MikaD

MikaD

Пикабушница
Дата рождения: 21 мая 1990
поставилa 14611 плюсов и 1396 минусов
отредактировалa 0 постов
проголосовалa за 0 редактирований
Награды:
Участник конкурса "Нейровдохновение 2.0" 5 лет на Пикабу
22К рейтинг 43 подписчика 34 подписки 19 постов 9 в горячем

Первое Провидение. Часть 2

Первое Провидение. Часть 1

Катэр почувствовал, как его мутит. Ни священные тексты, ни жестокость учителей, ни рассказы жрецов – ничто не могло подготовить его к омерзительному зрелищу, что предстало перед ним. Он почувствовал, как каша склизким комком поднимается по пищеводу, и его вот-вот вывернет. Катэр качнулся, повернулся к обрыву спиной, сделал несколько шагов прочь. И врезался в чью-то твердую грудь. Подняв мутный взгляд, Катэр увидел перед собой стареющего Волка. Шерсть на его голове тронула седина, грудь обтягивал добротный синий кафтан.

– Это ты что ли отпрыск моего семени? – голос у Волка оказался низким и глубоким, но слова выходили невнятными. Из пасти пахнуло сырым мясом, и Катэр сжал рот рукой. – Да уж, от твоей матери другого ждать было глупо.

Сзади раздался едва слышный хруст костей.

– Отец? – слабо проговорил Катэр, и тут же его лицо взорвалось болью: Волк огрел юнца короткой толстой тростью, что держал в руке. Катэр согнулся, приложив руку к щеке, пошатнулся, но устоял. Рот заливало кровью.

– Я не отец тебе, отродье! У меня другие сыновья, а ты… Семя, – в тоне Волка сквозило неприкрытое презрение. Но вдруг его голос изменился, стал немного мягче. Он подцепил юнца тростью за подбородок, заставил поднять голову и посмотреть в глаза. – Но я дам тебе совет. Убей в себе человека. Выпусти на волю волка. И тогда ты победишь, – он стукнул по челюсти Катэра набалдашником в виде черепа какой-то птицы, и у того клацнули зубы. – А если нет, то ты обделаешься перед Хозяином. Хотя бы подпортишь ему ужин, и то дело.

На этом Волк закончил и, опираясь двумя руками на трость, направил взгляд вперед, туда, где Хозяин совершал Жатву. Катэр последовал его примеру: покачиваясь, он повернулся и заставил себя смотреть. Твари нельзя было отказать в изощренности, он убивал людей самыми разными способами, напиваясь кровью и страхом. И с каждой минутой в душе Катэра умирала какая-то маленькая часть. Он со всей беспощадной ясностью осознал, что не хочет себе такой участи.

***

У Куницы были серые глаза, это Катэр запомнил так же ясно, как запоминал каждое важное событие. Когда ему стукнуло шестнадцать, к этому прибавились новые знания: от неё пахло ягодами, и губы её были сладкими на вкус.

Куница появилась в обители на исходе зимы, когда с неба валил колючий снег вперемешку с пеплом. Она принесла жрецам выделанные шкурки.

– Отец заболел, кашляет уже четверть луны. Ох, – Куница шумно выдохнула, увидев в коридоре Катэра. Это короткое нежное “ох” разбило жизнь Катэра на “до” и “после”. Куница стояла перед ним, раскрасневшаяся с улицы, темные пряди выбились из-под шапки и прилипли к щекам, на ресницах застыли капли растаявшего снега. Её чувственный рот дрогнул в попытке улыбнуться, и Катэр пропал.

– Тебя опять били? – спрашивала его Куница. Пришла весна, грязь покрылась серебристой травой, больше напоминавшей мох. Жрецы вскопали поля, и от них пахло жирной землёй. Катэр тайно встречался с Куницей ценный лунный цикл.

– Я стал неосторожен. Слишком поздно возвращаюсь в обитель, они замечают.

Куница рассматривала его плечи, покрытые свежими следами от розг, и хмурилась, но в глубине глаз притаился порочный огонёк удовольствия. Отдавала она себе в том отчёт или нет, но ей нравилось, что Катэр страдал ради неё.

– Ты должен уходить раньше, – проговорила она. – Нельзя, чтобы…

– Можно, – он в порыве чувств обхватил её лицо своими большими руками. – Плевать на них. Я не променяю и минуты…

Куница не дала ему договорить. Подалась всем телом вперёд, накрыла его губы своими губами.

– У меня осталось так мало времени. Я хочу всё отдать тебе, – выдохнул Катэр, когда она наконец отпрянула. Первая любовь, всепоглощающая, абсолютная, не оставляла места для размышлений, и предназначение превратилось в аксиому.

– Ну вот ты опять об этом, – Куница поджала губы. – Я не хочу, чтобы ты выходил против… Против…

– Но таково моё предназначение, – криво усмехнулся Катэр. С ней он научился улыбаться. – Я рождён для этого.

– Какая чушь! – воскликнула Куница. Взметнулась под его насмешливым смелым взглядом. – Ни у кого нет предназначения. Ты сам себе хозяин. Ты можешь бросить этих нудных стариков и уйти… Нет! – серые глаза её вспыхнули от новой идеи. – Мы можем уйти! Давай сбежим, Катэр, – она вновь оказалась в его объятиях, тонкая, подвижная, словно самая настоящая куница. – Вместе. Я стану твоей женой.

– Я читал, – проговорил Катэр, прижимая девушку к груди, – что когда-то землю покрывала высокая зеленая трава, и деревья росли высокие-высокие, до небес. Иногда я думаю, а что, если где-то сохранилось такое место? Чтобы в нос не лез пепел. И женщины не отдавали детей на корм чудовищам…

– Я бы искала такое место с тобой, – проговорила Куница, ластясь, прижимаясь всем телом. – Только не уходи. Не сдавайся Ему.

Эта идея на долгую луну захватила мысли Катэра. Жрецы заметили, что он стал еще более груб и молчалив. Тренировки почти забросил, откликался не сразу, а все больше смотрел вперёд и о чём-то думал. Фантазии, одна смелее другой, захватывали его воображение. Он мечтал о солнце, слепящем глаза, таком, о котором читал в книгах. О просторах ласкового синего моря. О тёплом доме, где пахло бы чем-то, кроме земли и железа, чем-то приятным. Но чаще всего – о Кунице, о её руках, губах и крепких ногах, которые будут обхватывать его бедра, как только он назовёт её своей женой. В то время серые дни очередной ненастной весны окрасились для Катэра золотом. Несмотря на приближение очередной Жатвы, он гнал от себя тревожное предчувствие беды.

Одним утром в дверь обители раздался стук. Кто-то неуверенно поднял и опустил железную лапку стукала три раза, после чего в дверь просунулась лохматая голова Кабана, брата Куницы.

– Я вот шкурки вам принёс! Лучшей выделки.

– Вот как? – спросил Ансель, принимая внушительную увязку. Катэр стоял рядом, пряча усмешку: мальчишка напоминал ему о Кунице. – Я оплачу всё разом в следующую луну, подойдёт?

– Простите, брат Ансель, но нет. У нас же свадьба, сами знаете. Нам нужны деньги.

– Ах да, – спохватился Ансель. – Твоя сестра замуж выходит. Говорят, жених дал за неё двух ослов и два отреза тканей?

– А ещё три бочки жреческих вин, и вяленое мясо, а еще сундук…

Кабан говорил что-то ещё, Катэр не запомнил. Он аккуратно убирал шкурки в сундуки, не подавая виду, как сильно у него кружится голова. Пальцы предательски дрожали. В ушах зазвенело, а в груди расползлась тьма, будто ему сейчас выдрали сердце и бросили свиньям. Краски поблекли и время загустело, как кисель, давая прочувствовать каждый укол боли.

У Кабана была всего одна сестра.

***

– Это моя вина, – говорил брат Ансель, подливая себе сидра. В виде исключения он налил и Катэру, но тот не притронулся к чаше. – Я не рассказал тебе о женщинах. Я был уверен, что тебя это не коснётся. Твоя судьба, твоё предназначение… – он скорбно покачал головой. – Но я ошибался. Эта гниль поглощает каждого.

Катэр сидел на кровати, подтянув ноги и положив руки на согнутые колени. Он смотрел в стену напротив, сжав губы в тонкую полоску. Катэр не знал таких слов, которые описывали бы глубину пропасти, которая открылась перед ним. От слов Анселя мутило: за ними угадывалась неуёмная и неизбывная страсть к женщинам, порок, виновным в котором жрец считал не себя.

– Видишь ли, женщины – что Хозяин. Они ненасытны. Хотят обладать единолично, безраздельно. Не важно, что это: хозяйство или деньги. Или мужчина. Понятия чести, долга, самопожертвования – это всё им непонятно. Неподвластно, – Ансель сохранял строгий вид, но речь его чуть спотыкалась на сложных словах, выдавая состояние жреца. – Женщин интересует только сегодняшний день, их плотское удовольствие. Удобство. Брось всё, откажись от долга ради сытной еды и похоти. Они не могут постичь…

– Ансель, – прервал его Катэр.

– Да, брат мой?

– Когда следующая жатва?

– Через две луны.

– Достань мне новые мечи, Ансель. И моли богов обо мне.

***

Катэр стоял посреди жреческого круга. Лучшие из братьев надели красные мантии – дорогое, трепетно хранимое облачение. Они опустили капюшоны и читали молитвы, осеняя грудь кругом. Катэр поднял голову, посмотрел на закопченный потолок, прикрыл глаза. Скоро его облачат в хорошо подогнанный кожаный доспех, подадут остро наточенные мечи. Его изрисованное ритуальным орнаментом лицо окропят чистейшей водой, прочитают последнюю молитву. И на этом его жизнь в обители закончится. Что бы ни произошло в Долине Смерти, жизнь его прежней не будет.

А пока он стоял посреди храма в одних нижних штанах, с обнаженным торсом, по которому хной вывели вязь древнего языка. В жаровнях горели травы, наполняя воздух тяжелым ароматом. Жрецы бубнили священные тексты всё громче, быстрее. Катэр поднял руки, развел в стороны и, подчиняясь всеобщему воодушевлению, стал выкрикивать вместе со всеми:

– Но придёт день, и явится на свет сын человека и волка, и будет он таким сильным, каких не было ни до, ни после, – слова эти, которые он произносил тысячи раз, вдруг обрели особый смысл, вызвали сильный трепет, почти экстаз. – И в день, когда луна взойдет над его головой в шестнадцатый раз, выйдет он напротив Хозяина и вступит в бой смертельный!

Когда чтение окончилось, вперёд выступил брат Ансель. Он причинил столько боли Катэру, сотни раз ругал и наказывал его, но в последний день Катэр был рад видеть его подле себя. Ансель протянул своему послушнику чашу, и тот принял её с поклоном.

– Я растил тебя, как сына. И мне больно отпускать тебя сейчас. Просто знай, что так будет лучше для всех.

– Я знаю, Ансель, – голос вдруг оказался сдавленным, сиплым.

– Так выпей вина, Избранный, наречённый Катэром! И исполни своё предназначение.

Ансель жадно смотрел, как Катэр подносит чашу к губам, как делает глоток, потом ещё один и ещё. С улыбкой принял пустой сосуд обратно. Некоторое время они смотрели друг на друга.

– Мне пора, – проговорил Катэр.

– Да, брат мой.

Катэр сделал шаг вперёд – и рухнул на пол в самом центре круга. Жрецы одновременно двинулись к нему.

– Свяжите его хорошенько.

***

Снова шёл дождь. Холодные капли стучали по обнажённой спине, украшенной священными узорами, текли по спутанным волосам. Шлепали по грязи, забрызгивая лицо. Катэр застонал. Ему было холодно. Голова раскалывалась, язык распух и отказывался шевелиться. Во рту было горько.

Невероятным усилием воли Катэр разлепил глаза. Перед ним блестела чёрная грязь. Впереди торчал частокол обуглившихся стволов, а за ним – башни замка. Он лежал в Долине Смерти, и руки его были стянуты так сильно, что онемели пальцы. Катэр попытался подняться на колени. Для этого ему пришлось упереться головой в землю, и он дважды упал лицом в склизкую грязь. Подняв наконец голову, он увидел перед собой Хозяина.

Теперь он не был бесформенной массой, о нет. Хозяин принял форму рыцаря высотой в тридцать футов. Ноги его, непропорционально вытянутые, едва касались земли острыми носами сапог. Руки длиной по колено сжимали призрачное копьё. Под забралом клубилась тьма, и в ней горели два оранжевых огня. Вокруг головы образовался венец из стрел или, скорее, длинных зазубренных копий, напоминавших лучи солнца, какими их рисовали на старых гравюрах.

– … молим тебя! Приди и прими наше подношение! Наполнись силой и прими нас в лоно своё. Сотри этот мир и поведи нас… – зычные призывы жрецов достигли слуха Катэра. Вот как, жрецы подготовили Хозяину знатное подношение, лучшее из всех, что он когда-либо получал. Но это было не важно. Катэр стоял на коленях в грязи, полуобнаженный, задрав голову кверху, и сердце его заходилось от восторга при виде Хозяина. Ему захотелось вдруг разрыдаться, и припасть к его сапогам, и молить об избавлении.

Но на самом грани сознания бился тревожный огонёк, который не могло заглушить ничто: ни страх, ни аура Хозяина, ни яд жрецов. И то была ярость. Гнев от предательств, что обрушивались на его спину одно за другим.

Мать, что бросила его.

Ансель, что унижал и наказывал.

Учителя, что мешали с дерьмом.

Отец, что ударил его по лицу.

Куница, что легла под другого за тряпки и вино.

Братья, что предали его.

Гнев этот снёс внушенное Хозяином желание преклониться, как сель сновит лачуги. Все это было слишком для юного Катэра, и сердце его не выдержало.

Когда Хозяин, наслаждаясь человеческими страхами и раболепием, приблизился к нему, на земле уже не было человека. Ему незачем было больше сохранять человечность. Отринув всё, он отыскал внутри себя волка, и принял его, и отдался ему. Яд, что призван был отравить, ослабить человека, вдруг обострил все чувства зверя.  Когда Хозяин протянул закованную в призрачные доспехи руку, Катэр зарычал. Он сбросил веревки, словно труху, и бросился вперёд. Тьма под его руками обрела твердость. Хватаясь за выступы и наросты, Катэр принялся на четвереньках карабкаться по предплечью врага, отталкиваясь пальцами ног. Хозяин распрямился, открыл рот широко-широко, так что челюсть коснулась груди, и издал невеловеческий вопль ярости, похожий скорее на скрип, чем на крик. Жрецы и люди у обрыва попадали на землю, закрывая уши, и ручейки крови потекли сквозь их пальцы, но Катэр едва ли обратил на это внимание. Хозяин мотнул рукой раз, другой, но тот, не надеясь удержаться конечностями, вгрызся в его плоть. В рот потекла чернота, разъедая изнутри щеки и язык.

Катэр зарычал, когда Хозяин оторвал его второй рукой. Два горящих угля впились в него взглядом на несколько секунд, а потом тварь раскрыла пасть, закидывая туда жертву. Катэр не кричал. Он с холодной расчетливостью выждал момент, а потом зацепился за губу и в последнюю секунду вывернулся из-под зубов. Упираясь ногами в скользкий подбородок, Катэр рванул плоть и повис на куске губы, дергаясь, чтобы причинить как можно больше боли.

Хозяин стонал и скрипел, а затем начал меняться. Рыцарь исчез, исчез и его солнцеподобный венок. Под толстыми сильными пальцами Катэра вновь оказалась чёрная масса, которая дрожала, как студень. Он начал соскальзывать вниз, как когда-то давно в карьер, вот только на этот раз помочь ему было некому. Да он больше и не нуждался ни в чьей помощи. Под толщей вонючей слизи он слышал мерные удары чего-то огромного. Там стучало сердце монстра.

Катэр плотоядно улыбнулся. Он позволил себе скатиться ниже, туда, где удары ощущались кожей, и в этот момент от скользкой массы отделилось щупальце и накрыло его. Хозяин отрастил на нём длинные шипы, которые один за другим вонзились в тело Катэра. Тот вздрагивал каждый раз, ощущая, слыша, как рвётся его кожа и органы, и хрипло выдыхал: “Ха!” Когда очередной шип пронзил спину, он закашлялся, выплевывая темную кровь, которая тут же исчезла в теле врага. Хозяин вознамерился оторвать его от себя, но Катэр, собрав последние силы, вгрызся в омерзительную плоть. На его лицо полилась вонючая жижа, а он просунул руки в образовавшуюся прореху. Скорее, скорее, пока тварь не зарастила тело обратно.

Они сплелись плотнее, чем самые страстные любовники. Тварь прорастила пульсирующие шипы в человеческое тело и прижимала его к себе, Катэр протянул руки к самому сердцу и, умирая, цеплялся за сокращающийся комок. И вдруг они замерли. Катэр не услышал слов, скорее ощутил всем телом неизбывное отчаяние проклятой души, измотанной, обессиленной. “Отпусти… меня, – липкая мысль коснулась его разума. – Обещаю тебе силу. Бессмертие. Освободи”.

Хозяин жил долго, невыносимо долго. Он испил сотню миров, принес миллионы душ к ногам своей безымянной богини. Каждый раз он умирал, превращался в ничто и возрождался вновь, не в силах прервать бесконечный цикл. И вот он потянулся к отчаявшейся озлобленной душе в надежде на избавление.

И Катэр ответил. Остатки человеческого в нём вспыхнули раз, второй и бессильно угасли, оставив лишь уголья. Чернота скользнула из гниющего сердца по его рукам, налила чернилами полустертые ритуальные узоры на теле. Наполнила жилы, оплела сердце и зажгла огни в закрывшихся было глазах.

Хозяин издал последний вздох, полный облегчения и скорби, а потом ухнул вниз, превращаясь в лужу вонючей обсидиановой жижи, что пузырилась и впитывалась в землю. Катэр стоял посреди неё на коленях, свесив голову на грудь, и капли стекали по его волосам на останки великого Хозяина.

– Он победил! Победил! Мы свободны!

Крики достигли его слуха, коснулись разума. Катэр вскинул голову, подставляя лицо потокам воды. Потом поднялся, медленно повернулся. На его теле не осталось ран, только потеки крови, да и те постепенно сходили ржавью под дождем.

– Хозяин повержен! – прокричал Катэр, раскинув руки, и голос его донёсся до каждого из людей, волков и лис, до каждого жителя этих проклятых земель. Он дождался, когда восторг достигнет апогея и людишки начнут захлебываться своей радостью, и продолжил: – Меня зовут Катэр. И теперь вы будете служить мне.

Ликование смолкло. Зрители, пришедшие увидеть освобождение или падение избранного, наблюдали, затаив дыхание, как хмурый гигант медленно идёт к кучке жрецов в грязных, некогда красных рясах. Катэр остановился над ними и плотоядно улыбнулся.

– Да начнётся Жатва.

Показать полностью

Первое Провидение. Часть 1

Шкуры щекотали обнаженную кожу. В очаге и жаровнях плясал огонь, размазывая по стенам густые тени. В миске тлели травы и корешки, распространяя густой возбуждающий аромат. Только Кукушка мелко дрожала вовсе не от страсти, а от страха перед тем, что вот-вот должно было случиться. Когда завеса из стеганого войлока отодвинулась в сторону, она жалобно пискнула и крепче прижала покрывало к обнаженной груди.

На пороге стоял Волк. Он не потрудился одеться, и было видно, что человеческое тело его покрывал густой темный волос, напоминавший проволоку. Волк широко расставил крепкие, словно бревна, ноги, скрестил на груди ручищи. Плечи его укрывала лоснящаяся шерсть, а к шее крепилась огромная волчья голова с оскалившейся пастью.

Кукушке стало дурно. Она была самой красивой в деревне и с детства слушала, что ей уготована особая честь, особая доля. Если б она знала, что судьба её - понести ребенка от волчьего племени, то сбежала бы. И плевать на темное небо, на котором почти не появлялось солнце, и на липкие туманы, и на горящие в вечном сумраке глаза. На Хозяина, который приходил каждый год и собирал кровавую жатву. Плевать, что по пророчеству от всех этих бед мир спасёт сильнейший из сыновей, которого ей предстоит выносить. Только бы не смотреть на этого огромного получеловека-полуволка, не чувствовать запаха шерсти, что исходил от него.

Волк опустился рядом с ней на четвереньки, подался вперед, втягивая носом воздух. Сидящую перед ним девушку трясло от пальцев ног до кончика носа. Плотная, полногрудая, белая, она пахла сдобой и страхом. Она могла бы показаться красивой, если бы не животный ужас в глазах. Впрочем, Волка тоже всю жизнь готовили к этому дню, поэтому он придвинулся ближе и прижал девчонку к полу.

Первое Провидение. Часть 1 Темное фэнтези, Рассказ, Конкурс, Фэнтези, Длиннопост

***

Мальчик родился нормальным: синюшным и крикливым, как самый обычный ребёнок. Кукушка до смерти боялась увидеть у него волчью пасть, но когда ей передали сына, разрыдалась от облегчения. Прошла всего пара часов после родов, когда в жаркую комнату вошли жрецы. Кукушка подняла усталый взгляд. Пятеро невысоких мужчин в грубых рясах с капюшонами встали вокруг ложа, тихие, мрачные, словно жнецы. Они загородили свет от жаровен, отчего стало полутемно и особенно душно. Кукушка судорожно, повинуясь древнему инстинкту, прижимала хныкающего мальчика к себе. Он дергал ручками и искал грудь.

– Отдай избранного нам, – велел жрец, протягивая руки. У него был глухой скрипучий голос. Кукушка исступленно замотала головой. – Отдай, иначе мы заберем и его, и твою жизнь силой.

– На карту поставлено слишком много, – прошелестел другой. – Судьба мира, ты знаешь.

– Плевать, – с пересохших губ сорвался едва различимый шепот. Грудь заливало черное отчаяние. – Мой сын. Мой.

– Подумай, скоро прибудет Крот и возьмёт тебя в жёны. У него есть убежище, деньги и даже лошади. И защита от Хозяина. Ни вы, ни ваши будущие дети не попадут на Жатву. Взамен отдай нам избранного, как предначертано.

Кукушка плакала. Она все еще чувствовала, как болит и ноет между ног, как грубые тряпки под ней намокают от крови, а ей уже приходится расстаться с ребенком. Но сил сопротивляться темной молчаливой силе не было. Бережно, словно величайшее сокровище, она протянула сына вперед. Он закричал, и красивое лицо её скривилось от сдерживаемых рыданий.

Жрецы больше ничего не сказали. Приняв младенца в белое покрывало, они обернули его в два раза и молча вынесли из убогого домишки.


Так новорожденный избранный попал в руки жрецов. Он никогда больше не видел матери, и имя Волчонок, данное ею, было забыто. Его заменило старинное Катэр с мощным воинственным значением. Жил Катэр в монастыре свидетелей Последнего Дня, не знал ни теплого отношения, ни ласкового слова, зато заботились о нём добросовестно, учили лучше иного жреца и кормили вдоволь. Мальчик рос хмурым и нелюдимым, но от него не требовалось ни легкого нрава, ни проявления чувств, только послушание и ежедневное обучение.

Катэр родился в дождливый день, и дождь сопровождал его всю жизнь. Занимаясь на тренировочной площадке, он чувствовал, как маслянистые капли лупят его по голове, шее и спине, стекают за ворот. Темное небо заволокли низкие тяжелые тучи цвета свинца с кроваво-красное каймой, что дарило невидимое солнце. Рядом разверзся карьер. Некогда в нем добывали глину, а теперь его доверху наполняла серая грязь, и от дождя на её поверхности лениво расходились широкие круги. Засмотревшись, Катэр пропустил удар, не устоял и шлепнулся в вязкое месиво.

– Слабак! – заорал Агнар, перекрикивая шум. – Мелкий ублюдыш, вставай!

Он со всей силы ударил ногой упавшего мальчишку. Бедро пронзила боль. Катэр зарычал, растирая ушибленное место.

– Вставай! – кричал Агнар. Высокий, широкоплечий, он был одним из самых выдающихся воинов Последней Эпохи. Один из немногих, кто выжил в битвах, где полчища людей сходились с полчищами, а реки краснели от крови. Агнар много вспоминал о тех славных временах, потирая расшитое шрамами лицо, и сердце его заходилось от злости и тоски. Вот на что он теперь годен, только гонять волчоныша-голодранца. Захлебываясь ненавистью к нему и себе, Агнар замахнулся ногой для следующего, сокрушительного удара, но Катэр вывернулся из-под него, словно угорь.

– Вот так, – Агнар оскалился то ли в одобрительной, то ли в устрашающей усмешке. – Никогда не сдавайся! Никогда. Иначе смешают с дерьмом.

Катэр едва успел поднять свой деревянный меч, как на него обрушились удары. Учитель сдерживался, бил медленно и относительно слабо, но Катэр все равно едва успевал парировать выпады и отступал шаг за шагом к карьеру. Агнар скалился, дождь заливал его изуродованное лицо, освещаемое вспышками красных молний. И тут сердце у Катэра замерло, а глаза стали размером с монету: под пяткой оказалась пустота. Обрыв. Он раскрыл рот, нелепо взмахнул мечом.

– Руку! – закричал Агнар.

Катэр едва не застонал от облегчения, хватая скользкую пятерню учителя с короткими сильными пальцами. Они встретились глазами: двенадцатилетний мальчишка и старый воин, – и как будто между ними промелькнуло понимание… а в следующее мгновение Агнар толкнул его прямо в серую жижу.

Катэр разинул рот и заорал. Он падал всего секунду, но для него она длилась вечность, в течение которой он смотрел в ухмыляющееся лицо учителя. Потом вода сомкнулась над головой, забилась в рот и уши. В нос ударил резкий железный запах глины. Молотя руками от испуга, Катэр выбрался на поверхность, жмурясь, отплёвываясь.

– Агнар! – заорал он, срывая голос. – Агнар, помоги!

Но того уже не было на краю обрыва. Ушёл. Катэр почувствовал, как горло перехватывает от саднящей обиды и отчаяния. Он плавал очень плохо, а вонючая вода была такой ледяной, что начало сводить ноги. И всё-таки он поплыл, кое-как, поминутно хлебая серую жижу, он работал попеременно руками и одеревеневшими ногами, с упрямостью дикого зверька цепляясь за жизнь. Добрался до крутого берега, пытался выбраться, но грязь скользила под пальцами. Раз за разом Катэр скатывался обратно в воду, и сил становилось всё меньше. Он скулил, и из глаз текли непрошенные злые слезы, которые тут же смывал дождь. В какой-то момент он понял: ему не выбраться.

И тут на голову ему обрушилось что-то тяжёлое, отчего Катэр тут же ушёл под воду. Он бы так и остался внизу, пошёл бы ко дну, потому что силы его иссякли, но за шумом воды послышались едва различимые голоса. Неужели кому-то было до него дело? Любопытство пересилило страх и усталость, и Катэр высунул грязную голову.

– Живой! – послышался мальчишеский голос.

– А я говорила! Эй, внизу! Хватайся за веревку.

Катэр посмотрел наверх. Там мельтешили едва различимые силуэты, три или четыре. Маленькие, тонкие. Думать было некогда, и Катэр схватился за толстую веревку, которая огрела его по голове с минуту назад.

Выбравшись на берег, он завалился на спину. Из груди вырывалось хриплое дыхание, глаза было невозможно открыть из-за дождя, что лупцевал его по лицу, но Катэр не жаловался. “Жив. Жив. Жив”, – билось у него в голове.

– Ты как в воде оказался?

Катэр разлепил глаза, чтобы тут же встретиться со взглядом насмешливых серых глаз. Над ним склонилась незнакомая девчонка. Прежде он никогда не разговаривал ни с женщинами, ни с девочками, и в обычной ситуации его захватило бы волнение, но тогда он слишком устал.

– Тебе повезло, что мы за хворостом пошли. И что дождь погнал нас домой на полпути.

– Ты кто? – спросил он.

– Я Куница. И я спасла тебя.

– Эй, Куница! – раздался звонкий мальчишеский голос. – Помогай верёвку скручивать. Чего я один?

Катэр лежал на земле, прикрыв глаза, и вслушивался в добродушную перебранку. Он остро чувствовал, что у этих детей свой собственный мир, и несмотря на один возраст, ему никто не будет рад.

***

Агнар сидел на ступенях жреческой обители и курил самокрутку. Рядом с ним стоял брат Ансель, худой и прямой, словно жердь проглотил. Несмотря на навес, который должен был защитить от дождя, Ансель натянул на голову капюшон. Оба они наблюдали, как по дороге шли четверо детей: трое ребятишек из ближайшей деревни и Катэр, выше прочих на целую голову и намного шире. Он еле плелся, припадая на одну ногу, и брат Ансель почти потерял терпение, пока дождался воспитанника.

– Добрался таки, – усмехнулся Агнар. Он замахнулся, чтобы выкинуть окурок в лужу, но осёкся и потушил его о ступень под цепким взглядом жреца.

– Ты где был? – спросил брат Ансель таким тоном, что по телу Катэра пробежал озноб.

– С друзьями играл, вишь? – усмехнулся Агнар. – Нет ему дела до твоих указов.

Щеки Катэра вспыхнули от несправедливости, в груди разлилась жгучая ярость.

– Я в карьер упал! – отчаянно заорал он. – А они спасли меня!

– И зачем ты в карьер полез? – поинтересовался Ансель. Агнар устроился поудобнее, мол, расскажи, дружок, как всё было. Катэр смотрел на него исподлобья, со всей ясностью понимая, что одно лишнее слово, и со следующей тренировки живой он не уползет.

– Я оступился, – буркнул он, клянясь себе, что отомстит Агнару, дайте только срок.

– Да с выродышами этими остался играть, – мрачно отозвался Агнар, не сводя взгляда с Катэра, и тот не отвел тёмных глаз.

– У нас будет серьезный разговор, брат Катэр, – заявил Ансель, и когда он скрылся в обители, учитель сгрёб Катэра за грудки, коротко прижал к груди, а потом оттолкнул.

– Зачем сбросил меня? – вскинулся Катэр. – Разве не знаешь, что я избранный?

– Какой же ты избранный, – усмехнулся Агнар, – если б не всплыл? Это был урок тебе, волчоныш. Никому не доверяй. Никому и никогда.


Тем же вечером Катэр сидел на коленях в выхоложенной комнате обители. Где-то там, за стенами, трещал огонь в очаге, но Катэр был лишён его тепла. Он вытянул руки вперед и тонкий прутик с пронзительным свистом раз за разом опускался на покрытую тонкими шрамами кожу.

– И прогневали. Люди богов. И послали великие Анху, и Латта. И Мортор в наказание им проклятие. Чудовище великое, – он делал небольшие паузы каждый раз, когда прут опускался на руки. – Черное, как бесконечная тьма. И столь огромное, что заслонило оно небосвод. И прозвали его Хозяином жизни и смерти. И принялся Хозяин. Забирать жизнь. Заволокло небо тучами черными, и скрылось солнце, и пролились дожди ядом. Попрятались звери, засохли сады… – он замолчал, и тогда брат Ансель напомнил:

– И опустели города, и остались на тронах цари…

– И остались на тронах цари ни живы, ни мертвы. Каждый год приходит Хозяин. И забирает женщин и мужчин в уплату неискупимого греха, – Катэр втянул воздух сквозь сжатые зубы после очередного особо злого удара, почувствовал, как треснула кожа и потекла по предплечью горячая струйка крови. – А коль не получит Жатвы своей, то уничтожит. Уничтожит города и селения, и каждую душу, и каждую тварь. И будет так отныне и до скончания веков, пока не иссякнет всякая жизнь.

Брат Ансель стоял над коленопреклоненным учеником, словно карающий ангел.

– Хорошо, а теперь Первое Провидение.

Катэр сжал, разжал кулаки.

– Но придёт день, и явится на свет сын человека и волка, и будет он таким сильным, каких не было ни до, ни после. И в день, когда луна взойдет над его головой в шестнадцатый. Раз. Выйдет он напротив Хозяина и вступит в бой смертельный. И победит Хозяина. Разойдутся тогда тучи черные, и укажет луч кровавого солнца путь к свободе…

Прут опустился на его руки в последний раз. Кожа вздулась толстыми рубцами, посинела. Кое-где выступили крупные бусины крови. Катэр сидел, опустив голову, и на лбу его блестел пот.

– Мой возлюбленный брат, – голос Анселя сделался мягким, едва ли не нежным. – Ты понимаешь, за что постигло тебя наказание?

– За то, что упал в карьер? – прохрипел Катэр.

Ансель печально покачал головой, словно сокрушался о нерадивости ученика.

– За то, что тратишь драгоценное время своё на недостойные глупости. Тебе не должно быть дела ни до кого из людей вне обители. Только мы желаем тебе добра. Мы и твои учителя.

Перед внутренним взором Катэра вновь появилось отдаляющееся лицо Агнара в карьере.

“Никому никогда не доверяй”.

– Твое предназначение велико, – продолжал брат Ансель. – Если ты не можешь идти по предначертанному пути, мы вынуждены помогать тебе. Никто в обители не рад твоей боли или твоему страданию. Я прошу одного: будь благоразумным, как благоразумен каждый из нас.

Катэр оставался на коленях, глядя на изувеченные руки и не видя их. Вопросы жгли разум и язык, но он держался, молчал, потому что не должен сомневаться в пророчестве и жрецах. Однако когда Ансель потянул за ручку двери, чтобы оставить послушника в одиночестве, Катэр вскинул голову и спросил:

– Почему они не славят меня?

Жрец замер на пороге. Тусклый свет, пролившийся из коридора, очертил его худой строгий профиль.

– Что?

– Почему люди не славят меня? – смелее повторил Катэр. – Почему не молятся на меня и не приносят дары? Я же должен спасти их от Хозяина жизни и смерти. Однако те дети… они даже не знали, кто я.

Ансель молчал с минуту, которая тянулась, словно каша из жреческой трапезной.

– Потому что они боятся тебя. И ненавидят.

– За что? – в голосе его слышалась горечь, какой прежде не испытывал Катэр. Правда он никогда и не знал, насколько жаждет человеческого тепла, которого был лишён.

– За то, что ты тот, кто ты есть. Люди жадны и жестоки, Катэр. Они хотят своё спасение, но не хотят за него расплачиваться.

– Тогда почему я должен это все делать?! – он развел кровоточащими руками, охватывая одновременно себя, и обитель жрецов, и всю свою жизнь.

– Потому что таково твоё предназначение. Ты был рожден, чтобы спасти этот мир. И ты сделаешь это.

Катэр уронил голову на грудь. Он остался один в темной холодной комнате. Гнев вскипел в груди, он сжал кулаки и зарычал сквозь зубы. Катэр не понимал, на кого отчаянно злится, никогда ранее его не захватывали такие чувства, и по неопытности своей решил, что во всем виноваты дети, мелкие, мерзкие, испорченные твари. А особенно сероглазая Куница. И Катэр поклялся себе никогда больше не видеться с ними.

***

Первая встреча Катэра с Хозяином произошла, когда ему исполнилось пятнадцать. Он сильно вытянулся к тому времени и был выше всех жрецов, а по ширине плеч мог посоперничать с двумя служителями разом. Однако он  продолжал если не любить, то бояться их, безошибочно определяя ядовитую опасность за внешней строгостью и спокойствием.

В то утро Катэр проснулся со смутным ощущением тревоги. Дурные предчувствия скрутили его кишки, и за завтраком он хмуро шлёпал ложкой по жирной каше.

– Что, тоже чувствуешь? – сиплым голосом спросил брат Тарт. – Хозяин близко.

Катэр в глубине души знал это. Каждый год он чувствовал эту тревогу, что электрическими разрядами пронизывала густой вонючий воздух, и год от года ощущения эти становились только сильнее.

– Я пойду с вами. Хочу посмотреть на этого Хозяина, – с хмурой решимостью заявил Катэр, и слова его вызвали одобрительный шёпот. Только брат Ансель с гулким стуком опустил кружку на стол и заявил:

– Никуда ты не пойдёшь.

– Что? Но почему?

– Потому что я так велю. Переложишь южную стену: сквозняки между щелями гуляют, а у меня спина больная.

– Нет! – дрожащим голосом возразил Катэр, едва ли не впервые на его памяти. – Я хочу знать, кто мой противник!

Ансель рассердился, нахмурился.

– Ну так возьми лучше вилку и воткни себе в живот, раз так не терпится подохнуть, – говорил он резко, отрывисто. – Потому что, пока ты будешь смотреть на зло, оно будет рассматривать тебя. Давай, принеси ему на подносе всё, что мы вкладывали в тебя пятнадцать лет.

– Брат Ансель…

– Не о чем тут более говорить.

Катэр перетаскивал огромные камни к южной стене, когда увидел вереницу жрецов, что потянулась прочь от обители. В сером дневном свете с надвинутыми на глаза капюшонами они казались древними призраками. Катэр замер с валуном в руках, наблюдая неспешную процессию. Он не проникся отповедью Анселя, о нет. Он был уверен, что имеет право посмотреть на своего единственного и главного врага, более того, обязан это сделать. Ему просто стоит быть чуть осмотрительнее, а уж в ловкости ему равных не найдётся.

Как только жрецы скрылись, Катэр последовал за ними. Сердце сжималось от непонятной радости. Он в жизни своей практически не отходил от обители, всё его обучение проходило на её территориях, и даже воины приходили к нему, а не он к ним. И вот Катэр вышел в большой мир и вмиг почувствовал себя как будто обнаженным. Ему было холоднее, чем ожидалось, словно стены не могли больше защищать его от ветров с проклятых равнин. И вместе с тем он наконец почувствовал себя свободным: ничто больше не давило на него сверху, не сжималось кольцом вокруг широких плеч.

В день Жатвы люди ходят к обрыву, Катэр знал это. Но вид, который открылся перед ним, заставил споткнуться и резко выдохнуть – настолько он поражал воображение.

Внизу лежала Долина Смерти. Она простиралась вперёд и стороны, бесконечная, чёрная. Здесь не росло ни травинки, ни куста, и вся она была истыкана остовами обуглившихся деревьев, словно уродливыми шипами. А за ней, у самого горизонта, возвышались развалины старого замка, тянущего кривые пальцы обрушенных башен к стальному небу. Между двумя из них, самыми большими, протянулся чудом уцелевший мост. От вида замка похолодело за лопатками: он был символом великих эпох, безвозвратно канувших в прошлое, всего того, что потеряло человечество. Его искореженный скелет предрекал будущее мира, неизбежно печальное. По легенде, именно там восседал на троне своем проклятый король, истлевший, озлобленный, но всё ещё живой, если то можно было назвать жизнью.

Оторвав взгляд от замка, Катэр оглядел людей, стоявших перед ним. Казалось, здесь собрались жители всех ближайших поселений. Не только люди, но и волки, лисы и даже парочка эльфов-изгнанников, сохранивших от своих предков слегка заостренные уши да непривычно тонкие черты лица. Все они забыли о распрях и взаимной ненависти перед лицом общего ужаса, а потому растянулись вдоль края обрыва и смотрели вперёд.

Все виды Долины Смерти, и величественного замка древних королей, и толпа людей – все меркло перед лицом Хозяина. Взглянув на него в первый раз, Катэр ощутил страх, который прежде был ему неведом. Страх, какой бывает перед холодными темными глубинами Великого Моря, яростными и безразличными одновременно. Ужас от осознания, что вся твоя сила, вся воля  ничто перед лицом этого могущества.

Хозяин состоял из тьмы, был её воплощением. Он впитал в себя яд туманов, и пепел пожарищ, и отравленную воду. Поднимался над долиной огромной тёмной тушей, раскачивающейся из стороны в сторону, и на глазах замерших людей принялся меняться. Вот вверх вытянулась голова, и на ней образовались уродливые наросты, вот обозначились короткие толстые ноги, а затем отделились длинные руки до самой земли. Вспыхнули огнем четыре разных глаза, моргнули и уставились вперёд, на дань, что покорное стадо притащило ему на этот раз.

Внизу кто-то закричал. Женский визг расколол вязкую тишину, взметнулся к небу. Катэр вздрогнул. Сжав челюсть, чтобы зубы не стучали так громко, он принялся проталкиваться вперёд, ближе к краю, и никто не останавливал его. Взглянув вниз, он увидел, что перед Хозяином стоят на коленях жертвы. Их руки были стянуты за спиной, некоторые из них упали на землю и бились то ли в приступе, то ли в рыданиях. За спинами жертв стояли жрецы с обнаженными мечами, и в их начищенных клинках отражалась клубящаяся тьма. Тех, кто решил бы убежать от Хозяина, ждала смерть от руки жреца.

Толпа вдруг ахнула, подалась назад, увлекая за собой Катэра. Краем глаза он увидел, что Хозяин качнулся вперёд, выпростал чёрную руку и схватил какую-то женщину за голову. Люди вокруг и внизу за голосили, но первая жертва в ужасе смотрела на Хозяина, не в силах даже пикнуть. Он прижал её к тому месту, где мог бы быть рот, и как будто принялся пить. В этот момент женщина наконец закричала, и кровь её текла по морде чудовища и смешивалась с темнотой, из которой он состоял. Отбросив пустую оболочку, Хозяин потянулся за следующей жертвой.

Первое Провидение. Часть 2

Показать полностью 1

Ответ на пост «Именно так»

В комментарии упоминались мультики Диснея, и это вообще мега интересное культурное явление. По ним можно наглядно отслеживать повесточку.
Ну правда же, вспомните "Белоснежку" или "Золушку". Главное счастье и спасение - найти мужа, причем не важно, что он из себя представляет, главное, чтобы пел красиво и жил в замке. В 90-е сюжет немного меняется, и хоть залог хэппи энда по-прежнему свадьба, героини уже делают хоть что-то, а не просто лежат в гробу. Русалочка сама идет к принцу, Белль отказывается от перспективного Гастона, Джейн висит на лианах с Тарзаном, Мулан отправляется на войну. Король Лев - вообще Гамлет, это отдельная история)))

А потом приходит "Холодное Сердце" и сносит всем деткам голову. И Эльза вполне себе магичит без мужчины, у нее нет никакого любовного интереса, а Кристоф удивляется, как это Анна собралась замуж за первого встречного. Это и отсылочка к старым добрым традициям Диснея, и к современным социальным нормам.

А потом ситуация опять меняется, в США все чаще дети остаются в родительском доме, возвращаются большие семьи и домашние хозяйства. И Пиксар представляет нам "Тайну Коко" (ооо, как я люблю этот мульт!), а Дисней - семейство Мадригаль. И продвигают семейные ценности, важность дома и вот это вот все. Герой больше не идет побеждать дракона, как нам описывал прекрасный Владимир Пропп в "Морфологии сказки", или Кэмпбелл или, на худой конец, Воглер. Нет, он теперь остается дома. И обратите внимание, и там, и там семья матриархальна, король - властная бабушка, а мужья приходят в семью жены и трудятся на ее благо.

И это только эволюция женской роли. Так же можно проследить отношение к государству, к полиции (страже, охране), к бунтарям, к злодеям. О, злодеи! Вы заметили, что в последнее время условный Доктор Зло исчезает из мультиков? Вместо него внутренние проблемы личности, семьи или общества.
В общем, интересно это все, безумно интересно. И вовсе я не веду себя как подросток, я люблю мультики и это... Изучаю социальную повестку! Но это не точно)))

Ответ на пост «Именно так» Мультфильмы, Walt Disney Company, Белоснежка, Золушка, Холодное сердце, Ответ на пост, Семейные ценности, Герои мультиков, Дети, Возраст
Показать полностью 1

Маленькая модель большой жизни

Гуляем на детской площадке.

Моя дочка говорит другу по песочнице:
- Сережа, я придумала новую полосу препятствий! Пойдем, покажу. Только дай руку и закрой глаза!
Его мама стоит рядом и говорит:
- Вот так и уведут его от мамы. "Пойдем со мной, я придумала тебе препятствия. Только не подглядывай".

Сочувственно помолчали. А что? Так и есть.

Можно ли порезать светодиодную гирлянду?

Добрый вечер, пикабушники!

У меня к вам вопрос, потому что гугль-джан выдает противоречивую информацию.

Собираю сейчас модель Черной жемчужины, 1/72, красота. И вот приспичило мне сделать светящиеся фонари, да чтобы каюта капитана светилась. Думала сначала самостоятельно цепь из светодиодов собрать, но нет, электричество и все, что с ним связано, - это прям не мое.
Тогда я купила вот такую гирлянду

Можно ли порезать светодиодную гирлянду? Гирлянда, Светодиоды, Вопрос, Длиннопост

150 рублей, 2м удовольствия. И светится желтым, как полагается факелам. Но вот незадача, этими двумя метрами я корабль весь умотаю.

Можно ли порезать светодиодную гирлянду? Гирлянда, Светодиоды, Вопрос, Длиннопост

В связи с чем вопрос: могу я ее порезать? Там два провода, светодиоды соединены последовательно, заканчивается все просто двумя торчащими проводками:

Можно ли порезать светодиодную гирлянду? Гирлянда, Светодиоды, Вопрос, Длиннопост

150 рублей, знаю, можно и поэкспериментировать, но я этот цвет три месяца ждала. И опять же, лучше вкуснях куплю на эти деньги)))

Заранее спасибо!

Показать полностью 3

Книги о Великой Отечественной войне

Я поймала себя на мысли, что практически ничего не знаю о Великой Отечественной. Так, самые важные даты и события, которые чаще всего на слуху. Я вообще пацифист и терпеть не могу войны, но не знать ничего о таком огромном и знаковом событии и называть себя образованным человеком невозможно. Непорядок, решила я.

Пикабушники, может есть цикл книг или ваши любимые книги, которые дадут общие знания о самых важных событиях? Круто, если они интересные, потому что в мазохизме не замечена. Именно поэтому не беру учебники по истории, от которых скулы сводит. Зашла на сайт Лабиринта, и глаза разбежались от количества изданий.

Заранее спасибо за помощь! Вы крутые)

Winx. Футболка для девочки

Вот когда я была молодая...
Винкс смотрела еще я. Даже на первом курсе копалась в начерталке под пищащие голоса феечек. Да, я не особо выросла. Даже сейчас))))
Зато сейчас, когда у меня есть дочки, я могу смотреть мульты, покупать наклейки и раскраски вполне законно. Вроде как детям, а сама нет-нет, да раскрашу пару страничек.
А тут самоизоляция. Душа требует интересного занятия. Я взяла белую футболочку и решила организовать уникальный дизайн. Выбор пал на любимых Винкс, дочка выбрала Музу

Winx. Футболка для девочки Винкс, Роспись по ткани, Рукоделие с процессом, Рукоделие, Длиннопост

Я вообще не художник. Ни разу. Я просто гном-ремесленник, который любит делать вещи своими руками. Набросала рисунок, перевела его на футболку с помощью копировальной бумаги. Лицо и руки, самые сложные части, не перевелись. Одинова борода! Их я и стала прорисовывать первыми, потому что, если испорчу (как нефиг делать), то и продолжать нет смысла.

Winx. Футболка для девочки Винкс, Роспись по ткани, Рукоделие с процессом, Рукоделие, Длиннопост

Но нет, вроде справилась. Намучилась с цветом кожи: отсутствие опыта дает о себе знать. Так увлеклась процессом, что рисовала каждую свободную минуту. Все 10 свободных минут в день))))

Winx. Футболка для девочки Винкс, Роспись по ткани, Рукоделие с процессом, Рукоделие, Длиннопост

Краски у меня decola по ткани, самые попсовые. Розовый цвет в оригинале ближе к фуксии, но получить его так и не вышло.

Winx. Футболка для девочки Винкс, Роспись по ткани, Рукоделие с процессом, Рукоделие, Длиннопост

На все ушло 4 дня, учитывая, что с двумя детьми в течение дня особо не потворишь. Сидела вечерами. Так под хорошую киношку все делается за день.
А вот так футболочка смотрится на дочке:

Winx. Футболка для девочки Винкс, Роспись по ткани, Рукоделие с процессом, Рукоделие, Длиннопост

Надо было повыше, но я не хотела упирать в горло. Заказчик доволен)))) Футболочка пережила уже несколько стирок, но руками: не хочу совать в машинку, жалко)


Младшая тоже потребовала красивую кофточку. Она сама рыжая, и для нее я выбрала мультяшную Блум, над чем иногда сейчас работаю. Вообще у Винкс довольно... своеобразная рисовка)))) выбрать рисунок без мега коротких юбок не так просто.

Winx. Футболка для девочки Винкс, Роспись по ткани, Рукоделие с процессом, Рукоделие, Длиннопост

Спасибо за внимание. Берегите своих внутренних детей!

И хороших выходных)

Показать полностью 6

А они все рожают

Вчера в местном чате для молодых и не очень мам появился призыв о помощи приблизительно такого содержания:
"Девочки! Мы уже не раз помогали Марфе Ивановне (предположим) с двумя особенными детками. И ей снова нужна рука нашей помощи. Они с мужем ждут пятого малыша, и им очень нужна коляска, кроватка и запас подгузников на первое время".


Я сижу и офигеваю. Сама мама, иначе бы не попала в этот чат, но блин, я не понимаю. Написала, мол, может, на презервативы скинемся? Зря, знаю. Это было грубо, поэтому дерьма в свою сторону получила достаточно.

Но зла не хватает. У вас и так четверо детей. Четверо! Двое с особенностями развития по типу ДЦП. И вы заводите пятого!

Ладно, ок, дело каждого. Они выглядят очень порядочной, милой, верующей семьей. Фотографии из театров, парков, с елок. Да дело ваше, хоть десятерых разведите, так ведь не справляетесь! Нам, кто должен много работать, несмотря на наличие собственных детей, чтобы обеспечить их всем необходимым, предлагается скинуться на вещи первой необходимости для матери-героини.


Черт, может, тоже рожать по кд, выставлять фоточки и собирать деньги на кроватку?


Я выслушала, что "это позитивное пространство!", мы здесь, чтобы помогать и умиляться, а не осуждать и портить всем настроение. Мамочка вообще героиня, нормальных-то пятерых не вытащишь, а тут еще с особенностями. Мой вопль "а нахера дальше рожать?!" вызвал еще бурю негодования.


Я чего-то не понимаю. Мои сообщения были потерты в чате, а меня, я думала, предадут анафеме и выгонят в холодную ночь. Но великодушно простили.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!