Timkinut

Timkinut

Пикабушник
поставил 14 плюсов и 7831 минус
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
Награды:
10 лет на Пикабу
4634 рейтинг 281 подписчик 1 подписка 27 постов 12 в горячем

Игра в лево-право, часть третья

Игра в лево-право, часть третья Дорога, Timkinut, Перевод, Nosleep, Reddit, Паста, Путешествия, Журналисты, Длиннопост

Перед прочтением обязательно ознакомьтесь с первой и второй частями.


Всем снова привет.


Наконец-то у меня дошли руки опубликовать следующую часть записей! Я бы сделал это пораньше, если бы не велосипеды, которые нужно было починить — а если б я их не чинил, то рано или поздно клиенты сами бы догадались загуглить, как это делается.


Не могу не поблагодарить вас ещё раз за помощь в поисках Алисы. Парень, который вызвался найти магазинчик с зеркалами, регулярно отписывается мне о ходе дела. Кроме того, многие помогают рыться в отчётах о пропавших людях. Как выяснилось, на работе Алису тоже потеряли и в данный момент перерывают почту в поисках заявки, отправленной Робом. Вы все очень помогли, спасибо.


Из-за волнения у меня начались проблемы со сном. Странно, что всё то время, когда Алиса совсем мне не писала, я был абсолютно за неё спокоен, а теперь, получив заветное письмо, с каждым днём я всё больше и больше переживаю. Если письмо, конечно же, отправила именно Алиса.


Господи, надеюсь, так и есть.


Спасибо вам ещё раз, и не забывайте сообщать мне, если вдруг что-то узнаете.


---


Игра в лево-право [ЧЕРНОВИК 1] 09/02/2017


Роб: Рис — не портится.


Роб: Соевый соус — не портится.


Роб: Соль — не портится.


Роб: Куриные яйца — ну, они портятся, но я покупал их свежими и часть сварил вкрутую, так что на неделю их точно хватит.


Начинался наш первый полноценный день в дороге. С семи утра Роб был уже на ногах и готовил завтрак. Группа быстро слетелась на аромат еды и расселась вокруг небольшой походной плиты Роба. Платой за безвозмездную стряпню была десятиминутная лекция о том, как прекрасен рис.


Роб: Во время войны наши солдаты до смерти боялись японцев. Целые армии, существующие на одних только зерновых? Не иначе как суперсолдаты. Япошки, понимаете, знали секрет успеха: накормишь отряд рисом с утра — и этого топлива хватит на весь день.


Роб положил две щедрые ложки своего горячо любимого блюда мне в миску и разбил сверху сырое яйцо. Я перемешала рис, равномерно распределив желток. Еда получилась на удивление вкусной, да и слушать Роба было интересно — хоть о чём-то он был готов рассказать не в два слова.


Я уставилась на Лилит и Еву, сидящих напротив. Ева пролила на себя, и Лилит по-доброму её дразнила. Встретив мой взгляд, Ева отвернулась к Лилит и понизила голос, а я вернулась к завтраку и сделала вид, что увлечена речами Роба. Вскоре студентки решили, что наелись, и я, уловив знак, поняла, что тоже наелась.


Съев ещё пару ложек, я отложила миску в небольшой тазик с горячей водой возле плиты и пошла в сторону Лилит и Евы. Они не смотрели в мою сторону и молча сворачивали спальные мешки. Даже когда я подошла вплотную, девушки не повернулись ко мне, пытаясь соблюдать конспирацию.


Лилит: Он не смотрит?


Я оглянулась на Роба — он загадывал Бонни, Клайду и Аполлону загадку: “Как будет «завтрак» по-японски?”


АШ: Вроде, не смотрит. Итак… вы видели машину?


Не дав ответа, Ева потянулась к задним сиденьям и достала оттуда макбук — хранитель видеозаписей для Паранормикона. Мы с Лилит закрыли собой экран ноутбука, и Ева включила видео.


В кадре виднелась знакомая мне дорога. Судя по всему, к моменту записи Лилит и Ева уже подбросили автостопщика и сделали следующий поворот. На фоне видеоряда девушки оживлённо обсуждали только что пережитое — их голоса звучали немного испуганно, но в то же время чрезвычайно заинтригованно. Ева напомнила Лилит выглянуть из машины, и в ту же секунду камера обратилась на обочину.


Ева (видео): Смотри, вон она!


Лилит (видео): Вижу. Помедленней… помедленней!


Наконец показался заброшенный автомобиль. Благодаря тому, что Ева вела со скоростью улитки, а Лилит до предела приблизила картинку, можно было разглядеть важные детали: лобовое стекло и стекло водителя — разбиты, ключ — всё ещё в замке зажигания. Когда Ева приблизилась к месту аварии, в кадр также попало тёмное пятно на водительском кресле.


Лилит (видео): Останови машину.


Как только машина на видео начала тормозить, Лилит вдруг захлопнула ноутбук. Я стала бегать глазами от Евы к Лилит и обратно, пытаясь говорить максимально сдержанно.


АШ: Вы остановились?


Ева: Ну да…


Лилит: Знаю, ты просила нас этого не делать, но это было так странно, и я подошла, и…


АШ: Вы вышли из машины?!


Ева: Если что, я была против.


Лилит: В общем, мы не нашли там ничего, чего не видели с дороги, кроме сумки на заднем сиденье.


АШ: Вы посмотрели, что было в сумке?


Лилит: Ага… Хочешь, покажем?


Лилит кивнула в сторону задней части автомобиля. Я не сразу догадалась, к чему это.


АШ: Она в заднике?! (прим.: boot — британский вариант слова “багажник”)


Ева: Она в чём?


АШ: Она в багажнике?! (прим.: trunk — американский)


Лилит: Ну ясное дело — не оставлять же её там. Слушай, потом досмотришь остаток записи, мы её даже отправим. Но в сумку ты должна заглянуть прямо сейчас, до того, как поедем дальше.


Я снова взглянула на Роба — он мыл миски и ложки, болтая о чём-то с Бонни, и совершенно не догадывался о том, что происходило всего в пяти метрах от него.


Лилит и Ева подвели меня к багажнику, и мы — на этот раз с Лилит — снова закрыли собой обзор, в то время как Ева открыла дверцу. На краю багажника лежал кожаный вещмешок — на вид дорогой, но изрядно потрёпанный. Девушки жестом указали на него — мол, открывай.


Лилит: Хочу заранее сказать… вся эта поездка — просто пипец какая странная.


В мешке было совсем немного вещей. Несколько качественных мужских рубашек, пара джинсов. Чуть глубже я нашла небольшой набор для бритья, которым явно активно пользовались. Ко мне в голову начали закрадываться сомнения: что такого нашли Лилит и Ева? Вдруг я нащупала твёрдый прямоугольный предмет. Медленно и очень осторожно я извлекла его из-под нескольких слоёв одежды.


У меня в руке оказался увесистый брусок длиной примерно с предплечье, заботливо обёрнутый коричневой бумагой. Моё внимание привлёк чёрный провод, протянутый с обратной стороны и ведущий обратно в мешок. Потянув за него, я вытащила из мешка розеточную вилку.


Ева: Переверни.


Ева и Лилит не отрывали от меня взгляда, и я перевернула свёрток. Провод был присоединён к разъёму старой Нокиа 3210, которая, в свою очередь, была приклеена к свёртку вместе с небольшой микросхемой. И, наконец, главное — чёрная надпись на коричневой бумаге, гласящая: “C-4. Взрывоопасно”.


У меня во рту пересохло.


АШ: …Такого я не ожидала.


Лилит: Да вообще, что за хрень с этой дорогой? Там в багажнике ещё целая тонна взрывчатки осталась, офигеть просто.


АШ: Она опасна?


Ева: В данный момент — нет. Она вообще неактивна, если у тебя нет детонатора.


АШ: Ты уверена?


Лилит: У нас вся Википедия на жёсткий скачана. Если бы Ева не перечитала статью три раза, она бы в жизни не дала мне взять это с собой. И кстати, Нокиа разрядилась.


АШ: Даже знать не хочу, как вы это выяснили… мне непонятно одно: зачем кому-то везти с собой пластичную взрывчатку для игры в лево-право? Во что мы ввязались?


Ева: Без понятия. Как думаешь, у Роба тоже есть?


Роб: У меня есть что?


Роб стоял буквально в двух шагах. Я спрятала заряд C-4 за спину и незаметно сунула его к себе в рюкзак, рядом с блокнотом. Едва я успела убрать пальцы, как Ева инстинктивно захлопнула багажник.


АШ: Советы, как правильно спать в машине. Девчонкам тяжело спалось.


Роб: …Хм, жаль это слышать. Нужно просто немного пообвыкнуть. Выдвигаемся через пятнадцать-двадцать минут. Не возражаете?


Ева: Нет, идеально.


Роб: Бристоль, не поможешь собраться?


АШ: Конечно.


С ужасом осознавая, что у меня на плече висит бомба, я проследовала за Робом к уже разобранной печке. Лилит и Ева проводили меня с опаской в глазах.


Несмотря на окружение и череду тревожных происшествий, у меня в голове не оставалось места для опасений. Их вытеснила непреклонная решимость: я готова была разгадать тайны этой дороги во что бы то ни стало, даже если она меня убьёт.


Эйс: Роб, можно с тобой поговорить?


Эйс подошёл, когда мы закончили укладывать вещи в багажник и готовы были ехать дальше. Роб развернулся, и я почувствовала, как между ними возникла ледяная стена.


Роб: Что такое, Эйс?


Эйс: Можно… можно я кое-что спрошу? Даже… даже если ты за это отправишь меня обратно...


Лёд начал таять. Это был уже не тот Эйс, которого мы видели раньше. Роб тоже это заметил и пошёл ему навстречу, хоть и с некоторой настороженностью.


Роб: Так что ты хотел спросить?


Эйс нервно переступал с ноги на ногу. Внезапно он стал выглядеть гораздо младше.


Эйс: Автостопщик… что будет, если… если его не подобрать?


Роб: Чёрт побери, Эйс, я же говорил, нельзя не… расскажи, что случилось.


Эйс: Я… я ехал по дороге и злился, злился на тебя… и, когда я увидел автостопщика, я просто... проехал мимо.


Эйс весь затрясся, не в силах взглянуть Робу в глаза.


Эйс: Через минуту я посмотрел в зеркало, и… и он сидел сзади. И он просто… просто говорил о погоде. Клянусь, я его не подбирал, но когда я об этом думаю, в голове появляются воспоминания. Как я остановился и позволил ему сесть в машину. Будто я сделал это, но на самом деле не...


Роб: Ты говорил с ним?


Эйс: Нет-нет. Нет, честно — не сказал ни слова.


Роб молча смотрел на Эйса, и парень опустил голову, как пойманный с поличным преступник, смиренно ожидающий наказания.


Роб: …Жуть, да?


Эйс, озадаченный репликой Роба, наконец, поднял глаза, надеясь найти ответ в его выражении лица.


Роб: В первый раз я тоже проехал мимо. Не пускать же какого-то чужака к себе в машину. Чуть из штанов, блин, не выпрыгнул, когда увидел его в салоне.


Роб заулыбался Эйсу, и тот тоже смог выдавить из себя улыбку.


Роб: У тебя неподходящая машина, Эйс. Меня это разозлило. Если решишь развернуть свой Порше и выйти из игры, никто не станет возражать… но если хочешь продолжить игру, то, будь добр, слушай, что я говорю, а я взамен попытаюсь поумерить свой пыл.


Роб протянул вперёд руку в знак мира — или, по крайней мере, ожидая принятия поставленных условий. Эйс ответил на рукопожатие и немного скорчился, ощутив железную хватку Роба.


Роб: Самое время двигать.


Через пять минут мы заехали в глубокую долину. Машины конвоя появлялись на вершине холма одна за другой, включая машину Эйса.


АШ: Должна сказать, я впечатлена.


Роб: Чем же?


АШ: Тем, как ты повёл себя с Эйсом. Казалось бы, человек, разведённый четыре раза, не самый лучший дипломат.


Роб: Развод — это и есть дипломатия.


АШ: Что ж, не поспоришь. Эйс, кажется, сказал, что автостопщик заставил его себя подобрать. Это правда?


Роб: Угу, он всегда оказывается на заднем сиденье, и ты всегда вспоминаешь, как его подобрал.


АШ: С точки зрения науки это... абсолютно невозможно.


Роб: Привыкай.


Следующие несколько часов прошли в тишине — я набирала заметки, а Роб то и дело вписывался в редкие повороты.


То, что рассказал Эйс, всерьёз меня обеспокоило, потому что его версия событий несколько пошатнула мою любимую теорию о том, что игра в лево-право — фикция, подстроенная Робом Гатхардом. Да, автостопщик мог быть актёром, но, закончи он пусть даже самую элитную театральную академию, это не наделило бы его способностью управлять чужим сознанием. Эйс, в свою очередь, тоже мог быть актёром, или просто психически нездоровым человеком, но это уже походило на чрезмерную рационализацию.


На момент написания этих строк я не знаю, какой теории придерживаться, и продолжу думать на этот счёт, пока не приду к логичному умозаключению.


Впереди стали виднеться одинокие деревья — высокие и толстые сосны. Постепенно их становилось всё больше. Плавно и почти незаметно ландшафт сменился, и теперь дорогу с обеих сторон обрамлял непроходимый лес. Записав всё более-менее важное, я откинулась на спинку кресла и стала наблюдать за пролетающей мимо чащей. Вдыхая аромат хвои в лёгкой тени лесного полога, я в кои-то веки ощутила умиротворение.


Для того, чтобы это изменить, хватило лишь четырёх слов.


Они исходили не от Роба — он молчал, как и раньше — и не от кого-либо из команды. Слова были написаны на безупречно белой стеле золотистой прописью. Уже издалека, когда буквы ещё не успели приобрести ясных очертаний, я знала, во что они сложатся. Это были слова, которые я надеялась никогда не увидеть. Слова, от одной мысли о которых предыдущей ночью меня то и дело бросало в дрожь.


“Добро пожаловать в Джубилейшен”.


Как оказалось, в моей голове ещё было место для опасений.


Роб: Паромщик — всем машинам. Впереди мелкий городок. Здесь нет особых правил. Просто не останавливайтесь, и всё будет в порядке.


Роб вставил рацию обратно в ресивер, и у меня внутри всё сжалось.


АШ: Имя “Чак Гринвальд” тебе о чём-то говорит?


Роб: Примерно о том же, о чём и “Джон Доу”, а что? (прим.: западное “Джон Доу” тождественно русскому “Вася Пупкин”)


АШ: Это местный радиоведущий.


Роб: В Джубилейшен? Откуда ты это знаешь?


АШ: Вчера ночью я слушала его эфир. Что тебе известно об этом месте?


Роб: Да, вроде, хороший городишко. Его жителям нет до меня особого дела, так что я просто проезжаю мимо.


АШ: Видел там что-то… из ряда вон?


Роб: Ну да, всякие мелкие странности. Но я предпочитаю смотреть на дорогу.


Деревья расступились, и открылся вид на до боли образцовый американский городок, как будто сошедший с разворота открытки.


Мы прибыли в Джубилейшен.


Городок был прекрасен, и это трудно отрицать. Нас встретил ряд ярко выкрашенных магазинчиков, проходящих вдоль длинной широкой улицы. В дальнем её конце гордо возвышался богато украшенный фасад серого здания мэрии. На тротуарах не было ни единой соринки, на витринах магазинов — ни пятнышка.


Джубилейшен был чист, безмятежен… и безлюден.


АШ: А где все?


Роб: Не знаю, обычно здесь хватает прохожих. Может, какой-нибудь матч дома смотрят.


Направо, затем налево. С поворотами ничего не меняется: перед нами был всё тот же милый городок с многочисленными зелёными насаждениями и без единой живой души. Кафешки пустовали, открытые бассейны — тоже. Мы даже видели школу. С её окон нам жизнерадостно улыбались нарисованные человечки, но при этом сам здание было закрыто — в будний-то день!


Вранглер завернул на первую жилую улочку, которую мы встретили. На табличке было написано: “Платановая улица”. Вместо привлекательных магазинчиков вдоль дороги простирались роскошные дома — совершенно одинаковые: белые стены, просторные террасы, свежие зелёные газоны, подстриженные под одну длину. Улица была длиной около мили и являла собой коридор из неотличимых домов. Но самую странную деталь озвучил Роб:


Роб: Кажется, теперь мы знаем, куда все подевались.


На газоне перед каждым домом стояло по обеденному столу, и за каждым из них сидела семья из четырёх человек: муж, жена, сын и дочь. И все они ели. К примеру, семья слева от нас обедала свиными отбивными, закусывая их салатом и запивая апельсиновым соком. Другая семейка по левую сторону поедала мясной рулет и широко улыбалась.


Визуально на улице было не меньше восьмисот человек, разбившихся по четверо, и все они что-то ели.


На нас никто не обратил внимания.


Роб: Паромщик — всем машинам. Похоже, городской праздник в самом разгаре. Давайте не будем беспокоить этих людей и мирно проедем мимо.


Стараясь издавать как можно меньше шума, Роб легонько надавил на педаль газа, и джип медленно поехал вперёд. Чем больше семей мы проезжали, тем очевиднее становились их общие черты. Все одеты с иголочки. Везде один и тот же состав: муж, жена, сын, дочь. И хотя рацион на столах немного различался, для всех было неизменно одно: наигранное, почти зловещее счастье.


Аполлон: Типичная американская глубинка, а, ребят? Ха-ха-ха...


Остроты Аполлона мало помогали. Мне стало дурно, как будто меня поймали в ловушку, и я вжалась в угол, как загнанный зверь, окружённый тем, что он не в силах понять. Может, это было лишь моё воображение, но, чем дальше мы заезжали, тем счастливее становились люди за окном.


Мы успешно проехали более половины улицы, приближаясь к резкому повороту налево, за которым должна была быть граница Джубилейшен. Напротив примыкала Кленовая улица. Когда мы выехали на перекрёсток, я взглянула на неё, чтобы посмотреть, похожа ли она на нашу.


Увиденное мне совсем не понравилось.


Дома там были такими же роскошными, с безупречно белыми стенами, но кое-что отличалось. Не было столов на лужайках и семей, мирно за ними обедающих. Окна многих домов были разбиты. Машины брошены посреди улицы — одна влетела прямо в террасу. На каждой двери красной краской был намалёван крест, и перед каждым домом на свежескошенном газоне лежала небольшая кучка одежды. В конце улицы возвышалась целая гора разнообразной мужской, женской, детской обуви… похоже, бесхозной.


Роб: Отлично едем, народ. Сваливаем отсюда.


Мы доехали до конца улицы, и я вздохнула с облегчением, распрощавшись с Джубилейшен. Когда мы поворачивали за угол, я проводила его неприязненным взглядом в боковое зеркало. И тут же пожалела об этом, поскольку за долю секунды до того, как городок скрылся из вида, мой взгляд упал на более восьмисот жителей Платоновой улицы.


Они больше не улыбались. И все как один смотрели прямо на нас.


Я радостно приняла объятия леса. Постоянство природы было желанным контрастом после засахаренной лжецивилизованности Джубилейшен.


Аполлон: Именно поэтому мне больше по душе большие города.


Бонни: А мне понравилось. Чем-то похоже на Винтери-Бэй, не так ли?


Клайд: Что-то не припомню.


Бонни: А… может, я путаю с Шелберн-Фоллз.


Клайд: Да, немного похоже на Шелберн-Фоллз.


Роб: Не засоряйте эфир.


Мы быстро проскочили следующий участок дороги и повернули направо, и чем дальше мы отъезжали от злосчастного городка, тем легче было на душе.


АШ: Сколько ещё до остановки?


Роб: Часа четыре. По пути не предвидится ничего особенного. Должны доехать без проблем.


АШ: Это радует. И всё-таки… как будет “завтрак” по-японски?


Роб: Ты это слышала?


АШ: Ага, меня весь день гложет любопытство. Может, это как-то связано с...


Меня бросило вперед, и острая боль пронзила шею, когда голова откинулась обратно к спинке кресла. Роб ударил по тормозам, мгновенно и жёстко остановив машину. Прежде чем я успела спросить, в чём дело, ответ появился перед глазами: гигантская сосна рухнула на дорогу перед нами, блокируя дальнейший путь.


Роб: Охренеть! Ты в порядке?


АШ: Я в норме.


Потирая пальцами шею, я осмотрела рухнувший ствол. Его основание было покрыто ровными зазубринами, оставленными острым лезвием. Кто-то срубил дерево, рассчитывая раздавить им наш Вранглер.


АШ: Роб, что происходит?


Роб: Паромщик — всем машинам. Сдаём назад. Не столкнитесь.


Конвой пополз в обратную сторону. Роб дождался, пока Аполлон сдвинется с места, после чего тоже тронулся назад. Вдруг машина снова резко остановилась — у Роба появилась идея.


Роб: Паромщик — всем машинам. Дорога перегорожена, но сбоку можно объехать. Только осторожно.


Он был прав. Поросший травой клочок земли, разделявший дорогу и лес, был перекрыт лишь хлипкой верхушкой дерева. Между асфальтом и землёй был небольшой уступ, и Роб не преминул возможность продемонстрировать остальным, как его преодолеть.


Роб развернул машину к зазору и осторожно двинулся по обочине. Я наблюдала, как асфальт исчез под нашими колесами, и через мгновение почувствовала толчок. Вранглер соскользнул в небольшой овраг и обогнул упавшее дерево. Сосновые ветки проскребли иголками по окну. Со вторым толчком Роб вернул нас на дорогу и остановился на противоположном конце, развернув внедорожник к конвою.


Роб: Так, Аполлон, проезжай.


Аполлон: Принял.


В тот момент, когда машина Аполлона сдвинулась с места, я кое-что услышала. Это был звук двигателя — сначала очень тихий, почти неотличимый от гудения нашего конвоя, однако постепенно он становился всё громче и заметнее.


АШ: Роб, сюда кто-то едет.


Роб: Аполлон, давай сюда немедленно. Остальные, у нас мало времени. Пошевеливайтесь!


Аполлон рванул к зазору. Его Рэндж Ровер затрясся, кренясь на поросшем травой склоне оврага, но без проблем обогнул дерево и вернулся на дорогу.


Шум вдалеке становился громче. В нашем направлении неслась какая-то машина, от которой нас отделял всего один поворот. И хотя я не имела представления, что это, не хотелось встречать на дороге гостей, выехавших из Джубилейшен.


Теперь и остальные услышали шум приближающегося автомобиля. Бонни и Клайд подъехали к оврагу и торопливо, но уверенно заехали в овраг. Судя по всему, для них это было гораздо труднее, чем для внедорожников Роба и Аполлона. Несколько мгновений они ехали по оврагу, а затем вырулили с другой стороны.


Визжа покрышками, из-за угла вынырнул белый пикап. За водительской кабиной была видна стрела крана, крюк которого покачнулся при крутом повороте. Это был эвакуатор, но что-то мне подсказывало, что он приехал не для того, чтобы нам помочь.


Роб: Всем машинам, перебравшимся на другую сторону: поезжайте! Ждите за следующим поворотом. Я сообщу, если они до меня доберутся.


Аполлон: Что насчёт вас?


Роб: Догоним, когда все проедут. Сейчас не время для вопросов. Ева и Лилит, быстро сюда.


У нас ещё было время, но каждая драгоценная секунда была на вес золота. Ева и Лилит, дождавшись своей очереди, быстро преодолели преграду.


Эвакуатор приближался с невероятной скоростью. На его капоте была едва различимая надпись: “Служба эвакуации Джубилейшен”. Впрочем, рассмотреть буквы с каждым мгновением становилось все проще.


Блюджей не особо торопилась. Её манёвр был таким томным, что когда она наконец выехала на нашей стороне, я загорелась злобой. Она сохраняла спокойствие — ну и чёрт с ней, вот только Эйс остался по ту сторону совсем один и бешено постукивал пальцами по рулю.


Без малейшей расторопности Эксплорер Блюджей проследовал до следующего поворота.


Роб: Только спокойно, Эйс. У тебя не та машина.


Эйс поехал медленнее, прислушавшись к предупреждению Роба, но воспринял его слишком буквально, что было неблагоразумно с его стороны. Его переднее колесо сорвалось с края обочины, и машина села днищем на асфальт. Склон был слишком крутым для Порше. Предупреждение Роба снова и снова раздавалось у меня в голове, когда Айс в панике пытался вытащить себя на трех колесах, а его машина лишь медленно поворачивалась вокруг своей оси, практически не двигаясь вперед.


Эйс: Роб, что делать?! Роб?!


Пикап гнал вперёд со сверхъестественной скоростью, нацелившись прямо на Порше.


Роб: Живо вылазь из машины, Эйс! Вылазь из чёртовой машины!


Эйс начал судорожно расстёгивать ремень, не в силах управлять своей моторикой. Кое-как управившись, он столкнулся с новым препятствием — дверью. Эйс толкнул её, но она тут же упёрлась в кору поваленной сосны. Он успел посмотреть на меня беспомощным взглядом, полным невыразимого ужаса.


Эвакуатор на полной скорости врезался в пассажирскую сторону Порше, и Эйса впечатало в дверь. Спустя мгновение скрежет сминаемого металла затих и сменился полной тишиной.


Роб: Чёрт.


Роб полез в багажник.


АШ: Роб, я могу помочь?


Роб: Сиди тут.


Было слышно, как Роб роется в вещах. Тем временем эвакуатор попятился от Порше. Вопреки здравому смыслу, капот пикапа был совершенно цел и невредим, как и двое людей, в нём сидящих.


Они припарковали махину боком к нам, её крюк болтался в паре метров от автомобиля Эйса. Вблизи помимо надписи “Служба эвакуации Джубилейшен” стал виден слоган “Всегда рады помочь”. Двое мужчин в белых рубашках и голубых комбинезонах вылезли из машины и направились к разбитому Порше, по пути спокойно о чём-то болтая между собой.


Оглушённый Эйс чудом не заработал сотрясение и начал приходить в себя, лишь когда двое механиков подхватили его под руки. Он начал отчаянно сопротивляться, но похитители как ни в чём не бывало продолжали о чём-то переговариваться.


Роб: Отпустите его!


Роб вышел из Вранглера. Предметом, который он откопал из-под груды багажа, оказалось охотничье ружьё. В спешке его зарядив и приложив приклад к плечу, Роб повторил:


Роб: ОТПУСТИТЕ ЕГО!!


Не обращая на него никакого внимания, механики потащили Эйса к эвакуатору. Один из них тихо пошутил. Оба засмеялись.


Рядом раздался оглушительный хлопок, и из глубокой раны в груди одного из механиков хлынула кровь. Удивительно, но механик лишь взглянул на рану, затем на Роба и продолжил свое занятие. Он едва ли замедлил шаг, продолжая двигаться к грузовику и одновременно истекая кровью.


Роб перезарядил ружьё.


Механики дотащили Эйса до своего пикапа. С нижних звеньев крановой цепи свисало две небольших петли из цепей поменьше. Палачи просунули руки Эйса в петли до самых подмышек так, что он оказался подвешен напротив крюка.


Роб выстрелил снова и промахнулся.


Продолжая рутинно перебалтываться, механики схватили Эйса за волосы и запрокинули его голову так, что его подбородок был прямо над крюком.


В ту секунду, несмотря на все свои журналистские идеалы, на поиск правды, на долг обозревателя… я закрыла глаза.


Пропала картинка, но не звук. Чавканье рвущегося мяса и сдавленный крик Эйса пронзили меня до костей, сотрясая самую душу. Прогремел ещё один выстрел, за которым последовал звонкий лязг рикошета. Эйс продолжал стонать. Завёлся двигатель машины, которая потащила его обратно в Джубилейшен. Громыхнул очередной выстрел в никуда.


Когда шум двигателя и вопли Эйса практически стихли, последний выстрел разнёсся эхом вокруг джипа.


Роб: …Пиздец. ЧЁРТОВ ПИЗДЕЦ!!!


Вранглер лязгнул подвеской, когда Роб что было силы пнул его о борт. Я открыла глаза и увидела поваленную сосну, разбитый Порше и пустую дорогу.


Роб залез в машину, и было слышно, как он контролирует дыхание, пытаясь сдержать скопившуюся ярость, которая угрожала вот-вот выйти из-под контроля.


Роб: Нам надо ехать.


Роб развернулся, направляя Вранглер дальше по дороге. Тишина внутри машины эхом отдавалась у меня в ушах, лишний раз напоминая о звуках, которые я вряд ли смогу забыть. Поваленная сосна уменьшалась в зеркале заднего вида, и я была ошеломлена чувством, что оставляю на этой дороге больше, чем могла себе представить.


Лишённые слов, лишённые логики, лишённые всякой видимости комфорта, мы с Робом сделали единственное, что нам оставалось.


Мы повернули налево.


---


Оригинал


Следующая часть — уже скоро! Переведено мной совместно с командой редакторов. Вот моя группа ВК. Если этот перевод вам понравился, то можете подписаться, чтобы первыми читать новые.


More to come :)

Показать полностью

Игра в лево-право, часть вторая

Игра в лево-право, часть вторая Дорога, Timkinut, Перевод, Reddit, Nosleep, Паста, Путешествия, Журналисты, Длиннопост

Всем привет.


На сегодня я взял отгул и решил выложить следующую порцию записей. Хочу сказать огромное спасибо всем, кто откликнулся.


Несколько человек отправили мне в личку ссылки на сайты, на которых Роб Дж. Гатхард, предположительно, вёл активность. Кто-то из Финикса даже занялся поисками того самого магазинчика с зеркалами, чтобы выстроить примерный маршрут до дома Роба. Сейчас мне нужно сделать несколько звонков заграницу и написать пару имейлов. Если у вас есть ещё идеи, я буду рад их услышать.


Бесценна любая помощь. Чем больше работы я проделываю, тем сильнее убеждаюсь, что Алисы Шарма мне ещё ой как далеко.


Кстати об Алисе — передаю ей эстафету.


Ещё раз спасибо.


---


Игра в лево-право [ЧЕРНОВИК 1] 08/02/2017


Следующий поворот был сразу за туннелем.


В слабо освещённом подземном коридоре мы провели не больше двух минут, но из-за того, что Роб вёл довольно медленно, трудно было судить, сколько мы проехали. Въезжая в туннель, мы находились на выезде из Финикса, и, судя по отражению в зеркале, в итоге мы не сильно далеко переместились. Температура, время суток, погода — всё осталось прежним. Не знаю, чего я ожидала, но было как-то не похоже, что мы оказались в кардинально новом месте.


Да и сам туннель ничем особым не выделялся, особенно если вспомнить, какое значение ему придавал Роб. На самом деле, единственным, что привлекло моё внимание, когда мы ехали по туннелю, было одно-единственное слово, брошенное Робом посреди фразы, которую он озвучил команде по рации. Само сообщение было предельно простым и понятным, но определённое словечко вызвало у меня некоторое… любопытство.


Я решила спросить его об этом.


АШ: Роб, пару секунд назад, когда ты сказал, что мы приближаемся к повороту, ты упомянул какую-то “ловушку”. Что это значит?


Роб: Хм-м?


АШ: Я даже записала: “Ребята, туннель скоро закончится. Скоро будет первая ловушка. Сразу как выедем — круто поворачиваем налево. Осторожно”. Что за “ловушка”?


Роб: А, да одна из этих выходок. Автор оригинальных записей считал, что дорога постоянно пытается обманными путями выбить его из игры. Мелкие отвороты; съезды, скрытые из виду; или крутые повороты — вот как этот.


АШ: То есть, он не доверял самой дороге?


Роб: Ага. Честно сказать, я с ним согласен.


Тот поворот был уже далеко позади, и мы успели сделать ещё один — направо. Трудно было избавиться от ощущения, что Роб слишком большое значение придаёт совершенно обычному повороту на совершенно обычной дороге, и даже подозревает асфальтовое полотно в злонамеренном заговоре… это непросто было воспринимать всерьёз.


Беспокоило даже не то, сможет ли Роб доказать мне, что игра настоящая, а то, смогу ли я убедить его в обратном. Может, это будет репортаж не о волшебной дороге, ведущей в мир тайн и загадок, а о том, насколько далеко способен зайти человеческий разум, одержимый идеей. Ранее Роб отмечал мой скептицизм и даже поощрял его. Что же: если то, что я вижу на момент написания этих строк, должно меня в чём-то уверить, Роб ещё не знает, насколько я скептик.


Он не отпускает руль и смотрит только на дорогу, а на любую мою попытку провести интервью отвечает пусть и доброжелательным, но односложным отказом. Роб не пытается уйти от ответа — просто его ум был занят другим. Я даже не заметила, как пролетели полчаса, и за это время Роб не произнёс ни единого слова. Похоже, молчание — неотъемлемая часть игры в лево-право. Опять же — не знаю, чего я ожидала, но наш старт трудно было назвать сенсационным.


С другой стороны, ничто не отвлекало меня от набора заметок.


Роб: Паромщик — всем машинам. Остановка.


Прошло полтора часа с момента выезда из туннеля. Роб свернул на обочину, оставив позади пространство для остальных автомобилей. По пути встречалось всё меньше и меньше признаков цивилизации, а значит, впереди ждала пустыня. Это навело меня на мысль, что мы просто останавливаемся немного передохнуть.


Но в отношении Роба Гатхарда глупо что-то предполагать.


Хотя одной из целей остановки в самом деле был перекур, Роб припас для нас кое-то важное. Он собрал группу в полукруг и начал говорить.


Роб: В рассылке я писал, что на определённых участках дороги вы должны будете беспрекословно следовать моим указаниям. Сейчас один из таких участков. Всем всё ясно?


Ева: Ну да… наверное… но мы же увидим, что там, да?


Аполлон: Сейчас он попросит денег, да, Роб? Ах-ха-ха!


Эйс: Мне тоже интересно, что там.


Роб: Я ничего не собираюсь от вас утаивать. Просто прошу следующие несколько километров слушать меня и не перечить.


Эйс: Да поняли мы, скажи уже, что там.


Роб выдержал паузу для того, чтобы подчеркнуть важность ранее сказанного, или, быть может, в попытке сдержать колкость в адрес Эйса — тот явно начинал действовать ему на нервы. Немного помолчав, Роб продолжил максимально размеренным и серьёзным тоном.


Роб: Примерно полчаса дороги — 13 поворотов — нужно будет ехать с отрывом друг от друга. Поедем в порядке строя. Мы с Бристоль едем первыми, затем я дам по рации сигнал следующей машине, и так далее. Когда нас догоните, паркуйтесь рядом. После этого поедем так же, как ехали до этого. Теперь о том, что там впереди...


Роб сделал глубокий вдох и продолжил ещё более строгим голосом.


Роб: …На дороге будет автостопщик — мужчина в дорогом костюме с портфелем. Вы должны впустить его к себе и подвезти дотуда, докуда ему нужно. И ни при каких — слышите? — ни при каких обстоятельствах не вздумайте с ним говорить. В идеале — даже не смотрите в его сторону. Не берите ничего из его рук, если он что-то предложит. Не открывайте перед ним дверь и не машите ему вслед, когда он выйдет. Вообще никак не реагируйте на его присутствие. Для подстраховки лучше ни слова не произносить, пока не доберётесь до точки сбора.


Лилит: Почему нужно ехать с отрывом?


Роб: Автор записей сказал, что автостопщик не любит, когда ему приходится “выбирать машину” — что бы это не значило. И мне не особо-то охота узнать, что он имел в виду.


Эйс: Почему нельзя просто не подбирать его?


Роб: Потому что.


Эйс: Да нет же, я не понимаю, почему не...


Роб: Да твою ж мать! Хочешь или нет — ты должен его подобрать!


Группа затихла. Это был первый раз, когда Роб поднял голос. Эйс выглядел так, будто готов был в ту же секунду развернуться обратно в Финикс, на прощание высказав Робу всё, что о нём думает. Его можно было понять, ведь Роб относился к Эйсу, как к обузе — как к подростку, который отказался выполнять домашнее задание. Хотя, с другой стороны, Роб тоже был в чём-то прав, ведь Эйс действительно не сделал своё домашнее задание.


Бонни: Ну что ж… начнём? Если все готовы.


Решив, что добавить ему нечего, Роб молча направился в сторону Вранглера. Бонни, Клайд, Аполлон и Ева расположились на земле, чтобы перекусить. Эйс зарылся в телефон, а Блюджей, отбившись от группы, отошла к своему Форду со свежим номером еженедельника в руке.


Лилит: Бристоль, можешь уделить мне минутку?


Я развернулась к Лилит. Она держала передо мной свой телефон экраном вперёд.


АШ: Конечно, что такое?


Лилит: Ты пробовала кому-нибудь звонить после того, как мы выехали из туннеля?


АШ: Пока нет, а что?


Лилит: Можешь попробовать?


Я достала телефон и набрала офис редакции. Занято. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Лилит внимательно на меня смотрела, видимо, ожидая от какой-то реакции.


АШ: Не могу дозвониться.


Лилит: Занято, да?


АШ: ...Ну да.


Лилит: Везде занято. Сигнал есть, гудки идут, но все всё время заняты.


АШ: Тебе не кажется, что это просто совпадение?


Лилит: Бристоль, заняты все. Пока Ева вела машину, я пыталась дозвониться до службы технической поддержки нашей камеры, до 911...


АШ: Ты звонила в 911?


Лилит: Ради науки. Там было занято. Я, блин, не смогла дозвониться даже до парня из общежития, который от меня без ума — и уж поверь, он никогда не бывает занят. Странно, не находишь? Мы как будто пересекли какую-то границу, и мир… изменился. Понимаешь?


Если честно, то нет, не понимаю. Как бы мне ни хотелось ей поверить, всё это казалось очень притянутым за уши. К счастью, отвечать не пришлось — Роб подозвал меня к машине. Ему явно было невтерпёж снова оказаться на дороге. Я сказала Лилит, что мы обязательно обсудим её открытие на следующей остановке, и она кивнула мне в знак согласия, после чего пошла к своей подруге и принялась уплетать с ней напару яблоки.


Я забралась в джип и помахала конвою. Мы неторопливо выехали на дорогу и двинулись в путь. Несмотря на то, что со мной был Роб (или, может, именно поэтому?), я вдруг почувствовала себя совсем одинокой, наблюдая, как остальные исчезают за уклоном.


Где-то через десять поворотов мы увидели автостопщика.


Как Роб и говорил, стоящий на обочине мужчина был одет в удачно сидящий коричневый костюм, а вокруг шеи у него был повязан тёмно-зелёный галстук. Даже издалека было видно, что туфли автостопщика тщательно отполированы, как и лакированный деревянный портфель, стоящий у его ног. С надеждой в глазах он робко поднял руку.


АШ: Кто он?


Роб: Автостопщик.


АШ: И всё? Больше ничего не расскажешь?


Роб: И всё. Ты помнишь правила?


АШ: Не говорить с ним.


Роб: Лучше не говорить вообще. Ни звука, пока не доедем до точки сбора. Как только там остановимся, будем в безопасности.


Роб свернул на обочину. Автостопщик признательно улыбнулся, сложил руки в замок и тряхнул ими в знак благодарности, а затем поднял портфель и пошёл к Вранглеру, по пути расстёгивая пиджак.


АШ: До встречи на той стороне.


Мужчина открыл заднюю пассажирскую дверь и залез в наш импровизированный багажник. Не найдя там кресел, он с радостным видом уселся на одну из сумок.


Автостопщик: Ха, да у вас тут яблоку негде упасть!


Должна признаться, уже тогда захотелось что-нибудь ему ответить. Даже после всех предостережений Роба игнорировать пассажира казалось мне бестактным на уровне инстинкта — всё-таки я британка.


Автостопщик: Вы откуда? Я вот из Оуквелла еду.


Я взглянула на него через зеркало заднего вида. Мы встретились взглядом, и он улыбнулся. Я тут же отвела глаза обратно на дорогу, принявшись считать на ней белые полосы.


Прошло десять минут. Тишина начала сильно давить на нервы, пока автостопщик снова не попытался завести разговор. Это повторялось несколько раз. Он говорил на разные темы: про то, какая у нас прекрасная погода, про нашу работу, про хобби. Чтобы отвлечься, я решила себя чем-нибудь занять, и стала крутить в голове фразы и превращать их в запутанные анаграммы. Это подействовало, и через какое-то время мне удалось полностью отстраниться. Я даже почти перестала замечать присутствие автостопщика.


Наверное, именно благодаря этому ему почти удалось меня подловить.


Автостопщик: Какие же вы, блядь, жалкие.


Совершенно неожиданная фраза — острая, как бритва, и ядовитая, как змея — была совершенно непохожа на предыдущие. До того, как я успела осознать, что делаю, я уже развернулась к нему и приоткрыла рот, чтобы произнести совершенно естественный ответ.


"Что?"


Я чуть не сказала это вслух. Мой рот был открыт, и слово готово было вот-вот слететь с языка, но Роб упреждающе схватил меня за запястье. Я посмотрела на автостопщика. Он изменился. Вся первоначальная доброжелательность и учтивость как будто испарились. Улыбка на его лице сменилась с притворно-приторной на холодную и враждебную.


Автостопщик: Что хотите узнать? Я могу рассказать о чём угодно.


Не сводя глаз глаз с дороги, Роб ещё крепче сжал моё запястье.


Автостопщик: Могу рассказать обо всём на свете. Даже о том, чего вы сами про себя не знаете. Могу озвучить мысли, которые обитают в ваших головах, и о которых вы так усердно стараетесь не думать… да, те мыслишки, что прячутся где-то там, глубоко внутри.


Какое-то время мы с ним молча смотрели друг на друга, пока я не развернулась на дорогу. Больше я не собиралась считать полосы, полностью сосредоточившись на том, чтобы во что бы то ни стало игнорировать автостопщика.


Он предпринял ещё пару попыток, вновь перейдя к более безобидным вопросам. Не сработало. Через пять минут автостопщик указал пальцем на обочину, и Роб свернул. Поблагодарив нас и аккуратно выйдя из машины, мужчина поставил портфель на землю и стал махать нам вслед — он так и продолжал махать, пока окончательно не скрылся из виду.


Как ни удивительно, в отсутствие автостопщика тишина стала более давящей, чем когда он был в машине. Я решилась её развеять — может, не слишком изящно.


АШ: Не, ну если по правде, то погода сегодня и правда отличная!


Роб: Молчи.


АШ: …Ты что, злишься? Ну прости. Да, он меня задел. Я же не ожидала, что он начнёт...


Роб: Всё в порядке. Не говорим, пока не остановимся.


Я вернулась к заметкам, считая важным описать, как я себя чувствую. “Смущена, но с облегчением”. Однако, только написав эти слова, я сразу ощутила что-то другое. Смятение, а с ним — сомнения. Отчего я испытываю облегчение? Оттого, что не стала разговаривать со странным человеком, который пытался подбить меня на беседу? Разве что-то стояло на кону?


Эпизод с автостопщиком сводил палитру опций к двум вариантов: либо игра в лево-право реальна, либо это хитроумная фальсификация, организованная Робом Дж. Гатхардом. Сумасшедшая женщина, туннель, резкий поворот-”ловушка” — всё это можно было рационализировать, но автостопщик? Он слишком непредсказуем, слишком сложен. Если это был актёр, то Роба можно похвалить за весьма убедительный обман, но если всё это было взаправду… то я даже не знаю, что думать дальше.


Краем глаза я уловила нечто, что оторвало меня от потока мыслей — объект промелькнул в окне и всего через несколько секунд пропал из поля зрения. Я успела лишь проводить его взглядом, а затем снова села ровно.


Через некоторое время мы наконец остановились.


Роб: Ты хорошо справилась. Прости, что схватил за руку. Я просто не хотел, чтобы ты сделала что-то, о чём потом пожалеешь.


АШ: Я не обижаюсь. Ты вовремя меня остановил. И всё-таки: что будет, если с ним заговорить?


Роб: Не уверен. Пару лет назад я сам чуть не поддался — и, знаешь, тот хищный взгляд, с которым он на меня посмотрел, когда подумал, что я попался, как-то отбил у меня желание это проверять.


АШ: Роб, минуту назад я кое-что увидела. Не уверена, заметил ли ты.


Роб: Боюсь, мой взгляд устремлён только вперёд.


АШ: Там была разбитая машина, слетевшая с дороги. Ты видел её до этого?


Роб: Не-а, никогда. Здесь часто появляются вещи, которых не было.


АШ: Кто-то кроме тебя играл в лево-право?


Роб: Если и играл, то я их не знаю. Кто бы это ни был, готов поспорить, что он, должно быть, предпочёл разбиться, лишь бы не увидеть этого чёртова автостопщика ещё и на обратном пути.


АШ: Он что, и на обратном пути тоже там будет?!


Роб: Да, если не повезёт.


АШ: Хм-м. Ура?...


Роб взял рацию и сказал Аполлону выдвигаться, а также повторно продиктовал правила. Я подумала, что схожее сообщение перед выездом услышат все — а Эйс, наверное, услышит его дважды.


Спустя полчаса приехал Аполлон. Хоть он и пытался отшучиваться, ему трудно было скрыть напряжение.


Аполлон: Этому парню надо дать прозвище. Как насчёт “Убер”? Их водил ничем не заткнёшь, ах-ха-ха! А у вас в Англии есть Убер?


АШ: Да.


Аполлон: То есть, ты понимаешь, о чём я?


Бонни и Клайд управились быстрее Аполлона. Припарковавшись немного позади, они вышли размять ноги.


После недолгого обсуждения стало понятно, что наши версии произошедшего различаются. Автостопщик протягивал Клайду конфеты, вежливо, но настойчиво предлагая взять хотя бы одну. А Аполлон чуть не заговорил с ним о музыкальных предпочтениях, когда тот попросил включить радио. Кстати, о радио. Интересно, оно ещё ловит?


Роб поприветствовал Бонни и Клайда и отошёл к машине, чтобы дать сигнал Еве и Лилит. Когда я подошла к джипу, он всё ещё был там.


АШ: Чем занят?


Роб: Жду. Девочки только тронулись. Что-то нужно?


АШ: Эм… наверное. Мне кажется, Аполлона вся эта история с автостопщиком задела сильнее, чем он делает вид.


Роб: Да всё в порядке у него, вроде.


АШ: Ну не знаю. Он улыбается только тогда, когда кто-то рядом. Ты не мог бы с ним поговорить?


Роб: Ой, из меня хреновый утешитель. У меня есть четыре бывших жены, чтобы это подтвердить. Может, лучше ты с ним перетрёшь?


АШ: Мне кажется, это разговор для… двух мужиков. По душам. Это я только с виду такая отважная.


Роб молча согласился, и с неохотой вылез из машины.


Роб: В последний раз, когда я поговорил “по душам”, мой сын три месяца со мной не разговаривал.


Аполлон стоял и смотрел в телефон. Роб подошёл и положил руку ему на плечо. Со стороны это выглядело трогательно. Мне даже стало стыдно за то, что я обманула Роба.


Я открыла водительскую дверь и запрыгнула в Вранглер, дав себе примерно двадцать секунд до возвращения Роба. Взяв в руки рацию, я стала изучать кнопки на передатчике, пронумерованные от одного до девяти. Нужно было выяснить, какая из них свяжет меня с Евой и Лилит — но у меня не было времени обзванивать всех.


Итак, Роб дал каждому участнику игры по рации. Для удобства связи он привязал к каждой кнопке конкретное устройство. Первая подключает его к радиоприёмникам самих автомобилей — я много раз видела её в действии — значит, остальные обращаются напрямую к рациям. Логично было предположить, что Роб раздал рации в порядке построения. В таком случае, вторая кнопка — это либо сам Роб, либо я, дальше — Аполлон, за ним — Бонни и Клайд. Учитывая, что мне не было известно, на какую из кнопок Роб назначил свою рацию, единственным рабочим вариантом была кнопка под номером семь.


Не имея на руках лишнего времени, я нажала на кнопку и припала к рации.


АШ: Бристоль — Еве и Лилит. Как слышно?


Динамик тихо зашипел. Через боковое зеркало было видно, как Боб неловко о чём-то болтает с Аполлоном. Может, его бывшие были в чём-то правы.


Лилит: Лилит — Бристоль. Как вы там? Мы ещё не встретили автостопщика. О, кстати, я только что позвонила Еве, и всё получилось. Ты не могла бы сказать мне свой номер, хочу проверить...


АШ: Лилит, прости, я к вам по другому поводу.


Лилит: Что такое? Что-то стряслось?


Аполлон кивает Робу — видимо, убеждает его, что всё в порядке. У меня кончается время.


АШ: У меня для вас задание. Только давайте это будет наш с вами небольшой секрет?


Лилит: Круто! Что за задание?


АШ: Когда разберётесь с автостопщиком, по правую руку будет разбитая машина. Когда будете проезжать мимо, сможете её заснять?


Лилит: Заснять?


АШ: Просто приблизьте кадр и постарайтесь как можно лучше её запечатлеть. Можете не даже не останавливаться, просто… в общем, любые снимки пригодятся.


Роб пошёл обратно к машине. Я перепрыгнула в пассажирское кресло вместе с рацией.


Лилит: Может, тебе нужны какие-то конкретные...


АШ: Позже поболтаем. Спасибо. Пока.


До того, как Роб открыл дверь, я успела сунуть радио обратно в держатель.


Роб пожал плечами.


Роб: Всё у него нормально, если он, конечно, ничего не скрывает.


Остальной день прошёл без происшествий. Приехали сияющие от радости Лилит и Ева: их видеорегистратор снимал салон — так что у них был свежий материал для ютуб-канала. Пересказывая нам свою историю, Лилит заверила нас, что больше ничего не произошло, и выжидательно на меня посмотрела. Я поспешила отвернуться, напомнив себе, что по возможности нужно будет переговорить с ней наедине.


Пожалуй, меньше всего встреча с автостопщиком отразилась на Блюджей. Нам удалось выпытать из неё несколько слов, хотя тут и “несколько” будет преувеличением.


Блюджей: Я устала.


После чего она пошла отдыхать в гордом одиночестве.


Когда Эйс припарковался на обочине, он чуть ли не вывалился из машины со страдальческим лицом и заковылял к нам на дрожащих ногах. Я попыталась взять у него интервью, но он отмахнулся и предложил говорить не о том, что уже позади, а о том, что будет дальше.


Мы ехали ещё какое-то время. Приближалась наша первая ночь на дороге. Преодолев 486-й поворот, Роб сообщил по рации о точке перевала, которая была на вершине небольшого холма. Когда мы расположились на месте, он расчистил два спальных места в багажнике, не поленившись соорудить своеобразную стенку из сумок, чтобы нас разделить. Меня это очень порадовало, но я не знала, как его за это отблагодарить, и в итоге просто сказала...


АШ: Спасибо.


Аполлон попытался нас расшевелить, предлагая “развести костёр”, но безуспешно — в итоге все быстро разбрелись по своим машинам. Я проследила взглядом за Лилит и Евой, которые тоже шли к себе. Наверное, поговорю с ними завтра, когда Роб не будет рядом.


Мне всё ещё немного стыдно перед Робом за то, что я схалтурила, и перед Евой и Лилит за то, что я втянула их в это параноидальное расследование. Роб кажется мне добрым, разумным, хоть и не без минусов — как и все мы — но по итогу всё-таки хорошим человеком. Но факт остаётся фактом — когда я спросила его про разбитую машину, он ответил слово в слово:


Роб (повтор): Если и играл, то я их не знаю. Кто бы это ни был, готов поспорить, что он, должно быть, предпочёл разбиться, лишь бы не увидеть этого чёртова автостопщика ещё и на обратном пути.


Я хотела верить Робу. Хотела верить, что он никогда не видел той разбитой машины. Но что-то в его ответе было не так — уж очень он не соответствовал немногословной натуре этого человека.


Если Роберт правда не видел машину, то откуда он знал, на какой она стороне дороги?


Кусок выше я писала на бумаге, используя стенографию — будем надеяться, за свою долгую и насыщенную жизнь Роб не научился их расшифровывать. Он давно уже лёг спать, а я сидела в пассажирском кресле, продолжая вносить в ноутбук записи.


Чак: Для вас играла “Сестра-луна” Лэсли Эстрады — отличная вечерняя песня, чтобы немного развеяться. С вами Чак Гринвальд, и мы не расстанемся до самой ночи.


Да, я всё-таки включила радио. Не только из любопытства — мне нужна была компания. Звук я снизила до минимума, чтобы не потревожить Роба, и стала переключать радиостанции в поисках чего-нибудь подходящего для фона. Из тех немногих станций, что были доступны, лучший сигнал был у Джубилейшен (прим.: “ликование”) — локального радио небольшого городка, что был неподалёку. На протяжении часа ведущий, Чак Гринвальд, транслировал душевный фолк.


Чак: В Джубилейшен выдалась плодотворная неделя: у нашей школы новый директор — прекрасный человек со свежими идеями. Люди стали обсуждать потенциальное финансирование искусств — нам будет очень интересно услышать ваше мнение.


Управившись со своими секретными записями, я вдруг поняла, как сильно устала. Мечтая поскорее заснуть, но пока ещё ленясь преодолеть один ярд между мной и надувным матрацем, я откинулась в кресле и стала слушать, как мистер Гринвальд нахваливает свой любимый городок.


Чак: Скоро мы вернёмся к вашим музыкальным предложениям — впереди ещё много отличных песен. А пока отвлечёмся на кое-что свежее.


Чак: Сейчас им будет больно.


Почти сразу радио Джубилейшен принялось на малой громкости вещать какофонию из сотен душераздирающих криков — как будто по ту сторону целая толпа подвергалась чудовищным пыткам.


Я невольно отпрянула от колонки — и сна ни в одном глазу. Непрерывные стенания сопровождались сдавленными, едва различимыми мольбами, чтобы то, что там происходит, прекратилось.


Вскоре оно действительно прекратилось — или, по крайней мере, крики затихли, и им на смену вернулся добродушный голос Чака Гринвальда.


Я перевела взгляд от радио к мерно посапывающему Робу Дж. Гатхарду. В голове пронеслась единственная мысль.


Боже, надеюсь, этот человек лжёт, и всё это — сплошная фикция. Если это не так, с этой дорогой точно что-то не в порядке.


Чак: Дорогие слушатели, надеюсь, вам понравилось! Впереди ещё много хорошего. С вами Чак Гринвальд, и мы в Джубилейшен рады, что вы остаётесь с нами.


Чак: Не переключайтесь.


---


Оригинал


Следующая часть — на неделе! Переведено мной совместно с командой редакторов. Вот моя группа ВК. Если этот перевод вам понравился, то можете подписаться, чтобы первыми читать новые.


More to come :)

Показать полностью

Игра в лево-право, часть первая

Игра в лево-право, часть первая Дорога, Timkinut, Перевод, Reddit, Nosleep, Паста, Журналисты, США, Длиннопост

Для начала — пара уточнений.


Во-первых, я не являюсь действующим лицом этой истории. Но мы учились в одном университете. В дальнейшем она стала профессиональным писателем, а вот я — нет. Чуть позже, когда я перечислю важные детали, перо перейдёт к ней в руки, а пока — уж извините — вам придётся мириться с моим несколько несуразным стилем подачи.


Во-вторых, я не могу предугадать вашу реакцию на то, что вы прочтёте далее, но, уверен, многие посчитают это выдумкой. Мне не довелось лично застать события, произошедшие в Финиксе, штат Аризона, но могу заверить вас в том, что человек, который их описал, рассказывает правду. Она не выдумщица и никогда таковой не была.


Итак, была в моей жизни одна девушка. Её звали Алиса Шарма. Она поступила в Эдинбургский университет в том же году, что и я. Мой выбор пал на факультет истории, которая ну очень пригодилась в моей дальнейшей карьере велоремонтника, а Алиса пошла на журналистику. И она не просто училась — о нет, она по-настоящему жила своей специальностью: устроилась главным редактором газеты нашего кампуса, была голосом студенческого радио. В общем, Алиса была невероятно целеустремлённой и успела стать полноценным журналистом задолго до того, как на неё обратили внимание работодатели.


Мы познакомились в коридоре и практически сразу подружились. Казалось бы, две противоположности — никудышный бездельник, единственным устремлением которого было не угодить обратно на отцовскую ферму, и бесстрашная, амбициозная корреспондентка — но со временем я свыкся. Алиса была очень эрудированной и вычитывала все мои эссе на предмет ошибок. Не представляю, что она во мне нашла.


Спустя какое-то время мы стали вместе снимать квартиру в Лондоне. Алиса шла к своей мечте, а я топтался на месте. Периодически она ей удавалось куда-нибудь устроиться, но нигде она не могла в полной мере себя проявить. Несколько месяцев прошли безрезультатно — заявки Алисы всюду отклоняли, но в один прекрасный день она сообщила, что переезжает в Америку писать репортажи для Национального Общественного Радио. То, что её взяли, было настоящим чудом. Когда Алиса направляла туда своё резюме, она ожидала, что его сразу отметут. Мы устроили трогательную прощальную вечеринку и сдали её комнату.


Это был последний раз, когда я видел Алису. Через пару месяцев мы перестали общаться. Она пропала с радара. Я предположил, что она просто была занята, и продолжил плыть по течению своей скромной, но вполне счастливой жизни, ожидая в один прекрасный день увидеть её по телевизору с какой-нибудь важной подписью снизу: например, “главный корреспондент” или “ведущий аналитик”.


Неделю назад она снова вышла на связь. Однако я совсем не так этому рад, как вы могли бы ожидать — скоро узнаете, почему.


Придя домой с работы, я обнаружил в своём, как правило, пустующем электронном ящике одинокое письмо, которое мои куда более продвинутые друзья в дальнейшем назовут “подозрительным”. Хоть я и родился в начале 90-х, у меня не было компьютера до самого поступления в университет, так что мне ещё многое предстояло узнать о киберпространстве. Например, то, что его не нужно называть “киберпространством”. Или, что куда важнее, то, что не стоит открывать письма без текста, заголовка, или хоть каких-то данных об отправителе.


Очевидно, что многие сразу же удалили бы пустое анонимное письмо — мои друзья уж точно — но что-то побудило меня его открыть. Что-то помимо полной некомпетентности по части электронной безопасности. В письме не было совершенно ничего, кроме архива под названием:


“Лево.Право.АШ”.


Думаю, не нужно объяснять, чьё имя значилось за инициалами.


После того, как я открыл архив, передо мной предстал длинный список текстовых файлов, каждый из которых был назван соответственно определённой дате. Они были упорядочены, начиная от “07-02-2017”.


В дальнейшем я не раз перечитал каждый из них и показал часть записей друзьям. Они тоже не знали, что с этим делать, но их вся эта история явно беспокоила куда меньше, чем меня. По их мнению, Алиса переживает особо креативный период — чего уж там, я бы и сам так подумал, если бы так хорошо не знал свою подругу. Алису Шарма интересует правда — и ничего кроме правды. Если содержимое файлов — не выдумка, то вполне возможно, что Алиса задокументировала собственную пропажу.


Мне предложили этот портал — сказали, что здесь обсуждают необычные явления и всё в этом роде. Если кто-то сталкивался с чем-то подобным, или если вы знаете кого-то из упомянутых людей — поспешите отправить мне любую информацию.


Кто-нибудь слышал об игре в лево-право?


---


Игра в лево-право [ЧЕРНОВИК 1] 07/02/2017


Есть поверье, что грандиозные истории случаются с теми, кто умеет их рассказывать. Так вот, Роберт Дж. Гатхард — явно исключение из этого негласного правила. Его рассказ звучит так, как будто он зачитывает список покупок. Ни одно событие из его жизни, будь то первое трудоустройство, вторая свадьба или третий развод, не удостоилось от Роберта более чем одного-двух предложений. Роб максимально сжато и беспристрастно описывает целые годы своей биографии. Но даже это не способно испортить историю — настолько она богата на события, увлекательна и захватывающа.


И совсем не важно, как её преподносят.


К 21 году Роб уже женился, обзавёлся сыном и кем только не успел поработать: фермером, сенокосом, инженером-лодочником. И даже успел уехать от жены на другой край света. Вот что он мне рассказал.


Роб: Конечно, жена была недовольна. Меня долго не было дома.


АШ: По работе?


Роб: Вьетнам.


АШ: Ты был во Вьетнаме? И чем всё закончилось?


Роб: Скажем так: к жене я уже не вернулся.


Вот и всё, что он смог рассказать про свой первый развод и про вьетнамскую войну.


После этого Роб женился четырежды и попробовал себя ещё на множестве профессий. Возвратившись с войны, он устроился в фирму частных детективов. В ходе перестрелки с мафией его ранили, и Роберт решил стать курьером — именно так нищий парень из Алабамы смог объездить свет.


Роб: С этой работой я увидел почти все материки. Я был в Индии. А ты была в Индии?


АШ: Ну да. Мои родители оттуда.


Роб: Ага, я так и понял.


Как-то раз он попал под арест в Сингапуре, когда в одной из коробок обнаружили белый порошок. Так он и просидел три дня в обезьяннике, пока полиция не провела экспертизу. Белый порошок оказался мелом.


За время, проведённое под арестом, Роб успел сдружиться с Хиродзи Сато, и тот пригласил его в Японию. Ещё не оправившись от третьего развода, Роб принял приглашение. Он прожил в Японии пять лет.


Роб: Японцы — хороший народ. Очень воспитанные. Но у них полно всяких баек-страшилок. Хиродзи их просто обожал. Вот ты слышала про Дзёрогумо?


АШ: Не припомню.


Роб: Короче, это такая женщина-паук, которая живёт в окрестностях водопадов Дзёро на острове Идзу. Она, типа, дофига красивая, но дофига опасная. Мы с Хиродзи ездили туда, чтобы её сфотографировать.


АШ: Вы нашли Дзёрогумо?


Роб: Не, не нашли. Она так и не выползла. Как и другие твари, которых мы пытались найти. Сам я вообще во всё это не верил, до поездки в Аокигахару.


Аокигахара, или, как его ласково прозвали в народе, Лес самоубийц. Следующая остановка в истории Роба. Это кусок леса у подножья Фудзиямы, ставший излюбленным местом молодых самоубийц. Хиродзи, сокамерник, и, в дальнейшем, лучший друг Роба, позвал его в Аокигахару поохотиться за юрэями — местными духами.


АШ: И как, увидели там что-нибудь? В Аокигахаре?


Роб: Ну, я не буду умолять тебя поверить мне на слово. Но, как ты знаешь, я успел поработать частным детективом — читай, профессиональным циником. И даже я не могу отрицать, что в этих лесах обитает дух.


Начиная с этого момента предложения Роба становились всё длиннее и длиннее. В его взгляде загорелся без труда различимый, почти детский восторг. Роб переходил от описания своей прежней жизни к описанию новой. Той, о которой ему действительно было что рассказать. Той, из-за которой он с нами связался.


Роб: Он вышел из-за деревьев и был похож на шум, как в телевизоре, только в форме человека. Ну, почти.


АШ: Почти?


Роб: У него не было руки. Он протянул ко мне ту, что была, но я сразу оттуда смотался. Хиродзи так его и не видел — всё ещё дуется.


У Хиродзи были все причины обижаться. Со слов Роба, мистер Сато ходил в этот лес по два-три раза в год на протяжении трёх десятилетий. А тут — заявляется новичок и натыкается на юрэя с первого же раза? Я бы тоже возмущалась.


Но Роб недолго пробыл новичком, ведь именно тогда он обнаружил свою страсть — сверхъестественное, или, если точнее, документирование и расследование городских легенд. Таких, как Кровавая Мэри, Дьявол из Джерси, Бигфут. Роб изучил их все.


Роб: Я решил, что, если одна легенда подтвердилась, то кто знает, сколько ещё окажутся правдой.


АШ: И сколько же тебе удалось доказать?


Роб: После Аокигахары? Ни для одной не смог нарыть никаких подтверждений. Кроме той, с которой я к вам обратился.


Роб с трудом сдерживал улыбку.


Игра в лево-право появилась на форуме, посвящённом паранормальным явлениям, в июле 2016 года. Регулярно посещали форум всего несколько пользователей, и только одного из них заинтересовал этот пост — а именно Роба.


Роб: От остальных историй она отличалась проработанностью деталей.


АШ: Какие из них привлекли твоё внимание?


Роб: Подробные журнальные записи. Качественные фотографии. Автор всё задокументировал и сказал, что больше играть не будет. Как мне кажется, он хотел, чтобы кто-то продолжил его дело.


АШ: И этим кем-то был ты.


Роб: Верно. Я взялся проверять его информацию.


АШ: Как всё прошло?


Роб: Ну... я довольно быстро убедился, что игра в лево-право — реальная штука.


Правила игры просты. Садитесь в машину и поезжайте вперёд. Поверните налево на первом же повороте, затем — направо, затем — снова налево. Повторяйте до бесконечности, пока не окажетесь в каком-нибудь… новом месте. Да, правила до предела прямолинейны, но, по мнению Роба, следовать им совсем не так просто, как может показаться.


Роб: Мало таких дорог, где можно долго сворачивать туда-сюда. Рано или поздно окажешься в тупике, или придётся повернуть не в ту сторону. Дороги Финикса построены в виде сетки, так что там можно поворачивать сколько угодно.


АШ: Ты перебрался в Финикс ради игры?


Роб: Ага.


В ходе беседы я старалась не выказывать своего скептицизма. Но — подумать только — продать свой дом в другом штате, собрать вещи и с концами переехать в Финикс, и всё только для того, чтобы поиграть в игру из интернета? Даже звучит безумно. Роб улыбается, видя моё выражение лица. Я тоже вижу, как он на меня смотрит, как бы говоря: “Вот увидишь. Только подожди”.


Долго ждать не пришлось. К девятистраничной заявке, которую Роб отправил в нашу редакцию, прилагался длинный список вещей, необходимых корреспонденту. Среди них: одежда на три дня, карманный нож, спички, бинты. А также список навыков, которыми должен обладать корреспондент: умение водить машину, базовые навыки починки транспортного средства и их человеческий эквивалент… навыки оказания первой помощи. Нет, Роб собирался не просто рассказать об игре в лево-право — он хотел взять с собой кого-нибудь из нас.


Вскоре Роб ушёл по делам, или, как он выразился, на “подготовку к круизу”. Он показал мне спальню для гостей и вышел из комнаты. Думаю, нам обоим нетрудно было догадаться, каково наше первое впечатление друг о друге. Роберт показался мне обаятельным, но немного одержимым человеком, живущим в погоне за сказкой. А я в его глазах была наивным скептиком, которому ещё многое предстояло увидеть. Кто прав? Узнаем к завтрашнему вечеру.


Дальше — больше.


Когда я проснулась, Роб стоял в комнате с подносом в руках, по дну которого стучал, чтобы меня разбудить. Мне не удалось записать начало нашего разговора.


Роб: Вот бананы, клубничка и шоколадный сироп. На первом этаже есть ещё немного. Хотел порадовать тебя с утра пораньше. В дороге таким уже не полакомишься.


Роб приготовил для меня вафли. Он поставил поднос на тумбу возле кровати и, пока я завтракала, начал описывать планы на предстоящий день. Признаюсь: проснуться в незнакомом доме и увидеть, как его хозяин стоит рядом, было немного странно, но это ощущение быстро ушло. Всё-таки он уже в возрасте и привык жить один — едва ли ему приходится часто задумываться о соблюдении каких бы то ни было социальных норм. К слову, вафли были шикарные.


Роб: Стартуем в девять. Я разбудил тебя пораньше, чтобы ты успела подготовиться к приезду остальных.


АШ: А что, поедет кто-то ещё?


Роб: Ещё пять машин. Они подъедут где-то через час.


До этого он не упоминал никаких спутников, и я немного удивилась, ведь мне казалось, что игра — увлечение сугубо Роба, и я буду единственной, кто к нему присоединится. То, что ещё несколько человек заинтересовались в нашем путешествии, стало открытием.


Уже через полчаса Роб был готов, успев позавтракать, принять душ и переодеться в “рабочую униформу” (что он особенно подчеркнул). Я вынесла дорожную сумку на крыльцо.


АШ: Не думала, что ты будешь готов так рано.


Роб: Тот, кто не готовится к утру заранее — не готовится вообще.


АШ: Соглашусь. Ой, Роб, гараж закрыт? Я хотела установить в машине микрофоны.


Роб: Ага, закрыт. Секунду, ща открою.


АШ: Спасибо.


Роб: Самое время выпустить её на волю. Предупреждаю, мисс Шарма: она красавица.


Для Роба Гатхарда эпитомой красоты был тёмно-зелёный Джип Вранглер. Роб сел в автомобиль и выехал на нём из гаража, загромоздив выезд. Весьма внушительных размеров машина была сильно модифицирована — ещё один пример того, насколько Роб предан своему делу.


Роб: Что думаешь?


АШ: Думаю, ещё две гусеницы — и у тебя будет танк.


Роб: Хех, ну да, я знатно над ней поработал. Приделал буксировочный трос, поставил сверхмощные шины. Красная штуковина на крыше — это дополнительные фары. Они могут превратить ночь в день и при этом почти ничего не жрут.


АШ: Разве джипы обычно не без крыши?


Роб: Не-а. Это Анлимитед. На дорогах предпочитаю закрытые тачки.


Я открыла пассажирскую дверь и уложила сумку. Предварительно Роб снял задние сиденья, чтобы освободить место под припасы. Багажник был забит до отвала: канистры с бензином, бутыли с водой, верёвки, закуски и набор одежды, аккуратно сложенный самим Робом.


Интересно, остальные участники заезда тоже так серьёзно к этому относятся?


Роб: Аполлон прибудет через десять минут. Остальные так и не отозвались. Я разослал расписание две недели назад. Блин, как всегда.


АШ: Его зовут Аполлон?


Роб: Позывной. Аполлон Крид, если не ошибаюсь.


АШ: Для чего вам позывные?


Роб: Я не рассказывал? Мы будем пользоваться ими в дороге, для удобства связи.


АШ: И какой у тебя позывной?


Роб: Паромщик.


АШ: ...А у меня?


Роб: Я думал об этом. Может, Лондон? Ты же из Лондона?


АШ: Из Бристоля.


Роб: Бристоль? Да пойдёт.


До приезда Аполлона оставались считанные минуты. Роб спрыгнул с кресла и оживлённо зашагал к тротуару. Вскоре первый гость свернул с дороги и припарковался с краю, после чего вышел из машины.


Аполлон был чем-то похож на свой позывной: загорелый, высокий и весьма крепкого телосложения, но при этом явно не боец. Он много улыбался и имел склонность смеяться над собственными шутками.


АШ: Сколько ты ехал?


Аполлон: От Чикаго — три дня почти, с короткими остановками.


АШ: А с Робом ты познакомился на форуме?


Аполлон: Да Роба все знают, он просто бог! Ха-ха-ха!


Роб подошёл к машине Аполлона, жестом подзывая его поболтать. Автомобильный вкус гостя явно впечатлил Роба: синий Рэндж Ровер, тоже забитый багажом. Хотя я была больше впечатлена самим Робом. Подумать только — 65-летний сын фермера сумел завоевать почёт в довольно немаленьком онлайн-сообществе. Моему отцу столько же лет, и он только недавно открыл для себя “копировать-вставить”.


Скоро начали подтягиваться остальные. Два библиотекаря из Миннесоты, примерно одного с Робом возраста, подъехали на синем Фокусе. Брат и сестра, с раннего детства разделявшие общее хобби — охоту за привидениями. Когда они кротко представились как Бонни и Клайд, я не смогла сдержать улыбки.


Клайд: Мы бы прибыли раньше, но пришлось по пути заскочить за одеялами. Приятно познакомиться, мэм.


АШ: И мне.


Клайд: Вы, должно быть, и есть тот самый журналист?


АШ: Верно.


Клайд: Если не ошибаюсь, вы печатались в городской газете?


Вопрос адресовался скорее не мне, а его сестре. Она молча кивнула. Было очевидно, что в роли голоса из них двоих выступал Клайд, хотя оба были очень застенчивы. Как бы то ни было — импонировали ли им известные разбойники или просто нравились имена — Бонни и Клайд были полной их противоположностью.


Следующими прибыли Лилит и Ева, студентки, изучающие английскую литературу в Нью-Йоркском университете, а в свободное время ведущие ютуб-канал “Паранормикон”. В отличие от Бонни и Клайда, Лилит и Ева совершенно не гнушались поболтать. Узнав, что я журналист, они сразу же позвали меня на экспедицию в Розуэлл.


Лилит: У нас там есть друг, он этот самый, как его...


Ева: ...сейсмолог.


Лилит: Да, и он много лет вёл журнал движений земной коры.


Ева: Мы к нему в июле собирались, но можно и в другое время, если ты будешь свободна.


АШ: Хорошо, мне нужно будет уточнить график.


Ева: Супер, дай-ка я тебе свой мейл напишу...


Они принялись торопливо снимать интро для нового видео, включавшее краткое интервью с Робом, который, к слову, был совсем не против.


С интервалом в несколько секунд показались последние две машины. Изящная, волевая женщина под псевдонимом Блюджей и молодой парень с позывным Эйс. Блюджей приехала на сером Эксплорере, а Эйс, к великому раздражению Роба, на Порше.


Роб: Ты что, сбрендил? Думаешь, от неё будет толк в дороге? Я не просто так писал...


Эйс: Это моя машина. Что мне оставалось делать? У меня нет другой.


Роб: Ты вообще читал мою инструкцию? Да у тебя даже припасов никаких в ней нет.


Эйс: Читал я его, сэр. Хорошо? Успокойтесь. У меня есть с собой сумка, я у вас ничего просить не буду.


Роб: Будто я собирался чем-то с тобой делиться.


У Эйса и Роба с самого начала не задалось. Эйс начал с кем-то говорить по телефону, а Блюджей, несмотря на мою настойчивость, не горела желанием давать интервью.


Итак, пять машин и семь странников. Роб раздал всем по рации и зарядному комплекту, затем провёл небольшой инструктаж. Ремни держать пристёгнутыми. Соблюдать построение. Перекликаться чётко и часто. В этот момент во мне поселилась лёгкая тревога. Роб мне нравился, да и остальным тоже. Он смог убедить совершенно незнакомых людей съехаться с разных уголков страны для того, чтобы присоединиться к игре. Но что будет, если игра окажется неправдой? Что, если Роб потеряет уважение своих единомышленников? Сумеет ли он принять поражение? Если учесть, с какой кропотливостью он подходит к игре, в случае неудачи следующие несколько часов имеют все шансы оказаться очень невесёлыми.


Подняв командный дух бодрым финальным словцом, Роб окончил инструктаж с довольной улыбкой на лице и кивнул, чтобы я села во Вранглер. Я запрыгнула на кресло и попыталась устроиться настолько удобно, насколько возможно.


Роб: Готова, Бристоль?


АШ: Готова.


Роб: Отлично! Поехали.


Вранглер выехал на дорогу, и наш конвой стартовал следом, в порядке прибытия: Аполлон, Бонни и Клайд, Лилит и Ева, Блюджей, Эйс. На небольшой скорости мы приблизились к первому повороту.


Медленно, но уверенно Роб повернул налево, то и дело обегая взглядом остальных через зеркало заднего вида. Как только Порше Эйса преодолел поворот, Роб снова целиком сосредоточился на дороге. Через пару секунд Аполлон подал голос по рации:


Аполлон: Аполлон — Паромщику. Сколько там осталось поворотов, ха-ха-ха?


Роб: Хах, столько, сколько нужно.


Роб явно хотел приберечь рацию для чего-то посодержательнее, чем колкости Аполлона, но, другой стороны, Аполлон нравился Робу достаточно, чтобы спустить ему шуточки с рук. Не думаю, что Роберт так же снисходительно отнёсся бы к Эйсу. Мы повернули направо, затем снова налево. В очередной раз проследив за тем, чтобы все завершили поворот в целости, Роб озвучил мои мысли.


Роб: Ты думаешь о том же, о чём и Аполлон.


АШ: О чём?


Роб: О том, сколько нужно поворотов, чтобы упереться в тупик. Чтобы ты убедилась, что это просто глупая история.


АШ: Тебя это огорчает?


Роб: Огорчило бы, если бы ты думала иначе. Так, сейчас я тебе кое-что скажу. Слушай внимательно.


АШ: Слушаю...


Роб: Скоро будет туннель. До него ты можешь выйти из машины и пойти в любом направлении — и будешь вне игры. Но, как только мы его пройдём, обратно придётся добираться той же дорогой. Выйдешь из туннеля назад — и ты дома. Только тебе надо будет попросить кого-нибудь тебя подбросить, потому что я не собираюсь двадцать минут тащиться обратно. Всё поняла?


АШ: Да. Теперь мне немного страшно.


Роб: Это нормально.


Мы сделали 23 поворота и проехали довольно приличную часть города. Обвешанный модификациями Вранглер словил несколько впечатлённых взглядов от пешеходов и почтительных гудков от попутных джипов. За исключением этих небольших особенностей, наша поездка ничем не отличалась от любой другой. Я даже начала волноваться, что ничего не произойдёт. Заголовок по типу “Корреспондент прокатился на джипе с интересным человеком” вряд ли удостоится Пулитцеровской премии.


Поворот номер 33 завёл нас на короткую, ничем не примечательную улочку. Ряд небольших частных заведений в тихом районе: ликёр, секондхэнд, инструменты и магазинчик антикварных зеркал в самом конце улицы. Возле него — одинокая молодая женщина в сером пальто...


Я пробежалась по ней взглядом — её серая спина отражалась в десятках зеркал. Даже на расстоянии было видно её напряжение: она нервно переступала с ноги на ногу, то и дело дёргая себя за пуговицу.


На несколько секунд я отвернулась внести в ноутбук записи, и, когда я подняла взгляд, женщина стояла перед моим окном и смотрела точно на меня. Она улыбалась во весь рот, и улыбка эта поражала своей фальшивостью.


Женщина в пальто: Ягнята у ворот. Надеются на что-то вкуснее, чем клевер, но то, что они получат — хуже заклания.


АШ: Роб, что происходит?


Роб: Игнорируй её.


Женщина в пальто: Он хотел меня бросить, и я его порезала. Озеро было голодным — оно выпило всю кровь.


АШ: Мисс, у вас всё в порядке?


Улыбка пропала с её лица, и оно в ту же секунду загорелось яростью.


Женщина в пальто: Что ты, чёрт возьми, творишь? Из ума выжила?!


Я рефлексивно вжалась в кресло, и женщина, широко раскрыв глаза, со всех сил ударила кулаками по стеклу с явным намерением его пробить.


Женщина в пальто: Стала бы ты танцевать с львиным языком? Я порублю тебя, шлюха! Порублю за твои грехи! Грёбаная мразь!


Роб надавил на педаль, и Вранглер демонстративно двинулся прочь от сумасшедшей. Было видно, как она машет руками, содрогаясь в истерике. Она в отчаянии провизжала что-то вслед конвою и начала заливаться слезами, когда мимо проехала последняя машина.


По мере того, как женщина отдалялась в зеркале, я наблюдала, как она повернулась к большому зеркалу у входа в магазин, которое хозяин в тот момент усердно вытирал. Подойдя вплотную и издав истошный крик, она ударилась о зеркало лбом.


По стеклу разошлись трещины, и продавец в ужасе отшатнулся. Женщина подняла голову — по образовавшейся на зеркале паутине стекала кровь. Всё произошло в мгновение ока, и спустя секунду мы свернули налево.


АШ: Роб, что это было?


Роб: Она иногда там появляется.


АШ: На той улице?


Роб: На 34-м повороте.


АШ: Кто она?


Роб: Не знаю. Но раньше она так не буянила. Видимо, эта поездка — особенная.


Невозмутимость Роба показалась мне пугающей, да и сама мысль о том, что бредящая женщина — часть игры, взятой с интернет-форума, несколько смущала. Я могла придумать случившемуся несколько объяснений, но ни одно из них не смогло бы полностью меня успокоить.


Если это был просто больной человек, значит, Роб видел то, что хотел видеть. Может, он настолько уверовал в игру, что любой необычный, но при этом вполне объяснимый инцидент кажется ему частью так полюбившейся ему истории?


Другая версия: женщина могла быть актрисой. Да, эта теория уже посложнее, но она вполне имеет право на существование. Это был бы не первый раз, когда нашу передачу пытались обвести вокруг пальца. Роб мог получить тонну освещения в СМИ благодаря мне, Лилит и Еве. Он не похож на лжеца — но хороший лжец и не будет себя выдавать.


Есть и третий вариант. Вариант, который, если на секунду отстраниться от здравого смысла, объясняет мелочи, которые трудно было не заметить. Какой бы странной ни была женщина в пальто, гораздо больше вопросов вызывало то, что ни один пешеход на той улице не обратил на неё внимания. Ни одного взгляда в её сторону. Ну да, может, эта теория рушится о шокированный взгляд продавца — но ведь он отреагировал только тогда, когда разбилось зеркало.


Рация зашипела.


Лилит: Лилит — Бристолю. Сара… ой, то есть, Ева всё засняла! Ты писала звук?


АШ: Думаю, да.


Лилит: Боже, это было так странно. Скинешь нам файл, как остановимся? Кстати, спроси у Паромщика — когда остановка?


АШ: Когда остановка?


Роб: Для них — где-то через полчаса. Для тебя? Тебе решать.


Роб свернул с шумной улицы прямо перед крупным перекрёстком, и мы выехали на тихую двухполоску. Впереди — небольшой уклон, ведущий в темноту.


Туннель.


АШ: Под чем он проходит?


Роб: Ни под чем. Он просто есть.


АШ: А если бы мы не играли в игру?


Роб: То он бы не появился. Вопрос в следующем: хочешь ли ты играть?


Роб повернулся ко мне. За весь проделанный путь это был первый раз, когда он отвёл взгляд с дороги. На подъезде к туннелю мы свернули к тротуару и остановились.


Роб: Если выйдешь сейчас, можешь пойти хоть на все четыре стороны. Но, как только мы проедем, без машины обратно не выберешься, и, как я уже говорил, свою я в ближайшее время разворачивать не собираюсь. Андерстенд?


Звучало это драматично, но, к моему страху, было непохоже, что Роб драматизирует. Он будто спрашивал у меня на полном серьёзе: готова ли я к тому, что ждёт впереди? Возьму ли на себя все сопряжённые риски? Даю ли согласие на то, чтобы ехать дальше по этой дороге, а затем — по следующей, и по той, что за ней, и так далее? Готова ли увидеть игру от начала и до конца, будь она реальна или нет?


АШ: Чего ждём? Поехали!


Роб улыбнулся и повернулся к дороге, взял рацию и зажал кнопку. Микрофон коротко треснул.


Роб: Паромщик — остальным. Все, кто хочет выйти из игры — сверните на обочину. Все, кто хочет остаться — не нарушайте строй и убедитесь, что припасы при вас. Впереди долгий путь.


Моё отношение к Роберту Дж. Гатхарду постоянно меняется — так же, как и отношение к игре. Я слышала о его жизни всё, но не уверена, что знаю его. Он мне нравится, но я не уверена, что доверяю ему. И, хотя я уважаю его преданность игре, я не уверена, что мне понравится, куда она нас заведёт. Мы заехали в туннель — его лицо исчезло и вновь появилось под тусклым светом натриевых ламп — и я могу с полной уверенностью сказать, что для него эта поездка обещает стать важнейшей главой в его и без того впечатляющей истории, и в этот раз — к лучшему или нет — я еду с ним.


---


Оригинал


Вторая часть уже совсем скоро! Переведено мной совместно с командой редакторов. Вот моя группа ВК. Если этот перевод вам понравился, то можете подписаться и почитать остальные.


More to come :)

Показать полностью

Иди к Папочке

Иди к Папочке Перевод, Nosleep, Reddit, Длиннопост

Вы бы удивились, узнав, сколько человеческих тел затеряно в пустыне.


И удивились бы вдвое сильнее, узнав, как люди обращаются с этими телами. Хотя... кто вас знает? Мы же все наркоманы или просто неблагополучная молодёжь, обречённая повторить ошибки наших алкоголичек-мамаш и склонных к насилию папаш. Так что, может, вы бы вообще не удивились.


Очередной “труп дня”, который нашёл мой лучший друг Кэмерон, принадлежал старику в полуразвалившемся доме на колёсах. Длинная седая борода, слипшаяся от трупных выделений, свисала ниже его костлявых колен. Кэмерон купил ему рождественскую шапку в Dollar Tree (прим.: американская сеть магазинов фиксированных цен, аналогично российскому Fix Price) и провозгласил мертвеца “Сатан Клаусом”. Сатан Клаус стал популярным аттракционом среди узких кругов, но в какой-то момент Гиджет Гэнон донесла о нём своему брату — помощнику шерифа.


Кэмерона это не на шутку рассердило. Он был нездешний, и потому не понимал всей сути местных правил: всегда есть стукач, всегда есть нытик, всегда есть фрик. А ещё всегда есть тот, кто мечтает тебя прикончить.


Да и если бы понимал, то никогда бы не поверил, что я и есть тот самый фрик, который одновременно с этим мечтает его прикончить.


Мы с Кэмероном знакомы с тех пор, как вместе лечились в психиатрической клинике неподалёку. Это был первый раз, когда мы по-настоящему ощущали себя в безопасности. Если честно, я даже скучаю по этому месту.


При первой же возможности мы стали жить вместе. К слову, мы не были любовниками. И даже не экспериментировали: для меня секс был сопряжён с травмой, да и желания особого не было.


Кэмерону это нравилось. У него был комплекс мадонны и блудницы вавилонского размаха. Для него я была непорочной, безупречной принцессой. Именно поэтому он оплачивал половину моих счетов, оказывал эмоциональную поддержку и совершенно ничего не требовал взамен.


Это не значит, что у него не было секса. Он был тот ещё кобель. Единственной причиной, по которой Кэмерон таскался по всяким рейвам и тусовкам, были тёлки.


В ночь, когда я повстречала Папочку, мы как раз были на одной из таких вечеринок.


Она проходила в заброшенных складских помещениях, пропитанных запахом дохлых крыс и алкоголя. Какое-то время Кэмерон был со мной — видимо, следил, чтобы никто не низверг его мадонну с пьедестала. Но это продлилось недолго. Как обычно. Смутно знакомая мне длинноволосая брюнетка с тонной косметики на лице бесстыдно пялилась на Кэмерона.


Как-то невежливо. Всё-таки со стороны мы выглядим как парочка.


К этому времени Кэмерон был пьян. А когда он пьян, то начинает распускать руки — в том числе по отношению ко мне. Я приобняла его. Он был совсем не против пообжиматься: от этого я не перестаю быть его мадонной. Для Кэмерона это было чем-то особенным.


Но я всё испортила.


Мы устроились в уголке и стали обниматься. Он посмотрел на меня так, как не смотрел никто другой: сияющим, тёплым, полным восхищения взглядом — так, словно я самый важный человек на свете. Я чувствовала, что нахожусь у кромки пьедестала. Но затем он потянулся за поцелуем.


Я запаниковала, и, ничего толком не успев осознать, пустилась наутёк.


Казалось, будто я вот-вот взлечу: выбегу наружу и подпрыгну в воздух, а потом воспарю среди созвездий. Склады начнут отдаляться, и ночь остудит своей прохладой приставучий жар за моей спиной. Я даже почувствовала, как сквозь кожу пробиваются перья — мелкие и колкие — и всё зачесалось.


Но, выбежав на улицу, я вдруг остановилась. Ни перьев, ни полёта, ни ночного ветра, способного сдуть мои тревоги прочь.


К моменту, когда Кэмерон меня нашёл, я успела замёрзнуть и дрожала от холода.


Только с тем, как он тронул меня за плечо, я поняла, что рыдаю, и, небрежно смахнув слёзы, развернулась ему навстречу.


Темноволосая девица стояла в паре метров с непонятной улыбкой на лице, выражавшей что-то между беспокойством и удовлетворённостью.


— Эй, — Кэмерон говорил немного нечленораздельно. — Мы с Деметрией уходим. Ты сможешь добраться до дома?


— Её не Деметрия зовут, — заметила я настолько незаинтересованным голосом, насколько возможно, — а Бритни.


На секунду алкоголь с его лица как рукой сняло:


— Нет разницы, как её зовут. Ты же понимаешь?


Мы долго стояли, молча глядя друг на друга. Кэмерон чего-то ждал, и я знала, чего именно. Но я не могла этого дать. Даже если бы и могла, я бы в то же мгновение перестала что-либо для него значить.


— Не заставляй её ждать, Кэмерон.


Его лицо немного вытянулось, и затем расплылось в довольной улыбке. Небрежно махнув мне на прощание, он удалился вместе с Деметрией.


Я досчитала до тысячи и зашла обратно в здание.


Подобно волне, на меня обрушился влажный воздух, намешанный с потом, мочой и перегаром. Толпа, извивающаяся под гул музыки, напоминала гору опарышей. Свет от дешёвых прожекторов бешено скакал по помещению. Как же всё это бессмысленно. От этой ночи никакой пользы. Впрочем, как и от всех остальных.


Я опустила взгляд на пол. Там, среди жвачек, разлитых напитков, выбоин и пятен, чёрным маркером было написано:


“Иди к Папочке”.


Под надписью была нарисована стрелка, которая указывала направо.


Ещё раз окинув взглядом бестолковую вечеринку, я подумала о Кэмероне. О том, как он на меня смотрел. Должно быть, сейчас он так же смотрел на Деметрию.


Я пошла в указанном направлении.


Пройдя примерно половину склада, я увидела ещё одну надпись:


“Не останавливайся”.


Следующее сообщение ждало в конце помещения:


“Поторопись, Папочка ждёт”.


В этот раз стрелка была очень длинной. Она указывала на неприметную дверь, которую я в другом случае вряд ли бы заметила.


Стоило только её приоткрыть, как на меня дунуло холодным, затхлым воздухом. Я сделала глубокий вдох: это лучше, чем дышать потной взвесью.


Передо мной была слегка покосившаяся металлическая лестница, ведущая вниз. Я спустилась по ней и увидела очередную надпись:


“Папочка рядом”.


Я оказалась в коридоре с низким потолком, тускло освещённом люминесцентными лампами. В конце виднелось нечто иссохшее, скорченное и совсем небольшое.


Тело.


Головой оно упиралось в стенку, разевая отвисшую челюсть в потолок. На потолке размашистыми буквами было написано:


“ПАПОЧКА”.


Около Папочки стояла бочка. Приблизившись, я тут же отшатнулась, сдерживая рвотный позыв: на дне в прогорклой жиже лежали крысиные останки. По другую сторону от Папочки стояла небольшая тумба, а на ней — миска с шоколадными конфетами. Бумажка, лежавшая здесь же, гласила:


“Дай Папочке конфетку”.


Этого градуса безумия было достаточно, чтобы спасти незадавшуюся ночь. Ухмыльнувшись, я развернула шоколадку и положила её в разинутый рот Папочки.


Через секунду он вздрогнул и принялся жевать. Издав тяжёлый хрип, он склонился вперёд и уставился на меня своими глазницами. В них что-то мелькнуло всеми цветами радуги, как старое масло. Папочка проглотил конфету и заговорил:


— Чего ты от меня хочешь?


Ужас и интрига сплелись в бешеном водовороте.


— Что?


Папочка накренился вперёд и сухо повалился на грудь.


— Я могу исполнить твоё желание. Дать тебе что угодно. Что-то одно. Чего же ты хочешь?


Я задумалась. По-настоящему. Раз уж существует труп, исполняющий любые желания и любящий шоколадки, то почему бы что-нибудь не загадать?


Если бы только я знала, чего у него попросить.


Не хочу быть нормальной. Люди вроде Деметрии считаются нормальными.


Не хочу новую жизнь. Зачем, если мне и эту не охота доживать?


Не могу пожелать Кэмерона. Сперва нужно, чтобы он стал тем, кем не является.


Не хочу денег. Не хочу дом. Не хочу хорошую работу. Это перемены. А любые перемены рано или поздно начинают приносить боль. Хватит с меня боли.


— Я не знаю.


Тёмные глаза Папочки блеснули.


— Хм, пожалуй, это немного осложняет ситуацию, — он улыбнулся, отчего кожа на его лице растрескалась и начала осыпаться, как лак с фарфора. — Но так интереснее. Дай-ка мне крыску, — он указал на бочку с грызунами. — Мне нужен белок.


У меня и в мыслях не было противиться. Впервые за долгое время я чувствовала себя живой. Выловив в бочонке размякший хвост, я вытянула крысу. Вернее, половину крысы вперемешку с полупрозрачной гнилью.


Я швырнула зверька Папочке, и тот словил его на лету, как спаниель. Проглотив крысу целиком, он продолжил:


— Я могу рассказать тебе о самом сокровенном желании, что таит твоё сердце, и исполнить его.


— Но зачем?


— Потому что могу.


Наверное, это был единственный ответ, которому я была готова поверить и который имел для меня смысл.


— Тогда сделай это.


— Не так просто. Мне нужна энергия.


— Больше крыс?


— Ну… в каком-то роде, — усмехнулся он. — Но не совсем.


Папочка выжидающе на меня уставился. В его глазницах мельтешил блеск, который переливался всеми возможными и невозможными цветами. Сверху доносилась музыка, стряхивавшая отовсюду пылинки и эхом проносившаяся по логову Папочки.


— Не понимаю.


— Люди. Мне нужны люди. Точнее — части их тел. Кожа, глаза, волосы, печень…


Я начала с недоверием обегать его взглядом. Интересно, как быстро бегает этот мистер обезьянья лапа?


— Для этого тебе будет достаточно моего тела.


— Ты мой клиент. Клиенты платят исполнителю. Данный исполнитель в качестве оплаты принимает тела. Мне нужно два глаза, двое лёгких, один желудок, одна печень, одна кожа… — он продолжил, перечисляя чуть ли не каждый человеческий орган. — И все элементы списка должны быть от разных людей.


Я принялась обдумывать услышанное.


— Ты покажешь мне, чего я хочу… и сможешь мне это дать?


— Клянусь своим именем.


— А твоё имя…?


Папочка покачал пальцем.


— Прости, дорогуша. В именах — сила. Но уверяю: клятва моим именем, будь оно произнесено вслух или нет, непреложна.


Его рот растянулся в широкой улыбке. От мумифицированной кожи отвалилось несколько кусочков, как от мозаики. В подвальном освещении Папочка походил то ли на хэллоуинскую декорацию, то ли на неумелый графический эффект. Выделялись только его глаза: два тёмных омута и едва уловимое буйство красок где-то внутри.


Я развернулась и направилась обратно в зал.


Практически сразу мой взгляд упал на чьи-то тёмные длинные волосы. На секунду мне было показалось, что это Деметрия, что очень меня воодушевило, — но увы. Хотя того, что она напоминала Деметрию, было достаточно. Явно потерянная девочка-переросток нервно шаталась по складу.


Я пообещала подвезти её до дома и заманила в подвал. Папочка изогнулся, содрогнулся, и начал безудержно расти, закрывая собой лампы и превращаясь в нечто настолько жуткое, что я не выдержала и закрыла глаза. Оно проглотило девчонку не жуя.


Лишь дождавшись, пока Папочка откашляется, я осмелилась открыть глаза.


Он отрастил новую кожу — толстую и мясистую, неаккуратно обрамившую его губы — и стал похож на наспех обитый диван. Папочка сверкнул сточенными, растрескавшимися зубами:


— Принесёшь сегодня чего-нибудь ещё?


За ту ночь я успела добыть для Папочки желудок, два глаза и печень. Мой выбор пал на чумазых, неопрятных парней, которые выглядели так, будто из них высосали все соки. Бездомные торчки — люди, которые уже, считай, мертвы.


Да, я понимаю, насколько это бесчеловечно, но, прошу, попытайтесь меня понять. В моей жизни есть всего две эмоции — страх и паника, и чувствую я их только тогда, когда кто-то неожиданно ко мне прикасается. Вы представляете, каково это? Быть пустой и невозмутимой, как рептилия, за исключением тех мгновений, когда малейшее прикосновение заставляет меня вновь пережить самые ужасные события моей и без того далеко не сладкой жизни? Я готова была пожертвовать чем угодно ради того, чтобы обрести счастье.


Для этого я скармливала Папочке людей, по которым точно никто не стал бы скучать. Их несложно найти, если знать, кого искать. Мужчины, что ездят на детских велосипедах; женщины с подтянутой фигурой, но до жути старческим лицом; нанюхавшиеся подростки и старики, которые спят под брезентом посреди пустыни.


На всё про всё ушёл месяц.


За это время Кэмерон и Деметрия начали встречаться. Она проводила у нас дома больше времени, чем я. Как-то раз, придя после затянувшейся смены и увидев, как она отсасывает Кэмерону, я молча пошла к себе в комнату и принялась паковать чемоданы.


У меня было не сильно много вещей, так что это не заняло много времени. Кэмерон подошёл, когда я уже закинула последнюю сумку в машину. Он смотрел на меня мокрыми глазами.


— Это ничего не значит, — сказал он.


Я захлопнула багажник.


— Ничего не значит? В таком случае ты — мудак, Кэмерон.


— Скажи мне её бросить, и я брошу.


— Я тебе не мама.


Он в отчаянии провёл рукой по своим волосам. Его губы задрожали. Отвращение было всем, что я чувствовала в тот момент.


— Ты самый важный человек в моей жизни, — взмолился Кэмерон.


— Только потому, что не могу им стать.


Я села в авто и без лишних церемоний тронулась в путь.


В итоге, проведя в машине две жутко холодные ночи, я всё же решилась поселиться в складах вместе с Папочкой.


Он пел мне колыбельные и угощал конфетами из своей пластиковой чаши — и, сколько бы я ни съедала, миска всё не пустела. Папочка не требовал общения или какого бы то ни было внимания с моей стороны.


Так что, в целом, я чувствовала облегчение.


И, разумеется, я по-прежнему ходила на работу. Кэмерон каждый день меня на ней навещал.


В какой-то из визитов Деметрия увязалась за ним. Между ними разразился дичайший скандал. Кэмерону и Деметрии запретили появляться в здании, а на меня кто-то накатал жалобу.


Мне было как-то без разницы.


Тем вечером я нашла за рестораном грузного мужика в вонючей рваной одежде и сказала, что он может переночевать у меня. Он был медленным, неуклюжим и наивно поверил мне на слово.


Папочка вмиг его съел и выплюнул кости в бочку с крысами. Затем он рыгнул — его огромные щёки заколыхались, как паруса на ветру.


— Почти всё, — сказал он. — Осталось одно тело.


Я быстро пересчитала всё в уме:


— Два. Сердце и мозг.


Он рассмеялся.


— Мозг был у меня с самого начала. Нужно только сердце.


В момент этого разговора Папочка выглядел как что-то среднее между Носферату, монстром Франкенштейна и картиной Пикассо: белёсый, мясистый, чрезмерно мускулистый, с длинными волосами и толстыми ярко-красными губами, которые плохо сочетались с цветом остальной его кожи. Глаза его были разного цвета: зелёный и карий. Вместо белков, подобно масляным пятнам, продолжали неистовствовать всё те же немыслимые цвета.


— Найду его сегодня же.


Папочка выдержал театральную паузу.


— Для сердца есть особое правило.


Я напряглась.


— Мне нужно твоё сердце.


Чувствовалось, как пульс тяжело отдаётся в горле.


— Это против правил.


Он снова засмеялся.


— Да нет же. Не нужна мне эта, — он ткнул мне в грудь, — несчастная мышца. Мне нужно твоё сердце. Проблема в том, что оно… в другом человеке.


— Что это значит? — спросила я с облегчением в голосе.


— Твоё сердце — это сердце, которое тебя любит.


— Так ты о Кэмероне.


Он улыбнулся и кивнул.


Мне очень захотелось просто уйти оттуда.


Но почему? Кэмерон не любил меня по-настоящему. Он любил иллюзию, которую сам же и придумал. Свою безгрешную принцессу, которая слишком хороша для того, чтобы к ней прикасаться.


Парадокс. Как только он получит то, чего так вожделеет — он сразу это потеряет.


Но он может помочь мне получить то, чего хочу я. И, если он в самом деле меня любит, это сделает его счастливым.


Разве не так?


Я приехала домой и постучала в дверь. Открыл Кэмерон. От него пахло виски и нестиранным бельём. Как только он меня увидел, его глаза округлились, и он заплакал.


— Она ушла, — сказал Кэмерон. — Мне так жаль.


— Тебе не о чем жалеть, — я зашла внутрь и крепко его обняла. Он принялся меня раздевать, и я не стала сопротивляться.


Было неплохо. Может, потому, что в этот раз я была готова. Или потому, что на горизонте у меня наконец-то появилась надежда. Я не получала особого удовольствия: моё сердце колотилось как бешеное и мне было не по себе, да и Кэмерон был слишком пьян. Но он был очень нежен и осторожен.


Кэмерон получил, что хотел.


До того, как он осознал, что сшиб своего ангела с пьедестала — до того, как он забрал моё сердце — я убедила его поехать со мной.


Никогда ещё я не видела его таким счастливым.


Мы доехали до склада. Я вела его вперёд, и мы то и дело останавливались, обнимаясь или осыпая друг друга поцелуями. И я не возражала. Не было ничего плохого в том, чтобы сделать его счастливым: услуга за услугу.


Кэмерон понял, что что-то не так, лишь когда увидел Папочку.


Папочка приподнялся. Он выглядел отвратительно: его трёхметровая туша неуклюже сгорбилась под мерцающим светом флуоресцентных ламп.


— Беги, — сказал Кэмерон и оттолкнул меня к лестнице. В это мгновение я почувствовала, как он прикоснулся к моей спине, и ощутила биение его сердца сквозь запястье.


Затем Папочка стал расти и с громким хрустом костей заполнять пространство вокруг, обращаясь в нечто не от мира сего.


А после, как и все до него, Кэмерон пропал.


Мой пульс участился — то ли от волнения, то ли от горя.


— Мы закончили, — сказала я. — Где оно?


— Где что? — Папочка потянулся с сытым видом.


— То, чего я хочу. Моё желание, — у меня ощутимо росло давление.


— Ты о самой сокровенной мечте, которой пылает твоё сердце?


— Да!


Он улыбнулся и припал к полу, после чего извергнул прямо на меня содержимое своего желудка, состоявшее из дроблёных костей и перемолотой плоти.


Среди всего этого показалась голова Кэмерона.


Папочка отхаркнул остатки и откинулся на стенку.


— Вот оно.


В кожу как будто вонзили тысячу иголок. Словно перья — мелкие и жёсткие — прорастали из моего тела.


Я сбежала и полетела — нет, не сквозь воздух, а по песку. Мой путь озаряли звёзды — миллионы глаз, наблюдавших за пустыней в пепельной тьме.


Когда из-за горизонта показалось солнце и кромка неба окрасилась в оранжевый, я споткнулась и повалилась на песок. Помню, как смотрела на рассвет.


А затем — темнота.


Меня нашёл Кэмерон.


Когда мы вернулись домой, он помог мне принять душ. Я безучастно сидела, пока вода, смешанная с песком и кровью, стекала в водосток.


Через двадцать минут он уложил меня в кровать.


Я быстро уснула.


Проснулась где-то в середине дня. Из окна ярко светило солнце. Кэмерон спал рядом. Его футболка была задрана, и из-под неё виднелось что-то вроде татуировки.


Я подняла футболку, ожидая увидеть там имя Деметрии, и застыла. Не имя. Даже не тату.


А просто семь слов, написанные чёрным маркером:


“Милая, прояви к Папочке хоть немного благодарности”.


---


Оригинал


Переведено мной совместно с командой редакторов. Вот моя группа ВК. Если этот перевод вам понравился, то можете подписаться и почитать остальные.


More to come :)

Показать полностью

Интернет-опрос

Интернет-опрос Reddit, Nosleep, Интернет, CreepyStory, Перевод, Timkinut, Длиннопост

Вам не понять, каково это — оказаться на дне, пока вы сами на нём не окажетесь.


Положение моё и в самом деле такое, что трудно не выпасть в осадок: сначала меня неожиданно выперли с работы, а затем я застал свою девушку за изменой — причём не с кем иным, как со своей заменой.


Впридачу ко всему этому на мне до сих пор висели долги за обучение в университете.


Жизнь — тот ещё театр абсурда.


Проведя нетрезвую ночь, в панике рассылая своё резюме по разным адресам и на скорую руку набирая сопроводительные письма, в конце концов я всё же вырубился.


С утра я решил попробовать заработать хоть какие-то деньги прямо из дома, дабы с пользой провести время в ожидании собеседования.


На тот момент лучшим вариантом я посчитал заполнение опросников в интернете, которые за час работы дают пятидолларовые купоны в Сабвэй и прочее в этом роде. Увы, у меня нет никаких навыков, с помощью которых можно быстро заработать — что поделать?


Да и какие были варианты? Либо заполнять опросники, либо весь день рубиться в игры. Ну, с фастфудными купонами хоть на еду тратиться не придётся.


Спустя пять часов выполнения опросов мне жутко хотелось лечь спать. Это оказалось ещё скучнее, чем я ожидал. К тому моменту я накопил где-то 45 баксов деньгами и купонами.


9 долларов в час. Не сказать чтобы сильно меньше того, что я получал на работе. Я уже собирался было закрыть ноутбук и пойти развеяться в бар, но тут мой взгляд упал на объявление.


Странно, что я вообще его заметил… Отчего-то оно привлекло моё внимание. Малюсенькая рекламная плашка внизу страницы. Может, мне приглянулась её простота. Чёрный текст, аляповато набранный простецким шрифтом поверх совершенно белого фона, гласил: “Опросы за деньги”.


Что ж — по крайней мере, в прямоте им не откажешь. “Так уж и быть — пройду ещё один”, — подумал я. — “Хоть наскребу ещё чутка на выпивку”.


Я уселся обратно в кресло, кликнул по рекламе и приготовился к очередному раунду уныния. Первые несколько вопросов были довольно простыми. Даже не назвал бы их вопросами — так, сбор общей информации. Имя, возраст, профессия. Интересно, зачем им мой рост и вес? Хотя нет, не особо интересно.


Однако первый “настоящий” вопрос — совсем другая история. Не знаю, сколько я на него пропялился, выпучив глаза и приоткрыв рот.


Какого чёрта?


На экране, чёрным по белому, было написано: "Насколько сильно в данный момент вы желаете обернуться?"


Ниже — пять вариантов ответа, от “Совершенно не желаю” до “Непреодолимо”.


Не было объективных причин испытывать страх. Но я был напуган и сдерживал дыхание, стараясь уловить малейший звук за спиной. Тишина. Где-то минут через пять я набрался смелости обернуться. Ничего не обнаружив, я выдохнул с облегчением и посмеялся над собой.


Наверное, весь этот опрос — чей-то прикол, одна большая шутка. Я решил подыграть, выбрал наиболее нейтральный ответ и перешёл к следующему вопросу. “Почему вы хотели бы обернуться?”


Я ухмыльнулся и, немного помедлив, вписал в поле для ответа: “Не знаю”.


Третий вопрос:


“Представьте, что вы в самолёте. Помимо вас летит только один пассажир, и он сидит где-то позади. В определённый момент вы встаёте с кресла, направляясь в уборную, и попутно замечаете, что второй пассажир пропал. Вы проверяете единственный туалет на борту, но там никого. Что вы будете делать?”


Тут я снова вылупился на экран и просидел так с десять минут. Это какой-то странный личностный тест? Ведь так?


Я снова написал: “Не знаю”. Это был честный ответ. Не знаю. Как я должен был ответить на эту херню?


Не без интриги я перешёл к следующему вопросу.


“Вы очнулись в незнакомом лесу. Стоит ночь, и тусклый лунный свет — единственное, что позволяет вам видеть. За десять метров от вас виднеется хижина, слабо освещённая изнутри. Входная дверь приоткрыта, и на пороге стоит женщина. Она улыбается и жестом приглашает вас внутрь. Войдёте ли вы в хижину? Почему?"


Этот вопрос был не таким уж странным по сравнению с предыдущим, так что я всё еще тешил себя мыслью о том, что это всего лишь заковыристый тест личности. Я попытался ответить максимально честно и написал, что вошёл бы внутрь, потому как больше идти попросту некуда.


И снова я нажал на “Далее”. Наверное, не следовало.


Вопросы становились всё чуднее. В них не было никакой жести или особо интимных подробностей — ничего такого. Они... просто становились страннее. Диковинней. И всё больше и больше давили на психику. Если вам интересно, какого же чёрта я не закрыл опросник — я не смогу дать внятного ответа. Во мне поселилось необъяснимое, тревожащее ощущение, будто я не могу просто взять и перестать отвечать, и я никак не мог от него избавиться.


Вот парочка особо отличившихся вопросов:


"Представьте, что вы проснулись посреди ночи и обнаружили в своём доме лифт, которого раньше не было. Каждую последующую полночь его двери открываются на пять минут. За ними стоит точная ваша копия, с каждым разом всё более и более обезображенная. Каков ваш ход действий? Продолжите ли вы жить и терпеть, или зайдёте в лифт и покончите с этим?”


И:


"Вы спите в номере отеля, но резко просыпаетесь из-за того, что кто-то стучит в окно. Вы выглядываете через жалюзи и видите мужчину без глаз. Он прислоняется ртом к стеклу и просит вас немедленно убить женщину в ванной. Послушаете ли вы его?”


А вот один из самых неприятных лично для меня:


"Вы смотрите семейные видеозаписи вместе со своей матерью. На одной из кассет запечатлена сцена, в ходе которой вашу мать убивает человек в маске. Она просто смеётся, но ничего не говорит. Как вы думаете: это является поводом для беспокойства?"


В дополнение ко всей этой шизе, в реальной жизни тоже начали происходить странности. Спустя полчаса с начала опроса в мою дверь постучали. Я посмотрел в глазок: за дверью стоял мужчина. Он судорожно мотал головой, при этом глядя прямо на меня. По губам читалось отчётливое “нет”. Дверь я ему, конечно, открывать не стал.


Мне на телефон поступило по меньшей мере с десяток звонков от абонента “Аудитор”. Каждый раз он оставлял голосовое сообщение, но на записях монотонный голос просто называл цифры. Его трудно было расслышать на фоне громких помех. Хотя, если подумать, они больше походили на крики.


Прошёл час. Казалось, я вот-вот слечу с катушек. Я впал в ступор, не в состоянии заставить себя обернуться, хоть и не было оснований полагать, что за спиной кто-то есть. В какой-то момент из вентиляции донеслось тихое поскрёбывание, и я поспешил задвинуть её диваном.


Рано или поздно я добрался до конца опроса. Только это был уже не вопрос, а утверждение:


"Не впускайте их внутрь. Им нельзя верить".


Как по команде, в дверь снова постучали. Я подкрался, настолько бесшумно, насколько возможно, и глянул в глазок. По ту сторону стоял уже другой человек. Женщина лет двадцати пяти в тёплом пиджаке — притом, что на улице была тридцатиградусная жара. Из-за тёмных очков трудно было сказать, куда она смотрит. Постояв так некоторое время, она вынула из кармана бумажку и просунула её под дверь.


Я поднял её и прочитал.


"Оно лжёт. Немедленно покиньте квартиру".


Это было полчаса назад. Я никак не могу себя заставить посмотреть на экран ноутбука или на женщину за дверью. Да, она всё ещё там. Под дверью видны тени от её ног. Пару минут назад было слышно, как в спальне открылось окно, и я заблокировал дверь стулом. Сейчас из-за неё доносится невнятное бормотание.


Быть может, оказаться на дне — это не самое худшее, что может произойти.


И что мне теперь прикажете делать?


---


Оригинал


Переведено мной совместно с командой редакторов. Вот моя группа ВК. Если этот перевод вам понравился, то можете подписаться и почитать остальные.


More to come :)

Показать полностью

Ожившая история

Ожившая история Reddit, Nosleep, Без сна, Timkinut, Перевод, История, Война, Школа, Длиннопост

Что я меньше всего люблю в работе учителем — так это из года в год задавать детям на лето ахинею под названием “Ожившая история”. Суть проекта в следующем: ученики сидят со своими бабушками-дедушками и записывают (в тетрадь, на диктофон или на камеру) их самые давние воспоминания, якобы для будущих поколений, — на самом же деле это просто лёгкий способ поднять свой средний балл.


Это продолжалось семнадцать лет подряд. В очередной раз получив от учеников выполненные проекты, я ожидала, что они будут такими же нудными, как обычно, — и это ещё в лучшем случае. Н-да, далеко не самый блестящий мой класс.


Итак, пришла я домой, налила вина и приготовилась к длинной ночи из сплошных “А вот в твои годы у меня было только две пары штанов” и прочих “Моего брата как-то раз драли газетой за то, что он загнал мяч на соседскую лужайку”. И как же в таких историях без типичных для стариков комментариев — по уровню сексизма или расизма порою доходящих до абсурда.


В этом классе была девочка, — назовём её Оливия. Оливия была пухленькой, миленькой, тихонькой и училась на одни четвёрки. В общем — особо ничем не примечательная ученица. Её проект обещал быть таким же средненьким, как и её автор. Отчасти именно поэтому я была настолько поражена тем, что увидела той ночью на самом деле.


По какой-то причине Оливия сдала два диска. Я начала проверку с того, который был подписан как “Интервью”. По экрану компьютера пробежала рябь, после чего стартовала зернистая видеозапись. В кадре — зал, заваленный всяким барахлом. Оливия сидит в кресле с блокнотом в руках и выглядит как испуганный котёнок. Напротив неё сидит мужчина с мрачным выражением лица и покуривает сигарету, выжидательно вглядываясь в девочку.


“Начинай”, — из-за камеры послышался женский голос. Большие глаза Оливии метнулись в сторону объектива, затем — обратно к человеку напротив.


“Я у своего двоюродного дедушки Стивена, — пробормотала девочка, — Он расскажет нам о том, как когда-то давно служил в армии”.


Выражение лица у дедушки Стивена было такое, будто он предпочёл бы всему происходящему снова оказаться в окопе, однако он терпеливо дождался вопросов.


Как и ожидалось, Оливия вслух зачитывала заранее заготовленные мной вопросы, которые я раздала всему классу. Пару раз за интервью мама девочки шёпотом просила: “Говори погромче, Оливия”. Ну и скукотень.


Для меня было большой интригой, когда Оливия наконец положила блокнот и спросила: “Тебе нравилось в армии?”


Совсем не по сценарию. С характерным для заядлого курильщика хрипом в голосе дедушка Стивен ответил: “Нет. Но было приятно уехать подальше от родного города”.


“А куда ты поехал?”


“На Балканы”.


“Угу-у”, — промычала Оливия. “Похоже, она впервые слышит о Балканах”, — подумала я. Через мгновение моё предположение подтвердилось: “И как там, на Булканах, всё по-другому, не как тут?”


“Да”.


За кадром мать девочки осуждающе покашляла, чтобы дедушка Стивен был чуть поразговорчивее.


Но Оливия, кажется, всерьёз заинтересовалась: “Деда Стивен, а какое твоё самое худшее армейское воспоминание?”


Старик потушил сигарету о пепельницу и медленно поднялся со стула. “Сейчас приду”, — пробурчал он, и изображение погасло.


Когда камеру сняли с паузы, всё осталось по-прежнему; разве что дедушка Стивен успел разложить какие-то бумажки в файлах поверх всякой всячины, разбросанной по кофейному столику. Он взял один из файлов.


“Я пошёл служить ещё ребёнком, — сказал он Оливии. — Ровесником твоего брата”.

Оливия кивнула.


“Я не участвовал в боях. Обе мои операции проходили в восточноевропейских городах, разрушенных в ходе гражданских войн. Я вот что скажу: хе-ро-та. Я там был как уборщик какой-то, твою ж ма…”


“Кхе-кхе!” — прозвучало из-за камеры.


Дедушка Стивен вздохнул и перевёл взгляд на файл. “Наш отряд прикрепили к развалинам школы. Разбитые окна, провалившиеся потолки… но больше всего меня удивило то, что к нашему прибытию в таком состоянии школа пробыла уже несколько лет. То есть, никто и пальцем о палец не удосужился ударить, чтобы привести её в порядок. Мимо меня проходили детишки — наверное, шли выпрашивать деньги или ещё что, мля...”


Камера резко обратилась к полу, и недовольная мама Оливии отчитала Стивена. Было трудно расслышать, как именно — но вполне возможно было представить.


“Да ну тебя, вы вообще хотите дослушать или нет? — огрызнулся он. — То-то же. Буду говорить то, что хочу”.


“Мам, — вклинилась Оливия, — пожалуйста, не перебивай”.


“Ты же не будешь это перед всем классом презентовать?”


“Нет, мам, мы просто сдаём работу учителю”.


“Ну тогда тем более. Что, учитель — не мужик, ругани не слышал?” — подметил дедушка Стивен. В принципе, с ним трудно было не согласиться — разве что, я действительно не «мужик».


Камера вернулась в изначальное положение, и, после того, как объектив нашёл фокус, кадр полностью восстановился.


“Эх-х, всё равно я слишком многого прошу, — проворчал Стивен. Он поднёс лист бумаги ближе к лицу. — Это письмо я нашёл в школьном подвале. Тогда я понятия не имел, что в нём написано, но мой приятель его перевёл. Теперь я его зачитаю. А после — расскажу, что увидел в том подвале”.


У меня по спине пробежал холодок. Мама Оливии навела крупный план на дедушку Стивена. Руки, в которых он держал письмо, судорожно дрожали. Вот что он зачитал:


«Уважаемый г-н,


Я никогда не любил свою страну. Все эти битвы — порождение ярого патриотизма, борьбы за власть над осколками некогда великой державы. Но мне, откровенно говоря, плевать, какими буквами мой дом обозначен на карте. Война лишена всякого смысла, и я пытаюсь держаться от неё как можно дальше.


Но не бесконечные атаки и не безразборное насилие отняли у меня жену и ребёнка. Нет, — то была болезнь. Над малышом зараза сжалилась, и всё закончилось быстро. А вот Надя страдала дольше. Мне приходилось лишь в ужасе наблюдать за их муками, не в силах хоть как-то помочь. Единственное моё утешение в том, что я был рядом. В какой-то момент я просто перестал ходить на работу — и никто не стал меня искать. Хотя я сомневаюсь, что там заметили моё отсутствие. Школу видно из окна, и я мог бы уходить туда на пару часов в день, а потом возвращаться и сидеть с родными — но в чём смысл? Вся моя работа состояла в том, чтобы драить полы. Для мира я был так же бесполезен, как и для своей семьи.


Я хотел отвести Надю в больницу, но ей было слишком тяжело, и мы вернулись домой. В ту же ночь она скончалась.


После того, как они умерли… я мало что помню. Я не вылазил из своего барака, толком не ел, не спал и часто помышлял о самоубийстве. Но, увы, как бы заманчиво оно ни было, — я был напрочь скован собственной беспомощностью.


Радио не давало мне потерять рассудок. Я не выключал его ни на секунду. И это притом, что к словам-то я, на самом деле, не прислушивался. Даже так: канал, на котором было меньше всего помех, был на английском (кажется), в котором я полный ноль. Но звучание голосов, музыки; осознание того, что где-то там, за пределами этого чёртова города, продолжается жизнь — всё это помогало мне держаться.


Не знаю, сколько прошло времени, пока я снова не увидел солнечный свет. С голоду в глазах начинало темнеть, и моей главной задачей было раздобыть чего-нибудь съестного. Радио я, конечно же, взял с собой. С того момента, как я закрылся в доме, я с ним не расставался. Оно говорит со мной, пока я сплю и когда просыпаюсь. Без понятия, что именно оно говорит, но знаю, что без него я бы и минуты не протянул.


Добыв еду и воду, я понял, что осталось только вернуться на работу — и я вернулся. Уже на следующее утро я снова был в школе, где работал уборщиком, и взялся за дело.


Никто не поднимал эту тему. Как я уже говорил, Надя болела довольно долго, и в школе об этом знали. Я благодарен, что никто не стал силой тащить меня на работу в самые тяжёлые дни в моей жизни. Учителя редко говорили со мной — обычно мы просто улыбались друг другу в коридорах. Если подумать, то это взаимное уважение — и есть та самая причина, по которой я вышел на работу.


В моё отсутствие школа катилась в тартарары — я достал из своего шкафчика швабру и тряпки и сразу приступил к уборке. Все довольны, что я вернулся, куда ж без этого. Но лучше всего то, что никому нет дела до моего радио. Я выставил звук пониже, чтобы не мешать учебному процессу, и ношу его повсюду. Никто пока не жаловался. Я даже подозреваю, что им нравится.


Само здание школы не очень большое, но за ним нужен глаз да глаз. Полы постоянно липкие и грязные, и на их оттирание у меня уходит больше всего времени. Дети любят наводить бардак — наверное, поэтому я и остаюсь востребован. Время от времени приходится двигать всякие предметы по полу, чтобы достать до каждого пятнышка, но я горжусь преданностью своему делу.


Ой, точно, ещё ведь есть починка! В школе то и дело нужно подкрутить пару гаек — и я тут как тут. Иногда я чиню поломанные парты, присвистывая в такт радио, а иногда — занимаюсь чем-то посерьёзнее, например, ремонтом. В такие дни я чувствую себя незаменимым — как шестерёнка в механизме. Как школа вообще без меня выживала? Наконец-то я снова кому-то нужен.

За школой есть кладовая с консервами. Вместо зарплаты руководство разрешает мне брать оттуда столько еды, сколько мне хочется. И меня это устраивает — в самом деле, на кой чёрт мне сдались деньги? Сначала я таскал еду домой, но потом стал ночевать в подвале. Никто, собственно, не возражал. Эта школа заняла особое место в моём сердце, и я не могу оставить её без присмотра.


Когда на меня сваливается память о жене и малыше, я просто делаю звук на радио погромче. И это работало.


Вплоть до этого утра.


На этот раз я проснулся в полной тишине.


В панике я начал осматривать радио. Даже и не предположу, сколько дней подряд я держал его включённым. Неужели оно отслужило свой срок и больше никогда не заработает? Целый день я пытался его починить. И почти весь этот день я не мог остановить слёзы. Я схожу с ума.

Если не починю радио до заката, то лишу себя жизни. Я пишу это письмо, потому что солнце уже близится к горизонту, и я не сомневаюсь в своей участи.


Я думал о том, чтобы пройтись по коридорам школы в последний раз и попрощаться со школьниками и преподавателями. По мне будут скучать, я знаю. Но я не могу заставить себя покинуть эту комнату. Не могу уйти, зная, что моё радио мертво.


Я выплакал все слёзы. Кажется, я даже не могу вдохнуть полной грудью. Всё скромное содержимое моего желудка вышло наружу, и в глазах опять стало темнеть. Но ничего, — мне уже совсем недолго осталось.


Но перед тем, как покончить с собой, я закрыл дверь в свою каморку и подпёр ручку стулом. Это единственное помещение в подвале, и в нём есть крохотное окошко — через него внутрь проникает достаточно света, чтобы я мог разглядеть петлю. Если найдётся добрый человек, который отправится меня искать, то я не хочу, чтобы первым, что он увидел, была такая картина. Нет, — пусть увидит закрытую дверь, почувствует запах моего полуразложившегося трупа и просто забудет о том, что я когда-либо существовал.


Я оставлю радио и эту записку возле двери. Уважаемый г-н, если вы это читаете, то у меня к вам одна скромная просьба: почините радио. Пожалуйста, спасите его. Оно не заслужило так бесславно умереть во сне, и мне стыдно, что я не смог его воскресить.


Теперь я готов вновь увидеть Надю и малышку-Людмилу. Надеюсь, школа найдёт нового уборщика, который будет любить её так же, как любил её я.


Всё. Пора. Не забудьте про моё радио.


Станислав»


Когда кадр отдалился, Оливия была в слезах. “Спасибо, деда Стивен, — сказала мама девочки, тоже плача. — Думаю, этого хватит”.


“Постой! — прощебетала Оливия. — он сказал, что это не всё. Что ты увидел в том подвале?”

Но, до того, как дедушка Стивен успел что-то сказать, изображение пропало. Я сидела с открытым ртом. Что он там увидел? Что же?!


Очень кстати я вспомнила про второй диск. На нём не было пометок, но я надеялась увидеть продолжение интервью.


Видео на нём не было, но была аудиодорожка. Послышался голос Оливии:


“Здравствуйте, мисс Джеррити. Извиняюсь за маму, но она не захотела снимать остальное. Я попросила его продолжить и втайне от мамы записала всё на диктофон телефона. Помню, вы говорили нам, что, пусть историю пишут те, кто побеждает на войне, но… — она глубоко вздохнула и сорвалась на плач, — но история любого, даже самого маленького и слабого человека, по-своему важна, и не важно, что этот человек ни разу в жизни не одерживал побед. Я завершила свой проект вчера и не могла уснуть этой ночью, но вы должны услышать то, что мой дедушка сказал дальше”.


В моих глазах тоже стояли слёзы. Искренность в её голосе была прекрасна. И меня очень умилило то, что она запомнила одну из сотен банальных фраз, которых я когда-то понахваталась от своего учителя истории.


Пока сантименты ещё не успели окончательно взять надо мной верх, звук появился вновь:


“Ну ладно, — раздражённо бросила мать, — хочешь услышать конец — пожалуйста. Но для школьного проекта это слишком”.


“Да дай ты мне уже закончить, — не на шутку разозлился дедушка Стивен. — Если для тебя это слишком, то иди на кухню и перекуси. Оливия вот хочет знать, что было дальше”.


Было слышно, как женщина что-то пробубнила и вышла из комнаты. Оливия и её дед остались вдвоём. Девочка смотрела на Стивена взглядом, полным нетерпения — по крайней мере, так я изобразила это у себя в голове.


“Так ты нашёл радио? Или оно исчезло, когда школу подорвали?”

Он прокашлялся, и послышался щелчок зажигалки. “На том письме, — начал он медленно, — была дата”.


“Какая дата?” — жадно спросила Оливия.


“Оно было написано за две недели до того, как мы начали восстанавливать школу”.


“Но разве ты не говорил, что школу разрушили как минимум за два года до этого?”


“Да, — ответил дедушка Стивен. — Да, её и разрушили”.


Молчание. По моим рукам пробежали мурашки. Мои догадки трудно было передать словами, но у дедушки Стивена это прекрасно получилось, без малейшей запинки. Было видно, что он уже долго живёт с этой мыслью.


“Этот человек, Станислав, жил в развалинах школы и убирал кровь и обломки, будто это были разлитые напитки и пыль. Он улыбался мертвецам и думал, что они улыбаются в ответ, потому что что им нравится его радио. Он перетаскивал трупы, чтобы протереть под ними пол. Крыша была обвалена, но он был так отрешён, что не чувствовал на себе капель дождя”.


Было слышно, как Оливия плачет.


“Я нашёл тот склад, с которого он таскал еду. Внутри — сплошные квашеные консервы — наверное, отвратительные на вкус. И почти всё это поросло плесенью”.


“А ты… ты видел его тело?”


“Да. Оно свисало с потолка, но было почти как… почти как живое. Он не разлагался. Прошло совсем немного времени”.


“Он выглядел умиротворённым?” — спросила она с ноткой отчаяния в голосе.


“Трудно сказать. Стояла дикая вонь, его лицо было синюшное, глаза выпирали из глазниц. Вот так,” — видимо, изобразил он на себе.


“А что с радио?” — Оливия всхлипнула.


Дедушка Стивен глубоко затянулся сигаретой.


“Оно было там. И знаешь что? Оно было включено”.


---

Оригинал


Переведено мной совместно с командой редакторов. Вот моя группа ВК. Если этот перевод вам понравился, то можете подписаться и почитать остальные.


More to come :)

Показать полностью

Осколки жизни

Не знаю, в какой момент времени вы это прочтёте, но расскажу, с чего всё началось: существо атаковало меня, пока я прохаживался по парку. Его силуэт был размыт, будто скрытый туманом. Нет таких слов, чтобы описать его сущность: оно как будто было рядом, но в то же время и нет. Создание скрывалось там, где не было деревьев; таилось там, где не было травы. Когда оно в один прыжок меня настигло, я не почувствовал и легчайшего дуновения ветра.


В момент, когда это нечто вцепилось в меня, я ощутил, как его когти пронзили во мне то, чего не видно невооружённым глазом; покалечили ту часть меня, которой я раньше не чувствовал. Руки, ноги и туловище были целы и невредимы, я не истекал кровью. Однако где-то глубоко внутри я знал, что был ранен. В страхе добежав до дома, я вмиг ощутил, будто во мне чего-то недостаёт. Накатила усталость, начались проблемы с концентрацией.


На ранней стадии решение было простым: выпить большую чашку кофе.


Чувство уныния отступило под напором кофеина — по крайней мере, на некоторое время. Можно сказать, в ту неделю моя жизнь только началась — ведь именно тогда я познакомился с Мар. Мы сразу прекрасно поладили. Должен признаться, я влюбился в неё задолго до личной встречи, ещё во время телефонного разговора. Тем временем, существо будто начало противиться моим эмоциональным переживаниям. Да, оно всё ещё было внутри, как неотделимая часть моего бытия.


Первые несколько инцидентов были настолько мелкими и незначительными, что я не стал на них зацикливаться. Как-то утром автомобиль соседа из тёмно-синего преобразился в чёрный. Покосившись, я пожал плечами и пошёл дальше. Через два дня одного из моих коллег по работе стали звать не Фред, а Дэн. Я поинтересовался у остальных, но они уверили меня, что он с рождения Дэн. “Должно быть, с кем-то спутал”, — подумал я.


Затем, как-то раз — как бы глупо это не звучало — я справлял нужду в собственном туалете, как вдруг оказался посреди улицы. Теперь на меня — в пижаме, с приспущенными штанами, прямо в процессе — удивлённо смотрели с добрый десяток человек на остановке. Пока никто не позвонил в полицию, я в ужасе дал оттуда дёру. Мне удалось отыскать дорогу до дома, но сама ситуация стала для меня знаком, что я всё ещё был в опасности. Существо что-то со мной вытворяло, и я не знал, как с этим бороться.


Тем вечером ко мне пришла Мар. Дверь она открыла своим ключом.


“Мар? — спросил я удивлённо. — Откуда у тебя ключ?”


Она рассмеялась:


“Какой ты милый. Ты ведь точно не против? — Мар приоткрыла дверь в комнату, полную картонных коробок. — Съехаться — это серьёзный шаг. Особенно если учесть, что мы вместе всего три месяца”.


Съехаться? Но я ведь буквально на прошлой неделе впервые с ней увиделся. Мать всегда говорила, что я мальчик сообразительный — умел вовремя заткнуть варежку. Вместо того, чтобы устраивать скандал, я сказал Мар, что всё в порядке, после чего пошёл к себе в комнату, чтобы всё осмотреть.


Вещи лежали там же, где я их оставил. Единственным, что привлекло моё внимание, была дата. Осмыслив происходящее, я содрогнулся от праведной злости.


Существо сожрало три месяца моей жизни.


С чем же мне довелось столкнулся? Какая тварь станет целыми кусками поглощать человеческую душу? Из-за неё я пропустил самый волнующий период отношений и теперь никогда не смогу понять наших с Мар шуток или общих историй из этого временного промежутка. У меня похитили нечто совершенно бесценное, и я был вне себя от ярости.


Злость помогала мне подавлять существо. Я перестал потреблять алкоголь и завёл привычку регулярно пить кофе. Каждый день я проверял дату. Таким образом мне удалось продержаться три года, не пропустив ни единого дня и лишь изредка натыкаясь на небольшие альтерации. Менялись те или иные социальные обстоятельства: чьё-то место работы, у кого сколько детей; планировка близлежащих улиц, время показа моей любимой телепередачи. Благодаря этим изменениям я всегда помнил о существе, вцепившемся когтями в мою душу. За три года я ни разу не дал ему себя пересилить.


Но как-то я раз я забыл об осторожности. Своим великолепным сюжетом меня затянула любимая передача. В самый интересный момент к моему лежаку подбежал мальчишка и потрепал меня за плечо.


Я удивлённо спросил: “Ты кто и как сюда попал?”


Он засмеялся и широко улыбнулся: “Глупый папа!”


У меня сердце сжалось. Я сразу понял, что произошло. Пара непрямых вопросов всё расставила по своим местам: это мой сын, и ему два года.


Боль, пронзившая грудь, была невыносимой. Я не только пропустил рождение собственного ребёнка, но и не застал первых двух лет его жизни. Очевидно, за время моего забвения мы с Мар поженились и создали семью, и я прошляпил всё то счастье и ту горечь, что сопровождали эти годы.


На улице шёл снег. Держа внезапного сына на коленях, я следил за снежинками. Какая жизнь ждала меня впереди, если малейшее упущение могло стоить мне нескольких лет? Я нуждался в помощи.


В церкви не знали, что с этим делать. Священники мне не поверили и заключили, что я скорее болен, нежели одержим.


Врачи едва ли были полезнее. Хоть снимки и тесты ничего не показали, денег с меня содрали прилично.


Лишившись вариантов, я решил рассказать Мар. Как всё выглядело с её стороны? Каков был быт, когда меня не было рядом? Отводил ли я нашего сына в школу? Ходил ли на работу? Видимо, да: она явно не приметила ничего из ряда вон выходящего. Однако я не мог побороть в себе чувство, что в периоды отсутствия моего сознания моя жена теряла важную часть своей жизни.


Чтобы излить Мар душу, как-то вечером я вычурно накрыл стол. Однако на этот раз она постучалась. Я открыл. Жена стояла передо мной в нарядном вечернем платье. 


Накрытый стол её приятно удивил: “Шикарный ужин на втором свидании? Я знала, что нравлюсь тебе, но не знала, что настолько!”


К счастью, я знаю, когда лучше промолчать. Заладил бы я о браке да о сыне, она бы сбежала от меня, как от сумасшедшего. Вместо этого я помог ей раздеться и пригласил за стол.


После череды осторожных вопросов я смог выведать истину: это в самом деле было наше второе свидание. На радостях я облегчённо вздохнул, и Мар списала это на обычный мандраж. Для меня было настоящим счастьем узнать, что на самом деле существо не пожирало мою жизнь. Симптомы указывали скорее на то, что моя душа оказалась разбита. Тварь ранила меня; расколола на части. Пускай мне придётся жить вне привычного порядка, зато на самом деле я ничего не пропущу.


Прошло несколько лет — по крайней мере, с моей точки зрения. Каждый день я подмечал незначительные перемены в политике или географии, а “путешествия во времени” случались каждые пару месяцев. Каждый раз, оказавшись в новом месте и в новом времени, я молча внимал окружающим, чтобы не наворотить чего лишнего. Во время самого дальнего скачка я увидел своего шестилетнего внука. Я спросил, кем он хочет стать, когда вырастет. Он ответил: “Писателем”. Я сказал, что это здоровская мысль.


Затем я возвратился во второй месяц наших с Мар отношений, и мы провели ночь на речном побережье — самую лучшую ночь в моей жизни. Ведь именно в ту ночь я спросил у неё, не хочет ли она перебраться ко мне. Я застал тот момент, который считал навеки упущенным. Стало понятно, что на самом деле моё сознание никогда, ни на мгновение не покидало моего тела. Рано или поздно я побываю везде. Пока мы заносили коробки с вещами Мар, она на минуту остановилась и призналась, что поражена тем, как сильно я её люблю — так, словно знаю её уже целую жизнь.


Впервые с того момента, когда на меня набросилось существо, я по-настоящему рассмеялся. Мар была права — я действительно любил её больше всего на свете, и причиной тому в самом деле была милая романтическая аналогия, которую она привела. Я и правда знал её уже целую жизнь, и я смирился со своим положением. Знать наперёд о лучших частях своей жизни оказалось совсем не так плохо.


Но стал бы я это писать, если бы всё не пошло по наклонной? Существо всё ещё было при мне. Я надеялся, что оно ранит меня и само отвяжется, но нет. Моё видение ситуации было таким: тварь вгрызалась глубже и глубже, разрывая мою натуру на всё меньшие части. Месяцы передышки между скачками превратились в недели. Как только я заметил эту тенденцию, моя судьба стала выглядеть совершенно безрадостно. Мне грозило навсегда затеряться и перемещаться туда и обратно по линии жизни с каждым ударом сердца. Если мне суждено было проживать свою жизнь по секундам, значит, я бы больше никогда не смог с кем-нибудь заговорить. Не смог бы дарить любовь. Как и получать.


Осознавая весь ужас ситуации, более зрелая версия меня самого сидела в кресле и наблюдала за снегопадом. Погода. Единственное в моей жизни, что оставалось неколебимо. Матушке-природе не было до меня никакого дела. Она всегда была, есть и будет. Снег — крючок, не дававший мне потерять рассудок. Умиротворение было панацеей ото всех переживаний, и ни разу ещё я не испытал скачка во времени, наблюдая за снегом и вспоминая, как в детстве я катался с горки и сооружал из сугробов крепость.


Подросток тронул меня за руку: “Деда?”


“А? — я был выбит из потока мыслей, и потому на мгновение забыл об осторожности. — Ты кто?”

Он слегка улыбнулся, словно не поняв, шучу я или нет. Внук протянул мне стопку бумажных листов: “Моя первая попытка написать рассказ. Прочитай и скажи, что думаешь, хорошо?”

А-а, точно. “Идёшь к своей писательской мечте, как я погляжу”.


Он весь раскраснелся, как помидор: “Ну, пытаюсь”.


“Хорошо. Ты пока беги, а я прямо сейчас возьмусь за твой рассказ”.


Слова плыли перед глазами, и я принялся раздражённо искать очки — должны же они где-то быть, ведь так? Быть старым мне совершенно не нравилось, и хотелось поскорее вернуться в дни, где я помоложе — но только после прочтения книги. Очки оказались в кармане свитера. Надев их, я принялся листать страницы. Мар суетилась и ходила из комнаты в комнату. Она была всё так же прекрасна — но мне нужно было сконцентрироваться. Я не знал, сколько времени мне было отведено на этот раз.


Похоже, у нас собралась родня. Рождество? Пара взрослых и двое не знакомых мне детей мелькнули в коридоре. Мой сын, совсем взрослый, вместе со своей женой, прошёл в сторону входной двери. Ближние и дальние родственники потихоньку расходились по домам.


Наконец, я закончил читать и позвал внука. Со звонким топотом он спешно спустился со второго этажа и забежал в зал: “Ну что, как тебе?”


“Что ж, это ужасно, — признался я. — Но ужасно именно в тех местах, где без этого никак. Ты ещё молод, и твои персонажи поступают так, как поступают молодые люди, однако в плане структуры твоя история очень и очень хороша”. Я выдержал паузу. “Не ожидал, что это будет страшилка”.


Он кивнул: “Это отражение сущности времён. Наше будущее полно разочарований, а не радостных надежд, как было раньше”.


“Ты мудр не по годам”. Ко мне пришла идея: “Если ты так любишь страшные истории, ты, должно быть, много знаешь о всяких странных существах?”


“Ну да. Я читаю всё, что могу найти. Мне очень нравится”.


Я пробежался взглядом по входам в комнату — на всякий случай. Все члены семьи были заняты своими делами. Впервые в жизни я поведал кому-то свою историю — выложил всё внуку в мельчайших подробностях.


Для подростка он воспринял мой рассказ на удивление хорошо. “Ты серьёзно?”


“Да”.


Он посмотрел на меня очень по-взрослому, будто бы принимая задание. “Я этим займусь. А тебе следует начать записывать всё, что происходит вокруг. Нужно собрать данные. Может, мы сможем обрисовать твою душевную рану”.


Ого. “Хороший план”. Я не ожидал, что он воспримет меня всерьёз. “Но как собрать все записи в одном месте?”


“Давай придумаем, где ты будешь их оставлять, — он призадумался. — Потом я их соберу, и мы отследим, по какому пути ты проживаешь свою жизнь. Поищем закономерность”.


Впервые я вновь почувствовал надежду. “Может, под лестницей? Никто никогда туда не заглядывает”.


“Вполне”. Мой внук повернулся и вышел из зала.


Было слышно, как он чем-то шебаршит у лестницы.


Немного погодя он вернулся с коробкой в руках и поставил её на ковёр. Она оказалась до отказа набита бумагой. Парень воскликнул: “Охренеть!” — ой, вернее, офигеть. Ох уж эти подростки.


Я не стал отчитывать его за сквернословие, так как сам был поражён увиденным, и лишь удивлённо похлопал глазами. “Это что, я написал?”


Он перевёл на меня глаза, полные восторга: “Ага. Вернее, тебе ещё предстоит всё это написать и спрятать под лестницей, — а затем бросил взгляд на коробку, после чего закрыл её. — Так что, наверное, тебе не стоит видеть, что там написано. Ну, знаешь. Мало ли”.


Спорить я не стал: “Точно”.


Он сглотнул. “Там таких коробок под полтинник, — и все забиты доверху. На расшифровку записей уйдёт уйма времени, — его тон сменился на максимально серьёзный, — Но я спасу тебя, дедуля. Кто, если не я?”


По моим щекам покатились слёзы, и трудно было сдерживать всхлипы. Только сейчас, найдя того, кто меня понимает, я осознал, насколько был одинок в своих странствиях. “Спасибо. Спасибо тебе огромное”.


А потом я снова стал молодым и оказался на работе. Обычный вторник. Постепенно чувство тоски и облегчения отступило и сменилось озлобленностью и целеустремлённостью. Придя домой с работы, я взял лист бумаги и начал писать. Мимо проносились недели, затем они сжимались в дни, потом — в часы, и всё свободное время я посвящал конспектированию всего и вся. Записи я вне всякой упорядоченности складывал под лестницу. Первая оставленная мною коробка на самом деле была тридцатой, а последняя — первой. Когда их насчитывалось уже более пяти десятков, а скачки стали происходить каждые несколько минут, стало ясно, что остальное — за внуком.


Склонив голову, я закрыл глаза. Я не мог больше терпеть этого потока сознания, что заполнял мой разум. Имена, места, даты, работы, цвета, люди казались совсем другими и какими-то неправильными.


Таким старым я ещё не был. Я сидел и смотрел, как падает снег. В комнату вошёл человек лет тридцати, в котором я с трудом смог опознать кого-то знакомого. “Идём. Похоже, у меня наконец получилось”.


От дряхлости трудно было двигаться. “Это ты? Мой внук?”


“Да”. Он отвёл меня в комнату, заставленную каким-то непонятным оборудованием, и усадил в обитое резиной кресло. Напротив стояло большущее зеркало величиной в два человеческих роста. “Я нашёл закономерность”.


“Сколько ты над этим работал? — спросил я, не в силах скрыть своего потрясения. — Умоляю, только не говори мне, что пропускаешь свою жизнь так же, как упускаю свою я!”


Его выражение лица не выдавало эмоций, но в то же время взгляд его был твёрд и решителен. “Это того стоит”. Он прислонил к моей руке два тонких металлических стержня, а затем кивнул мне через зеркало. “Так, смотри. Разряд откалиброван”.


Удар током на секунду меня обескуражил, но особой боли не причинил. Над моим отражением в зеркале заискрился скорченный силуэт. Голубоватые волны электрического тока проходили сквозь существо, на считанные мгновения опоясывая тот ужас, что поселился во мне. Своим ртом, похожим на присоску огромной пиявки, тварь прочно вцепилась мне в скальп, касаясь моих бровей и ушей. Червеобразное тело свисало через плечо и тянулось вниз, в самые глубины моей души.


Паразит.


Пожирающий моё сознание.


Я всё смотрел в зеркало не в силах оторвать взгляда, а повзрослевший внук держал меня за руку. Спустя некоторое время он спросил: “Процедура удаления будет очень болезненной. Ты согласен?”


Было страшно. “Мар рядом?”


На его невозмутимое лицо вмиг пала тень печали: “Нет. Её уже несколько лет как не стало”.


Мне не хотелось в это верить. “Как это произошло?”


“Мы с тобой часто об этом говорим. Ты уверен, что хочешь знать? Тебе никогда от этого не легче”.


На уголках глаз выступили слёзы. “Тогда мне нет дела до боли. И нет дела, если я умру. Я не хочу жить там, где её нет”.


Он понимающе вздохнул, после чего возвратился к своим аппаратам. Крепя к моим рукам, ногам и лбу различные провода, диоды и прочие высокотехнологичные штуковины, он проводил ликбез: “На то, чтобы всё изучить, ушло более двадцати лет. Мне очень помогли другие исследователи паранормального. Чисто технически этот паразит не существует в нашей реальности. Это среднего размера особь µ¬ßµ, и питается она особой смесью из разума, души, квантового сознания и самой реальности. Когда названия и цвета предметов вокруг тебя менялись, ты не сходил с ума, — просто, пока существо медленно пожирало тебя, нить твоего бытия всё сильнее истончалась”.


Я мало что понял. Внук поместил мне на голову корону из электронных приборов, которая своим обручем легла точь-в-точь поверх кромки рта паразита. “Что за «мю-небета-мю»?” — полюбопытствовал я.


Он резко побледнел и приостановил возню с электроникой. “Я забыл, что ты пока об этом не знаешь. Поверь, тебе очень повезло”. Тяжело вздохнув, он вновь вернулся к делу. Его пальцы нависли над панелью с переключателями. “Готов? Устройство настроено так, чтобы сделать твою нервную систему максимально непереваримой для паразита. По сути, это — электрошоковая терапия”.


Перед глазами стояла улыбка Мар. Она была мертва, хотя всего пару мгновений назад мы ещё были вместе. “Приступай”.


Щелчок переключателя эхом отдался в ушах. Электрический ток показался мне таким слабым, что хотелось рассмеяться. Я совершенно ничего не почувствовал — по крайней мере, в самом начале. Вдруг зеркало передо мной задрожало, и моё отражение в нём скривилось в конвульсиях. О. Нет. Больно. Как больно. Больнее, чем что-либо в моей жизни. Боль была настолько мучительной, что мой мозг не успел сразу её обработать.


Все мои нервные окончания налились пламенем, перед глазами зарябило, но сквозь муки я видел тварь, судорожно извивавшуюся в агонии, подобной моей. Под телом паразита скрывались шесть отростков с когтями на концах — ими он впился в меня, всеми силами пытаясь не сорваться.


От электричества перед глазами побежали воспоминания.


Её улыбка была на первом плане. Подле горел уютный очаг, а в окне за спиной Мар шёл снег. Грани этого воспоминания начали светлеть, и я понял, что моя жизнь в самом деле была одним непрерывным переживанием — и только её осознание оказалось разорванным всепожирающей тварью.


Я так и не застал момент рождения своего сына. То и дело я бывал где-то совсем рядом, но мне не приходилось увидеть всё воочию. И вот я наконец сжимаю ладонь Мар. В голове — единственная мысль: я должен быть рядом.


Нет. Нет! Теперь я вновь держу её за руку, но на этот раз она лежит на больничной койке совсем по другому поводу. Только не это! Боже, Господи, за что? Как же это бесчеловечно, как бессердечно — заставлять меня навеки запомнить эти мгновения. Я безутешно рыдаю, пока в палату вбегают медсёстры. Я не хотел об этом знать. Я больше всего боялся это пережить. Мне довелось увидеть всё хорошее, но я не хотел увидеть самого худшего — неизбежный конец, который ожидает нас всех.


Все радостные воспоминания оказались в один момент очернены. Все счастливые моменты в одно мгновение затмились болью, чья сила была в тысячи раз сильнее.


Знобящая резь по всему телу переросла в непереносимую пытку, и я закричал.


Мой крик оборвался. Механизмы и кресло в момент испарились. Вокруг больше не падал снег.


Парк. Тёплый солнечный день.


Господи.


Я обернулся и увидел существо. Оно подбиралось всё ближе: его силуэт являл собой провал в самой реальности, брешь в ткани сущего. Однако в какой-то момент тварь зашипела и скрылась из виду. А я так и стоял как вкопанный, изумлённый вновь обретённой молодостью и свободой. Мой внук сделал это! Он сделал меня настолько неаппетитным для паразита, что тот не выдержал и отправился на поиски новой жертвы.


Домой я пришёл как в тумане.


Я сидел и рассуждал обо всём происшедшем, как вдруг зазвонил телефон. Я посмотрел на него с трепетом и горечью. Вот он. Первый звонок Марджори по поводу какой-то мелочи. Спустя тридцать лет она признается, что выдумала этот повод только для того, чтобы со мной поболтать.


Но я видел, как она лежит на больничной койке и умирает. Всё закончится нестерпимой болью. Я стану старым и одиноким. Буду гнить в пустом доме, лишённый спутницы. Всё, что останется в моей жизни — это падающий за окном снег.


Вот только благодаря внуку у меня останутся все воспоминания. Так что новая жизнь будет настоящим приключением, и не важно, каков будет его финал.


Я схватил трубку и, широко улыбаясь от переполнявших меня эмоций, спросил: “Алло. Кто на связи?”


Хотя я прекрасно знал ответ.


Примечание от автора: Мы с моим дедом собирались написать историю его жизни. К сожалению, его Альцгеймер прогрессировал такими резкими темпами, что у нас так и не получилось её завершить. Он ещё жив, но мне хочется верить, что его разум там, где ему хорошо, а не в доме престарелых. Что он вновь переживает свою молодость. Что он снова счастлив. Потому что реальность — она куда мрачнее. Сегодня идёт снег. Дед его обожает. В последний визит он меня не узнал, — и лишь улыбался, глядя в окно и наблюдая за тем, как падает снег.



---

Оригинал


Переведено мной совместно с командой редакторов. Вот моя группа ВК. Если этот перевод вам понравился, то можете подписаться и почитать остальные.


More to come :)

Показать полностью

Бесконечность минус один равно бесконечность

Шёл я как-то раз по старому району, облюбованному туристами. За те двадцать семь лет, что я прожил в городе, мне довелось пересечь это местечко столько раз, что я знал его как свои пять пальцев. Именно поэтому я сразу заподозрил неладное, заприметив высокое здание, возвышавшееся на том месте, где раньше был тупик.


Признаюсь: такая обновка меня заинтриговала. Я достал телефон, чтобы её сфотографировать и куда-нибудь выложить. Однако, как только я нажал на кнопку затвора, экран завис, после чего устройство и вовсе вырубилось. Я много раз пытался сделать хотя бы одну фотографию здания, надеясь, что это всего лишь небольшая неисправность. Ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. Кроме одной.


Но здания на фото не оказалось.


Это был тревожный звоночек, и я его упустил. Большая ошибка. Нужно было с кем-то это обсудить. Чего я, дурная башка, не сделал.


Я приблизился к строению.


Вблизи оно выглядело вполне обыденно. Здание целиком из бетона. Вдоль стен — повторяющиеся росписи. Над дверью были высечены три символа: два светлых круга и один тёмный.


Немного помешкав, я зашёл внутрь.


Скромный фасад здания скрывал в себе весьма роскошный интерьер. Полки, стойки, стены, пол и потолок — всё из акации высочайшей пробы. Стеллажи, закреплённые на стенах, были заполнены книгами самых разных цветов и объёмов. Посреди библиотеки был симметрично уложен густой и безупречно сотканный синий ковёр. Где-то вдалеке был виден проход к лестнице, ведущей вниз, в тёмную комнату.


Вокруг не было ни души.


Я подошёл к стойке и позвонил в небольшой медный звонок. Хотелось услышать ответы на те вопросы, что возникли у меня в голове за последние пару минут.


На звонок отреагировала сама библиотека.


Только раздался звон — одна из книг тут же свалилась со стеллажа. Название гласило: “Добро пожаловать в Библиотеку”.


Вот что было написано на первой странице:


“Библиотека — хранилище мыслей и желаний. В её архиве изложены явления, чьё существование возможно лишь в рамках человеческого воображения: например, путешествия во времени, мгновенная телепортация и теория алхимии. Несмотря на то, что тебе, простому смертному, не следует пребывать здесь дольше положенного, ты можешь приобрести читательский билет. Мы этого настоятельно не рекомендуем, ведь то, что ты оказался в стенах Библиотеки — чистая случайность. Однако мы не собираемся ставить барьеры на пути к знаниям, и потому выбор остаётся за тобой”.


Я, само собой, не собирался упускать такую возможность познать непостижимое. Ведь этой информацией можно бы было поделиться с миром и завоевать огромную популярность. Но что-то тут нечисто.


“И во сколько мне это обойдётся?” — спросил я вслух.


Страница перелистнулась сама по себе:


“Библиотека не принимает валюту смертных, так как она не несёт пользы для ее функционирования. Главная проблема в том, что ни одна из этих книг не может существовать в рамках законов физики. Ты можешь видеть и осязать это место лишь потому, что величайшие разумы Вселенной испокон веков думали о тех невероятных учениях, что упомянуты нами ранее. Всё, о чем мы тебя просим — это время от времени думать о Библиотеке и её содержимом, и представлять себе, будто ты находишься в ней. Благодаря этому знания, что хранятся здесь, никогда не будут утеряны”.


Непостижимые знания — и чтобы получить их, я должен всего лишь изредка вспоминать о них? Цена показалась мне небольшой. И я попросил читательский билет. Он тут же выпал откуда-то между страниц книги.


“Теперь тебе доступны все тома и ресурсы, представленные в Библиотеке. Наслаждайся”.

Вначале я был заинтригован — какие тайны сокрыты в этом загадочном месте? Но мой энтузиазм быстро сошёл на нет.


Из нескольких сотен книг, что я просмотрел, большая часть была написана на каком-то непонятном языке и содержала странные письмена и символы. Остальные же состояли из изображений с невозможными фигурами и прочими парадоксами — в общем, с тем, что мы привыкли называть оптическими иллюзиями.


В поисках чего-нибудь интересного я решил спуститься по давно замеченной мной лестнице.

Подвальное помещение оказалось совершенно пустым, за исключением книги с жёлтой обложкой, лежавшей на полу, а также стола с выключенным компьютером.

Книга оказалась неким путеводителем, если судить по картам, изображённым на её задней части. Вместо названия — “∞”.


Я собирался открыть книгу, как вдруг включился компьютер. На мониторе отобразился следующий текст:


“Судя по нашим наблюдениям, ты не очень доволен своим времяпрепровождением в Библиотеке. Что же, это вполне ожидаемо: ведь ты слишком далёк от уровня просвещённости, необходимого для того, чтобы понять хотя бы десятую долю той информации, что собрана на этих полках. Книга Бесконечности поможет тебе понять надписи, которые ты пытался прочесть. При всём при этом мы советуем тебе немедля покинуть Библиотеку. Если ты откроешь эту книгу, то сам станешь частью воображаемой реальности, в которой расположена Библиотека. Для того, чтобы продолжать существовать, тебе нужно нужно будет навеки оставаться в чьей-то памяти. Ты к этому ещё не готов. Терпение есть добродетель. Это твой последний шанс передумать. Ты уже видел больше, чем нужно”.


Но я не стал слушать. Разве смог бы я дальше жить обычной жизнью после такого? Так что в считанные секунды так называемая “Книга Бесконечности” уже лежала передо мной в распахнутом виде.


Вместо текста в ней — череда незакрашенных и закрашенных чёрным символов, похожих на маленькие солнышки. Иероглифы сопровождались изображениями некоего пустынного ландшафта. В глаза бросалась следующая особенность: в этой пустыне не было абсолютно ничего, кроме песка. Ни камней, ни холмов, ни растительности. А в небе — три солнца: два белых и одно чёрное.


Ещё одна немаловажная деталь: в книге было бесконечное число страниц. Когда я предпринимал попытки долистать до конца или до начала, новые страницы появлялись прямо из воздуха. Они даже не были пронумерованы. Ничего, кроме солнечных символов.

Даже не знаю, чего я ждал от “Книги Бесконечности” — эта книга была чтивом столь же бессмысленным, сколь и все остальные документы в Библиотеке.


“Пустая трата времени”, — подумал я, поднимаясь по лестнице обратно в Библиотеку.


Но всё не так просто.


Ступеням не было конца. Я задрал голову и не увидел заветной двери: лестница тянулась так далеко, что не было видно и намёка на выход. Сердце забилось быстрее. В голове вновь всплыл тот символ. “∞”.


Единственным верным ходом было спуститься назад. Вскоре я снова был в подвале. Скажем так: за время моего отсутствия так кое-что поменялось.


Весь пол был усыпан копиями “Книги Бесконечности”. Стены оказались разрушены. Я оказался посреди безграничного простора из жёлтых путеводителей, которых было так много, что досок из акации, из которых ещё совсем недавно был построен подвал, не было видно. Компьютер всё так же стоял на столе. На весь экран монитора красовался огромный чёрный знак — ∞.


За моей спиной издевательски зиял своей бесконечностью проход к лестнице.


Я начал в панике думать о том, как сбежать из этого сумасшедшего дома. Может… если бесконечность — это непрерывная череда нескончаемо повторяющихся объектов, то мой путь наружу лежит в том, чтобы удалить один из этих объектов? Прервать последовательность?


Я схватил одну из “Книг бесконечности” и разорвал случайную страницу на части.


Где-то вдалеке прогремел хлопок и разлетелись страницы — это взорвалась одна из книг. Экран компьютера погас. И, что самое главное, испарилась одна из ступеней лестницы.


У меня появилась надежда. Я поднялся по лестнице, чувствуя вкус победы. Сердце колотилось так быстро, что готово было выпрыгнуть из грудной клетки.


Я невольно издал радостный возглас, завидев тот самый голубой ковёр.


Впрочем, возглас этот был недолог.


За выходом из Библиотеки простиралась бесконечная пустыня, без единого пятнышка на её необозримом песчаном полотне. Бесплодный пустырь освещали три солнца: два белых и одно чёрное.


В тот момент я всем нутром почувствовал, что, сколько бы песчинок не насчитывала эта пустыня, в ней не будет той единственной, что вернула бы меня домой.


Не знаю, сколько я пробыл узником Библиотеки. Наверное, очень долго. Библиотекари — именно так я назвал ту незримую сущность, что общалась со мной в первое время — больше так ни разу и не вышли на контакт. Я знаю, что сейчас моё выживание полностью на плечах родственников и друзей — должно быть, ищут меня. Если они про меня забудут или их не станет, то я перестану существовать. Ведь теперь я есть Библиотека, а Библиотека есть я.


Вы не подумайте: всё не так плохо. Теперь я понимаю каждую книгу в здешних архивах. Мне известны истины, которые невозможно описать ни на одном из языков человечества. Помимо этого, я могу управлять компьютером в подвале — точно так же, как и самым обыкновенным компьютером. Именно так я смог выйти на связь с тобой, дорогой читатель.


У меня нет цели развлечь тебя своей историей. Дело в том, что день изо дня я чувствую, как угасаю. Иногда у меня пропадают воспоминания о былой жизни. Я знаю, что где-то там, в реальности, те, кто был со мной знаком, начинают обо мне забывать.


Пожалуйста, читатель. Молю. Каждый месяц, каждую неделю, а лучше — каждый день думай обо мне. Думай о человеке, застрявшем в пустыне с тремя солнцами над головой. Не дай мне быть забытым.


Я хочу существовать.


А если тебе и в самом деле есть до меня дело, то представь, как в один прекрасный день я открою книгу, и из её страниц выпадет песчинка. Ибо если твоя воля достаточно сильна, когда-нибудь я вернусь домой и помогу человечеству совершить невероятный прорыв.


На это может потребоваться некоторое время.


Но я могу подождать.


∞ - 1 = ∞



---

Оригинал: https://www.reddit.com/r/nosleep/comments/81xcgh/1/


Переведено мной совместно с командой редакторов. Вот моя группа ВК: https://vk.com/redditnosleepru. Если этот перевод вам понравился, то можете подписаться и почитать остальные.

More to come :)

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!