«Американская мечта» давно уже стала эталоном сценария счастья, пожалуй, для всего человечества, до которого только дотягивалась продукция Голливуда или американские бестселлеры об успехе. С американских фильмов берут примеры, их пытаются переплюнуть или переделать «на свой лад», при этом успешно копируя все ключевые элементы картин, и лишь заменяя в них какого-нибудь Джона на Васю, и Нью-Йорк — на Москву. Давно подмечено, что «Америка — это страна, где каждый нищий верит, что завтра сможет стать миллионером», и, кажется, такое мировоззрение постепенно заражает весь мир. Апологеты называют это «позитивным мышлением» и «верой в собственные силы», призывая быть оптимистами и утверждая, что каждый из нас — кузнец собственного счастья. И, пожалуй, трудно возразить что-то людям, соблазнившимся красивыми картинками и яркими образами, мечтающим жить, как их нарисованные кинематографом или мотивационным тренером кумиры — для них ты окажешься всего лишь неудачником, жалующимся на жизнь и ищущим причины своего неуспеха вовне. При этом, не секрет, что образ «американской мечты» — квинтэссенция либерального сознания, и, даже не говоря о свободе или правах человека, он настраивает своего апологета на принятие буржуазного мышления и либеральной идеологии. Личный успех, исполнение мечты, приход к цели через тернистый путь неуспехов и неудач — что это, как не пафос буржуазии и не манифест рискового духа предпринимателя? «Да, мне было трудно, но я победил(а), и, в конце концов, победишь и ты!» — словно бы говорит нам очередная история успеха, напечатанная в книге или воплощённая на экране.
Но так ли уж «безупречен» миф, рисуемый американской киноиндустрией? И что можно противопоставить мифу о сильной личности, постепенно сквозь тернии идущей к своей мечте?
Благосостояние
Да, избитый и старый, как мир, аргумент, но, тем не менее — действенный. Пропустите этот раздел, если желаете критиковать не кино, но миф в целом.
Киноиндустрия США чаще всего не показывает подлинной жизни американского общества. «Истории успеха», которые экранизируются или перепечатываются — это в большинстве случаев истории выходцев из обеспеченных семей (в крайнем случае — среднего класса), сумевших получить хорошее образование и лишённых бэкграунда «низов». Да, надо отдать должное — у американцев нет брезгливости по отношению к «рабочим» профессиям, и даже очень обеспеченным людям хоть раз в жизни приходилось «работать руками» (кстати, как и у нас, но почему-то ещё никому не приходило в голову изобразить российских олигархов «простыми парнями», выбивавшимися из низов и не чуравшимися в начале своего пути никакой работы… странно, не правда ли?). Но в остальном нужно признать: американское кино, как и в принципе их пропаганда — красивая агитка, призывающая не унывать. Оно не показывает жизни трущоб или рабочих кварталов, а, если показывает — показывает и обнадёживающий Happy end, заключающийся в том, что главный герой взял себя в руки, затем сорвал большой куш и изменил свою жизнь к лучшему. Никто не окончит историю тем, что кто-то спился, не сумел справиться с трудностями или к кому-то вовремя не пришли на помощь. Это — за кадром, так как не на этом концентрируются создатели фильмов и общественное мнение в США.
Я не осуждаю подобный подход сам по себе — есть вещи, которые не показываются в кино, так как на них взирать действительно слишком тяжело или неприятно. Однако игнорирование проблем и культивирование излишнего оптимизма по поводу жизни в США приводит к одному последствию — к отказу от борьбы за подлинное её улучшение. Может показаться смешным это слышать, но спустя тридцать лет после гибели Советского Союза оказалось, что это американцы жили и живут в плену самообмана и называют тихий ужас — лучшими из возможных условиями жизни, а свою страну, несмотря на огромные недостатки — лучшей во всех отношениях в мире страной. Те недостатки, которые приписывали советским гражданам — фанатизм, вера в собственную исключительность, готовность называть чёрное — белым, а белое — чёрным — в полной мере оказались свойственны жителям США.
Достаточно сказать, что в Америке, несмотря на огромный государственный долг, высокие налоги и прогрессивную шкалу налогообложения, обязательное медицинское страхование появилось лишь при президенте Обаме — и за ввод этой социальной меры президент-демократ получил от республиканцев титул «социалиста». Бесплатного высшего образования там нет до сих пор, а образовательные кредиты, для выплаты которых молодые люди нередко уходят в армию — неотъемлемая часть американского образа жизни. В стране более полумиллиона бездомных[1], а свыше сорока миллионов человек получают талоны на продовольствие[2] — в том числе и некоторые представители среднего класса. И, хотя я не хочу сказать, что жизнь в США — это кромешный ад, или, тем более, что «в России всё лучше» — для такой богатой страны, как Соединённые Штаты, социальная сфера у них хромает на обе ноги. Именно такова обратная сторона «свободного общества, где ты будешь на коне, если готов(а) работать и веришь в собственные силы».
Культ личного успеха
Довольно странная, на первый взгляд, претензия к «американской мечте» — ведь разве обществу нужен культ провала или неудачи? — пока не начнёшь задумываться о деталях. На чём основан культ личного успеха, неразрывно связанный с «американской мечтой», и почему он так важен? Чтобы понять, что такое личный успех, мы должны вспомнить, чему он противопоставляется. А противопоставляется он неудаче, провалу. Чаще всего — действиям врагов (конкурентов), вызовам, брошенным враждебной средой и первоначально наносящим поражение главному герою. Миф о личном успехе, заботливо взращиваемый американским кинематографом и вбрасываемый в общественное сознание — это всего лишь воплощение капиталистической конкуренции, и взгляд на мир через эту призму. Буржуазное сознание видит мир, как вечное соревнование, «борьбу всех против всех» — и обслуживающие буржуазию режиссёры и прочие деятели искусства ретранслируют этот взгляд на мир в своих произведениях. Главный герой там является борцом, борющимся за собственное счастье и после упорной борьбы побеждающим конкурентов — что это, как не реклама буржуазного подхода к действительности и буржуазного мышления?
Разумеется, такой взгляд на окружающую действительность не единственно возможный, и, более того — исторически преходящий. Культура эпохи рабовладения и феодализма формировала у угнетённого класса покорность своей нелёгкой судьбе, основанную на понятиях чести, служения, обещаниях посмертного вознаграждения на небесах за полную страданий жизнь в лице райского наслаждения. Приход к власти буржуазии изменил этот тренд — теперь угнетателю нужна другая рабочая сила, активная и целеустремлённая. Буржуазия внедряет миф о личном успехе, говоря людям, что «предпринимателем (успешным человеком, богачом, etc.) может стать каждый», если приложит должные усилия и не опустит руки и после сотой попытки. Этот миф погружает рабочую силу в мир междоусобной грызни и соревнования работников друг с другом за «тёплое место» — вместо того, чтобы свергнуть буржуа и решить, как же рациональнее организовать производство и применить существующую инфраструктуру с выгодой для всех. Когда этот план работает идеально, рабочая сила становится атомизированной — трудовой коллектив превращается в стайку «пауков в банке», не доверяющих друг другу, соревнующихся друг с другом и совершенно неспособных к солидарности и самоорганизации.
И, конечно, буржуй, как и вся многочисленная братия художников, его обслуживающих, прекрасно понимает, что никто из них никогда не станет предпринимателем. Понимает — именно поэтому и пускает в прокат такие фильмы. Он не боится конкуренции и амбиций, которые он поселит в душах людей из низов — с очень маленькой вероятностью они станут ему конкурентами, насмотревшись фильмов о личном успехе. Он боится рабочего класса — именно поэтому бросает все силы на то, чтобы его раздавить.
Но как противодействовать этому, кроме того, что разоблачать буржуазную сущность этого мифа? Объяснить, что тот образ мышления и представление об обществе, на поддержку которого направлен этот миф — нерационален. Огромная индустрия, огромные пласты культуры направлены на то, чтобы сеять в людях вражду друг к другу и желание друг с другом соревноваться — но зачем? Ради поддержания конкуренции. Но мы переплачиваем за конкуренцию! Чтобы конкуренция существовала, вместо одного завода общество должно всегда строить два. Мы вынуждены производить гораздо больше продукции, чем потребляем. Куда девается остальная продукция? Сгнивает. Перерабатывается. Не вписывается в рынок. Мы платим за конкуренцию, гробя не только своё психическое здоровье — за счёт роста недоверия и вражды между людьми — но и здоровье физическое, многократно перерабатывая ради производства товаров, которые никто не купит. Конкуренция — это не рациональный рецепт эффективности, а трагедия человечества, связанная с существованием частной собственности на средства производства. И, если раньше мы могли сетовать на то, что общество не может организовать управление большим производством, именно поэтому оно должно быть разбито на много маленьких, находящихся в частных руках — то с наличием современной вычислительной техники проблема управления сложным производством не стоит. Совсем. И даже наоборот, частная собственность и анархия рынка вносит в организацию производственного процесса большой элемент хаоса и излишнего дублирования производств — что и порождает рыночные кризисы и несостыковки спроса и предложения.
Таким образом, критика мифа о личном успехе неотделима от критики капитализма, который этот миф защищает. А противопоставить мы ему, в самом деле, можем очень многое.
Тернистый путь. Почему он Такой тернистый?
Вы никогда не задумывались, почему в «канонических» американских фильмах главный герой бесконечно сталкивается с трудностями — и героически их преодолевает? Бедность, неудачи, непонимание окружающих, ощущение себя чужим, брошенным в этом мире на произвол судьбы, козни врагов, депрессивность и безнадёга. Наш герой, находясь на волосок от того, чтобы совсем разочароваться в себе и мире, находит в себе силы не просто жить, но и взять себя в руки — и затем торжествует над обстоятельствами и приходит к успеху! Его начинают уважать, не верившие в него близкие утирают слёзы счастья, врагам он может теперь усмехнуться в лицо, и он или она счастливые уезжают в закат, на чём кино и заканчивается.
Мне скажут — для сюжета. Чтоб был задор, чтобы нескучно было смотреть! Чтоб была драма, чтобы зритель сопереживал герою, и сердечко колотилось в напряжении от происходящих с персонажем событий. Но я думаю, всё не настолько просто, как кажется.
Искусство всегда отражает общественное сознание. Именно поэтому в нём находят отклик те реалии, что человек видит вокруг себя, представления о добре и зле, наличном и должном. Так, искусство средневековья, как и тогдашнее общественное сознание, являлось религиозным, а искусство Нового времени — светским. Исходя из этого, вернёмся к тому миру, который окружает нас сейчас.
В высококонкурентной среде, какой является капитализм, борьбой с трудностями является жизнь каждого человека по умолчанию. Даже если ты сможешь относительно легко удовлетворить скромные потребности в выживании, пище и крове — общество навяжет тебе гонку за престиж, статус или власть, всячески побуждая к тому, чтобы ты не прекращал соревнования с окружающими. Скромный человек, умеющий просто жить для себя и не оглядываться на общественное мнение, занимающееся судами и пересудами о том, кто и насколько успешен, при капитализме — объект насмешек. При этом по умолчанию ни один человек не заслуживает уважения и понимания — право на них человек при капитализме должен заслужить, добившись какого-либо успеха. Именно поэтому главные герои фильмов начинают «с нуля». «Нуль», «никто», человек, лишённый престижа и уважения, человек, с которым не хотят здороваться, над которым смеются — это та участь, которую капитализм приготовил для каждого. И каждый человек в обществе, где торжествует буржуазное сознание и буржуазный взгляд на мир, вынужден ежедневно отстаивать своё звание успешного, «нормального», «настоящего» человека — чтобы не оказаться в таком незавидном положении. При капитализме нельзя «просто жить». Вернее, можно — но лишь подвергаясь насмешкам и пересудам.
Унижение — это один из механизмов капиталистической системы, а вовсе не деталь какой-то зверски жестокой, по мнению адептов капитализма, «природы человека». С друзьями, родными, близкими большинство из нас почему-то легко готовы его выключить, как только чувствуют, что это «выключение» взаимно.
Возвращаясь к теме тернистого пути персонажей фильмов об «американской мечте», я заявляю — ему совсем необязательно быть тернистым! Да, мне не поверят, скажут, что я призываю к изображению пасторали и фальши, к намеренной лжи о том, сколько жестокости в мире. Но я настаиваю, чтобы левые постепенно переходили именно к этому.
Вспомните, каким было советское кино? Оно не избегало темы жестокости. Оно показывало горечь и боль рабочего класса, сражавшегося за своё освобождение и своё счастье. В фильмах о Великой Отечественной советские режиссёры не стеснялись рассказывать о том, сколь тяжко и горестно для нас оказалось нападение фашистских нелюдей на нашу родину. В фильмах о Гражданской войне не скрывались зверства белых палачей, хотя, конечно, непосредственный показ сцен насилия по нравственным соображениям был минимален, особенно в сравнении с кино США или современной России. Но, если мы обратимся к более бытовому, житейскому кино, не обращённому к политике и истории — мы увидим счастливые фильмы, показывающие жизнь людей без какого-либо надрывного конфликта с окружающим миром. Трудности есть, но они редко бывают фатальны, и для их преодоления не нужно становиться героем. В отличие от американского кино, в советском кино практически не обыгрывается конфликт личности и общества — и едва ли это случайно. Капитализму импонирует образ дерзкой личности, бросающей вызов окружающему «стаду» и в конце концов оказывающейся в споре с обществом «на коне» — социализм же такой личности не приемлет. Однако взамен советский кинематограф показывает нам примеры искренней дружбы, любви, добрых и доверительных человеческих отношений — разве это не аргумент в пользу социализма, высказанный языком кино? Если судить об обществе по кинолентам, то советские люди, в отличие от американцев, никогда не жили по принципу «пан или пропал» — и, пожалуй, вряд ли это стоит называть скучной жизнью. Скорее, это нормальная жизнь и нормальное, уважительное и бережное, отношение к человеку. А о том, как «повеселиться» при капитализме и испытать настоящий драйв от этой системы, Вам заботливо расскажут бездомные, потерявшие однажды шанс на нормальную жизнь.
Наконец, сторонники рынка с человечностью Чубайса могут сказать мне, что такая система, как социализм, плодит «инфантильных дебилов», не готовых к жизни в нормальной конкурентной среде. Но смею заверить вас, господа рыночники: до тех пор, пока Чу Бай Сяны не открыли нам дорогу в «цивилизованный мир», познакомив со всеми «прелестями» свободного рынка, ни один и ни одна доктор наук и не подозревали, что максимум, чего они достойны в современном мире — это торговать в подземном переходе турецкими шмотками или вовсе махать метлой. До этого как-то работали в НИИ спокойно и писали статьи, пока эти НИИ не закрыли из-за отсутствия финансирования. Да и о том, что самыми умными и трудолюбивыми, достойными людьми нашего общества являются несколько аспирантов-физиков, воров в законе, филологов, КГБ-шников да «красных директоров», пожалуй, тоже догадывался не всякий. Теперь перед ними расшаркиваются в высоких кабинетах, а их дети ощущают себя наследниками русских дворян. Справедливо, наверное. И заслуженно.
Не надо «закалять характер» избиениями и ударами судьбы. Это имеет смысл, лишь если в обществе есть постоянная «гонка вооружений» между людьми. Имело это ограниченный смысл и для советских граждан, — поскольку продолжалась конфронтация с Западом, и нужно было уметь противодействовать ему. Но в остальном же это бессмысленная и бесчеловечная вещь, и, слишком хорошо ударив пианиста по пальцам, Вы не сделаете его целеустремлённее — Вы лишите его способности играть в принципе. И едва ли кто ведает, сколько таких «пианистов» ходит сейчас по планете. Пожалуй, донесение этой простой мысли должно составить немалую часть развенчания мифа об «американской мечте». Мы не учим людей быть менее амбициозными. Мы предлагаем лучшую жизнь, лишённую тех трудностей, с которыми люди по недоразумению, называемому «капитализм», сталкиваются сейчас.
Личное счастье. Я должен быть счастлив сам.
Наконец, мы должны обратить внимание на то, какое счастье предлагает человеку буржуазное сознание, в данном случае — выраженное в кинематографе.
И тут мы сталкиваемся с самой, пожалуй, ярко выраженной чертой буржуазного сознания — индивидуализмом. Это не хорошая и не плохая черта, глупо демонизировать её. Люди, представляющие себе при слове «индивидуализм» человека порочного, осуждающие эту черту за «преступный эгоизм», скорее всего, глубоко несчастливы сами. Индивидуализм содержит в себе как возможность самого наглого пренебрежение обществом и самого большого ему вызова, так и возможность независимо и критически мыслить, иметь свой стиль и свой вкус. Другое дело, что буржуазным сознанием эта черта возводится в абсолют, что позволяет легко увидеть все её негативные стороны.
«Американская мечта» — мечта о счастье строго индивидуальном. «Это моё, и только моё». Не сошлись характерами родители и дети, и дети как можно раньше стараются убежать из дома или съехать от родителей? Любимая тема американского кинематографа. Мириться не надо, всё равно вы разные, точка. Жить? Только в частном доме, остальное — мучение. Квартиры американским кино нелюбимы, отдельный дом — символ успеха и настоящего комфорта. Плевать, что ты будешь стоять в пробке пару часов, пока добираешься из пригорода до места работы, частный дом с лужайкой и барбекю — это святое. И, пожалуй, я бы не стебал чьи бы то ни было национальные привычки (у нас, русских, вообще есть такой привет от сельского образа жизни, как «дача»), если бы они не составляли часть более общего явления.
Как следствие, любой сценарий счастья в американском кино завязан исключительно на своего носителя. «У меня будет…», «я буду…». Всё выглядит максимально логичным, пока не задумаешься — а единственный ли это возможный вариант?
Если не брать тему любви, которая всегда есть счастье для двоих, индивидуальное счастье, нужное только тебе и никому больше — безусловно, вариант не единственный. Считая, что «я (или главный герой) должен думать только о себе», мы как бы опускаем вопрос — «А могу ли я помочь окружающим?». «Может ли моё счастье, моё удовольствие быть одновременно счастьем или удовольствием других?». Соответственно, я предлагаю и ответить — это возможно! — и противопоставить человеку, счастливому тем, что лично он чего-то достиг, что-то получил для себя - человека, счастливого улучшением мира и самореализацией, счастливого за других и вместе с другими. Это нетрудно. Но это очень заставит пошатнуться систему ценностей капиталистической системы.
Альтруизм при капитализме оплёван — по крайней мере, при капитализме «диком», «классическом», не вынужденном конкурировать с левой идеей. Потом уже, когда рабочие стали поднимать голову, капитализм пошёл на спасительный компромисс — социал-демократию — вынудивший буржуа жить более скромно. Именно тогда образ дерзкого босса, тратящего любые деньжищи по своему усмотрению, сменился на образ филантропа — сверхбогатого человека, которому уже некуда тратить деньги, и который из благородства тратит их на поддержку искусства, науки или голодающих в Африке. Однако даже при социал-демократическом капитализме альтруизм находит достаточно мало выхода, вступая в противоречие с существующими в обществе частнособственническими отношениями. А суровая реальность мира чистогана беспощадно учит нас: если ты делаешь что-то по доброте душевной — «тебя используют». Все блага при капитализме становятся товаром для выгодного обмена, и, отдавая что-то без обмена (по крайней мере, точного и сиюминутного) — Вы нарушаете логику системы. Вы видели где-нибудь товары без ценника, или с ценником в ноль рублей? Бесплатная раздача чего-либо при капитализме — редкость, вызывающая нешуточный ажиотаж, а порой и давку.
В то же время, именно альтруизм — это тот способ достижения счастья, который будет характерен для коммунизма и коммунистического сознания. Выше нос, левые! Мы предлагаем человечеству не меньшее, а куда большее счастье, чем то, что у него есть сейчас!
Нам часто рассказывают об альтруизме, как о тягостной обязанности, противопоставляя его эгоизму («себялюбию») и возводя его в ранг нравственной добродетели. Но смею заверить, что альтруизм не противоречит эгоизму! Напротив, альтруизм прекрасно дополняет его. Ведь, если я желаю блага для себя, то разве, пытаясь сделать благо для общества в целом, я попутно не создаю благо для себя самого? Если я поставлю скамейку, на которой будут периодически сидеть все — я тоже буду ей пользоваться; при этом, вдохновившись моим примером, кто-то соорудит ещё что-то, полезное уже для меня. При этом что тягостного в том, чтобы знать, что плодами твоего труда пользуются другие? Это прекрасно, это означает, что ты трудишься не напрасно, и поощряет тебя продолжать в том же духе. Да, рыночники могут на это возразить, что «именно так работает свободный рынок» — поощряя производителей, чей товар востребован, и наказывая тех, чей товар ни к чему не годен. Но пока они не расскажут нам, как они собираются сделать общество более гуманным, и почему, если рынок столь хорош, он столько раз порождал козлов, относящихся к своим подчинённым, как к скотине, и спонсировавших войны — с ними нам просто не о чем разговаривать.
Пролетариат, победив, построит общество, которое уже не будет нуждаться в узком, меркантильном понимании счастья и блага. Человеческое крохоборство порождается в мире двумя словами: частная собственность. В недрах пролетариата же, в борьбе его за свои интересы, свою власть и своё общество будет выкована новая культура, готовая освободить из-под гнёта недоверия и «войны всех против всех» силы творчества и взаимопомощи. Пролетариев подведёт к этому два факта: «кнут» и «пряник». «Кнут» заключается в том, что пролетариат, видя своё положение, понимает — невозможно обеспечить уровень жизни, характерный для буржуазии, для каждого. Долгое время буржуа, как морковку перед носом у ослика, демонстрировали пролетариату свой образ жизни, и утверждали, что, если хорошенько попотеть, этого сможешь достичь каждый — всё это была наглая ложь, и после свержения буржуазии это в очередной раз станет очевидно. И второе. «Пряник». Открывшаяся перед пролетариями жизнь окажется более счастливой, чем то, что они имели до этого! Уничтожив культ неуёмного потребления, распрощавшись с культивированием конкуренции и сумасшедших амбиций, неестественного эгоцентризма и мещанства, пролетариат сможет посвятить свою жизнь творчеству, братской любви и взаимопомощи. Это будет увлекательное путешествие в мир, где уничтожена эксплуатация человека человеком, где нет отчуждения труда и товарного фетишизма, где похоронена меркантильность и восстановлены доверие и солидарность между людьми.
На этом слове прощаюсь и желаю левым — будьте утопистами. Оставайтесь мечтателями. Пока правые хотят показать миру дешёвку, как предел мечтаний — будьте на шаг впереди и рушьте убогие рамки их мечтаний, как утлые судёнышки рушат волны моря в шторм, освобождая простор для подлинно великих мечтаний и лучшей жизни.
