mongrel25

И не только Калмыкия, еще Баскунчак, Эльтон, Астрахань, Волгоград – на фотки все не влезло. Проехалась сама и туристов свозила. Тюльпановая степь, конечно, впечатляет: овер 30 километров тюльпанов всех мастей, которые умудряются вылезать даже из сухой накатанной грунтовки и вызывающе цвести прямо под колесами.

Но окончательно сносят голову поля диких ирисов! Ирис растет еще гуще и выглядит так великолепно, словно в степи решили устроить выставку ювелирных изделий арт-нуво. Очередное розовое озеро после ирисов даже не кажется диковинкой – ну озеро, ну розовое, поздняк метаться, у нас недельный запас впечатлительности уже израсходован. Хорошо, что барханы в степи и горящий источник мы успели посмотреть до ирисов, а то и от горящей воды воротили бы нос)
На озере Маныч-Гудило еще и птичье царство, но птицы уже всерьез задумались о гнездах и на глаза особо не лезли. Хотя токующих стрепетов, плавающих парами пеганок, серых цапель, лысух, шилоклювок мы видели достаточно, а всякого мелкого кулика и вовсе в избытке. Но вот пеликанов пришлось рассматривать в бинокль.

Вода горит. Ну, то есть, горит газ, но прямо на воде.

Розовое озеро, одно из многих. Цвет дают мелкие рачки артемия, которыми любят питаться фламинго.

Под Астраханью изобилие маленьких солончаковых озер – и это прелесть что за озера! Мы вообще не планировали ехать на эти озера, а пытались прорваться на бархан Большой Брат, но по случаю небольшой песчаной бури не прорвались – образумились и не захотели получить сразу весь бархан себе в глаза. Вокруг некоторых озер мертвая соленая земля, вокруг других – камыш, но есть такие, где по берегам цветет что-то мелкое, бело-сиреневое – целым облаком, так что порой ступить некуда, и приходится, проклиная себя за жестокосердие, идти к озеру по этому белому цветению. Вода в озере на вкус как хорошо просоленная полынь, а все равно на его берегах умудряется вырасти такое пышное и нежное.

Эльтон в апреле ни разу не розовый, и являет собой самый минималистический пейзаж из всех возможных. Сверху гладкое голубое небо, снизу гладкий голубой Эльтон, посередине линия горизонта, ничего лишнего. А вот Баскунчак – наоборот, полон цвета, фактуры, разных причудливых фигур из соли и палок, а его берег полон развеселых собак. Степь вокруг Баскунчака сияет весенней свежестью, тюльпаны целыми стадами так и лезут в глаза, священная гора Богдо живописно краснеет – смотришь и не насмотришься... Нельзя на жителя мегаполиса за один раз обрушивать такое количество зеленых далей и вкусного степного воздуха, потому что начинает хотеться куда-то за горизонт, и книжки всякие романтические про дальние странствия, читанные в детстве, начинают скрестись на душе, и колеса поезда чучух-чучух...

Вот с этой стороны гора Богдо поет. Мы не слышали пения)

Я всегда тяготела к горам и не ожидала, что степь меня настолько завлечет. Хочу теперь поехать летом, уже без туристов – посмотреть сайгаков и птиц в степях Калмыкии. И застать Эльтон в розовом цвете, если повезет.

Цинь Шихуанди, первый император всея Китая. В китайской мифологизированной истории он – отрицательный персонаж, образец жестокости. Причиной тому его нелюбовь к конфуцианству. 

Тем временем на троне Циньского царства произошли изменения, очередной правитель волею Неба помре, и после некоторых интриг лицом к югу воссел 13-летний мальчик Ин Чжэн, будущий первый император Китая Цинь Ши Хуанди. Мальчик, похоже, любил играть в солдатиков, и первый результат этого невинного увлечения мир теперь знает как Терракотовую армию, а второй – как Китайскую империю. То есть, поиграл он не по-детски. Он вообще был крут, хотя историки часто утверждают, что круты были его главные сановники – сначала Люй Бувэй, а затем Ли Сы. Первые 10 лет Ин Чжэну не давали действовать канцлер Люй Бувэй и собственная мамаша, однако, повзрослев, он весьма неделикатно отодвинул их в сторону и развернулся.

Деликатным обращением с ближними и дальними Ин Чжэн в принципе не отличался, и это быстро почувствовал на себе Дань – наследник царства Янь, живший при дворе Ин Чжэна заложником. Обмен наследными принцами в качестве обеспечения мира – явление, распространенное не только в Древнем Китае. Как-то меньше ждешь пакостей от соседа, если его любимый сыночка живет в твоем доме без бодигардов. Этикет требовал относиться к высокопоставленным заложникам куртуазно, но в действительности жизнь их часто была не сахар. Ин Чжэн в раннем детстве сам был таким заложником, однако, сочувствия к собратьям по несчастью не набрался, эмпатия не была его сильной стороной. Придя к власти, он стал высокомерно относиться к заложнику Даню и всячески цеплять его тонкую душевную организацию. Поначалу Дань пытался от такой напасти отпроситься домой, но получил ответ, что в Янь он сможет вернуться только когда «ворон побелеет, а лошадь отрастит рога». Такие неопределенные сроки не устроили Даня, и он попросту сбежал.

Ин Чжэн из сериала «Цинь Шихуанди. Правитель вечной империи».

Добравшись до Янь, наследник Дань стал обдумывать мстю. Интересно, что он не пошел за помощью к папе (Яньский правитель вообще не фигурирует в этой истории, а ведь он явно был жив и царствовал, раз Дань был только наследником). Мудрые советники уговаривали Даня вступить в союз с более сильными царствами, чтобы совместно прописать люлей Цинь. Ведь царство Янь было самым маленьким и в одиночку не прописало бы, а огребло. Даня месть в виде холодного блюда его не радовала.

Ко двору наследника, конечно, слетелись удальцы-бинькэ, и Дань рассчитывал задействовать кого-то из них в качестве засланного убийцы. Вот только никак не мог выбрать – все имеющиеся бинькэ казались слишком мелкотравчатыми для серьезного дела. Поскольку свои мудрецы Даня тоже не устроили, то для совета был вызван ученый аж из царства Вэй – старый учитель Тянь Гуан. Тянь Гуан прибыл, критически осмотрел местных бинькэ и подтвердил – шлак. Один от волнения краснеет лицом, второй белеет, третий сереет, и далее по спектру. То есть, при встрече с Циньским ваном их намерения будут написаны на лице крупными иероглифами, а тот все-таки не дурак. Надобно прикармливать другого удальца, и кандидатура у Тянь Гуана нашлась.

Герой своего времени

Итак, та-дам! – явление героя. Потенциального цареубийцу звали Цзин Кэ, и биография у него была вполне в духе времени. Азартный игрок, драчун, пьяница, якшающийся с городским отребьем, но начитанный, любящий музыку и стихи и к тому же мастер боя на мечах. Эдакий гопник-гуманитарий. В глазах учителя Тянь Гуана и наследника Даня эти компоненты сложились в понятие «незаурядный человек». Что даже логично – вспомните, бинькэ старого образца были просто громилами, а нового образца – ботаниками, не знающими, с какого края держать меч. А тут два в одном за те же деньги.

Цзин Кэ. Кадр из фильма «Император и убийца».

Дань уговорил Тянь Гуана лично поехать за Цзин Кэ и просил хранить в строжайшей тайне план предстоящей мести. Просьба о секретности была оскорблением для Тянь Гуана, она означала, что Дань не уверен в его порядочности. Тянь Гуан нашел Цзин Кэ, передал ему приглашение и намекнул, что дело государственной важности. После чего перекусил себе язык и умер, чтобы наследник Дань не сомневался в сохранности тайны. Дань, конечно, потом показательно порыдал, но остался доволен.

Цзин Кэ собрал свои пожитки, то есть, повесил за спину меч, и двинул в Янь. Дань принял его как Брежнев представителя соцстраны, ел с ним из одной посуды, пил из одной чарки, а ночью спал на одной постели. Гусары, молчать – это было традиционным выражением искренней дружбы, а не чем-то иным (для иного при богатых домах имелись красивые певцы и музыканты, а также обильные гаремы, так что гости могли спать спокойно). И, конечно, дары сыпались на Цзин Кэ пачками – порой весьма экстравагантные. Вот несколько примеров.

Наследник Дань и Цзин Кэ пили вино на берегу озера, когда вдруг лягушка беспардонным кваканьем прервала их беседу. Цзин Кэ пульнул в нее камешком. Дан счел, что удальцу не подобает швыряться какими-то никчемными гальками, и велел слуге принести блюдо золотых слитков. Лягушка, должно быть, была увертливая, потому что Цзин Кэ пометал в нее все золото. От второй порции слитков он, однако, отказался, сказав «золота не жаль, но рука устала».

В другой раз Дань и Цзин Кэ выехали проветриться за город. В колесницу был впряжен заоблачной цены конь, «способный проскакать тысячу ли в день». Цзин Кэ оценив великолепного коня, бросил мимоходом: «Слыхал я, что у таких скакунов чертовски вкусная печень». Дань лично снес голову коню, устроив для дорогого гостя пикничок с печеночным шашлыком.

Далее продолжалось в таком же духе. Дань и Цзин Кэ пировали во дворце. Прелестная наложница, любимица наследника, играла на цитре, и ее тонкие ручки порхали над струнами, словно пара влюбленных бабочек. Мужчины потягивали вино, любовались красавицей и наслаждались музыкой. Когда мелодия смолкла, Цзин Кэ похвалил искусные руки музыкантши. Дань тут же подвел наложницу к нему как скромный дружеский презент. Цзин Кэ капризно отказался, заявив, что ему всего лишь понравились ее ручки, а девица ему без надобности. Дань в мгновение мечом отсек наложнице руки и любезно преподнес их на яшмовом блюде. Куда дели остальную наложницу, история умалчивает.

Девушка, играющая на цине. Рисунок, конечно, намного более поздних времен, но нужно же было хоть одну красотку вставить для атмосферности!

В общем, года три Цзин Кэ истреблял имущество Даня, а команду «фас» исполнять не спешил. Дань, изначально мечтавший о блиц-криге, начал нервничать и поторапливать. Цзин Кэ сперва покричал, что дело серьезное и суеты не терпит. Но потом признал, что таки засиделся и выдал план: он явится к Циньскому вану с крутыми подарками и во время аудиенции прирежет его, как кутенка. Но сперва перечислит все вановские неблаговидные поступки в вановский же подлый лик. Мораль того времени одобряла именно такие церемонии, хотя здравый смысл истошно орал, что лучше сначала прирезать, а список претензий оглашать потом, а еще лучше молча дать деру, а список можно и почтой. Впрочем, здравый смысл в этой истории давно самоустранился.

Пацан шел к успеху, но вошел только в историю

Тут, конечно, остро встал вопрос: «Что подарить человеку, у которого уже есть половина будущего Китая?» Подаришь что-то малоценное – люди на несколько поколений вперед засмеют. Посему была нарисована красивая карта царства Янь, с подробным изображением лучших его земель. В политике той эпохи подобный презент означал толстый намек: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Придите княжить и владеть нами». В свернутую рулончиком карту было удобно спрятать кинжал – подношение вану дворцовая стража не решилась бы обыскивать, а рамки на входе еще не изобрели.

Но карты показалось мало, все-таки в гости к самому вану собрались идти. Тогда вспомнили, что в царстве Янь скрывается враг Ин Чжэна, мятежный генерал Фань Юй-ци. Циньский ван, как полагалось, истребил всю семью провинившегося генерала вместе со слугами и домашними собачками, но его самого достать не смог. Голова мятежного подданного – вот шикарный подарок, очень ценимый властителями всех времен и народов.

Потому Цзин Кэ отправился к Фань Юй-ци и произнес возвышенную речь (литературные способности пригодились). В сочных красках было описано, как, предоставив свою голову в качестве пропуска, генерал поможет убить Циньского вана и тем самым отомстит за свою семью. Генерал проникся. Месть была обязательным условием приличной загробной жизни генеральской семьи, а потому он был готов мстить хоть тушкой, хоть чучелком. Фань Юй-ци без лишних рассуждений перерезал себе горло, и Цзин Кэ осталось только красиво упаковать его голову.

Цзин Кэ уговаривает Фань Юй-ци отдать свою голову. Найдено на просторах интернетов.

В компаньоны Цзин Кэ дали Цинь У-яна – одного из тех бинькэ, что имели проблемы с цветом лица в волнительных ситуациях. Большого-то выбора не было, а этот вроде ничего так парень: первое убийство совершил в 13 лет и с тех пор методично оттачивал скилл. Понадеялись, что сдюжит, да и должен кто-то нести золото для подкупа циньских чиновников – без взятки во дворец не попадешь.

Наследник Дань и несколько бинькэ отправились провожать делегацию. В пути пили вино и пели вдохновляющие песни типа:

Неприветливый ветер воет,

Стужа сковала Ишуй.

Отважный муж в дорогу уходит

И больше не вернется назад.

А один из удальцов, дабы сильней мотивировать Цзин Кэ на подвиг, перерезал себе горло мечом (вино, должно быть, было крепким). Так что до царства Цинь убийцы добрались в бодром расположении духа. И во дворец попали без задержек – золото сделало свое дело. Циньский ван согласился принять делегацию, соблазненный головой Фань Юй-ци и перспективой без усилий получить царство Янь.

Цзин Кэ перед ваном. Кадр из фильма «Император и убийца». Вот меча за поясом быть не могло…

Во всем зале оружие было только у самого вана – меч, висящий за спиной. И у Цзин Кэ – отравленный кинжал, спрятанный в карту. Вот убийцы уже стоят перед ваном, и Цзин Кэ разворачивает свиток, а Цинь У-ян открывает ларец с головой генерала. Ну что могло пойти не так? Увы, злополучный Цинь У-ян побелел лицом, ван это заметил и отпрянул назад. Пришлось Цзин Кэ скомкать свой великолепный план – ван уже намылился удирать, и выкладывать ему в лицо длинный список прегрешений стало недосуг. Цзин Кэ занес кинжал и словил вана за рукав. Тот дернулся, порвал халат, и удар пришелся в воздух. Правитель бросился за колонну, его меч запутался в длинной одежде, и ван не мог защититься от преследующего его убийцы... Чиновники и генералы застыли в ужасе, и только придворный лекарь оказался молодцом, швырнув в Цзин Кэ мешочек с лекарствами. Снаряд прилетел вовремя – Цзин Кэ как раз бросал в вана кинжал, но в результате промахнулся. Ван же тем временем разобрался с мечом, а с мечом в руке сумел разобраться с Цзин Кэ. Придворные отмерли и добили невезучую делегацию. Пафосной смерти не получилось, даже последние слова Цзин Кэ вышли так себе, словно он оправдывался: «Мой замысел не удался, потому что я хотел захватить правителя в заложники».

Цзин Цзин Кэ, метнувший кинжал. Реконструкция Л. П. Сытина по каменной стеле I в.

Вряд ли Цзин Кэ явился во дворец в таком фривольном виде, но зато какая экспрессия! Одни бакенбарды чего стоят!

Так излагает эпизод с покушением Сыма Цянь. Другой автор выдает совсем уж голливудскую версию, где в роли спасительницы вана выступает юная наложница. Жизнь, конечно, умеет много гитик, но не до такой же степени, чтобы наложницу допустили на официальный дипломатический прием, поэтому остановимся на версии Сыма Цяня.

В общем, умей злосчастный Цинь У-ян получше владеть лицом, история Китая могла бы пойти совсем иначе. А так Циньский ван через несколько лет покорил все разрозненные царства и создал единую Китайскую империю, став ее первым императором – Цинь Ши Хуанди.

Доктор, метнувший в Цзин Кэ аптечку, получил награду, которой позавидовали бы самые дорогие пластические хирурги современности – 179 кг чистого золота.

Сыма Цянь дал Цзинь Кэ следующую оценку: «У некоторых замыслы удавались, у других – не удавались, но устремления их были ясными, и они остались верны им до конца. И неудивительно, что их имена дошли до последующих поколений».

Что можно почитать / посмотреть в тему:

Сыма Цянь «Исторические записки», том VIII, глава 86 «Жизнеописания мстителей» на Восточной литературе

Об обычае содержать бинькэ: Хаютина М.С., статья «Гостеприимные мужи» и их «гости»

в эпоху Сражающихся царств в IV–III вв. до н.э.» на Синологии

Неизвестный автор династии Хань «Яньский наследник Дань», сборник «Путь к заоблачным вратам. Старинная проза Китая» на ресурсе Библиотекарь

Будни эпохи Чжаньго.

Когда-то в самом начале все было стройно и красиво. Чжу-хоу платили вану дань и мудро распоряжались в собственных уделах во имя вана. Но со временем стали осознавать, что ван где-то высоко в горах и не в нашей районе, и вообще его задача излучать добродетель, а у нас тут дела земные. Вон сосед стал слишком кучеряво жить, не пора ли его подвинуть, пока он не подвинул меня? Постепенно все удельные княжества перегрызлись между собой, захватывая добро и территории соседей, а заодно и независимость от вана. Те чжу-хоу, что смогли переесть больше соседей, все охотней стали примерять титул вана на себя, сперва только в своем царстве. Спокойствия при таких условиях быть не могло, и война стала постоянным явлением. Считалось, что если народ 5 лет не ходит воевать, то добродетель царства приходит в упадок, то есть, позорище на головы предков и стыдоба перед соседями.

В такой-то обстановке образовалось целое сословие «ши» – «добрых молодцев» без кола и двора, скитающихся в поисках, куда преклонить буйну головушку. Точнее, ши уже были и раньше, но не в таких количествах и чуть сильней обремененные моралью. Имущества у ши было не густо: в лучшем случае меч, а в худшем – только голодный желудок. Вариантов карьеры тоже маловато: податься в разбойники, пойти в солдаты или наняться поденщиком. Работать они не особо рвались, а в удачливые разбойники был слишком высокий отборочный конкурс. И было бы добрым молодцам совсем плохо, если бы не гостеприимные хозяева.

«Их волосы всклокочены, усы топорщатся, шлемы с толстыми кистями надвинуты вперёд, платье на спине укорочено, глаза горят, речь грубая». Вот примерный портрет среднестатистического бинькэ. Рисунок не изображает именно бинькэ, но образ близок.

Гостеприимцами стали богатые аристократы, оценившие выгоду содержания удальцов на коротком поводке при своих домах. Так добры молодцы «ши» превратились в «бинькэ» – гостей, обязанных своим хозяевам преданностью. Не так уж дорого обходился прокорм в сравнении с возможностью практического применения преданных громил. И от властей отмазка есть – я не армию содержу, у меня гости живут, пользуясь моей щедростью (впрочем, до размера армий число бинькэ обычно не дотягивало, армии в Китае уже тогда были масштабные). Для бинькэ хозяева предоставляли казармы, и жили эти гости, в общем-то скромно, хотя могли и подняться, если их кунфу было как в китайских боевиках. Рядовые удальцы питались постной пищей, середнячки получали рыбу, но выдающегося бойца холили и лелеяли, как сердечного друга. О прозябании в казармах уже речь не шла – звездный гость жил близ хозяина. Рядовые бинькэ порой ворчали и упрекали хозяина, что тот тратит на них меньше, чем, к примеру, на свой изнеженный гарем. Однако не уходили, а наоборот, продолжали стекаться к таким гостеприимцам, «не считая 1000 ли большим расстоянием».

Синьлин-цзюнь, один из «Четырех мужей Чжаньго 戰國四公子», знаменитый полководец и гостеприимец из царства Вэй. При его дворе кормилось до 3000 бинькэ (что не было рекордной цифрой).

В общем, бинькэ жили припиваючи и приедаючи, но приходило время, и хозяин говорил «фас!», указуя на кого-то из надоевших соседей. Ну а если удалец был звездой, то говорил «Фас, пожалуйста». «Пожалуйста» выражалось в виде разных приятных вещиц – оружия, коней, женщин, драгоценностей. Хотя воспользоваться подаренным не всегда получалось, ибо задания часто были с заведомо смертельным исходом для самого удальца. Зато такая работа считалась особо почетной. Однако многие бинькэ не находили применения и жили просто на халяву, только ради авторитета хозяина.

Кое-кто из гостеприимцев со временем догадался, что в хозяйстве могут пригодиться не только потные мускулистые мужики, но и те, кто прокачал не мышцы, а мозг. Так в числе бинькэ появились молодцы не только добрые, но и умные. Интеллектуалы точно так же скитались в поисках теплого угла и скоро стали даже более модными домашними питомцами, чем громилы. Им тоже говорили вежливое «фас!», но ожидали при этом стратегического плана по захвату большого куска, а не банальной ликвидации десятка-другого человек или выбивания налогов с деревень. В числе таких бинькэ с мозгами был, например, знаменитый реформатор Шан Ян. Быть умником оказалось даже выгодно – летальных заданий было поменьше. Слово «ши», обозначавшее поначалу воина, удальца, стало со временем означать образованного человека, профессионала.

«Четыре мужа Чжаньго 戰國四公子» – самые знаменитые гостеприимцы, каждый из которых был сяном в своем царстве. Все упоминаются в Исторических записках Сыма Цяня в разделе жизнеописаний, главы 75-77. Вряд ли они были такими сладкими красавчиками, это уже современная фантазия) Но популярны они и по сей день.

При богатых домах харчевались до нескольких тысяч бинькэ разного сорта. В более поздние эпохи о гостеприимных хозяевах времен Чжаньго стали говорить как о мужах, обладавших ясным умом, подлинным человеколюбием и великодушием. Современники же считали, что эти ясноумные мужи способны преступить закон и узурпировать власть руками прикормленных молодцов. Сдается мне, что современники что-то знали – особенно с учетом, что самыми заядлыми гостеприимцами были братья правителей и чиновники-сяны (сян в ту эпоху – это примерно канцлер, высшая должность). Чем ближе к трону, тем больше практического смысла в содержании бинькэ. А князьям, наверное, было приятно сознавать, что их ближайшая родня и высшие чиновники умны, человеколюбивы и великодушны. Аристократы рангом пониже тоже прикармливали бинькэ – и как дань моде, и на всякий пожарный случай.

Образец применения бинькэ на практике – в Части 2.