всех языках, как настоящий воин-интернационалист, выскочил обратно на свой берег, лёг на галечную косу и поднял ноги, чтобы вылить воду из сапог.

Я же методично продолжил исполнение своего плана.

Дерево, согласно гениальному плану, ожидаемо согнулось и перенесло меня на другой берег. К сожалению, Андрей, лежащий на берегу вверх ногами, в расчет включен не был, а приземлился я как раз на него. Знатная получилась куча-мала!

А потом мы долго валялись на галечной косе среди кустиков дикого лука и ржали во весь голос, распугивая окрестных белок. А отсмеявшись, отправились на базу, до которой оставалось всего-навсего с полкилометра.

Но что самое главное – мои ноги остались сухими!

Есть у меня есть ещё рассказы про первый полевой сезон, если кто не читал - загляните:

Про первый сезон и лошадь по имени Ласка, ч.1

Про первый сезон и лошадь по имени Ласка, ч.2

Ну и как обычно, пишите, критикуйте, спрашивайте - всегда рад с вами пообщаться.

Вот уже третий день погода стояла отвратительная. Небо хмурилось тучами и сыпало мелким, противным дождём. Тем самым, что может идти и день, и два, и неделю – монотонно и нудно. Мы сидели за столом в лагерной столовой и пили чай с видом на вздувшуюся от дождей реку Кутим. Разговаривать особо не хотелось, и даже всегда радостно-весёлая повариха молча пила чай, присев на брезентовый стульчик около очага.

- Что, командир, опять не работаем? – спросил Николай, один из моих работяг.

- Сам же видишь, что дождь льёт, - ответил я, взглянув на небо. – Хорошо, если к вечеру развеет. А пока отбой.

Рабочие, потягиваясь, разбрелись по палаткам. А я засел за проверку пикетажных книжек, которых к этому времени набралось довольно много – всё же работа двигалась вперёд, не смотря на плохую погоду. К обеду совершенно неожиданно дождь прекратился, небо очистилось, вышло солнце и начальница из своей палатки.

- Дмитрий Иванович, собирайся на магнитку! – сказала она, заглянув в палатку.

- Так сыро же в лесу ещё! – попытался поспорить я, очень уж не нравятся мне спонтанные выходы на работу.

- Ничего! Пойдёте на дальний профиль. Пока дойдёте – как раз обдует. Два километра отработаете и возвращайтесь. Как раз до темноты успеете.

Спорить с начальством, которому пришла в голову очень хорошая идея, нереально. Да и сидеть три дня в палатке тоже порядком надоело. Так что я зашёл в командирскую палатку за магнитометром, и посмотрел карту участка, чтобы запомнить ориентиры. Конечно, лучше всего иметь карту при себе, но в 90х годах карты в поле выдавались только по записи, да и то не всем – секретность с них ещё не сняли. Так что приходилось рисовать абрисы с ориентирами, или просто запоминать.

- Константин Константинович, собирайся, пойдём с тобой на магнитку, - сказал я, зайдя в палатку к рабочим. – С собой возьми шнур мерный, да топор. Еду можешь не брать - к ужину вернёмся.

Идти нам предстояло на самый дальний, северный край участка. Путь неблизкий, около 8 километров – я уже писал, что геофизика ноги кормят? Самый сложный участок – пятисотметровый подъём на гору Рыбную, заваленную многоэтажным слоем упавших деревьев, мы преодолели с двумя перекурами. Впоследствии мы взлетали на Рыбную уже без перекуров, но в первый раз… В первый раз было очень тяжело, да и не найден был ещё оптимальный маршрут среди торчащих ветвей мёртвых деревьев, норовящих разодрать одежду и выколоть глаза. Идти приходилось по лежащим деревьям, иной раз вообще не касаясь земли, обламывая по пути мешающие ветки. Через пару часов мы всё же добрались до нужной точки на магистрали. Я выставил на компасе азимут 270°, поскольку наш профиль шёл строго с востока на запад. Константин повесил компас на шею и, вооружившись топором пошёл вперёд. Я двинулся за ним, каждые 50 метров беря отсчёт на магнитометре и записывая результат в пикетажной книжке.

Тридцать пять пар шагов – время – отсчёт и снова тридцать пять пар шагов – время – отсчёт. 10 точек – полкилометра, 20 точек – километр. И так постоянно и монотонно пока не появится последняя точка на маршруте – магистральный столб. Но вот наконец Константин дошёл до столба, я взял последний отсчёт, выключил и убрал магнитометр в рюкзак: пора было возвращаться назад.

Если честно, то возвращаться по пройденной дороге совершенно не хотелось, особенно пугал спуск с горы Рыбной – спускаться по заваленной ветровалом горе ничуть не проще, чем подниматься.

- Слушай, Костя! – предложил я. – Давай по магистрали пройдём на юг, там через лес километр до лагеря останется. Всяко лучше, чем обратно возвращаться.

Константин Константинович согласно кивнул головой, и мы отправились в путь по магистрали. Прошли, правда, недалеко – буквально через 200 метров мы её потеряли: то ли рубщики поленились хорошо прорубить, то ли мы где-то ненароком с неё слетели.

- Фигня - война, главное – манёвр! – решил я. – Пойдём по азимуту.

И мы пошли по азимуту. Хорошо пошли, тем более что рельеф местности понижался, а всем известно, что под горку идти гораздо легче, чем наоборот. Совершенно неожиданно мы выскочили на берег довольно крупной речки. Но на нашем пути вообще не должно было быть никаких речек, ни больших, ни маленьких! Я стал судорожно вспоминать карту: самая ближайшая речка – Мыка, но она должна была оставаться на западе от нас. Мы прошлись вдоль неё - берега и русло реки в давние времена были безжалостно перекопаны: какие-то канавы, шурфы, отвалы меж которых петляла речка, давно потерявшая своё настоящее русло. Я вспомнил, как старый геолог Леонид Палыч, с которым я делил палатку, рассказывал, что как раз на Мыке в царское время очень активно искали золото и перерыли всю реку. Ну и каким образом мы здесь очутились? Мы же по азимуту шли. Я глянул на компас – азимут на нём был всё ещё 270°! То есть мы всё это время вместо юга шли на запад. Вот же я балбес!!!

Теперь-то я знал, куда нужно идти, да только время было уже позднее – начинались сумерки. Константин, осмотревшись, предложил заночевать у реки: вода рядом, сушняка для костра навалом, а завтра утром пойдём в лагерь. Ночевать в лесу по первости мне совершенно не улыбалось, поэтому я потащил Костю за собой:

- Костя, мы сейчас в гору поднимемся и на профиль или магистраль выйдем, а по ним домой вернёмся.

И мы пошли в гору. Ходить по лесу в потёмках весьма неприятно. То и дело мы натыкались на ветви деревьев или запинались о корни или поваленные деревья. Внезапно перед нами выросла замшелая скала – останец, похожая в сумерках на останки какой-то древней крепости.  Что-то не слышал я про какие-то останцы в этих краях. Да и на картах они не отмечены. Останавливаться возле неё мы не стали – очень уж неприятно было находиться рядом с ней, и отправились дальше.

Через какое-то время под ногами у нас захлюпало и послышалось журчание воды: мы вышли к кому-то ручейку, практически невидимому в темноте.

- Иваныч, ты как знаешь, а я здесь останусь. Не хочу без глаз остаться, - хмуро сказал Константин Константиныч. – А ты можешь идти.

Идти один я не захотел: как бы не хотелось мне побыстрее выйти из леса, но бросить своего рабочего одного в лесу я не мог. И мы остановились на ночёвку. Выбрали место посуше, после чего я отправился за дровами для костра, а Константиныч пошёл за водой. А ещё через полчаса на костре уже вскипел чай и жизнь стала казаться не такой уж и сложной. Единственно, что огорчало, так это то, что мы не взяли с собой никакого перекуса. Баночка тушёнки и пара сухарей в этот момент очень бы пригодилась. Хорошо, что в рюкзаке вместе с котелком лежала пачка чая и сахар в баночке от всемирно известного производителя банок для гвоздей, шурупов и окурков.

Ничто так не сближает людей, как сидение у костра в лесу тёмной ночью. Мы пили чай кружка за кружкой, заедая его сахаром из банки и болтали обо всём и ни о чём: о работе, о жизни, о самых разных делах. Заодно, коротая время Константиныч поведал мне историю своей жизни.

Жизнь Константина Константиновича Кузнецова не задалась с самого раннего детства, с того самого момента, когда он, прочитав надпись «Не влезай – убьёт!» на табличке с черепом и костями, повешенной на столбе, всё же решил влезть на него, чтобы узнать – кто его там убивать собирается. Старый столб, поставленный, возможно, ещё во времена плана ГОЭЛРО и электрификации всей страны, не выдержал веса юного исследователя и рухнул, лишив колхоз электричества на целую неделю.

Родителям юного Константина выписали штраф, самого его оформили в детскую комнату милиции, а председатель колхоза пообещал, что будет лично следить за перемещениями нашего героя. По правде говоря, сыщик из председателя оказался весьма непутёвый, поскольку буквально через месяц Кузнецов-младший влип в новую историю.

Как-то проходя мимо колхозного пруда, залитого практически по самый край недавними дождями, Костя заметил ручеёк, проложивший себе путь прямо по верху дамбы. И такой этот ручеёк был маленький да слабый, что Косте захотелось помочь ему течь по быстрее. Носком ботинка он стал расчищать путь ручью, откидывал камешки, углублял русло – словом, делал всё то, что обычно делают мальчишки по весне, запуская кораблики. Ручей побежал быстрее, ещё быстрее, ещё и ещё… Пока не превратился в бурный поток, разом снесший столькими усилиями возведенную дамбу. Пруд, в котором председатель колхоза собирался разводить карпов и лещей, практически пересох.

После этого случая за Костей закрепилась репутация стихийного бедствия. Теперь его обвиняли практически во всех бедах: сгорел ли сарай, сбежала ли овца из овина – все были уверены в том, что виноват Кузнецов-младший. Возможно, так бы и продолжались его мытарства на лоне родной деревни, но родители решили отправить молодого отпрыска поучиться уму-разуму в Пермь.

В 1976 году наш герой устроился рабочим в Мойвинский геолого-съёмочный отряд. Работать в геологии Косте понравилось – видимо та самая свобода, царившая в поле, как нельзя лучше отвечала порывам его души. Отработав сезон, Константин выехал в город – и загулял. Да так крепко, что однажды проснулся в совершенно чужой квартире в окружении не очень добрых милиционеров. Как он туда попал, Костя вспомнил с большим трудом, тем более в его памяти не отложилось, кто вынес из квартиры телевизор и магнитофон.

Так Константин Константинович Кузнецов получил свой первый срок. Выйдя через пару лет, Костя повстречал свою любовь – продавщицу из магазина, которая уговорила поехать его на заработки в Крым, что они и сделали, забив на административный надзор. Всё бы хорошо, вот только в милиции это не оценили и поехал Константин на свой второй срок. Третий свой срок он снова заработал за нарушение режима надзора, так что с зоны он вышел сорокалетним стариком с кучей болячек и репутацией рецидивиста. Между отсидками он умудрялся съездить на геологические работы, так что Костю Мойвинской геолого-съёмочной партии хорошо знали и всегда брали на работу – человек-то он был работящий и безотказный, хоть и слабоват по части алкоголя. В моей бригаде Константин прижился и был бессменным участником всех моих полевых работ вплоть до 2003 года, когда он уже чисто физически не мог работать.

А ночь, меж тем, всё тянулась и тянулась. Время от времени я пытался устроиться на какой-нибудь кочке, чтобы хоть немножко поспать. Получалось не очень. К рассвету опять пошёл дождь, так что утро нас встретило не солнцем, а скучно серым и блёкло-плачущим небом. Пора было возвращаться. Затушив костёр, мы снова отправились в лагерь, причём оказалось, что спали мы практически на магистрали – затёску на дереве мы увидели буквально в пяти метрах от костра. Пройдя по геофизическому профилю, уже через полчаса мы вышли к Кутиму, откуда до лагеря оставалось пройти каких-нибудь 3-4 километра.

В лагере нас особо и не потеряли, что было даже несколько обидно – народ спокойно завтракал. На наше прибытие отреагировали: «О, пришли потеряшки, ну и хорошо». Конечно, если бы мы не вернулись до обеда, то нас бы отправились искать, но порадоваться-то за нас можно!

В последующие годы мне ещё не раз приходилось ночевать под ёлкой – как запланировано, так и спонтанно, но этот первый раз всё равно самый яркий.

Предыдущая история про работу на реке Кутим вот здесь - Переправа, переправа...

Как всегда жду от вас отзывы, критику и комментарии - мне очень нравится с вами общаться.