a.viktorov

Часть 1. Часть 4. Часть 7. Часть 10. Часть 13. Часть 16.
Часть 2. Часть 5. Часть 8. Часть 11. Часть 14. Часть 17.
Часть 3. Часть 6. Часть 9. Часть 12. Часть 15.

Взлетев, набрали заданную высоту и приступили к выполнению полета по заранее разработанному маршруту, сообщая друг другу в какой точке каждый находится. Погода улучшилась, местность просматривалась под нами вплоть до предгорий. Война на земле давала о себе знать беспокоящим огнем, возникавшими то там, то тут разрывами, вспышками от орудийных стволов, и освещенными населенными пунктами на контролируемой федеральными силами территории, и затемненными, почто невидимыми, - на территории, контролируемой боевиками. И где в этой какофонии всполохов найти проклятый миномет, было неясно. Намотав уже минут тридцать, экипажи до сих пор ничего не обнаружили. Моя задача - присматривать за парнями, выполняющими охоту, и, если что, прийти им на помощь. По идее, у экипажей боевых вертолетов должно было заканчиваться топливо, и им пора было уходить на базу.
Тишину эфира разрезал доклад ведущего группы, сообщавшего на командный пункт:
- Наблюдаю передвижение нескольких машин в направлении на Аргун со стороны Новых Атагов.
Машины двигались на дистанции метров пятьдесят друг от друга, изредка подсвечивая себе дорогу включением фар. Вот это моргание экипаж ведущего и рассмотрел. Сообщив другим контрольную точку, он ожидал решения земли. Там долго совещались, думая, открыть огонь или нет. Наконец, убедившись, что это не наше подразделение, разрешили «работу».
Садыков вывел свою машину на боевой курс. Противник будто почувствовал, что его ищут, и, затаившись, прекратил движение. По одним только ему ведомым ориентирам и, полагаясь на чутье, летчик вышел в расчетную точку и нажал на кнопку стрельбы, при этом предупредив всех и определив ориентир для удара своему ведомому. При выходе из атаки он наблюдал работу зенитного пулемета, который пытался нащупать отходивший с боевого курса вертолет. Его ведомый, выйдя в район удара, не смог обнаружить огневую точку и открыл огонь по тому же участку дороги, на котором находились боевики, «отработав» по нему как неуправляемыми снарядами, так и пушкой. После окончания стрельбы он отвернул с боевого курса и начал набирать высоту на обратный маршрут до дома. С земли его силуэт был плохо, но все же различим на фоне облаков, подсвеченных луной в образовавшихся разрывах. Воспользовавшись этим, боевики из всего, из чего можно было стрелять, открыли огонь по отходившему вертолету. Экипажу Валеры пришлось туговато, рядом с машиной проносились рои трасс металла, подсвеченные трассерами. Он маневрировал и как можно скорее старался выйти из зоны огня, машина получила повреждения.
Я на своей «восьмерочке», как и было определено, находился на своей высоте и отчетливо видел, как ожила земля после того, как ведомый стал уходить от цели. Спокойный голос Валеры в эфире: «По мне «работают», - подстегнул меня к действию. Включив вооружение, я с двух тысяч метров перевел вертолет в пикирование, наложил перекрестие чуть выше самой яркой огневой точки и дважды нажал на кнопку пуска стрельбы. С каждым залпом шестнадцать НАРов, с шипением и гулким звуком, срывались из блоков и, озаряя все вокруг вертушки и ослепляя экипаж, неслись к земле. В кабине сразу ощутился запах отработанных газов двигателей ракет, а «РИтка» девичьим голосом заблажила «отказ генераторов». После залпов экипаж с тревогой стал наблюдать, как рой из тридцати двух хвостатых комет, отошедший от вертолета, превращался в маленьких светлячков, несущихся к намеченной цели. Казалось, все, ракеты перелетели, но в последнюю секунду цепь разрывов легла прямо в цель, накрывая своим эллипсом центральную огневую точку. Я вывел машину из пикирования метрах на девятистах и в вираже оглядел расстилавшуюся под вертолетом черноту земли. Там было все тихо, лишь где-то в районе, куда «работали» «двадцатьчетверки», что-то разгоралось. Наверное, кого-то накрыли. Доложив об окончании работы, летчики легли на курс домой. Их ждало тепло модуля и хоть какой-то отдых.
 
Прибыв домой на точку, после кратких указаний командира полка по работе на завтра мой экипаж отправился отдыхать. Начинался следующий день войны. Завтра предстояла та же задача - «ночная охота». Парни рухнули на кровати и провалились в сон. Не успел я попасть в крепкие объятия Морфея, как вдруг кто-то усиленно стал трясти меня за плечо.
- Сергей, вставай, командир тебя с экипажем вызывает.
Посмотрел на часы, полчетвертого. В голове сумбур, поспали лишь
около трех часов, но делать нечего. Разбудил экипаж, быстро оделись и на командный пункт. Командир встретил приветливо:
- Вот что, Сергей, в районе Белоречье - Октябрьское два часа назад «чехи» сильно потрепали наших, там человек двенадцать раненых, из них больше половины тяжелых. Знаю, что ты только прилетел и работал ночью, но этот район ты знаешь, посадку, думаю, сможешь выполнить. Надо, понимаешь? Возьмешь раненых и доставишь их на «Стачку» в медсанбат, а после обработай перевезешь в Буйнакский госпиталь. Эти площадки ты все на пузе обползал, так что, думаю, справишься, площадку должны обозначить огнями и ракетами. Ну, удачи! Вылет по готовности. Очень внимательно оценивай погоду, да, и пехота просила, чтоб прислали именно тебя, - «Братишку», - верят в тебя, при этом он, улыбнувшись, похлопал меня по плечу.
Через час экипаж уже был в воздухе. Выполнив взлет, отправились вдоль берега моря. Сверкающая всеми цветами Махачкала была хорошим ориентиром. Далее вдоль трассы на запад и вдоль предгорий полет протекал без каких-либо осложнений. Ночью летать спокойней, чем днем. Противник тебя не видит, в воздухе спокойно, сама природа отдыхает перед новым днем. Правда, и тебе ничего не видно, лишь световые ориентиры.
Подлетели к Хасавюрту, далее курс на Гудермес. Но что-то внизу не так, или в глазах что-то, или стекла кабины запотели, или на землю опускается дымка. Так и получилось, чем ближе мы были к Гудермесу, тем плотнее на землю садился туман. Сначала он был рваным, кустистым, цепляющимся краями за деревья, канальца и участки равнины, далее все густел и густел. В результате, когда экипаж вышел в район площадки, туман уже лежал плотной пеленой метров в пятьдесят над землей, а дальше было черное звездное небо, ни одного облачка. Авианаводчик, заслышавший звук вертушки, тут же вышел в эфир:
- «Братишка», это ты?
- Я, - отзываюсь, - подхожу к тебе, подскажи, что у тебя на площадке? Туман? Как условия для посадки? Как видимость? Я вас не вижу.
Обозначься и дай ракету.
- Хорошо, даю ракету, на площадке туман, но иногда видно небо и звезды, ветра нет, - отозвался авианаводчик, и сразу стало понятно, что он из пехоты.
Заложив вираж, стали в круг и экипажем внимательно обшарили пространство. Недалеко увидели вспышку и подсветку тумана снизу.
- Сейчас дам вторую, эта некондиция, ушла на землю, - вышел в эфир ПАН.
Делать нечего, продолжили виражить на высоте. Наконец над пеленой ввысь взмыла сигнальная ракета и повисла на парашюте, освещая мертвенно-бледным светом поверхность облачности. Она оказалась рваной и неровной, местами даже просматривались участки земли. Значит, у нас есть шанс зайти на посадку, а у раненых пацанов - попасть на операционный стол.
- «Хоровой», обозначь площадку, попробуем зайти, - вышел я в эфир.
- А чем, «Братишка»? У меня огней нет, - отзывается ПАН.
- Ну так разведи огонь, мне что, тебя учить, что ли? Как ты нас вообще встречать и сажать собирался в такую кутерьму? - начал заводиться я. Вот тебе и «подготовят, и обозначат площадку».
- Сейчас, минутку, - прозвучало в эфире.
«Минутка» растянулась минут на пятнадцать, «восьмерка» носилась по кругу на высоте сто метров и ожидала действий с земли.
- Все, готово! — прозвучало с земли, и в небо вновь взмыла ракета.
Мы сориентировались.
- Я развел костер и буду еще себя обозначать, садитесь, - проговорил запыхавшийся ПАН.
- Посмотрим, если получится. - При этом экипаж выполнил проход на пятидесяти метрах. Сквозь пелену тумана костра видно не было.
- Так, «Хоровой», ничего у тебя не вижу. Где огни? - вновь вышел я в эфир.
- Да он не разгорается, дрова сырые, - с огорчением отозвался ПАН.
- Твою дивизию! - буркнул я в сердцах. - Что делать будем? - обратился к экипажу.
Димка Гаврильченко пожал плечами, Валера Гринец протянул:
- Туман, но раненые нас ждут, может, попробуете, командир, у Вас получится.
- Мне бы твою уверенность, - ответил я, внутренне радуясь, что экипаж верит в меня.
Выполнив очередной вираж, я обнаружил мелькание всполохов света и запросил ПАНа:
- Что у тебя там?
- Это я вам огнем машу, меня видно? - отозвался он.
- Ну так, какие-то всполохи более или менее, продолжай, сейчас попробуем зайти, - ответил я ему.
- Так, парни, заходим. Дима, твоя земля внизу, смотри в оба. Валерка, открой блистер, посматривай вправо и смотри за креном и оборотами. Поехали!
Почти зависнув над верхней кромкой тумана ориентировочно метрах в пятистах от всполохов, осторожно приступили к снижению. Безопасную высоту на приборе поставили на двадцать метров, ниже нельзя - можно поймать случайное дерево. Туман, как мягкая перина, принял вертолет в свои объятия, земля рядом, а попробуй ее найти. Да и правило в авиации, кто ищет землю, тот ее, как правило, и находит, нагребая полон рот этой земли. В другой, мирной ситуации мы не решились бы на выполнение этой безбашенной посадки, но вертушку ждали раненые. Постоянно считывая информацию с приборов, я проталкивал вертолет вперед: вот уже десять метров убыло, вот еще пять. По спине бежал предательский холодок, не выдержал и спросил у экипажа: «Как земля?». В ответ получил «Никак», но всполохи стали ярче, значит, они где-то рядом. Высота двадцать пять.
Я уже был готов уйти наверх, как вдруг услышал почти одновременно от обоих: «Вижу землю, огни!». Я оторвал взгляд от приборов и тут же увидел два высоких факела, качающихся из стороны в сторону. Авианаводчик обернул ветошью две большие жердины, обмакнул их в бензин и зажег - получилось два больших факела, - и вместе с помощником стал размахивать ими. Как только я включил фары, белесая пелена светового экрана окутала и ослепила экипаж, а огни внизу почти исчезли. В момент выключил фары, в глазах прыгали зайчики, но секунды через две-три экипаж вновь отчетливо увидел огни. Я зажег рулежные фары, чтоб ПАН видел их. Вертолет уже шел на проталкивании, как вдруг перед нами возникло дерево, не очень большое, метров восемь-десять в высоту. Оно росло рядом с площадкой прямо по курсу захода, выделяясь темным пятном. В последний момент смог отвернуть от него, про себя выругался, думая, что после посадки устрою ПАНу разнос. Выполнив зависание, произвели посадку. К вертолету сразу же потянулась «броня». Парней, кто не мог ходить, бережно перенесли на борт, остальные забрались сами. ПАН заскочил к нам в кабину с радостным и довольным лицом.
На мою тираду о том, что я думаю по поводу дерева, он ответил:
- «Братишка», я его в следующий раз для тебя спилю. Мужики, вы даже не представляете, какое вы сейчас дело сделали. Нашим до сих пор не верится, что вы сели. Спасибо, парни, от всех нас огромное спасибо!
Я хотел было ему еще высказать, как надо встречать вертолеты, как оборудовать площадку, но по лицу этого пехотного бродяги с радио станцией на боку было понятно, что он сейчас ничего не поймет и не воспримет. Он был очень рад и горд, что именно с его помощью летчики сейчас увезут ребят из этого чеченского дерьма.
Приняв раненых на борт и разместив их, экипаж выполнил взлет в тумане, это уже было делом техники. Перелетели на знакомую до боли площадку «Стачка». «Восьмерку» уже ждали врачи и санитары, которые быстро организовали разгрузку. Да, наши полевые военврачи творили чудеса за операционными столами, спасая жизни простым российским парням. Низкий поклон им за это.
Выполнив задание, после первичной обработки доставили всех раненых в Буйнакск, а далее перелетели на Каспийск. Была уже вторая половина дня. Во рту с ночи ни крошки, попасть бы хоть на остатки обеда. Да, четкое в армейской авиации правило: позавтракай плотно, потому что, обед может пройти по боку, а ужин никто не обещал. Я доложил командиру о выполнении задания и получил новое.
- Перелетаешь на площадку «Полевой стан» севернее Новогрозненского и поступаешь в распоряжение генерала Трошева. Действу, ешь по его указаниям. Задача ясна? - проговорил командир полка.
- Так точно! Нам хоть пообедать дадут? - высказался я. – А то мы и с завтраком пролетели, болтаемся уже с четырех утра. В моем голосе промелькнули нотки упрямства, и командир ответил:           
- Все понимаю, давайте по-быстрому и на взлет. Трошев ждать не любит.
Обед, заправка и подготовка к вылету заняли у экипажа почти час. Далее мы, перелетев минут за пятьдесят и выключившись, оказались на площадке. Командир был прав. Трошев встретил нас бурными, гневными фразами, что он стоит на площадке, а мы невесть где болтаемся. А когда он подошел к борту и обнаружил, что в салоне натоптано, тут уже понеслись не литературные слова. Мне пришлось их выслушивать в нарастающем внутри немом гневе из-за того, что были обидны и незаслуженны. Перед вылетом Димка веником вымел с борта ошметки грязи от всей той толпы воинского люда, которая пронеслась через него за это утро. На дворе декабрь, и вокруг не асфальтовые дорожки. Но, выслушав все, я все же сдержался.
По указанию генерала Трошева мы перелетели к Гудермесу, постояв минут тридцать и дождавшись каких-то представителей чеченской оппозиции, вернулись назад. Трошев их радушно встретил, и они всей гурьбой отправились смотреть на результаты боя на подступах к Новогрозненскому. Рядом с окопами лежало десятка два изуродованных боем тел боевиков. Чуть в стороне - оружие противника: несколько минометов, крупнокалиберных пулеметов, исковерканное зенитное орудие. Вокруг всего этого мелькало несколько корреспондентов СМИ, снимавших все происходящее. Вскоре прибыла еще одна многочисленная группа представителей чеченской оппозиции с бывшим бандглаварем, а теперь руководителем чеченских оппозиционных сил против боевиков. Когда его охрана высыпала наружу, нам от одного вида всей этой своры натасканной убивать, до зубов вооруженной новейшими видами оружия как нашего, так и иностранного стало не по себе. Я тут же попросил, чтобы принесли автомат. Спустя некоторое время всей этой группе надоело смотреть на результаты прошедшего боя, и Трошев вместе с гостями переместился в сторону метров на пятьдесят, где они продолжили беседу.

Часть 1. Часть 4. Часть 7. Часть 10. Часть 13. Часть 16.
Часть 2. Часть 5. Часть 8. Часть 11. Часть 14.
Часть 3. Часть 6. Часть 9. Часть 12. Часть 15.

ВТОРАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ (1999 - 2008)
 
Вернувшись в полк постоянной дислокации после боев в Дагестане, я полностью окунулся во внутреннюю жизнь подразделения. Так как большая часть эскадрильи ушла на замену и сейчас принимала участие в начале второй контртеррористической операции в Чечне, мне пришлось принять командование эскадрильей. Несмотря на все сложности, которые были связаны с обеспечением тех, кто воюет, командиры все же потихоньку вели подготовку молодняка, правда, не в период учебно-тренировочных полетов, а в период полетов на обеспечение жизнедеятельности всего летного и инженерно-технического состава - тех, кто сейчас был на самом острие войны.
В один из дней октября в дверь канцелярии эскадрильи постучали. Вошел летчик, невысокого роста, худощавого телосложения, на груди значок «Военный летчик второго класса». Приложив руку к виску, представился:
- Товарищ майор, капитан Саратов прибыл в вашу эскадрилью для дальнейшего прохождения службы на должность старшего летчика.
Так в истории вертолетного полка, началась, можно сказать, целая эпоха, полная мужества и отваги, холодного рассудительного расчета и бесшабашной, порой безрассудной лихости, эпоха одного из самых ярких летчиков полка - Андрея Андреевича Саратова.
А пока передо мной стоял простой парень, с которым я быстро провел ознакомительную беседу. К сожалению, на долгую задушевную беседу не было времени. Через пару часов я должен был вылететь на перевозку грузов и личного состава в Каспийск - война требовала все больше людей и ресурсов.
- Вернусь - побеседуем, а пока поработайте с начальником штаба эскадрильи, заполните все документы, ну и, как обычно, на котловое и половое. Где остановились и что с жильем? - спросил я, собираясь на вылет.
- Пока у знакомого, - получил ответ.
- Хорошо, пару дней тебе на обустройство и три на зачеты, понятно? Сними комнату или квартиру в городе, начштаба подскажет, где можно более или менее достойное жилье подобрать. Кстати, женат? - спросил я и получил утвердительный ответ.
- Послезавтра увидимся, удачи, - окончив разговор, я вышел из штаба. До аэродрома предстояло добираться еще около двадцати километров.
 
Вернувшись через два дня, я встретился с новоприбывшим летчиком. По характеру спокойный и рассудительный, он без особых эмоций отвечал на все мои вопросы. Узнав, что он окончил Борисоглебское училище, я немного приуныл. У нас уже были списанные летчики из истребителей и бомберов - дальше сиденья правого летчика у них не пошло. В технике пилотирования вертолета у них, будем так говорить, была слабина. А нам нужны были пилоты, способные работать в горах и на больших высотах. Выражение Высоцкого, восхищавшегося горами, летчики быстро переделали на «хуже гор могут быть только горы». В процессе беседы, листая его летную книжку, я вдруг заметил, что многие допуски расписаны летчиком майором С.Терещенко. Я поинтересовался, уж не наш ли Сергей Александрович Терещенко учил летать его, и он утвердительно кивнул.
- Да, я летал летчиком-штурманом у Сергея Александровича, и он учил меня летать на вертолете.
- Тогда что ты мне тут мозги канифолишь, истребитель на МиГ-29. Кто прошел школу пилотирования Саныча, тот вертолетчик и вылезет везде, ну, по крайней мере, должен выйти победителем из любой ситуации. Сам, было время, у него учился, - сказал я. - Хорошо, дуй сдавать зачеты, все как полагается. Первых лиц, конечно, в полку сейчас всех нет, но замещающие есть всегда. Завтра ко мне и потом к заместителю по летной. Что у тебя с проверками? Так, нормально. Сегодня среда, на понедельник готовься, пойдешь на Каспийск.
На его недоуменный взгляд и вопрос: «А как же полеты на аэродроме и ввод в строй?» - я, достав карту Северного Кавказа и разложив на столе, показал:
- Вот, смотри, аэродром Буденновска, вот пилотажные зоны, вот наш маленький маршрут, по которому я уже несколько лет не летал, вот Моздок, Каспийск, вот Ростов, Владикавказ, Ботлих, а вот куда сейчас медленно продвигаются с боями войска, - я указал на точки Ханкалы и Грозного. - Все, посмотрел? Ввод в строй состоялся, сдавай зачеты и не рассчитывай, что спрашивать тебя будут спустя рукава. У нас ты не летать, а воевать будешь, и это, к сожалению, становится для нашего полка уже будничной работой. Привыкай. У нас на данный момент летчиков первого класса, летающих на Ми-8, всего  трое, и они все из управления, а второго - четверо, ты пятый. Остальные - третий класс, да и то половина недавно назначенных. Да еще майский выпуск молодняка, пришедшего на правые «чашки» с налетом двадцать два - двадцать пять часов, взлет - висение - посадка. Такое было, наверное, только в Великую Отечественную, а мы их почти сразу в бой, к сожалению. Так что времени на раскачку у тебя нет. Всё ясно? Не унывай, будет еще тяжелее, - улыбнувшись, я дружески похлопал его по плечу. Бот так в наш боевой строй и вошел этот летчик. А через две недели полетов под контролем по всяким точкам базирования полка он уже сам стал выполнять боевые задачи, убыв в район боевых действий.

Конец ноября девяносто девятого года. Боевики огрызались очень ожесточенно и изощренно. Днем они занимали заранее подготовленные позиции и били из засады по федеральным и внутренним подразделениям, находившимся на марше, или упорно обороняли свои города, а основные передвижения выполняли по ночам. Мы несли потери как в технике, так и, самое главное, в людях.
В начале декабря командованием ОГВ(с) была предпринята попытка ограничить передвижения незаконных вооруженных формирований методом «свободной охоты» в заданном районе и работы с площадок подскока. Одна из таких площадок находилась под населенным пунктом Джалка. Моему экипажу была поставлена задача находиться на этой площадке и в составе группы выполнять поисково-спасательное обеспечение действий пары боевых вертолетов полка. Отработав весь день по всяким задачам, летчики остались в районе, ожидая прилета группы на борту. Прощай, нормальный ужин и какая- никакая постель. Летчик-штурман старший лейтенант Олег Климчук, пошукавший по ближайшим тыловым подразделениям, нашел кухню, и экипаж покормили пехотной кашей с рыбой и напоили чаем. Все как-никак ужин. Прилегли отдохнуть, благо у бортового техника старшего лейтенанта Димы Гаврильченко были невесть откуда взявшиеся пара матрасов и подушка. Я попытался покемарить, но в холодной вертушке это было сделать тяжело. Кое-как скрючившись на скамейке и сохраняя внутреннее тепло, впал в небольшое забытье. Через час-полтора, уже в сумерках, в район площадки подошли «полосатые». Выпустив шасси, они поплюхались в расквашенную грязь выделенной им для стоянки полоски опушки и после выключения ввалились на борт «восьмерки». Они прибыли не с пустыми руками. Заведующая летной столовой Тамара Федосовна Шемякина, узнав, что мой экипаж будет кантоваться на площадке, собрала для нас небольшую коробочку с ужином. Разложив все это на нехитром стульчике, летчики сразу же повеселели. Ну а за трапезой стали травить летные байки.
Часа через два небо, которое днем было затянуто набухшими тяжелыми темно-серыми облаками, сыпавшими из своего нутра то снег, то дождь, начало прореживаться, и в разрывах стали проявляться звезды, а за облаками нарисовалась почти полная луна. Кажется, сегодня будет работа, и, может быть, ночевать летчики будут в Каспийске. В подтверждение этих мыслей вскоре за вертолетчиками прибежал посыльный: «Летчики, следуйте на командный пункт». Так вот и появилась задачка. По разбухшей почве двинулись в направлении, куда указал посыльный. Да, декабрь в Чечне - это сплошная грязь. На память пришел декабрь девяносто четвертого года, только в этот раз мы заходили от Хасавюрта. Все тоже самое. Лишь наши генералы были поопытнее и не бросали горстями необстрелянных бойцов на пулеметы. Хотя войны без потерь не бывает и порой всякое бывало, но наше «давай-давай» и желание выслужиться перед начальством и доложить об успешно проведенной операции иногда доходило до абсурда.
Наконец в потемках добрались до командного пункта. Вошли в командирскую палатку. У пехоты сразу же возникла для авиации задача: у противника замечено передвижение в направлении населенного пункта Белгатой и работа одиночного миномета по позициям передовых подразделений мотострелков. Один из пехотных подполковников зло выругался:
- Эта сволочь у меня уже шестерых выкосила, и это только за последние два часа. Есть предположение, что они кочуют на машине или на мотоцикле. Вокруг неплохая сеть дорог и проселков, недалеко лес. Разместятся, сделают три-четыре выстрела и сматываются в другое место. Опытные, заразы. В общем, вам задача: поищите эту сволочь и проверьте дороги в направлении Белгатой - Шали и Аргун - Старые Атаги, прочешите весь этот район. Огонь открывать по нашей команде, ну а уж без команды, если явно наблюдаете противодействие по вам. Близко к населенным не подходить, по населенным не работать. Задача ясна? Ну и действуйте. Вылет вам по готовности.
Выйдя из натопленной палатки в холодную ночь, поеживаясь от пронизывающего восточного ветра, мы двинулись в обратном направлении к вертолетам. Темень, ничего не видно. Подсвечивая себе фонариком дорогу, через сплошное месиво колдобин добрались до своих вертушек. Определили порядок взлета. Первым взлетаю я, занимаю эшелон две тысячи сто метров и выше, затем взлетает капитан Валера Дружинин, занимает эшелон тысяча пятьсот — тысяча восемьсот метров, а затем уже майор Садыков, он будет вести поиск на высоте девятьсот - тысяча двести метров.

Часть 1. Часть 4. Часть 7. Часть 10. Часть 13.
Часть 2. Часть 5. Часть 8. Часть 11. Часть 14.
Часть 3. Часть 6. Часть 9. Часть 12. Часть 15.

Как-то вечером группа бойцов, выдвигающаяся по задаче на бронетранспортере, налетела на мину, в результате чего он загорелся. Уже наступили глубокие сумерки.
Я собирался вылететь обратно в Каспийск, но меня вызвали и поставили задачу найти раненых, указав на карте район, где они находились. Ну что же, не привыкать. «Взлет, вышли, куда указано, нашли горящую «броню», подсели, приняли всех на борт, доставили в госпиталь Буйнакска», - буднично и просто подытожил я доклад о выполнении задания командиру полка, получив нагоняй за ночные полеты в горной местности в районе Буйнакска и посадку на стадионе города ночью. Назавтра меня бросили на эвакуацию раненых на другое направление.
- А кто вместо меня-то будет на Гамияхе? - спросил я командира полка.
- Подполковник Першиков, борт командующего, он прибыл под него из Батайска и будет работать в его интересах, - ответил командир.
- Понял. Разрешите идти? - и я вышел от командира, промолчав о том, что улизнул с ранеными прямо из-под носа боевиков, рвущихся к горевшей «броне», из-под трасс огня, бьющих вдогонку, и о предупреждении «духов», что ждут меня завтра.
Зашел к экипажу Першикова, они готовились к завтрашнему дню. Я был знаком с летчиком-штурманом этого экипажа капитаном Бурмистровым. Разговорившись за рюмкой «чая», я с рисунками от руки предупредил, что придется много работать, послать могут на любую задачу - от корректировки огня артиллерии до эвакуации раненых. Предупредил, что в районе работают зенитки, и поэтому ниже высоты в полтора километра и выше пятнадцати метров летать опасно, могут снять.
- Ладно, повнимательнее там, парни, смотрите в оба и думайте, куда лезть, а куда очень осторожно лезть. Удачи! – и я вышел из их комнаты.
А на следующий день после выполнения эвакуации раненых я вернулся в Каспийск и из официальной версии узнал, что экипаж в составе командира подполковника В.А.Першикова, летчика-штурмана капитана В.П.Бурмистрова и борттехника капитана А.А.Антипенко выполнял задание по корректировке артиллерийского огня в районе села Дучи Новолакского района, когда около часа дня по ним сработала замаскированная ЗУ-3-2, в результате чего вертолет потерял управление и взорвался в воздухе. Экипаж погиб. Барражировали на высоте около 1000 метров и в очередном заходе вошли в зону поражения. Как же потом я сокрушался, что парни не приняли в расчет моего предупреждения, как выполнять задачи!
На следующий день меня вновь отправили в этот район. По прибытии один из высоких авиационных начальников бросил мне обидное обвинение: «Что, зассал? Не прибыл, другого прислал? Тебя ждали, мы что, не слышали, как тебя ждали?». После этого незаслуженного обвинения у меня сорвало «крышу», и я ходил на все штурмовки наравне с «двадцатьчетверками», расстреливая по врагу все до последней железки, даже давя огонь зенитной установки в лобовой атаке из пулеметика. Именно тогда в одном из вылетов, обнаружив огонь противника по выходившей из атаки «двадцатьчетверке», я произнес ставшее впоследствии легендарным: «Полосатые», отходите, я вас прикрою!» - и ударил всем своим бортовым оружием по противнику, сорвавшись с небес в крутом пикировании на своей «восьмерке». Я был не виноват, что командование определило меня на другой район для эвакуации раненых, но незаслуженное обвинение в трусости глодало и терзало душу. Першикову посмертно присвоили звание Героя России, у него это был фактически первый боевой вылет, но экипаж уже не вернешь.
Пятнадцатого сентября родной полк отмечал день рождения и группа вертолетов: пара боевых «двадцатьчетверок» и мой экипаж, базирующиеся на площадке подскока в Баташ-Юрте, а также прибывшая пара «двадцатъчетверок» из братского Кореновского вертолетного полка для усиления, - решили отметить этот праздничный день. Нам правдами и неправдами передали «праздничный» спирт, кое-что из закуски. А вечером после наступления затишья штурманы и операторы накрыли праздничный стол, которым служила узкая скамейка. К сожалению, в палатке для вертолетчиков, кроме кроватей с тюфяками, набитыми сеном, больше ничего не было. И вот, когда праздничный стол был уже накрыт, а пара пластмассовых полуторалитровок, открытых для разлива, стояла на столе и все уже были готовы к застолью, произошел случай из разряда военных курьезов.
Вокруг расположения вертолетов как бы полукольцом, обращенным на цели, находящиеся на территории противника, было развернуто несколько батарей артиллерии всех возможных калибров. Одна наиболее близко стоящая от летной палатки батарея самоходных орудий ровно в двадцать один ноль-ноль, когда все летуны и техники, облизываясь, смотрели на нехитрые яства на праздничном столе, мощно, во все свои стволы «заговорила» в одном только ей ведомом направлении. Земля и все живое вокруг содрогнулось. Наш летный стол, как в замедленной съемке, с глухим стуком упал на земляной пол, а с ним и все содержимое - нехитрая, но такая дорогая закуска. Все летуны в сутолоке поднимали ее, ловили покатившиеся бутылки, но, сами понимаете, бутыли полупустыми, а вид закуски оставлял желать лучшего.
И все же экипажи отметили праздник тем, что осталось, а потом, уж и неизвестно, кто предложил, собралась летная братия и пошла разбираться с комбатом этой батареи. Вы бы видели глаза майора-артиллериста, к которому нагрянула толпа летунов с требованием вернуть разлитое содержимое. Потихоньку успокоились, а в итоге этой сумбурной и неожиданной встречи майор выкатил за содружество родов войск, чему все были несказанно рады.

Часть 1. Часть 4. Часть 7. Часть 10. Часть 13.
Часть 2. Часть 5. Часть 8. Часть 11. Часть 14.
Часть 3. Часть 6. Часть 9. Часть 12.

В этот момент меня вызвали к командующему. Выслушав мой доклад, он приказал:
- Майор, тебе задача. Видишь вон ту высоту? - он рукой указал на высотку, по которой только что «работала» пара «двадцатьчетверок», - это высота 323,1 - гора Экитебе. Тебе нужно сейчас зайти на нее, забрать там раненых и вашего авианаводчика, он серьезно ранен. А вместо него высадишь там подполковника Иванова. Сейчас сюда выходит пара вертолетов, они будут «работать» по Гамияху, но, если что, тебе помогут. Ну, с Богом!
- Палагин, - окликнул меня генерал Базаров, - повнимательнее там. Батальон, берущий высоту, столкнулся с ожесточенным сопротивлением, раненых там много - высота под минометным огнем. Удачи вам! Взлет по готовности, - он пожал мне руку. Я развернулся и пошел к вертолету, спиной чувствуя взгляд генерала.
Высота была хорошо видна с площадки взлета. Экипажем запустили вертушку, взяли нового авианаводчика, высокого светловолосого парня, командира эскадрильи штурмовиков подполковника Иванова, волею судеб попавшего в авианаводчики, и потихоньку двинулись к высоте. Сразу после взлета я начал вызывать «Площадку», но передовой авиационный наводчик не отвечал. Мы нарезали круги близ высоты и тут вдруг обнаружили, что она вся изрыта траншеями, окопами, ходами сообщений. А вчера, когда выполняли разведку высоты, ничего этого не было, окопы были только близ «зеленки». Да, «чехи» потрудились на славу и теперь пожинали плоды своего труда, упорно удерживая оборону против десантников, идущих в атаку.
Наконец авианаводчик отозвался и выдал нам указание: «Выполняйте посадку пятьсот метров южнее дыма».
Мы стали ждать дым. Через высоту проходила высокая ЛЭП, уходившая в сторону Гамияха и ограничивавшая наше движение. Стали высматривать дым, чтобы определить направление захода. Каково же было наше удивление, когда обнаружили дым за линией электропередачи, а пятьсот метров, указанных наводчиком, были в центре позиций боевиков! Какая-то несуразица выходила, повторно запросили авианаводчика для уточнения места посадки, но он больше не отвечал.
Снова выполнив вираж, направили вертолет к высоте. На земле вновь зажгли шашку. Ветер на высоте был порывистым и сильным и шел от наших позиций, поэтому заход на площадку, по идее, надо было строить чуть ли не через головы боевиков. Я построил заход по фронту и, сам того не зная, прошел почти над нейтральной полосой, простреливаемой с обеих сторон. Существует у вертолетчиков правило: если не знаешь, куда выполнить посадку, садись в дым, там наши. Так поступили и сейчас, плюхнувшись почти на самой окраине неубранного кукурузного поля. Для нас стало полной неожиданностью, когда перед собой мы увидели позиции боевиков!
Как выяснилось позже, авианаводчик майор Владимир Гречаник был к этому моменту тяжело ранен, но работу свою не прекратил и наводил вертолеты для удара. Услышав мой запрос, он подтвердил добро на посадку, но от потери крови уже плохо ориентировался по сторонам света, вот и отправил наш вертолет на юг. Сам дымовую шашку он уже бросить не смог, поэтому и пошла по залегшей цепи команда: у кого есть шашка, бросить ее для обозначения. Полетела первая, а у боевиков есть правило: по району, где загорелась шашка, они сосредотачивают огонь, чтобы уничтожить предполагаемого авианаводчика. Второй боец, который бросал шашку, находился в атакующей цепи и бросил он ее от себя далеко вперед. Вот так экипаж и приземлился в дым чуть ли не в линии атаки. Это летчики уже осознали потом, а сейчас мы видели боевиков, чуть ли не во весь рост повылезавших из окопов с удивленными лицами. Естественно, как тут не удивляться, когда перед твоим носом с неба бухается вертолет. В рядах «чехов» на насколько минут возникло замешательство.
В этот момент бортовой техник старший лейтенант Антон Гловский, открыв дверь грузовой кабины и выпустив авианаводчика подполковника Геннадия Иванова, который тут же юркнул в кукурузу, сам рванул к ближайшему раненому, которого увидел метрах в двадцати от вертолета. Схватив бойца, он потащил его на себе в вертолет. Он был
близорук, поэтому, прищурившись, «зорко» высматривал раненых пацанов в прореженной очередями и осколками кукурузе, подхватывал и тащил в вертолет. В ЗШ-З (защитный шлем летчика) надетом на шлемофон, он плохо слышал окружающий бой, да и не осознавал, что находится в атакующей цепи залегших под огнем десантников. Он снова и снова возвращался за ранеными и одного за другим перетаскивал их на себе к вертолету.
А борт все молотил винтами на глазах боевиков. Вскоре их замешательство закончилось, и вокруг вертолета началась смертельная свистопляска. Каким-то чудом Антону удавалось выходить из нее живым и невредимым.
Вскоре мы поняли, что отсюда надо побыстрее сматываться. Я запросил помощи у КП «Стачки», чтоб прикрыли нас ударами «двадцатьчетверок». Но «полосатые» уже работали по Гамияху и боекомплект расстреляли почти весь, у кого-то оставалась пушка. Так «двадцатьчетверки» и выскочили на позиции боевиков, рубанув по ним остатком боекомплекта. Боевики попрятались. У меня, стреляющего очередями из курсового пулемета в проявляющиеся огневые точки по курсу, тоже закончились патроны.
Оценив ситуацию, я понимал, если сейчас не уйти с высоты, нас могут сжечь в любой момент. На мгновение стало страшно, и я пригнулся к приборной доске, которую можно пробить гвоздем, не то что пулей. Но уже в следующее мгновение ругнул себя за проявленную слабость, приказал летчику-штурману капитану Сергею Плетинко, чтоб тот покинул свое место и помог бортовому технику, и, тут же выйдя в эфир, попросил «полосатых» сделать еще заход. Они, выполнив круг и наблюдая, что творится вокруг моей вертушки, зашли на боевой курс, обозначив проход, и смогли пустить только асошки. Боевики, поняв, что у вертолетов закончились боеприпасы, сосредоточили огонь по крайнему вертолету майора Хабибуллина, повредив его. В этот момент по площадке ударили минометы боевиков, окружая вертолет разрывами и беря его в вилку.
Недалеко от нас слева выдвинулась БМД, ведя огонь по позициям боевиков, но через минуту она задымилась. Район вертушки снова накрыла серия взрывов от минометов. Одним из осколков был ранен командир батальона десантников гвардии майор Цветов, он был впереди справа от вертолета. К нему подполз боец и стал делать перевязку. От
вертолета он находился метрах в десяти-пятнадцати. Я ему знаками доказал на борт, мол, ко мне сюда, но комбат махнул рукой на взлет, оставаясь в бою впереди атакующей цепи. Слева метрах в пятидесяти от вертолета поднялся в воздух столб взрыва, и после пронесшегося мимо нас пыльного облака я увидел, как прятавшийся за броней БТРа
майор Гречаник упал навзничь, уже не подавая признаков жизни. Авианаводчик Гена Иванов, оценивший ситуацию, закричал в эфир:
- «Братишка», уходи, уходи скорее, тебя сейчас накроют!
То же самое произнес в эфир и Ряфагать Хабибуллин, наблюдавший, как все ближе и ближе к вертушке становятся разрывы. В этот момент Антон Гловский вместе с Сергеем Плетинко, затянув очередного раненого в грузовую кабину, заняли свои рабочие места и знаком показали: «Уходим». И тут же в наушниках прозвучала команда штурманом
генерала Базарова со «Стачки», чтоб мы немедленно взлетали.
Я оторвал вертушку и, разгоняя ее, почти касаясь верхушек стеблей кукурузы, вышел из-под огня. Буквально сразу после отрыва и ухода вертолета с места посадки там разорвалась предназначавшаяся нам мина. Через несколько минут мы уже выгружали раненых, передавая их в руки медиков.
Антоха и Серега вытащили на себе семерых бойцов. Сейчас они сидели у вертолета, один
прильнув плечом к створке, другой в «чашке» справа. Только сейчас они осознали, в каком переплете побывал экипаж.
На площадку прибыл генерал Базаров. Алексей Федорович вместе с нами осмотрел вертолет. К всеобщему удивлению, в той смертельной кутерьме, которая недавно кружила вокруг вертолета, мы получили лишь несколько незначительных пробоин кабины, балки и стабилизатора. Видно, какая-то сила оберегала нас и нашу вертушку.
- Как сам? - спросил меня генерал Базаров.
- В норме.
- Мы, со стороны наблюдая, уже гадали, выйдете из-под огня живыми или нет. Молодцы! Ну ладно, пошли на доклад к командующему, - генерал дружески хлопнул меня по плечу.
Прибыв на КП, доложил генералу Казанцеву о выполнении задания.
Но бой на высотке продолжался дальше, и там снова появились раненые, снова нужна была эвакуация.
- Как вертолет, экипаж? Работать можете? - поинтересовался Казанцев. Получив утвердительный ответ, сказал:
- Знаю, тяжело снова туда идти, но надо. Да и десантники попросили, чтобы ты снова прилетел, как они там тебя прозвали, «Братишкой», что ли? Ну, вот и давай, вытаскивай своих братишек из беды...
Я обратился к Казанцеву:
- Товарищ командующий, если сейчас не накрыть минометы противника, то нам при посадке будет крышка, они место посадки пристреляли, да и десантникам достается от их огня. Разрешите мне найти их позицию и уничтожить. Для этого нужно на борт посадить артиллериста, который сможет обнаружить минометы по каким-нибудь специфическим признакам, а то я, если честно, не очень знаю, как найти их с воздуха. И еще, у меня кончились патроны к пулемету, пара лент не помешала бы.
Командующий огляделся и, заметив командира артиллеристов полковника Николая Мусиенко, поставил ему задачу:
- Полетите с Палагиным и обязательно найдите эти минометы. Возьмите ленты для пулемета да не жалейте.
Мы с артиллеристом с командного пункта направились на борт. Я разложил карту.
- Место разрывов от минометов здесь, дальность поражения их - такая вот, - и отметил на карте максимальное расстояние, на которое могли работать минометы, определив возможный сектор и район их расположения.
Выполнили взлет, набрали высоту, полковник Мусиенко сидел за пулеметом всматривался вниз. Я постоянно маневрировал. В один из моментов недалеко от вертолета возникли серодымные шапки разрывов зенитной установки. Артиллерист заметил ее местонахождение, она была в районе Малых Дучей. Развернувшись, я дал туда один залп из НАРов для острастки, они «красиво» легли там, куда указал полковник.
Больше в этот вылет зенитка нас не беспокоила. Но основная заноза - минометы - осталась. Наконец полковник Мусиенко заметил их и сумбурно начал объяснять, где они стоят и как расположены. Развернул вертолет, но, сколько артиллерист ни пытался указать мне место расположения минометов, никак не мог вникнуть в его разъяснения. Вскоре, не выдержав этой игры в «испорченный телефон», предложил следующее: я выхожу на боевой курс, а артиллерист трассерами пулемета указывает цель. Дело сразу пошло на лад. Как только он «отработал» очередью цель, я увидел залп минометов; они располагались около деревьев в районе фермы. Наложив перекрестие на цель и подойдя на дистанцию залпа, тут же нажал на кнопку огня раз, еще раз и еще... Ракеты сорвались из блоков и понеслись к земле, уничтожая в районе цели все живое и неживое.
Подвел вертолет поближе, и полковник тут же стал перепахивать цель, вернее, то, что от нее осталось, пока лента пулемета не опустела. Кабина вертолета заполнилась дымом от пороховых газов.
Дело было сделано, артиллериста отправили в грузовую, Антон вставил новую ленту в пулемет, теперь можно было идти на площадку. Но мы опять стали «бродить» в тылу у «духов», на что, улыбнувшись, капитан Сергей Плетинко заметил:
- Командир, опять получим нагоняй, что летаем у боевиков над головами.
- Ничего, зато у нас сейчас заход прямо очень точненький получится: и против ветра, и с тыла к ним в спину, - ответил я. – Поэтому, Антон, приказ: я захожу, бью оставшимися НАРами по позициям «духов», иду через разрывы на посадку а ты метелишь их из пулемета на гашении. Думаю, что все получится.
Так мы и сделали.
Запросив добро на посадку у «Площадки-2» и подойдя к обрыву реки, я ударил НАРами по позициям боевиков возле «зеленки» и тут же приступил к гашению скорости. Прохожу над позициями боевиков на высоте пятнадцать—двадцать метров, а Антон в это время посылает сверху то короткие, то длинные очереди в проплывающие под вертолетом окопы с находящимися там боевиками. Двести пятьдесят патронов у Антона быстро закончились. Старший прапорщик Рябков отработал по прятавшимся в окопах боевикам ленту из пулемета, находящегося сзади в проеме люка грузовой кабины.
Через минуту мы приземлились на площадке и, открыв дверь, стали принимать раненых. Минометы нас больше не беспокоили. Приняв всех раненых на борт, в том числе и израненного комбата майора Юрия Цветова, перелетели на площадку «Стачка».
Сдав раненых санитарам, прибыли на доклад к командующему, Полковник Мусиенко доложил о выполнении задания и указал координаты подавленных минометов и место обнаружения зенитки. Командующий всех похвалил за инициативность. Я сказал, что боекомплект закончился, что нужно дозаправиться топливом, что «восьмерку» немного нашпиговали металлом: получили с пяток дырок, но, кажется, нестрашных, - и желательно, чтобы вертолет посмотрели инженеры.
Командующий поставил нам задачу после обработки в санбате, принять «трехсотых» на борт и доставить в госпиталь Буйнакска, после чего лететь на базу в Каспийск.
А между тем батальон продолжал штурмовать высоту. Вскоре он ворвался в окопы и положил там около пятидесяти боевиков, а оставшиеся в живых с боем отходили к «зеленке» у реки...
Через пару часов мы загрузили «восьмерку» ранеными и направились обратно. По прибытии на базу, нашу вертушку обступили инженеры и техники, и обшарив и вымерив все входные и выходные отверстия, пришли к выводу, что нам крупно повезло - никаких серьезных повреждений у вертушки нет.
Наш экипаж уже приготовился к отдыху, планировали искупаться в море, понежиться на солнышке... Но не удалось - поступила новая задача: загрузиться боеприпасами и лететь в район, где батальон продолжал бой за высоту, очищая ее от «духов», - бойцам нужна была помощь.
Наша группировка продвинулась вперед, КП командующего переместился на высоту, которую недавно с боем брали десантники.
И теперь наш экипаж своими глазами смог увидеть результаты своей работы. Мы вместе с генералом Базаровым прошли по месту нашей посадки и окопам противника, в которых лежали тела бандитов.
Я посчитал количество бороздок вспаханного поля от места своей посадки до первого мертвого «духа», уткнувшегося в бруствер своего окопа, - их было всего двести восемь. Двести восемь борозд, расстояние не более ста метров между жизнью и смертью. Нам повезло, - мы выжили, и дали шанс выжить другим.

Часть 1. Часть 4. Часть 7. Часть 10. Часть 13.
Часть 2. Часть 5. Часть 8. Часть 11.
Часть 3. Часть 6. Часть 9. Часть 12.

Август 1999 года я встретил в отпуске в Кировской области, отдыхая у матери. Озеро, лес, грибы, сбор ягод, речка, рыбалка - настоящий, полноценный отдых. И я с огромнейшим удовольствием отдавался этому праздному времяпрепровождению, сидя с удочкой на берегу, наблюдая красивейшие восходы солнца, слушая трели соловья, шум листвы деревьев от набегающего ветерка.
Включив как-то телевизор, из новостей узнал, что чеченские боевики вероломно вторглись на территорию Ботлихского, Цумадинского, Андийского районов дружественных для чеченцев в первую войну.
Начались бои в Дагестане. Мой родной полк понес первые потери: погиб заместитель командира вертолетного полка подполковник Юрий Михайлович Наумов, на тот момент он был первым и единственным Героем России в нашем полку. С ним погиб летчик-штурман старший лейтенант Алик Гаязов. Получил многочисленные ранения старший летчик капитан Сергей Папулин, и он уже не смог вернуться в небо. Понесли потери и другие полки - войны без этого не бывает.
Прослушивая новости, вспомнил недавние события июля, когда первые боевики вторглись в Цумадинский район и моему экипажу пришлось ночью вытаскивать из ущелья какого-то захваченного разведгруппой арабского шейха. Пока мой экипаж находился в ожидании прибытия разведгруппы на дне ущелья, Сергей Папулин висел над Буйнакском и уже ночью, по остатку топлива уходя домой, передал, что я представлен генералом Булгаковым к увольнению из армии за невыполнение его распоряжения о возвращении на Каспийск. Но я же не мог бросить группу и пообещал им, что дождусь их возвращения, слыша гулкое эхо недалекого боя.
Я засобирался в полк, жена Ирина немного пошумела - она видела, как тогда все переживали за мой экипаж, и сама тряслась и молила Бога, чтобы мы вернулись на аэродром живыми и здоровыми. Внутренне она понимала, что скорее всего я снова скоро окажусь в костре войны, который начал разгораться на Кавказе. Я успокаивал ее тем, что у меня еще отпуск и хочется порыбачить на Чограе или на Буйволе, а из отпуска может отозвать только Министр обороны, да и то, когда война. Она не верила и лишь иногда, стараясь, чтобы я не видел, смахивала набегавшие слезы.
Прибыв в полк на десять суток раньше, после длинной утомительной дороги и разгрузки вещей мы легли спать. В два часа ночи затрещал телефон. Ирина подняла трубку и после стандартного «алло» передала телефон мне. Это был командир полка полковник Николай Федорович Шаповалов, находившийся в Каспийске.
Извинившись за звонок в поздний час, сказал:
- Вот что, Сергей, давай собирайся, и в семь часов у тебя вылет, пойдешь к нам на усиление группы в Каспийск. Знаю, что у тебя еще отпуск, потом догуляешь в отгулах. Обстановка здесь ухудшилась, чеченские боевики вторглись на территорию Новолакского района в направлении на Хасавюрт. Готовься работать там. Район ты знаешь хорошо, поддерживать тебя будет группа майора Сергея Короткого. Он себя неплохо зарекомендовал в районе Ботлиха, думаю, его даже к Герою представить, так что «крыша» у тебя будет надежная. Собирайся.
Ответив: «Есть!», я по телефону оповестил свой экипаж, чтобы они тоже готовились к работе. На сборы оставалось часа два. Эх, пропала рыбалка!
Ранним утром, когда все граждане России только просыпаются, будя ласковыми поцелуями детей, чтобы отправить их в школу, вертолетчики и группа обеспечения вылета уже были на аэродроме. После суетливой подготовки и сборов, горючих слез Ирины на аэродроме на прощание и наставлений, чтобы берег себя и не лез в пекло, опробовав борта, моя группа вертолетов вырулила на полосу. Оторвавшись от родной бетонки, пошла в неизвестность. Что нас ждало впереди, никто не знал.
Боевики почти за три года передышки восстановили свою боеспособность, приобрели и оснастили свои банды новейшими образцами стрелкового вооружения, отремонтировали бронетехнику и снова вышли на тропу войны. Теперь это уже были грамотные, обстрелянные, натасканные арабскими инструкторами головорезы, отлично разбирающиеся в тактике горной партизанской и диверсионной воины. Сильный враг, с которым нужно было считаться и уважать как профессионала, а не оголтело бросаться на него в атаку, используя ЛИШЬ численное превосходство, как раньше.
После приземления в Каспийске доложил командиру о прибытии и тут же получил задачу:
- Так, час тебе на размещение, и в двенадцать часов взлет на Хасавюрт. Там поступаешь в распоряжение генерала Алексея Федоровича Базарова. Он тебе поставит задачу, исходя из обстановки. Прикрытие тебе дать не могу, Короткий занят в Кадарской зоне, работать будешь ОДИН. Тебе не впервой, тем более что там постоянно будут приходить и дежурить «двадцатьчетверки», если что, помогут. Да, и на тебя возлагается задача поисково-спасательного обеспечения района, возьмешь с собой одного ПДСника - старшего прапорщика Владимира Рябкова. Все ясно? Действуй!
Размещение было недолгим, бросив вещички на свободные железные кровати и сдав командировочные, мой экипаж двинул к вертушке. Споро зарядили блоки НАРами, получили боекомплект к пулемету.
Запуск, и вот мы уже в небе. Район знали, как свои пять пальцев, поэтому полет до площадки прошел без затруднений. Выполнили посадку в районе площадки «Стачка» близ Хасавюрта, доложили о прибытии и стали ждать задачу. Она не замедлила себя ждать.
- Так, майор, слушай, - генерал Базаров взял карту, - возьмешь командира полка десантников, и вместе с ним и его группой прочешете район дороги от Хасавюрта на Новочуртах, далее на Новокули, вернешься через Гамиях и обратно на площадку. Задача - выявить расположение противника, его позиции, огневые точки, в общем, все, что будет интересно командиру полка. Ему завтра эту высотку брать, - при этом он указал кончиком карандаша на отметку 323,1 - гору Экитебе. - Очень все внимательно рассмотрите, постарайся сделать это со всех ракурсов. Предупреждаю, Гамиях под контролем боевиков, что и как дальше пойдет, пока непонятно. Ориентировочно здесь может «шарахаться» до пятисот вооруженных бог знает чем боевиков. Ну, удачи!
Подойдя к своей вертушке, приняли десантников на борт, предварительно переговорив о полете: как и куда, что их особенно интересует.
Взлетели, двинулись по дороге, выполняя полет метрах на пятидесяти. Десантники попросили повыше и помедленнее: обстановка им самим непонятна, а экипаж вообще только из дома. Хорошо, что дорога под ними как на ладони. Дошли до Новочуртаха, под вертолетом промелькнул въезд в населенный пункт, закрытый какой-то баррикадой. Вот и Новокули, разворот вправо и на Гамиях.
Я через бортового позвал командира полка и жестами показал, что на Гамиях не пойдем, а пройдем по восточному обрыву в направлении высоты, тот кивнул головой. На вспаханном поле высоты от «зеленки» в направлении дороги вдруг стали проявляться позиции окапывающихся боевиков, и тут же с вертолета заметили их разбегающимися и ведущими огонь в направлении борта.
Я, маневрируя, спикировал машиной вниз к земле и направлением на восток, выходя из-под стрелкового огня. Десантники попросили еще раз вернуться. Посадив в кабину на место за пулеметом комбата майора Юрия Цветова, - ему предстояло брать эту высоту, - стали с удаления рассматривать высоту и прилегающие к ней окрестности.
Возле «зеленки» уже четко просматривались окопы, а на самой высоте их только начинали оборудовать. Я, тронул командира за плечо и кивком указал ему на строящиеся укрепления, намекая, что завтра им будет тут тяжеловато.
Он, согласно кивнул и снова стал рассматривать позиции противника. Покрутившись над районом еще минут тридцать и нанеся на карту все, что интересовало десантника, направились домой.
Выполнив посадку, пошли на доклад к командующему округом.
Доложив о данных разведки, я сказал генералу Базарову, что вертолетов сейчас в районе нет, а боевики пока окапываются. У меня есть два блока НАРов, может, ударить по ним? Но получил отказ и приказ пока ждать.
- Сейчас в район подойдут «полосатые» (так называли «двадцатьчетверки»), они будут выполнять удар по району Гамияха, взлетишь и будешь выполнять поисково-спасательное обеспечение их действий, - сказал генерал. - Станешь над Новомехельтой, высота полета тридцать - пятьдесят метров. При выходе их на связь тебе запуск и взлет.
Заслышав позывные группы боевых вертолетов, я с экипажем выполнил взлет, и мы вышли в указанный квадрат, где стали наблюдать за работой «полосатых». Те по наведению с земли обработали позиции закрепившихся боевиков в ауле и без потерь потянулись домой.
Мой экипаж снова приземлился на площадке. Только выключились, меня вновь вызвали на КП командующего. Там поставили задачу опять пройти до Новокули, посмотреть район Дучи, а оттуда выйти на гору Экитебе. Цель - разведка опорных пунктов боевиков.
Экипаж выполнил очередной взлет и через пять минут уже оказался над районом Дучи. Там все горело, взрывалось, нам пришлось постоянно маневрировать. Несколько раз видели, как возле борта проносились трассера. Высоко не поднимешься, к земле придавливала восьмибалльная облачность.
Из Дучи велась стрельба, по-видимому, там уже были боевики. Все увиденное запечатлели на карте, далее с юга продвинулись к высоте 323,1, где борт снова встретили огнем. В этот раз решили отвернуть влево, выскочили на малые Дучи южнее Гамияха и обнаружили снующих на южной окраине боевиков. Тут же запросил разрешение на открытие огня; выполнив маневр, я наложил перекрестие на местонахождение боевиков и двумя залпами НАРов шарахнул по окраине аула. Смотреть на результаты выстрела было некогда. Довернув в сторону, ударил залпом ракет по юго-западной окраине, а так как надо было выходить к своим, пошли мимо отметки 444 и в распадке обнаружили группку людей, которая выдвигалась с юго-запада к Гамияху. В дело вступил наш курсовой пулемет, боевики внизу бросились врассыпную.
Прилетев на площадку, доложили результаты разведки и удара. Получили от генерала Казанцева нагоняй за то, что залетели в тыл противника, и тут же очередную задачу: лететь на Каспийск, там нужно забрать боеприпасы для «двадцатьчетверок», которые было решено посадить на площадку подскока, да и нам самим нужно было дозаправиться и пополнить боекомплект.
Прошло всего лишь полдня, как простился с родными, а сколько уже событий вместили в себя эти двенадцать часов!
Загрузив вертолет боеприпасами, дозаправились и назад. Прилетев на площадку, снова в воздух и в зону ожидания ПСО района боевых действий: подразделения федеральных сил попытались взять Гамиях, но на подступах были остановлены плотным огнем боевиков и отошли к исходным позициям. И снова в бой ввязалась авиация, а затем и артиллерия стала утюжить позиции боевиков. С наступлением ночи мне разрешили уход из района, и мы перелетели экипажем на Каспийск. За день мы выполнили восемь полетов. Неплохо для первого дня второй войны...
Вечером, уже находясь на отдыхе, я услышал рассказ про героиню этих боевых дней. Ирина Юрьевна Янина - медицинская сестра медицинской роты 22-й отдельной бригады оперативного назначения. Мне довелось с ней повстречаться еще на первой чеченской войне при эвакуации раненых.
В июле 1999 года ее, как одну из самых опытных медсестер, имеющую боевой опыт, отправили для участия в контртеррористической операции на территории Республики Дагестан.
31 августа 1999 года сержант медицинской службы Ирина Янина в составе эвакуационной группы выполняла боевое задание в районе сильно укрепленного боевиками населенного пункта Карамахи. При проведении зачистки селения подразделения бригады встретили хорошо организованное сопротивление исламистов, отчаянно сражавшихся не только за каждую улицу, но и за каждый из домов, подвалы которых, как правило, были превращены в долговременные огневые точки.
Сержант медицинской службы И.Ю.Янина, постоянно находясь на передовой под прицельным ожесточенным огнем противника - оказывала первую медицинскую помощь раненым бойцам. Рискуя своей жизнью, после перевязок эвакуировала непосредственно с линии боевого соприкосновения пятнадцать раненых военнослужащих и доставила их в медпункт части. Она еще трижды на санитарном бронетранспортере выезжала на линию боевого соприкосновения и эвакуировала двадцать восемь раненых военнослужащих, доставив их на вертолетную площадку для отправки в госпиталь.
Выполняя четвертый рейс к передовой, она обеспечила погрузку раненых в бронетранспортер. Но ваххабиты организовали мощную контратаку, и место погрузки раненых оказалось в самом пекле боя. Сержант Ирина Янина не растерялась, выполнив размещение раненых, она огнем из автомата обеспечивала прикрытие выхода медицинского бронетранспортера из-под огня. Непрерывно стреляя из личного оружия, гасила огневые точки противника, не давая исламистам возможности вести прицельный огонь. Но силы были не равны. При отходе с позиций медицинский бронетранспортер оказался в зоне сильного гранатометного огня. Две гранаты ударили в корпус и топливный бак БТРа, в результате чего его мгновенно охватило пламя. Внутри были раненые. Не обращая внимания на окружающую обстановку и смертельный риск, Ирина бросилась к горящей боевой машине. Открыв люк, она нырнула внутрь и вытащила капитана А.Л.Кривцова, затем вытащила рядовых С.В.Гольнева и И.А.Лядова и снова залезла в горящую броневую технику. Не думая о себе, до последнего дыхания она отчаянно боролась за жизнь своих боевых товарищей. Раздался взрыв, бронетранспортер сгорел. Она геройски погибла, до конца выполняя свой воинский долг.
Об этом было написано в информационном листке, который скромно лежал на тумбочке у входа.
Она очень любила жизнь, дома в Калаче ее ждал одиннадцатилетний сын.
За проявленный героизм и мужество ей посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации - единственной женщине за бои на Северном Кавказе.
На следующий день наш экипаж подняли рано и поставили срочную задачу перелететь под Хасавюрт. В районе семи часов мы уже были на «Стачке». Выполнив посадку на площадке, двинулись на КП группировки. Там была суета: кто-то куда-то бежал, кто-то передавал координаты огня, крича в трубку телефона, группа генералов находилась возле командующего СКВО генерала Казанцева, который разносил в пух и прах кого-то за медлительность, — и все это многоголосие заглушалось уханьем батареи самоходных артиллерийских установок, стоящих недалеко в овраге.
Я доложил о прибытии и получил команду находиться в готовности, ожидалось прибытие пары «двадцатьчетверок».
Присел недалеко от КП, так, чтоб меня было видно. Вскоре на горизонте появилась пара боевых вертолетов. Они, деловито «барабаня» лопастями по воздуху, проплыли над командным пунктом и, развернувшись, вышли на боевой курс поставленной им цели. Это была боевая пара майора Сергея Воронова.
С земли очень интересно наблюдать, как красиво работают вертолеты. Через несколько мгновений от них оторвались неуправляемые снаряды и кучей хвостатых комет понеслись к цели. Тут же «двадцатьчетверки» начали «плеваться» снарядами авиационных пушек, которые накрыли высоту, там выросли облака разрывов. Боевые вертолеты закончили работу и отвалили на базу, освобождая место для новой подходящей пары вертолетов.

Часть 1. Часть 4. Часть 7. Часть 10.
Часть 2. Часть 5. Часть 8. Часть 11.
Часть 3. Часть 6. Часть 9. Часть 12.

Через несколько дней в будничной жизни Каспийской авиагруппы произошел огромный переполох. К нам вылетело большое начальство, которое возглавлял начальник Генерального штаба Вооруженных сил. В Махачкалу слетелось огромное количество командиров и начальников всех мастей, которых вертолетчики должны были доставить в Буйнакскую мотострелковую бригаду.
Обстановка в Дагестане в те дни накалилась: соседи из Чечни не давали покоя. То и дело происходили обстрелы блокпостов, подрывы военнослужащих, колонн и поездов, устраивались различные диверсии. Усилилась уже открытая пропаганда ваххабизма.
Командование прибыло для принятия решения и координации действий на территории Республики Дагестан. Все, как могли, наводили порядок: скребли борта, драили в своих комнатах, очищали от мусора стоянки вертолетов. Базировавшиеся рядом подразделения десантников и спецназа также «вылизывали» свое расположение.
Вскоре этот «большезвездный» залет состоялся. К вертолетчикам прибыл лично «отец» армейской авиации генерал-полковник Виталий Егорович Павлов, он проверил подготовку к полетам. Проблема состояла в том, что прибывший руководящий состав могли возить только вертолетчики первого класса. Но на тот момент в вертолетном полку в связи с постоянно проводимыми реформами, сокращениями и реорганизациями в войсках, да и во всех Вооруженных силах осталось четыре летчика первого класса из состава командования полка и четыре летчика второго класса - командиры звеньев, выполняющих полеты на вертолетах Ми-8, в числе которых был и я - майор Палагин.
Делать было нечего, вот летчикам второго класса и поставили задачу по перевозке руководящего состава Вооруженных сил, исходя из сложившейся обстановки.
Встречал все это «звездное великолепие» генерал Владимир Булгаков (впоследствии Герой России), который командовал всей группировкой сил на территории Дагестана. И один из первых его вопросов, обращенных к генералу Павлову в присутствии начальника Генерального штаба, звучал так:
- Будут ли вертолетчики летать ночью как на равнине, так и в горах, как требует того складывающаяся обстановка?
Дело в том, что нам было запрещено выполнение таких полетов, и он вынужден был постоянно писать письменный приказ в полетных листах.
На что генерал Павлов вынужден был ответить:
- Да, летчики будут выполнять ночные полеты, исходя из обстановки и уровня личной подготовки и натренированности.
Булгаков остался доволен ответом, победно глянув на летунов, слышавших этот разговор. И правда, подчиненные летчики постоянно подавали ему полетный лист для письменного приказа, хотя он и не знал, как они были рады тому, что задерживаются до ночи, чтобы собрать те крупицы ночного налета, которых у многих было с гулькин нос. Булгаков и не предполагал, что на момент этого разговора многие при общем налете в тысячу - тысячу пятьсот часов имели очень незначительный уровень подготовки к полетам ночью на равнине, а уж о подготовке ночью в горах и говорить не приходилось. У многих уровень горной подготовки днем составлял первоначальный - в тысячу - тысячу пятьсот метров. Да, слабовато, но что делать, тогда топлива в полки приходило мало, да и уходило оно в основном на выполнение различных спецзадач. В то время налет у выпускников летных училищ составлял двадцать пять - двадцать восемь часов, почти как в Великую Отечественную войну, только первоначальное обучение: взлет и посадка, остальному учили в войсках.
Вскоре весь генералитет, пообщавшись друг с другом, чинно рассевшись в определенные им вертолеты, был готов к перелету. Группа вертолетов запустилась.
Запросив в обычном порядке разрешение на взлет, я вместе с ведомым майором Андреем Ивановым выполнил перелет на площадку полигона Буйнакска. Только мы выключили двигатели после приземления на площадке и открыли двери, как вокруг все загрохотало, заухало: как и положено, была организована показательная милая сердцу начальства боевая учеба с боевой стрельбой. Немного посмотрев на все это стреляющее, перебегающее, ползущее воинство, командующий округом генерал-полковник Виктор Казанцев (впоследствии Герой России) кому-то на что-то попенял, обратил внимание на какие-то недостатки - а как же без этого. На этом инспекция была закончена, и вскоре все расселись в поданные «Волги», УАЗики и автобусы и укатили вниз в городок.
Вертолетчики же остались ожидать их возвращения. Делать было нечего, и вскоре мы оказались на полигоне, сопровождаемые пехотным офицером, который показал нам новые образцы оружия. Дошло дело и до стрельбы из них. Настрелявшись вволю и порядком оглохнув от стрельбы из гранатомета СПГ-7, я вернулся в вертушку, прилег на сидушки и как-то незаметно уснул. Проснулся от того, что приглашали на обед, видно, совещание затянулось. Выбравшись наружу, взглянул на небо. От утреннего голубого ясного небосвода ничего не осталось, небо было затянуто десятибалльной облачностью, с гор дул порывистый холодный ветер, нагоняя все более низкие облака, которые уже стелились над перевалом.
Я попросил дежурного офицера передать командующему, что погода ухудшается, тот согласно кивнул. Дружной ватагой летная группа загрузилась в потрепанный дежурный «Урал» и съездила на обед в столовую. По возвращении на площадку я поинтересовался у дежурного:
- Ну что, передали командующему об ухудшении погоды?
- Я сообщил оперативному дежурному, тот сказал, что идет совещание, и просил не беспокоить, - ответил он мне.
Все дальнейшие мои попытки как-то выйти на руководство и сообщить об ухудшении погоды разбивались о стену в лице оперативного дежурного, мертво стоящего на том, что нельзя беспокоить высокое начальство на совещании.
Летчики же с тревогой наблюдали, как посадочную площадку накрывает облачностью, вскоре она была в тумане с видимостью метров двести, как говорится, долетались-дождались.
Узнать о погоде в Махачкале, что там и как, не было никакой возможности - не были тогда так распространены, как сейчас, мобильные телефоны. В крайнем случае, взлететь отсюда летчики смогут, опыт уже имелся, но как сесть, если погоды не будет на аэродроме посадки?
Потихоньку подкрался вечер, а за ним на площадку опустилась тьма. В горах темнеет быстро. Подошедшие парни: майор Александр Мельник и капитаны Олег Казанцев, Дмитрий Козлов и Дима Мазаев, с сопровождающих транспортные вертолеты «двадцатьчетверок», с тревогой спросили:
- Мы что, собираемся взлетать?
Я пока не был готов ответить на этот вопрос и просто ждал, что будет дальше.
- Ну ладно, если что, на нас парашюты, мы выйдем в точку и попрыгаем, — шутили «барабаны», — а вот как вы будете делить три парашюта между генералами? Наверно, рулетку крутить будете?
- Я пока не знаю, какая погода в Махачкале, если норма, то вы останетесь, а мы с ведомым на эшелоне перелетим домой, - съязвил я.
Перспектива остаться одним на холодной площадке и ожидать погоды не обрадовала летчиков с «барабанов», и они попритихли.
Я же решал, что делать дальше, внизу на спуске под облачностью виднелся город, который был хорошо освещен. Специально прошел по возможной дистанции взлета, минимум безопасности обеспечивался. Прикинул, что после взлета и набора высоты над городом — выход на безопасный эшелон, а далее курс на привод Махачкалы, и тогда может взлетать следующий.
Ветер был холодный, и летчики, одетые по-летнему, уже продрогли до костей.
Наконец внизу со стороны города показался свет многочисленных автомобильных фар - командование возвращалось с совещания. На площадке засуетилась «пехота»: планируемые ими ночные стрельбы они выполнять не могли, так как туман на площадке мешал и ограничивал визуальную дальность действия. Это добавило сомнений в возможности взлета группы. Вскоре вереница автомобилей достигла вертушек. Один из расторопных полковников, которые всегда присутствуют в окружении большого начальства, бодро распорядился:
- Давай, летчик, заводи, - при этом сам юркнул в салон, размещая в нем «полезный» груз, который споро подносили прапорщики, водители автомобилей.
Я же пошел навстречу начальнику Генштаба и командующему СКВО, внутренне проговаривая про себя доклад. Подойдя ближе и вскинув руку к виску, доложил:
- Товарищ генерал армии, экипажи и вертолеты группы к вылету готовы, но в связи с наступлением ночи и ухудшением погоды на площадке взлет выполнить не можем.
Подошедший генерал Булгаков, услышав мои слова о наступлении ночи, тут же спросил:
- А как же слова, сказанные вашим генералом Павловым, что вы будете летать ночью? Они что, пустой звук, или вам опять нужен письменный приказ?
- Давай свой полетный лист, я тебе его подпишу, - приказал мне командующий СКВО.
Вынув из кармана полетный лист, подал командующему округом, тот взял его и, разложив на капоте автомобиля, написал:
«Приказываю выполнить вылет, г/п-к Казанцев».
Пока он подписывал лист, мимо нас прошел начальник разведки округа, с которым я много работал по выполнению десантирования различных разведгрупп. Он негромко, почти припеваючи проговорил:
- А в Махачкале погоды нет, там туман.
Это придало мне уверенности, что группа сегодня никуда не полетит. Подошедший командующий вручил мне полетный лист и пророкотал:
- Ну, теперь все в порядке?
- К сожалению, это ничего не решает, погоды-то все равно нет.
Услышавший этот ответ начгенштаба спросил:
- Вам что, мало письменного приказа командующего округом? Так вот, теперь лично я приказываю вам выполнить перелет на Махачкалу!
Тут волей-неволей оробеешь. Будь я один, плюнул бы на все и взлетел, а там будь что будет, но со мной люди, а за мной группа. И я упрямо стоял на своем: погоды нет, летчики не готовы к полетам в таких условиях, к тому же ночью, да плюс ко всему в горах.
Меня даже упрекнули в трусости, на что, не выдержав, вспылил:
- Что вы хотите, чтоб мы сейчас взлетели, а потом четыре борта попадали черт знает где? И была бы гора «двухсотых», только из-за того, что я, испугавшись больших генеральских звезд, принял губительное решение!
И столько, наверное, в моем голосе было уверенности, что начальник Генштаба (НГШ) удивленно посмотрел на меня и проговорил:
- Если летчик честно признался в неспособности выполнить полет, то, может, он и прав - не каждый выдержит такой напор генералов, - и, немного помолчав, сказал: - помню, на Балтике один камикадзе на свой страх и риск, чтобы выслужиться, решил меня «повозить» при нелетной погоде, в итоге еле-еле сели, почти без горючего и не там, где надо. Ладно, оставайтесь.
Повернувшись к комбригу, спросил:
- Готов нас отвезти до Махачкалы?
Получив утвердительный ответ, дал указание:
- Всем грузиться в машины и автобус, едем по земле.
Услышав команду, группа прапорщиков бросилась к моему вертолету. Им нужно было перетащить все вещи и груз, размещенный на борту вертушки, в автомобили. Это спровоцировало запуск вертолета Ми-24 сопровождения, экипаж которого, наблюдавший за суетой близ моего вертолета, подумал, что я загружаюсь для взлета.
НГШ обратил мое внимание на запускающийся вертолет и спросил:
- Ну вот же вертолет запускается, значит, можно лететь.
На что я парировал:
- Нет, нельзя, этот экипаж неправильно понял происходящие действия, я взлет запрещаю, никто сегодня никуда не полетит. Откозыряв НГШ, я повернулся и подошел к «двадцатьчетверке», дав команду на выключение вертолета.
Колонна автомобилей, сорвавшись с места, дружно покатила с полигона.
Группа вертолетов осталась одна. На площадке стало стихать, бойцы отправлялись в казармы на ночной отдых. Нервное напряжение от общения с высоким командованием, которое держало меня последние полчаса, начало отпускать. Вскоре подошли экипажи вертолетов с вопросом, что случилось и что будет дальше. Показав им полетный лист с приказом и рассказав вкратце все, как было, пошутил: «Может, завтра я уже не буду командиром эвена».
Через час на площадке стихло. Я попытался найти дежурного по полигону, но, как только высокое начальство удалилось с полигона, того и след простыл. Кое-как все же нашел связь и вышел на оперативного дежурного, попросил его нас разместить, и взять под охрану наши вертолеты.
Звонок шокировал оперативного дежурного, он был очень удивлен тем, что летчики остались на земле. А дело обстояло так. Этот полет был подконтрольным, и, естественно, его контролировали все инстанции, поэтому оперативный, заслышав гул запускающейся вертушки, а потом и стихший звук, принял это за взлет всей группы, о чем немедленно доложил оперативному дежурному 58-й армии. Ну а дальше все понеслось по команде. А так как наверху все знали, что погоды в Махачкале нет, да и запасных аэродромов тоже нет, потому что вся равнина закрыта каспийским выносом тумана, стали ожидать выхода из сложившейся ситуации. Дошла эта информация и до авиационной группы в Каспийске, где находились генерал Павлов и командир авиагруппы подполковник Наумов. Высказав в мой адрес пару ласковых за авантюризм, генерал сказал: «Доставай водку и пистолет, будем ждать, где и куда они попадают».
Два героя России сели за стол, налили и стали нетерпеливо ждать выхода на связь летчиков. Диспетчер Махачкалы, получившая известие о том, что вертолеты якобы взлетели, вышла на связь с командованием и доложила: «Аэродром закрыт из-за шторма, принимайте эти безбашенные экипажи сами. Привода у нас включены, пусть их используют для снижения и захода на Каспийск».
В общем, там творился самый настоящий бардак. Борта стали искать в эфире по частотам, со всех линий требовали доложить обстановку и что с экипажем, который везет НГШ и командующего округом. У всех нервы были на пределе. А летчики в этот момент потихоньку коротали время на площадке в ожидании того, что на них все же обратят внимание. Поэтому-то повторный звонок о том, что группа вертолетов не взлетала, поверг всех в шок. За мной прибыл дежурный автомобиль, и я вынужден был докладывать битых полчаса в разные телефонные адреса по команде, что отказался выполнять противоречащий приказ для безопасности полета. После этого весь личный состав сорвался со своих мест и сосредоточился на том, чтобы встретить начальника Генштаба на аэродроме Махачкалы.
По прибытии группы НГШ на аэродром Махачкалы генералу Павлову было сделано замечание, что его подчиненные очень дерзкие и не выполняют приказов и что с ними нужно побеседовать о правилах поведения со старшими по званию, хотя командир группы и оказался прав насчет отсутствия погоды. Вскоре генералы загрузились в «тушку» и благополучно убыли в Ростов.
На следующий день группа вертолетчиков, переночевав в солдатских казармах бригады, благополучно выполнила перелет на площадку Каспийска. Их встречал Герой России подполковник Юрии Михайлович Наумов. Подойдя к командиру, я доложил:
- Товарищ полковник, ввиду отсутствия метеоусловий я отказался исполнять приказ командующего СКВО и НГШ на выполнение перелета группой, готов понести наказание.
Наумов подошел ко мне и сдержанно, но с укором попенял, что с высоким командованием надо вести себя тактично и спокойней объяснять причины отказа от выполнения полетов на основе регламентирующих документов, а для этого их надо точно знать, а не основываться на том, что я так думаю, я предчувствую. Но в целом оценил мои действия как правильные и грамотные, при этом он взял полетный лист и, посмотрев на него, сказал:
- Сохрани его на память, не каждый день можно вот так не выполнить такой высокий приказ, но благодаря этому все остались живы, хотя нервов и сил потрачено было много.
После этого случая все стали более скрупулезно работать с «пехотой», разговаривать и доказывать свою правоту, отстаивая летные законы, написанные кровью. Но многие общевойсковые командиры различных рангов считали, да и до сих пор считают, что выделенный для них вертолет - это дежурное такси, а летчики - никто, обслуживающий персонал. А то, что они несут уголовную и моральную ответственность за исход полета, мало кого волнует, пока что-нибудь не случится.
Вскоре к нам из управления авиации прибыл полковник Николай Водолагин, который, имея богатый боевой опыт, взялся за ночную, горную, а также водную подготовку вертолетчиков. С неуемной энергией он грамотно вкладывал в голову летунов, или, как он называл нас, «лесиков» опыт, который вскоре нам пригодился. Надвигалась пора очередных боевых задач - начиналась очередная война, время побед и потерь, время проявления характеров н рождения легенд, время для героизма и мужества.

Часть 1. Часть 4. Часть 7. Часть 10.
Часть 2. Часть 5. Часть 8. Часть 11.
Часть 3. Часть 6. Часть 9.

Развернувшись, наблюдаю, что ветер несильный, почти штиль, и дым хорошо видно, так как он медленно стелется по склону. Заходим на посадку. Вертушка плавно подошла к площадке, рядом скалистый гребень, по которому идет дорога в Дагестан. Со стороны можно подумать, что сейчас высаживается группа с задачей перекрыть эту тропу. Позиция, по идее, очень выгодная, попробуй сунься, можно при штурме тех, кто здесь займет оборону, оставить не один десяток наступающих бойцов, да и все село как на ладони. Выдержав минуты три, взлетаем, проходим вперед еще километров пять и выбираем для посадки очередной «пупок» с разбросанными на нем валунами. Снова проход, сброс шашки и очередной заход на посадку.
Посадку выполняем направлением на Дарго и далее наблюдаем в селении переполох и панику. Люди, с этого удаления кажущиеся спичками, бегут по улицам на окраину села в направлении посадки вертолета. Видно, как некоторые в нетерпении или в запале поднимают оружие и наудачу открывают огонь. Вообще-то площадка выше, да и удаление от поселка не меньше четырех километров, огонь летчиков не должен достать, но все же неприятно, и предательский холодок бежит по спине.
Выдержав еще время, снова отрываю машину от земли и с набором высоты ухожу в сторону Дагестана. Снять борт сейчас можно только с переносного зенитно-ракетного комплекса (ПЗРК), поэтому дал команду на отстрел тепловых ловушек АСО. На фоне гор отстрел тепловых ловушек, разлетающихся в наборе высоты, очень красив и заметен. Вот и все - мы в Дагестане. Выполняя полет по расчетному маршруту, наблюдаю, как внизу начинает бурлить жизнь. Начинается рабочий день с его проблемами, радостями, трудами. Неужели на соседней стороне не хотят жить мирно? Или для них война - это смысл и сущность жизни? Так, в раздумьях преодолеваем маршрут и заходим на площадку в районе Гамияха. Посадка, выключение. Останавливаем винты и выплескиваем эмоции: а как? ... а что? ..., а где? ..., а там...! Для ребят это вообще была первая боевая задача, они первый раз оказались под реальным огнем. Поэтому им хотелось выговориться, чтобы немного отпустило. Впереди предстоял еще вылет, и неизвестно было, как дальше все сложится.
Я вылез из кабины. На часах было полвосьмого, день, в сущности, только начинался. Жаворонки где-то высоко заливались трелью, из недалекого поселка доносилась разноголосица петухов, разбрелось стадо тучноватых баранов, подгоняемое чабанами и сторожевыми псами.
Сашка принес чехол от вертушки, бросил его на траву и предложил:
- Покемарьте, командир, все равно делать нечего, а мы подежурим.
Я охотно упал в траву и с наслаждением растянулся, засмотревшись на облака, медленно проплывающие надо мной, подсвеченные поднимавшимся над горизонтом солнцем. Красиво и тихо. Вот так бы лежать весь день, слушать стрекот и жужжание насекомых и не думать ни о чем. Вскоре сон сморил меня.
Проснулся от жары, весь в испарине, парни тоже кемарили, растянувшись под бортом вертушки, - сказался ранний подъем. Неподалеку стоял БТР для охраны площадки, вот почему парни расслабились и отрубились.
Солнце уже было в зените. Время подходило к двенадцати, на небе всего два-три облачка, только над горами курились шапки с развитием облаков, вечером в этом районе, вероятно, будет гроза с очаговыми осадками. Хотелось немного ополоснуться и пить, в голове от сна и жары шумело. Зайдя в кабину, нашел бутылку воды, выпил, а остатки вылил на голову. Вода, сбегая струйками за пазуху и по спине, на ветерке приятно охладила горячее тело. Хорошо.
Передвинул чехол под брюхо вертушки и тоже расположился там. Дуновение ветерка приятно охлаждало. Оставалось ждать еще около трех часов. Ждать и догонять - самое трудное, прописная истина. На войне ожидать вдвойне тяжелее и сложнее. Где-то внутри нарастало непонятное напряжение, предчувствие чего-то нехорошего. Ведь за ленточкой границы с Чечней было не потрепанное бандитское войско, как к началу девяносто седьмого года, а восстановившее боеспособность, обстрелянное, натасканное иностранными наемника- ми зверье, не желавшее жить в мире ни с кем. Но я отгонял от себя тревожные мысли. Время тянулось медленно. Мои парни проснулись и лениво лежали в тени на ветерке. Кто-то предложил перекусить.
Альберт занялся обедом. Он молодчина! Пока я с бортовым техником шарахался у вертолета, готовясь к вылету, штурман раздобыл у девчат для экипажа обед, зная, что мы на него не попадем. Перекусили. И снова время как будто замерло.
Стрелка часов перевалила за 14.00. И снова я ощутил какую-то волну тревоги и напряжения. Казалось что-то идет не так, не по плану. Мое волнение передалось экипажу. Наконец время подошло к запуску. Быстро заняли места, выполнили запуск, все в порядке. Взлетаем и выходим на генеральный курс к площадке эвакуации. Идем низко, прикрываясь рельефом. Только перелетаем незримую границу, как через минуту обнаруживаем группу людей до тридцати человек. Завидев низколетящий вертолет, боевики сразу же кинулись врассыпную, при этом, задрав стволы автоматов вверх, открыли огонь. Перед нами заплясали трассы огня.
Резко бросив машину в крен, ушли в сторону от этой группы. Начали маневрировать.
- Альберт, сколько до точки эвакуации? - спросил я по СПУ
- Минут семь, двадцать пять километров, если напрямую, - ответил штурман.
- Хорошо.
Решив перепрыгнуть холмик высотой метров восемьсот, набираю высоту, перемахиваю его, и тут же мы напарываемся на очередную группу боевиков. Снова бросаю вертушку в сторону.
- Парни, вам не кажется, что вся эта суета по наши души? Скорее всего, Ромку обнаружили и обкладывают, - и с тревогой, спрашиваю:
- Сколько до точки?
- Пятнадцать километров, - тут же отозвался Локтев.
- Так, все, молчанку заканчиваем, попытаемся до «спецов» докричаться.
- Я выхожу в эфир: - «Рубин», «Рубин», я 687, ответь, иду к тебе.
В ответ молчание. Снова повторяю фразу, опять молчание.
- Командир, надо подняться повыше, до точки семь километров.
Прибираю ручку на себя, вертушка тут же уходит вверх, и снова:
- «Рубин», «Рубин», я 687, иду к тебе, отзовись!
- До заданной точки четыре километра, — сообщил Альберт, — вот за этой грядой будет дорога, по идее там поляна ... Ба! Да тут машин с «духами» черт знает сколько! — удивленно присвистнул он, обнаружив противника.
Вертолет, набравший высоту, стал виден над рельефом, и тут же экипаж заметил более десятка легковых и грузовых машин, а около них много вооруженных людей. Они нас услышали и увидели. Мы вынуждены были снова уйти в сторону, а я уже кричу в эфир:
- «Рубин», «Рубин», я 687, выхожу в твой район, отзовись! Ты где? Почему молчишь?
- До площадки два, вон она чуть левее, на курсе сто девяносто градусов.
И тут, наконец-то, мы слышим в эфире:
- 687, я «Рубин», прием.
Фу, полегчало, наконец-то ответили, быстро проговариваю:
- «рубин» я 687, подхожу к тебе с севера, удаление два. Ты меня наблюдаешь?
- Да, я тебя наблюдаю, подходи, ждем.
- Давай, «Рубин», брось дым, я тебя не вижу.
И тут в эфир как гром среди ясного неба врывается фраза:
- 687, не слушай его, я «Рубин», до площадки дойти не могу, я в другом месте. От точки шесть километров на северо-восток, меня обкладывают.
В голове каша: что за бардак? Что еще за «Рубин»-двойник? Тут же врывается в эфир другой, первый «Рубин»:
- 687, не слушай его, это «духи». Иди ко мне, я тебя жду ...
Альберт, сориентировавшись, сказал:
- Командир, тот второй «Рубин», сейчас находится на севере в районе, где мы видели «духов», только к западу от них. Может, это ловушка?
- Да черт его знает, кто из них кто! - отвечаю ему, беспрестанно маневрируя вертолетом и ставя его в крут между двух «Рубинов».
«Понятно «духи» вышли на рабочий канал. Вот мы дурни, надо было взять какую-нибудь нейтральную частоту для этой работы, а мы работаем на боевом канале. Блин, неужели у «духов» наши частоты. Ну не могли они нас так быстро отсканировать», - все это проносилось в моей голове. А мозг лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации.
А в эфире, перебивая друг друга, кричали два «Рубина», и вдруг:
- 687, Палагин, идите ко мне, - обратился первый «Рубин».
Я с облегчением перевел дыхание, услышав свою фамилию, и тут же отозвался:
- Понял тебя, «Рубин», иду к тебе, брось дым для обозначения.
И тут же в эфир врезалось:
- Серега, это я, Ромка, не слушай эту сволочь, я тут, выйди на меня, тебя пока не вижу, но слышу. Подойдешь - обозначусь, меня заблокировали...
После того как меня назвали с двух сторон по имени и по фамилии, поневоле впадешь в ступор. И хотя от второго «Рубина» прозвучало имя «Ромка» и голос даже показался знакомым, но мы с ним виделись-то два раза, и я мог ошибиться.
Экипаж ждал моего решения, мы все еще носились, нарезая круги между двух «пупков», куда в любой момент могли выдвинуться «духи», тогда нам не позавидуешь.
И вдруг пришло озарение, словно вспышка в голове, откуда не знаю, и я в эфире спросил:
- Мы вчера пили вечером?
Как ни странно, но оба «Рубина» подтвердили этот факт. Правда «Рубин» Ромка выдал информацию первым, и я тут же повернул к нему, но это еще не факт, что он наш. Психологически можно было угадать этот ответ, ведь я его почти заложил в вопрос. И тут снова озарение, и второй вопрос:
- Какой вчера был второй тост?
Я нетерпеливо «нукнул» в эфир. Первый «Рубин» молчал. Второй ответил:
- Подожди, сейчас вспомню.
Я тут же развернул вертолет на север и пошел в тот район. Через минуту вертушка уже была где-то над группой десантников, при этом мы пронеслись над несколькими внедорожниками, пылящими в том же направлении. Они даже не остановились, когда вертолет пролетел над ними. Я в нетерпении крикнул в эфир:
- Ну, «Рубин», подтверди второй тост!
- Я тебя наблюдаю, обозначаюсь - бросаю дым, - ответил «Рубин».
Я внутренне уже решил, что буду заходить на посадку к этому «Рубину», а там как сложится. Увидев оранжевый дым, который поднимался из редкого кустарника, уходящего вверх по склону горки, я понял: парней прижали. Отходить им некуда, это единственное место, где мы и правда смогли бы кое-как приземлиться, да и то удерживая машину почти на висении на колесе.
На всякий случай спросил:
- «Рубин», какой тост был?
И тут мы увидели несколько группок боевиков, перебегающих в направлении спецназовцев. Я уже построил заход и был на прямой, и тут эфир взорвал радостный крик:
- За баб, мы за баб пили!
- Отлично, выдвигайся, - отозвался я, подбирая для приземления место поровнее и поближе к десанту.
Наконец посадили вертушку, бортовой открыл двери, установил лестницу. До группы было метров двести с подъемом в горку. Первыми выскочили из кустарника четверо спецназовцев, они несли на руках пятого. Метров через пятнадцать за ними вышли еще двое бойцов, тащивших на своих плечах третьего, на его ноге белела повязка - парня зацепило. Остальных было не видно.
Я вышел в эфир:
- «Рубин», побыстрее, там «духи» подтягиваются!
Первая группа достигла вертолета и, загрузив раненого внутрь и уложив его на пол грузовой кабины, тут же выскочила назад, занимая оборону по сектору. Вот уже и вторая группа добралась до вертолета, заскочила внутрь. И тут сквозь гул двигателей я услышал
злобную работу пулемета короткими очередями. Оглянувшись, увидел парня, который занял позицию метрах в десяти от двери грузовой кабины и «работал» по невидимым для меня целям. Вскоре группа «спецов» выскочила из кустарника и быстрыми перебежками приближалась к борту. Приседая и посылая очереди в сторону противника, они четким порядком оттягивались к нам. Один боец бежал без остановки, только пригибался и держался то ли за руку, то ли за плечо. Работа пулеметчика у борта стала еще злее, а очереди продолжительнее. Откликнулись и поддержали его огнем все парни, которые
расположились у вертушки. С борта тоже стали вести огонь. Я боялся, чтобы в горячке боя они не рубанули огнем по лопастям вертолета. Бойцы к вертолету, продвигались, как мне казалось, очень медленно, было понятно, что им тяжело. Сколько всего сегодня они перенесли вот и подустали. Мое внимание переключилось на то, как метра в десяти, прямо перед носом вертушки, вдруг вверх взлетели комья земли. Потом чуть поодаль, но уже левее еще «фонтанчики» - борт в зоне огня. Стало не по себе: и от стрельбы по вертушке, и от огня с борта, и от того, что кто-то стреляет в тебя, а ты сидишь, держа борт на шаге от земли, и ничего не можешь сделать - только ждать, когда все окажутся на борту.
«Спецы», вышедшие первыми из кустарника, добравшись до вертолета, быстро по одному влезали внутрь. Все, на земле вне борта только те, кто пришел первыми, они вели почти непрерывный огонь. Вскоре и они юркнули внутрь грузовой кабины, пулемет работал уже почти без остановки. И тут я увидел, по кому работал пулеметчик: даже своим неопытным взглядом обнаружил перебегающие и падающие маленькие фигурки в кустарнике метрах в четырехстах от нас. Как вдруг - удары по борту, скрежет металла хуже, чем пенопластом по стеклу, а в груди холодок...
Я тут же пробежал взглядом по приборам, оценивая работу винтомоторной группы.
Саня успокоил:
- Порядок, командир, по борту «сработали», но без повреждений систем.
Наконец пулеметчик вскочил и, пригибаясь, в несколько прыжков влетел внутрь вертолета.
Крик «Взлетаем!» подстегнул меня.
Вылетающие гильзы из автоматов, барабанящих вразлет по грузовой кабине, тревожат и наводят на мысль, что дырок в вертушке уже как в дуршлаге. Оторвав машину, без зависания иду в разгон, нам вдогонку - очереди. Снова удары по борту, опять внимательно осматриваю приборы. Вроде норма.
Веду машину над рельефом, меняя курс, маневрируя скоростью. Лечу совсем не так, как планировали, просто пру напропалую на северо-запад. Так, знакомое ущелье, доворачиваю на север и по склону, используя для прикрытия деревья, выступы, выскакиваю наконец-то на равнину. Теперь курс на восток, градусов семьдесят, и снова мчусь, выжимая максимум скорости только бы быстрее пересечь ленточку. Шарахаюсь в сторону от всех: от машин, от групп людей, даже от птиц, пересекающих наш курс.
Всё, мы в Дагестане, переходим на мирный полет. Проходим траверзом Хасавюрт и докладываем на зону, что летим домой, просим условия полета. А внизу все идет своим чередом. С нашего взлета с площадки Гамияха прошло всего-то каких-то сорок минут, но сколько всего они вместили в себя!
Пролетаем над расположившимися вдоль берега пляжами, где, растянувшись на теплом песочке, загорают на солнышке люди. В другой раз мы рассматривали бы девчат в купальничках, но только не сейчас: в грузовой трое раненых, один, кажется, очень серьезно, у всех свой отходной мандраж после боя.
И вот, наконец, дорогая и милая сердцу, ставшая уже родной бетонка. Посадка. Выключаются двигатели. Вертушку встречают. Докладываю, осматриваю борт: сильных повреждений нет, дырки заклепают, все будет нормально. Подошедший Ромка крепко обнимает каждого из экипажа. На всю жизнь он, да и мы запомним этот второй тост. И сегодня вечером тосты будут только за баб!
Впоследствии я, конечно, учел этот опыт, хотя он расписан во всех учебниках об основах взаимодействия и опознавания. Но все это будет потом, а пока мы все были рады, что живы и находимся в простой мирной обстановке.