walkingbrain
Награды:
8944 рейтинг
11 подписчиков
2 подписки
8 постов
1 в горячем
Эволюция (рассказ)
Я тащил её портфель и ничего не мог с собой поделать. Против меня - пятнадцатилетного - были миллионы лет эволюции, которые тоном не терпящим возражений приказывали тащить этот треклятый баул с филиалом библиотеки имени Ленина. А она шла рядом и, вертя в руках жёлтый листок, рассказывала о том, куда они с родителями ездили летом и куда поедут зимой. Жаркие страны, в которых никогда не падают листья, а учебники весят столько, что их можно запросто носить в заднем кармане брюк.
- Погоди, давай постоим, - сказал я.
Именно так - "постоим". Не "отдохнём". Миллионы лет эволюции сказали мне, что отдыхают только слабые, а слабых самцов никто не любит, потому что они добывают мало пищи и не могут защитить от хищника. И хоть пищу можно было спокойно добыть в любом продуктовом магазине, а от хищников оперативно защищали службы по отлову бродячих животных, миллионы лет эволюции сказали, что лучше не спорить.
Мы остановились "постоять" и я взглянул на её волосы, спадавшие по бледно-розому пальто. Обычные волосы - у Кузнецовой с первой парты почти такие же. Но Кузнецову за волосы хотелось только дёрнуть, а в эти волосы хотелось зарыться носом, ощутить кожей их шёлк, почувствовать медовый запах. Конечно, это не мне хотелось. Это всё миллионы лет эволюции настаивали на желании, но поделать с собой нельзя. Я смотрю на неё, а она продолжает что-то говорить и вдруг я улавливаю слово “уедем”.
- На следующий год мы уедем, - говорит она. - У папы командировка на семь лет.
И я не знаю, что делать, и миллионы лет эволюции тоже не знают. Они не рассчитывали на это. В то время, как окончательно формировался мой вид, человек никуда уехать не мог. В те суровые времена можно было только уйти пешком, недалеко и ненадолго. Я жду совета, но миллионы лет эволюции молчат. Наконец, они говорят мне: "Продолжай нести портфель, может быть всё исправится само собой."
Я несу её портфель, а она крутит в руках в руках жёлтый листок и о чём-то щебечет.
- Папа, - вдруг говорит она, - а миллион - это много?
- Знаешь, иногда и семь много, - отвечаю я, - особенно если эти семь растягиваются в десять.
- Как это? - не понимает она.
А я только смотрю на её волосы, спадающие по бледно-розовому пальто. Волосы пахнущие мёдом. И улыбаюсь. Но улыбаюсь не сам, конечно. Мной снова руководят миллионы лет эволюции.
- Погоди, давай постоим, - сказал я.
Именно так - "постоим". Не "отдохнём". Миллионы лет эволюции сказали мне, что отдыхают только слабые, а слабых самцов никто не любит, потому что они добывают мало пищи и не могут защитить от хищника. И хоть пищу можно было спокойно добыть в любом продуктовом магазине, а от хищников оперативно защищали службы по отлову бродячих животных, миллионы лет эволюции сказали, что лучше не спорить.
Мы остановились "постоять" и я взглянул на её волосы, спадавшие по бледно-розому пальто. Обычные волосы - у Кузнецовой с первой парты почти такие же. Но Кузнецову за волосы хотелось только дёрнуть, а в эти волосы хотелось зарыться носом, ощутить кожей их шёлк, почувствовать медовый запах. Конечно, это не мне хотелось. Это всё миллионы лет эволюции настаивали на желании, но поделать с собой нельзя. Я смотрю на неё, а она продолжает что-то говорить и вдруг я улавливаю слово “уедем”.
- На следующий год мы уедем, - говорит она. - У папы командировка на семь лет.
И я не знаю, что делать, и миллионы лет эволюции тоже не знают. Они не рассчитывали на это. В то время, как окончательно формировался мой вид, человек никуда уехать не мог. В те суровые времена можно было только уйти пешком, недалеко и ненадолго. Я жду совета, но миллионы лет эволюции молчат. Наконец, они говорят мне: "Продолжай нести портфель, может быть всё исправится само собой."
Я несу её портфель, а она крутит в руках в руках жёлтый листок и о чём-то щебечет.
- Папа, - вдруг говорит она, - а миллион - это много?
- Знаешь, иногда и семь много, - отвечаю я, - особенно если эти семь растягиваются в десять.
- Как это? - не понимает она.
А я только смотрю на её волосы, спадающие по бледно-розовому пальто. Волосы пахнущие мёдом. И улыбаюсь. Но улыбаюсь не сам, конечно. Мной снова руководят миллионы лет эволюции.
Гриша (рассказ)
Я обещал вам рассказать про Гришу. Гриша - это мой сосед с пятого этажа, живший чудовищно ненормальной жизнью. Квартира в нашем доме Грише досталась в наследство от родителей, которые к старости лет предусмотрительно решили перебраться с пятого этажа поближе к земле и потому переехали куда-то в деревню. Говорят, на них сильно повлиял сюжет с соседом из квартиры напротив, которого тащили в гробу с через пять этажей и уронили аж два раза - на третьем - головой об батарею, и возле самой подъездной двери - ухом в какие-то кошачьи непотребства. Гришины родители оказались людьми чуждыми посмертных приключений и считали, что покойникам положено спокойно лежать, а не считать мордой ступени. В общем, так Гриша у нас и появился. Весь день таскал он в одиночку скромную мебель и какое-то тряпьё, постоянно прерываясь на перекуры, чем сразу же не понравился Сталине Олеговне с четвёртого, которая была женщиной старой формации и любила иной стиль работы. “Вот когда мы работали...” - говорила Сталина, но мне всё никак не удавалось узнать, что же было когда они работали, потому что я удачно переводил разговор на тему того, что мне надо куда-нибудь идти.
Так вот. Перетаскал Гриша в тот день весь свой скарб и, сидя посреди комнаты на продавленном диване, размышлял с чего начать организацию быта. Решено было начать с включения телевизора. “Алё, Люсь? Это я!” - донеслось из пыльного пластмассового ящика - шёл концерт Ефима Шифрина. Быт как-то сразу заметно организовался, поэтому Гриша решил отметить прогресс в работе перекуром, для чего открыл в комнате окно и зачем-то посмотрел вниз. Снизу, из окна четвёртого этажа на Гришу смотрела Сталина Олеговна. Гриша поздоровался с пенсионеркой кивком головы и закурил. Сталина Олеговна шумно втянула воздух носом и демонстративно закрыла обе фрамуги у форточки, хотя на улице был летний двадцатиградусный вечер. Гриша неторопливо курил сигарету и осматривал свой новый двор. Здесь всё было как и в сотне других провинциальных дворов: визжащие дети, неподвижные старики на лавочке, оплывшие мамаши, и бельё на верёвке, натянутой между двумя берёзами. Гриша смотрел на всё это и чувствовал, как новизна места и острота перемен улетучиваются, уступая место тоске повседневности. Можно переезжать, менять дом, менять вещи, круг общения, но если уж сидит внутри какая-то муть - везде она будет настигать тебя, всплывая изнутри и отравляя организм душевной изжогой. Гриша задумчиво посмотрел вниз. Внизу пестрела нарциссами и петуньями обширная клумба. Конечно, если хорошо прицелиться, то можно до неё и не долететь - тогда голова попадёт как раз на полоску бетона, опоясывающую фундамент, но это в теории. На практике тёплые потоки воздуха из подвального окошка могут изменить траекторию полёта и тогда удар придётся на мягкую почву взрыхлённую местными старушками. Что может сделать с человеком группа пенсионерок, у которых измяли клумбу - лучше не знать. В силу возраста пожилым людям уже не страшен уголовный кодекс, а человек без тормозов - это дикий зверь. “Алё, Люсь? А где Люся?” - вдруг раздалось за спиной и Гриша решительно закрыл окно.
В пакете с трико и майками были заботливо укутаны две бутылки “Балтики”. Новосёл откупорил одну и прибавил звук телеящика. “Алё, Люсь? Это я!” - сообщил ящик. В батарею требовательно постучали. Гриша в целях этикета сбавил децибелов и отпил пива. Напиток оказался до противного тёплым. Сомелье в трико взял обе бутылки и отправился к холодильнику. Тут же выяснилось, что холодильник до сих пор не подключен в внутри царит комнатная температура. Гриша сплюнул в раковину и воткнул штепсель раритетной “Свияги” в розетку. В ожидании холодного фронта в районе морозилки, новоиспечённый хозяин огляделся. К кухне примыкал небольшой балкон, заставленный каким-то хламом из которого призывно торчали зелёные лыжи “Старт” - те самые, на которых Гриша когда-то поставил школьный рекорд. Лыжник в отставке сглотнул.
По линолеуму лыжи скользили плохо, поэтому решено было опробовать наклонную поверхность подъездной лестницы. По гладкому бетону катилось хорошо. К сожалению, лестница была короткой и заканчивалась дверью Сталины Олеговны. Основной удар пришёлся коленом по верхним рёбрам, однако лыжная палка, пырнувшая вялый пенсионерский живот, была немногим приятнее.
- Извините, я нечаянно, - сказал Гриша.
- Фашист! - прохрипела старушка, дрессированная вечерними выпусками новостей, и склеила пенсионные ласты.
Гриша трезво оценил ситуацию. Первый условный срок у него висел за пожар в магазине люстр и по своему характеру мало был схож с непредумышленным убийством пожилой соседки, но что-то подсказывало, что суд сочтёт это звеньями одной цепи. Рисковать не хотелось.
План пришёл в голову быстро.
Толкнув тело, Гриша быстро закрыл окно и упал на пол. Судя по звуку, соседка всё же спикировала на клумбу. Кто-то заблажил женским голосом, раздался чей-то топот. Гриша отполз на кухню, достал холодное пиво и, изобразив заспанное лицо, снова открыл окно, чтобы спросить непринуждённой интонацией: “Что случилось?”. К сожалению, все карты спутала запотевшая бутылка, которая предательски выскользнула из рук прямо на голову мужчины ищущего хрупкий пенсионерский пульс. Внезапно всё стало намного сложнее. Скопление свидетелей вокруг и отпечатки на таре, не позволяли надеяться на удачную версию с бутылкой. Сгоревший магазин люстр замаячил перед глазами и Гриша решительно встал на подоконник. “Алё, Люсь? Это я!” - донеслось ему вслед.
Вот так недолго, но крайне ярко пожил в нашем доме Гриша.
Так вот. Перетаскал Гриша в тот день весь свой скарб и, сидя посреди комнаты на продавленном диване, размышлял с чего начать организацию быта. Решено было начать с включения телевизора. “Алё, Люсь? Это я!” - донеслось из пыльного пластмассового ящика - шёл концерт Ефима Шифрина. Быт как-то сразу заметно организовался, поэтому Гриша решил отметить прогресс в работе перекуром, для чего открыл в комнате окно и зачем-то посмотрел вниз. Снизу, из окна четвёртого этажа на Гришу смотрела Сталина Олеговна. Гриша поздоровался с пенсионеркой кивком головы и закурил. Сталина Олеговна шумно втянула воздух носом и демонстративно закрыла обе фрамуги у форточки, хотя на улице был летний двадцатиградусный вечер. Гриша неторопливо курил сигарету и осматривал свой новый двор. Здесь всё было как и в сотне других провинциальных дворов: визжащие дети, неподвижные старики на лавочке, оплывшие мамаши, и бельё на верёвке, натянутой между двумя берёзами. Гриша смотрел на всё это и чувствовал, как новизна места и острота перемен улетучиваются, уступая место тоске повседневности. Можно переезжать, менять дом, менять вещи, круг общения, но если уж сидит внутри какая-то муть - везде она будет настигать тебя, всплывая изнутри и отравляя организм душевной изжогой. Гриша задумчиво посмотрел вниз. Внизу пестрела нарциссами и петуньями обширная клумба. Конечно, если хорошо прицелиться, то можно до неё и не долететь - тогда голова попадёт как раз на полоску бетона, опоясывающую фундамент, но это в теории. На практике тёплые потоки воздуха из подвального окошка могут изменить траекторию полёта и тогда удар придётся на мягкую почву взрыхлённую местными старушками. Что может сделать с человеком группа пенсионерок, у которых измяли клумбу - лучше не знать. В силу возраста пожилым людям уже не страшен уголовный кодекс, а человек без тормозов - это дикий зверь. “Алё, Люсь? А где Люся?” - вдруг раздалось за спиной и Гриша решительно закрыл окно.
В пакете с трико и майками были заботливо укутаны две бутылки “Балтики”. Новосёл откупорил одну и прибавил звук телеящика. “Алё, Люсь? Это я!” - сообщил ящик. В батарею требовательно постучали. Гриша в целях этикета сбавил децибелов и отпил пива. Напиток оказался до противного тёплым. Сомелье в трико взял обе бутылки и отправился к холодильнику. Тут же выяснилось, что холодильник до сих пор не подключен в внутри царит комнатная температура. Гриша сплюнул в раковину и воткнул штепсель раритетной “Свияги” в розетку. В ожидании холодного фронта в районе морозилки, новоиспечённый хозяин огляделся. К кухне примыкал небольшой балкон, заставленный каким-то хламом из которого призывно торчали зелёные лыжи “Старт” - те самые, на которых Гриша когда-то поставил школьный рекорд. Лыжник в отставке сглотнул.
По линолеуму лыжи скользили плохо, поэтому решено было опробовать наклонную поверхность подъездной лестницы. По гладкому бетону катилось хорошо. К сожалению, лестница была короткой и заканчивалась дверью Сталины Олеговны. Основной удар пришёлся коленом по верхним рёбрам, однако лыжная палка, пырнувшая вялый пенсионерский живот, была немногим приятнее.
- Извините, я нечаянно, - сказал Гриша.
- Фашист! - прохрипела старушка, дрессированная вечерними выпусками новостей, и склеила пенсионные ласты.
Гриша трезво оценил ситуацию. Первый условный срок у него висел за пожар в магазине люстр и по своему характеру мало был схож с непредумышленным убийством пожилой соседки, но что-то подсказывало, что суд сочтёт это звеньями одной цепи. Рисковать не хотелось.
План пришёл в голову быстро.
Толкнув тело, Гриша быстро закрыл окно и упал на пол. Судя по звуку, соседка всё же спикировала на клумбу. Кто-то заблажил женским голосом, раздался чей-то топот. Гриша отполз на кухню, достал холодное пиво и, изобразив заспанное лицо, снова открыл окно, чтобы спросить непринуждённой интонацией: “Что случилось?”. К сожалению, все карты спутала запотевшая бутылка, которая предательски выскользнула из рук прямо на голову мужчины ищущего хрупкий пенсионерский пульс. Внезапно всё стало намного сложнее. Скопление свидетелей вокруг и отпечатки на таре, не позволяли надеяться на удачную версию с бутылкой. Сгоревший магазин люстр замаячил перед глазами и Гриша решительно встал на подоконник. “Алё, Люсь? Это я!” - донеслось ему вслед.
Вот так недолго, но крайне ярко пожил в нашем доме Гриша.
Спасти рядового Барсика
Допилил до ума картинку @vsenikizanati про котоспасение, предложили сделать отдельный пост.Первоисточник: http://pikabu.ru/story/_2738581
Машина времени (рассказ)
- Коляй, а вот если бы у тебя была машина времени, ты бы что сделал? - вдруг спросил Батос.
Коляй слегка задумался и выдал:
- Ну слетал бы сначала в будущее, посмотреть чо там почём и все дела.
- А потом?
Коляй посмотрел на приятеля, пытаясь понять на какую разводку тот хочет его вывести, но по лицу Батоса ещё никто и никогда не смог угадать его намерений. Коляй решил действовать осторожно:
- А потом по обстановке. Если там всё путём, остался бы жить. Если какая-то нездоровая прессуха - вернулся бы.
- Ну а вот если бы остался, - продолжал рыть тему Батос, - то что там делал бы?
- Как это? Погонял бы по району, прикинул какие есть темы и воткнулся в движняк.
- А как ты воткнулся бы? Новые понятия ты не знаешь, считай, что лохан левый.
- Ну, - задумался Коляй, - порыл бы, говорю же. Перетёр, что и как.
- А если там не с кем тереть? - настаивал Батос. - Если там все в белом и при галстуках ходят, и пьют зелёный чай по пятницам?
- По любому должна быть босота-борзота какая-то, - не сдавался Коляй. - В фильмах тоже сначала тыры-пыры, лакированные туфли, а потом херак и какая-то мутная тема всплывает, лысый район, рынки, кварталы.
- Так то в фильмах, а я тебе в реале говорю. Вот нету движняка, например, в будущем. Всё умыто и причёсано.
- Ну тогда в прошлое поеду, хер ли, - раздражённо буркнул Коляй. - Там-то один хер такая тема была. В прошлое даже лучше. Никаких законов нет, подрезал бабосик и ушёл в пираты - все уважают.
- Пираты, кстати, гомосятиной промышляли, - заметил Батос.
- Да ну нахер? Ты хоть в одном кино... - начал Коляй.
- Я тебе говорю, - прервал его Батос, - на Тартугу даже шлюх завозили потому что баб не хватало и все жарились в заднее дупло. А прикинь если ты в море поплыл на полгода. "Алё, пришлите пару шлюх на 125 градусов северной широты" - так что ли ты думаешь?
- Ну ладно, не пиратом, а рыцарем тогда. Шпилил бы принцесс в замках, - придумал Коляй.
- В рыцари кого попало не берут. Там все из знати были, - отверг идею Батос.
- Ну и хер с ним, тогда. Остался бы тут. А машину времени загнал и взял "Приору" с нуля или япошку подержанную, - сдался Коляй.
- Вот, никакой у тебя фантазии, - урезонил друга Батос.
- Да пошёл ты нахер, - беззлобно ругнулся Коляй.
- Алё, архимеды, - зашёл в подсобку начальник смены, - бегом машину разгружать. Время идёт.
Коляй слегка задумался и выдал:
- Ну слетал бы сначала в будущее, посмотреть чо там почём и все дела.
- А потом?
Коляй посмотрел на приятеля, пытаясь понять на какую разводку тот хочет его вывести, но по лицу Батоса ещё никто и никогда не смог угадать его намерений. Коляй решил действовать осторожно:
- А потом по обстановке. Если там всё путём, остался бы жить. Если какая-то нездоровая прессуха - вернулся бы.
- Ну а вот если бы остался, - продолжал рыть тему Батос, - то что там делал бы?
- Как это? Погонял бы по району, прикинул какие есть темы и воткнулся в движняк.
- А как ты воткнулся бы? Новые понятия ты не знаешь, считай, что лохан левый.
- Ну, - задумался Коляй, - порыл бы, говорю же. Перетёр, что и как.
- А если там не с кем тереть? - настаивал Батос. - Если там все в белом и при галстуках ходят, и пьют зелёный чай по пятницам?
- По любому должна быть босота-борзота какая-то, - не сдавался Коляй. - В фильмах тоже сначала тыры-пыры, лакированные туфли, а потом херак и какая-то мутная тема всплывает, лысый район, рынки, кварталы.
- Так то в фильмах, а я тебе в реале говорю. Вот нету движняка, например, в будущем. Всё умыто и причёсано.
- Ну тогда в прошлое поеду, хер ли, - раздражённо буркнул Коляй. - Там-то один хер такая тема была. В прошлое даже лучше. Никаких законов нет, подрезал бабосик и ушёл в пираты - все уважают.
- Пираты, кстати, гомосятиной промышляли, - заметил Батос.
- Да ну нахер? Ты хоть в одном кино... - начал Коляй.
- Я тебе говорю, - прервал его Батос, - на Тартугу даже шлюх завозили потому что баб не хватало и все жарились в заднее дупло. А прикинь если ты в море поплыл на полгода. "Алё, пришлите пару шлюх на 125 градусов северной широты" - так что ли ты думаешь?
- Ну ладно, не пиратом, а рыцарем тогда. Шпилил бы принцесс в замках, - придумал Коляй.
- В рыцари кого попало не берут. Там все из знати были, - отверг идею Батос.
- Ну и хер с ним, тогда. Остался бы тут. А машину времени загнал и взял "Приору" с нуля или япошку подержанную, - сдался Коляй.
- Вот, никакой у тебя фантазии, - урезонил друга Батос.
- Да пошёл ты нахер, - беззлобно ругнулся Коляй.
- Алё, архимеды, - зашёл в подсобку начальник смены, - бегом машину разгружать. Время идёт.
Про Гришу (рассказ)
Не знаю, как тут относятся к текстовому творчеству, однако попробую. Если народ одобрит, буду выкладывать примерно раз в неделю по небольшому рассказу. Если вдруг прервусь - не обессудьте, но на пару месяцев хватить должно. В общем, поехали.
Хочу я рассказать о своём знакомце Грише. Гриша этот был примечателен тем, что шёл по жизни сложным путём стремительного морального падения. Консервативная общественная мораль не поспевала за виражами гришиной судьбы и потому отстающий социум из зависти считал Гришу алкашом и тунеядцем. Претензии эти Гриша старался не замечать, как и сам социум в целом. Он жил отдельно от окружающего мира поскольку к своим 30 годам так и не смог найти для себя место в этом самом мире. Придирчивый читатель, вероятно, воскликнет в этом месте, дескать, на кой ляд сдался нам этот алкаш-отшельник, и не лучше ли написать интересных историй про загорелого комбайнёра с травинкой в зубах, неподкупного патрульного или пару баек о весёлой и толстой доярке? К сожалению, не водились в моём подъезде ни весёлые доярки, ни толстые патрульные и даже неподкупные комбайнёры обходили вниманием нашу облезлую пятиэтажку. Поэтому я расскажу про Гришу.
Жил Гриша на пятом - на два этажа выше, чем я, но жил жизнью необычайно искристой и неуёмной, так что подробности его бытия нередко просачивались сквозь перекрытия старого панельного дома, отсюда я и стал столь осведомлённым о многих подробностях гришиных приключений. Недостающие же части сюжета были получены от Сталины Олеговны - высохшей старушки с четвёртого этажа. Понять, где в её сведениях правда, а где наговор и продукт маразма, решительно не представлялось возможным, поэтому я расскажу всё, как есть. Но в другой раз. Сейчас мне уже надо идти к Сталине Олеговне, починить дверцу довоенного буфета.
Хочу я рассказать о своём знакомце Грише. Гриша этот был примечателен тем, что шёл по жизни сложным путём стремительного морального падения. Консервативная общественная мораль не поспевала за виражами гришиной судьбы и потому отстающий социум из зависти считал Гришу алкашом и тунеядцем. Претензии эти Гриша старался не замечать, как и сам социум в целом. Он жил отдельно от окружающего мира поскольку к своим 30 годам так и не смог найти для себя место в этом самом мире. Придирчивый читатель, вероятно, воскликнет в этом месте, дескать, на кой ляд сдался нам этот алкаш-отшельник, и не лучше ли написать интересных историй про загорелого комбайнёра с травинкой в зубах, неподкупного патрульного или пару баек о весёлой и толстой доярке? К сожалению, не водились в моём подъезде ни весёлые доярки, ни толстые патрульные и даже неподкупные комбайнёры обходили вниманием нашу облезлую пятиэтажку. Поэтому я расскажу про Гришу.
Жил Гриша на пятом - на два этажа выше, чем я, но жил жизнью необычайно искристой и неуёмной, так что подробности его бытия нередко просачивались сквозь перекрытия старого панельного дома, отсюда я и стал столь осведомлённым о многих подробностях гришиных приключений. Недостающие же части сюжета были получены от Сталины Олеговны - высохшей старушки с четвёртого этажа. Понять, где в её сведениях правда, а где наговор и продукт маразма, решительно не представлялось возможным, поэтому я расскажу всё, как есть. Но в другой раз. Сейчас мне уже надо идти к Сталине Олеговне, починить дверцу довоенного буфета.