perfektoo

perfektoo

На Пикабу
поставил 319 плюсов и 7 минусов
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
Награды:
10 лет на Пикабу
4384 рейтинг 22 подписчика 15 подписок 40 постов 5 в горячем

Анатомия дома с призраками

Анатомия дома с призраками Текст, Мистика, Длиннопост, Рассказ, Перевод

Кожа: Из-за солнца фасад дома потрескался и начал крошиться.  Некогда бежевый оттенок превратился в грязно-желтый, и кажется, что тебя зазывают длинные, скрюченные пальцы отслаивающейся краски.  Из щелей дома, как гной из раны, выползают насекомые.  По пути ко входу, тебя настигает волна тепла, и спина покрывается капельками пота. Ты считаешь, что переделать придется очень много, но ведь само место задумано таким. Очень скоро червячок сомнения переродится в страх. Все верно: здесь есть над чем поработать.  Перед тем как мы начнем трапезу, необходимо накрыть на стол. Положить нож и вилку, отодвинуть занавеску, позвонить в колокольчик. Мы хотим есть.

Кости: Дерево. Цемент. Минеральная вата. Беспомощные руки, увязшие в стене, жалкие и кривые. Ты не видишь, но там, свернувшись в позе эмбриона, покоится существо.  Его тело сдавило, оно мелко дрожит. Однажды ты откроешь кладовку и найдешь его кусочек - лоскут кожи или осколок кости - но зверь, живущий в стенах, пуглив и будет стараться не попасться на глаза, так что надо приложить усилия, чтобы его увидеть.  А ты ведь будешь его искать. Ты из той породы, которые ищут.  Поэтому ты здесь. Ты считаешь, что купил этот дом, но на самом деле он выбрал тебя.

Артерии: В виляющих по зданию коридорах пахнет чем-то кислым и прогорклым, эти магистрали бегут на кухню, где призраки настроены дружелюбно, и в спальни - где они могут и укусить. Но не стоит переживать: их укусы не страшнее укуса пчелы, и как в случае с насекомым, кто-то должен умереть, когда жало вытащат из тела. Ты ощущаешь на себе взгляд сквозь зарешеченное окно, но это всего лишь потрепанная временем кукла с облупившейся краской, при этом сохранившая четкий контур улыбки.  Ты ставишь ее на прикроватную тумбочку, решив выбросить когда-нибудь потом.  Забудь. Лучше потрать время и познакомься - в ближайшие недели ты будешь часто на нее натыкаться.

Органы: Внизу, в загустевшей темноте дома, таится мягкое, влажное подбрюшье: подвал, котельная, изъеденный ржавчиной бункер, построенный на случай прилета снарядов.  Там во мраке ползают существа с выпученными слепыми глазами. Они гортанно кричат и от голода молотят по трубам.  Находясь на верхней площадке лестницы, ты услышишь их тяжелое дыхание. Одним словом, они массивные, безмозглые звери и охота не их конек, но их зубы острые, размером с кулак.  Если ты жаждешь быстрой смерти, то спускайся вниз.

Сердце: Меня (Я. Мы. Нас). Все те, кто в темноте, в стенах, в краске, в коридорах и котельной. Мы и есть дом. Мы – призраки. А разве может быть место c приведениями и без нас? Бегущая по стенам кровь - наш приветственный флаг, ночные скрипы - зловещая колыбельная. К нам давно никто не заглядывал. Твой запах приводит нас в приятное возбуждение.

Этот дом хочет накормить нас. Именно так поступают дома: через двери на кривых петлях, сквозь разинутую пасть в чрево, само место заглатывает тебя.  Нам, конечно, немного жаль, что такое происходит именно с тобой, но, пожалуйста, будь уверен, что когда мы будем резать тебя на кусочки, то не будем делать это равнодушно.  Как же странно и вместе с тем прекрасно быть поглощенным тем, что тебя хочет.

Мы хотели бы немедленно тебя разорвать, но не станем торопиться. Ужас будет нарастать постепенно. Голодны ли мы? О да! Прожорливы ли мы? О да! Мертвы ли мы? Конечно! Но кое-каких правил поведения мы придерживаемся. Сперва мы проведем тебе экскурсию, а потом начнем потихоньку обрабатывать и размягчать.  Ты увидишь наше нутро, если покажешь свое.

Автор: Ави Бёртон

Оригинальный текст: https://www.nightmare-magazine.com/fiction/anatomy-of-a-haun...

Фото: Edan Cohen https://unsplash.com/@edanco

Показать полностью

Негативное пространство

Ты сидишь на диване в чужом доме. На полу перед тобой трое детей, два мальчика и девочка, играют с игрушками. В углу комнаты стоит скромно украшенная елка. Слева от нее на стене телевизор, с экрана на тебя смотрит умерший отец этих ребятишек. Он улыбается и подмигивает. Никто больше его не замечает.


На кухне твоя жена завтракает вместе с матерью детей. Их дружба тянется с детства, они друг другу как сестры. Они даже внешне похожи: обе блондинки со светлой кожей. Подруга жены ниже и худее, а твоя жена среднего роста, она женщина в теле, но полной ее не назовешь. Вот интересно, а всегда ли подруга была такой стройной или траур по мужу заставил ее скинуть несколько килограммов. Диета на скорби, если можно так выразиться.


Никто не смотрит на экран. Похоже, они вообще не замечают, что телевизор работает. Памятное видео, смонтированное похоронным бюро, вот уже три часа идет на повторе. На фотографиях слайд-шоу разные моменты из жизни, фоном наложена инструментальная музыка, которая, как ты понимаешь, должна способствовать пробуждению чувств и эмоций. Но звучит она как глумление над памятью усопшего, как какая-нибудь пародия или насмешка.


Женщины сидят бок о бок, держатся за руки, ведут тихие беседы, время от времени всхлипывая. Ты не принимаешь участия в этих разговорах, которые не умолкают уже на протяжении пары недель. Ты сам точно не знаешь, что тебя здесь держит, но понимаешь почему здесь находится жена. Буквально недавно умерла ее мать, первой в семье, и жена была раздавлена горем и не могла прийти в себя большую часть года. Узнав, что муж ее подруги скоропостижно умер – здравствуй инфаркт – она решила, что надо ехать. Близилось Рождество, и она не хотела, чтобы подруга впервые после его смерти провела без мужа эти длинные праздники наедине с детьми. Именно поэтому вы сели в машину и отправились из Огайо в Вирджинию, где вот уже тринадцать дней живете в доме подруги жены. До Рождества еще неделя. Ты не знаешь, как долго сможешь выдерживать все это.


Чтобы женщины могли свободно общаться, от тебя требуется приглядывать за детьми, менять им памперсы и приносить что-нибудь на перекус - ни больше ни меньше. Малыши тихонечко играют на полу или на соседнем диване, справа от тебя, они спокойны и послушны, каждый – в своем собственном маленьком мире.


На экране не прекращается парад фотографий. В летний день отец жарит гамбургеры на гриле. Сейчас он стоит на заднем дворе, запорошенный толстым слоем снега. Вот мужчина сидит на пляже, обнявшись с женой, она – в купальнике, он – в плавках, на обоих – солнцезащитные очки, они улыбаются. Кто их фотографировал? Улыбаются ли они для снимка или в тот день они были по-настоящему счастливы? В роддоме отец смотрит на новорожденного в пеленках и держит его так бережно, как будто тот сделан из стекла и может разбиться при любом неловком движении. Ты не знаешь кто из детей на фото. Да и какая разница!


Отец поворачивается к тебе и, как бы предлагая, протягивает ребенка, мужчина обнажает зубы в подобие улыбки.


Ты отворачиваешься от экрана. Жуткая музыка все играет.


****


Между тобой и покойным тянется нить странных совпадений, которые удивительным образом вас сближают. Вы родились в один и тот же день, но он на год позже. Ваши жены дружат с детства, и обе младше вас на пятнадцать лет. Вы были женаты, но у своих вторых жен вы первые мужья. От прошлых браков у вас есть взрослые, живущие собственной жизнью дети. На этом совпадения заканчиваются. Детей с новой женой у тебя нет. Ты не против, просто все идет как идет. Почивший служил в ВВС, а уйдя в отставку обзавелся бизнесом в сфере отопления и кондиционирования, сторонник Трампа, заядлый охотник, недоверчиво относившийся ко всем, кто был другого цвета кожи или ориентации. Тебе больше по душе книги и фильмы, чем убийство животных ради трофеев. Ты – либерал, считающий, что разнообразие является силой, а не слабостью общества. Ты сильно сомневаешься, что вы смогли бы подружиться, если бы встретились. Тебе хочется думать, что вы по крайней мере могли бы быть терпимы по отношению друг к другу. А может быть ты ошибаешься.


****


С женой ты спишь в комнате дочки. У этой семьи нет спальни для гостей, оно и понятно, ведь в доме трое детей. Спальня супругов пустует. Вдова – как же странно называть вдовой такую молодую женщину – там не ночует. После смерти мужа она лишь присаживается на кровать. Очевидно, что лучше места, где вам спать с женой не найти, однако ее подруга охраняет его как святыню в память о муже, что для тебя вполне понятно. Стены в комнате дочки покрашены в банальный розовый цвет, из-за спинки кровати с дерева смотрят на вас две нарисованные мультяшные совы, единственное окно занавешено прозрачными светлыми шторами. Кровать – маленькая. Она подходит для ребенка, но ты с женой едва в нее помещаешься. Когда вы ложитесь, повернуться уже невозможно, так как места слишком мало, а если попробовать, то запросто можно оказаться на полу. В первую ночь на этой кровати жена предложила заняться любовью. Придет же такое в голову – трахаться в детской кроватке, да она при первых же движениях разлетится в щепки к чертям собачьим. Ты отказался, и с тех пор у вас не было секса.


Девочка спит на диване вместе с мамой на первом этаже, телевизор работает ночь напролет. Мальчики делят одну комнату на двоих на втором и обычно просыпаются несколько раз за ночь. Вы с женой по очереди встаете к ним. Из-за сильного физического и эмоционального истощения мать часто не слышит, как дети плачут ночью и зовут ее. Ты плохо спишь с первого дня. Маленькая кровать и кричащие дети не самые лучшие помощники в этом деле, но основная причина почему ты не можешь выспаться в том, что, даже находясь на втором этаже, ты слышишь памятное видео, которое идет без остановки даже ночью.


****


Ты ни разу не смотрел ролик с начала и до конца, видел лишь куски и отрывки, на которые хватало терпения. Даже когда никого не было, слайд-шоу продолжало идти в пустой комнате. Жизнь мужчины скукожилась до предмета быта, заштатного объекта, на который не обращают внимания, его попросту игнорируют, как журнальный столик с декоративной вазой, пылящийся без внимания в углу. Ты настоятельно просишь жену, если она переживет тебя, а это, учитывая вашу разницу в возрасте, вполне возможно, чтобы она не заказывала ничего подобного. А если и решится на это, то не стоит крутить видео с ночи до утра. Тебя пугает мысль, что ты можешь стать для членов своей семьи предметом, мельтешащим на периферии зрения, зависнуть на грани между жизнью и смертью, хотя ты уже и перешагнул эту черту. Она обещала. Ты надеешься, что она сдержит слово.


****


Старший мальчик научился ходить и направляется теперь к тебе. Он достаточно хорошо передвигается, разве что раскачивается из стороны в сторону и немного косолапит. Удивительно, как редко он при этом падает. На нем синяя пижама с мультяшной собакой на груди, ноги - босые. Он мягко ступает - шлеп-шлеп-шлеп-шлеп. Боясь потерять пульт от телевизора, он крепко сжимает его в левой руке.


Мальчик протягивает пульт тебе.


— Веселый, - лепечет он.


Впервые услышав от него это слово, ты не понял, чего он хочет. Теперь ты разобрался, что так мальчик просит включить «Улицу Сезам». Тебе кажется, что лучше этого не делать. Он и так проводит много времени за играми и просмотром видео на планшете, который считает своим и не желает делить с братом или сестрой, когда те оказываются рядом. Сейчас мальчик пришел без него. Он хочет увидеть «Веселого» на большом экране. А вообще: существует ли для мальчика хоть какая-то связь между этим бесконечным памятным видео и его отцом? Мальчик почти не смотрит на экран, но даже если и бросает беглый взгляд на фотографии, то, похоже, не узнает отца.


Ты забираешь у мальчика пульт и смотришь в направлении кухни. Там твоя жена целуется со своей подругой. Это не какой-то там дружеский поцелуйчик. Это долгий и глубокий поцелуй, где язык играет не последнюю роль. Ты не веришь своим глазам. Приподнимаешься с дивана, собираясь идти к ним, чтобы выяснить, какого черта все это значит. Ты моргаешь, и вот уже две женщины просто сидят рядом, держась за руки, без намека на поцелуи.


— Веселый, - не унимается ребенок.


В топку это все.


Ты отворачиваешься, направляешь пульт на телевизор, чтобы переключить сигнал с видео на антенну и поставить Веселого. С экрана муж-добытчик тычет в тебя пальцем и смеется. Как только ты нажимаешь кнопку, лицо мужа пропадает, жутковатая музыка обрывается – и тут же раздается крик подруги твоей жены.


****


Наступает ночь, и ты лежишь вместе с женой в тесной девчачьей кроватке, думая о том, сколько тебе осталось. Тикает ли внутри тебя скрытая биологическая бомба, готовая неизвестно когда рвануть? Сердечный приступ как у этого мужа-добытчика? Инсульт? Ты ненавидишь ходить по врачам, идешь, только когда совсем припрет, но теперь идея как можно быстрее пройти медосмотр не кажется тебе такой уж плохой.


Под боком тихонько посапывает жена. Снится ли ей что-нибудь, а если да, то что? Может быть во сне она целуется с подругой? Было ли это на самом деле или у тебя разыгралось воображение? Ты не можешь понять. С тех пор как ты здесь, окружающее представляется тебе странным и сюрреалистичным.


Неплохо было бы запустить руку под простыню и крепко стиснуть грудь супруги, а другой можно забраться ей между ног. Ты собираешься это сделать, но останавливаешься, услышав доносящуюся снизу музыку того видео. Ты чувствуешь себя усталым. И старым.


****


Удивительно, что благодаря своему отсутствию кому-то удается настолько явственно присутствовать. Муж-добытчик умер два месяца тому назад, но все равно остается в доме повсюду. В разлитой по лицам его жены и детей печали. В телевизоре, куда же без него, и в кабинете. Подруга жены оставила эту комнату нетронутой, стол все еще завален рабочими документами, в основном бухгалтерскими. Компьютер включен, на рабочем столе размещена фотография всей семьи. Неужели она не выключает его с момента смерти мужа? Скорее всего так и есть. На стене рядом с компьютером висят охотничьи трофеи – пара оленьих голов, самцы с могучими рогами. Их вид приводит тебя в некоторое замешательство – жесткий сухой мех, невидящие стеклянные глаза – но больше всего отталкивает, что под каждой из голов прикручены копыта, как будто это вешалки для верхней одежды. Тошнота подступает к горлу от подобного зрелища, от того как эти копыта расположены. Ты переводишь взгляд на монитор. Там фотография мужчины, его жены и детей, но теперь у них головы оленей, а руки-копыта тянутся вверх.


Ты пятишься, не отрывая взгляд от экрана. Слышишь голос жены, который просит поменять детям памперсы. Наконец ты отворачиваешься от стола, трофеев, ужасающей фотографии на экране компьютера и быстрым шагом выходишь из кабинета. Мысль о том, что придется возиться с обкаканными и описанными памперсами определенно нравится тебе больше, чем дальнейшее пребывание в этой комнате хотя бы еще минуту.


****


В детстве, когда распределяли, кто в какой команде по бейсболу, баскетболу или футболу будет играть, тебя всегда выбирали последним… Готовый ответить, ты тянул на уроке руку, но учителя почти никогда тебя не спрашивали. В старших классах школы ты был середнячком, оценки в колледже также были далеки от идеала, но ты справился и завершил учебу. Твоя личная жизнь была такой же непримечательной, при этом ты умудрился найти себе жену. Вы развелись после без малого двадцати лет брака. Она начала изменять тебе с самого начала семейной жизни. Она не могла с уверенностью сказать, являешься ли ты биологическим отцом ваших дочерей, что первой, что второй. Ты принял решение, что даже несмотря на это ты останешься их папой, однако девочки отдалились и общаются с тобой исключительно по телефону не чаще двух раз в год, да и то говорите вы недолго. После развода ты погрузился в работу. У тебя свой ресторан, который едва себя окупает, но ты и здесь из года в год каким-то чудом поддерживаешь его на плаву. Твоя нынешняя жена работала у тебя официанткой. Ты влюбился в нее с первого взгляда, а она не обращала на тебя внимания. Ты был настойчив, и в конечном итоге не мытьем так катаньем добился от нее согласия сходить на свидание. Долгое время ваши отношения напоминали американские горки с их взлетами и падениями, но как только все более или менее устаканилось, ты сделал ей предложение. Ты был сильно удивлен, когда она согласилась. Ваш брак вас устраивает. Она никогда не интересуется твоей жизнью, не помнит ни график твоей работы, ни день твоего рождения, ни годовщину свадьбы, ни твои хобби и увлечения. Как-то раз ты решил серьезно с ней поговорить на эту тему и заявил ей, что по твоему мнению она постоянно тебя игнорирует.


Она задумалась на секунду и ответила:


— Просто кое-кто не от мира сего, а нормальные люди живут в реальном мире.


****


Подруга жены работает по будням. Обычно она отводит детей в садик, но с нашим приездом есть кому весь день присматривать за детьми, чтобы помочь ей сэкономить деньги. Ее муж умер, не оставив завещания, а без его дохода и льгот приходится ужиматься. Тебе нравится проводить время с детьми, в первую очередь потому что ты можешь выключить это проклятое видео, а подруга жены не впадет при этом в истерику.


В один из дней твоя жена сидит на диване с младшим мальчиком на коленях, а двое старших детей по бокам от нее. Она читает им книжку доктора Сьюза, напичканную глупыми рифмами и еще более глупыми рисунками, которую ты помнишь еще по своему детству. Детям очень нравится, и как только она заканчивает читать, тут же старший мальчик настойчиво просит:


— Мамочка, почитай еще!


Твоя жена широко ему улыбается и не поправляет.


— С удовольствием, моя радость.


Она возвращается к началу книги и начинает читать снова, а ты с другого дивана просто наблюдаешь и слушаешь.


****


Когда твоя жена заявила, что поедет к своей подруге с тобой или без тебя, ты спросил ее почему так категорично.


— Это из-за твоей матери? - поинтересовался ты.


Вопрос разозлил ее.


— Не в этом дело. Мы с Лори были детьми. Жили через улицу, подружились. Все время вместе играли, дневали и ночевали друг у друга дома. Она мне ближе сестры, и Лори точно также относится ко мне. Я готова для нее на что угодно, впрочем, как и она для меня.


Ты никогда не слышал, чтобы жена говорила настолько эмоционально, с такой страстью, любовью, решимостью. Она никогда так не отзывалась о тебе, и ты ревнуешь ее к подруге, которая обладает монополией на сердце твоей супруги.


— Все же просто: она нуждается во мне, поэтому я и еду. Ты можешь поехать со мной или остаться. Выбор за тобой.


Ты решил ехать.


****


Как только все трое детей улеглись на дневной сон, вы вдвоем спускаетесь на цокольный этаж, где находится прачечная. Ты бы и сам с удовольствием вздремнул часок-другой. Ты стал забывать насколько сильно выматывает уход за маленькими детьми. Всегда есть чем заняться в доме, что-нибудь помыть, почистить. Дети любят наводить беспорядок. И вот жена решила, что нужно постирать вещи, а ты пошел с ней, чтобы помочь. Она любит делать работу по дому сама и не любит, когда ты мельтешишь перед глазами, поэтому твоя «помощь» сводится к стоянию в сторонке и наблюдению за тем, как она работает.


— Почему я здесь?


Она смеется и смотрит на тебя.


— Экзистенциальный вопросик, тебе не кажется?


— Я имею в виду, почему здесь и сейчас я с тобой. В Вирджинии.


Уголки ее губ приопустились.


— Ты приехал, чтобы помочь Лори.


— Нет, это ты здесь поэтому. Я бездельничаю, с тех пор как приехал. Да и дел здесь для меня, честно говоря, особых нет.


Ответ застревает у нее в горле, она колеблется, морщит лоб. Ты понимаешь, что ей нечего сказать, и тебе от этого становится грустно.


Она улыбается и пытается сгладить ситуацию шуткой.


— Из Огайо сюда ехать долго. Нужен же был мне кто-то, кто бы мог сесть за руль, если я устану.

Ее губы растягиваются еще шире, словно говоря: «Смешно ведь?».


Ты пытаешь улыбнуться в ответ, но получается паршиво.


****


На ужин была еда из Макдональдса. После долгого трудового дня у подруги жены не осталось сил на готовку. Она работала менеджером в клинике, и ты удивлен тем, как она может проводить целый день с больными людьми, людьми с увечьями, а может быть даже среди умирающих пациентов. Как это может отвлечь ее от мыслей о смерти мужа? Сегодня она не хотела стоять у плиты; вам с женой также, по ее мнению, нечего с этим возиться.


— Она точно знает, что именно хочет съесть, - просветила тебя жена, пока вы ехали в Вирджинию. – Она хочет то, что она хочет и когда она этого хочет. Сегодня – филе миньон, завтра – консервы.


Ты понимаешь, что настал черед фастфуда.


Старший мальчик и его сестра получили куриные нагетсы, картошку фри и газировку. Младшего, почти младенца, усадили на высокий стул и дали пожевать кукурузные колечки Чирос. Жена с подругой довольствовались салатом. Ели они мало. Ты взял куриный сэндвич, но тоже весь его не съел. Вы все забились на кухню, где едва хватало места двоим, не говоря уже о шестерых. Там был кухонный стол, но подруга жены не убирала с него барахло – белье, которое надо было разобрать, коробки с одеждой, которые она купила в качестве шопинг-терапии, так и не открыв их с момента покупки, кипы непрочитанных журналов…


Она сетует на то, что ее семья не будет ей помогать, как, впрочем, и друзья. Далее, не без слезных причитаний, она плавно переходит к вопросу о том, что делать с бизнесом мужа – оставить его? Закрыть? Там работают люди, немного, но у каждого есть семья, которую нужно кормить. Потом все скатывается к рассуждениям о необходимости установки имплантов в грудь. Как считает твоя жена, у подруги всегда были проблемы с восприятием собственного тела и в данный момент она абсолютно точно не готова даже думать о том, чтобы начать с кем-нибудь встречаться, а может быть она вообще навсегда останется одна, но при этом она хочет увеличить грудь, чтобы почувствовать себя лучше. Кроме того, она проговаривала этот вопрос с мужем, и он был не против, поэтому установка имплантов будет в некотором роде выражать его последнюю волю, верно?


Ты прекрасно понимаешь, что горе у разных людей выражается по-разному, но грудные импланты? Через три месяца после смерти мужа? Звучит дико.


— Да посмотри же на них.


Подруга жены встает, снимает с себя блузку, вешает ее на стул, следом туда же отправляется бюстгальтер. Делает шаг назад, чтобы вам с женой было удобнее ее разглядывать. Она кладет руки на бедра и смотрит на вас, а потом интересуется: «Ну как?».


Размер ее груди меньше обычного, но при этом она выглядит аккуратно и как нельзя лучше гармонирует с фигурой. Ты шокирован той легкостью, с которой она разделась перед вами и тем, что она интересуется вашим мнением по поводу своей груди.


— Мне твоя грудь нравится, - признается жена. — Если тебе хочется вставить импланты, то ты должна это сделать. Но я не думаю, что сейчас самое подходящее для этого время. Будет тяжело восстанавливаться после операции, ведь у тебя трое маленьких детей, которые будут лазить и скакать по тебе.


Жена оборачивается к тебе:


— А ты как думаешь?


Даже если она и испытывает какую-либо неловкость, что перед тобой стоит ее подруга с голой грудью, то она умело это скрывает.


Ты смотришь на жену в надежде получить подсказку, как тебе реагировать, но она лишь улыбается и кивает, словно подначивая: «Смелей. Подыграй ей». Ты смотришь на подругу жены, пытаясь найти нужные слова, такие, которые не получится понять превратно.


— Они – идеальны.


Вместо благодарной улыбки за то, что ты ее разубеждаешь, жена подруги хмурит лоб.


— Врешь ты все. Тебе же нравятся большие сиськи. Взгляни на свою жену.


Она берет блузку со стула, лифчик остается висеть. Просовывает руки в рукава и застегивает пуговицы. Соски стоят и отчетливо просвечивают сквозь ткань одежды.


В ожидании поддержки ты смотришь на жену, но супруга наконец занялась салатом. Переводишь взгляд на детей, стараясь оценить их реакцию на то, что их мама обнажается перед незнакомцами. Но они уплетают за обе щеки и, кажется, не понимают, что такого мгновение назад сделала их мама.


Про себя ты благодаришь Господа за нечаянные радости.


— Давай ешь, - отзывается жена.


Родители приучили ее оставлять после себя пустую тарелку, поэтому она доедала все без остатка, до последней крошки. Живя с ней, ты привык поступать так же. Ты опускаешь взгляд, ожидая увидеть куриный сэндвич, но вместо этого видишь продолговатую, сочащуюся кровью кость, край которой оканчивается копытом. На видео перед тобой появляется мужчина, полностью одетый в охотничью одежду – камуфляжный костюм и сапоги. Стоя на коленях рядом с мертвым оленем, он держит его голову за рога, а из краешка рта животного свисает язык. Один из двух оленей, находящихся в офисе? Возможно. У убитого животного лишь три копыта.


— Ну же, - ободряет мужчина. — Кусай - тебе понравится.


Ты разглядываешь кость. На ней висит немного мяса, но тем не менее оно там есть. Ты наклоняешься, держа кость подушечками пальцев за края, и аккуратно подносишь ее ко рту. Ты слизываешь кровь сверху, находишь клочок мяса и отрываешь его зубами. Ты начинаешь жевать.


Это самое вкусное, что ты ел в своей жизни.


****


После ужина вы собираетесь в гостиной. Жена с подругой сидят на диване, ноги их соприкасаются, они продолжают говорить и говорить, лишь время от времени прерываясь на то, чтобы вместе поплакать. Памятное видео, конечно, все идет – его громкость, как обычно, зашкаливает. Звук достигает той точки, когда ты почему-то перестаешь его воспринимать. Ролик становится для тебя немым кино. И от этого на душе еще тяжелее.


Тебя удивляет, насколько, будучи в гостях, твоя жена эмоционально раскована в отношениях с подругой и ее детьми. К тебе это не относится. Примерно также она обращалась с тобой, когда вы только начинали встречаться лет десять назад, но с тех пор утекло много воды, и теперь вы больше походите на друзей, у которых случается секс. Это совсем не плохая жизнь, совсем нет, но ты надеялся, что ваши отношения будут выглядеть иначе.


Ты сидишь на полу, поджав под себя ноги, а дети вокруг играют в куклы, машинки, кубики, в какие-то светящиеся, гомонящие и поющие игрушки. Ты стараешься включиться в игру, привлечь их внимание, но они не реагируют, изредка бросая в твою сторону рассеянный взгляд.


Теперь ты смотришь на жену и ее подругу. Женщины раздеты по пояс, ласкают друг другу обнаженные груди, как бы сравнивая их между собой. С тебя довольно. Какого хрена - ты же сидишь здесь!


— Эй, чем вы там занимаетесь?!


Они молчат, не смотрят на тебя, не подают вида, что ты вообще о чем-то их спросил. Жена наклоняется и припадает губами к соску подруги, начинает его посасывать. Подруга закрывает глаза, откидывает голову назад. Дети задирают голову вверх, наблюдают за происходящим, хихикают и от радости хлопают в ладоши.


— Мамочки, - лепечет девочка.


Смех троих детей становится громче.


Ты стоишь и смотришь на женщин и детей. Никто из них не обращает на тебя ни малейшего внимания, и у тебя закрадываются сомнения, а здесь ли ты на самом деле. Ты утыкаешься взглядом в телевизор на стене и на мгновение тебе кажется, что что-то не то происходит с твоими глазами. Как будто муж-добытчик высунул руку из экрана, тем самым пересекая черту, отделяющую его двухмерное пространство от твоего трехмерного.


Ты подходишь к экрану, минуя детей, и пристально рассматриваешь руку. Она ничем не отличается от руки живого. А что будет, если до нее дотронуться? Окажется ли она наощупь такой же настоящей?


В твоей голове раздается голос.


«Смелей же. Дотронься. Тебе…»


— … понравится, - заканчиваешь ты фразу.


Удивительно, но твоя рука и не думает дрожать, пока ты пытаешься дотянуться до руки мужчины. Он крепко ее обхватывает, как будто бы это было обычное рукопожатие при встрече. Одним мощным рывком он отрывает тебя от земли и тянет к себе. Твой взгляд затуманен, мир вокруг бешено вращается. Все успокаивается, и вот ты уже стоишь рядом с мужем-добытчиком. На улице теплый летний день, ты на заднем дворе его дома. Он готовит бургеры на гриле, который выглядит новее, чем в реальной жизни. Он одет в футболку, шлепки и фартук, на котором красуется надпись: «Не стреляйте в повара - он готовит, как умеет».


На заднем дворе больше никого нет. Вы одни.


Ты оборачиваешься, надеясь увидеть дом, но вместо этого на его месте располагается гигантский, размером с IMAX, экран. На нем транслируется изображение семьи, с которой ты был миг назад. Дети сидят на полу, смеются и хлопают в ладоши, а их мамочки придаются любви на диване. Слезы катятся по твоим щекам, мужчина кладет руку тебе на плече. Мерзкая музыка, льющаяся со всех сторон, нарастает.


— Не переживай, - успокаивает он. — Мы им больше не нужны. Я теперь сомневаюсь, что мы были им когда-то нужны. Хочешь бургер?


Ты бросаешь прощальный взгляд на экран и отворачиваешься. Ты больше не сдерживаешь слез.


— Давай, а что еще остается?


Автор: Тим Ваггонер


Оригинальный текст: https://www.nightmare-magazine.com/fiction/negative-space/

Негативное пространство Перевод, Длиннопост, Мистика, Текст, Рассказ
Показать полностью 1

Орден личей

— Долго еще? — поинтересовался первый лич у второго. Его дреды задубели и приобрели пепельный оттенок, а воздух был пропитан отнюдь не ароматами благовоний, отдавало чем-то прогорклым. Глубоко запавшие глаза лича выдавали накопившуюся усталость.


— Как только, так сразу, — отозвался второй. Опираясь на изогнутый посох, он наблюдал как в котле бурлит варево. — Продолжай мешать.


Третий лич хранил молчание, больше походившее на глубокую медитацию. Спустя некоторое время он распростер свои нечестивые кости над котлом и плюнул в него.


— Достаточно, — сообщил он.


Первый лич прекратил мешать и стал ждать вместе с остальными. Едва он отошел от котла, как бледный, едва заметный туман взвился в воздух, окутав их фигуры бесформенными клубами.


Третий лич выжидающе смотрел на туман.


— Найди мальчишку, — приказал он.


Туман без промедления устремился в небо, исчезая в проглотившей звезды темноте.


— Что дальше? — как только туман исчез, спросил первый лич.


— Пойдем, — ответил ему второй. – Присоединимся к остальным.


• • • •


Ярость подняла мальчика из могилы, и он, не мешкая, отправился к матери. Их двухкомнатная квартира, ранее казавшаяся такой тесной, теперь выглядела до крайней степени сиротливо. На самом же деле ничего не поменялось. Отец так и не объявился — даже похороны сына не заставили его показаться у матери. Комната мальчика осталась в неприкосновенности. Винтажный постер Кена Гриффи—старшего все также кое-как приклеенный висел над его кроватью, а бейсбольная бита пылилась в углу возле стола. Коллекция кепок Ориолс располагалась на полке рядом с книгами. Не хватало разве что перчатки и заляпанного грязью мяча. Их как улики увезли вместе с телом.


После похорон мать перестала вставать с дивана, где он собственно ее и обнаружил, свернувшейся калачиком, в обнимку с его школьной фотографией. Родственники приходили и уходили, но случалось это все реже и реже, других детей у нее не было. Теперь она осталась совсем одна.


Мальчик попробовал ее разбудить.


— Мама, я здесь, — проговорил он. – Я рядом.


Мать не шелохнулась. Тело ее было неподвижно, только грудь сильно вздымалась и опускалась. Слезы увлажнили щеки, нос покраснел и предательски хлюпал. Он помнил ее не такой, словно бы минули не месяцы, а прошли годы.


— Мамочка, — вновь попытался он позвать, но опять безрезультатно.


Голос не смог перелететь через разделявшую их пропасть.


Мальчик спрашивал себя: является ли предательством с его стороны вот так бросить свою мать. Но, строго говоря, он не может ее бросить, потому что его здесь уже нет. Ни для мамы. Ни для тех, кому он более всего нужен. Спрашивай – не спрашивай, в любом случае у него просто нет выбора.


• • • •


— Куда он теперь? – спросил первый лич у склонившихся над котлом.


Втроем они пристально вглядывались в образы, разбегавшиеся по поверхности варева.


— Путь ему указывает филактерий, — здраво заметил третий. — Все в точности как у нас.


Второй лич провел ладонью по черепу, на котором кое-где еще осталась кожа.


— Будь моя воля, я бы отвернулся.


— Ровно как и я, — обратившись к нему, согласился третий. — Но даже, если отвернешься, сможешь ли ты забыть?


— Нет, вряд ли, — ответил второй. – В этом и состоит наше проклятье, по-другому ведь нельзя?


— Бремя судьбы. Проклятье. Какая в целом разница? Именно это делает нас теми, кто мы есть, — третий лич опустил голову ниже к котлу. – Теперь наблюдайте.


Исполнив команду третьего лича, все превратились в зрение, однако первый никак не хотел угомониться.


— Когда придет наш черед действовать?


— Только если потребуется, — отрезал третий. – Ты поймешь. Мальчишка даст нам знак. Он такой же наш проводник, как и мы его. Это его персональная история, а мы всего лишь хронисты.


Первый лич принялся внимательно разглядывать образы, опасаясь спрашивать дальше.


• • • •


Мальчика удивила та легкость, с которой пришло осознание того, куда именно нужно идти. Большая ошибка сравнивать мертвых с блуждающими странниками.


Прямиком из квартиры матери он отправился навестить офицера Санчез. Он был рядом с ней в полицейском участке, а вечером проводил до дома. Целый день сидел около нее в патрульной машине и наблюдал, как она спит. Хотя теперь его родная мама и осталась совсем одна, он приложит все усилия, чтобы эта женщина-полицейский никогда больше не почувствовала себя в одиночестве.


Довольно скоро она начала ощущать его присутствие. Сначала в мелочах. Легкий ветерок, который касался только ее. Шепот недоступный слуху ее коллег. Наконец, это начало становиться проблемой. Мальчик начал появляться в каждом ее сне. Она с замиранием сердца отправлялась в кровать, зная, что он дожидается ее там.


Затем сны перетекли в реальность дня. Она чувствовала, как он заглядывает ей через плечо. Примечала вдали его расплывчатый силуэт. От него было не скрыться. Куда бы она ни шла, мальчик неотступно следовал за ней.


Офицер Санчез решила прибегнуть к помощи штатного психиатра. Тот заявил ей, что нет ничего необычного, что после такого травмирующего инцидента у нее подобные симптомы.


— Не переживайте, — обнадежил врач. – Время – лечит.


Он выписал ей таблетки и назначил еженедельные сеансы. Все было напрасно: таблетки не помогали, как, впрочем, и строгое следование рекомендациям врача; мальчик был рядом. Он был кругом и везде. В коридорах. На улице. В лице каждого подозреваемого, когда на руках задержанного защелкивали наручники и сажали его на заднее сиденье патрульной машины.


— А где он сейчас? — спросил психиатр в одну из особенно удачных сессий. – Мальчик здесь? В этой комнате?


Мальчик перегнулся через плечо врача и с вызовом посмотрел в лицо офицера Санчез. Левой рукой он крепко стискивал плечо психиатра, но тот этого не замечал. Мальчик поднес палец к губам и еле слышно выдохнул: «Шшшш».


Женщина расплакалась, и слезы стыда хлынули из ее раскрасневшихся глаз. Она продолжала молчать.


После этого случая врач отправил офицера Санчез на больничный. По правде говоря, она была этому рада. Коллеги по работе в полицейском участке перестали ей доверять. Себе она тоже не верила. Всякий раз дотрагиваясь до табельного оружия, ее мышцы напрягались. Она чувствовала, как плотно пальцы обхватывают металл; это лишь вопрос времени, когда они лягут на курок. Согласно предписаниям, она должна была сдать свой значок и пистолет.


Большую часть времени она проводила дома. Свет стал пугать ее не меньше темноты. Присутствие мальчика вводило в ступор. Не видя его, она знала, что он где-то рядом, выжидает момента, чтобы в очередной раз показаться.


— Что тебе от меня нужно? – не выдержав, крикнула она в темноту.


Мальчик двинулся на нее, шаги создавали едва различимое эхо. Офицер Санчез корчилась в углу кухни, опершись спиной на шкафчик под раковиной.


— Ты знаешь, что совершила и знаешь, какого я жажду возмездия, — холодно сказал мальчик.


Язык женщины прилип к небу. Она рыдала, сопли пузырились и стекали к кончикам губ.


— Ты не стреляла, но именно ты подкинула мне пистолет, пока я лежал в грязи, истекая кровью. Засунула наркотики в карман.


Ее ноги и руки тряслись от страха. Зубы не переставали клацать.


— Мне было страшно…


Мальчик не двигался. Он терпеливо ждал ее вопроса. Он знал, что она его задаст. Ему некуда торопиться.


— Прошу… — взмолилась она. – Что тебе от меня нужно?


Медленным движением мальчик опустил руку вдоль туловища. Встав на колени и заглянув ей в глаза, он извлек на свет ее табельное оружие и протянул ей. Санчез была уверена, что сдала пистолет. Однако он был также материален, как и все окружавшие ее вещи.


Она протянула руку и взяла пистолет. Сегодня он стал тяжелее и холоднее. Ей не надо было проверять патронник, чтобы убедиться в наличии там патрона. Ее взгляд блуждал между пистолетом и мальчиком. Он пальцем приподнял ее подбородок и заставил смотреть на себя.


Ее глаза пробудили в нем воспоминания. Последние минуты жизни, когда он смотрел вверх, в предвечную зияющую синеву. Теперь же он уставился в ее глаза и обнаружил в них нечто похожее на те свои ощущения.


— Ты сейчас напугана… — он почти удивился подобной реакции, как будто он ожидал чего-то другого.


Она кивнула, поместила ствол пистолета в рот, раздался хлопок, и пуля вышла через затылок.


• • • •


Второй лич приподнял голову и обвел взглядом присутствующих.


— Другие могут гордиться проделанной нами работой.


— Верно, — не стал спорить третий. — Однако мы еще далеки от цели. Мальчик набирает силу, но ему еще следует многому научиться, прежде чем он сможет стать членом нашего Ордена.


— А если он не захочет? — засомневался первый.


— До него многие отказывались, — подхватил второй.


Третий лич перенял посох у второго и стал мешать варево. Картинки как в зоотропе запрыгали перед их взором. Перед ними пронеслось бессчетное количество смертей.


— Не каждому из нас дано умение подчинять себе волны времени, по которым мы плывем, — пустился в рассуждения третий лич. – Этот океан настолько безбрежен, что в нем значительно легче попросту сгинуть.


— Выходит, что мы не справимся? — расстроился первый.


Третий лич вытащил посох из котла и вернул второму. Появился образ мальчика.


— Об этом мы скоро узнаем.


• • • •


После похорон офицера Санчез мальчик отправился домой к ее напарнику. Офицер Макгрегор в отличие от своей коллеги жил не один. С ним вместе на окраине города, где старинные вековые дома из коричневого камня оттесняются современными пригородными кварталами, жили жена и две дочери-подростка.


Дом радовал глаз. В нем, когда уличные фонари только готовились вот-вот зажечься, каждый вечер накрывался ужин. Там каждый из родителей был надежен как скала. В гараже стояла парочка машин. Краска на фасаде была в идеальном состоянии. Штакетник забора доходил до пояса и ничего не скрывал от любопытных глаз.


По утрам миссис Макгрегор отвозила девочек в школу. Офицер Макгрегор забирал их после баскетбольной секции, стараясь посидеть на тренировке хотя бы последний час. Он гордился дочками и верил в их успех. Он всячески поддерживал любые их начинания.


В отличие от случая с офицером Санчез мальчик тщательно исследовал их жизнь. Он узнал, что девочки обожают литературу, а точные науки вызывают у них трудности. Он также обратил внимание и на их мать, но в ее жизни не происходило ничего интересного. Каждый день миссис Макгрегор походил на предыдущий. Она вставала, готовила себе и дочерям завтрак, муж к этому времени уже уходил на работу. После этого она везла детей в школу и отправлялась за покупками в супермаркет, однако, если дома всего хватало, она могла пойти на тренировку по пилатесу или отправиться на прогулку с собакой в парк.


Но мальчик знал, что идеальная картинка их жизни всего лишь фасад. Он видел, как офицер Макгрегор трудится на добровольных началах в местной церквушке. Как он вежлив с соседями, и как они его уважают. Как он достает мелочь из кармана и вручает попрошайке. Все это ровным счетом не имеет никакого значения. Мальчик видел самые темные уголки его души, которые офицер Макгрегор скрывал от всех остальных, куда не было доступа ни одной живой душе. Мальчик поклялся пролить свет на эту темную сторону, даже если единственным зрителем окажется сам офицер Макгрегор.


• • • •


Он начал с его жены, решившей скоротать время в торговом центре. Мальчик никогда не понимал природу магнетизма этого места, и того, как его посетители могут прожигать свой день, глазея на вещи, которые им не по карману. Люди гордо несут свои лишенные жизненной искры тела мимо других таких же, сохраняя молчание, а в это время их мозги закисают от разъедающего душу бессмысленного и безжизненного существования.


Мальчик след в след шел за женой офицера Макгрегора, пока та прогуливалась вдоль обувных магазинов и киосков с выпечкой. Время от времени она замирала около витрин, зацепившись взглядом за то, что, по ее мнению, может понравиться мужу или дочкам, но вскоре женщина начинала что-то бубнить себе под нос и продолжала поход по магазинам.


Он был до крайней степени удивлен тем, как она продолжает справляться со своими будничными делами. Как ни в чем не бывало, не придавая значения тому, что сотворил ее муж. Мальчик не знал, что именно он ей рассказал о том случае. Возможно она пребывает в неведенье.


Жена Макгрегора попробовала новую помаду и духи. Она бродила от отдела к отделу, примеряла различные наряды, подбирая подходящий. Она надевала шерстяные пальто и цветастые шляпы, хотя никогда бы не посмела выйти в них на улицу. Она была не настолько легкомысленной.


Покупателей было много, и большинству требовалась консультация. Мальчик обратил внимание на то, как миссис Макгрегор со все нарастающим нетерпением провожала взглядом продавцов торгового зала. Конечно, она была не одна такая – еще пара покупателей застыли со скрещенными на груди руками, а их глаза сузились до щелочек. Лишь у миссис Макгрегор хватило духа напомнить о себе.


— Постойте, — с раздражением тявкнула она на молодую темнокожую девушку, которая была не старше дочерей самой миссис Макгрегор.


При виде поджатых губ покупательницы руки девушки, державшие коробку, затряслись.


— Простите, мисс. Я только поставлю эту коробку на место и сразу к вам подойду.


Продавец-консультант попыталась улизнуть как можно скорее, но миссис Макгрегор преградила ей путь.


— Почему бы вам сейчас же не принести то, что мне нужно? У вас же две руки?


— Мэм, я должна отдать вещи другому покупателю, — с опущенной головой, заикаясь произнесла девушка. – Я подойдут к вам в первую очередь и принесу то, что вы хотите.


Девушка смущенно взглянула на остальных покупателей, кивнула и заторопилась на склад. Не дожидаясь ее возвращения, жена офицера Макгрегора махнула рукой другому продавцу, расхаживающему по залу. Выглядел он крайне молодо, едва достиг того возраста, когда можно устроиться на работу. Мальчик.


— Слава Богу, — выдохнула миссис Макгрегор, когда он к ней подошел.


Больше ничего сказать она не успела— он ее перебил.


— Вам должно быть стыдно, — заявил он.


— Простите что?


Мальчик подошел ближе. Он смотрел неморгающим взглядом. Освещение в магазине как будто бы немного утратило свою яркость.


— После всего, что вы натворили, вам должно быть стыдно за всю вашу семью. Вы потворствовали этому.


— О чем вы сейчас говорите? Я ничего не делала.


— Вот именно, — согласился мальчик.


Его лицо походило на каменную маску. Глаза остекленели. Он сделал еще один шаг к миссис Макгрегор, и тогда она поняла, что не может уловить его запах. Его кожа сухая и твердая. Она увидела в его туловище входные отверстия от пуль, и ее объяла пустота, от которой было не скрыться.


Мальчик взял ее руку и крепко сжал. В этот момент она увидела, действительно впервые увидела, что совершил ее муж. Зрением мальчика она смотрела, как мистер Макгрегор нажимает курок. Почувствовала, падающую с руки перчатку. Кровь, растекающуюся вокруг тела. Видение ушло так же быстро, как и пришло, впрочем, как и мальчик, стоявший перед ней.


Не понимая, как на это реагировать, она развернулась и побежала. Миссис Макгрегор мотала головой из стороны в сторону, бросая взгляды на других покупателей, глаза которых выражали презрение и ужас. Она молнией вылетела из магазина и понеслась к своей припаркованной машине. Ключи оказались в ее руке еще до того, как она очутилась на улице. Она кожей чувствовала, что за ней следуют по пятам, но, обернувшись, никого не увидела.


Она резко открыла дверь, судорожно вставила ключ зажигания. Не глядя в зеркало заднего вида, она до упора нажала педаль газа и выехала с размеченного места, на всех оборотах удаляясь с парковки.


Дыхание стало тяжелым, пульс участился. Она ощутила, как по лицу катятся слезы.

Делая крутой правый поворот и ускоряясь на главной дороге, она не успела заметить массивный фордовский пикап, поворачивающий в это же время налево. Удар пикапапа пришелся в пассажирскую дверь машины, и автомобиль перевернулся на крышу.


Находясь у входа в торговый центр, мальчик видел, как высокая костлявая фигура с длинными белесыми дредами вышла из полыхающего Форда и заглянула в груду искореженного металла, где находилась жена офицера Макгрегора. Мгновение спустя, фигура выпрямилась и кивнула ему. В ту же секунду по обеим сторонам встали два других лича.


— Мертва, — подытожил второй лич.


Мальчик молча рассматривал двух новых компаньонов.


— Ты же ведь этого хотел?


— Я… — начал было он, но ответ застрял в горле.


— Труднее всего с теми, кто ничего не совершал, — глядя на останки машины, прошелестел третий лич.


— Неужели она это заслужила? – ни к кому конкретно не обращаясь и не ожидая получить ответ, выдавил из себя мальчик.


Третий лич развернулся и взглянул на него.


— А ты сам как считаешь?


• • • •


Офицер Макгрегор отказался от предложения начальника продлить отпуск в связи с гибелью супруги. В отличие от офицера Санчез гордость не позволяла ему ходить на прием к психиатру. Он научился глубоко прятать свои переживания и редко с кем-либо делился тем, что у него на душе. Однако если бы он начал откровенничать, то в этом не было бы ничего удивительного, ведь он только что потерял жену. Годы подобной закалки принесли ему только вред, ведь он отгородился от всякого, кто мог бы поддержать его.


Дочери заметили, что отец отдалился и стал раздражительней, хотя раньше за ним такого не водилось, а когда они попытались поговорить, то он сказал, что все нормально и причин для беспокойства нет. Макгрегор был уверен, что он их защитник. Они должны знать, что отец не какая-нибудь тряпка. Они должны знать, что он всегда будет их оберегать. Его девочки – самое главное для него, остальное – неважно.


• • • •


Подъехав к своему дому офицер Макгрегор увидел, что в окнах темно. Если бы девочки были на баскетболе или гуляли вместе с друзьями, то в этом не было бы ничего удивительного. Но он знал, что это не так. Час назад по дороге с работы он звонил старшей дочери из продуктового. Он хотел сделать пиццу на троих, поэтому все они должны были собраться дома. Дочка заверила без промедления, что ни она, ни ее сестра никуда не идут.


Припарковавшись в гараже, он не стал доставать продукты из багажника, его рука непроизвольно скользнула к табельному оружию. Медленно и осторожно он открыл водительскую дверь и, вылезая, осмотрелся по сторонам. Кроме собственного дыхания других звуков он не услышал. В гостиной не работал телевизор. На кухне микроволновка не хрустела попкорном. Не было слышно и дружеских бесед, проходивших у экранов компьютеров и Айфонов.


Плюс ко всему дверь, ведущая в дом, была широко распахнута. Увидев это, офицер Макгрегор достал пистолет из кобуры и направил его на проем. Пот струился по лбу, руки стали липкими. Он хотел окрикнуть дочерей, но отдавал себе отчет, что не стоит выдавать свое присутствие.


Он вошел в дом, и убедился, что на кухне никого нет. На гранитной стойке расположился компьютер младшей дочери, экран которого мерцал ровно на том месте, где она всегда делала уроки, хотя стул пустовал.


Двигаясь собранно и внимательно, Макгрегор переместился из столовой в гостиную. Там также никого не оказалось.


Поднявшись на площадку лестницы между этажами, краем глаза он заметил, как что-то мелькнуло в темноте. Подняв дуло пистолета, он стал медленно возвращаться в гостиную.


На диване сидел мальчик, внимательно смотревший телевизор, на экране которого плясала черно-белая рябь.


— Ни с места, — приказал офицер Макгрегор и взял мальчика на мушку.


Тот наклонил голову в его сторону, глаза подростка потемнели, а из ран на обивку сочилась кровь. Офицер Макгрегор в изумлении разглядывал открывшуюся перед ним жестокую картину, завороженный фактом присутствия здесь мальчика и не верящий своим глазам.


— Зачем ты пришел?


Мальчик встал к нему лицом.


— Я пришел, чтобы дать тебе выбор.


Макгрегор сделал шаг, напирая на мальчика.


— Где мои дочери? — потребовал он ответа.


Мальчик удивленно окинул взглядом комнату.


— В каком смысле? Они здесь. С нами. Разве ты их не замечаешь?


Из темноты за его спиной в необычном виде вышли два лича и встали по обе стороны. Видно было, что это не совсем личи. Они были юными и жизнерадостными. Дреды первого стали толстыми и черными, а кожа лоснилась и сияла. На голове второго появились волосы, а на скальпе – кожа. Его шея больше не краснела от ожога петли, удушившей его. Их фигуры обрели плоть. Они снова стали детьми.


— Повторяю, ни с места! – завопил офицер Макгрегор, как только они сделали к нему шаг.


Мальчик рассмеялся.


— Забавно, конечно. Сейчас ты многословнее, чем при той нашей первой встрече.


— Где мои дочери? — повторил Макгрегор свой вопрос, а дети продолжали идти.


— Не стреляй, — умоляли в унисон дети. – Пожалуйста, не стреляй, — шагая, говорили они.


Офицер не стал повторять свой вопрос. Дети сделали шаг, и он высадил всю обойму.


Когда они рухнули на пол рядом с мальчиком, офицер Макгрегор увидел не их тела, но тела двух своих дочерей, истекающих кровью.


Он бросил табельное оружие на пол и кинулся сначала к младшей дочери, упав рядом с ней на колени. Первая пуля прошла через щеку, а вторая прошила левую глазницу. Мгновенная смерть.


— Папочка… — услышал он едва различимый шепот старшей дочери, которая зажимала рукой рану на шее.


Макгрегор повернулся к ней и накрыл ее руку своей, безуспешно пытаясь остановить кровь. Из-за нее она не могла внятно говорить, кровь стекала по уголкам губ, впитываясь в лежавший под ней ковер. Ее тело было нашпиговано пулями, и этот оскверненный образ дочери отпечатался в голове офицера. Она вот-вот должна была умереть.


— Папочка, зачем ты это сделал? — они пристально смотрели друг другу в глаза, и чем дольше она смотрела в его лицо, тем больше опускались ее веки.


— Это не то… — начал было полицейский, но понял, что дочь мертва также как ее мать и сестра.


Теперь он остался совсем один, лужа из крови вперемешку со слезами расползалась по полу пустого дома.


Некоторое время он, не шелохнувшись, держал безжизненное тело дочери. Макгрегор ощущал присутствие мальчика, но не осмеливался поднять глаз. Ему не удастся перебороть то, что откроется ему, стоит лишь взглянуть.


— Я почти дожил до своего дня рожденья, слышишь ты?! – с вызовом в голосе произнес мальчик.


Он хотел, чтобы офицер видел его. Задрав подбородок Макгрегора бесплотным пальцем вверх, мальчик заставил его взглянуть себе в лицо. Офицер, не отрываясь, долго и внимательно смотрел на подростка.


— Я этого не знал, — ответил Макгрегор.


Оба рассматривали мертвые тела девочек, лежавшие на полу. На краткий миг, на несколько пульсирующих секунд мальчик и офицер склонили головы, объединенные общей болью и чувством тоски. Они ощущали разное, ведь то, что каждый из них пережил не поддавалось сравнению, поэтому в полной мере понять чувства друг друга они не могли, но впервые они вместе признали, что боль есть, она существует.


К ним из-за спины приближались три лича, теперь принявших свою постоянную спектральную форму.


— Ты собираешься заканчивать? — обратился второй лич к мальчику.


— Что именно? — откликнулся тот. — Все уже сделано.


Офицер Макгрегор ошеломленно смотрел на мальчика.


— Ты же меня хотел убить? Отвечай!


Личи внимательно следили за подростком. Он сделал вид, что раздумывает над ответом, но по всему было похоже, что он давно все решил.


— Нет. Я получил то, за чем приходил.


Личи удовлетворенно закивали, соглашаясь с этими словами.


— Пойдем с нами, — предложил первый лич, положа свои костлявые пальцы на плечо мальчика и намереваясь увести его из этого места.


Мальчик медлил.


— Подождите, — попросил он. – Я обязан идти с вами именно сейчас?


Первые два лича вопросительно взглянули на третьего. В своем время, оказавшись в подобной ситуации, они следовали за звавшими их без колебаний и промедления.


— Тебе необходимо сделать что-то еще?


Мальчик, смущаясь, смотрел себе под ноги.


— Кое-что.


На лице третьего появилось подобие улыбки, и он сказал:


— Стать частью нашего Ордена – непростое решение. Иди и исполни, что должен. Когда будешь готов, мы отыщем тебя.


После этих слов личи растворились в дымке, а мальчик отправился в путь.


• • • •


Вернувшись в квартиру своей матери, он увидел, что она больше не лежит на диване. Все убрано и приведено в надлежащий порядок. Ее одежда постирана. На кухне, судя по звукам, что-то шкварчит и булькает. Ему хотелось вспомнить этот запах. Он хотел бы иметь возможность помнить о многих хороших вещах.


Мама расположилась в кресле, где всегда сидела, когда он возвращался из школы домой, но теперь она не ждала его. Она смотрела вперед, на экран телевизора. Заголовок сбоку от ведущего гласил: ОФИЦЕР МАКГРЕГОР АРЕСТОВАН ЗА УБИЙСТВО ДОЧЕРЕЙ.


Она не забыла о сыне. Его фотографии в рамках, запечатлевшие различные моменты жизни, наполняли дом. Она не смогла заставить себя убраться в его комнате, может быть, никогда уже не сможет. Тем не менее казалось, что она научилась жить без него.


— Мам, — прошептал мальчик, вплотную подойдя к ней.


Ничего не происходит, она его не слышит.


Он позвал еще раз, на этот раз громче и еще раз.


— Мама, ты меня слышишь?


Она не могла. И он это знал. Но даже тогда он продолжал вторить.


— Мама, я здесь, — повторял он. – Я здесь, мама.


• • • •


Трое личей держали совет над котлом.


— И что теперь? – не унимался первый.


— Все зависит от мальчика, — остудил его пыл третий. – Либо он присоединится к Ордену в борьбе, либо его филактерий угаснет, и он развоплотится.


— Остальные будут недовольны, если подобное произойдет, — поддел его второй лич.


Третий вздохнул:


— Остальные должны помнить, что не все костры горят до рассвета.


Личи взвесили его слова. Первый хотел было что-то добавить, но передумал. Второй тоже смолчал. Переваривая услышанное, второй лич подошел к куче дров, находившейся позади них. Взял парочку небольших поленьев и аккуратно подкинул их в огонь под котлом.


— Нам следует вернуться к остальным, — заявил он.


Первый лич кивнул и поспешил встать рядом со вторым, но третий остался недвижим, вперив свой взгляд в кипящее варево.


— Ты идешь? – поинтересовался первый лич.


Третий лич не шелохнулся.


— Вы двое идите, — распорядился он. – Я же останусь и еще немного понаблюдаю.


Автор: Вуди Дисмукс

Оригинальный текст: https://www.nightmare-magazine.com/fiction/a-cast-of-liches/

Показать полностью

Иногда мальчики не знают

Я ответила, что меня зовут Бони. Он спросил мое имя! Надо было заранее приготовить какую-нибудь фразу, но мне и в голову не могло прийти, что он обратит на меня внимание. Поговори со мной.


— Бони, - повторила я, пытаясь сладить со звенящими нервами и не замечая прыгающий в животе холодок. Я хотела, чтобы мой голос был как можно больше похож на голоса тех девушек, которые ему нравятся. Над этим я работала.


— Бони, - нежно улыбаясь, сказал он.


Все внутри меня трепетало и билось. Бони подошло как нельзя лучше. Легко запомнить. Он любит простоту. Я могла бы стать простой. Ради него я могла бы стать чем угодно.


Глаза распахнулись чересчур широко, поэтому я моргнула, чтобы привести их к нормальному виду. Я растянула губы в улыбке и приказал своему телу расслабиться и пребывать в покое.


— А где твои друзья? Ты пришла одна?


Он озирался по сторонам, а пульсирующее чувство в моем лоне оборвалось, образовав внутри глубокую шахту. Я хотела, чтобы он смотрел на меня. Лишь на меня.


— Одна, - предложила я ответ. Правильный ли? Точно не знаю.


Он повернулся ко мне, сверкнув широкой улыбкой.


— Ходить одной плохо, а то можно нарваться на неприятности.


Он дал мне чашку - я взяла и без лишних слов сделала приличный глоток. Горьковатый вкус, но я улыбаюсь, ведь он тоже, и все это близко к идиллии. Он видит меня. До сих пор он никогда меня не видел.


Каждый раз идя по коридору, он проходит мимо меня, как звезда или солнце – такое же яркое и идеальное, но я отличаюсь от тех девочек, с которыми он проводит время, но теперь-то он меня видит, а остальное уже не имеет значения. Я могу ему соответствовать. Я ради него так сильно изменилась. И он это замечает. Замечает меня.


Он сует мне чашку, говорит пить, и я пью. Конечно я буду. Именно этого он и хочет. Мне так кажется.


— Проводить тебя домой? - интересуется он.


— Да, - отвечаю я.


Так легко говорить «да». Мне хочется соглашаться со всем, чтобы он не предложил. Да, да, да.


Он обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Он пышет жаром, и мое чрево начинает вновь пульсировать. Ладони потеют, ноги подкашиваются. Так и должно быть? Именно. Я хочу, чтобы все прошло как надо.


Меня наполняет счастье и ни капельки не заботит то, что он не спрашивает мой адрес. В любом случае я бы не знала, что на это ответить. Его руки продолжают скользить и опускаются на лопатки, он притягивает меня еще ближе.


Он уводит меня с вечеринки. Мы идем по улице. Он о чем-то болтает, но я не разбираю слов. Я слишком счастлива и все, на что я сейчас обращаю внимание - это его рука, обхватившая меня за талию. Жар перетекает от него ко мне, и кажется, что мы уже нечто единое, уже вместе.


Мое тело покалывают иглы удовольствия. Я сильно нервничаю. Пот струится по коже. Замечает ли он это? Я поднимаю глаза и вижу, что он продолжает говорить. Пускай. Он сворачивает в переулок и ведет меня к заброшенному зданию.


— Это твой дом? – интересуюсь я.


Какой все-таки глупый вопрос. Конечно нет. Я же знаю.


— Нет.


Я открываю рот, чтобы кое-что добавить, но он прижимает свои губы к моим. Его язык у меня во рту.


Я спрашиваю себя «правильно ли это?» в то время, как его руки скользят под одеждой, и все ищут, ищут. А мне ведь все равно на это. Я просто счастлива. Если бы он спросил, то я бы ответила «да, да и еще раз да», но он молчит.


Я могла бы закричать от удовольствия. Его пальцы проникли в меня. Погрузились по костяшки, а следом внутри меня оказалась вся его рука. Он не понимает, что происходит. Я это ощущаю, чувствую.


Может быть он просто не осведомлен об этой части? Мальчишки не всегда знают, что нужно делать. Я помогаю: расщепляюсь пополам, начиная с того места где находится его рука, вверх через живот и грудь, отслаиваю лоскуты своей интимной формы. Теперь все хорошо, мы вместе, он это видит. Я обволакиваю его, прижимаюсь ближе, сильнее.


В его глазах стоят слезы, он пытается помочь. Мои сердца набухают. Я знала, что он идеально мне подойдет. Я привлекаю его к себе плотнее, сливаюсь с ним, и просвет между нами исчезает. Я обнимаю его так сильно, что его кожа оплавляется, он нагой и открытый мне, как и я ему – мы составляем единое тело, в точности как я этого и хотела.


Он извивается и стонет. Лоскуты моей плоти подрагивают, пока он погружается все дальше в мое лоно – глубже и глубже. Я отбрасываю голову назад, больше мне она не нужна, и позволяю своей расщелине раскрыться навстречу ночному воздуху, вбирая его в себя прямиком по глаза.


Я хочу сказать ему, чтобы он успокоился. Бремя работы лежит на мне - я высасываю из него семя. Я его спрашиваю, чувствует ли он грядущее перерождение, которое получит во мне, говорю ему, что просто счастлива от того, что у них такие красивые, идеальные мальчики, которыми можно поживиться. Но ведь я не могу. Мой рот пропал.


Он заполнил меня до предела, и я счастлива, что в конце концов он меня заметил!


Автор: Донья Коулз

Оригинальный текст: https://www.nightmare-magazine.com/fiction/sometimes-boys-do...

Показать полностью

То, что выползает из темного лона земли

Стало быть, ты один?


Где-то в глухом лесу, проведя тринадцать лет под поверхностью, цикада упорно выкарабкивается из сырой земли для того, чтобы спеть, и ее рулады выводят тебя из тоскливого оцепенения, приключившегося в начале лета.


Ты один, так и есть, но несчастным тебя не назовешь. Хотя и полностью счастливым тоже. Причиной всему возраст, этот переходный период между средней школой и старшими классами, когда товарищи идут учиться в другие школы, переезжают в другие места, начинают жить другой жизнью; когда ты ощущаешь себя покинутым и предаешься горько-сладким мыслям о том, что будешь всегда один. И ты совсем ничего не чувствуешь: ни печали, ни жалости, ни радости; ни гнева, ни сожаления. Ничего. Как если бы тебя и не было вовсе.


И затем в один летний день, сразу после окончания средней школы и задолго до начала учебы в старших классах, ты оказываешься на тропинке в залитом солнцем лесу, скользишь взглядом вверх, щурясь и прикрывая глаза рукой от света словно в калейдоскопе льющегося сквозь листья, как вдруг краешком глаза замечаешь движение и, взглянув вперед, видишь фигуру, которой оказывается мальчик, выходящий на тропинку из-за серебристой березы.


- Давай сыграем в прятки, - выкрикивает паренек, превращаясь в размытое пятно, стоит ему только забежать в лес, в его тени.


Ты сам себе говоришь, что подобные игры тебе уже не по возрасту. Как и этому мальчику. И вот уже совсем скоро начнется учеба в старших классах, потом ВУЗ, потом работа и закономерная гибель детства, медленное разрушение того мира, который некогда был наполнен чудесами. И пока ты ютишься на краю обрыва за которым взрослая жизнь, тебя обволакивает приятный день начала лета; в неподвижном воздухе переплелись острый запах хвои, перегнивших листьев и когда-то давно разрытой земли. Цикады стрекочут свои песни, а лучи золотого солнца проникают через густые кроны деревьев, купая зеленеющий лес в волшебстве. А что же тот мальчик… он в нетерпении, разве не так? Он говорил насчет игры в прятки, и его восторженный голос звучит у тебя в ушах.


И вот ты бежишь. Тропинка остается в стороне, и ты с улыбкой на лице врезаешься в темный лес. На бегу ты ощущаешь прилив сил и самой жизни, ноги и руки двигаются ритмично, придавая скорости и толкая очертя голову сквозь деревья. И ты вспоминаешь как это быть младше, беззаботнее, быть поцелованным ветром и до нитки обласканным дождем. Озорно скакать по кишащим червями лужам пока моросит теплый дождик; кататься на санках с крутой горки и ощущать впивающиеся в лицо кристаллы льда, холодящие щеки; гнать велосипед сквозь зеленый-презеленый лес, воображая себя рыцарем на коне, который отправился в опасный поход. Ты вспоминаешь, что значило быть свободным от всяческих тревог, пока мир не надел маску серьезности и не стал угрюмым. Мир, где об играх отзываются неодобрительно. Но прежде всего ты вспоминаешь, что значит не быть одному.


Ты бежишь покуда хватает дыхания и садишься на трухлявый пенек, чтобы перевести дух. Ты слышишь шебуршание – что-то тяжело движется по лесу. Ты кидаешься в этом направлении, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. «Куда он мог подеваться?» - спрашиваешь ты себя.


- Выходи, выходи, где бы ты ни был!


И голос вторит, словно эхо…


Выходи…


Похрустывает, трескается, как будто ломаются кости. И ты поворачиваешь голову в этом направлении, в глубину леса, где нет ни ветерка. Свет за твоей спиной блекнет, как если бы цвет улетучивался из этого мира. Деревья на краткий миг озаряются увядающим серебристым светом. По телу пробегает холодок, и ты ежишься. Ты бесцельно носишься, не прекращая поиски, выкрикивая «Выходи, выходи», но понимаешь, что интерес к игре, к детству и ряду других вещей утрачен, а жизнь снова положила тебя на лопатки, и ты замираешь на месте, тяжело дыша, окутанный клубами пара в неожиданно образовавшемся холоде.


В темноте тебе стыло и одиноко. В очередной раз слышится еле заметный хруст, и темная фигура появляется между стволов деревьев. Черный силуэт надвигается на тебя.


Стало быть, ты один? Голос колкий как закатная хмарь; тихий и тревожный. И эта усмешка в вопросе.


Ты дрожишь. Твой мир – зияющая пустота; необитаемый и беззвездный. Ты цепенеешь, разум кружится, пытаясь хоть за что-то ухватиться, но ничего не выходит, как у корабля, оставшегося без руля и раскачивающегося на волнах около чернеющих вдали берегов.


… и ты сворачиваешь и бежишь. Продолжаешь бежать. Бездумно. Не обращая внимание на царапающие и цепляющие ветки деревьев. На бегу, пробираясь сквозь лес, ты ощущаешь себя вялым и безжизненным. Потом ты вспоминаешь. Вспоминаешь каково это испытывать страх, чувствовать сердце бешено колотящееся в груди, пока ты пробирался через темный мир, мимо старого и сломанного велосипеда, мимо останков мертвых вещей, когда недобрый смех раздается позади тебя и твой разум превращается в чернеющую и кружащуюся пустоту ужаса, кровь застилает глаза и приходит тьма.


Ты вспоминаешь тьму. Ты вспоминаешь, что значит быть одному. Ты вспоминаешь, что такое отсутствие чувств. Как если бы ты и не существовал вовсе. И думаешь о том, как можно было бы отсюда выкарабкаться.


Вслед за этим ты слышишь звук. Пронзительный, гудящий шум. Цикады надрывно кричат. Тринадцать, ты припоминаешь.


Тринадцать лет…


Теперь ты открываешь глаза на встречу солнечному свету, струящемуся через зеленый полог леса. Во рту привкус червей и грязи и чего-то еще, гораздо хуже. Вот береза, горделивая и серебрящаяся, а за ней тропинка. А на тропинке стоит фигура, скользит взглядом вверх и прикрывает рукой глаза от света. Ты идешь к дереву, сердце стучит быстрее и впервые за долгое время на твоем лице появляется подобие улыбки. И на мгновение ты вспоминаешь. Ты делаешь шаг из тени.


- Давай сыграем в прятки, - кричишь ты, убегая в тень, в темный лес, пока цикады не завели свою песню снова.


Автор: Майкл Келли


Оригинальный текст: https://www.nightmare-magazine.com/fiction/that-which-crawls...

Показать полностью

Семья из Штольни

Мной двигал эгоизм, однако я надеялась, что гостья, которая явиться на обед, не подведет.


Она приложила определенные усилия, чтобы выглядеть презентабельно, хотя это и свелось к тому, что она заплела несколько жестких косичек и стряхнула грязь с одежды, прежде чем шагнуть из неосвещенного тоннеля в наш дом. В Шахте даже малозначительные действия имеют большой вес.


Муж считал по-другому.


- Тебе не удастся выжить, - отчеканил он. - Помяни мое слово.


Выражение лица гостьи не утратило своей решимости, при этом ее пальцы, покрытые струпьями и ссадинами, сильнее впились в ткань мешка, который она держала в руках.


Увы, муж был прав. Даже мне было очевидно, что от гостьи, явившейся к обеду, осталась тень человека, которым она некогда была. Осунувшееся лицо, темные круги под глазами, россыпь гноящихся царапин на лице. Она помылась, но отчаянье не смоешь водой.


- А вы и есть тот самый Герберт Говард? - поинтересовалась она. - Страж выхода на поверхность?


- Кто же еще? - в раздражении бросил Муж.


Пришедшая на обед гостья продолжила без колебаний.


- Благодарю, что пригласили на обед, - ровным голосом сказала она, как если бы ей предложили войти. Словно до этого она с боем не прокладывала себе путь из Шахты на поверхность, не протискивалась через дверь, не вступала в этот старый, тесный дом в штольне.


- У вас очаровательная семья.


Трое Детей, сидевших на диване в гостиной, уставились на нее пустыми глазами.


- Вина? - поинтересовалась я и, пока самообладание не покинуло женщину, вложила в ее руку бокал. Она сильно удивилась, как будто бы я протянула ей нож, а не стеклянный сосуд. Рубиновая жидкость заиграла. Она отставила бокал чуть в сторону. Не пригубила.


Впрочем, вино и не было отравлено. Я убеждена, что каждый приходящий к нам на обед гость должен войти в дом, а его глаза должны привыкнуть к свету. Несмотря на то, что светильники чудовищно мерцают, их абажуры выцвели от времени, у наших гостей должна быть возможность рассмотреть мебель, обитую сатином, посуду, расписанную вручную, а также чуть потускневшее серебро. Полюбуйся нами - Семьей из Штольни.


У них должна быть возможность ретироваться.


- Ты вламываешься ко мне в дом, - прохрипел сквозь стиснутые зубы Муж. - И отвергаешь мое гостеприимство.


Гостья, пришедшая на обед, помедлила.


- Я с радостью составлю вам компанию за обедом, - вслед за этими словами она сделала глоток вина. Заметила мою улыбку.


- Я - Мэлоди, - представилась женщина. - Как вас зовут?


- У нее нет имени, - рявкнул Муж, стрельнув глазами в мою сторону и заставив меня сжаться. У каждого здесь своя роль.


- Я - Жена, - ответила я шепотом.


****


Стряпать я никогда не умела.


Трапезу открывала похлебка из репы приправленная мышьяком и салат из огурцов и помидоров. Мужу не нравились ситуация, когда гостям приходилось подавать и второе.


Гостья окидывала взглядом стол, наблюдая, как Муж и Дети методично хлебают мутноватый суп. Она не знала, что он был отравлен или то, что мышьяк безвреден для Семьи, но кое о чем она могла догадываться. Пока они ели у нее не прекращало урчать в животе.


Но я не бездушная тварь. И вот она заметила, что я не притронулась к ложке, а ела вилкой салат.


Муж тоже это заметил.


- Выкидыш шахты, - громыхнул он. - Постоянно ломятся ко мне в дом со своими просьбами. Мы из тех семей, которые ценят спокойствие.


Это было не совсем так. Развлекать гостей было не очень-то приятно, но позволяло отвлечься. Появлялась крохотная надежда.


- Извините, не в моих правилах навязываться, - ответила гостья, но вся ее поза говорила об отсутствии какого бы то ни было сожаления.


Затем она накинулась на салат, не отличавшийся первой свежестью и отдававший кислинкой. Скорее всего, она не ел ничего хоть отдаленно напоминающего свежую еду вот уже несколько месяц.


- Говорят, что у вас есть то, что позволяет выйти из Шахты, - с набитым ртом произнесла женщина.


- Так-то оно так, - подтвердил Муж. - Но я тебе этого не дам. Сколько ты в шахте? Всего пару месяцев? А может быть три?


- Шесть.


- Жалкий результат. Ты, наверное, и всех пальцев не успела от рытья переломать. Вероятно, и друзья хорошие в Шахте у тебя остались. Ты даже не догадываешься, до чего может дойти жестокость Надзирательницы.


Члены Семьи сидели за столом не шелохнувшись. Когда Муж заводил разговор о Надзирательнице, ничем хорошим это не заканчивалось. Как по команде Дети отложили в строну ложки и взяли ножи для мяса.


- Я знаю, что такое жертва, - едва слышно парировала гостья.


В эту секунду Муж сбросил с себя лицо.


Она не обращала внимания на швы, покрывавшие овал лица и подбородок. Она не замечала, что некоторые части его тела были плотью, другие - нет. Под маской Мужа были и шестеренки, и сочащееся кровью мясо, и омертвевшая кожа, и булавки с винтами, скреплявшие воедино это существо, которое могло ночи напролет глотать суп с мышьяком.


На губах Мужа заиграла хищная ухмылка.


Пришедшая на обед гостья отпрянула от стола, пошатнувшись и уронив стул, встала на ноги и закрыла рукой рот, чтобы не опорожнить желудок. Из комнаты она кинулась в кухню.


Я хотела было последовать за ней, однако Муж повернул ко мне свое обнаженное лицо.


- Сиди, - приказал он, и я повиновалась. Я была никчемной Женой, но выучила, что надо подчиняться его командам.


До меня доносились удары и дребезжание запертой двери, находившейся в конце кухни, пока гостья безрезультатно боролась с ее ручкой. Я наблюдала, как Дети положили ножи на стол, а их пустые, мерцающие лица стали отражением неприкрытого естества лица Мужа. Они были первоклассными мимиками, эти Дети, эти безукоризненные создания-заготовки, которых редко услышишь, но обязательно увидишь.


Вернувшаяся гостья побледнела, но присутствие духа не утратила.


- Что ты можешь знать о жертве? - размеренно, смакуя слова так, чтобы мы услышали каждый щелчок и треньканье его разъятой челюсти, сказал он. - Ты все еще целая.


Он упустил из виду, с чем гостья вернулась из кухни, пока на нож мясника не попал тусклый свет. Одним решительным и быстрым движением она прошлась по второму суставу безымянного пальца левой руки. Он без всяких проблем отделился.


- Теперь уже нет, - выдохнула она.


****


Сыпать отраву в блюдо из рыбы не требовалось. Даже будучи мертвым, ядовитый и клыкастый шахтенный угорь сохранял свою токсичность.


Мы подождали пока у гостьи, явившейся к нам на обед, остановиться кровь. Пока она прижимала салфетку к изуродованной руке, вокруг ее тарелки образовалась липкая клякса. Оттирать это пятно не придется; скатерть и так насквозь пропитана красным.


Гостья покачнулась на стуле, но удержала равновесие.


- Подавайте проклятую рыбку, - процедила она сквозь зубы.


Я отделила голову и хвост, а потом разрезала угря на шесть равных кусков, пользуясь ножом мясника, который до этого был у нее в руках. Первым свою порцию получил Муж, затем гостья, Дети и, наконец, я. Рыба выглядела не лучше экскрементов, плавающих в канализации, и при этом воняла как гниющий труп.


- Ты же отдаешь себе отчет, что если не съешь, то я тебя убью? - буднично спросил Муж.


- Да, - едва слышно ответила она и подняла вилку.


Мы ели аккуратно. Шахтенный угорь - коварное создание. Его кости того и гляди норовили застрять в наших глотках. По всему телу рыбы были хаотично разбросаны мешки-ловушки с ядом, а тело покрывали острые, беспощадные, длинные шипы, доставлявшие серьезное неудобство. Несмотря на годы тренировок, я так и не смогла научиться есть шахтенного угря и при этом не испытывать боль.


Может быть, поэтому Муж так любил это блюдо.


- Выкидыш шахты, - произнес он, с хрустом перемалывая кости угря. - Тебе говорили, как я стал таким?


Гостья промолчала. Она изо всех сил старалась проглотить крошечный кусочек угря.


- Я был здесь, когда эта Шахта представляла собой неглубокую выработку в горе. У Надзирательницы в те времена был только один кнут. Я был первым, кто внес свое имя в журнал, первым, кто начал копать, первым, кто изучил туннели как свои пять пальцев. Ночью мне снились медные жилы, а утром я уже копал как помешанный. Мы подошли близко, я это чувствовал. С кончика языка готово было сорваться eureka. Я даже не заметил, как глубоко мы зашли, пока не смог оттуда выбраться.


- Не мог или не захотел? - уточнила наша гостья.


Мой Муж переломил угрю хребтовую кость.


- Не перебивай. Я торчу в этой штольне не одно десятилетие. А знаешь почему? Потому что я умолял Надзирательницу отпустить меня обратно к семье. А эта сука только рассмеялась мне в лицо.


Он начал тыкать вилкой в ядовитые мешочки угря, расплескивая их содержимое. Меня перекривило. Придется потом повозиться с уборкой.


- Я пытался сбежать, но Надзирательница изучила меня слишком хорошо. Я говорил ей, что хочу домой. Она же смеялась и отвечала «Ты не этого хочешь, Херби. Это иллюзия». Она наказала меня в назидании другим. Она рвала меня на куски, пока остальные смотрели и запоминали. Вот почему ты знаешь мое имя, выкидыш Шахты.


Муж показал пальцем на гостью, при этом в его голосе слышалась гордость.


- Позже, значительно позже, когда мы остались одни, она собрала меня вместе. И знаешь, какие слова она сказала мне? «Ты прекрасно поработал, Херби. Считай, что тебя повысили».


Муж с размаху хлопнул руками по столу, и мы подпрыгнули.


- Сука, думала, что это повышение. Блевотный дом. Тупые дети и бесполезная семья.


Моя рука плотнее сжала нож для рыбы. Застаревший, почти изживший себя гнев стал нарастать у меня в горле. Но я затолкала его обратно, проглотив кусок отравленной рыбы.


- И, - продолжил Муж, - эти жалкие слабаки все продолжают приходить ко мне на обед, всегда умоляя отдать им ключ для выхода на поверхность.


- Так почему вы не покинете это мест? - полюбопытствовала пришедшая на обед гостья.


- Потому почему и ты, выкидыш Шахты.


Он не стал ничего объяснять. Ему было это не нужно. Каждый в Шахте мечтал разбогатеть, eureka терпеливо ждала на кончике языка. Даже у меня.


Гостья смотрела, не отрываясь, а Муж смеялся колючим смехом.


- Не удивляйся и не думай, что здесь ты какая-то особенная, - Муж облокотился на спинку стула и выплюнул последнюю кость шахтенного угря на скатерть. - Мы все здесь исполняем свои роли. Скажи мне, - с напором произнес он, - почему ты должна без всяких препятствий покинуть это место?


- Я оставила там троих детей.


- И что?


- Богатство это еще далеко не все, - вклинилась я в разговор. - Вам снились рубины?


- Соль, - вздрогнув и повернувшись ко мне, произнесла она. - Достаточное количество соли, чтобы сохранить пищу на поколения вперед.


Муж тоже обернулся на мои слова, его взгляд сочился ядом. Я отвечу за свое непослушание позже.


Но это того стоило. Гостья воспользовалась секундной сменой темы и поменяла свой подход.


- Мне говорили, что чтобы получить ключ мне надо будет принести основное блюдо, - отчеканила она.


- Что же подходящего может быть у тебя к моему столу? - скривился он.


Гостья наклонилась за мешком, который принесла с собой из Шахты. Одним плавным движение она вытащила отрубленную голову Надзирательницы. Она кинула ее на стол, и она покатилась, остановившись напротив Мужа. Постепенно его бескожее лицо растянулось в подобие улыбки.

- Я провела собственное исследование, - прибавила она.


****


Довольно давно гость, пришедший к нам на обед, не оставался с нами на основное блюдо. Как правило, все они умирали за супом, бывало давились костью, а бывало, что Муж крошил их черепа на кусочки от скуки или в припадке ярости. Трясущимися руками я водрузила голову Надзирательницы в центр стола. Но не она была тем самым блюдом.


- Что это такое? - с удивлением спросила гостья, когда я поставила перед ней тарелку с жареным мясом.


- Несколько гостей, которые приходили на обед, но не засиделись так долго, как ты, - огоньки заплясали в глазах мужа. - Скажи мне, выкидыш Шахты, будешь ты есть своих товарищей?


Гостья помешкала. Затем ножом для мяса она отрезала большой кусок и нарочито медленно поднесла вилку к губам.


- А как по-вашему я могла продержаться так долго? - ответила она, пережевывая пищу.


Муж ухмыльнулся.


- Не надейся, что я так просто отдам тебе ключ.


- Как насчет сделки? - задала она вопрос.


- Тебе нечего предложить.


- Это так, но я могла бы помочь исполниться вашей мечте. Вся эта медь. На поверхности у меня есть связи. Я могла бы завербовать сюда еще сотню мужчин и женщин. А это еще сотня работников для Шахты. Только представьте, какой это прогресс.


- Ты сможешь бросить сотню людей к тем, которые уже пребывают в заточении внизу, серьезно? - спросила ее я.


Она поймала мой взгляд.


- А ты нет? Ради того, чтобы выйти наружу?


Я не ответила.


Я знала, что жить в штольне лучше, чем в Шахте. Кто-то откуда-то снизу то и дело приносил еду, а на моей шее не чувствовалось дыханья Надзирательницы. Но лучше всего было в те летние часы, когда полоска света брезжила из-под двери, располагавшейся на кухне, хотя это и не продолжалось дольше десяти минут. Удивительно как мало нужно человеку для выживания. Пожалуй, что именно благодаря чаяньям и мечтам Шахта всегда была забита под завязку.


- Не обращай внимания на Жену, - посоветовал Муж. - Она не знает, что мелет. Давай к делу.


Битый час муж вместе с гостьей обсуждал ее план. За это время я пару раз наполняла их бокалы вином, оба раза расплескивая жидкость из-за нервного напряжения, но им было все равно. Она с остервенением торговалась за свободу, даже когда Дети рассвирепели, а их лица стали лицами ее некогда оставленных детей. Во время повисавших в разговоре пауз они просили ее вернуться домой своими тоненькими, сладенькими голосами. Гостья лишь крепче стискивала зубы, не глядя в их сторону, и продолжала стоять на своем.


И вот муж рассмеялся и хлопнул руками по столу. Он встал и снял пиджак, затем - рубашку. Он отбросил нагрудную пластину, явив свое омерзительное нутро. Поржавевшие механизмы, треснувшие кости, чернильного цвета органы; пальцами по очереди он поддевал каждое ребро и с нечеловеческой силой дергал вверх, отверзая грудную клетку.


Именно из этой полости, отломив от тела, он достал костяной ключ. Это был маленький, хрупкий предмет, открывавший дверь, расположенную на кухне, и после поворота ломавшийся в замке.


Горделиво и медленно, с распахнутой грудной клеткой Муж обошел вокруг стола и положил костяной ключ перед ней.


- Спасибо, - на выдохе сказала она.


Хотя нет, - уголки ее губ поползли вверх. - Осталось кое-что еще.


В этот момент гостья схватила нож для мяса и вонзила в грудь Мужа.


Он широко распахнул глаза от удивления. А потом повалился на стол, разметав столовое серебро, стаканы и тарелки.


- Наконец-то, - с облегчением и глядя на меня, произнесла женщина. - Он заткнулся.


- Это ненадолго, - добавила я. - Его невозможно убить. Я пыталась.


Пораженная гостья, приоткрыв рот, заморгала. Мне не суждено было узнать, какие слова она бы подобрала к своей ошарашенной физиономии. И вот она уже рухнула на пол.


****


Я сказала правду: вино не было отравлено. Лишь капелька снотворного. Гостья глубоко дышала, лежа на затертом коврике. И я знала, какие сны она видит.


Мне хотелось верить в то, что ее соляной дворец был прекрасен и высок, а в нем то и дело раздавалось eureka. В обозримом будущем это будет ее последний приятный сон. Совместная жизнь с Мужем подобна хождению по острию ножа. Он как никто другой подходил для роли Стража, его буйный нрав и вспышки гнева никогда не менялись.


А вот Жены менялись.


Я подняла костяной ключ и прижала его к груди.


Дети внимательно за мной наблюдали с противоположной стороны стола, лица их были стерты. В них не было осуждения.


- Прости, - бросила я гостье, которая приходила к нам на обед. - Ты еще не отбыла свой срок.


Я верила, что во внешнем мире у нее есть дети, но я не верила, что они стали причиной, по которой она искала выход наружу. Ни один человек не приходит в Шахту или не уходит отсюда из-за кого-то - только из-за себя.


Что касается меня, то мне когда-то снились забытые города и мерещилась слава их открытия во чреве Шахты. Глупо, конечно, но ночью эти сны все еще преследовали меня.


Гостья хорошо соображала, однако не пробыла в Шахте достаточно долго, чтобы понять: убийство Надзирательницы или Мужа предполагает краткую передышку, но она длится недолго. В Шахте роли не меняются, меняются лишь некоторые игроки. А сама Семья из Штольни была такой же древней как сама Шахта.


Я поцеловала Жену в макушку и пожелала ей удачи. Многие годы назад я была гостьей, пришедшей на обед, а женщина, которая тогда была Женой, резала мясо.


Зажав ключ в руке, я бросилась к двери на кухне. Я просунула его в замочную скважину и провернула до хруста. Когда ручка двери провернулась под моей ладонью, я почти зарыдала. Мне пришлось надавить на дверь, чтобы она отрылась, всего чуть-чуть, только чтобы мне выскользнуть наружу. До того как она закроется за моей спиной.


Я ушла не оглянувшись. Ведь впервые за много лет я видела нечто большее, чем серебряная полоска солнечного света.


Не стоит думать, что я какая-то бездушная тварь. Хотелось бы пожелать Жене, чтобы следующий гость, который придет на обед, достиг своей цели как можно скорее.


Автор: А.Т. Гринблэт


Оригинальный текст: https://www.nightmare-magazine.com/fiction/the-family-in-the...

Показать полностью

Мой мальчик мастерит гробы

I


Первый Сьюзан нашла, когда прибиралась в его комнате.


Крис был в школе, а она наводила в доме порядок, прежде чем поехать за ним после уроков. С первым этажом было покончено; гостиная блестела как стеклышко (любимое выражение ее матери), а кухня была настолько чистой, что она по праву должна была занять место в каком-нибудь выставочном зале. Ванная комната, располагавшаяся на первом этаже, сияла такой частотой, что ей не побрезговали бы и королевские особы. По мнению Сьюзан санузел был в полном порядке, а ее с Дэном спальня пребывала в наилучшем виде, учитывая, что оба они просто не могли не разбрасывать грязную одежду по полу и мебели.


Теперь пришла очередь наскоро прибраться в комнате Криса, где господствовал такой беспорядок, который еще не каждый восьмилетка смог бы устроить.


Она толкнула дверь, задержала дыхание и шагнула в хаос. Его надувная груша переехала на середину комнаты туда, где ее оставили. Пол покрывали разбросанные книги, журналы, карты из набора «Старшая карта кроет», отдельные фишки из комплектов настольных игр, принадлежности для рисования и ужасно старые картонные втулки из-под туалетной бумаги.


̶  Боже ты мой, Крис...


Она, пытаясь не наступить на хрупкие предметы, на цыпочках пересекла комнату и подошла к окну. Распахнула его, впуская свежий воздух. В комнате царил затхлый дух, словно здесь не жили месяцами.


̶  Ну хорошо, - пробормотала она.  ̶  Надо разобраться в этом хлеву.


Она без промедления принялась за пол. Терпеливо поднимала каждый предмет и клала его туда, где ему было место или, по крайней мере, где она считала, что ему следует быть, или было похоже, что он именно отсюда. Через двадцать минут комната значительно преобразилась. Теперь хотя бы можно ходить и не бояться на что-либо наступить.


Потом она разобрала его стол, на котором лежали ДВД-диски без коробок, больше игральных карт, комочки засохшего клея для моделей, камешки из сада, всякая всячина для магических фокусов и другой мальчиковый хлам.


Стол был почти разобран, и она искала ящик, куда бы могла впихнуть еще несколько принадлежностей для рисования, когда наткнулась на гроб.


Он лежал в нижнем ящике, где Крис одно время хранил свои футбольные шорты – каждый год полагалось по паре, от самого рождения, ведь отец был фанат клуба «Манчестер Юнайтед».


Она стояла молча и сверлила ящик взглядом.


На вид он был изготовлен из высококачественной древесины – светлой, с четкими древесными узорами. Само дерево не красилось и не обрабатывалось; очищенное и естественное, но при этом гладкое, словно отшлифованное песком. К крышке гроба крепилась небольшая медная табличка со словом «Папочка», выгравированным по ее длине аккуратным, изящным шрифтом.


На долю секунды Сьюзан почувствовала, как будто за ее спиной кто-то вошел в комнату. Она устояла перед жгучим желанием обернуться, но всеми порами ощущала чье-то присутствие. Сьюзан понимала, что это полнейшая ерунда и там никого нет, но чувства ее говорили об обратном. Что-то стояло прямо за затылком, возможно, смотрело через плечо. На гроб.


Она опустилась на колени и пригляделась внимательнее. Гроб был небольшого размера. Вероятно, он был бы в пору кукле Экшен Мэна («Это не кукла, - всегда спорил Крис, - а фигурка героя!»), и ей стало любопытно, что именно содержится в этой шкатулке.


Она с большой осторожностью опустила руки в ящик и взялась за боковины гроба. Она вытащила его наружу, выпрямилась и отнесла к кровати. Там она его положила и стала решать, что же делать дальше.


Затем спонтанно, хотя, по правде говоря, никакой спонтанности тут и в помине не было, потому как она планировала сделать это с самого начала - Сьюзан наклонилась и подняла крышку гроба.


Внутри лежал тонкий слой земли. Она провела по нему пальцами, ощущая его песчаную консистенцию. На ощупь земля была рыхлой и немного сырой и напоминала грунт из сада.


̶ Что, черт возьми, это такое?


Где-то внутри часть ее скукожилась, ожидая, что неведомая фигура ответит: та, которой тут нет, конечно же, нет. Ведь в комнате сына она была одна, не так ли?


II


Тем же вечером она подняла эту тему за столом.


Крис жадно вгрызался в курицу, и сок обильно размазался по его губам и щекам: этот мальчишка не мог не натянуть еду на лицо, прежде чем ее съесть. За столом Дэн был погружен в чтение компьютерной распечатки, одновременно ковыряясь в тарелке, откусывая маленькие, едва заметные кусочки. Она так устала просить его прекратить читать за столом, что махнула на это рукой уже больше месяца назад.


̶  Крис.


Мальчик оторвал взгляд от еды. Он улыбнулся.


̶  Да, мамочка.


От сока курицы зубы его блестели.


̶  Сегодня я убрала твою комнату.


̶  Прости, мамочка. Я хотел сделать это сам, но забыл.


Она вздохнула.


̶  Да, я в курсе… ты всё подряд так забываешь кроме сладкого, комиксов и ДВД.


Он ухмыльнулся.


̶  Могу я сегодня вечером посмотреть ДВД?


̶  Нет, - ответил Дэн, опуская свою распечатку. – Завтра в школу. Это развлечение оставим на выходные.


На лице Криса появилось выражение недовольства. Он тыкал вилкой в курицу. По тарелке заскребли зубья, заставив Сьюзан вздрогнуть. Больше месяца у него не было вспышек гнева, но всегда оставался шанс, что они вернуться.


̶  Послушай, Крис… в твоей комнате.


̶  Угу, - он дулся и не поднял глаз.


̶  Я нашла кое-что. В ящике.


Дэн посмотрел на нее, его брови ползли вверх от удивления. Она отрицательно мотнула головой: сама с этим разберется.


̶  Мама нашла что-то… немного необычное.


Крис оторвался от еды. Он раздраженно спросил:


̶  И что же?


̶  Давай покажу.


Она встала и отодвинула стул от стола. Прошлась по комнате до шкафа с посудой, куда поместила на хранение гроб. Она вернулась с ним за стол, убрала мешавшие приправы и водрузила его перед семьей. Со стороны походило на какой-то ритуал, начало мрачного обряда. Она отогнала эту ассоциацию прочь. Явно не к месту.


̶  Вот, что я нашла.


Дэн уставился на гроб. Его лицо обрело неопределенное выражение, ведь он не мог понять, как следует реагировать. Крис улыбнулся ей.


̶  Ты знаешь, что это, Крис?


Дэн мельком посмотрел на сына, не проронив ни звука.


̶  Да. Это коробочка.


Мальчик потянулся к гробу, но она передвинула его на другой край стола, вне пределов его досягаемости, как будто эта вещь могла чем-то его заразить или еще как-то навредить.


̶  И где ты ее взял, милый?


Она старалась не нарушить естественный ход событий, однако над обеденным столом сгущалась непривычная атмосфера. Словно тень, приглушая свет, вошла в комнату, и на пару градусов упала температура.


̶  Итак, Крис. Где же ты взял эту… коробочку? Как она к тебе попала?


̶  Мамочка, я сам ее сделал. Специально для папы.


Он развернулся к Дэну, личико его сияло, а глаза были широко распахнуты и смотрели выжидательно, как будто он сделал что-то восхитительное и теперь ему полагается существенная награда. Что-то вроде сладостей. Или новый ДВД.


̶  Я…


Дэн перевел взгляд с жены на мальчика и обратно.


̶  Спасибо, - не к месту поблагодарил он.


Затем он снова взглянул на Сьюзан, ища поддержки.


̶  Ты сделал его в школе?


̶  Нет. Здесь. Дома.


Улыбка стерлась с лица Криса. Личико его скукожилось. Было видно, как он прилагает серьезные усилия, чтобы, несмотря на необычность всей ситуации, сохранить над собой контроль, и за это она его обожала.


̶  И все-таки кто тебя научил ? Я имею в виду, что кто-то должен же был тебе помогать?


Мальчик отрицательно покачал головой. Он не хотел отвечать.


̶  И?


Он снова отрицательно покачал головой.


Сьюзан вмешалась прежде чем ситуация вышла из-под контроля.


̶  Ладно, скорее беги, надевай пижаму, и после того, как почистишь зубы, я почитаю тебе немного перед сном.


Дэн ушел в глубокой задумчивости. Крис неторопливо переставлял ноги, выходя из комнаты.


III


̶  Что за чертовщина тут происходит?


Дэн ходил по комнате взад и вперед, прихлебывая виски. Он казался опустошенным. Его прическа растрепалась в том месте, где он провел по ней пальцами – обычный его жест, когда он сильно переживал. Лицо его побелело, а рубашка вылезла из штанов.


̶  Мне кажется, что это… ненормально. Это ненормальное поведение, не так?


̶  Остынь. Давай хорошенько это обдумаем.


̶  Легко тебе говорить, - парировал он, сутуля спину. – Гроб он не тебе сколотил.


̶  Ему восемь, Дэн. Он не понимает, что творит. Скорее всего, он увидел нечто подобное в журнале или где-нибудь еще. На ТВ. Я уверена, что он хотел сделать для тебя хорошую вещь.


Дэн хохотнул: раздался отрывистый гавкающий смешок.


̶  Ну ты скажешь, Сьюзан.


Он обращался к ней так, когда его захлестывали эмоции, а обычно он звал ее просто Сью.


̶  Вероятно, нам следует кого-нибудь пригласить. Врача… или там психиатра. Чтобы за ним понаблюдали. Возможно, это имеет некое отношение к той старой проблеме.


̶  Не перегибай. Ты слишком остро на это реагируешь. Нам никто не нужен. Он преодолел свои проблемы с гневом. Здесь… другое. То с чем мы можем справиться сами.


Дэна это не убедило.


̶ Ты же видишь, насколько искусно сделана эта вещь. Взгляни на нее.


Он прошел в другой конец комнаты и поднял гроб. Его рот непроизвольно скривился, как если бы он притрагивался к чему-то гнилому.


̶  Посмотри. Стыки идут строго под 45 градусов, гладкая шлифованная поверхность… это восхитительная работа.


То, как он произнес это слово, придало ему противоположное значение.


̶  Восьмилетний пацан с ней не справится.


Он опустился в кресло, изможденный и разбитый. Он все еще держал гроб, но сжимал его уже не так сильно. Казалось, что он не хотел с ним расставаться.


̶  Не стану претворяться, что тоже понимаю происходящее, дорогая, но думаю, что нам необходимо двигаться постепенно… чтобы не спровоцировать приступ или вспышку.


Он водил по стенке гроба большим пальцем.


̶  Внутри земля… могильная земля.


̶  Не говори ерунду.


̶  Могильная земля, - сказал он снова, как будто повторение могло ослабить силу слов. – С моей могилы…


̶  Это садовый грунт.


Она встала и подошла к нему, унесла гроб прочь. Оказавшись возле камина, она поставила его на полку рядом с прошлогодней школьной фотографией: из глубины рамки ей улыбался Крис, его волосы были опрятно причесаны, воротник футболки торчал из-под серого школьного свитера, а щеки алели из-за горячих ламп, которые фотограф использовал для освещения. Внешне он походил на обычного мальчишку, но под кожей сплетались в клубок несовместимые эмоции, это был ребенок, которым управлял таинственный гнев.


̶  Ладно, - выдохнул Дэн у нее за спиной. – Короче говоря, будем двигаться без резких движений.


В голосе уже не ощущалось былого напряжения и надрыва.


Она обернулась. Он все еще сидел и наполнял свой стакан изрядной порцией виски.


̶  А мне можно тоже?


Она протянула свой стакан, но не сделала и шага в его направлении.


̶  Я действительно могу составить тебе компанию.


Она расплылась в улыбке.


Он кивнул.


Она подошла к нему, но вместо того, чтобы дать ему наполнить свой стакан, встала перед ним на колени и провела руками по бедрам.


̶  Все наладится. Он еще ребенок. Он понятия не имеет о том, какое воздействие может оказать подобная вещь.


̶  Но само исполнение… - Лицо Дэна приобрело просительное выражение. От этого он стал выглядеть значительно моложе, почти сам как ребенок.


̶  Я понимаю… все это странно, я отдаю себе в этом отчет. Но не более – просто странно и необычно. Не о чем волноваться. Я обещаю. Мы с этим справимся, как семья. Никаких больше таблеток и докторов.


IV


Через несколько дней она нашла второй гроб.


Его оставили на ее кровати. Было воскресенье, и Дэн играл на улице в мини-футбол, носился по полю как угорелый и грубо отбирал мяч, пытаясь таким способом расслабиться. Она вешала в шкафу одежду, а когда отвернулась и посмотрела в сторону комнаты, то гроб был уже там, на ее подушке. На медной табличке читалось «Мамочка».


Его там не было, когда она заходила в комнату. Сто процентов. Она бы заметила.


̶  Крис?


Ответа не последовало. В доме было тихо. Снаружи она различала шум ближайшей автомагистрали, крики детей, долетавшие с соседней улицы, а также как кто-то стрижет газон. Это были настоящие звуки, те, которые соединяют тебя с реальностью. Здесь нечего бояться, в этом небольшом дружелюбном районе.


̶  Малыш, ты там?


Из холла доносилось шарканье. На мгновение ей стало страшно пройти по комнате и взглянуть через дверной проем. Непонятный и ничем не обоснованный страх держал ее, заставлял бояться собственного дома. Своего сына. Звуки снаружи дома теперь казались чем-то далеким, частью иного, более безопасного мира.


На ум ей пришли худшие из его недавних вспышек гнева. Она терпела его тумаки и пинки, но самую глубокую боль причиняло осознание того, что тот, кто ее плоть и кровь, мог настолько терять над собой контроль, что опускался до подобного ужасающего состояния.


Теперь это пройденный этап. Ему стало лучше. Хороший детский психолог и лекарства помогли разобраться с проблемой. Нет нужды оглядываться назад, ожидать возврата к прошлому. Тогда было совсем иначе.


̶  Крис!


Она набралась решимости и быстро подошла к двери. Выглянув, она не обнаружила никого на лестничной площадке. Через располагавшееся там окно прорезался луч солнца, высвечивая пылинки, кружившиеся в воздухе и напоминавшие чешуйки кожи, погруженные в жидкость. Она вернулась в комнату и присела на кровать.


Она пристально смотрела на гроб, лежавший на подушке.


На улице оборвалось жужжание газонокосилки. Кричавшие дети переместились в другое место, и их галдеж стал не так слышен. Шум автомобилей, казалось, стал тише.


Сьюзан протянула руку и отодвинула крышку гроба. Ее ожидания подтвердились – внутри был тонкий слой почвы. Она подняла гроб и стала его трясти, будоража и сдвигая с места комочки земли. Нечто начало проявляться перед ее глазами. Она опустила большой и указательный палец, и, откидывая почву, извлекла предмет. Свое обручальное кольцо. Она посмотрела на руку, на безымянный палец, и увидела бледную полоску незагоревшей кожи, на которой должно было находиться кольцо.


Что-то новенькое. В гробе Дэна кроме земли ничего больше не было.


У нее похолодело внутри; в висках глухо застучало. Она не могла припомнить, чтобы снимала обручальное кольцо. Наоборот, оно всегда находилось на руке, даже в ванной или душе. Она была суеверна; предпочитала всегда носить его на пальце и не искушать судьбу. Она помнила историю одной хорошей знакомой, которая потеряла свое обручальное кольцо, а три месяца спустя ее муж свалился замертво от инфаркта. Она понимал, что это все чепуха, но тем не менее… никогда нельзя быть на сто процентов уверенным.


Подобные вещи всегда обладали символическим смыслом. Например, обручальные кольца. Или гробы.


Она подняла голову и бросила взгляд на проем двери. Не было слышно ни звука. Ни движения. Лишь мертвенное молчание, открытый космос.


Она вернула крышку гроба на место и стала пятиться прочь от кровати, как если бы это было какое-нибудь грозное животное, забредшее в комнату. С прикроватного столика она взяла мобильный, и только потом стала думать кому, черт возьми, она собиралась звонить. Дэну? Матери? Идиотской полиции?


Выглядело это глупо. Отдавало сумасшествием.


Ее мальчик мастерит гробы – вот и все. В этом нет ничего неправильного, ну разве что чуть-чуть. Капельку странно, немного эксцентрично. Все при этом живы-здоровы; без травм и повреждений. По крайней мере, он интересуется искусством и ручным трудом.


Сьюзан сдержала нервный смешок.


Она положила телефон и вышла, оставив гроб лежать на месте.


Комната Криса располагалась в конце холла. С того места, где она сейчас стояла, было видно, что дверь туда закрыта. Она прошла по холлу и застыла, прислушиваясь. Изнутри комнаты не долетало ни звука - не было слышно ни телевизионной болтовни, ни музыки.


Она подошла вплотную, взялась за ручку, повернула ее и толкнула дверь.


Крис сидел на кровати и читал книжку. Он поднял взгляд, когда она вошла. Улыбнулся ей. Он выглядел абсолютно нормальным; таким как всегда, ее прелестный мальчик. Он не был чудовищем. Пришельцы не поработили его разум. Он был ее мальчиком. И он мастерит гробы.


̶  Все в порядке, сынок?


Он кивнул.


̶  Я читаю.


Он выставил книжку перед собой, показывая ей обложку.


̶  Моши Монстры, - объяснил он. – Обожаю их.


Он вернулся к чтению; сразу посерьезнел, когда глаза забегали по строчкам книги.


̶  Крис?


̶  Ммм.


Его отвлекали. Он не хотел общаться. Он хотел вернуться к чтению. Ему всегда нравились книги, даже когда он вел себя кое-как и не был пай-мальчиком. Он был образцовым юным читателем – лучшим в классе по английскому. И по математике тоже. Очень умный парень. Хороший ребенок. Книголюб. Мастер по гробам.


̶  Ты ничего не оставлял в комнате мамочки сегодня днем? Может быть, ты приносил подарок, пока я вешала одежду?


̶  Да, - согласился он. – Я сделал для тебя коробочку. Такую же, как и у папочки.


Она сглотнула. В горле пересохло.


̶  Зачем, малыш? Зачем ты смастерил коробочку для своей мамули?


В первый раз был задан этот вопрос. В сложившихся обстоятельствах они с Дэном решили действовать, соблюдая все возможные меры предосторожности, чтобы не сболтнуть лишнего или не передавить. Они внимательно наблюдали за Крисом – его настроением, словами, за всем тем, что могли отследить. Он оставался таким же… их лучезарным сынишкой, уже поправившимся. Ничего не поменялось. Он вел себя ровно также как и всегда.


«Разве что это», - мысленно возразила она себе. «Разве что эти гробы». И эта мысль вынудила ее признаться, что они обманывались. Крис на самом деле вел себя по-другому, а они пребывали в смятенном состоянии и боялись встретиться лицом к лицу с изменениями, произошедшими в их мальчике. Его гнев возможно и угас, однако нечто иное пришло ему на смену. В последнее время он стал…скрытным. Он не посвещал их в некоторые вещи. Например: как он решил начать делать гробы.


̶  Думал, что тебе понравится, - пробормотал он, не отрываясь от чтения книги.


̶  Почему ты так решил, малыш?


Она шагнула в комнату, позволяя двери плотно захлопнуться за спиной.


̶  Ну вот так. Я просто подумал, - он оторвался от чтения и улыбнулся.


̶  А где ты взял землю, малыш? Ту, которую насыпал в… коробочки.


̶  Из норы.


Это слово как будто опутало ее и начало давить, угрожая окончательно размазать.


̶  Какой еще норы?


̶  Той, что в саду. Волшебной норы, за забором.


Словно в тумане она прошла по комнате и встала у окна. Ее взгляд упал на сад, раскинувшийся позади дома, где зеленел просторный газон, по границе росли деревья, и находилось небольшое водное сооружение, которое Дэн установил года три тому назад. В самом его конце шла стена, выложенная из камней и отделявшая сад от находившегося за ним поля. Там буйно колосилась трава и кусты; Дэн не занимался этой территорией, так как, по его мнению, это создавало антураж дикой природы, загорода.


Дикость. Необузданность.


̶  А где именно находится эта волшебная нора? Расскажешь мамочке, где она?


Он сидел, не шелохнувшись. Продолжал читать. Казалось, ему было наплевать.


̶  Там внизу… в самом конце сада. Рядом с тем местом, где в прошлом году мы похоронили Мистера Джампа.


Так звали кролика Криса. Он насмерть замерз прошлой зимой, и они все вместе скромно похоронили его в старой обувной коробке, читая детскую библию и изготовив крест из двух тонких деревянных палочек из-под леденцов.


̶  Ладно, малыш. Спасибо. Спасибо, что сделал для меня эту коробочку.


Она развернулась и вышла из комнаты, минуя лестничную площадку, она спустилась вниз. По пути она считала каждую ступеньку, чтобы как-то сохранить присутствие духа. Она  до конца не понимала, чего ей следовало опасаться, но была сильно напугана. Это как снова стать маленьким ребенком, боящимся по непонятной причине темноты: страх неизвестности.

Она расположилась на кухне, подождала, пока закипит вода, и заварила чай, ожидая возвращения домой Дэна, потирая подушечкой большого пальца то место, где когда-то красовалось обручальное кольцо.


V


Они дождались пока Крис уснет. Им хотелось оградить его от малейшего беспокойства, ведь если он заметит, что они там копаются, то, вероятно, это лишь усилит его страх. Они толком не были ни в чем уверены, но твердо знали, что не станут давать своему сыну повода для дальнейших переживаний.


Сьюзан подумалось, что все складывается в точности как в знакомых ей фильмах ужасов: герои ждут темноты, прежде чем начать действовать. Ни к чему хорошему это не приводило.


̶  Что, ей богу, мы сможем там найти?


Дэн в проникавшем с кухни свете стоял у задней двери. В руках у него была лопата, а одет он был в садовую одежду – рваные джинсы, мешковатый свитер и плотные кожаные перчатки. Сьюзан держала фонарик.


̶  Не представляю, но взглянуть стоит. Ты за?


Она поняла, что хочет услышать его отказ. Ей отчаянно требовалось, чтобы он притормозил разворачивающиеся события и заставил их вернуться домой. Она не хотела принимать решение; она хотела, чтобы он жестко взял инициативу в свои руки.


̶  Наверно, ты права.


На мгновение она замерла, подняв глаза к небу и надеясь найти там поддержку. Но вверху было темно, звезды - не больше песчинок, луна - едва различимое блюдце, окутанное дымкой облаков.


̶  Я боюсь, - призналась она.


Дэн сделал в ее направлении пару шагов, замер на месте и только потом подошел. Он прислонил лопату к стене, приобнял Сьюзан и притянул к себе.


̶  Я понимаю… но сейчас речь идет о нашем сыне. Нам надо разобраться в происходящем. Разве у нас есть выбор?


Она кивнула, коснувшись подбородком его плеча, и ничего сказала. Это был не фильм ужасов; это была обычная жизнь. Если происходящее катиться под откос, то они с Дэном обязаны выправить ситуацию. Именно этим и заняты люди в обычной жизни.


̶  К кому, черт возьми, нам обращаться за помощью? Мы даже не в курсе, что происходит.


Ее голос заметно дрожал.


Дэн обнял ее сильнее.


̶  Мы поймем, когда у нас будут факты.


Она еще раз кивнула, закрыла глаза и втянула ноздрями его запах. Она обожала, как от него пахнет; его аромат ассоциировался со спокойствием. Когда Дэн уезжал в командировку, то она, чтобы ощущать его запах, клала его футболку на подушку и так спала.


̶  За дело, - шепнула она.


Он отступил от нее и взял лопату. Она шла за ним по траве, вдоль линии забора, в самый конец сада, освещая путь скачущим лучом фонарика. Ногами они прощупывали траву, пытаясь найти нечто похожее на нору. Сперва не попадалось ничего примечательного, но вскоре, чуть-чуть не вывихнув лодыжку, Сьюзан споткнулась о ее край.


̶  Здесь, - прошептала она. – Нашла.


Она нагнулась и потерла ушибленное место.


̶  Почему ты говоришь шепотом?


̶  А бог его знает.


Ей показалось, что происходящее довольно комично, но никто из них не засмеялся.


Дэн хватал траву, выдергивал ее с корнем и перекидывал через каменную стену. Она опустила фонарик, нагнулась, чтобы помочь, и заглянула в нору. Небольшой размер, диаметр не превышает домашней кастрюли, но при этом ощущается глубина. На улице было слишком темно, чтобы точно определить насколько она уходит вниз, но луч фонаря не мог достать дна норы.

Довольно быстро они расчистили место вокруг дыры от сорняков и других разросшихся растений. Внешняя окружность имела идеально ровную форму и была выполнена чрезвычайно аккуратно, как если бы для этого задействовали буровую машину. Сьюзан опустилась на колено и перегнулась через край, вновь пытаясь оценить глубину.


̶  Возьми, - проговорил Дэн. – Брось вниз.


Он передал ей гладкий камешек.


Она сделала, как он сказал. Подождала. Камень не достиг дна. Она взяла фонарик и посветила внутрь норы, но луч света поглотила царившая там темнота.


̶  Что еще за ерунда?


Она обернулась посмотреть на него. От Дэна не осталось ничего кроме черного силуэта на фоне неба; лица не разобрать. Просто форма без внутреннего наполнения.


̶  Может быть просто закроем ее, - предложила она. – Прикопаем и забудем.


̶  Так не пойдет, - парировал Дэн. – Мне надо понять.


̶  А что именно понять?


Он прильнул к ней. Впервые она не ощутила его успокаивающего запаха.


̶  Я не знаю.


Дэн принялся копать. Она посторонилась, отойдя назад и давая ему больше пространства. Он расширял нору, делая из нее круглую яму, диаметром в два метра. Края ямы приближались к центру, где находилась изначальная нора, темная и отталкивающая.


̶  Нельзя все время копать и копать, - заявила она. – А что если ты не доберешься до самого низа?


Дэн прекратил работу, утирая пот со лба тыльной стороной ладони.


̶  Что еще мне остается делать?


Он снова взялся за лопату, сутулясь как старик.


Сьюзан перевела взгляд на окно комнаты Криса. Шторы опущены, свет погашен, но женщина с полной уверенностью могла различить неизвестную фигуру, стоявшую там и, возможно, наблюдавшую за их действиями. Она прикрыла глаза в надежде, что все это ей привиделось, но открыв их, она обнаружила, что фигура никуда не исчезла. Она пристально и долго изучала ее, и постепенно фигура стала смешиваться с фоном, теряя свою четкость, становясь пятном на ткани ночи. А может все это время там ничего и не было.


̶  Что за херня, - выругался Дэн.


Он прекратил копать и внимательно смотрел ей прямо в глаза.


Дэн медленно наклонился и пальцами нащупал что-то в отвале земли. Затем он выпрямился, продолжая сжимать в руках непонятную вещь. Подался вперед, туда, где разливался свет от фонаря, и протянул руку, чтобы продемонстрировать свою находку.


Сьюзан показалось, что Дэн держит кости Мистера Джампа. С ними что-то было не так: их изогнуло, искорежило, словно близость к норе закрутила их, лишила прежней формы. Череп вытянулся и стал похож на череп куницы; ребра сомкнулись, напоминая белесый бронежилет, а передние ноги, оканчивающиеся цепкими, когтистым лапами, сильно деформировались.

Дэн швырнул кости в сторону, раскидав их по неосвещенной территории. Его лицо исказила гримаса отвращения, но он взял лопату и вернулся к выполнению задачи.


Вскоре лопата заскребла о нечто твердое.


̶  Что там?


̶  Похоже… на гроб.


̶  Еще один?


Он отрицательно мотнул головой.


̶  Этот больше.


Она подошла к Дэну и помогла расчистить гроб от земли. Он был ровно такой же, как и два других, разве что значительно больше в размерах. Изготовлен он был из той же высококачественной древесины, с той же обработанной вручную поверхностью и медной табличкой. Хотя они вместе поднимали его на поверхность, но он был не такой уж и тяжелый.


̶  Может нам…


̶  Открыть его?


Сьюзан согласно кивнула. Она предполагала, что внутри не будет ничего, кроме, вероятно, какой-нибудь грязи. Вес был незначительный, а, следовательно, внутри не может быть чего-либо еще. Но надо было убедиться. Нельзя такую вещь оставлять на откуп судьбе.


Дэн использовал лопату в качестве рычага, чтобы открыть крышку. Для этого он утопил металлическую кромку в стык и встал ногой на ручку. Вместе с хрустом древесины крышка поддалась; она немного съехала на бок, обнажая часть внутреннего содержимого. Дэн опустился к гробу и отодвинул крышку, бухнув ее на край норы. Почти доверху гроб был заполнен клочками бумаги, которую используют в качестве дешевого наполнителя при отправке посылок.


̶  Не хочу смотреть.


Она отступила от гроба.


Дэн не обратил внимания на ее слова. Он наклонился и стал расчищать себе путь, от его движений кусочки бумаги стали вываливаться на землю.


Сьюзан затаила дыхание. Она увидела вспышку цвета: бледно-розовый - как лепестки роз в ее саду. Это была кожа. Человеческая кожа. Дэн продолжал отшвыривать бумажки в сторону, но она уже знала о том, что ей предстояло увидеть до того, как это произойдет. Она пыталась отгородиться от увиденного, но не могла. Она хотела ослепнуть и это не сработало.


Сын.


Тот, кто покойно лежал с руками, аккуратно скрещенными на груди, был Крис. На нем не было одежды. Его хилая грудь слегка ввалилась; кисти рук неправдоподобно истончились. Лицо осунулось как у старика. Выглядел он так, будто давно умер, но не настолько, чтобы начать разлагаться. Словно что-то поддерживало его в подобном состоянии, холодном и безжизненном, но при этом избавляло от тления: будто непорочные мощи святого.


̶ Дэн.… Ах, Дэн. Что за мистика?


Встав на колено, Дэн извлек наружу часть тела. Было ясно, что оно почти ничего не весит; Дэн, немного запнувшись, легко его поднял. Руки соскользнули с груди, голова завалилась на бок, темные волосы локонами спадали по тонкому лицу, костлявые ноги подогнулись, а коленки выгнулись, будто бы тело пыталось встать.


̶  Нет, - медленно выговорил Дэн, словно он не мог до конца принять открывшуюся ему картину. – Нет… только не эта напасть. Только не это.


Сьюзан перевела взгляд на окно комнаты Криса. Фигура никуда не делась, но теперь шторы были распахнуты. Она была небольшого роста - значительно меньше и тоньше их сына. Руки выглядели неестественно длинными, и как только существо потянулось к шторам, чтобы шире их отрыть, то на его кистях зашевелилось непривычно много пальцев. Существо медленно подалось вперед и прислонило свое темное, гладкое лицо к стеклу, напомнив женщине кустарно произведенную куклу или марионетку – нечто двигающееся, но делающее это неуклюже; вещь, которой не следовало давать жизнь, наспех выполненная имитация человеческой оболочки.


Она повернулась к мужу и села на землю. Он, прижав к груди бледного сына, качал его на руках и бессвязно причитал.


̶  Он слишком легкий… внутри ничего не осталось…


Дэн поднял голову и развернул к ней лицо их мальчика. Оно было на удивление невыразительным, пребывая как бы в ожидании, когда на нем отпечатают выражение. Тело выглядело невесомым и пустым, и походило на марионетку ровно также как и то существо, которое сейчас резвилось в его комнате. «…внутри ничего не осталось…»


Ошеломленная, напуганная, почти доведенная до состояния потери рассудка, Сьюзан медленно и неловко поднялась на ноги и заковыляла к дому. Что бы там ни находилось – что бы там ни поглотило саму сущность ее сына; его замечательного сынишки, который мастерит такие красивые-прекрасивые гробы – она найдет это и убьет. Прежде чем она сойдет с ума окончательно, она заставит это существо заплатить.


Сьюзан отбросила фонарик в сторону. Туда, куда она шла, он ей не понадобится. На самом деле, действовать в темноте будет даже лучше.


По мере того, как она обретала все большую решимость и с шага переходила на бег, женщина дала себе обещание: до конца сегодняшнего дня она заставит то, что подменило Криса, улечься в маленький гробик его же собственного производства, а потом она спляшет на его могиле.


Автор: Гэри МакМан


Оригинальный текст: http://www.nightmare-magazine.com/fiction/my-boy-builds-coff...

Показать полностью

Растет и растет

Уговорив половину бочонка кислого и пенящегося пульке¹, Игнасио и Гектор отправляются в долгое, на едва гнущихся ногах, путешествие домой. Выдалась холодная ночь, но им до сих пор тепло, до сих пор они пребывают в коконе и продолжают снова и снова говорить о делах, о вермокультировании², которое превратит сады Оахаки³ в джунгли и попутно набьет им карманы. В бадье, заполненной червями, будущее их семей. Стали ли тени на улицах гуще, чем обычно, стали ли собаки лаять надрывней, стала ли кромка убывающей луны острой, как торчащая из оскверненной могилы кость – всего этого они не замечают.


Пока до них не доносится плач ребенка. Гектор слышит его первым, ведь его уши натренированы бесконечными ночами, когда он, подменяя супругу Луизу, укачивает маленькую кричащую Соледад. У Игнасио с женой все еще нет детей. В голове у Гектора рождается мутная догадка, что кто-то решил прогуляться по улице с малышом в надежде, что прохладный воздух и движение подарят чаду долгожданный сон.


Звук нарастает по мере того, как булыжная мостовая взбирается вверх, а они бредут по ее полотну. Зрение у Игнасио острее, чем у брата. Он замечает ребенка первым: крохотный сверток посреди дороги, который может переехать любой ротозей-таксист или разодрать на кусочки любая голодная собака. Рядом он не видит ни матери, ни освещенных окон.


Они смотрят друг на друга, прежде чем ринуться вперед. Именно Игнасио берет младенца на руки, как он это часто делал со своей племянницей, и прижимает сверток к груди. Плач ребенка немедленно обрывается.


̶  Ужасно, - одними губами произносит Гектор. – Ужасно, это ужасно.


̶  Эй, - уже громко кричит Игнасио. – Чей это малыш? Чей ребенок лежит на этой чертовой улице?


Улица безмолвствует. Закрытые ставни магазинов похожи на плотно стиснутые металлические зубы; из домов не льется свет, не доносятся даже приглушенные звуки радио. Где-то вдалеке перестали выть собаки. Холодный воздух, темное небо и Гектор ощущает себя на дне глубокого колодца, где единственным проблеском света является торчащий кусочек луны.


Игнасио принюхивается.


̶  Подсвети телефоном. Ты это чуешь?


Гектор касанием большого пальца оживляет экран телефона, который отбрасывает бледно-голубой свет на завернутое дитя. Пеленки потемнели из-за впитавшейся в них жидкости. Запах бензина жжет Гектору ноздри. И есть кое-что еще, что-то от чего Игнасио коченеет, а из его рта раздается еле слышное шипение. Ребенок лишен глаз - вместо них у него маленькие, покрытые коркой впадины.


̶  Мы отнесем его ко мне в дом, - сообщает Игнасио. – А поутру переправим в больницу.


̶  Конечно, - вторит ему Гектор, чувствуя себя глупо и неловко. – Конечно, сперва к тебе, ну а после – в больницу.


Игнасио облокачивает ребенка на плечо, при этом дите не издает ни звука, и они продолжают свой путь. Дорога вьется вниз, и узкие улочки сменяют одна другую, напоминая бесконечную пищевой тракт какого-то животного.


Гектор освещает темную дорогу голубоватым сиянием телефона и слышит, что дыхание брата постепенно учащается. После захода солнца в Оахаке становится холодно, но обернувшись назад, он видит, что лоб Игнасио покрыт бисеринками пота.


̶  Тяжелый, - мычит он, склоняясь вперед. – Соледад такая легкая. А этот… должно быть парень.


Гектор понимает, что Игнасио пьянее, чем он сам: от пульке его ноги стали ватными, он боится споткнуться о булыжники и выронить ношу. И вот он протягивает руки. Как только Гектор перехватывает новорожденного, то его тело покрывают мурашки. Ребенок тяжелее, чем Соледад, Игнасио был прав на этот счет, но Гектор сжимает его крепко, не давая упасть, и они продолжают свой путь.


На улицах ни души. Бродячая собака, подойдя к ним и обнюхав, тут же бросается прочь, шумно скуля. Вдруг они слышат взрывы фейерверков, где-то за холмом, где проходит вечеринка, но звук заторможенный и приглушенный. Гектор опять и опять пытается приладиться к ребенку. Игнасио с остервенением трет руки о тыльную часть штанов, стараясь очистить их от темной жидкости.


Они доходят до улицы Панорамика дель Фортин и сворачивают налево, бредя к небольшому дому Игнасио с раскидистым садом. Теперь уже Гектор медленными шагами движется вперед, его туловище согнулось пополам. Грудная клетка ритмично вздымается. Ноги болят. Ребенок тяжелый, словно труп взрослого человека, но он ощущает под пеленками его бьющееся сердце. Ему чудится, что он слышит, как растягиваются и скрипят кости, жир перемещается под кожей, плоть натекает на плоть. Но быть этого не может.


Пульс ребенка стучит в его ушах. Он ковыляет за братом, прижав новорожденного к плечу. Игнасио движется быстрыми, отрывистыми шагами, пребывая в нервном возбуждении, и даже родная улица не помогает успокоиться. Гектор чувствует запах его пота, прогорклый дух кислого пульке и такого же кислого, неизвестно откуда появившегося страха.


Ребенок извивается и почти выскальзывает из его рук. Теперь ноги новорожденного свободно болтаются, но это не привычные пухлые младенческие конечности, но то - костлявые ноги.


̶  Он растет, - утвердительно говорит Гектор. – Игнасио, он растет.


̶  Верно.


Этот ответ дает не Игнасио, а высокий и приторный голос, доносящийся из костлявого тела, которое сжимают руки Гектора. Гектор останавливается. Он смотрит вниз на черные ямки, где должны были быть глаза младенца. Он смутно понимает, что Игнасио также остановился, что они оба не в состоянии сделать шаг или даже вздохнуть. Черные губы ребенка размыкаются.


̶  Я расту, - произносит оно. – И у меня есть зубы.


Так и есть: это зубы древнего животного, клинообразные и гнилые, которых слишком много на такой рот. Гектор приходит в себя; он швыряет объект на землю и вместе с Игнасио бежит как ошпаренный к воротам дома своего брата.


• • • •


̶  А ты помнишь ту ночь? – начинает разговор Игнасио.


Телефон Гектора находится в режиме громкой связи и располагается на бетонном полу, пока мужчина работает. Несмотря на треск и шипение, он различает, как меняется голос его брата, и знает о какой точно ночи идет речь. Той, о которой они молчат вот уже несколько месяцев.


̶  Я помню, - отвечает он, неспеша проводя рукой по суглинистой, густой и влажной от компоста почве. – Да, я помню.


̶  Что же ты делал, когда добрался домой? – интересуется Игнасио.- В ту ночь.


Гектор прикрывает глаза.


̶  Соледад тогда спала. Луиза тоже. А я не мог уснуть. Мне было плохо. Меня трясло. Я вышел в сад и обнял липу. Я помню, что мне хотелось вдохнуть ее запах. В таком положении я провел всю ночь, а наутро я почувствовал себя лучше. – Он помедлил, открывая глаза.- Но дерево погибло. Неделю спустя ты помог его выкорчевать. Помнишь?


̶  Ты не говорил, что именно в ту ночь оно погибло.


̶  Возможно, это случилось пару дней спустя, – Гектор опустил руку глубоко в землю, представляя, что это растущее дерево. – Возможно, эти вещи никак между собой не связаны. – Он замолк. – А ты что делал, Игнасио? В ту ночь?


̶  Я пытался помыться, - заявил Игнасио. – Потом я лег в кровать, стараясь уснуть. Уже рано утром Валерия поцеловала меня, сказав, что от меня разит алкоголем. И мы занялись сексом.


Гектор заметил, как мурашки побежали по его руке.


̶  И? Что еще?


̶  Она беременна, - сообщил Игнасио. – Это хорошо. Мы – счастливы. Мы – очень счастливы. Хотел тебе сказать об этом раньше, но необходимо было убедиться.


̶  Это хорошо, - медленно сказал Гектор. – Это хорошо.


̶  Действительно, - голос Игнасио был натянут как струна. – Об этом она мечтала. Ей снятся сны, в которых она рожает что-то, что не является младенцем, и единственное в чем она уверена: его надо окунуть в бензин и поджечь.


Гектор помнит резкий запах, исходивший от испачканных пеленок, и острое костлявое тело, которое под ними скрывалось.


̶  Я уверен, что все обойдется.


- Верно. И я тоже, - вторит ему Игнасио.


Они начинают обсуждать дела, а Гектор все водит рукой в толще прохладной почвы. Он нащупывает предмет, который по форме похож на семя. Когда он вытаскивает его на свет, то выглядит этот предмет скорее как зуб, а не как семя.


Автор: Рич Ларсон


Оригинальный текст: http://www.nightmare-magazine.com/fiction/growing-and-growin...


Примечание:

1. Пульке - мексиканский слабоалкогольный напиток из сока агавы.

2. Вермокультирование - получение компоста с помощью дождевых червей.

3. Оахака – штат в Мексике

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!