Polar.fox

Пока я встал, умылся, оделся потеплее и попил чаю с мёдом, время уже перевалило за одиннадцать вечера. Нда… Заспался я, конечно.

Быстро сполоснув посуду, я собрался на тщательный обход. Я надел налобный фонарь, взял сумку с вещами и уже почти вышел на крыльцо, но в последний момент остановился и прихватил топор. Пригодится.

Погода к ночи испортилась. Недавно прошёл дождь, всюду были лужи, под сапогами чавкала грязь. Я поёжился от промозглой сырости. Да, сегодня звёздами не полюбуешься — небо заволокли хмурые облака, без фонарика шагу не ступишь.

Я обошёл уже два сектора кладбища, как вдруг раздался испуганный женский крик:

— Помогите!! Спасииите! Неееет!

Едрить твою налево!

Я бросился на звук. Как назло, он шёл из отдалённого сектора, где захоранивали неопознанные тела.

— АААААА!

Женщина кричала уже без слов. Это был животный вопль, полный невыносимого, разрывающего лёгкие ужаса. Так кричат, столкнувшись с чем-то по-настоящему кошмарным.

Меня самого затрясло от адреналина и, чего уж скрывать, страха.

Я выбежал на боковое ответвление от аллеи, и между могилами увидел её.

Совсем молодая девушка, наверное, старшеклассница. В короткой юбке, туфлях на каблуках, ярко накрашена, модная причёска-начёс.

Она шла, шатаясь из стороны в сторону, и кричала. Ноги девчонки подгибались, она едва не падала, но всякий раз каким-то чудом удерживалась. Так идёт очень пьяный человек. Или тот, кто несёт на спине что-то очень тяжёлое…

Или кого-то.

Покрутив головой по сторонам, я убедился, что рядом никого больше нет, и подбежал к девчонке.

Она остановилась, схватилась руками за какой-то памятник и чуть не повисла на нём. Она тяжело дышала, бледное лицо заливал пот.

Широко распахнутые глаза будто заволокло туманом; странно расфокусированный взгляд смотрел сквозь меня куда-то в ночную темень.

— Эй! Не бойся, я сторож. Ты меня слышишь?

Я потрогал девчонку за плечо. Она вздрогнула, как от удара током. Взгляд стал проясняться, она с недоумением посмотрела вокруг, на моё лицо, на топор… А потом вдруг задёргалась в корчах и завизжала мне в лицо так, что я, матерно выругавшись, отскочил назад.

— ААААААА!

Девчонка визжала всё громче. Я поморщился и отошёл ещё на пару шагов. Вдруг девчонка умолкла и, обмякнув всем телом, повисла на памятнике как тряпочка. Кажется, она потеряла сознание!

Я шагнул было к ней, но вдруг…

Над телом девчушки появился то ли дым, то ли туман. Тонкие струйки тянулись вверх от её спины, плеч, головы, сливались в одно шевелящееся облако.

Хотя нет, не в облако. В вихрь, в смерч.

Я стоял, застыв от удивления, и не верил своим глазам.

Я сплю?! Я сошёл с ума?!

Над телом девчонки со свистом крутилась вихревая воронка. Вот она слетела в сторону, на дорожку, и в один миг выросла в размерах.

Теперь прямо передо мной крутился смерч, высотой в два моих роста. В вихревые потоки захватывало листья с земли, мелкий мусор… Внутри, в центре смерча, что-то темнело.

А потом из глубины вихря раздался низкий, вибрирующий смех.

Негромкий, но невыносимо жуткий, потусторонний звук пробирал до костей.

Мои руки затряслись, дыхание перехватило. Меня прошиб холодный пот, и сердце застучало так бешено, что, казалось, вот-вот проломит изнутри грудную клетку.

Медленно, как во сне, я сделал шаг назад, а потом ещё один.

Вихрь двинулся ко мне. В тёмном центре что-то зашевелилось, по поверхности смерча прошли волны. И вдруг на верхушке стали проступать черты человеческого лица: полный бородатый старик, с презрительной улыбкой и злым взглядом.

Я узнал его.

Анатолий-Томай Суханов. Тот, кого хоронили в предыдущую мою смену.

И почему я почти не удивился?..

Вокруг меня вдруг поднялся ветер. Его порыв толкнул меня в спину так, что я чуть не упал. Я устоял на ногах, но с моей головы упал фонарик, и сверкнув звёздочкой, укатился куда-то в яму.

Я остался почти в полной темноте. Сюда еле-еле доходил свет фонарей с основной аллеи.

Новый порыв ветра налетел в лицо, ударил по глазам. Я невольно зажмурился и отвернулся, вытирая рукавом выступившие слёзы.

А ветер рванул у меня топор с такой силой, что я двумя руками едва его удержал.

ТОПОР!

Вот я дебил, у меня же есть топор!

Если на Саню напало это же существо, то топора-то оно испугалось!

Подчиняясь вспышке озарения, я выгадал короткий миг тишины между порывами ветра. А потом рванулся вперёд, и, рубанув со всего маху, всадил топор в тёмный центр вихря.

В замах и удар я вложил всё движение тела, всю злость и страх за свою жизнь и жизнь девчонки.

Почему-то я думал, что топор пройдёт сквозь смерч. Но нет, он вошёл во что-то мягкое и податливое по самую бородку . В нос ударили вонь разлагающейся плоти и почему-то — запах горящей травы.

Вихревая воронка дёрнулась и задрожала мелкой дрожью. Раздался негодующий вой; этот жуткий звук бил по ушам и, казалось, ввинчивался в самый мозг. Но я выдернул топор, размахнулся, всадил его в вихрь ещё раз и с давлением повёл топор вниз, увеличивая рану.

Вихрь забился в агонии, как выброшенная на берег рыба, и вопил уже непрерывно. Я лихорадочно дёргал топор, чтобы вытащить его и добить тварь, но лезвие намертво увязло.

В вихре проявились искажённое яростью и страданием лицо старика и длинные руки. Скрюченные пальцы рванулись ко мне, и я не успел уклониться. Призрачные руки схватили меня за горло и стали душить.

Я задёргался и стал отдирать от горла чужие пальцы. Но проще было б согнуть стальную рельсу — потустороннее существо было куда сильней меня. Лёгкие горели огнём, глаза лезли из орбит.

Уже теряя сознание, я со всей силы ударил кулаком по топору, загоняя его ещё глубже в центр вихря.

Остатки воздуха вышли из груди. Сознание моё погасло.

…Не знаю, сколько я пребывал в беспамятстве и тьме. Первым из чувств вернулся слух. Я услышал, что рядом со мной кто-то горько плакал.

Потом подключилось зрение. Перед закрытыми веками заплясали цветные пятна.

А потом вернулось ощущение тела. Я понял, что мне холодно, я лежу на чём-то влажном и холодном, и мне очень неудобно.

Застонав, я сел, открыл глаза и огляделся. Так, я на кладбище, в дальнем секторе, на тропинке между могилами. Рядом со мной прямо на земле сидела девчонка и плакала навзрыд. В руках она держала мой налобный фонарик, и он светился. Чуть поодаль валялся топор.

ТОПОР?!

Я подскочил на месте. А где вихряное чудище с лицом Анатолия-Томая, чтоб ему пусто было?!

С кряхтением я встал. Девчонка перестала рыдать и уставилась на меня с надеждой и страхом. Но я молча взял у неё фонарик и заковылял к валяющемуся поодаль топору.

Он лежал в луже тёмной жидкости. Я коснулся её кончиком пальца и понюхал — кровь. Привычный запах крови, но с душком плесени. Кажется, я ранил или даже убил эту тварь… Если только мне не привиделось.

Я поднял топор. Надо его хорошенько помыть, с мылом.

— Что тут было? — спросил я у девчонки.

— Он п-п-пропал. В-в-вы его уб-били, — заикаясь, сказала она. — К-кровь из него текла.

— Вставай, пойдём в сторожку. Там согреемся, чайник поставим. Заодно всё и расскажешь. Тебя как зовут?

— Аня. А вас?

— Сергей. Можешь на “ты”, я ещё не такой старый. Ну, пошли?

Я помог Ане встать с земли, и вдвоём мы пошли к сторожке.

Там мы умылись, привели себя в порядок и попили чай с вкусными пирожками, которые принёс вчера добрый Равиль.

В тёплой и светлой сторожке девчонка окончательно успокоилась и стала рассказывать про себя. Я угадал: она была старшеклассницей. Она училась в 10 классе, и ей было 16 лет. Отец бросил семью, когда Аня была в первом классе, мать разрывалась между попытками заработать денег и устроить личную жизнь. Почти всё время Аня жила с бабушкой.

— И какого чёрта ты попёрлась ночью на кладбище?

— Поспорила с друзьями, — досадливо дёрнула плечами Аня. — Я до утра должна была на кладбище пробыть. Пролезла в дырку в заборе.

Я промолчал, но Аня и так поняла, что я думаю о таком поступке, и опустила глаза в пол.

— А эту тварь ты как встретила?

— Я просто ходила по аллеям. Даже и не очень страшно было. А потом слышу, как будто ветер шумит, и прямо за спиной. Поворачиваюсь, а сзади меня стоит старик. Жирный, бородатый, неприятный такой! Я закричала и побежала, он за мной, и прыгнул на спину, повис на мне и кричит: “Вези меня!”. А дальше я плохо помню, как во сне всё было. Очнулась — лежу на памятнике, а ты с этим смерчем дерёшься. И у смерча лицо старика этого! Ты в него топор всадил, он тебя стал душить, ты упал. А он подёргался и рассыпался на искорки, знаешь, как от костра. А потом ты очнулся.

— Ясно. Первый раз в жизни сталкиваюсь с какой-то чертовщиной.

— Правда?! — округлила глаза Аня — Но ты же на кладбище работаешь!

— И что? — усмехнулся я. — Ничего мистического тут нет. Точнее, не было… Ладно, утро вечера мудренее. Надеюсь, это чудище больше не сунется.

Я едва дождался утра. Снова поднялась температура, меня знобило и лихорадило, накрыла сильная слабость, веки будто свинцом налились. На ногах я держался исключительно силой воли.

Рано утром я поймал попутку, сунул водиле пару купюр и строго наказал ему довезти девчонку в целости и сохранности, демонстративно записав номер машины. Водитель, с опаской косясь на ворота кладбища и бледного меня, заверил, что сделает всё в лучшем виде. Аня тепло попрощалась со мной и обещала позвонить из дома, как приедет.

Понимая, что если я лягу в кровать, то уже не встану, я бесцельно бродил около сторожки, дожидаясь конца смены. Вот зазвонил телефон — Аня! Сообщила, что доехала без проблем и что бабушка даже не заметила её отсутствия дома. Девушка поблагодарила меня и пожелала хорошего дня. Я попрощался, и от сердца отлегло — всё с дурындой хорошо. Теперь бы и мне домой поехать…

Через пару часов пришли рабочие из камнерезной мастерской, потом сменщик, и я отправился домой.

А дома я измерил температуру — 39,5 градусов! Сердобольный сосед вызвал скорую, и меня увезли в больницу.

***

Высокая температура держалась долго. Дни и ночи для меня слились в один бесконечный период, наполненный слабостью и пребыванием на грани сна и яви. Смутно помню я капельницы, уколы, врачей и громко храпящих соседей по палате.

Провалялся я в больнице больше двух недель. Лечащий врач долго втолковывал, какой у меня диагноз — то ли гайморит, то ли менингит, то ли что-то подобное, я не запомнил.

Под самую выписку меня навестил Равиль. Я уже чувствовал себя хорошо, оставалась только слабость, и мы с разрешения медсестры спустились погулять в больничный двор.

День был тёплый, солнечный. Я с удовольствием подставлял лицо уже осенним, нежарким лучам и слушал напарника. Равиль рассказывал, как они всей семьёй покупали тёще новую стиральную машину. Потом он перешёл к новостям с работы. Закурив, он спросил:

— Помнишь такого — Анатолий Суханов? Двадцать первого года рождения, а хоронили его в одну из твоих смен.

— Ага, помню, — и меня всего передёрнуло.

Подул ветер, и я поплотнее запахнул куртку.

— Я вчера дежурил, и приехали дочь и сын этого Суханова, с разрешением на перезахоронение. Хоронили-то отца соседи, а дети живут чёрт знает где, на севере, приехать смогли только сейчас. И теперь дети, значит, хотели всё как надо сделать. Разрыли могилу, стали гроб доставать. А тут сын говорит: “Надо крышку открыть”. Ну, мы заспорили, зачем. А они, брат с сестрой, давай меня и копщиков убеждать, что очень надо. Типа, они соседям не доверяют и хотят убедиться, действительно ли там их отец.

— Понятное желание. А вы что?

— Ну мы открыли. И прикинь, свинтили крышку, сняли…

Равиль сделал драматическую паузу и затянулся сигаретным дымом.

— Ну, не тяни! Что там?

— А там покойничек лежит как живой! Его ж месяц назад зарыли, а он тлением почти не тронут, усох только немного. Даже щёки румяные. И знаешь, будто усмехается злорадно. Серёга, я такое первый раз вижу. Прям не по себе стало.

— Знакомое ощущение, — сказал я, вспомнив вихрь с человеческим лицом. Меня всего передёрнуло. — А дальше что?

— Ты только никому, лады?

— Конечно.

— А потом дети Суханова дали всем денег и попросили мертвеца перевернуть в гробу на живот! Ну, мы перевернули. Мало ли у кого какие обычаи и причуды, а мёртвому уже всё равно.

— И всё?

— Нет, не всё.

— Да говори ты толком! — разозлился я. — Чего кота за хвост тянешь?

— Нервный ты какой-то, — обиделся Равиль. — Я и рассказываю по порядку.

— Ладно, извини. Перевернули покойника на живот, а потом?

— И тут сын его достаёт молоток и колышек деревянный. И кааак с размаху вобьёт его папане в спину! До упора, чтобы полностью вошёл. А дочь в это время что-то тихонько под нос себе шептала.

— Ничего себе! Как в фильмах про Дракулу что ль?

— Ага. Потом ещё денег дали, и мы могилу обратно зарыли и памятник другой поставили, какой дети заказывали. Я их провожал до ворот, спросил, зачем на живот и кол вбивать. А они рассказали, что по марийскому поверью после смерти душа злого человека, особенно если он умер плохой, неестественной смертью, превращается в вувера. А папашка у них тот ещё гад был, плюс и помер от пьянки, они и забеспокоились.

— В кого превращается?!

— Вувер. Злой дух такой. Летает огоньком или хвостатой звездой, может превращаться во всякое. Но чаще является в виде смерча или человека, как выглядел при жизни. Нет ему покоя, он по ночам пристаёт к живым, пакостит, принуждает носить его на себе, душит и болезни насылает. К кому он приноснётся, тот сразу заболеет. А живёт вувер в своём же мёртвом теле, оно поэтому и не гниёт. И вот чтобы вувера угомонить, надо труп на живот перевернуть и вбить рябиновый колышек в спину, чтобы не вставал.

— Бррр. Звучит мерзко.

— Ага. Ну что мне рассказали, то я тебе говорю. А если, значит, этого вувера ночью встретишь, то его можно надолго угомонить, если топором в самую серединку вихря ранишь. Он вообще железа и стали боится вроде как. И света немного тоже.

— Чудеса… — пробормотал я. — Вувер, значит.

Я вспомнил, как услышал ночью крики и увидел девушку Аню, как дрался с вихрем, в котором мелькало лицо умершего старика Суханова, как меня душили призрачные руки. Всё это было таким далёким и нереальным…

Может, это мне всё почудилось? Запросто. Ведь я тогда заболел, была температура под сорок, и всё это могло мне привидеться в горячечном бреду или во сне.

А может, правда?! Всё совпадает, рассказ Равиля и то, что было со мной. Тогда Саня и тот парень, похожий на Дольфа Лундгрена, никакие не наркоманы, на них напал вувер! Он в самом деле катался на них по кладбищу, от Сани его шуганул я, а второго парня он успел убить.

От волнения я прикусил губу. Эх, жаль, что нет надёжных доказательств! Мало ли почему труп не гниёт. Бывают случаи, когда тело само собой мумифицируется.

Аня! Она же видела то же самое, что и я, даже больше!

Выйду из больницы, разыщу её и спрошу, что она помнит.

Был вувер на самом деле, нападал он на нас или нет?..

Ладно, в любом случае дети папашу-вувера обезвредили.

— Эй, ты чего? — помахал ладонью перед моим лицом Равиль.

— А? Да ничего, задумался просто.

…Через несколько дней меня выписали, и я вернулся к работе. С содроганием и страхом ждал я наступления ночи и до рези в глазах вглядывался в темноту: не летит ли где смерч?.. Но нет, всё было тихо.

Утром сходил я на могилу Анатолия-Томая Суханова. Дети установили на могилу тяжёлую мраморную плиту. Я хмыкнул: захочешь выбраться — изнутри не сдвинешь. А вместо таблички стоял теперь простой и строгий памятник с надписью без фотографии.

Я постоял, поглядел на него да и пошёл своей дорогой. Молодцы всё-таки дети этого Суханова! Интересно, а “вуверство” передаётся по наследству? Не грозит ли им потом папашина участь?

Потом я пытался найти Аню, чтобы поговорить с ней. Но увы, девушку я не нашёл. Фотографии её у меня не было, номер телефона я не взял, только дал свой рабочий номер. Домашний адрес она называла, но я его забыл, пока валялся в больнице. Не говорила она и свою фамилию и номер школы. Да что там — кроме меня, её на кладбище никто не видел! Я ведь отправил её домой ещё до прихода рабочих.

Оставался только номер попутной машины, которая везла Аню домой. Я нашёл того водилу, и он припомнил, что вроде вёз месяц назад ранним утром какую-то девицу с кладбища. А может, не месяц назад, а больше, а может, и меньше… А может, и не девочка это была, а взрослая тётка. Кого и куда привёз, он толком уже не помнил.

Словом, Аню я так и не нашёл.

А вувер… Я до сих пор не знаю, что сказать. Драка, удары топором, то, как меня душили — всё было очень реальным. Но голос разума говорит, что я тогда уже болел, и всё это могло привидеться мне в горячке. А остальное — суеверия и просто совпадения. Не знаю, какая версия правильней, честно.

Больше никакой мистики на кладбище не случалось. Все проблемы были исключительно земные: кладбищенские воры, наркоманы, бомжи, сектанты и прочая хорошо нам знакомая публика.

Я проработал сторожем на кладбище ещё полгода, а потом уволился и устроился на речной флот матросом. Но это уже совсем другая история…

Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!

1) "Авторы сегодня": https://author.today/u/diatra_raido

2) Группа в ВК: https://vk.com/my_strange_stories

3) Литмаркет: https://litmarket.ru/mariya-krasina-p402409

4) Литсовет: https://litsovet.ru/user/108891

Насмотрелся я и на всяких “колдунов шестого разряда”, которые норовили то земли с могилы накопать, то фотографию чью-нибудь зарыть. Какими проклятиями осыпали меня эти граждане, когда я их с погоста выводил!.. Раз двадцать я уж должен был помереть в страшных муках, но ничего, жив-здоров и вполне счастлив.

Сектанты, бомжи, алкоголики, любители экзотических веществ с интересным эффектом, странные подростки, местные психи… Всю эту публику почему-то тянет на кладбище.

Один из постоянных клиентов психдиспансера однажды что учудил: он срезал трубки с уличных телефонов-автоматов и ночью приходил на кладбище, чтобы эти трубки зарыть в могилы. Зачем? А он слышал голоса, которые ему говорили так сделать. Мол, через эти трубки мертвецы смогут разговаривать с живыми родственниками. Причём, как сам псих рассказывал, голоса были все разные, и они между собой ругались, кому первому трубка достанется.

Дело было громкое, так как посрезал псих трубки с почти всех новеньких, только что установленных телефонов. Помню, даже с телевидения приезжали на кладбище, снимали большой сюжет для новостей. Да, ваш покорный слуга в телеке мелькнул на полминуты! Но я отвлёкся, простите. Итак, про ту очень странную историю.…Была середина августа, самый обычный день. Я пришёл утром, принял дела у сменщика и приступил к работе. Сторож на кладбище не только ночью обходит территорию, у него и днём много дел. Например, он заполняет похоронные документы и следит за ходом погребения, чтобы ничего не перепутали, чтобы все пришли на нужный участок.

День выдался суматошный. Последним, перед самым закрытием, хоронили старика. Гроб у него был самый дешёвый, и провожали его в последний путь только двое — мужчина и женщина лет пятидесяти. И они вовсе не выглядели скорбящими родственниками.

— Это сосед наш, — сказала женщина. — Мы смотрим, у него свет не горит, во двор никто не выходит. Заглянули с мужем в окно — а он уже и готов… От пьянки помер.

— Что сразу “от пьянки”? — возразил муж. — Может, сердце! Хотя выпить он любил, это правда.

Пока суть да дело, словоохотливые супруги рассказали, что старик жил в пригородном посёлке в частном доме. Был он был человеком скандальным, завистливым и жадным. Он постоянно ругался с соседями и после ссор ходил счастливый, а другие люди чувствовали себя разбитыми, будто вагоны разгружали. Старик любил выпить, иногда срывался в запои, и тогда становился особенно невыносим. Более-менее нормальные отношения у него сохранились только с одними соседями. Они-то теперь и провожали его в вечность.

Жена его умерла давно, выросшие дети жили далеко и общаться с папаней не рвались. Впрочем, как и он с ними. Когда соседи позвонили детям, те устраивать похороны отца не поехали, сославшись на неотложные дела. Но немного денег добрым соседям выслали, попросили устроить всё по мере сил и пообещали приехать позже.

…Вот наша маленькая процессия достигла нужного участка. Гроб опустили в могилу, забросали землёй и воткнули столбик с простенькой табличкой “Анатолий Васильевич Суханов, 1921-1997”. На табличке была и фотография. На ней полный седой мужчина с клочковатой бородой презрительно кривил губы и смотрел неприятным, цепким взглядом. Казалось, глаза на фото двигались и неотрывно следили за тобой.

Даже мне, привыкшему ко всякому, на мгновение стало не по себе.

— Ну и фотографию вы выбрали! — сказал я. — Жуткая она какая-то.

— Какую нашли, — отозвался сосед. — Наследники захотят, поменяют.

Он вздохнул, присел и коснулся пальцами могильной земли.

— Прощай, Томай. Спи спокойно.

На мой вопросительный взгляд мужчина ответил:

— Он мариец наполовину был. Мать его была марийкой, а отец — русский. Отец его Толькой звал, а мать — Томай, на своём языке. В документах-то как Анатолий записан, а ему нравилось, чтобы на материн манер Томаем звали.

— Ясно. Ну что, земля ему пухом.

Я проводил последних посетителей до ворот кладбища и запер ворота. Потом я обошёл территорию и заглянул в камнерезную мастерскую. Там ребята доделывали срочный заказ — пафосный памятник какому-то бизнесмену, и я посидел с ними, поболтал о том о сём.

Вот и они ушли. Я остался на кладбище один.

Солнце село. Вдалеке ещё догорал закат, раскрашивая край неба в золотые, алые и лимонные оттенки, но уже во весь рост вставала ночь, накрывая мир звёздным покрывалом.

Над городом висело зарево света. А над кладбищем, которое находилось чуть в стороне от города, небо было чёрным. Иногда по нему пробегали серые лоскуты облачков и быстро исчезали.

Я запрокинул голову, разглядывая звёзды. Вот ковш Большой Медведицы, а вот рядом Малая. А если посмотреть вправо, то увидишь Кассиопею — созвездие, похожее на латинскую букву “W”.

А вот низко над горизонтом пронеслась ярким росчерком и исчезла золотистая звёздочка с небольшим дымным хвостом. Комета?..

Какая ж красота!

Никогда не устану любоваться звёздным небом. Дух захватывает от величия вселенной, от её красоты и от осознания её невероятных масштабов. А ведь всё человечество, все страны и народы, люди всех культур, религий и языков, мчатся сквозь холодный космос на одной своей маленькой планетке…

Я бы стоял ещё долго, любуясь на звёзды и размышляя, но по-осеннему холодный ветер быстро убедил меня идти в сторожку.

Там я заполнил кое-какие бумаги, прибрался и стал готовить ужин. А после ужина я собирался на тщательный обход территории.

Многие спрашивали, страшно ли одному ночью на кладбище? Скажу так: сначала было страшно, но потом я успокоился и привык. Во-первых, в сторожке есть хороший, наточенный топор и ружьё-двустволка. В лихие девяностые это было совсем не лишним.

Во-вторых, главный враг сторожа — воображение. Тишина и темнота действуют на нервы и невольно придумываешь невесть что. Если сумеешь отключить воображение и чем-то себя занять, то всё будет хорошо. Мои сменщики смотрели телевизор или разгадывали кроссворды, а я чаще читал книги и слушал радио.

Вот и сейчас я подпевал группе Любэ: “Там за туманами, вечными, пьяными…” и разогревал суп в кастрюльке. На второй конфорке дачной электроплитки дожаривались котлеты.

Вдруг за стенами сторожки раздался какой-то звук.

Я прекратил петь, убавил радио и прислушался. Листва, ветер, шум автомобиля вдалеке… Вот оно!

Шаги — редкие, тяжёлые и совсем близко.

Я выключил плиту, поднял глаза к окну и обомлел. Волосы сами собой зашевелились на голове, по позвоночнику пробежал холод.

С той стороны к стеклу прижималась человеческая ладонь.

Она была так близко, что я мог разглядеть каждую мозоль, каждую линию на коже. Даже видел, что ногти на пальцах нестриженные.

Я схватил топор. Вслед за ладонью в окне появилось мужское лицо. Прижавшись к стеклу, неизвестный разглядывал меня. Его губы шевелились, он что-то говорил, но так тихо, что ничего не было слышно.

— Ты кто? Пошёл вон! — рявкнул я.

Взгляд нежданного гостя стал умоляющим, он стал делать какие-то жесты, показывая в сторону.

— Иди к двери! — приказал я.

Не снимая цепочки, я приоткрыл дверь сторожки.

Неизвестный подошёл к крыльцу, и теперь я мог его разглядеть. Парень лет двадцати, одет в новые и довольно дорогие вещи, но одежда мятая и в грязи, будто человек хорошо так повалялся на земле.

Волосы всклокочены, взгляд испуганный, затуманенный, зрачки расширены. По лицу градом стекал пот. И стоял парень в такой позе, будто на плечах лежит что-то тяжёлое: ноги широко расставлены и согнуты в коленях, руки шарят в воздухе, пытаясь это что-то придержать.

Ну всё понятно: очередной наркоман. Сколько мы их тут повидали!..

— Ты кто? Что надо? — громко спросил я и для убедительности показал в приоткрытую дверь топор. Сталь тускло блеснула в свете фонаря.

Увидел топор, парень отшатнулся, что-то забормотал и затрясся. Но вдруг он распрямился, будто скинул груз, и взгляд его стал осмысленным.

Он непонимающе осмотрелся вокруг и со страхом уставился на меня.

— Парень, ты кто? Чего шляешься тут по ночам?

— С-с-саня. Я заблудился, я не знаю, как сюда попал! — в голосе появились истерические нотки.

— Ты, Саня, на кладбище, а я — сторож местный, — пояснил я через приоткрытую дверь.

— НА КЛАДБИЩЕ??!! Я… умер?!

Глаза Сани округлились, ноги подкосились, и он сел прямо на землю.

Вздохнув, я открыл дверь и вышел на крыльцо. Кажется, парень не в себе, но не опасен. Впрочем, топор я держал в руке — на всякий случай.

— Ну, Саня, рассказывай. Кто такой, зачем на кладбище потащился.

— Да я не помню… Мы у Лысого сидели. Трёхэтажку розовую на Барбюса знаешь? Вот там.

Я кивнул. Этот дом, да и весь райончик имели весьма дурную славу.

— Мы сидели у Лысого на хате, пили… Боцман ещё самогона принёс. А потом плохо помню. Шли мы куда-то, девки смеялись… Потом лезли через забор, я штаниной зацепился. А потом иду по темноте, вижу, вдалеке огонёк горит. Я пошёл на свет, а мимо смерч летит.

— Какой ещё смерч?

— Ну, вихрь такой, воронкой. Как в фильмах американских, только маленький. А в нём — человеческое лицо!

— Смерч. С лицом. Хорошо, бывает. А чьё лицо?

— А хрен знает! Смерч остановился и превратился в жирного старика с бородой. Стоит он, смотрит, а взгляд такой жуткий!.. Я аж замер.

Тут я невольно вспомнил фото Анатолия-Томая, которого сегодня хоронили. У него тоже взгляд был очень неприятный.

— Ну, а потом что было?

— А потом он засмеялся и кааак прыгнет мне на плечи! Уселся и говорит: “Вези меня домой”. И стал меня гонять, как лошадь. Тяжёлый, падла! И хохочет страшно так. И с каждым шагом тяжелее становится. Всё, думаю, сейчас упаду и сдохну. А он меня за уши дёргает, типа направляет!

— Надо же, — иронично сказал я.

— Да я не вру! Он увидел, что окна в сторожке светятся, погнал меня и говорит: “Там ещё один! Щас повеселимся!”. А ты вышел, он топор увидел и всё, исчез.

Саня явно верил в ту чушь, что нёс. А я улыбался и думал, что надо записывать интересные рассказы наркоманов и сумасшедших, которые я слышал за время работы сторожем. Книгу потом на пенсии напишу.

— Так, Саня, — сказал я. — Ты очухался?

Парень прислушался к себе и неуверенно кивнул.

— Ну тогда вставай, отряхивайся. Пить хочешь?

— Ага! А у тебя пожрать чего-нибудь есть?

— Я тебе не ночной ресторан! Ладно, подожди, придумаю что-нибудь.

Я захлопнул дверь. Нашёл в сторожке на полке одноразовый стаканчик, налил воды. Потом положил на кусок хлеба котлету и вынес всё Сане.

Жадно чавкая, он съел бутерброд, запил его и спросил:

— Как мне теперь домой попасть?

— Как-как, ножками. Пошли, я тебя с кладбища на трассу выведу. А там жди утреннего транспорта, а лучше иди пешком до города, так не замёрзнешь. По дороге и по указателям не заблудишься.

— А может, я тут у тебя переночую?

— Имей совесть! — разозлился я. — Я не нянька, с каждым торчком цацкаться. Сейчас вызову охрану, приедут дяди с дубинками, им про злого старика в смерче расскажи.

— Ладно, — сник Саня. — Показывай, где выход.

Я оделся потеплее, взял фонарик и ещё кое-какие вещи, вышел из сторожки и зашагал к главным воротам. Саня семенил за мной. Всю дорогу оглядывался по сторонам и очень боялся отстать.

— Ну всё! — я отпер ворота и посторонился, выпуская парня. — Вот трасса, вон остановка. Город там. Иди всё время прямо. Или попутку поймай, тут машины в промзону из города и обратно ездят.

— Спасибо! — Саня крепко пожал мне руку.

— Ага, бывай!

Пару минут я постоял у ворот и убедился, что он действительно пошёл в сторону города. Ну наконец-то!..

Возвращаться в сторожку уже не было смысла, и я начал вечерний обход. Территория нашего кладбища была большая; она делилась на четыре неравные части, мы почему-то называли их секторами. Самый большой сектор отводился для обыкновенных могил, северный сектор считался мусульманским кладбищем, а соседний с ним участок — для почётных граждан города и особо уважаемых людей. Самый дальний и неприглядный сектор отвели для захоронения неопознанных тел и медицинских “отходов” (например, конечностей после ампутации).

Все сектора я должен был обходить несколько раз за ночь и смотреть, всё ли в порядке. Прошёл я и мимо могилы Анатолия Суханова. Старик с фото всё так же глядел неприятным взглядом. То ли так действовал лунный свет, то ли разыгралось воображение, подогретое байками Сани, но казалось, что теперь мертвец на фото стал улыбаться шире, а взгляд стал ещё и злорадный.

— Это ты что ли шляешься, залётных торчков пугаешь? Смотри, не балуй, — и я в шутку показал фотографии топор.

Разумеется, ничего не произошло, и мне стало стыдно за идиотскую выходку. И я поспешил дальше.

Остаток ночи прошёл спокойно и даже скучно. Утром я сдал сменщику дела и отправился на выходные.

***

Я простыл, затемпературил и пару дней отлёживался дома, так что на работу я вышел не через три дня, как полагалось, а через пять.

Утром, едва войдя в ворота кладбища, я увидел толпу людей. Милиционеры в форме, криминалисты, наши рабочие (то ли свидетели, то ли понятые) стояли около лежащего на земле длинного чёрного мешка. В такие обычно упаковывают трупы.

В стороне стоял хмурый Равиль, мой сменщик, и курил. Я подошёл к нему, поздоровался и спросил:

— Что случилось?

— Да торчок какой-то ночью скопытился, — сплюнул Равиль. — Что им тут, мёдом намазано? Лезут и лезут. Часа в три ночи слышу странный шум. Взял ружьё, вышел — какой-то парень ходит между могил, орёт, руками машет. Я его шуганул, он вроде убежал. Утром я пошёл на обход, а он уже готовый. Представляешь, он аж по колено в яме под могилу застрял!

— Да ну?

— Честно, по колено в землю ушёл, а вылезти почему-то не смог. Ну, я сразу ментам звонить… Вот.

— Понятно. А что этот парень кричал?

— Да хрень. Что-то вроде: “Помогите! Скиньте его! Он тяжёлый!”. И шёл, знаешь, подгибая ноги, весь согнулся, как будто мешок цемента на своём горбу тащит. Убедительно так! Шатался прямо. Я сначала подумал, что он оградку чугунную стырил и тащит. Но нет — нёс он только чушь.

Равиль весело рассмеялся своей шутке, и я тоже улыбнулся.

— Интересное совпадение, — задумчиво сказал я. — В прошлую мою смену тут тип странный шатался. Он к сторожке пришёл, глаза очумелые, сам грязный. Говорил, будто вихрь превратился в старика, который ему на плечи уселся и ездил на нём, как на лошади. А когда я вышел с топором, старик якобы испугался и исчез. Он тоже стоял, будто что-то тяжёлое держит. У двух торчков приходы совпали?

— Да кто их знает, — пожал плечами Равиль. — Наверное, какая-нибудь новая дурь появилась. Помнишь, в том году куча нарков поумирала, когда дилер сменился?

— Ага, об этом много говорили.

— Сколько от дряни всякой народу мрёт… Да вот хоть этот парняга, — сменщик показал на пакет с трупом. — Молодой совсем, крепкий, видно, что спортсмен, одет хорошо. А упоролся чем-то, и привет.

— Тот, что в мою смену шатался, тоже на прожжёного торчка не похож.

— Ну, мало ли. Может, семья заботилась и лечила, а может, только начал торчать, не успел ещё оскотиниться. А этот, в мешке, уже и не успеет… Курить будешь?

Я взял у Равиля сигарету. Мы молча курили и смотрели, как мимо несут в мешке тело несчастного парня.

Вдруг молния разошлась, и труп стал вываливаться. Его подхватили, засунули обратно и застегнули замок. Но я успел увидеть его лицо: красивое, мужественное, с прямым носом и рельефными скулами. Светлые волосы подстрижены “площадкой”. Погибший напоминал актёра Дольфа Лундгрена. И на этом красивом лице застыло страдальческое, испуганное выражение.

Да, жаль парня. Жаль, что так вышло…

Окончание истории тут: Вувер (финал)

Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!

1) "Авторы сегодня": https://author.today/u/diatra_raido

2) Группа в ВК: https://vk.com/my_strange_stories

3) Литмаркет: https://litmarket.ru/mariya-krasina-p402409

4) Литсовет: https://litsovet.ru/user/108891

Выяснилось, что почти всё время “сын Фафнира” дремлет в каменной фигурке-вместилище (оно называется филактерия), и его можно призвать, полив фигурку человеческой кровью. Это существо может менять размеры и принимать облик того человека, чью кровь пролили на филактерию. “Сын Фафнира” агрессивен, силён, легко убивает людей, также обладает гипнотическими способностями — может ввести человека в сильный ступор или внушить неконтролируемый ужас. Пули и холодное оружие для него безвредны, но огня “сын Фафнира” очень боится — даже маленькое пламя для него болезненно и надолго прогоняет его в филактерию. Она долгое время находилась в Германии, в резиденции Аненербе, но в 1944 году фашисты привезли её в Псковскую область, рассчитывая использовать паранормальное существо против Красной Армии. Не вышло, фашисты бежали, бросив в Пахомовке и филактерию, и документы. Деревню немцы сожгли при отступлении, а “сын Фафнира” пребывал в спячке.

Однако в мае этого года (точная дата не установлена, но речь идёт о промежутке между 10 и 15 мая) в руинах Пахомовки тайно встретились два бандита и пособника нацистов: Бабыкин Егор Кузьмич, находившийся в бегах, и Горюнов Матвей Ефимович, племянник председателя сельсовета деревни Игнаткино. В Пахомовке, в здании бывшего немецкого штаба, были спрятаны ценности, награбленные бандой за период оккупации, и подельники встретились, чтобы их поделить. Между ними вышла ссора, и Горюнов убил Бабыкина, тело спрятал в руинах Пахомовки. Кровь случайно пролилась на филактерию, и “сын Фафнира” пробудился. Неясно, специально он охотился на людей или это вышло случайно, но он стал причиной смерти нескольких человек, которые так или иначе столкнулись с ним.

Горюнов ударился в бега, а его дядя, Антон Ксаверьевич Михняк, зная всё, племянника покрывал, говоря всем, что тот уехал учиться. В Игнаткино про сотрудничество Горюнова с немцами не знали, а вот дядя знал всё. Знал он и про опасное для людей существо в Пахомовке, но молчал, опасаясь, что раскроются преступления племянника. Сейчас Михняк арестован и даёт показания. Горюнов Матвей Ефимович объявлен в розыск.

Филактерия, где обитает “сын Фафнира”, как и найденные документы, доставлены в Москву и переданы в закрытую лабораторию № 39 для изучения. По этому делу работала оперативная группа, состоявшая из:

• старшего лейтенанта Юрия Петровича Гущина,

• старшины Александра Игоревича Воронова,

• лейтенанта Виктора Давидовича Ансаряна.

Последний погиб при исполнении служебных обязанностей: пытался установить контакт с “сыном Фафнира” и был убит этим существом.

Предлагаю:

• Всю оперативную группу представить к наградам и присвоить внеочередное звание (В.Д. Ансаряну — посмертно).

• Выделить помощь жене погибшего сотрудника, А. Г. Ансарян.

• Информацию о паранормальном существе тщательно засекретить, в том числе позаботиться, чтобы в Игнатовке и соседних деревнях не болтали лишнего. Обывателю эта информация не нужна и даже вредна.

03 сентября 1955 года"

Ниже размашистая подпись И. А. Серова и резолюция: “ Все предложения товарища Семичастного одобряю, взять их в работу. Дело сдать в архив вне очереди”.

На этом всё, друзья! Спасибо, что дочитали до конца.

Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!

1) "Авторы сегодня": https://author.today/u/diatra_raido

2) Группа в ВК: https://vk.com/my_strange_stories

3) Литмаркет: https://litmarket.ru/mariya-krasina-p402409

4) Литсовет: https://litsovet.ru/user/108891

Сначала она казалась дамой холодной и высокомерной, но потом, когда хозяйка и гости за чаем разговорились, Юрий убедился, что Ирина Алексеевна — человек душевный и приветливый.

…На улице светло, но в комнате с одним маленьким окошком уже зажглась лампочка. Круг неяркого жёлтого света лежал на середине комнаты, а по углам прятался сумрак, отчего атмосфера получилась уютная и немного таинственная. На подоконнике дремала серая кошка. Негромко гудел самовар. В середине стола, на круглой вязаной салфетке, стояла вазочка с баранками и печеньем. Рядом расположилась пиалка с вареньем. От травяного чая в кружках шёл умопомрачительный аромат.

И было так уютно, спокойно, по-домашнему просто и хорошо, что и думать не хотелось о каких-то бандитах, шпионах и прочей швали.

“Мы сюда не отдыхать приехали!” — мысленно одёрнул себя разомлевший Юрий. Он встрепенулся, включился в разговор и парой фраз ловко повернул его на деревенские байки, чертовщину и прочее, надеясь, что хозяйка расскажет про нынешние странности в Игнаткино.

Ирина Алексеевна тему поддержала и охотно рассказала, что болтали в деревне и что она знала от учеников или их родни. Картина получалась весьма занятная.

После чая, сердечно поблагодарив хозяйку, чекисты разошлись по своим комнатам, но спустя полчаса собрались у Юрия, чтобы обсудить накопленную информацию.

— Что мы имеем на данный момент, — начал старлей. — Подозрительное поведение председателя Михняка. Он промолчал о странных событиях, хотя не может про них не знать, пытался не пустить нас в Пахомовку, ну и ощутимо нервничает от присутствия “комиссии”.

— Да, я тоже заметил, — поддержал Саша Воронов. — Но это может совсем не относиться к делу. Может, он в Пахомовке добро наворованное прячет или с любовницей встречается. Дома-то ничего от соседей не скроешь, а в руины никто не полезет. А что из-за “комиссии” нервничает, это нормально. Все бы волновались.

— Это да. Но Михняка берём на заметку. Витя, у тебя что? Ты успел с участковым поговорить?

— Да, покурили, поболтали о том, о сём, — сказал Ансарян, уже без всякого акцента и дурацких размахиваний руками. — Участковый, Василий Сергеевич Котов, в доверительной беседе сообщил, что с мая этого года из Игнаткино пропали пять человек. Двоих нашли мёртвыми, рядом с Пахомовкой, без следов насильственной смерти, но с перекошенным от страха лицом. Трое исчезли бесследно.

— Ирина Алексеевна говорит, что с конца июня среди детей стали ходить слухи про голоса, огни, про странных людей с оружием в развалинах Пахомовки. Сначала взрослые не обращали внимания — ну, детишки сочиняют. Но потом, когда нашли тела, забеспокоились.

— А что милиция? Проверяли Пахомовку?

— Участковый говорит, что да. Но он признался, что людей мало было, мин боялись и проверяли так, наспех. Ничего не нашли.

— Знаете, что интересно? — подал голос старшина Воронов. — У меня деревенские стали расспрашивать, как на инженера поступить, как учиться. А я ж по первой профессии он и есть… Стал рассказывать. А тут кто-то похвалился: “У нашего Антона Ксаверьевича племяш тоже на инженера учиться поехал!”. Председатель услышал, поморщился, говорит: “Ну чего ты хвастаешься, трепешься зря!”. И поспешил тему перевести. С чего бы это?

— Надо узнать, что там за племянник, запрос послать. А пока что негусто, — подвёл итог Юрий. — Какие будут предложения, товарищи?

— Надо сейчас идти в Пахомовку и самим глянуть, — Витя Ансарян в азарте встал со стула. — Пока мы тут будем беседовать и запросы слать, председатель или его подельники все следы заметут.

— Это почему?

— А потому, Шурка. “Столичная комиссия” нагрянула, мало ли что! Вдруг уже завтра в Пахомовку сапёры и спецы с собаками приедут, и всё вскроется? Неееет, они сегодня попытаются что-то сделать!

— Жаль, поздновато! Пока дойдём, пока туда-сюда, уже стемнеет. Много мы там по темноте с фонариками найдём?

— Ещё несколько часов светло будет! Юрий Петрович, ну скажи ты ему!

Виктор и Саша разом посмотрели на командира, ожидая его решения. Юрий встал, одёрнул рубашку и прошёлся по комнате туда-сюда, раздумывая и взвешивая всё. Потом он посмотрел на часы и сказал:

— Идём. На сборы 15 минут. Оружие, лопаты, всё берите.

***

На счастье гостей, дом Ирины Алексеевны стоял на окраине, и можно было выбраться за границы деревни быстро, не показываясь на улицах и не привлекая внимание. Переодевшись из городских костюмов в полинялые штаны и рубахи, накинув такие же невзрачные пиджачишки, трое чекистов через заднюю калитку быстро пробрались к дороге.

Там им повезло: мимо проезжала попутка, и водитель любезно предложил подбросить троих пешеходов. Конечно, подвезли их не к самой Пахомовке, а к повороту дороги, которая шла туда, но всё равно, это сэкономило немало времени.

До развалин деревни чекисты шли быстрым шагом, почти бегом. Погода капризничала: то и дело по небу проносились белые лёгкие облака, то тяжело плыли грузные тучки. Витя Ансарян замедлился и, с беспокойством глядя на небо, сказал:

— Того и гляди, дождь пойдёт. Всё нам испортит!

— Тут уж как небесная канцелярия решит, — усмехнулся Юрий. — Не сахарные, не растаем.

— Да это-то понятно, но следы…

— Вить, идём. На месте разберёмся.

Лейтенант Ансарян вздохнул и прибавил шагу.

… Сгоревшая деревня встретила живых людей настороженной тишиной. Дневные птицы уже умолкли, а вечерние ещё спали, и поэтому слышно было только шелест травы и листьев, да иногда скрипела где-нибудь раскачивающаяся на ветру дощечка в руинах.

Юрий снова ощутил, как колет в висках тревога. Где-то в солнечном сплетении ворочался тяжёлый комок. Интуиция просто вопила об опасности и требовала удирать подальше.

Но служба есть служба.

Вздохнув, старший лейтенант негромко сказал:

— Смотрите под ноги. Про сплошные мины Михняк поди наврал, но сюрпризы могут быть. Держимся на расстоянии десяти-пятнадцати метров друг от друга, в зоне видимости, но вплотную не подходим без надобности. Сначала осматриваем снаружи, потом пойдём в более-менее уцелевшие здания. Оружие зарядить. Всё ясно?

— Так точно!

Почти одновременно щёлкнули магазины пистолетов. Убедившись, что оружие готово, Юрий кивнул, и трое чекистов двинулись в деревню.

Витя шёл слева, Юрий — в центре, Саша Воронов — справа.

Старший лейтенант отодвинул прочь тревоги и посторонние мысли и сосредоточился на обстановке. Очень внимательно он осматривал траву, ветки, подолгу замирал у печных труб и остатков заборов. Особое внимание он уделил земле: не осталось ли где отпечатков обуви или следов волочения? Но нет, ничто не говорило о недавнем присутствии людей или о чём-то подозрительном. Идущие по бокам Саша и Витя, судя по всему, тоже пока ничего не нашли.

Вдруг как-то быстро потемнело. Юрий поднял голову и едва не вскрикнул: почти всё небо занимала большая чёрная туча! Пронёсся резкий, холодный порыв ветра, поднимая с земли пыль и мелкий мусор. В воздухе запахло влагой и грозой. Вот-вот хлынет!

— Туда! — Юрий показал на развалины дома Сазоновых, где ещё была цела половина крыши, и сам дом стоял на небольшом возвышении. — Там не зальёт.

Уже не заботясь о дистанции, чекисты бросились в укрытие. И вовремя. Как только Юрий, бежавший последним, оглянулся и убедившись, что всё в порядке, нырнул под крышу, на землю упали первые, пока ещё редкие капли дождя.

Ещё одна капля, ещё две, три… На долю секунды всё замерло, а потом с неба обрушилась стена воды. Ливень был мощный. В мгновение ока промокло всё, что могло промокнуть, и шум дождя заглушил все звуки.

Чекисты, присев на упавшую балку, смотрели на сплошную серую завесу из переплетающихся дождевых струй, и каждый про себя радовался, что они успели забежать в укрытие.

Ярость ливня почти сразу сменил монотонный спокойный дождь, а скоро прекратился и он. Туча, растеряв влагу и грозовой запал, уплыла дальше, и небо просветлело. Солнце показалось снова.

Подождав немного, чекисты выбрались из-под крыши.

— Что за невезуха! — разочарованно воскликнул Витя Ансарян. — После такого сильного дождя что-то искать — гиблое дело.

— Смотря что… — напряжённо отозвался Юрий, смотревший куда-то в сторону.

— Ты о чём? Что там?

Юрий показал, и все посмотрели поодаль, в небольшую низину. Здесь огонь бушевал особенно сильно, и до сих пор тут ничего не росло. Остекленевшая и затвердевшая земля плохо впитывала дождевую воду, и в низине образовалась лужа. Но в ней выделялся подозрительно ровный прямоугольник, в который быстро уходила вода.

— Значит, там более рыхлая земля, — вполголоса рассуждал старшина Воронов. — А рыхлая она, потому что копали… Снаружи не видно, а по плотности грунт различается. Недавно копали, не успела земля осесть целиком. Что-то там зарыли, точно!

— Или кого-то, судя по размерам, — скривился Юрий. — Витя, ты следишь за обстановкой, мы с Сашей копаем. Идём!

…Копали они молча, быстро и даже с каким-то ожесточением. Подгоняло и давящее чувство опасности, и понимание того, что вечер и темнота неумолимо приближаются. Конечно, фонарики у чекистов были, но дневной свет всё-таки лучше.

Странный прямоугольник оказался могилой. В ней лежал совершенно голый труп мужчины лет сорока.

— Вот это находочка, — прогнусавил Саша Воронов сквозь носовой платок, которым прикрыл рот и нос, чтобы защититься от удушающей вони разложения. Помогало слабо.

— Шурка, возьми фонарик, посвети мне, — Витя Ансарян надел перчатки и решительно наклонился к трупу. — Смотрите, у него характерные раны, вот тут, в боку и в груди. Зарезали бедолагу. А вот сюда посвети! Ниже! Вот, глядите!

Чекисты всмотрелись туда, куда показывал Витя, хоть зрелище было весьма отвратным. На шее и на левой части груди трупа красовалось несколько татуировок, а на левой руке на среднем и безымянном пальце не хватало по одной фаланге.

Что-то щёлкнуло в голове у Юрия, и он стал мысленно перебирать ориентировки: “Ширшов? Нет, тот сильно старше. Климохин? У того целые пальцы. Глухих? Вроде татуировки не совпадают. Бабыкин?”.

— Это скорее всего, Бабыкин! — опередил командира Витя. — Помните ориентировку? Бабыкин Егор Кузьмич, 1909 года рождения, грабитель и бандит. Ураганил в Средней Азии в Гражданскую, потом вроде раскаялся, отсидел, вышел. В Великую Отечественную пошёл добровольцем в 41-м, застрелил командира и с оружием перебежал к немцам. У них хорошо себя проявил и прошёл курсы спецподготовки в Абвере. Неоднократно забрасывался на территорию СССР в составе разведывательно-диверсионных групп. Где был и чем занимался после капитуляции Германии, неизвестно.

— Надо же, где эта гнида всплыла. Поделом, что прикололи, — прищурился Юрий. — Надо выяснить, что он тут делал, были ли сообщники. Надо криминалистов вызывать. А пока давайте, не трогая тело, рядом покопаемся — вдруг с ним что ещё зарыто?

Но, несмотря на все старания, рядом с трупом больше ничего не нашлось.

— Давайте его землёй присыпем и накроем могилу сверху доской какой-нибудь, чтобы зверьё за ночь не влезло.

…Пока чекисты возились с могилой, пока отмывали руки, пока обсуждали версии и детали, уже наступил вечер. Небо заволокло облаками, и, хоть солнце ещё не полностью село, сумерки сгущались. Между кустов и деревьев пополз по земле лёгкий туман.

— Надо в Игнаткино идти… — начал было Саша Воронов, но Витя Ансарян, напряжённо прислушивавшийся, резко шикнул на него.

Старшина обиженно замолчал.

Юрий тоже прислушался.

Сначала он не уловил ничего, кроме привычных звуков ветра и шелеста листьев. Но потом где-то на краю восприятия мелькнул неясный звук, а потом, через пару секунд, ещё раз.

Снова звук, чуть ближе и явственнее.

Когда Юрий понял, что слышит, его сердце учащённо забилось. В горле встал ком, а правая рука сама собой расстегнула кобуру и взялась за пистолет.

Это были шаги.

Редкие, будто идущий, поставив на землю ногу, долго собирался с силами или долго раздумывал, надо ли делать следующий шаг.

— Под крышу! — одними губами, без голоса, скомандовал Юрий, и чекисты, стараясь двигаться максимально тихо, поднялись к развалинам дома, где прятались от дождя.

Внутри Юрий и Витя встали по разные стороны окна, а у дверного проёма затаился старшина Воронов.

Было так тихо, что каждый слышал стук  своего сердца и дыхание.

А странные редкие шаги приближались.

И вот наконец из-за руин показалась фигура.

Юрий протёр лицо руками, закрыл и снова открыл глаза, не веря тому, что видел. Может, это обман зрения, может, ему кажется?! Но лица товарищей были такими же ошалевшими, а у Саши даже рот открылся от удивления.

Значит, они тоже ЭТО видят!

По улице шёл громадный сгорбленный старик. Даже согнувшись, он был высотой в два человеческих роста, а сколько будет, если распрямится… Он был одет в рваные грязные лохмотья, по которым никак нельзя понять, какой одеждой они были когда-то. Оба глаза старика затянули сплошные бельма — видимо, он был полностью слеп. В руках старик держал кривую палку — целое тонкое деревце с криво обструганными сучками — и этой палкой ощупывал дорогу впереди. Шёл он медленно, с трудом переставляя опухшие босые ноги, и что-то монотонно бормотал себе под нос.

С удивлением старлей расслышал в этом бормотании немецкие слова, произнесённые старческим надтреснутым голосом:

— Ich komme… Ich werde es finden…

“Иду… Найду… — машинально перевёл про себя Юрий. — Что за чушь?! Кого он ищет? Что это вообще такое?!”.

Чекисты глазели на гигантского старика, который не выглядел опасным, несмотря на рост, а скорее вызывал отвращение и жалость. Но было что-то противоестественное в его движениях, во всём его облике, и это что-то пугало даже смелых и сильных духом чекистов и вынуждало стоять тихо-тихо, лишь бы это существо тебя не услышало…

С трудом сглотнув слюну, Юрий переглянулся с Витей. Тот пожал плечами и поджал губы, мол, сам не знаю, что это. В широко распахнутых глаза лейтенанта читались страх, удивление и любопытство.

Саша Воронов делал какие-то жесты руками, но в сумерках было плохо видно. Юрий махнул ему, мол, потом, тихо. Но Саша то ли не понял, то не увидел этого и неосторожно переступил с ноги на ногу. Под правый сапог подвернулась щепка и под тяжестью человека сломалась. Сухой чёткий треск прозвучал в тишине мёртвой деревни оглушительно громко.

Гигантский старик замер в полудвижении. Бесконечно долгий миг он стоял неподвижно, будто нелепая раскоряченная статуя. А потом вдруг весь задергался, пошёл рябью, как изображение в телевизоре рябит из-за помех.

“Смотри!” — одними губами, без голоса, шепнул Витя Ансарян. Вокруг старика ровным кругом загорелись огоньки, бледно-голубые, бледно-зелёные, мерцающие и будто танцующие на ветру. Они были похожи на те блуждающие огни, что испокон веков смущали путников на болотах, но эти были выше и ярче.

“Так вот о каких огнях говорили дети!” — осенило Юрия.

В неверном свете огней старик вдруг несколько уменьшился и превратился в… солдата Германской империи времён Первой мировой! Ошеломлённый Юрий узнал характерную каску с орлом на лбу и острым выступающим наконечником на макушке, серую форму. Он много раз видел такое в музеях и на политзанятиях.

В руках солдат давно минувшей войны держал узнаваемую винтовку Маузер-98 со штыком. Солдат вдруг поднял винтовку и быстро, уверенно — не чета слепому старику, каким был только что! — побежал вперёд, петляя, будто уклоняется от пуль. Глаза его, те же слепые бельма, неотрывно смотрели на развалины дома, где прятались чекисты.

Сердце Юрия на миг замерло, а потом застучало бешено, будто хотело проломить грудную клетку. Всё тело мгновенно покрылось холодным потом, а в голове мелькнуло: “Ну всё, ОН сейчас нас найдёт!”.

Дрожащие пальцы потянулись к кобуре и сняли пистолет с предохранителя. Витя Ансарян проделал то же самое чуть раньше и уже стоял с оружием в руке наизготовку.

Саша Воронов успел откатиться в угол и застыл там с двумя пистолетами наготове.

Призрачный солдат остановился у самого дверного проёма. Юрий со своего места видел острие штыка, бок и локоть солдата. Вблизи было заметно, что солдат как будто слегка прозрачный: если приглядеться, то можно разглядеть контуры деревьев за ним.

Юрий ждал, что странное существо наугад ткнёт штыком внутрь или заглянет, но нет — солдат стоял у дверного проёма, перекатываясь с пятки на носок, и ничего не предпринимал.

— Ich komme… Ich werde es finden… — произнёс печальный голос уже не старика, но мужчины в расцвете сил.

“Не стрелять!” — показал Юрий жестами. Товарищи кивнули, мол, поняли.

Прошло ещё несколько невыносимо долгих минут. Руки и ноги затекали от однообразной позы и напряжения; как назло, то чесался нос, то ухо.

Но вот призрачный солдат медленно развернулся и пошёл прочь. Его чёткие шаги отдалялись.

Подождав минутку, Юрий осторожно выглянул из окна, а потом к нему присоединились и остальные.

Призрачный солдат, не глядя по сторонам, шёл по дорожке к развалинам сельсовета, где во время оккупации фашисты устроили штаб. Чем ближе призрак подходил к бывшему штабу, тем меньше становился. В тёмный дверной проём шмыгнул уже карлик, ростом по пояс взрослому мужчине.

Над мёртвой деревней снова воцарились тишина и покой.

— И что это было?! — вытирая пот со лба, спросил Витя Ансарян куда-то в пространство.

— А кто ж его знает, — вздохнул Юрий. — Мне кажется, это какая-то хитрая технология передачи объёмного изображения.

— Я читал про похожие эксперименты, — поддержал его старшина Воронов. — Только там не всё так здорово было. Но и наука не месте не стоит. Может, это новая секретная технология.

— Раз есть изображение, должен быть его источник. Уж не в бывшем ли немецком штабе он находится? — задумчиво сказал старлей. — Надо обыскать руины. Сдаётся мне, там есть что-то интересное.

— Эх, жаль, почти стемнело!

— Ничего, у нас фонарики есть. Хотя бы беглый осмотр сделаем. Витя, а ты чего молчишь?

— Юрий Петрович, а ты в паранормальное веришь?.. — спросил лейтенант Ансарян. Вид у него был серьёзный и задумчивый.

— В новые технологии я верю куда больше, чем в призраков, — усмехнулся Юрий. — А что?

— Да идея одна появилась. Хочу попробовать контакт установить. Вдруг это что-то такое… Ну, не просто изображение.

— И как ты это сделаешь?

— Белый флаг покажу, попробую заговорить с ним. Ну Юра, давай рискнём! Под мою ответственность.

— Ладно.

Виктор нашёл длинную палку и завязал на ней свой носовой платок. Он, правда, был белый с синими полосками по краям, но ничего другого под рукой не было.

Прячась за укрытиями, аккуратными перебежками чекисты направились к бывшему немецкому штабу. Передвигаться было тяжело: сапоги скользили по мокрой земле или вязли в грязи, которая ещё и громко чавкала, когда из неё выдираешь ногу.

И вот он, штаб.

На фоне нежных красок закатного неба обугленные стены с чёрными провалами окон и дверей смотрелись особенно зловеще. Воображение помимо воли рисовало в глубине этих провалов что-то страшное и чужое.

— Витя, ты точно хочешь с ним поговорить? — шёпотом спросил Юрий, и Ансарян упрямо кивнул.

Юрий на мгновение заколебался, но так и не нашёл причин запретить лейтенанту это делать. И согласно кивнул.

После того, как Саша Воронов и Юрий заняли места за кустом и за забором, так, чтобы прикрыть лейтенанта огнём, Витя высунул из своего укрытия палку с привязанным белым платкой и помахал ей.

Махал он не спеша, размеренно, чтобы существо из руин разглядело символ мирных переговоров — белый флаг.

Но никакой реакции не было.

Молчали руины бывшего сельсовета, и ни звука, ни движения оттуда не донеслось.

Тогда Витя вышел из укрытия, встал напротив дверного проёма, размахивая импровизированным флагом, и сказал на своём отличном немецком:

— Эй! Я знаю, что ты здесь. Давай поговорим. Нам нечего делить. Ты — солдат, и я — солдат. Мы сможем договориться. Я не хочу тебе зла!

И снова только мёртвая тишина в ответ.

Юрий вдруг почувствовал себя полным дураком. Чем они заняты? Гоняются за каким-то то ли призраком, то ли хитрым изображением, а ведь под боком лежит тело убитого бандита, предателя и пособника нацистов. Им надо заниматься, поднимать связи, искать сообщников. А призрак в руинах — чёрт с ним! Пусть учёные разбираются, что это за дрянь.

И Юрий махнул Вите, мол, закругляйся.

Разочарованно вздохнув, лейтетант Ансарян отвернулся от руин и сделал пару шагов к товарищам.

А потом случилось то, чего не ожидал никто.

Всё случилось очень быстро.

Из окна штаба, как взведённая пружина, рванулся огромный монстр. Длинное чешуйчатое тело напоминало змеиное или крокодилье. Из боков торчали шесть тонких лап. Но заканчивались лапы внушительными когтями. Венчала тело треугольная голова с огромной зубастой пастью. Над ней злобно горели золотым пламенем два маленьких круглых глаза.

Тварь одним броском преодолела расстояние до Вити Ансаряна, обрушилась на него со спины и, разинув пасть, в два укуса вырвала из шеи и из плеча здоровенные куски плоти.

Глаза Вити вылезли из орбит, он дико завыл и рухнул на землю. Даже в темноте было видно, как фонтаном бьёт кровь из шейной артерии. Палка с белым флагом вылетела из рук и укатилась далеко вперёд.

Бах! Бах! — грохнули одновременно два выстрела. Это Саша Воронов стрелял в тварь по-македонски. Сразу же следом прогремел третий выстрел — подключился старлей.

Все три пули пролетели сквозь тело чудища, ничуть не замедлившись, и не причинили ему никакого вреда. Монстр выстрелов не испугался, наоборот, взгромоздился всем телом на жертву, поднял голову и яростно зашипел. Видно было, как с его клыков капает что-то тёмное — то ли слюна, то ли яд, то ли кровь несчастного Вити.

Саша и Юрий выстрелили снова, пули попали в голову и в глаза монстра. И снова без толку.

Юрий почувствовал, как его захлёстывает страх. Древний, животный ужас, который напрочь отключает разум и парализует волю. Такого старший лейтенант не испытывал, наверное, никогда, даже на войне под артобстрелом. Там было очень страшно, но так, чтобы останавливалось сердце — нет.

Монстр зашипел и, сделав резкий бросок, вырвал из своей жертвы ещё кусок. Витя был ещё жив и издал булькающий стон, полный страдания.

Сжав зубы, Юрий ощутил, как ярость разгорается внутри, чистая, нестерпимо жаркая, и напрочь выжигает страх. Старлей забыл всё на свете. Теперь у него одна цель — убить проклятую тварь, кем бы она ни была!

Ещё раз, скорее для порядка выпустив пулю в монстра, Юрий метнулся в другое укрытие и стал лихорадочно думать, что делать. Кидать камни в эту тварь тоже бесполезно. Что её может напугать?..

Юрий сунул руку в карман, и пальцы наткнулись на спичечный коробок.

Огонь! Живого огня звери боятся, может, и эту тварь напугает!

Вот только что поджечь?! После дождя всё мокрое.

Юрий стал искать на земле сухой камень и нашёл. Обернул его в свой носовой платок, который лежал в нагрудном кармане и остался сухим. Потом достал спички. Трясущиеся от напряжения пальцы чиркнули раз, другой, третий…

Матюкнувшись, Юрий сосредоточился и чиркнул спокойно, но сильно. И наконец спичка вспыхнула, он поднёс её к углу платочка. Ткань загорелась, и чекист метнул свой снаряд во врага.

Старлей ждал всякого: что ткань в полёте погаснет, что всё прогорит прежде, чем долетит, что чудищу плевать на огонь.

Но результат превзошёл все ожидания.

Едва увидев открытый огонь, чудище испуганно завопило и проворно отскочило назад. Камень с горящим платком шлёпнулся на землю. Пламя почти погасло, но монстр, трусливо повизгивая, попятился, явно опасаясь даже почти погасшей ткани.

— Шурка! — не своим голосом и не таясь завопил Юрий. — Тварь боится огня!

— Понял! Отвлеки!

Старлей несколько раз выстрелил, привлекая к себе внимание монстра, а Воронов побежал вперёд и схватил палку, выпавшую из рук Вити. Ведь он подбирал её под крышей, а значит, она была сухой.

Спрятавшись обратно в укрытие, Саша поджёг палку с одного конца. Получился факел. Теперь, словно герой древнего эпоса, с факелом в одной руке и ножом -— в другой, Воронов шёл прямо на монстра.

Тот злобно шипел и пятился, хотя при его размерах горящая палка вряд ли могла ему всерьёз навредить. Видимо, чудище пугал сам огонь, даже маленький язычок пламени.

— Получи, тварь! Это тебе за Витю! — орал Саша, наступая на монстра и тыча в него горящей палкой.

Наконец, испуганно визжа, тварь юркнула в дверь бывшего штаба и там исчезла во тьме.

Юрий и Саша бросились к распростёртому на земле Виктору. Они надеялись на чудо, но, увидев растерзанное тело и пощупав пульс, оба только вздохнули — с такими ранами не выживают.

— Витя, мы его достанем, обещаю! — негромко, но веско сказал Юрий.

— Мы как, в деревню за подмогой? - спросил старшина.

— Нет. Сами справимся. Слабость его мы знаем, надо только топливо найти. Сторожи тварь, чтобы не удрала незаметно, а я поищу.

Воронов остался у тела Виктора, а Юрий побежал в ближайший дом, где сохранились остатки крыши — там могло найтись что-то сухое.

Юрий полностью сосредоточился на деле и думал только о том, как поскорее прищучить тварь. Ему казалось, что прошла пара минут, но когда он вернулся с сухими обломками досок, обмотанными тканью, старшина радостно бросился навстречу:

— Что так долго?! У меня уже всё почти догорело!

— Вот, — показал свою добычу Юрий. — Поджигай и пошли внутрь. Эх, жаль, бензина нет!

Теперь уже вдвоём, озаряя себе путь самодельными факелами, чекисты вошли в развалины, где таилась тварь.

Здание было небольшим, одноэтажным, и комнат там было мало. Обходя их одну за одной, Юрий и Саша не находили ничего, кроме закопчённых стен и мусора.

— Где эта дрянь?! Сквозь землю что ли провалилась! — возмутился Юрий, когда и в последней комнате, скорее всего, кладовке, ничего не нашлось.

— Может, и провалилась, — сказал Саша и показал на люк в полу. Обычно такие люки ведут в деревенский подвал, где хранятся соленья и прочие припасы на зиму.

— Ага… — кровожадно прошептал старлей. — Открываем и сразу швыряем факел.

Саша Воронов согласно кивнул. Отыскав в одной из комнат обрывок более-менее крепкой верёвки, он привязал её к кольцу на крышке люка. Саша как более мускулистый и сильный взялся на верёвку, а Юрий встал с двумя факелами наизготовку.

Старшина потянул за верёвку, и, как только крышка приподнялась, Юрий швырнул в появившийся проём оба факела.

— ХАШШШШШССС!

Оглушительное шипение, а затем вой потрясли руины. Со стен посыпалась труха, обугленные доски затрещали, но устояли.

Тварь в самом деле была там.

Юрий успел увидеть, как её змееподобное тело охватил огонь, и она за секунду сложилась, втянулась во что-то маленькое, лежащее на земле. Раз — и в тесном подвале, в котором только что еле-еле помещалось огромное чудище, никого нет.

— И всё?! — вырвалось у Юрия.

Включив фонарики, они с Сашей спустили в подвал. От монстра не осталось ни костей, ни пепла — ничего. Но зато Юрий нашёл необычный камень величиной с две ладони. Это была то ли яшма, то ли что-то похожее, с красивыми разводами на поверхности. Камень был отполированный, гладкий, а формой напоминал то ли вытянутого человечка с поджатыми руками и ногами, то ли ящерицу. На боках выбиты какие-то знаки, которые Юрий видел впервые. Камень был горячий настолько, что держать его в руке было больно.

— Эта тварь вылезла отсюда и тут же спряталась, — сказал Саша, трогая камень пальцем.

— Похоже на то. Интересно, надолго ли мы её туда загнали. О, смотри, а это что такое?..

Юрий посветил на полочку и среди мусора и хлама увидел уголок папки. Смахнув с неё пыль и грязь, он аж вскрикнул от удивления: на папке стояла эмблема Аненербе! Внутри оказалась внушительная стопка документов на немецком языке. Какие-то оказались испорченными, но многие вполне можно было прочитать.

— “Отчёт об экспедиции к Эксерским камням… найдена филактерия… сын Фафнира… для величия арийской расы”. Чушь какая-то. Ладно, разберёмся. Так, Александр. Сейчас мы забираем эту папку и этот треклятый камень и бежим в Игнаткино. Там немедленно звоним в Москву, а заодно по душам беседуем с председателем.

— А тела? Тот, на склоне, и… Витя, — последнее слово старшина Воронов произнёс с трудом.

— Накроем досками, — со вздохом сказал Юрий. — Сам понимаешь, экспертам нужна будет нетронутая картина. Идём!

Эпилог: Иду, найду (эпилог)

Справка по главе:

Абвер — так именовались в 1889—1944 годах все служебные инстанции и подразделения рейхсвера, а позднее вермахта, предназначенные для ведения контрразведки, шпионажа и диверсионных актов.

Ich komme… Ich werde es finden... (немец.) - Иду... Найду...

Аненербе — организация, существовавшая в 1935-1945 годах, созданная для изучения традиций, истории и наследия нордической расы с целью оккультно-идеологического обеспечения государственного аппарата нацистской Германии.

Эксерские камни — группа скал в Тевтобургском лесу вблизи Хорн-Бад-Майнберга; активно изучалась нацистами в оккультных целях.

Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!

1) "Авторы сегодня": https://author.today/u/diatra_raido

2) Группа в ВК: https://vk.com/my_strange_stories

3) Литмаркет: https://litmarket.ru/mariya-krasina-p402409

4) Литсовет: https://litsovet.ru/user/108891

После взаимных рукопожатий вся компания двинулась к сельсовету. По пути Антон Ксаверьевич рассказывал про деревню, про колхоз и прочее, а гости, поддакивая, смотрели по сторонам, подмечая важные детали.

Игнаткино казалось вполне благополучной деревней. Всё, разрушенное  в войну, или отремонтировали, или снесли. Теперь повсюду стояли аккуратные дома и заборы, огородики, бани…  И даже валяющиеся в придорожной пыли собаки выглядели упитанными и вполне счастливыми.

Деревенские провожали председателя и гостей любопытными взглядами. Многие люди подходили сами, здоровались, задавали вопросы или что-то рассказывали. Словом, жители Игнаткино не производили впечатление испуганных или что-то скрывающих.

Всё хорошо, всё благополучно.

Но Юрий почему-то ощутил смутную тревогу. Она противно ныла в солнечном сплетении и еле ощутимо пульсировала в висках. Что-то здесь настораживало, но что именно?.. Догадка будто вертелась где-то на краю сознания, но поймать её никак не получалось.

Своему чутью чекиста, да и просто человека обстрелянного, бывалого, Юра доверял. Не всё, значит, гладко в этой деревне…

Ладно, не будем пороть горячку. Соберём информацию, а там поглядим.

— Вот наш сельсовет! — бодро сказал Антон Ксаверьевич. — Можно сказать, наша гордость. Заново отстроили, лучше прежнего.

Длинное одноэтажное здание в самом деле выглядело солидно: стены из крепких брёвен, крыша, выложенная красно-коричневой черепицей, новые окна с резными ставнями, высокое крыльцо с навесом. На стенах между окнами висели агитационные плакаты.

— Заходите! Вы с дороги поди проголодались? А опосля о делах поговорим, как все соберутся.

***

Гостей накормили немудрёной, но сытной и свежей деревенской едой. Потом Антон Ксаверьевич повёл их в кабинет, где собрались все, кто мог быть интересен “комиссии из министерства” — лесник, агроном и другие. Председатель произнёс небольшую речь и представил гостей из Москвы.

Говорил он спокойно, но в позе, в мелких движениях чувствовались раздражение и настороженность. И это не укрылось от Юрия, хоть тот не подал виду.

“Хм. Он просто волнуется? Понятное  дело, притащились тут какие-то, от дел оторвали, возись с ними. Или у председателя есть другой повод беспокоиться?” — размышлял старший лейтенант, пока Шурка Воронов, немного запинаясь и как бы стесняясь, рассказывал:

— Наше Министерство бумажной и деревообрабатывающей промышленности планирует строить новые заводы и фабрики. В вашем районе хорошие леса, много сырья, и здесь планируем поставить фабрику технических картонов. Места, где её построить, намечены согласно статистике и отчётам, но нас отправили поездить по округе, посмотреть и выбрать, что лучше. Выскажитесь, товарищи, какие будут соображения?

Все зашумели, стали спрашивать, рассказывать и предлагать. Юрий как важный начальник в основном молчал. Со скучающим видом он смотрел по сторонам и иногда вставлял какую-нибудь вескую фразу. И вряд ли кто-нибудь заподозрил бы, что этот надутый бюрократ — на самом деле фронтовик, сотрудник КГБ и человек довольно скромный.

Витя Ансарян, в соответствии с легендой, коверкал слова, говорил по-русски с ужасным акцентом и размахивал руками так, будто отгонял осиный рой. И никто не подумал бы, что этот простодушный кавказец читает Диккенса и Гёте в оригинале и вовсе не так прост, как кажется.

Саша Воронов то и дело поправлял очки (они были с простыми стёклами), сутулился, будто стесняясь; даже походка и движения у него стали неловкие и шаркающие. Кабинетный хлюпик, что с такого взять. И даже в голову не придёт, что “хлюпик” лихо стреляет по-македонски, а про его ловкость и скорость многое рассказали бы задержанные им преступники.

“Ну прям артисты на гастролях, особенно Шурка. Ему в театральный идти надо было, а не в Комитет”, — подумал Юрий и внутренне усмехнулся.

Тем временем на столе разложили на столе подробную карту области, и все сгрудились около неё. Витя Ансарян карандашом показывал на карте, где намечены места:

— Вот сдэсь фабрику харащо поставить, рэчка рядом и дарога есть, на мащинах проэхать легко.

— Нельзя, там болотисто! Сильно болотисто, замаешься осушать.

— Тогда сдэсь.

— Товарищ, тут поля колхозные зацепит, никак не получится.

— А если вот сдэсь? — кончик карандаша приблизился к деревне Пахомовка. — Что тут сэйчас?

Все как-то разом замолчали. Кто-то зачесал в затылке, кто-то неловко отвёл взгляд в сторону. Лесник вполголоса сказал:

— Ничего нет, развалины и пепел. Немцы, когда драпали, деревню сожгли. Вместе с людьми. Мало кто выжил.

После того, как все из уважения к погибшим помолчали минутку, Юрий спросил:

— А почему Пахомовку не восстановили?

— Ну вот так,  — пожал плечами председатель. — Кто из тамошних выжил, не захотели возвращаться, по другим деревням расселились. А на том месте памятник поставить хотели. Да что-то застопорилось.

— Ясно. У нас не было про это данных… Надо выяснить подробнее про памятник. А то место рядом с бывшей Пахомовкой уж больно удобное. Александр, запишите это.

— Пишу, Юрий Петрович! — откликнулся старшина Воронов.

С новой силой началось обсуждение. Люди снова склонились над столом, спорили, что-то говорили и тыкали в карту пальцами.

Вдруг Юрий почувствовал на себе пристальный взгляд, который чуть ли не жёг шею. Кто-то  внимательно и недружелюбно уставился на старлея.

Резко вскинув голову, он встретился глазами с Антоном Ксаверьевичем. Что-то странное было во взгляде, но что именно, Юрий понять не успел — председатель поспешно отвернулся, нервно дёрнув головой.

Таааак.

Вроде ерунда, но…

Юрий ощутил, как внутри просыпается азарт охотника. В ладонях слегка закололо, в груди зашекотало - бежать, действовать!..

Но, сделав глубокий вдох, старлей себя урезонил: куда бежать-то? Этот председатель Михняк, видать, тот ещё фрукт, но чуйку к делу не пришьёшь. Мало ли, вдруг он нервничает совсем по другому поводу. Ботинок ему натирает, например.

Надо наблюдать и ждать.

Но вот председатель буркнул сидевшему рядом леснику: “Я курить” и пошёл к выходу. Юрий, выждав минуту, пробрался за спинам склонившихся у стола людей и тоже вышел. Слева, у раскидистых кустов боярышника, на которых уже начинали краснеть продолговатые ягоды, стоял председатель с незажжённой папиросой в зубах и рылся в карманах, ища спички.

Юрий решительно двинулся к нему, доставая из кармана коробок:

— Вот, возьмите, Антон Ксаверьевич!

Председатель чиркнул спичкой и поджёг папиросу. Следом закурил и старлей.

— Антон Ксаверьевич, это хорошо, что мы оба здесь. Я у вас кое-что спросить хотел, наедине.

— Спрашивайте, коли надо.

Демонстративно оглядевшись по сторонам, Юрий склонился к председателю и вполголоса сказал:

— Я вижу, вы — человек серьёзный, надёжный. Вам можно доверять. Скажите, как вообще в деревне обстановка? Какие настроения?

Поперхнувшись горьким дымом, председатель закашлялся взахлёб. Когда он выпрямился, то уставился на столичного гостя с недоумением.

— Я почему спрашиваю, — невозмутимо продолжил Юрий, — картонная фабрика будет передовым предприятием, с новыми технологиями. И место для неё должно быть во всех отношениях хорошим. Ваш район удобный, но… Госграница почти под боком, леса… Сами понимаете. Банды не беспокоят? Может, люди подозрительные появлялись? Или что-то странное замечали? Местные лояльны? У нас в министерстве, конечно, есть отчёты, данные, но, знаете, я всегда предпочитаю у людей на месте спросить. На всякий случай.

— Это к участковому, — покачал головой Михняк. — Милиции видней.

— Нуууу, не скромничайте, Антон Ксаверьевич! Вы же тут главный! Ни за что не поверю, что от вашего начальственного глаза что-то могло укрыться! Можете без имён, меня в целом ситуация интересует. Не волнуйтесь, этот разговор останется строго между нами.

Председатель сунул руки в карманы и несколько раз переступил с ноги на ногу. Когда он переносил вес тела направо, лицо его чуть кривилось — видимо, больная нога давала о себе знать. Отвечать что-либо столичному гостю он не спешил, но Юрий его не торопил.

Скажет что-нибудь или нет? Вот шанс соскочить, расскажи приезжим, если ты не при делах! Зацепится или нет?..

Наконец председатель вынул папиросу изо рта, выдохнул клуб дыма и извиняющимся тоном произнёс:

— Ума не приложу, товарищ Черных, что рассказывать. Люди у нас хорошие, глупостев всяких не думают. Обстановка как везде: ну драки бывают, кражи мелкие, по пьяни кто-нибудь накосорезит. Редко бывает, что люди пропадают.

— Почему? Их находят?

Председатель вытаращил глаза, выражая крайнее недоумение.

— Да по-всякому. Вы человек городской, не представляете. А у нас места глухие, леса кругом. Этот заблудился, этот утоп, а тот ушёл в лес, ногу сломал и голодным волкам попался. Не повезло. Но это редко бывает. Не чаще, чем везде. А так тихо. Банд мы почитай года три как не видели. Да и последние, кто был, больше по лесам ховались, в деревни не лезли. Всё…

“Значит, не зацепился. Промолчал. Ладно, без тебя разберёмся”, — подумал Юрий, но вслух сказал другое, изобразив на лице искреннюю радость:

— Это замечательно, дорогой товарищ Михняк! Значит, можно спокойно строить фабрику. Вы докурили? Идёмте, нас поди заждались.

***

После совещания “комиссию из Москвы” повезли смотреть выбранные места под фабрику. Вся компания загрузилась в видавший вид грузовичок ГАЗ, в кузове которого были установлены лавочки, и машина, урча и фыркая, двинулась вверх по просёлочной дороге.

Где-то можно было подъехать вплотную, а где-то приходилось идти пешком. Юрий сотоварищи, в сопровождении местных, добросовестно шли, всё осматривали, делали замеры и рисовали схемы в блокнотах.

Так прошло время обеда. Дневная жара стала постепенно спадать. Вдобавок с запада поползли тучки, явно намекающие на дождь.

— Домой пора, — сказал Антон Ксаверьевич, снимая кепку и утирая пот со лба. — Дела не ждут, да и устали все. Завтра остальное поглядим. Поехали, товарищ Черных?

— Поехали, — кивнул Юрий.

Все заулыбались, оживились и без промедления полезли в машину. Люди утомились, и после езды на жаре в тряской машине хотелось отдохнуть, перекусить, но прежде всего — в прохладный душ.

…ГАЗ приближался к развилке дорог, и водитель, обернувшись, спросил:

— Может, заедем в Пахомовку? Она по пути, а завтра нарочно крюк надо делать.

— Да ну, — махнул рукой председатель. — Никуда она не убежит, подождёт до завтра.

Водитель пожал плечами, мол, как скажете, и приготовился повернуть направо, на Игнаткино. Но тут вмешался Витя Ансарян:

— Зачэм ждать, да? Паехали, дарагой, сразу пасмотрим. Мы быстро, задэрживаться не будэм. Зачэм на завтра оставлять?

— И правда! — решительно поддержал Юрий. — Если близко и по пути, то давайте.

— Пешком придётся идти. Машина не проедет к самой деревне.

— Ничего, дойдём. Давай, товарищ, поворачивай на Пахомовку! — сказал шофёру Юрий.

Водитель, не став спорить со столичными гостями, вывернул руль, и машина покатила налево. Антон Ксаверьевич недовольно вздохнул, но промолчал, а остальные отнеслись равнодушно: надо значит надо.

Этот факт Юрий тоже про себя отметил.

…Автомобиль остановился у пригорка, оглушительно чихнув мотором.

— Всё, я дальше не проеду.

Водитель остался ждать, а все остальные пошли по разбитой и порядком заросшей дороге.

— Вон на энтот пригорок подымемся, с него всё как на ладони видать, — сказал председатель.

Чекисты взобрались на вершину первыми. Пригорок был невысоким, но склоны имел довольно крутые, вдобавок поросшие длинной травой, которая оплетала ноги и мешала идти. Последним, пыхтя, отдуваясь и подволакивая больную ногу, поднялся опиравшийся на лесника председатель Михняк.

…От открывшегося с высоты вида у Юрия закололо в сердце. Голова потяжелела, а где-то внутри стал разгораться огонёк ярости. Кулаки сжались сами собой.

Саша Воронов закрыл лицо руками, будто защищаясь от увиденного, и тихонько ругался сквозь зубы. Витя Ансарян стоял молча, сжав зубы, и вертел пальцами карандаш. Чёрные глаза горели ненавистью.

Все трое чекистов были люди с крепкими нервами, повидавшие всякое, к виду смерти и страданий во многом привычные. Но на такое смотреть спокойно не могли даже они.

Милосердная природа разросшейся зеленью смягчила картину, но не могла целиком скрыть следы разрухи и пожара. И сейчас, в мирный летний день, когда щебечут птички, разорённая деревня выглядела особенно жутко.

То тут, то там торчали трубы обугленных и полуразвалившихся печей. Юрий стал их считать и сбился на тридцать пятой. А каждая печь — душа и сердце деревенской избы; каждая труба — дом, в котором жили люди.

Под стать трубам были так и не оправившиеся от пожара чёрные погорелые деревья. Они резко выделялись на фоне зелени и неба и казались тянущимися из-под земли руками какого-то жуткого, но больного и страдающего существа.

Впрочем, пожар уничтожил не всё подчистую. Кое-где стояли коробки обугленных стен, в каком-то сарае уцелело даже окно, хоть не было дверей и крыши. Кое-где виднелись покосившиеся, держащиеся на честном слове остатки заборов, будто последние зубы в старческом шамкающем рту.

Землю укрывала вроде бы густая трава, но стоит задержать взгляд, и  замечаешь среди зелени то кучу обломков и углей, то вросшую в землю металлическую спинку кровати, то яркий обрывок ткани, осколок посуды…

Совсем недавно, да почти что вчера здесь жили обычные, мирные люди. Работали, воспитывали детей, растили урожай, по вечерам собирались в клубе на танцы, смеялись и строили планы…

А потом пришли чудовища, возомнившиеся себя высшей расой, которой позволено всё.

Юрий будто воочию увидел мордатых фашистов в серой форме. Отрывистые команды офицеров, и подразделение разошлось на три части. Одни рассредоточились по окраинам и взяли деревню в кольцо. Вторые цепью идут по деревне, вламываются в дома, выволакивают жителей на улицы, штыками и прикладами гонят их в большой колхозный сарай. Кто мешкает или сопротивляется, тех стреляют на месте. Третьи фашисты идут вслед за вторыми, лезут в опустевшие дома и сараи, вытаскивают всё, что показалось мало-мальски ценным.

Снова звучат команды. Слитный залп огнемётов. Взметнулось пламя, подхваченное ветром, загорелись стены, заборы… Серо-чёрный дым клубами валит в небо. Но даже через шум и рёв пламени прорываются крики несчастных людей. Иногда звучит сухой треск автоматной очереди — это добивают тех, кто сумел вырваться из горящего сарая.

…А теперь здесь остались только обугленные трубы и деревья, которые будто тянутся к живым и взывают: не забудь! Помни!

Юрий крепко зажмурился, потряс головой, прогоняя наваждение. Он глубоко вздохнул, усилием воли успокаивая нервы, и разжал кулаки. Погибших не вернуть, а у живых есть дела.

— Скажите, а что здесь было? — спросил он у председателя, показывая на самое целое строение. Голос прозвучал хрипло, будто чужой.

У дома, на который показывал Юрий, уцелела половина крыши, и коробка бревенчатых стен обуглилась немного и выглядела вполне крепкой.

— Просто дом. Сазоновы тут жили. А вон там, — палец председателя переместился левее и указал на коробку обугленных стен без крыши, — был сельсовет, ну и немцы там штаб устроили. Вон там — клуб и библиотека… А вон видите берёзки?

— Да.

— Там братская могила. Всех, кого туточки нашли, в ней похоронили. Из Пскова как-то люди приезжали, смотрели, хотели тут расчистить всё и памятник на месте пепелища поставить. Но тихо пока…

— Ясно, спасибо. Наверное, мы спустимся и осмотрим всё поближе.

— Не стоит, товарищ Черных. Видите ли… — председатель замялся. — Немцы заминировали всё, когда драпали. И сейчас не все мины да снаряды нашли. Не ходите, не дай бог подорвётесь нечаянно.

— Подождите, у вас что, сапёров не было?! — удивился Саша Воронов. — Должны ведь приехать…

— Были! — перебил его Антон Ксаверьевич. — Конечно, были. Только они сначала людные места смотрели, а тут что — глушь. Тут теперь людей нет. Что-то точно осталось, да и много по округе ещё лежит.

— Да ладно тебе, Ксаверьич! — возразил лесник. — Не сгущай. За грибами и ягодами ходим, и ничего.

— Ничего? Ничего?! А как мальцу Вишняковых ступню оторвало в том году? А как Гришка из соседнего села в лесу костёр развёл, а прямо под кострищем снаряд в земле оказался? Это ничего, по-твоему?

— Ладно, ладно, — пошёл лесник на попятную. — Я ж просто…

Чекисты переглянулись между собой, и Юрий сказал:

— Хорошо, я понял. Вниз не пойдём, так, отсюда прикинем. И я отмечу в отчёте, что сперва сапёров пригласить надо, прежде чем строить.

Саша Воронов набросал в блокноте схему местности, и на этом работа “комиссии” закончилась. Все с явным облегчением поспешили вниз, к машине.

Продолжение истории: Иду, найду (глава 4)

Справка к главе:

Стрельба по-македонски — метод ведения боя огнестрельным оружием (чаще всего пистолетами), заключающийся в стрельбе с двух рук, одновременно поднятых на уровень плеч, иногда со сцепленными большими пальцами.

Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!

1) "Авторы сегодня": https://author.today/u/diatra_raido

2) Группа в ВК: https://vk.com/my_strange_stories

3) Литмаркет: https://litmarket.ru/mariya-krasina-p402409

4) Литсовет: https://litsovet.ru/user/108891

Мужчина уверенно подошёл к серо-коричнево-оранжевому зданию строгих очертаний. Даже у хладнокровных людей оно поневоле вызывало трепет, приправленный любопытством. Ведь здесь размещался КГБ, а до этого здание на Дзержинского, 2 занимал НКВД, а ещё раньше, в 1920-х — легендарная ВЧК, созданная Феликсом Эдмундовичем. Словом, органы госбезопасности прочно поселились в этом здании. Про него ходило много легенд и баек, одна другой страшней и заковыристей. И нельзя сказать, что они родились совсем уж на пустом месте. Впрочем, работа спецслужб, да и любых правоохранителей, тяжела, грязна, и в белых перчатках тут никак не останешься.

Мужчина толкнул тяжёлую дверь и вошёл. Внутри здания царила приятная прохлада, и он облегчённо вздохнул. Поздоровавшись с дежурным и показав пропуск, он уверенно поднялся по лестнице, прошёл по коридорам и постучал в приоткрытую дверь нужного кабинета.

— Да! — раздался низкий приятный голос. — Кто там?

— Старший лейтенант Гущин. Разрешите войти?

— Входи-входи, Юра!

Гость поздоровался с хозяином кабинета, широкоплечим мужчиной с квадратным лицом:

— Здравия желаю, товарищ майор!

— И тебе не хворать. Садись, Юра, поговорим. Дверь за собой прикрой поплотнее.

Юрий вошёл, но сел не на стул для посетителей, боком притулившийся у стола майора, а в одно из двух мягких кресел у стены. Между креслами стоял журнальный столик, а на нём — ваза со свежим букетом полевых цветов. Юрий наклонился, вдумчиво рассмотрел букет, вдохнул аромат цветов и улыбнулся каким-то своим мыслям. И только потом он повернулся и выжидающе, с хитринкой, посмотрел на начальство.

Майор Гриценко не рассердился, только понимающе хмыкнул, а потом, взяв из ящика стола картонную папку, сел в соседнее кресло.

— Извини, Юрий Петрович, что тебя из отпуска дёрнули. Сам такое терпеть не могу, но некому больше. Нет людей, а кто есть, те заняты.

— Да ничего, Валерий Иванович, что там от отпуска осталось? Три дня туда, три дня сюда, ерунда.

— Потом догуляешь непременно! А вообще, как отдохнул, куда ездил?

— У дядьки в Сибири был, в деревне, потом на Алтай в конный поход подался. А потом на сочинских пляжах бока налёживал.

— Ой, да ладно, какие у тебя там бока. По сравнению со мной ты — просто щепка.

Майор самокритично оглядел себя и защипнул пальцами явно наметившееся брюшко:

— Во, видал? А всё тёщины блины и чебуреки! Вкусные до умопомрачения, зараза! Я уж просил: Зинаида Михайловна, не надо, я так скоро в дверь не пролезу. А она их всё равно жарит, назло!

Юрий поддакивал и улыбался, по опыту зная, что у начальника такая манера - непременно пару минут поболтать о мелочах, прежде чем заговорить о важном.

— Я, собственно, чего тебя из отпуска дёрнул, — внезапно перешёл майор от тёщиных вкусностей к делу. — Вот, возьми папку, ознакомься, а я пока суть на словах изложу. Возьмёшь двух человек, поедете в Псковскую область, в деревню Игнаткино. Оттуда сообщают, что неподалёку, в развалинах  сожжённой немцами деревни Пахомовки, творится что-то неладное. Силуэты людей странных видели, вроде как призраков, но с оружием. А ещё пишут про огоньки необычные и голоса из ниоткуда. Чертовщина, в общем. Вот вы поедете и разберётесь, что к чему. Это если коротко.

— Раз чертовщина, тогда им в церковь, — отозвался Юрий, бегло просматривавший бумаги в папке. — Ну или в психушку. Валерий Иванович, почему именно нам это поручили? Я не отказываюсь, просто пытаюсь в голове уложить. А что милиция? В конце концов, а наши товарищи на местах, зачем из Москвы людей посылать?

Майор Гриценко пожал плечами.

— Сам не знаю, Юра. Там, — начальник ткнул пальцем куда-то вверх, — свои резоны. Ты, старлей, не расслабляйся. Чую, что это всё только на первый взгляд кажется ерундой. Мало ли… Да что я рассказываю, ты в госбезопасности не первый год, Вон, без пяти минут капитан.

— Да уж… — задумчиво ответил Юрий.

Он встал, прошёлся до окна, а на обратном пути остановился у огромной карты Советского Союза, что висела на стене. Нашёл взглядом Псковскую область и задумался, чуть прикусив губу.

Пару минут оба, и начальник, и подчинённый, молчали. Первым заговорил Юрий, размышляя вслух:

— Непростое место. Литва, Эстония рядышком, а там — госграница, ищи-свищи. И леса знатные, вон как тянутся. Сколько тут всяких бандитов и пособников фашистов скрывалось после войны…

— Да, много их по лесам бегало, — подошёл к карте майор. — Последние такие сообщения про район Игнаткино были два года назад, в пятьдесят третьем. Но… Юра, мне кажется, что это какая-то свора нацистских недобитков сейчас всплыла и логово в развалинах устроила. А огоньками пыль в глаза пускают, чтобы местных запугать и запутать. Помнишь, была сразу после революции в Петрограде банда попрыгунчиков?

— Это которые “живые покойники”?

— Они самые. С выдумкой, гады: надевали белые саваны и колпаки и в подошвы ботинок пружины вставляли. Вечером, в темноте, как напрыгнут на прохожего такие красавцы да как завоют замогильным голосом!.. Тут кто угодно растеряется. И сейчас, я думаю, кто-то за якобы мистикой свои тёмные дела прячет.

— Да, наверняка так.

— А вдруг там какое-нибудь новое изобретение втихаря пробуют? Наши враги и антисоветские элементы не дремлют, может, объединились с бывшими коллаборантами и химичат что-то… Сам знаешь, как сейчас наука прёт.

— Так точно, прёт.

— Повторяю, Юра, зря не геройствуйте. Ваша задача — достоверно выяснить, что происходит. И всё! На рожон не лезть! Сразу сообщите, помощь запросите. Надо будет, устроим полноценную операцию и всех возьмём как миленьких. Понял? Повтори!

— Так точно, на рожон не лезть, запросить помощь. А с кем я поеду?

— Лейтенант Ансарян и старшина Воронов, ну ты их знаешь. Да, ты — командир группы как старший по званию. Вопросы есть?

— Когда выезжать?

Майор вскинул руку и посмотрел на часы.

— А чего тянуть? Сегодня. Всё готово, тебя только ждали. Поедете под прикрытием. Имена оставим прежние, чтобы не путаться, а фамилии другие. Легенда простенькая, да и операция, чай, не требует сложной. Вы — комиссия из Министерства бумажной и деревообрабатывающей промышленности, должны выбрать, где построить новую фабрику. Вас местные по округе повозят, ну и в эту самую Пахомовку тоже напроситесь. А там уже глядите сами, что к чему.

— Понял. Насколько строгая у нас легенда?

— Смотрите по обстановке. Не думаю, что за легенду стоит до последнего цепляться. Но и удостоверением там не размахивайте!

— Ясно.

…Прошло довольно много времени, прежде чем начальник и подчинённый утрясли все детали, и Юрий собрался уходить.

Но у дверей майор Гриценко остановил его, придержав за рукав, и вполголоса сказал:

— Юра, вы уж постарайтесь. Мне тут явно намекнули, что на это дело командование будет смотреть очень внимательно.

— Не волнуйтесь, товарищ майор, всё будет в лучшем виде. А как иначе-то?

— Орёл! Вот бы все так… Ладно, иди, собирайся.

— До свидания!

Глава 2

Старший лейтенант госбезопасности Юрий Петрович Гущин из-за неожиданно прерванного отпуска почти не расстроился. Внутренне он этому даже обрадовался, ведь отдыхать и расслабляться он, честно говоря, не особо умел.

Нет, Юрий, любил в выходной поспать подольше, а перед отпуском предвкушал, как переделает кучу дел, прочитает много книг и съездит в гости к дяде. Но уже через неделю старший лейтенант начинал скучать по службе, по товарищам и по суетливой, но очаровательной Москве.

Службе он посвящал почти всё время, все силы и мысли. Не то чтобы он был ярым карьеристом или фанатичным солдафоном, так сложилось само собой — жил Гущин один.

Отец Юры умер от тифа ещё в тридцатых, мать погибла во время бомбёжки Москвы, а больше родни, кроме дяди Вадима, живущего в далёкой сибирской деревне, не было. Женой и детьми старший лейтенант не обзавёлся.

В старших классах он улыбался девчатам, мечтал и строил планы, но серьёзных чувств ни к кому не было. В 1944-м восемнадцатилетнего Юру призвали в армию. На фронте встретил он зеленоглазую переводчицу Лилю и пропал, влюбился с жаром юношеской страсти, но со всей серьёзностью и глубиной взрослого чувства.

Лиля ответила взаимностью, и влюблённые собирались пожениться. Но фронтовые дороги их разделили, а потом Лиля перестала отвечать на письма. Юрий страшно ревновал и чувствовал, что сходит с ума. В его воображении возникали картины, одна другой хуже, но самую ужасную мысль он гнал подальше, надеясь, что девушка хотя бы жива.

Только в феврале 1945-го Юрий узнал, что ещё прошлой осенью штабная автоколонна попала в немецкую засаду. Погибли почти все, кто был в машинах, и среди них — зеленоглазая Лиля…

Но, хоть война была уже на исходе, всё равно оставалась войной, и бои становились только жарче. Горевать было некогда.

…Уже после победы Юрий нашёл могилу Лили, на кладбище глухой белорусской деревеньки. Он положил к памятнику букет нарядных белых лилий и долго стоял, сжимая в руке фуражку, беззвучно шевелил губами, глядя то в небо, то на памятник, то на нежные лепестки цветов.

Наконец он надел фуражку и зашагал к остановке.

— Браток, случайно не будет… — рванулся было к нему какой-то дедок из местных, но, посмотрев в лицо Юрия, осёкся на полуслове и отошёл подальше.

…Со смертью Лили что-то прервалось и отмерло в душе Гущина. Он вовсе не собирался жить монахом и, глядя на женатых сослуживцев, по-доброму им завидовал. Он пробовал знакомиться, встречаться, но всё было не то. Ни одна девушка не полюбилась, ни одну не видел он женой и матерью своих детей. А заводить пустые интрижки Юрию претило.

Так и жил он один и полушутя-полусерьёзно говорил, что служба ему вместо жены. И службу эту Юрий нёс вполне достойно.

***

Вечером того же дня все трое из оперативной группы уже расположились в купе. Четвёртое место, разумеется, осталось свободным, и в купе посторонних не было. Юрий, помешивая ложечкой чай в стакане, смотрел в окно и думал.

За окном вагона на фоне синего вечернего неба мелькал чёрный частокол леса. Его сменяли огни деревень и станций, иногда блестела, отражая небо, водная гладь какого-нибудь озера или реки. Всё это настраивало на философский лад, но Юрий думал о вещах приземлённых.

Как там сказал майор: “На это дело командование будет смотреть внимательно”. Интересно, почему? Почему послали именно людей из Москвы? Не доверяют местным, подозревают кого-то? Допустим, но почему майор Гриценко об этом ни полслова не сказал? Он обычно со своими подчинёнными откровенен. А, ладно, на месте разберёмся.

Вздохнув, Юрий вынул ложечку из многострадального стакана. Такое пристальное внимание начальства ох неспроста. И оно может обернуться как щедрыми наградами и карьерным ростом, так и большими проблемами. Причём второе кажется более вероятным, чем первое…

Юрий бросил быстрый взгляд на младших товарищей. Лейтенанта Ансаряна он знал хорошо. С орлиным носом, кудрявый и черноглазый, громкоголосый Витя Ансарян на первый взгляд казался эдаким горячим парнем, добрым, но наивным и не шибко умным. Но впечатление это было ошибочным: лейтенант говорил на нескольких языках, обладал острым умом и отличной памятью и был весьма храбрым человеком. Витя был младше Юрия на 3,5 года, поэтому на фронт уже не попал. Юрий и Виктор общались и вне работы и были если не друзьями, то добрыми приятелями.

А вот старшину Александра Воронова, голубоглазого бледнокожего блондина, Юрий знал куда хуже. Приходилось вместе участвовать в масштабных операциях, где были задействованы много людей, и всё, больше общаться не довелось. На тех операциях Воронов действовал вполне грамотно, но какой он человек сам по себе, Юрий не знал. И сейчас приглядывался, прикидывая, как пойдёт с ним работа.

А тем временем младшие коллеги читали статью в газете про международный шахматный турнир и оживлённо его обсуждали:

— Саша, вот увидишь, Тигранчик в следующем туре себя покажет! Петросян лучший! Он должен выиграть! — горячился Витя Ансарян.

— Ну не знаю. Он — сильный игрок, конечно. Но и остальные не пальцем деланные, — возражал старшина Воронов, вроде бы с серьёзным лицом, но глаза его лукаво блестели. — Мне кажется, Керес победит. А от Аргентины какие сильные шахматисты  приехали! Лёгкой прогулки точно не будет.

— Ну сильные, — нехотя подтвердил Виктор. — Но Тигран должен если не выиграть весь турнир, то хотя бы быть в числе тех, кто дальше пройдёт. Сколько там в претенденты берут?

— Девять человек из верха таблицы.

— Пф, в девятке лучших Петросян точно будет! Я за него знаешь как болею!

— Да уж знаю, - улыбнулся Александр. -  Но я ставлю на Кереса. Он сейчас в отличной форме, готовился, как проклятый.

— А у Петросяна атака лучше!

Воронов вздохнул и развёл руками, дескать, ну как с тобой спорить. А потом вдруг повернулся к командиру и спросил:

— Юрий Петрович, а вы за кого в турнире болеете?

От неожиданного вопроса тот несколько смешался:

— Да я не слежу. За любого нашего игрока порадуюсь, если победит.

На миг в купе стало тихо. А потом Юрий решительно подсел к подчинённым:

— Турнир — это хорошо, но давайте про задание поговорим, и спать. А то утром выходить рано, на автобусе ещё ехать… Легенду помните?

И все стали вполголоса обсуждать завтрашние дела.

Продолжение: Иду, найду (глава 3)

Справка по главам:

Дзержинская площадь — такое название в то время носила площадь Лубянка

Дом на улице Дзержинского, 2 — сейчас это здание находится на ул. Большая Лубянка, 2. В нём теперь располагается ФСБ.

Международный шахматный турнир — имеется в виду 3-й межзональный турнир, который проходил в Гётеборге с 14 августа по 23 сентября 1955 года. По его результатам девять сильнейших выходили в турнир претендентов. А победитель турнира претендентов уже сражался с действующим чемпионом мира за шахматную корону.

Тигран Вартанович Петросян (1929-1984) — советский шахматист, 9-й чемпион мира.

Пауль Петрович Керес (1916-1975) — эстонский и советский шахматист и шахматный теоретик.

Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!

1) "Авторы сегодня": https://author.today/u/diatra_raido

2) Группа в ВК: https://vk.com/my_strange_stories

3) Литмаркет: https://litmarket.ru/mariya-krasina-p402409

4) Литсовет: https://litsovet.ru/user/108891