iLupus

Прекрасная июньская ночь.

Вам не кажется это немного ироничным, говорить подобное про такую ночь.

И да, всё именно так и случилось. Его оглушили, как он только вышел из машины. ФБР ныне много себе позволяет. Его просто покружили по округе и выкинули как грязный мусор из-под сидений. Кажется, они не учли кого они вытурили из машины.

Для них он был просто бомж, которого случайно задержали, а потом выкинули. Но для всех, кто его знал, он был «Папуля». Когда его тяжелая рука ложилась на плечо новобранца, и он говорил что-то, добавляя «сынок» никто не мог этого игнорировать. Это прозвище прочно приросло к нему.

Да, хорошие годы в армии, но сейчас лучше. Его завербовали лучшие силы, он принесет больше правильности в этот мир.

Он хорошо знал этот район. Он был здесь уже неоднократно.

Привычка говорить о себе в третьем лице пришла очень давно. Она пережила несколько боевых компаний и гражданских «спецопераций». Он не говорил «Я», он говорил «он».

Он четко знал к чьему дому он должен подойти сегодня.

Дружба тут не причем, он знал, что Ньюману будут нужны такие люди. Он должен его забрать.

Промотавшись по району, посидев 2 часа в закусочной и выпив весь запас бесплатного кофе он двинулся в путь.

Он двигался дворами, переулками, стараясь не попадать под свет фонарей.

Глубокое худи скрывало его лицо, но он знал, что его могут узнать.

До улицы он добрался относительно легко. Дальше сложнее. Он аккуратно шел по тротуару, даже избегая швов. Он знал, что Ньюману не понравятся ошибки.

Он встал перед домом и просто стал смотреть в окно.

- Здравствуй, Брок!

- Убирайся!

- Чего ты кричишь, мы же друзья. (холодные иголки ужаса в его голове должны доказать, что нет).

- Убирайся! Ещё три секунды и я вызову полицию.

- Ок, окт. Старина Брок. Я ухожу.

Он повернулся к Броку спиной и сказал: «Один, два, три»

Что происходило дальше его интересовало, но не беспокоило. У него была «цель»

Навязчивая жара давило своей тяжестью, особенно в конце дня. Плиты дорожек уже раскалились, поливалки не работают, дома сами раскалены. Особой тяжестью давил старый центр. Всё кирпичное. Этого мерзкого уставшего красно-коричневого цвета. Но не похожего на кровь. Нет. Этот цвет сложно с чем-то спутать. Это цвет усталого города. Мы находимся в Стоунбруке. Это не центр мира, это реально захолустье. Маленький затерянный городок в Техасе, который знал лучшие годы, когда работали шахты.

Мы практически все знали друг друга. Можно было выйти на улицу, уснуть, напившись пива в местном баре и знать, что тебя никто не ограбит.

Мы, наверное, реально жили как община или семья.

Этот жаркий день вызывал только одно желание. Бросить всё и свалить в бар под нормальный кондей. Наш – никогда не справлялся. Но я не мог так поступить. Хоть я себе сам и начальник.

Эта гребанная бумажка, написанная косым почерком, лежащая передо мной, меня преследовала.

Каждый раз, когда я начинал перечитывать эти 34 строки текста, мне казалось, что мухи замирают в моей комнатенке. Это было так знакомо, но я не помнил откуда это взялось.

Я даже хотел отказаться от дела, но глаза человека напротив меня заставляли вглядываться в это письмо раз за разом.

Текс гласил:

"Добрый день.

Если вы это читаете, то меня нет в живых. Понимаю, что избитый шаблон, но меня так учили.

Меня зовут Том Хэрис. Всё что я пишу и заверяю в этом письме написано в здравом уме и твёрдой памяти.

Всё началось недавно. Я даже не успел этого заметить.

Так, я, кажется, забыл расписать картину.

Я живу в спальном районе в обычном доме. Ничего особенного, милая лужайка, место, где погулить собаке Джулли, милый двор.

Я одинок, так всегда получалось, построить отношения я так и не смог. Поэтому дом, аренда всё на мне. Родители расстраиваются, что я их один сын, уже 29, но до сих пор без жены и детей. Честно, я пытался. Но кажется очень плохо. От меня уходили, меня отвергали, мне изменяли. Я бросил это направление.

Итак, о себе я рассказал.

Месяц назад я проснулся от скуления Джулли. Она всегда крепко спит около моей кровати.

Она была напугана. Я не понял, что происходит.

Я подошел к окну. За окном была пустая улица, где-то ещё горел свет. Но что-то чувствовалось не так.

Я понял. У дома Труберов, через два дома кто-то стоял. Просто стоял. И смотрел на пустые темные окна.

Я вызвал полицию, но они ничего не нашли. У Труберов всё хорошо.

Но нет, это больше не Труберы.

Из веселый отзывчивых соседей, ходящих в церковь и приглашающих всех к себе на барбекю — это теперь пустые маски на знакомых мне телах.

Этот неизвестный что-то сделал с ними.

Через несколько дней я опять проснулся от скулежа.

Выглянул в окно. Неизвестный стоял у другого дома. Там жила какая-то молодежь. Мы особо не знакомились.

Он просто стоял на лужайке и смотрел.

Я видел через пару дней этих ребят в маркете. Маски вместо лиц. Я не знаю, что происходит.

Мне сложно спать.

Я улучшил систему сигнализации, даже расставил ловушки по дому.

Всё движется к моему дому.

Я даже не чувствую себя в безопасности.

Джулли опять скулит. Мне страшно подойти к окну.

Я боюсь, что он у меня на площадке и смотрит.

Тот, кто прочитает этот текст - знай. Я пытался дать отпор. Наверное, я проиграю. Просто распространи это."

Я очередной раз перечитал текс этой смятой бумаги и посмотрел на предъявителя.

Высокий черный мужчина в аккуратном костюме. Я бы ошибся, если бы не узнал в нем завсегдатая центра. Но я не знал его. Его карие глаза смотрели словно мне в сердце.

— Это какой-то бред. Выкинете это в урну, утром прочтете в газете. Вы же не можете верить в эту чепуху для малолеток.

- Мистер Брок, я бы попросил вас изъяснятся точнее. Вы не верите в эту запись. А если я скажу, что у меня есть доказательства подобного?

- Чушь это всё.

Чернокожий тип молча отодвинул край пиджака и вытащил из внутреннего кармана толстый конверт 10х15. Молча подвинул ко мне.

Я без сомнений открыл его.

Я видел улицы своего города, где напротив каждого дома стоял один и тот же человек. Капюшон, несмотря на теплую погоду натянут очень сильно. Но мне казалось, что я его знаю.

- Так, где вы это взяли? - спросил я пришедшего.

— Это не важно. Если Вы согласитесь, то вам всё объяснят.

Я бы мог проигнорировать это, но не в моём городе. Я хочу жить тут нормально с женой и Сьюзи.

Каждый день утро начиналось с головной боли.

-Брок, мать твою. Почему я вынужден орать в рацию, чтобы ты вышел!

- Нахер иди Френки! Кофе купил?

- Да, стоит на торпеде.

- Ну, куда нас ведут сегодня эти странные жизненные пути?

- Какое-то странное убийство у школы.

- Что?! Какого хера?! Мы даже не уполномочены!

- Расслабься, Федералы уже всё себе захапали. Мы для пригляду.

Фрэнк, как и я был бывшим морским пехотинцем, но как в нем говорил голос родного Техаса.

Мы подъехали, как только началась собираться толпа. Наша задача разогнать зевак и повесить ленту.

Но что-то не давало мне покоя.

Я видел место уже раньше.

Я вспомнил. Тут однажды уже было убийство. В этом доме. Отец покрошил кухонным ножом сына и утверждал, что не помнит этого.

Да, это точно оно. Стоунбрук, Фокс 2-74. Я вел то дело.

Я как сейчас увидел участок, обтянутой лентой.

Мы оперативно накинули плёнку на вязы по участку и оградили территорию. Фрэнки начал гонять газетчиков, а я подошел к шерифу. Он узнал меня. Он улыбнулся. Это была не улыбка или оскал или ухмылка. Он очень грустно улыбнулся. Он спросил понимаю я ли, что тут произошло. Ответ и так понятен. Я знал, что тут. Бойня.

Да, случилось всё именно так, как я и думал.

Отец уже другого семейства, живущего тут, взял нож и нанес 12 ножевых ранений матери, накрыв ей подушкой, и 16 и 17 детям 3 и 5 лет.

Сам «герой» пытался перерезать себе артерию на шее, поэтому сейчас в больнице, под присмотром федералов.

Живых на месте больше нет.

Последняя фраза добила меня больше всего. Я помнил этих детей, бегавших с моей дочерью. Я помню его жену.

Мне хотелось бы заплакать, но, кажется, я разучился это делать.

Мы с Френки пошли в дом.

Я не вёл дело, конечно же. Мы же в окружной полиции не берем такое. Это либо детективы, либо федералы.

Следователи уже изучили всё вокруг. Мы могли спокойно осмотреться. Френки явно штормило от вида вокруг.

Кровь была везде. На стенах, на потолке, на полу.

Самое страшное нас ждало на кухне. Люстра была сорвана и отброшена в сторону.

На её месте висел мясницкий крюк.

Френки стошнило тут же. Он понял, что могла произойти. Я же продолжил изучать картину.

На кухне на холодильнике висели детские рисунки. Вряд-ли дети бы их оценили, это явно делала мать, пытаясь запомнить своих детей в младенчестве.

Один из рисунков был с кровавым отпечатком руки. Как его только не забрали. Это явно оперся отец, после убийства всех.

Я указал Фрэнки на него, чтобы он отметил это в отчёте. Нахер мне эти проблемы потом.

Крюк, на месте потолочной люстре не давал мне покоя. Я знал, что трогать нельзя, но... кажется это уже перебор.

Отец был мясником, работал в местной гастрономии. Но что могло пойти не так. Сначала ему надо было запланировать убийство, потом расписать его в своей голове, закончив повешеньем на крюк. Затем с работы нужно было унести крюк, снять люстру, ножом порезать жену и двух детей. И завершить задуманное.

Психи себя так не ведут. Они более импульсивные. Тут ненормальный мозг, но не случайно "съехавший с катушек"

Мне было тяжело находится в том доме. Мы закончили опись буквально за 30 минут и вышли наружу.