— Мы атеисты! — вопль отчаяния.
Молодой крепкий мужчина с немного слишком квадратным подбородком (на мой, разумеется, вкус) и очень ярко накрашенная, полноватая женщина с крупными, но, в общем-то, правильными чертами лица.
Я в недоумении. Кто-то заставляет их уверовать в какого-то из богов? Кто и почему?
Первое, что пришло в голову: в школе, где учится их ребенок, ввели какое-нибудь «религиозное просвещение и воспитание», а они категорически против. Школа в целом хорошая, ребенок привык к учителю, одноклассникам, и менять ее не хочется. Тут мне будет легко их успокоить: со времен позапрошлой Российской империи практика показывает, что введение в общеобразовательной школе обязательного «закона Божьего» уверенно формирует именно атеистов.
Но, может быть, дело все-таки в чем-нибудь другом?
— Я тоже атеистка, — говорю я. — А в чем, собственно, проблема?
— Вот в нем, — родители согласно указывают на мальчика, который сидит на краешке стула и смотрит в пол.
Внимательно разглядываю мальчика. Бледноватый, худой, белобрысый. Но в целом ничего особенного. Честно признаюсь родителям:
— Проблемы не вижу. Придется объяснить.
— А вы спросите его, кем он хочет стать в будущем, — советует отец.
— Виталик, сколько тебе лет? — спрашиваю я вместо этого.
— Одиннадцать, — шелестит Виталик.
— Для профориентации однозначно рановато! — твердо говорю я, почти уверенная, что разгадала загадку.
Тихий слабенький мальчик выбрал для себя какую-то профессию, которая бодрого и откровенно маскулинного отца категорически не устраивает. Например, он хочет стать парикмахером, учителем или даже воспитателем в детском саду.
— Для ребенка в этом возрасте естественно лицедейство, — объясняю я родителям. — Он примеряет на себя разные судьбы и личины из тех, которые встречает в реальном мире. Представляет себя на их месте, мысленно проживает жизнь в этой маске. Собственно выбор, как правило, в современном мире происходит много позднее. Сейчас об этом беспокоиться рано.
— Встречает в реальном мире, ага… — горько повторил отец.
— А вы его все-таки спросите, — отвернувшись к окну, посоветовала мать.
Мне наконец становится любопытно, и я снова оборачиваюсь к мальчику.
— Виталик, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
Мальчик, не поднимая головы, смотрит на меня исподлобья. Глаза большие, окаймленные длинными светлыми ресницами. Выражение лица сложное (избыточно сложное для одиннадцати лет, думаю я), пытаюсь, но не могу подобрать для него определение.
— Я хочу стать сначала подвижником, а потом старцем, — говорит Виталик.
Оп-ля.
Зато сразу мигом находится определение для выражения Виталикова лица: мученическое.
Некоторое время мы все молчим. У отца на лице выражение тупого отчаяния. У матери — как будто она наелась кислых яблок.
— И давно оно так? — наконец спрашиваю я.
— Два года, — говорит мать.
— И ничего не меняется?
— Только хуже становится.
— Что ж, тогда рассказывайте, — вздыхаю я и уточняю: — Вы готовы говорить при сыне?
— Пусть она расскажет, — мужчина кивает в сторону жены. — А мы с ним выйдем.
Одиннадцатилетний мальчик, чтобы посидеть в коридоре, в сопровождающих явно не нуждался. Мне показалось, что отец просто не хочет лишний раз расстраиваться.
***
Виталик родился недоношенным от осложненной беременности и потом рос болезненным ребенком.
Но с интеллектуальным развитием всегда было все нормально: вовремя и чисто заговорил, в пять с половиной лет уже умел читать и сам с удовольствием читал детские книжки с картинками.
Отец честно и много занимался с сыном и пытался привить ему свои интересы.
— А кто ваш муж по специальности?
— Хоккеист.
— Простите?
— Хоккеист. Спортсмен. Профессиональный спорт.
О господи…
Виталика, конечно, попытались отдать в хоккей с самого начала, в четыре года (туда всех так рано отдают). Но ничего не вышло. Мальчик довольно уверенно держался на коньках, но как только видел клюшку или летящую шайбу, падал ничком на лед и закрывал голову руками. Детский тренер сказал:
— Не мучьте пока пацана, может, потом дозреет.
Дозревания не произошло.
Попробовали футбол. Там Виталик боялся мяча.
Все виды единоборств отказывался смотреть даже в записи, не то что сходить на пробную тренировку.
Отец рвал и метал, но ничего не мог поделать.
Виталик ходил в кружок рисования. С удовольствием рисовал фантастических зверей, натюрморты и природу. В семь лет сам проиллюстрировал любимую книжку «Хроники Нарнии».
— А оставить его с его рисованием никак нельзя было?
— Никак, — качнула головой женщина. — Сын, наследник, вы ж понимаете, для мужа это просто ужасно важно.
— Еще ребенок? Может быть, он получился бы похожим на него?
— У нас есть еще дочь Вика. Она действительно больше похожа на мужа, он ее любит, балует, но она девочка, а он очень четко разделяет: мужчины и женщины. Разные планеты. Вика далась мне еще тяжелее, чем Виталик, и больше иметь детей я не могу. У нас хорошая семья, так что Виталик — единственный сын моего мужа, и муж об этом все время помнит.
В первом классе Виталик последовательно переболел обструктивным бронхитом, пневмонией, мононуклеозом и гнойной ангиной.
Врач сказал: если хотите переломить ситуацию, нужна длительная реабилитация, желательно не в нашем климате.
Собрались на семейный совет. Отец почти все время на сборах или играх. Но база у него в Питере. Мать с маленькой Викой. Вспомнили: есть бездетная двоюродная бабушка и прабабушка в Астраханской области, там тепло и фрукты, сам отец туда несколько раз маленьким ездил.
Бабушки спросили: а он у вас тихий? С шустрым-то мы не справимся уже…
— Тихий, тихий, — радостно заверили родители. — Рисует и читает и не проказничает никогда.
— Тогда что ж, давайте привозите, — сказали бабушки.
В городке в Астраханской области Виталик снова пошел в первый класс (решили, что в прошлом году он слишком много пропустил по болезни), но уже через четверть перебрался во второй, к ровесникам. Окончил год с одной четверкой, осенью вернулся домой поздоровевший и какой-то уравновешенный.
На третий день после возвращения подсел на кухне к матери и спросил:
— Мам, а ближайший храм у нас где? Надо бы нам с тобой туда сходить. И Вику возьмем. Она ведь небось у вас некрещеная?
Мать уронила вилку, которую держала в руках, и вытаращилась на сына.
— Справедливости ради, — рассказывает она мне теперь, — он всегда любил в церкви заходить. И еще года в четыре (у меня тогда папа умер, и я с ним зашла зачем-то свечку поставить) мне сказал: «Как тут красиво! Это называется церковь? Я бы хотел тут навсегда остаться!» Мы тогда, помню, с мужем посмеялись… Вот дураки-то были!
— Виталик получил какое-то религиозное воспитание от бабушки мужа?
— Да не знаю я! — женщина энергично потрясла головой, с ее щек посыпалась пудра. — Церковь там была, они в нее ходили, да, и книги еще у них есть какие-то, он их вроде читал.
— Что ж было дальше? Вы отвели его в храм?
— Нет, конечно! Что за дурь? Мы все атеисты. Сказали ему: если хочешь верить в какого-то бога, верь, пожалуйста, но чтоб мы с отцом об этом не слышали и об это не спотыкались.
— Ага, понятно. Дальше?
— Дальше мы стали жить как в дурдоме. Он, видимо, как вы и говорите, вообразил себя каким-то персонажем из этих православных сказок и стал его изображать. Такого, знаете, которого все гонят, все мучат и никто не понимает. И так он, знаете ли, за два года в это вписался… Меня уже и в школу вызывали не раз — он там что-то такое периодически одноклассникам рассказывает, и на улице ко мне «божьи старушки» подходят: отпустите, дескать, сыночка к богу. Перед едой и вечером Вика спрашивает: а чего это братик делает? Мы отвечаем: придуривается. А ему так и сказали: если будешь сестре свою христианскую лапшу на уши вешать — прибьем нафиг! Мы его уже и к психиатру водили — психиатр с ним поговорил, сам явно удивился, и сказал: может быть, это и дебют чего-нибудь психиатрического, но пока надо наблюдать. А как вы-то думаете: это болезнь или что вообще?
— Чтобы что-то думать, мне надо поговорить с самим Виталиком, — сказала я. — Без вас… И еще — вы работаете? Кем?
— Я замдиректора рынка, — с гордостью за свою явно любимую работу сказала женщина.
***
Оставшись без родителей, Виталик несколько оживился и в красках расписал мне все радости и горести детского христианского подвижничества. Выглядел начитанным, ссылался в своем рассказе на какие-то лишь частично известные мне жития русских и иностранных товарищей. Я внесла в его копилку свой вклад, подробно рассказав ему биографию Евфросинии Полоцкой (она осознала свой подвижнический путь, отказавшись от выгодного замужества, как раз лет в 12) и драматически-комическую историю советских и российских кришнаитов времен моей собственной юности. В конце мы с ним даже немножко спели — молитву из «Юноны и Авось» и «Харе Рама, харе Рама…», причем я должна была признать, что и музыкальный слух, и голос у Виталика лучше моих.
***
— Вы оба слишком витальны, — объяснила я родителям. — И слишком наезжали на мальчишку с самого начала. Тем самым спровоцировали очень ранний подростковый кризис. Когда его накрыло подростковостью, он справедливо чувствовал, что самому ему против ваших соединенных сил не выстоять, и, разумеется, стал искать поддержки. Бог, боги — это самая крутая и универсальная поддержка слабому, которую только придумало человечество за весь период своего существования. Неудивительно, что он за это ухватился.
— Слабак… — сквозь зубы прорычал отец.
— А вот тут вы категорически ошибаетесь! — назидательно сказала я, покачав пальцем перед носом мужчины. — Виталик очень силен. Как бы не посильнее вас будет. Только его сила лежит в другой плоскости, так что никакой палкой и кулаками он размахивать никогда не будет и ничего пинать ногами тоже — это вам придется принять. Но вот пойдет ли он дальше по своему «мученическому» пути или вернется на какой-нибудь более магистральный — это решать вам, потому что это вы его туда в самом буквальном смысле загнали.
— То есть вы говорите, что он не слабак? — уточнил хоккеист.
— Абсолютно нет. Он на самом деле очень похож на вас. Сильный и упертый.
По лицу мужчины расплылась довольная улыбка.
— А что нам конкретно делать-то? — спросила замдиректора рынка.
***
С разрешения родителей Виталик стал ходить в воскресную школу и еще в какой-то кружок по изучению основ христианской культуры. Ему выписали журнал «Фома», и на все вопросы Вики родители стали отвечать: это у твоего брата такое мировоззрение. Мы с папой ни в каких богов не верим. А еще бывает католичество, протестантство, ислам, буддизм и иудаизм. Вот одна наша прабабушка была мусульманка, а другой прадедушка — иудеем. Вика всем этим ужасно заинтересовалась (еще бы! с раннего детства наблюдать неизвестно что прямо в своей столовой и общей с братом спальне!). Тогда родители по моей рекомендации вместе с детьми сходили на экскурсии во всякие храмы всяких религий, благо их у нас в Питере много. Виталик немного потолстел и однажды даже попросился посмотреть, как отец играет в хоккей.
***
Сравнительно недавно они ко мне приходили по поводу подросткового кризиса у Вики (ну нравится им загонять в этот кризис своих детей — что ж тут поделаешь). Я, конечно, спросила про Виталика.
Оказалось, что он учится на веб-дизайнера и — сюрприз-сюрприз! — кандидат в мастера спорта по фехтованию.
А церковь?
Виталик по-прежнему считает себя православным христианином, но перспектива стать старцем, кажется, его уже не прельщает.
(C) К. Мурашова
