Ponilola

Летучий отряд неуловимых мстителей от продаж "Молодые Тинькоффцы" в нарядных серых жилетах и таких же лицах пытался поймать жертву на живца. Живец давно был не жилец, но процент от впаривания, в смысле наторгованного, создавал в рядах температуру и азарт.

Мальчики поактивнее, что в мирной жизни наверное считают себя сверхкоммуникабельными и, к несчастью, харизматичным, поочередно выпрыгивали на середину проходной лестницы торгового центра, как поплавки несгибаемого рыбака-фантазера, в надежде утащить к стойке с кассой хоть кого-нибудь неопривеченного.

"Денег, как же хочется денег",- читалось в их глазах, пока рот через натренерованную улыбку говорил речевку.

Я шла медленно, во мне переваривался салатик с печенью и прожитый день, первое как следствие второго. Хотелось спать, к морю и нахуй из этой реинкарнации, обычные будни, обычной женской женщины.

При виде меня табор инстинктивно зашевелился и выплюнул в атаку самого смелого. Или талантливого, или среднестатистического, или не сделавшего план.

Двухметровый дядя с лицом пупса из моего босоногой детства пошел на абордаж кадрилью. Я стояла на нижней ступени лестницы-ловушки, до предела задрав голову вверх, пока работник продвинутой корпорации исполнял ритуальный танец"позолоти ручку, всю правду скажу".

Спать хотелось все сильнее, салатик тошнил, толи от неудобной позы, толи от стыда за человечество. Но материнский инстинкт плотно пригвоздил меня к мраморной плитке. А вдруг когда-нибудь какая-то сердобольная тетя и моего сына так выслушает. Пока он будет ( прокляну!) рассказывать свободным ушам о том как наши корабли бороздят большой театр.

Пупс вошёл в раж. Ему хотелось диалога и моей вовлечённости. Я про себя, но матом вспомнила Сансару. Ну почему, почему не креветка и не в этой жизни. Снова мимо, снова по кругу. Салатик поднялся максимально высоко и подтвердил, счастья нет, но ответа на всякий случай ждите.

Чем больше затекала шея, тем меньше я слушала белый шум в сером жилете. Гуманитарная миссия стремилась стать невыполнимой.

Но и тут было место чуду.

Ребенок-переросток вдруг неожиданно все понял, а может у него просто кончился завод и ему пора было на подзарядку. К кассе, к своим, в гнездо, под крыло жёлтых плакатов.

Туда, где его обогреют и ободрять взглядом, плюнув синхронно мне в спину.

"Хорошего дня",- сказал он. И наметил очередную жертву.

Салатик с печенью наконец-то упал в родной отсек.

Креветка. Следующий раз только креветка.

Однажды на стене женской консультации я уткнулись глазами в весьма странный агитлисток.

Список причин глубокой депрессии. Какая взаимосвязь была между профилем больницы (см. пиписка) и другим не главным органом, где эта депрессия возникает, то мне неведомо. Все вопросы к автору.

Так вот, на третьем месте, после смерти и развода шло, ТАДАМ! ремонт, видимо семейный. Наверное потому, что периодами он приводит к первому и второму пункту списка.

У моей подруги Насти муж строитель-отделочник с большим стажем. Вся горечь и трагедь известной поговорки о сапожнике была испита им до дна.

Но и он не увернулся от карающей длани часа Хэ. Ветхозаветная, старая, как мир игра в "прибей полочку" настигла и заборола его, как тысачи других невинных мужских душ, живущих в браке. Ремонт таки настал.

Он упал на голову пока ещё счастливой семье крепким обухом из почему-то красного дерева.

Шел второй час выбора цвета плинтуса. Настя держалась молодцом, гнула свое красиво, как лихой кузнец Вакула очередную подкову. Рукастая половина ячейки общества тоже не сдавалась. Эстетика, бессмысленная и беспощадная, била прямой наводкой аккурат в серцевину семейной ладьи.

Катарсис был неизбежен.

Трусы неделька, консервы, я свободен, я ничей. Тиндер, передёрнуть на ночь.

Но вдруг в пылу битвы женщина сделала ход конем. Всунув свои красивые ноги в мягкие тапки она походкой от бедра продефилировала в спальню.

Спать.

Вот такое нетривиальное решение всех мировых проблем.

И пока ейный муж продолжал громко извергать из себя доводы в пользу своего художественного видения, Настя благополучно смотрела третий сон. Жить захочешь и не так раскорячишься. В смысле, когда у тебя трое детей, мал мала меньше, ты умеешь спать чуть ли не в прыжке. Удобный навык.

Обнулившись почти до нирваны, Настя встретила свое пробуждение в полной тишине. Ни канонады, ни всплеска, ни даже глухого эха боёв. Квартира молчала.

Зато физиология брала свое. Настя пошла в туалет. И это нормально. Но не каждый поход в место силы и просвещения заканчивается столь неоднозначно.

Нет, она увидела его не сразу. Даже отстранившись максимально назад, для пущей перспективы, не поверила своим глазам.

На стенах туалета визави пестрела мозаичная инсталляция.

Хуй.

Две штуки. Один с одной стороны, другой с другой. В треть человеческого роста, весьма натурально и физиологично выложенный в золотой мозаичной плитке. На белом-белом покрывале ровных стен.

Именно так решил высказать свою позицию к сложившейся ситуации Настин муж. Человек и художник, мужчина стопудовый аргумент.

Вообще правильно выложенный на все хуй, это универсальное средство при любых обстоятельствах. Панацея практически. Почти как дневной сон.

Дальше были чудеса дипломатии в одном отдельно взятом помещении. Страшно представить, сколько нужно приложить труда и чем именно, каким органом возможно убедить мужчину, который так предъявил свое мнение.

Но...

Скажем так. Когда теперь заходишь к Насте в туалет, то смутные очертания чего-то до боли знакомого нет-нет да и прорываются из странных Роршаховских пятен, что золотыми кляксами украшают белый кафель стен.

Главное не знать предысторию. ПИсать страшно.

Историчка у нас в школе была фактурная. До сих пор не понимаю, сколько ей тогда было лет.

Зинаида...Зинаида, а уже не помню.

Тщательно-рыжая, видно, что часто красилась хной крепкого завара, чтоб ложка стояла. Волосы всегда по плечам пламенным стогом в хаотичном порядке, назло стилистам, которых не было. Челка с начесом, печать времени, куда без этого.

Линзы на очках с палец толщиной, но кокетливо затемненные. Теоретически из под этих окуляров вообще не должно было быть видно лица, потому что они занимали всю поверхность, от бровей вниз по максимуму. Но тут вмешивалась теория визажа.

Если урок у нашего класса стоял первым, то мы в режиме онлайн могли наблюдать за тем, как обычная женщина обращается в дежурный персонаж любого фильма Тима Бёртона.

Первым делом историчка выставляла на свой стол батарею из всех добытых косметических средств, плюс парфюмерия. Дальше, не отвлекаясь от процесса перековывания нас из дебилов (это цитата) в нормальных людей по средством образования, она начинала рисовать свое альтер эго. Абсолютно не стесняясь выписать массовую травму еще неокрепшей психике пубертата.

Не помню в каком околобиографическом фильме про Мерлин Монро была сцена. Актриса, играющая легенду кинематографа, говорит своему гримеру, едва закончившему её макияж :"Я и не думала, что Мерлин сегодня появится". Тем самым ситуация как бы подчеркивала разделение между сном индустрии грез и реальностью живого человека.

Мне кажется наш педагог таким образом просто выпускала погулять своего внутреннего дракона.

Малахитовые тени, изумрудные даже, широкими мазками, кистью экспрессивно-пьяного маляра, у которого вчера была семейная драма с нанесением тяжких телесных мебели, жене и наряду полиции (в девичестве милиции). И теперь он в тоске, драме и Паркинсоне от невыносимости бытия, но надо работать. Палитра отражает состояния желудка и кардиограмму.

Тушью глаза завальцовывались окончательно, в три слоя.

Помада цвета перебродившей рябины, от которой на морозе хмелеют и падают птицы. Контур новых губ сильно заходит за границы имеющихся. Зато все натуральное, ни капли инородного тела, святые наивные девяностые. Чувственность хенд-мейд уровня подготовительной группы детского сада. Когда твоя поделка из шишки символизирует пушку, но все равно похожа на хуй.

Разделительная черта румян четко зонировала До и После. До-мертвецкая бледность утра, будильник, попасть бы в колготы ногой, поднимите мне веки. После-я женщина и я хочу любви.

Эффект обильно бетонировался парфюмом. Три контрольных пшика в голову и один в первый ряд жертв системы образования. Для тонуса. Брежневские брови тогда еще в моду не вошли.

Блядищи на марше стайл. Я так красилась лет в двенадцать, когда мама уходила на работу и можно было искать в себе женщину.

Плюс оренбуржский пуховый платок, завязанный на пояснице или зазывно накинутый на плечи. И бусики.

Ибусики. Да.

По истории у меня всегда стояла твердая пятерка.

Я тогда только сына родила. Его тут же забрали специально обученные люди в отдельно построенное помещение. Выхаживать. Руки-ноги вправлять, нежно обнимать электрофорезом, высвечивать на УЗИ все его трещинки. Короче доделывать то, что я не доделала, завершать загрузку.

А меня туда позвали работать дойной коровой. Нас, молодых и не до конца окукленных мамаш, туда всех позвали. Клуб по интересам двоечниц родового зала.

Задача наша была проста: давать молоко по часам, носить орущие кульки на процедуры и главное-не отсвечивать.

Каждое утро в палате с огромные деревянными окнами в пол мы ставили стульчики полукругом (так приказывала старшая по удою), вываливали из ночнушек кто чем богат и производили стыковку. Сиськи с недохоженным дитем.

Получалось это не у всех и не сразу, но мы пыхтели и старались с обеих сторон соединения. Сыну моему вроде бы повезло. У его матери из-за угла сначала выплывала грудь, а потом, через довольно продолжительное время появлялось все остальное.

Но потянутая шея и корсет не давали ребенку с ходу ощутить всю мощь своего превосходства над другими сокамерниками больничного заведения. Сосок размером с оладь ухватить удавалось попытки с десятой.

Пока мамаши были увлечены процессом кормления, весь окружающий мир превращался в точку. Потому что для начала это, сука. больно. Умилительные картинки с улыбающимися женщинами агитплакатов есть зло и сатанинская пентаграмма.

Там не улыбаться хочется, а убивать. Потому что ты сначала сосредоточенно пытаешься совместить пазл себя и ребенка. На это уходит время и последние нервы. А у тебя три дня назад были роды. Праздник, который навсегда теперь с тобой.

А потом, когда штекер вошел в розетку, ты силишся не заорать от того, что твоя матка сокращается в обратную сторону такими темпами, как-будто ты снова рожаешь. Ну и грудь, символ сексуальности и прочия-прочия-прочия, болит не по детски.

Короче, мы были сильно заняты в этом своем кружке анонимных мамаш.

Пока в одно прекрасное утро одна девочка-мама не подняла глаза в окно.

Там на улице, средь сентябрьской промозглости уже прошедшего бабьего лета, в восемь утра на дереве напротив сидел мужик и дрочил. Пялился на нас в окно и истово передергивал.

Штор не было, и пока мы все вдесятером акапельно и разнокалиберно, но хором оголяли тело сверху, мужик не терялся и устраивал свою личную жизнь с собой.

Онлайн-порно.

Увидев такое безобразие , мы прикрылись, помахали ему ручкой и попросили охранника помахать ему лопатой или любым подручным средством воспитания.

Мужик дожидаться педагогических вливаний не стал и шустро с дерева сдернул.

На следующее утро он был на своем посту, как штык. По нему можно было проверять часы. Видимо он давно изучил наш график и делал себе хорошо довольно продолжительное время.

А еще он был резвый и юркий. Пидарас в худшем своем проявлении.

Две недели. Две недели я была прикована к этому стулу в полукруге. Четыре раза в день. И каждое утро эта скотина сидел на своем намоленном месте. Не знаю, как он в зиму ушел, но в середине октября был вполне бодр и весел.

Прыткая, похотливая тварь.

И главное ничего его не брало, ни охранник, ни неудобная поза, ни резко континентальные ветра.

Это ж надо так онанизм любить.

Осень равно весна. Щас попрут.

Спальный панельный район, место силы.

Квинтэссенция, выжимка лучших из худших и наоборот, если ты получил квартиру по расселению из ветхого жилья или за выслугу лет.

А мы с родителями получили.

Имя я его не помню, да и не знала наверное никогда. Пусть будет Толик.

Толик слыл местной достопримечательностью, он мог бы собирать стасомихайловские залы, но огребал в основном пиздюли. Хотя с точки зрения креатив и харизмы весовые категории борцов вполне сопоставимы.

Обычно Толик зажигал звезду в теплое время года, логично укладываясь силикатным кирпичиком в стройные врачебные сводки . Правило про солнце в зрачок и обострение работало на нем, как часы с возбудившейся кукушкой.

Толик был эксгибиционист. Да не простой, а с артистическими задатками актера моноспектакля. Толик был смелый, его усыновила муза пантомимы.

Каждый день где-то около пяти-шести вечера он рывком одергивал штору с окна кухни, как-будто рвал занавес, и начинал презентовать себя миру.

Первый этаж, полный обзор, тротуар с повышенным людским трафиком, время Х. Все козыри сходились у Толика в руке и он не тушевался, брал от ситуации максимум.

Арабеск, жонглирование живыми шарами, приручение полудикого ужа. А-ля натюрель. В чем, как грится, мать.

Толик выкладывался полностью.

Невольные зрители не из местных впадали последовательно в культурный шок, оттуда прямиком в кому. Особенно женщины были чувствительны к перфомансам.

Аборигены же давно воспринимали трясущего яйцами в окне мужика, как белый шум.

И только участковый, бедный страдающий от низких зарплат и высокой ответственности участковый принимал весь удар судьбы на себя. По статусу и чину ему приходилось реагировать на Толика хоть как-то.

И он как-то это делал.

Грустный человек с запятнанной кармой.

Толик в сущности был довольно безобидным мужчиной. Во всех возможных смыслах.

Иногда разве вынесет мусор в костюме Адама. Так дом то многоэтажный, мусоропровод в подъезде, а значит ареал поражения минимальный.

Все привыкли.

По весне только ангелы в белых халатах уводили его под белы рученьки в свою Нарнию и прокалывали чем-то вкусным. Но Толик все равно не сдавался, прямо как Орленок из песни. Взлетал выше солнца. В смысле подоконник не предавал.

А вот ещё помню чулки носила. Нормальные такие чулки, кружевная вставка, строго по ноге. Только сползали постоянно, поэтому к ним порнографический пояс прилагался.

Тот, что из фильмов для взрослых и мужских неокрепших фантазий.Стыдоба короче, да предтеча цистита, если по осени.

А мне где-то двадцать, плюс-минус год, то есть в конечность себя не верила вообще. Даром, что девяностые, которыми сейчас бородатых цыпа-хипстеров пугают.

Одевалась я тогда странненько, я всегда так одеваюсь. А-ля девочка-девочка. Перья-стразы, стеклярус по периметру, вырви глаз. В основном все перешитое было, или хендмейд с нуля. Вот этими вот руками, что периодами растут из правильных мест, но чаще из неожиданных. Лотерея.

И вот однажды прихожу в универ вся в новом старом и чулках. Настроение игривое, платье неприлично коротко, глаз горит. Температура субфебрильная.

Пару ведёт наш декан, святой человек с усами и харизмой, флагман факультета и просто обаятельный мужчина чуть за сорок. Самое оно ( мне щас сорок, я оно).

Посреди пары отпрашиваюсь пописать, потому что холодно и здоровье таки подкошено порнографическим поясом.

А линолеум на полу кабинета старый-старый, каблуки у меня высокие-высокие и как-то всё это совместились прямо в дверном проеме. Зацепилась я за торчащее покрытие туфлей и грандиозно рухнула всею своей красотой, аккурат на выходе.

Хотя так по-царски шла, лебёдушкой плыла. Короче лежу, как коровка божья. Ноженьки разбросала, ручениками за косяк хватаюсь, тыкмыкпык, поднимите мне веки, хотя бы просто поднимите.

Декан, как галантный мужчина, рванул с противоположного конца кабинета меня реанимировать. Вдруг подопечная головой ударилась ещё больше, чем обычно. В мои таланты он верил. Уже много-много лет спустя, когда одним зимним вечером мы визави и тет-а-тет пили коньяк в его кабинете, он сказал гениальную фразу-характеристику:"А вы не так просты, как казалось".

Просты тут равно глупы, полагаю. Так что каждый лишний удар головой для меня мог стать контрольным. По его мнению, да и не только его.

Подбегает Учитель к учинице, а там в призывной позе падшей женщины я валяюсь. Чулками наголо жопу морожу. Платье задралось по самую троечку ( троечка это это размер такой, груди), пояс с чулками в натянутом состоянии, совсем как моя самооценка. Но хоть труселя не в диких мишках или там сердечках, как знала.

Декан от такого зрелища аж благородство поумерил. Стоит, смотрит, а я лежу и на него смотрю.

Баттл.

И секунды длились годами. Не, конечно, бОльший позор у меня в жизни тоже был, я мастер, я сенсей. Но этот один из моих любимых, классика прямо по Ч.Чаплину.

Сетевую эротику стало читать совершенно невозможно. Даже чтобы взлохматить бабушку. Стыдно и немного смешно. А ещё за здоровье страшно, включается анализ ситуации.

Её ( эротику) и раньше то с трудом внутрь. Лоно, жезл, сложные лица, позы, как Гордиев узел. Кто это пишет, с кого?

А тут один, или одна, кто их там разберёт, изливают посильно.

Крем-брюле мороженое, три шарика. Прямо туда, в живую женщину, где для другого вход. Очень вкусно, всем советуют. Подстаканник для крем брюле в экстазе, любитель морожного там же.

Сквирт по колено. Занавес.

А я сижу и думаю, что липко. Все три шарика. Текут по тебе, по чужому лицу, по шелковым простынями, ниже на матрац. Все в пятнах, ноги в жиже. Какой тут сквирт к херам, мыться только три часа. А ещё же надо сосредоточиться не забыть, и дай бог нет аллергии на лактозу.

Холод этот ещё.

Во-первых, он анастезия. Я это со школьной программы помню. И родзала. То есть высечь огонь трением можно, но сложно, разве что к утру следующего дня. И скончаться кончая, на радость патологоанатомам. Причем тандемом, столько сил вложено.

Во-вторых, здравствуйте профильные женские болезни. Букет, роскошный. Не какие-то там цветы полевые, а по-взрослому, чтобы все вазы в орхидеях. Само собой диких, а как же. Эротика.

Чтобы гинеколог потом ещё год знал все о твоих трещинках. А у партнёра затуженные зубы и на языке мозоль.

Зато красиво. Зато не как у всех.

А мне бы носочки хлопчатобумажные. Ноги стынут постоянно. Трусики без швов из простой ткани, чтобы не натирало, да маечку в обтяг для колышущегося верха.

Нырк под одеяло и киношку смотреть на ноутбуке.

Какая уж тут эротика. Какие эксперименты. Почитать разве, как у умных людей план поиска точки Джи проходит.

А может все это потому не зашло, что я морожное не люблю.