Летом прошлого года гостили мы у родственников со стороны жены в селе, что расположено в 10 км от южного провинциального городка населением не более 60 тысяч. Село, растянувшееся вдоль реки, не сказать, что большое, но и маленьким его не назовёшь. Большие ухоженные дворы, заасфальтированные дороги, пару сельских магазинчиков, школа, детский сад. Со времён Союза остался животноводческий комплекс с гораздо меньшей численностью поголовья скота нежели в былые времена. Жители в большинстве своём работают либо в селе, либо в ближайшем городе, или же вахтовым методом в Москве и Санкт-Петербурге.
Родственники, у которых мы гостили, - это две тётки по отцовской линии жены, двоюродные сестры с мужьями, братья с женами и детьми. Наверное, половина жителей села каким-то образом приходится нам роднёй.
Следует отметить, что приняли нас радушно и с размахом. Я с двоюродными братьями жены рыбачил на реке или ближайших прудах, женщины хлопотали по хозяйству. Днем мы обходили дворы многочисленной родни дабы засвидетельствовать свое почтение. Вечерами же родня и просто соседи собиралась большой компанией за общим столом во дворе у приютившей нас тётки Татьяны. В один из таких вечеров и был мне поведан рассказ Татьяны о пропаже без вести более 20 лет назад её бывшего мужа. В последствии повествование Татьяны дополнялось деталями и фактами очевидцев событий тех неспокойных лет середины 90-х годов уже прошлого века.
В начале 90-х годов Татьяна по-тихому развелась со своим "ненаглядным" супругом. Муженёк её бывший был большим любителем выпить и с размахом погулять. Очень уж он любил шумные компании, свадьбы, поминки, крестины, дни рождения, день рыбака, открытие (закрытие) сезона охоты, удачный закол свиньи у соседа и т.д. Не пропускал он ни одного события в селе и близлежащих поселениях. Везде был принимаем, но иногда бит в силу своего вспыльчивого нрава в подпитом состоянии. При всём своём разгульном образе жизни человеком он был работящим, хозяйственным и неимоверно скупым. Как в нём сочетались эти качества, тётка и сама объяснить не могла. Дома он никогда не пил, а всё хлопотал по хозяйству. Гулять и праздновать он предпочитал за чужой счёт, не тратя ни копейки своих кровно заработанных. И даже выгнанный им самогон не использовал для личного употребления, предпочитая полученный товар направлять на продажу местной алкоэлите. Скупость его была широко известна среди сельчан и порой доходила до крайности. "Мимо ржавого гвоздика не мог пройти, не подобрав его. Принесёт в гараж, молоточком подравняет и в баночку положит. В хозяйстве сгодится" – вспоминала тётка. Всё что более или менее было годно, обязательно тянул в дом, порой присваивая колхозное имущество. За этим неугодным делом был неоднократно ловлен председателем колхоза, который приходился ему дядькой по линии матери.
Помимо гулянок имел он еще одну неуёмную страсть. Он фанатично обожал строить, посвящая этому процессу всё свободное от гулянок время. Гараж, баню, сарай, теплицу, пристройку к дому, свинарник и т.д. Всё делал своими руками, иногда привлекая в качестве подсобников кого-то из совей многочисленной родни. Через эту свою страсть и имел он в селе прозвище "Дузер". Для тех, кто не помнит или не знает, «дузеры» – это такие маньяки-строители из мультсериала "Скала Фрегглов". Имея продвинутые навыки строительства, Дузер, помимо основного двора, имел в собственности три наглухо застроенных участка в этом же селе. После развода с женой он и переехал в дом на одном из таких участков.
Никто из сельчан уже и не вспомнит, когда в селе впервые появились те самые цыгане, на семи, видавших зарождение Вселенной, "Жигулях", "Нивах" и "Москвичах". Разделившись на небольшие оперативные группки, цыганки в пёстрых юбках с чумазыми полуголыми детьми приступили к обходу сельских дворов. Мужская же часть цыганского табора координировала деятельность опергрупп, не отходя от своих транспортных средств, готовая в любой момент сорваться за горизонт в поисках цыганского счастья. Итогом прочёсывания села цыганскими оккупантами стала пропажа нескольких кур, банок, кастрюль, другой кухонной утвари, какой-то части белья, заботливо вывешенного хозяйками на просушку во дворах, и пасущейся в поле козы, кличку которой в виду давности лет уже никто вспомнить не смог. Но нраву, говорят, коза была вредного и часто забредала во дворы с целью поживиться огородными культурами. Козу, путём проведения сепаратных переговоров между сторонами конфликта, к вечеру удалось вызволить из цыганского плена. Куры, банки, бельё и кастрюли сторонами были отнесены к военным потерям и компенсации не подлежали.
Во дворе Дузера цыгане задержались дольше всего. О чём они вели речь доподлинно не известно, но к вечеру весь табор расположился в одном из домов Дузера, что стоял на участке за рекой на краю села. Селяне убеждали Дузера не предоставлять цыганским погорельцам убежища, не сдавать им дом и вообще не связываться с ними. Но не имеющая пределов жадность в душе Дузера победила природную осторожность и свела на нет инстинкт самосохранения. Что уж там пообещали ему цыгане, осталось превеликой тайной.
С появлением цыган жизнь в селе резко изменилась.
Со двором стала пропадать птица (куры, гуси, утки, индюки), хозяйственно припасенный во дворах металл и так по мелочи всякое разное. Через пару недель в селе стали маячить молодые парни и девушки неимоверно болезненной худобы, неряшливо одетые, с затуманенным или же наоборот блестящим взглядом. Утром страждущие наполняли едущий из города в село "пазик", непрестанно чихали и были крайне недружелюбны. Следующие же в обратном направлении горожане вели себя приветливо, были благодушны и учтивы, постоянно присыпали, утыкаясь носом в спины передних пассажиров. Иногда же кого-то из молодых людей тошнило прямо в автобусе. Речь их была плавной, они слегка гундосили, прерываясь на середине беседы, вздремнув на пару минут. Словесный запас селян обогатился до этого неведомыми терминами и определениями, а многие ранее обыденные слова, получили другое значение и наполнились новым смыслом: "баян, ханка, чек, кислый, гараж, ангидрид, посадить на коряк, кумары, димка, бадяжить и т.д.". На придомовой территории сельские дети начали находить использованные шприцы со следами крови. Возле двора, где проживал табор, постоянно кружил народ, подъезжали и отъезжали многочисленные городские такси, кто-то понуро брёл через всё село от остановки к цыганскому двору. В округе, если ветер дул в направлении села, распространялся едкий химический запах уксуса и растворителя, который незамедлительно исчез с прилавка сельского хозяйственного магазина. Особенно ощущался дефицит ранее распространённых товаров – соды и растворителя «646». Трансформация коснулась и табора. Некогда бедно одетые цыганские дети щеголяли в новых спортивных костюмах с поверх одетыми пиджаками и в лакированных и до блеска начищенных туфлях. Старшее поколение не отставало. У цыганок значительно увеличился носимый как во рту, так и с внешней стороны тела золотой запас. Некогда уставшие от времени «Жигули», «Нивы» и «Москвичи» были поменяны на подержанные, но всё же ранее не виданные в селе, иномарки. По соседству с арендуемым участком Дузера табор решил воздвигнуть символ цыганской свободы – замок-крепость-цитадель. С этой целью был просто захвачен свободный пустырь, на которой свозился строительный материал. В качестве строителей были привлечены те самые городские парни, что часто наведывались к цыганам. Возглавить строительство оплота цыганской власти на селе было доверено Дузеру.
Стали возникать конфликты между сельчанами и представителями табора, а иногда и с приехавшими из города молодыми людьми, которые всё чаще стали забредать во дворы в поисках лёгкой наживы или же растущего по сезону в летние месяцы среди капустных грядок мака, некогда выполняющего декоративную функцию. Часть сельской молодежи так же стали завсегдатаями цыганского двора, обогатив свой скудный, в виду закрытия единственного клуба, сельский досуг поиском того, что и кому можно продать, передачей вырученные с продажи денег или же, минуя первый этап, вещей цыганам, получением взамен желаемого вещества и его употреблением. Несли всё, что были готовы великодушно принять цыгане. Продукты (молоко, мясо, заготовки на зиму, свежие по сезону овощи и фрукты), металл, видео и аудио кассеты, любую технику и сколь приличную одежду. За неимением денег сельские пацаны были готовы оказать цыганам любую услугу по хозяйству (подмести двор, сходить в магазин, растопить самовар, наколоть дров, помыть машину и т.д.), выступать посредником при передаче веществ от цыган представителям города. Цены же на вожделенный товар были вполне доступными даже для жителя села. Так один куб товара стоил четыре рубля, в то время как бутылка пива в сельском магазине 4 рубля 50 копеек. Для новичка было достаточно и пары кубов, но в последствии необходимый для достижения желаемого результата объём возрастал до 5 – 10 и более кубов. Если первоначально обрекающий себя на страдания и скорую мучительную смерть довольствовался еженедельным приёмом вещества, то в последствии требовалось ежедневная, а то и неоднократно ежедневная доза. В один из годов первого сентября сразу же после торжественных мероприятий, проводимых во дворе сельской школы, возле реки недалеко от цыганского подворья нашли двух девятиклассников. Пацаны необдуманно употребили вещества объёмом, превосходящим возможности юного организма. Хоронили их всем селом.
Уставшие от такой жизни жители села неоднократно обращались во всевозможные инстанции, нигде не находя понимания и не получая желаемого результата. Молодая Россия была в то время озабочена другими более важными делами, нежели проблемы жителей маленького южного села. В сельские семьи стали приходили похоронки на молодых парней, отдавших свой долг Родине на таком близком, но всё-таки чужом Северном Кавказе. Так в эти годы погиб троюродный брат жены Женька от выстрела из гранатомёта в колонне, следующей в Гудермес. Мы ходили на его могилу на сельское кладбище, чтобы почтить его память. С фотографии на могильной плите смотрел на нас молодой парень, по возрасту мой ровесник.
Пытались селяне решить проблему и самостоятельно, собираясь небольшими зачастую неорганизованными группами на разговор с цыганами. Как вы понимаете, такие разговоры ни к чему не приводили. Требования к Дузеру о выселении неугодных постояльцев, как и проклятия в его адрес, слышались всё чаще. Вроде бы как он и ходил несколько раз к цыганам и при свидетелях требовал освободить занимаемый участок, но табор не торопился уходить в небо. Строительством цыганской твердыни на тот момент он уже не руководил. Трудились теперь там только зависимые от цыган рабочие.
Своего представителя милиции в селе не было. На всю округу, включающую несколько сёл, щедро разбросанных по широкой степи, был всего один участковый. Личности участковый был мутной. Ранее служил он в области на хорошей должности, но через пристрастие к алкоголю был понижен и сослан в сельскую местность дослуживать до законной пенсии. Видели его трезвым не часто, а в подшефном селе и того реже.
Раз в месяц к цыганскому дому прибывал милицейский «уазик», из которого вальяжно, не торопясь выходил заместитель начальника городского ОБНОНа. Переговорив с главой табора и попив чаю в беседке, некогда построенной рукастым Дузером, майор убывал в город. С каждым новым месяцем автомобиль, привозивший майора, менялся от служебного «уазика» до личного «Мерседеса». Объём морды лица и филейная часть майора от месяца к месяцу неуклонно увеличивалась, угрожая заполнить всё свободное пространство салона иностранного автомобиля. В летние месяцы форменная рубашка на нём от пота промокала насквозь, а отдышка была слышна задолго до приближения майора. В последствии майор ушёл из органов, став успешным бизнесменом средней руки. Владел несколькими магазинами, занимался грузовыми перевозками, имея в собственности около десятка фур, добывал камень на ранее заброшенном карьере. Где-то в 2000-годах майор скоропостижно скончался.
Точкой кипения стал случай, произошедший в одном из соседних сёл на школьной дискотеке. Толпа цыган различного возраста от 12 до 40 с небольшим лет, вьющихся возле школы и пытающихся всячески проникнуть во внутрь, избила сельского пятнадцатилетнего пацана, по воле злого рока, являющегося племянником Дузера. Избили жестоко. Парень лишился глаза и желчного пузыря и на долго оставался в городской больнице. С нами же он сидел за одним столом. Воспоминаниями того вечера делиться ему особо не хотелось, но с его слов «предлог к избиению был надуманным и абсолютно не соответствовал произошедшему ранее конфликту».
Ближе к полуночи жители села стали собираться возле цыганского дома. Из соседних сёл на помощь осаждённым спешило цыганское подкрепление. Перевес сил угрожающе становился не на стороне селян. В какой-то момент к месту осады вместе с другими представителями доблестной милиции прибыл и тот самый зам.начальника ОБНОНа, который пытался всячески «потушить» возникший конфликт. На требования сельчан о справедливом правосудии и изгнании оккупантов, табором был выдан милиции один из их цыган, якобы в одиночку избивший пацана. Под возмущения жителей села, и их возгласы, что этого цыгана в момент избиения видели совсем в другом месте, «виновника» увезли в город. Цыган, чья вина не вызывала у представителей власти никакого сомнения, имел к тому моменту несколько ходок в места не столь отдаленные, взял на себя для увеличения показателя раскрываемости ещё какую-то «наркотскую» статью.
Ночь прошла более или менее спокойно. Прибывшее к цыганам подкрепление не торопилось покидать село. На утро большая часть селян, в очередной раз убедившись в бездействии властей, стихийно вновь собралась у цыганского подворья. В это раз сельчане заручились поддержкой городского казачества. (Примечание автора. Я вполне осведомлен о негативном отношении большей части аудитории Пикабу к представителям казачества. Если бы данный рассказ имел своей целью «нарубить плюсиков», я не стал бы упоминать в нём казаков, либо представил их в крайне негативном свете, тем самым собрав «комбо»: тут вам и цыгане-наркоторговцы, и коррумпированные представители власти, и клоуны-казаки, и ущемленное крестьянство. Вместе с тем считаю необходимым придерживаться версии и мнений очевидцев тех событий, оставляя за собой право своего отчасти неоднозначного, а порой и откровенно негативного отношения к представителям современного казачества). Следует заметить, что к прибытию казаков вся мужская часть табора от мала до велика скрытно покинуло село, оставив для прикрытия во дворе лишь женщин и детей. Со слов очевидцев, казаки прибыли организованно на автобусах численностью более трёхсот (данные цифры у автора вызывают некоторые сомнения, но в то же «никогда так не пиздят, как после войны, охоты и рыбалки»). Ко двору был доставлен Дузер. От его имени казаками были озвучены требования об освобождении занимаемых площадей немедленно. Не смотря на активное сопротивление со стороны женской половины табора, казаки начали самостоятельно выносить цыганские вещи из дома и небрежно их складировать за территорией двора. Среди казаков то и дело мельтешил Дузер, переживая, как бы казачки чего из его личного скарба не вынесли на улицу. Под «горячую руку» попали и несколько наркостраждующих, опрометчиво прибывших в столь неспокойное время к цыганскому двору. Говорят, поодаль на окраине села видели того самого майора, так и не решившегося в одиночку приблизиться к воинствующему народу. Через пару часов вынос цыганского имущества был завершён. Оставив в селе для контроля обстановки часть сил, основная масса казачьего войска с требованием, убрать вещи к следующему утру, убыла в город. Ночью к дому скрытно подъехали цыганские машины. Началась спешная погрузка. Не усидел дома и обуреваемый жадностью и полностью утративший страх Дузер. Переживая, как бы цыгане не вывезли часть его имущества и желая получить причитающуюся ему арендную плату, засеменил он скрытно дворами к месту эвакуации. На то оно и село, что тайно ничего сделать не выйдет.
На следующее утро жители села проснулись от криков «Пожар!». На краю села полыхали постройки дузеровского участка, ранее арендуемые цыганами. Объяты пламенем были абсолютно все строения, вплоть до курятника и дворового сортира. Прибывшая из города пожарная команда, свою то сельскую ликвидировали ещё на заре развала Союза, потушила пожар, когда и гореть то было нечему. Кинулись искать Дузера. Обыскав всё село, нигде не смогли его найти. Последние кто его видели, говорили, что был он во дворе с цыганами, о чём-то с ними горячо спорил. Разбор пожарища занял какое-то время. Причина пожара была названа однозначная – поджог. Тело Дузера на пепелище так и не удалось найти. По версии местных жителей цыгане в отместку вывезли Дузера, убили и прикопали где-то в лесополосе или же забрали его в рабство, где он и сгинул.
В память о тех событиях остался на берегу сельской реки заросший бурьяном фундамент недостроенной цыганской цитадели (цыганские стройматериалы сельчане растянули по дворам), да заброшенный дузеровский участок.
А мораль из этой истории каждый для себя вынесет сам. Рассказ основан на реальных событиях, передан автором со слов очевидцев тех событий и приукрашен лишь отчасти в некоторых второстепенных деталях.
--
@fantasticWas