shayron

Ни в какую мистику я не верю. Приведений боюсь, хотя прекрасно понимаю, что их не бывает – это просто такая фобия у меня. А ещё я боюсь старух. Любых. Злых, добрых, равнодушных – не имеет значения. Старые люди мужского пола никакого особенного отклика во мне не вызывают, а вот старухи…

Я не знаю, как это можно объяснить, но с самого детства, ещё даже до первых шагов, меня преследовала «старуха». Она снилась мне чуть ли не каждую ночь. Самый первый сон, который я запомнил: я на руках у матери, ещё не умеющий ходить. Если я изо всех сил дёргаюсь и колочу ногами воздух, мама остаётся мамой. Если же успокаиваюсь, мамино лицо мгновенно обезображивается: нос отвисает, появляются морщины, пропадают зубы. Короче, мама становится старухой.

Другой сон: мы с приятелем играем в комнате на зелёном ковре. В солдатики, конечно. Мне года четыре или чуть больше. На кресле что-то лежит, накрытое покрывалом. Я посматриваю на это что-то, но от игры отрываться мне не хочется. В итоге не выдерживаю, подхожу к креслу и срываю покрывало. Под ним – мёртвая старуха с отрубленными ногами.

Третий сон, который частенько повторялся: якобы я просыпаюсь ночью в полной темноте и зову маму – мне хочется пить. Мамин голос отвечает с кухни, мол, иди сюда, я здесь, дам тебе водички. Я иду на кухню, но вместо матери обнаруживаю там… правильно, старуху. В разорванной ночнушке, с лезущими из почти голого черепа остатками волос.

Один из самых страшных снов моего детства: я прихожу из школы домой. В окна ярко светит солнце. Дома никого нет. Я снимаю обувь. И вдруг ручка двери туалета начинает дёргаться. Я знаю, что там… да, старуха.

Однажды мне приснилось, что эта старуха каким-то образом втёрлась к моей матери в доверие, и мать провела её к нам с братом в комнату, мол, вот они, мои дети, говорите с ними о чём хотели. Я твёрдо знал одно: если накрыться с головой одеялом, старуха не сможет до тебя добраться. Так я и поступил. Старуха злилась, фальшиво улыбаясь матери, но добраться до меня не могла.

А теперь расскажу про один случай, который я объяснить никак не могу. Мне было лет пять. Я проснулся посреди ночи в своей кровати. И увидел, что рядом со мной лежит… да, старуха. Я чётко видел в слабом свете фонарей, заглядывающих в окно, её профиль и отдельные седые волоски, непослушным нимбом окружившие голову. Я не знал, спит она или же… хм, мертва? Я просто повернулся в другую сторону и стремительно заснул. Точно знаю, что это был не сон. Но что это было на самом деле, я понятия не имею.

Кстати, интересный момент: как только мы переехали на новую квартиру, сны про старуху постепенно прекратились. Правда, долгое время я боялся звонить в собственную квартиру, потому что мне казалось, что если там нет никого из родных, то точно есть старуха. Которая меня ждёт.

Да, и ещё. В деревне, в которой я проводил каждое лето, в сенях стояло ведро для мелких, чтобы ночью ходить в туалет по-маленькому. Так вот, я очень боялся это делать, поскольку в сенях была дверь в кладовку, а в двери – небольшое отверстие, за которым – полная темнота. Я был уверен, что в сокровенный момент отправления мной маленькой нужды в это самое отверстие подглядывает за мной старуха. А может даже пытается просунуть в него свой старческий палец.

Следователь. Что же, всё-таки, произошло?

Дримрайтер. Он впал в кому и умер.

Следователь. Это я уже слышал. Мне нужны подробности.

Дримрайтер. Извините, но у меня нет на это полномочий.

Следователь. Какие полномочия? Вы кто, посол, что ли?

Дримрайтер. Нет, я не посол. Но у меня нет полномочий разглашать…

Следователь. Мне плевать на внутренние правила вашей фирмы.

Дримрайтер. Меня накажут.

Следователь. Вас и так накажут, не переживайте.

Дримрайтер. Меня уволят.

Следователь. Вас уже уволили, как вы не понимаете?

Дримрайтер. Уволили? Но я же ничего не подписывал…

Следователь. А ничего и не надо подписывать. Вашей фирмы больше нет, следовательно — нет и вас.

Дримрайтер. Как — нет?

Следователь. А вот так. Фирма аннулирована. И вы теперь — обычный гражданин, а не этот, как его…

Дримрайтер. Дримрайтер.

Следователь. Да, дримрайтер. Нет больше никаких дримрайтеров. Всё, доигрались, допрыгались.

Дримрайтер. Мы не прыгали. Мы делали своё дело. У нас лицензия…

Следователь. Была лицензия.

Дримрайтер. Чёрт.

Следователь. Нет вашей фирмы, нет внутренних правил вашей фирмы. Вам нечего бояться.

Дримрайтер. Вам легко говорить.

Следователь. Мне-то? Мне да. Я-то по эту сторону закона. Я — представитель этого самого закона. Общего для всех, кстати, закона. А вы — вне, вы — преступник.

Дримрайтер. Это нужно ещё доказать. В конце концов, есть презумпция…

Следователь. Это вы маме будете рассказывать. И про презумпцию невиновности, и про всё остальное. А со мной у вас разговор другого плана будет. Мама вам, конечно, поверит и простит, а я — нет. Потому что это не моя функция — верить. И не моя функция прощать. Моя функция — добираться до истины. И я доберусь, вот увидите.

Дримрайтер. Я уже вам говорил, он впал в кому и умер. Я сам никак не могу понять, почему так получилось. У него было железное здоровье, мы тщательно проверяем клиентов.

Следователь. Проверяли.

Дримрайтер. Да какая разница!

Следователь. Кому как. Мне — большая. Потому как вас больше нет, и, слава богу, никого вы уже не проверяете и проверять не будете.

Дримрайтер. Это мы ещё посмотрим.

Следователь. Ну да, ну да. Похамите мне ещё.

Дримрайтер. Я не хамлю.

Следователь. Ещё как хамите. Вы своим поведением мне хамите. Вы не хотите сотрудничать со следствием, и это уже хамство.

Дримрайтер. Вы много на себя берёте.

Следователь. У меня работа такая — много на себя брать. Впрочем, ладно. Мы теряем время. Я слушаю вас.

Дримрайтер. Я уже всё сказал.

Следователь. Я внимательно слушаю вас.

Дримрайтер. Я не знаю, что ещё рассказывать. Клиент впал в кому и умер.

Следователь. Это я уже знаю. Это очевидно, по-моему. Раз вы сидите здесь у меня и со мной разговариваете. Если бы он был жив, вы бы сейчас наверняка здесь не сидели бы, верно?

Дримрайтер. Скорей всего.

Следователь. Давайте с самого начала.

Дримрайтер. С какого именно?

Следователь. Ну, я не знаю. Я не разбираюсь в тонкостях вашей работы. Как вообще начинается этот ваш… как его…

Дримрайтер. Сеанс?

Следователь. Да, сеанс. Это же искусственные сновидения, я правильно понимаю?

Дримрайтер. В принципе, да. Хотя всё намного сложнее.

Следователь. Не важно. Не будем настолько глубоко погружаться в тонкости. Скажите мне вот что.

Дримрайтер. Да?

Следователь. Представим, что я — ваш клиент.

Дримрайтер. Вряд ли.

Следователь. Не грубите. Чисто гипотетически.

Дримрайтер. Я вам не грубил. Вы даже гипотетически не можете быть нашим клиентом.

Следователь. Это почему?

Дримрайтер. У вас денег не хватит.

Следователь. То есть, удовольствие для богатеньких.

Дримрайтер. Для обеспеченных.

Следователь. Не важно. Ладно. Представим, что у меня есть необходимая сумма.

Дримрайтер. Минимум — пятьдесят тысяч долларов.

Следователь. За сколько сеансов?

Дримрайтер. За один сеанс.

Следователь. Не слабо.

Дримрайтер. Обслуживание техники стоит денег. Плюс необходимо платить персоналу, а персонал немаленький.

Следователь. И много у вас клиентов? Было.

Дримрайтер. Достаточно. Сводили концы с концами.

Следователь. А если точнее?

Дримрайтер. Я не имею права разглашать…

Следователь. Да-да, у вас нет полномочий. У посла в страну закона нет таких полномочий, я помню.

Дримрайтер. Это на самом деле так.

Следователь. Нет. Уже не так. Повторяю вам ещё раз: нет вашей фирмы, нет конкретно вас как дримрайтера, нет больше никаких искусственных сновидений. Нет и не будет, я очень на это надеюсь.

Дримрайтер. Вы меня запугиваете.

Следователь. Ни разу. Ваше дорогое оборудование конфисковано. Персонал распущен. Всё ваше начальство сидит по камерам. Вы хоть понимаете, кого вы угробили?

Дримрайтер. Я никого не гробил. Лично я никого не гробил.

Следователь. Не важно. Вы допустили ошибку, из-за которой погиб человек. И не маленький человек, если вы понимаете.

Дримрайтер. Я понимаю.

Следователь. Вы знаете, что такое халатность?

Дримрайтер. Представляю.

Следователь. За неё тоже отвечают по закону, если вы ещё не поняли.

Дримрайтер. Я понял. Но я не виноват.

Следователь. Так все говорят. Виновных никогда нет. Все чистые. Только погиб человек. У которого остались жена и дети. У которого остался его народ, в конце концов!

Дримрайтер. В каком смысле — народ?

Следователь. В прямом. Ваша свора замочила президента страны.

Дримрайтер. Кого?

Следователь. Президента, блядь! Нашего с вами президента!

Дримрайтер. Я не мог знать, что это президент.

Следователь. То есть? Вы не знаете собственного президента?

Дримрайтер. Все наши клиенты анонимны, у каждого есть свой порядковый номер, внешность изменена специальной программой.

Следователь. Зачем?

Дримрайтер. Мы не должны знать, с кем работаем, чтобы не иметь возможности как-то влиять на его личность.

Следователь. Разумно.

Дримрайтер. К тому же, многие из наших клиентов не хотят, чтобы в средства массовой информации просочилась информация о том, чем они у нас занимаются. Простите за тавтологию.

Следователь. Ничего. Я понял. И чем же ваши клиенты у вас занимаются?

Дримрайтер. Я не имею…

Следователь. Эту песню я уже слышал.

Дримрайтер. Но я на самом деле…

Следователь. Я так понимаю, клиенты ваши отрываются по полной.

Дримрайтер. Простите?

Следователь. Не придуривайтесь. Вы лучше меня знаете, что такое сновидения и что в них бывает. Особенно если сновидения контролируемые и по заказу. Можно быть кем угодно, правда?

Дримрайтер. В сновидении?

Следователь. Ну не в реальности же. Не кривляйтесь, вы прекрасно понимаете, о чём я.

Дримрайтер. Я не кривляюсь.

Следователь. Можно делать всё что угодно, спать с кем угодно, убивать кого угодно, ведь так?

Дримрайтер. Теоретически, да.

Следователь. Давайте без теорий. Конкретику.

Дримрайтер. Да, мы предоставляем такие возможности нашим клиентам.

Следователь. Именно поэтому вы столько и берёте, правда?

Дримрайтер. Я же вам говорил, что обслуживание техники…

Следователь. Давайте без этих сказочек.

Дримрайтер. Но…

Следователь. Говно! Хорош мяться, сучёныш!

Дримрайтер. Что вы себе позволяете? Как вы смеете вообще?

Следователь. Да легко. У меня есть на это, как ты выразился, полномочия. У меня есть право тебя, сволочь, давить. У меня есть право даже тебя уничтожить, если будет такая необходимость.

Дримрайтер. Я напишу заявление в прокуратуру.

Следователь. Пиши. Давай.

Дримрайтер. Вы мне угрожаете…

Следователь. Это я только так, разминался. Настоящие угрозы впереди.

Дримрайтер. В таком случае я буду хранить молчание.

Следователь. Ну что ж, храни. Посмотрим, как долго ты сможешь заниматься этим хранением.

Дримрайтер. Я ничего вам не скажу.

Следователь. Не скажешь, не скажешь. Можешь помолчать минутку, я разрешаю. Поиграем в стойких партизан на допросе.

Дримрайтер. …

Следователь. Ты настолько глуп? Я всё-таки надеялся, что не настолько. У меня есть методы тебя разговорить. Старые как мир.

Дримрайтер. Не смейте трогать моих жену и дочь!

Следователь. Молодец, всё-таки не настолько. Стремительно извилинами шевелишь, хвалю.

Дримрайтер. Вы меня запугиваете. Вы применяете запрещённые приёмы.

Следователь. Именно. В деле такой важности без подобных приёмов никак, увы. Ну так что? Продолжим нашу милую беседу?

Дримрайтер. Я… Я…

Следователь. Ну ничего, ничего. Поплачь. Вот тебе платочек.

Дримрайтер. Спасибо.

Следователь. Вытри сопли, и продолжим.

Дримрайтер. Хорошо.

Следователь. Давай начнём с самого начала.

Дримрайтер. Давайте.

Следователь. Итак, начало сеанса.

Дримрайтер. Да, начало. Клиент у себя дома ложится на кушетку, надевает на голову специальный шлем и подключает его к дримоскопу.

Следователь. Это ещё что?

Дримрайтер. Это такой стационарный домашний аппарат, связанный с нашей техникой с помощью оптоволоконного кабеля.

Следователь. Этот ваш… дерьмоскоп…

Дримрайтер. Дримоскоп.

Следователь. Да-да, он — он может, скажем, ударить человека разрядом электрического тока? В следствие, например, нарушения целостности оболочки, скажем, шлема или ещё чего-нибудь, что там у вас есть, я не разбираюсь.

Дримрайтер. Нет, это абсолютно исключено.

Следователь. Ладно. Давай дальше.

Дримрайтер. Ну вот, клиент подключился к дримоскопу. В момент подключения нам на пульт поступает сигнал, что клиент готов к очередному сеансу. Оператор пульта посылает запрос в банк клиента с целью проверить наличие конкретной суммы на счету клиента, то есть, грубо говоря, возможность оплатить сеанс.

Следователь. Это понятно.

Дримрайтер. Если таковая сумма имеется, то оператор…

Следователь. Начинает непосредственно сам сеанс.

Дримрайтер. Не совсем. Оператор сверяется с характеристиками прошлых сеансов, изучает сенсорную карту клиента и подбирает ему подходящих на данный момент дримрайтеров.

Следователь. Ладно, это всё не столь существенно. Переходим к дримрайтерам. Что конкретно делает дримрайтер?

Дримрайтер. Дримрайтер формирует сновидение.

Следователь. Это я знаю. Как он его формирует?

Дримрайтер. Опираясь на сенсорную карту клиента.

Следователь. Для меня ваши сенсорные карты — тёмный лес. Вы простыми словами попробуйте.

Дримрайтер. Я попробую.

Следователь. Вам придётся.

Дримрайтер. Хорошо. Ну вот смотрите. Шлем дримоскопа поглощает слабые мозговые токи клиента и на их основе формирует запрос на предстоящее сновидение. Проще говоря, клиент хочет увидеть во сне то-то и то-то, проявляет, так сказать, намерение, мы это намерение считываем и на его основе работаем. Отсеивая, понятное дело, лишнее.

Следователь. Лишнее?

Дримрайтер. Ну да. Все непроизвольные мыслительные потоки, не касающиеся конкретного намерения.

Следователь. Не понимаю.

Дримрайтер. Как бы это выразиться… Понимаете, у человека в голове, говоря совсем просто, несколько внутренних диалогов, а не один.

Следователь. Внутренний диалог — это…

Дримрайтер. Да, это ваши мысли, то, что принято называть мыслями. Ваш постоянный разговор с самим собой. Но только попробуйте его как-нибудь видоизменить или вообще остановить — и вы тут же услышите ещё несколько таких разговоров. Они просто тише, незаметнее. Но они есть.

Следователь. И у меня тоже?

Дримрайтер. У каждого. Не все просто отдают себе в этом отчёт.

Следователь. Хорошо, получается, вы отсеиваете эти потоки и выделяете один, касающийся непосредственно темы сновидения?

Дримрайтер. Да, именно так. Мы применяем специальные фильтры. Один из них, например, не пропускает никакой сугубо личной информации — никаких имён, дат, ничего, что могло бы как-то намекнуть нам на личность клиента.

Следователь. Ну всё правильно, защита от папарацци.

Дримрайтер. Что-то вроде того. Конфиденциальность превыше всего.

Следователь. Ладно. Это я понял. А скажем, захочет клиент, например, вернуться в детство?

Дримрайтер. Без проблем. Любое детство на выбор. От узника Освенцима до сына короля. Всё что угодно.

Следователь. Нет, я имею в виду конкретное детство. Детство самого клиента.

Дримрайтер. Это не исключено, но опасно.

Следователь. Почему?

Дримрайтер. Потому что тогда дримрайтер вынужден пустить заданное сновидение на самотёк, контролируя только физические параметры.

Следователь. Ну и что? Любой обыкновенный человек каждый день видит такие сны — пущенные на самотёк. И, тем не менее, все мы просыпаемся по утрам. Никто не умирает. За редкими исключениями.

Дримрайтер. Вот именно — за редкими исключениями.

Следователь. Мало ли от чего можно умереть во сне. Внезапный сердечный приступ, к примеру.

Дримрайтер. Да, но вы задумывались когда-нибудь о причинах таких сердечных приступов? Вам не приходило в голову, что человека убивало как раз увиденное во сне, разрывало его сердце в клочья?

Следователь. Давайте без патетики. Не бывает никаких клочьев.

Дримрайтер. Я образно.

Следователь. У вас плохо с образами. У вас несвежие образы.

Дримрайтер. Ну…

Следователь. В общем, насколько я понимаю, наш клиент затребовал некие конкретные обстоятельства, и вам пришлось пустить сновидение на самотёк?

Дримрайтер. Да.

Следователь. Вы смотрели запись?

Дримрайтер. У меня нет полномочий разглашать…

Следователь. Вы смотрели запись?

Дримрайтер. Да. Я смотрел.

Следователь. Что он затребовал? Интересно же.

Дримрайтер. Детство, как ни странно.

Следователь. Я угадал.

Дримрайтер. Вы угадали.

Следователь. И?

Дримрайтер. Ничего особенного. Ясный летний день. Деревня. Мухи жужжат.

Следователь. И всё?

Дримрайтер. Ну, это обстоятельства.

Следователь. А что он делал?

Дримрайтер. Сначала сидел на скамейке возле дома.

Следователь. Возле своего дома?

Дримрайтер. Возле дома своей бабушки.

Следователь. Так. А дальше?

Дримрайтер. Сидел на скамейке, отрывал листики чистотела и делал соком татуировку на руке. Ну, вы знаете, может быть, у чистотела такой жёлтый сок, он потом темнеет, когда…

Следователь. Я знаю. Дальше.

Дримрайтер. Гладил кошку.

Следователь. Это всё не интересно. К самому главному подводите.

Дримрайтер. Потом пошёл в дом, стал копаться в шкафу.

Следователь. Так.

Дримрайтер. Нашёл потрёпанный фотоальбом.

Следователь. Так.

Дримрайтер. В нём нашёл фотографию.

Следователь. Что за фотография?

Дримрайтер. Обычная школьная фотография. Несколько детей в ряд и учительница. Пятый «А» класс.

Следователь. И?

Дримрайтер. Потом он её сжёг.

Следователь. Прямо там, в доме?

Дримрайтер. Нет, он взял на кухне спички, фотографию запихал в карман, пошёл в лес и там уже её сжёг.

Следователь. И?

Дримрайтер. И впал в кому. И умер.

Следователь. И это всё?

Дримрайтер. Да.

Следователь. Странно.

Дримрайтер. Более чем.

Следователь. Может, что-то не так было с фотографией?

Дримрайтер. Да нет, обычная фотография.

Следователь. Вы внимательно смотрели?

Дримрайтер. Внимательно.

Следователь. Ничего такого не заметили?

Дримрайтер. Ну… нет. Наверное. Ну разве что он на ней без галстука.

Следователь. Без какого галстука?

Дримрайтер. Без красного. Пионерского.

Следователь. Один во всём классе без галстука?

Дримрайтер. Да.

Следователь. Хм. Даже если и так.

Дримрайтер. Может, ему было стыдно?

Следователь. Это уже не нам судить. Но вы сядете.

Дримрайтер. Почему?

Следователь. Потому что кто-то должен сидеть. Тем более, это мой сон, и если я хочу вас посадить, я вас посажу.

Дримрайтер. Это полностью ваше право.

Следователь. Я так понимаю, сеанс окончен?

Дримрайтер. Да, уже подходит к концу.

Следователь. Спасибо вам за работу.

Дримрайтер. Это вам спасибо, господин президент. Подключайтесь к нам ещё.

на вид - обычный первоклассник с синеватыми лопухами ушей. сидит на скамейке, ноги не достают, сандалеты не по размеру, словно трофейные, с боем снятые с ног старшего брата, старомодные узкие шорты. курит, щурится на меня. на секунду замечаю дряблую складку на шее, недетскую корявость ушей и запавшие глаза. моргаю и смаргиваю в песок почудившееся - обычный ребёнок со стриженой головой, разве что с сигаретой. замечание, что ли, сделать? как-то неловко.

- может, банально, - начинает говорить он, - но каждого человека как минимум три штуки.

- то есть? - не понимаю я, уже почти убедив себя в том, что разговариваю с лилипутом на прогулке.

- первый ты - тот, каким тебя видят другие, - он отшвыривает окурок в песочницу. - второй - тот, каким себя видишь ты.

он поднимается, явно собираясь уходить. я замечаю, что ростом он куда меньше обычного первоклассника - скамейка вдруг стала ему по плечо, а ступни его целиком ушли в песок, из которого он тут же начал их выкручивать. уши слишком большие, прозрачные, сосудистые, каких не может быть у детей. он молча вытряхивает из обуви песок, стоя уже практически под скамейкой.

- а третий? - не выдерживаю я.

- а третий... - он стоит, вставив руки в карманы шорт, и смотрит на меня снизу вверх, - третий - тот, какой ты на самом деле.

он смотрит на что-то над моим плечом внимательно и грозно. я невольно оборачиваюсь, но там ничего нет, только деревья вдалеке и запаркованные, сияющие на диком солнце машины. когда голова сама едет обратно, я вижу краем глаза, как ушастый первоклассник, только что при мне куривший сигаретку, уходит куда-то в перспективу, причудливым телескопом вытянувшуюся под скамейкой в невозможную даль с зубчиками гор и тоненько сверкающей на солнце водой. прыгнув под скамейку вслед, набираю полный рот песка и мусора, в котором не без оторопи нахожу крохотный сандалет.

на плечи приземляются две горсти задумчивых птиц - и одна тяжёлая сова садится на голову. будто бы короновали по ошибке, думаю я. у совы острые когти. надо идти домой, думаю я. или лучше за пивом. осторожно поднимаюсь и иду.

птицы сидят торжественно, если судить по тени, не издавая ни звука. тихий солнечный летний день лопается ровно посерединке.

Вопрос: интересно ли читателям, что было дальше?

Ладно.

Пса моего звали Вулкан.

Это имя дал ему не я, а прежние хозяева, и только на него он поворачивал голову в мою сторону. Нехотя поворачивал, как бы говоря — ну что ещё? Я пытался сменить ему имя на более приятное моему слуху, но все другие имена Вулкан пропускал мимо ушей. Как будто бы я не с ним разговаривал, а со стенкой.

Окей, Вулкан так Вулкан.

Хотя ему больше подошло бы Волкан, поскольку был он вылитым волком.

В одном из ветхих номеров журнала «Вокруг Света», доставшихся мне в наследство вместе с Вулканом, была фотография волка. На этой фотографии, конечно, не Вулкан, но как будто бы он.

Я, бывало, сидел в кресле, держа перед собой журнал на вытянутых руках и переводил взгляд — с волка на Вулкана, с Вулкана на волка. Одно лицо, как сказала бы моя бабушка, будь она у меня в наличии.

Вулкан на свое сходство с волком почти никак не реагировал, хотя, я думаю, подозревал его и наверняка изредка имел в виду, но так, совсем чуть.

Складывалось впечатление, будто бы он с кем-то — с прежними хозяевами, например — договорился играть роль собаки. Зачем, не знаю, но получалось неплохо, я бы так не смог. Трудно отказаться от удовольствия быть волком. Хотя откуда мне знать?

В любом случае, мотивы Вулкана мне были неизвестны. И почему он остался со мной, а не сбежал, я не знаю. Потому что меня он явно терпел. Может, присматривал за мной? Может, был дан мне в назидание? Или то и другое вместе.

Вулкан был явно старше меня — не по возрасту, а по уму и опыту. И знал про себя, кто он такой и по какой причине.

Я про себя знаю только, что я не собака, что умею есть, пить, спать, ходить в туалет, разговаривать и читать-писать на русском языке. Ну, плюс ещё какие-то мелочи, вроде устройства вселенной и невозможности вечного двигателя.

Насколько я помню, я когда-то потерял память и потерялся.

Наверное, меня искали, но это было давно, теперь уже вряд ли ищут. Честно говоря, не знаю, хочу ли я, чтоб меня нашли, поскольку совершенно не помню, от кого я так глубоко потерялся. Вдруг это были плохие люди?

Прежние хозяева говорили, что все не зря — и потеря памяти тоже. Значит, надо было.

Кому надо — это уже другой вопрос. Может, Вулкану. Это он меня привел за рукав сюда, в дом прежних хозяев.

Я стоял у светофора вот уже второй час. Кажется, я куда-то шёл, но внезапно забыл, куда и зачем. На ровном месте. Будто бы кто-то из прохожих случайно сумкой или локтем задел тумблер у меня на спине, отвечающий за память.

Нет, конечно, никакого тумблера. Может, все было и не так. Может, я вообще не из этого города и бродил сам по себе уже давно, а у светофора просто завис.

Вулкану это не понравилось. Вряд ли он мне сочувствовал. Скорей всего, я просто его раздражал. Он решил убрать раздражитель с глаз долой. Видимо, я мешал ему «гулять». То есть, лежать под скамейкой и лениво щупать взглядом проходящих мимо. Я не проходил мимо, а мозолил глаза, как досадная болячка на лице.

Я был уверен, что смерть прежних хозяев меня потрясёт, и я тут же всё вспомню. Хозяева умерли в один день — просто не проснулись.

Вулкан долго их, бездыханных, обнюхивал, после со значением заглянул мне в глаза. Я кивнул в ответ, соглашаясь.

Я не помнил, как заниматься похоронами, а может, и не умел, поэтому решил хоронить их сам. Далеко ходить не стал и вырыл широкую могилу прямо в саду, под яблоней, между мускулистых корней.

Вулкан помог мне перетащить тела.

Закапывал я сам, а теперь уже мой поддельный пёс смотрел, как я это делаю. Смотрел без печали и скорби, но внимательно.

Закончив, я подровнял холмик, похлопав по нему плашмя лопатой, и отнес её в свой сарай. Вздохнул, отряхнулся и пошел в свой дом. Ужинать. Вулкан проскользнул в дверь первым.

Я думал, что смерть Вулкана меня потрясёт, и я наконец всё вспомню. Но Вулкан умер очень тихо сегодня утром, позабыв закрыть глаза. Они стали похожи на мутные мятные леденцы, неприятно гранёные.

Вопреки своему имени, Вулкан так и не проснулся неистовым гневом на всех и вся. Может, ещё проснется, из-под земли. Я зарыл его рядом с прежними хозяевами.

Холмик над его могилкой по не понятной мне причине получился непомерно большим, в полтора раза больше, чем над соседней. Я вырвал из «Вокруг Света» портрет волка и пришпилил его сухой веточкой к могиле Вулкана. Вулкан не возразил.

Когда ушли хозяева, я немного ослеп. То есть, я все видел, но стал натыкаться на предметы.

Что готовит мне смерть Вулкана? Полную слепоту?

Поводырь зрячему не нужен, я читал в журнале, но у меня такой поводырь был. А может, я просто не помню, что такое быть зрячим?

Вечером, когда я готовил себе чай, вдруг затрещал долгие годы молчавший телефон. Я думал, он вообще не работает.

Я взял трубку и осторожно поднес её к уху, сильно сомневаясь в правильности своих действий.

— Алло? — сказали из трубки пожилым женским голосом, зачем-то щемяще знакомым. Но я не знаю ни одной пожилой женщины, кроме хозяйки, а это явно не она — я не оставлял в могиле никаких средств связи.

— Алло, — ответил я тупо, как заводная игрушка с динамиком в животе.

— Мишенька, сынок, это ты? — сказали в трубке прыгающим голосом, от которого у меня совсем потемнело в глазах.

— Нет, — на всякий случай ответил я и наугад положил трубку. После ощупал прохладный корпус телефона, нашел колёсико, отвечающее за громкость сигнала, и прикрутил его на минимум.

За окнами оглушительно тихо случилась ночь.

Продолжение вполне может следовать...