Martiss

«Краски» – проект, который больше четырёх лет назад пришел в голову двум людям, гуляющим по Москве. Но вскоре первый человек забыл про него, оставив меня на руках с этим голодным, капризным, орущим ребёнком.

Все эти годы проект жил где-то внутри меня и давал о себе знать болезненными вспышками. Я забывал про него и снова возвращался, стирал и переписывал главы, воскрешал персонажей, временами хотел плюнуть и бросить всё. В свет уже вышел сборник рассказов «Персонаж», а «Краски» так и сидели у меня в главе, ожидая своего часа.

Я вспоминаю всё, через что прошла эта книга и у меня по телу пробегают мурашки. Я рассказывал о ней знакомым, пересказывал сюжет девушкам из тиндера, читал последние главы вслух, запивая волнение вискарём.

Не один человек помогал мне в осуществлении этого проекта. Кто-то вносил корректировки, другие советовали как сделать лучше, третьи вдохновляли на написание новых глав, а четвёртые говорили, что концовка – говно, как это обычно бывает. Книгу читали, слушали, корректировали, редактировали, рисовали для неё обложки. Обо всех этих героях я расскажу, но позже. А пока, пожалуй, немного о самой книге и её персонажах.

Йохан Мориц – псих, запертый в клинике. Он пытается восстановить потерянные фрагменты своей прошлой жизни и вспомнить, что за череда событий привела его в психиатрическую лечебницу. Но сначала придётся из неё сбежать.

Рут Хоффман – шестнадцатилетняя девушка, больше всего на свете любящая своего питомца – крысу по имени Кубик. Страдая от избиений отца и равнодушия матери, Рут берёт рюкзак, Кубика и сбегает из дома в надежде что-то изменить.

Лейла Циммерман – проститутка, которая уже много лет убегает от прошлого, скрывая его от всех, даже от самых близких людей.

Этим троим предстоит встретиться на улицах Берлина, пережить кучу проблем и попытаться помочь друг другу начать новую жизнь. Но сделать это оказывается не так просто, потому что с каждым днём всё становится только хуже и безумие уже захватывает всех троих с головой, подталкивая к кровавой развязке.

Звучит интересно, согласитесь? Может, это прозвучит банально и пафосно, но «Краски» не принадлежат к конкретному жанру, они берут лучшее из триллера, драмы, подростковой литературы, альтернативной прозы и создают свой неповторимый микс.

Если раньше в основе сказок лежала простейшая фабула про дракона, принцессу и рыцаря, то теперь она устарела и модернизировалась. Главный герой «Красок» тоже сражается с огнедышащим чудовищем, но чудовищем, живущем внутри. Каждый из персонажей, разочаровавшийся за время этого безумного путешествия во внешнем мире, начинает заглядывать внутрь себя и искать ответы там. И далеко не всем эти ответы понравятся.

«В моей сказке он был драконом. Он не рыцарь, не пример для подражания, не пытается завоевать чьё-то сердце, убивая ни в чём не повинное существо. Он — хитрый дракон, который лишь стоит на страже и изредка дышит огнём, разрушая всё вокруг. Он играючи разрушил свой мир, пытаясь действовать во благо. Йохан мне нравился таким, какой он есть. И если мне в этой сказке выпала роль принцессы, то я выйду из замка к моему чешуйчатому дракону, а не к человеку в доспехах»

По большому счёту, «Краски» – это ода неудачникам. Главные персонажи – не примеры для подражания, не герои. Они – обычные люди со своими изъянами, пороками и грехами. Они не готовы вести за собой толпу. Они просто являются самими собой и не пытаются казаться ни лучше, ни хуже.

Книга рассказывает про то, что в жизни важно найти человека, который поймет и поддержит тебя. Человека, чье безумие будит демонов в твоей душе. И не важно, кто он. Будь он убийцей, психом или дворником в соседнем квартале – важно, чтобы он понимал тебя.

Жизнь часто преподносит нам сюрпризы и в погоне за мечтой мы получаем совсем не то, что хотели. Вместо свободы – проституция, вместо счастья – саморазрушение, вместо хороших друзей – законченные наркоманы. Но даже в этой, казалось бы, непросветной тьме можно найти лучик надежды. Этим лучиком может выступить близкий по духу человек.

«Звёзды лучше видны с крыши, залезай и проверь сам.

Ты так ждал этот знак свыше, но отметил его как спам»

— Один…

Серебряный кулончик болтается у меня перед глазами, а я жалею, что отдал столько денег шарлатанам в этой клинике. Нихрена это не поможет.

— Два…

Пытаюсь не думать ни о чём, кроме грёбаного кулона. Но в голову проникают отголоски когда-то сказанных фраз, лица друзей, фрагменты прошлой жизни.

— Три…

Мои веки тяжелеют. Хочется спать, хочется отдаться на волю образов, раствориться в открывшейся передо мной бездне, утонуть.

— Четыре…

Тату-мастер кропотливо вырисовывает каждую букву на моей руке. Я оглядываюсь и понимаю, что рядом с моей лежит ещё рука. Второй мастер бьёт татуировку другому человеку. Но мне не разглядеть лиц, не распознать букв. Я просто знаю, что мне в этот момент хорошо и спокойно, и даже боль отходит на второй план, уступая место счастью.

— Пять… Пять?

Ноги забиты до отказа, но я продолжаю бежать. Я не понимаю, куда и зачем бегу, но это точно вопрос жизни и смерти. Я должен успеть. Должен. Бежать. Либо я добегу, либо умру. Дыхание сбивается, я спотыкаюсь, лечу на землю и больно ударяюсь о рельсы.

— Шесть… Или десять?

Обрывки новостных сводок по телевизору. Я пытаюсь прислушаться, но частые помехи не дают услышать репортаж целиком. «Серия чудовищных терактов продолжается», «террористы до сих пор не пойманы», «объявлен днём траура».

Громкий взрыв где-то над ухом и всё заканчивается.

— Вот, выпейте.

Я пытался отдышаться и прийти в себя словно после кошмара. Видел стол и стакан с водой, слышал спокойный и размеренный голос доктора.

— Ну как? Вспомнили что-нибудь?

Я молча кивнул, сел на диван и залпом выпил содержимое стакана.

— Уже хорошо. Но одного сеанса недостаточно, вы же понимаете. Мы только начали двигаться в нужном направлении.

— Там был бег по рельсам и взрыв…

— Такой?

Я дёрнулся, когда психиатр громко хлопнул в ладоши.

— В бессознательном всё воспринимается несколько иначе. Я бы мог пролить на вас воду, и вы решили бы, что тонете. Я хлопнул в ладоши, и ваш мозг принял это за взрыв. Ну, и так далее. Так что не всё, что вы видите, имеет место быть на самом деле. Но не исключено.

«Не всё, что я вижу, имеет место быть».

— А… образы из снов могут… могу я видеть их наяву, в общем? Я не уверен, что мне не приснилась девушка…

Психиатр поправил очки, подался вперед, облокотившись ладонями о колени, и посмотрел мне в глаза.

— А это уже шизофрения, Максим.

***

В одну из ночей Вера, как и в большинство других ночей, боялась ложиться спать из-за участившихся кошмаров. Она сидела на качелях, запрокинув голову, и напевала песни Сплина. Но от созерцания звёздного неба её отвлёк силуэт человека на крыше. Человек стоял у края и не двигался. Вера присмотрелась лучше — может, из-за темноты ей показалось. Но нет, это совершенно точно был человек. Ноги сами понесли её к подъезду. Она не стала вызывать лифт и побежала по лестнице. Замка на двери, ведущую на крышу, не было — она открывалась лёгким толчком.

Парень стоял у края и не шевелился. По одежде и растрёпанным тёмным волосам она поняла, что это её новый знакомый.

— Максим? — окликнула она, боясь подходить ближе. — Ты в порядке?

Парень не пошевелился. Вера сделала несколько робких шагов и поравнялась с ним, испуганно посмотрев в глаза. Максим уставился стеклянными глазами на горизонт. Вера, переборов страх, положила руку на плечо парня. Но одёрнула её, когда услышала невнятную речь. И только в этот момент до неё дошло, что происходит — человек, стоящий перед ней на краю крыши, спит.

Недолго думая, девушка обхватила его руками и оттолкнула от края.

***

Мне снилось, что я падаю. Лечу на огромной скорости вниз и вот-вот разобьюсь об асфальт. Но в последний момент я открыл глаза и понял, что действительно упал. И больно ударился обо что-то поясницей. Твою же мать!

Чьи-то руки обхватывали меня за грудь. Я перекатился на живот и увидел рядом девушку.

— Что… что происходит? Где я?

Вокруг нас было только тёмное небо. В лицо дул холодный ветер.

— Доброе утро, мальчик.

Я сел и, облокотившись о колени, закрыл лицо руками.

— Сука.

— Мог бы сразу сказать, что ты лунатик, — Вера отдышалась и встала на ноги.

— Как-то не было времени пооткровенничать с тобой.

— И давно это у тебя? — она ходила передо мной из стороны в сторону.

— Не очень. Но умереть во время этих прогулок я мог уже раз десять.

— Значит, сейчас был бы одиннадцатый, — усмехнулась девушка.

— Спасибо.

Вера даже остановилась и посмотрела на меня, удивившись, что я искренне благодарен ей за спасение. Она тяжело вздохнула, а после подошла ближе и легла рядом, сложив руки на груди. Над нами возвышались созвездия.

— А ты опять просто гуляла ночью? Или следила за мной?

— Мне не спится из-за кошмаров, — тихо сказала Вера. — Каждую ночь мне снится один и тот же сон. Каждую ночь я теряю близкого человека снова и снова. Словно мне не хватает страданий наяву.

— Ты кого-то потеряла?

— Брата, — ответила она после паузы.

— Что с ним случилось?

Вера повернулась в мою сторону, и я заметил слёзы на её щеках. Судя по её взгляду, она ждала, что на этот вопрос отвечу я.

— Он разбился, — только и сказала она.

Она отвернулась, и мы пару минут молча смотрели на звёзды.

— Ты вчера сказал, что не помнишь. Иногда мне кажется, что лучше потерять память, чем каждый день возвращаться к пережитому горю снова и снова.

Почему-то мне казалось, что она знает больше, чем говорит. Но не собирается этим делиться.

— Ты что-то знаешь обо мне? Мы же виделись раньше, так?

Вера села и обернулась.

— Может и так. Но я не могу… Не могу. Ты должен сам всё вспомнить. Прости.

— Послушай…

— Хочешь, я помогу тебе?

— Что?

— Помогу тебе не умереть, — улыбнулась она. — Буду ночевать с тобой и будить тебя, если снова пойдёшь гулять.

— Ты серьёзно?

— Вполне, — она пожала плечами. — Заодно и мне, может, будет спокойнее спать, зная, что кто-то рядом.

Она встала и отряхнула руки.

— Ну так что, пустишь меня к себе?

«Говорят, мы умираем два раза: первый — когда перестаём дышать, второй — когда некому уже вспоминать наше имя»

Если прямо сейчас сфотографировать небо на телефон, то на снимке с трудом можно будет понять, где среди ярких пятен полная луна, а где всего лишь фонари. Этой ночью даже воздух казался особенным. Звенящую тишину нарушал лишь шум машин и уходящих поездов. Максим стоял на мосту и ждал, когда приедет электричка. Часы на цифровом табло торгового центра показывали два часа ночи.

На горизонте появился яркий свет фонаря, и через пару минут поезд прибыл на станцию. Толпа, миновав турникеты, начала подниматься по лестнице. Максим вглядывался в их лица, но не мог найти того, кого искал. Каждый из людей, проходя мимо, странно косился на него. Они смотрели так, будто он мешает им, будто он чужой, и его не должно быть здесь. Чувство тревоги быстро превратилось в нарастающую панику. Он почувствовал резкий удар в плечо. Следом ещё один. Люди не обходили парня, они пытались пройти насквозь. Снова толчок. Максим полетел на землю. Толпа не останавливалась, десятки ног топтались по его телу. Он скорчился и прикрыл лицо руками, но это не помогло. Из горла вырвалось нечто похожее на крик. Но обезумевшая толпа не слышала воплей, они продолжали идти, идти, идти. Каждый их шаг отдавался болью в его теле.

А потом в один момент всё закончилось.

— Вы в порядке, я спрашиваю?

Я открыл глаза и обнаружил себя, лежащим на железнодорожном мосту. Надо мной стояла женщина, тыча дрожащими пальцами в телефон. Увидев, что я очнулся, она наклонилась и помогла мне встать. Я опёрся о перила и запрокинул голову, любуясь ночным небом.

Чёрт. Опять. Третья ночь за неделю!

— Что с вами? Вы в порядке? — женщина смотрела мне в глаза. — Я звоню в скорую.

— Нет, — промямлил я, — всё в порядке.

В порядке я не был. Всё тело ломило после ночи на холодном мосту. Сколько я так пролежал? Несколько минут? Час? В горле пересохло, мне хотелось пить и спать. Я опустил голову и понял, что стою в одном носке и в футболке, надетой наизнанку. Ведь я даже не помню, зачем пришёл сюда, кого хотел найти. Кого-то очень важного и близкого. Но… кого?

— Я…

Несмотря на протесты женщины, я развернулся и пошёл в направлении дома. Говорят, лунатики всегда возвращаются в постель. Если только не умирают.

***

— Сомнамбулизм — довольно редкое явление. Ещё реже встречаются случаи, когда человек впадает в это состояние больше трёх раз за месяц. Поэтому я считаю ваш случай действительно уникальным.

Психиатр, сидящий напротив, монотонным голосом рассказывал все те вещи, что я уже и так вычитал в интернете. Он поправил очки на переносице, положил ногу на ногу и весь сеанс держал ручку над блокнотом, похоже, так ни разу ничего и не записав.

— Не хотите пройти обследование в нашей клинике? Так мы сможем лучше исследовать ваш мозг и, возможно, докопаемся до причин вашего расстройства.

Подопытную крысу хотят из меня сделать и содрать побольше денег. Вот что я думаю. Ни одно из этих исследований не восстановит утерянные фрагменты памяти. После трагедии мне понадобился не один месяц, чтобы я снова вспомнил всю свою жизнь, за исключением пары эпизодов. В частности, саму трагедию. От неё остались лишь кадры огня перед глазами и звук металла в ушах. А вдобавок я стал грёбаным лунатиком, которого с определённой периодичностью люди находят на одном и том же железнодорожном мосту или где-то поблизости.

— Органические повреждения головного мозга, неправильная работа центральной нервной системы вследствие перенесённой трагедии — вот и все причины, — сказал я. — Всё это я уже слышал, поймите. Но память от этого не восстанавливается, как и лунатизм — не лечится.

— Ну… — мужчина развёл руками. — И вы поймите, что мозг человека изучен всего на пятнадцать процентов. А в случае с сомнамбулизмом ещё ни один метод не прошёл клинические испытания. Если только вы не хотите попробовать гипноз. Может, во время сеанса что-то вспомните. А от расстройства сна, пожалуй, выпишу вам клоназепам. Он должен понизить уровень тревоги и подавить глубокий медленный сон.

***

Той ночью я просто побоялся ложиться спать. Дерьмовее состояния после пробуждения неизвестно где и не придумаешь. Я сидел на лавочке перед домом и курил. Выдыхал сигаретный дым, и он застилал мне звёзды. В голове крутился только один вопрос: «за что?». Чем я не угодил Богу, вселенной или кому-либо ещё, что теперь я путешествую по ночам, рискуя жизнью?

До меня донеслась тихая мелодия. Я обернулся и попытался разглядеть источник звука. Тарзанка, днём служащая для развлечения детей, раскачивалась из стороны в сторону. На ней висел какой-то ребёнок, напевая песню.

Я подошёл ближе и понял, что это не ребёнок, а молодая девушка, и раскачивается она вниз головой, зацепившись ногами за палку.

— Привет, — сказала девушка, не меняя своего положения. Её волосы свисали почти до земли.

Я затянулся сигаретой и посмотрел на запястье. Там были вытатуированы четыре буквы — «гори». Если я во сне, и эта девушка нереальна, то как только отведу взгляд, буквы сменятся на другие. Но через секунду там были всё те же четыре буквы.

— Тоже не спится? — спросила она.

— Ага.

— А почему?

— Потому что не спится, — серьёзно ответил я, не обращая внимания на её ребячество.

Девушка приподнялась, зацепилась руками за тарзанку и спрыгнула на землю. На первый взгляд ей не было и восемнадцати. Стройные черты лица, милый, но слегка писклявый голос, взгляд, бегающий из стороны в сторону. Из одежды на ней была белая футболка, заправленная в джинсы и кроссовки со стразами. На мгновенье я решил, что уже видел её когда-то. Но чувство дежавю быстро прошло. Если я не могу вспомнить простые вещи, то вспомнить, где я видел человека, практически невозможно. Протянув руку, девушка сказала:

— Вера.

— Максим, — я нехотя ответил на рукопожатие.

На её руке заметил шрам, тянущийся от локтя до плеча.

— Классный тест, кстати, — она кивнула на запястье. — Ты ведь проверил не спишь ли ты? Могу тебя заверить, что нет.

Я ещё раз посмотрел на татуировку.

— В ней заложен какой-то более глубокий смысл?

И тут я понял, что память меня снова подводит. Я не помню, как бил это тату, не помню зачем, не помню, какие смыслы закладывал в это простое слово.

Я отмахнулся от девушки.

— Ну-у-у, — протянула она, сложив руки перед собой, — раз уж нам обоим не спится этой летней ночью, то, может быть, прогуляемся? Ты когда-нибудь гулял ночью?

Вопрос словно молотом ударил меня по голове. Я дёрнулся, но потом расплылся в улыбке и истерично усмехнулся.

— Конечно, — ответил я, — конечно, гулял.

— Ночью всегда невероятно, — сказала Вера, — особенно летом. Ночью всё как-то… как-то иначе. Дышится легче, думается лучше, живётся свободнее.

И не поспоришь. Каждую пятую ночь я настолько свободен, что ещё немного и душа покинет меня и улетит, как птица.

— Ты никогда не задумывался, что вся наша жизнь — лишь чей-то сон? Может, мы — просто образы в голове спящего? И умрём, когда он проснётся.

— Это об этом ты думаешь по ночам?

— О многом, — задумчиво ответила Вера, — но в основном — о снах. Есть в них что-то… мистическое.

— Это игра подсознания и мелькающие в голове искажённые образы реальных вещей и людей, нет в этом нихрена мистического.

— Да ты реалист, — она посмотрела на меня и улыбнулась. — Скучно тебе, наверное, живётся.

Наш городок был маленьким и, сделав круг по центру, мы и сами не поняли, как оказались у вокзала. У того самого моста, куда меня постоянно тянет — осознанно или нет.

— Нам туда, — я показал пальцем на мост и начал подниматься по лестнице.

Но Вера что-то сказала и осталась стоять внизу.

— Ты идёшь? — обернувшись, спросил я.

— Зачем? — она смотрела на меня испуганными глазами и боялась сделать и шага.

Я пожал плечами:

— Не знаю, поглазеем на поезда. Там красивый вид.

Вера постояла ещё несколько секунд, тяжело вздохнула и пошла за мной.

Мы любовались горизонтом, встречая и провожая уходящие поезда. Я думал, что, придя сюда самостоятельно, а не в бессознательном состоянии, смогу что-то вспомнить, понять, но все мои попытки были тщетны.

— У тебя связана с этим местом какая-то история?

— Не знаю. Может, и история, — я достал сигарету и чиркнул зажигалкой.

— Не хочешь рассказывать? — Вера посмотрела на меня каким-то грустным взглядом.

— Не могу вспомнить, — признался я.

— Хорошо бы иметь машину времени, да? Вернуться в прошлое и заново его пережить, как следует запомнить, может, что-то изменить. Ты бы что изменил?

— Не знаю, — мои руки задрожали. Я взъерошил волосы и попытался успокоиться. — Не знаю!

— Тебе надо разобраться в себе, Максим, — с теплотой в голосе ответила Вера. — А если не можешь, ищи ответы в снах.

Я тупо вылупился на девушку. Она облокотилась о перила и смотрела вниз. Только сейчас, при свете фонарей, я заметил, что кончики её каре покрашены в фиолетовый. Я точно встречал её уже. Но не в реальной жизни… Во сне?

— Прости, не могу здесь находиться.

Сказав это, она развернулась и ушла. Я остался стоять на мосту, пытаясь вспомнить хоть что-то. Снова проверил не сплю ли я. Нет. Значит, эта девушка была на сто процентов реальна, а значит, одной проблемой больше.

Марк открыл глаза и обнаружил себя, стоящим на крыше небоскрёба. В лицо дул сильный ветер, далеко внизу город сгорал в миллионе фонарей, огней и фар. Марк оглянулся и увидел человека, что стоял у самого края. Кудри незнакомца развевались на ветру.

— Нэл? — окликнул Марк, сделав несколько шагов ему навстречу.

— Ты когда-нибудь встречал более всемогущее существо?

Бог повернулся и по-дружески улыбнулся Марку.

— То есть ты умер, но всё равно смог отправиться в самый счастливый день своей жизни. Застрял там, начал играть в бога и умирал ещё десятки раз. А теперь ты здесь — ведёшь диалоги со Смертью, Любовью и самим Богом. Не кажется тебе, что от тебя вообще нихрена не зависит?

— Кажется.

Нэл подошёл ближе и похлопал парня по плечу.

— Вот и я про то.

После повернулся к панораме города и показал на неё рукой.

— Вот это всё — один большой живой механизм, — сказал он. — Механизм, который создал я сам. Завести людей на планете так же просто, как завести формикарий. Система будет работать, если вдохнуть в неё немного жизни. Подредактировать тут, сократить численность населения там, увеличить — в другом месте. Вся планета — это мой формикарий, — Нэл бросил взгляд на Марка. — А ты — один из муравьёв. И чтобы ты сделал на моём месте, если бы двое особей в твоём формикарии начали войну, истребляя тем самым остальных?

— Избавился бы от них.

— Совершенно верно. Но не забывай, — Бог поднял указательный палец, — ты — всемогущ. Ты можешь делать что угодно, экспериментировать как угодно, проверять на прочность отдельные части этого большого механизма.

— И к чему ты клонишь?

— К тому, что ты — мой эксперимент, — Нэл посмотрел Марку в глаза и улыбнулся. — День сурка — эксперимент. Твои испытания — тоже. Мне важно знать, что система работает идеально. Но это не всегда так. Вот, например, я забыл про временные петли, и люди, которых вы убивали, забывали проснуться на следующий день.

— Так это ты виноват в геноциде, а не я.

— Может и так.

Бог достал из кармана пачку сигарет, зажал одну губами и чиркнул зажигалкой.

— Но я — всемогущее существо, а ты — ничтожество.

— Сигарету можно?

Нэл было протянул открытую пачку парню, но в последний момент одёрнул руку.

— Нельзя, — он поставил одну ногу на парапет и облокотился на неё рукой.

— Какая же ты всё-таки сука, — сказал Марк, — и я сейчас не про сигареты, а про то, что тебе насрать на людей. На тех, кто умирает каждый день, тебе тоже насрать. Лишь бы они не создавали очереди в чистилище и рай. Лишь бы работы было поменьше, да?

— Да, — Нэл выдохнул дым и равнодушно пожал плечами, будто его спрашивали не об уничтожении людей, а о том, любит ли он спагетти на ужин. — Всё так. Тебе остаётся либо смириться с этим, либо…

— Смириться с тем, что ты ёбаный кукловод, который играет людскими судьбами?!

— Воу, парень, — Бог улыбнулся и в шутку отстранился, — поменьше пафоса.

— То есть и я, и Софи — для тебя всего лишь клоуны, за которыми любопытно наблюдать и не более того?!

У Марка чесались кулаки, но он понимал, что драться с Богом как минимум глупо.

— Нет, а как ты хотел? — Нэл сделал затяжку. — Ты же тоже наверняка любишь наблюдать за своими аквариумными рыбками?

— Аквариумными рыбками… — тихо повторил Марк, до сих пор не осознавая сказанных Богом слов.

— Чем ты недоволен? Я, кстати, мог вообще не вмешиваться. И ты бы отправился в тюрьму. Вот где действительно ад. Это тебе не могилы копать и не на вопросы о фильмах отвечать. И там бы ты ходил не по картинной галерее, а по кругу. — Нэл усмехнулся собственной шутке. Потом выпрямился, поправил очки и посмотрел Марку в глаза. — Так что радуйся, тебе выпал такой шанс исследовать закулисье. Понять, что здесь к чему. Узнать, так сказать, из первых уст, что ты — всего лишь муравей в формикарии, поставщик годного контента и не более того. И как бы эти семь миллиардов особей там внизу не лезли из кожи вон ради достижения своих каких-то целей, они никогда не узнают ни про божественный кинотеатр, ни про того, кто ими всеми управляет. Но ты, — он ткнул пальцем в грудь Марку, — особенный. Можно сказать, мой любимый муравей. Делай с этой информацией, что хочешь.

Марк подошёл к краю и посмотрел вниз. Не то что бы он раньше не знал, что на небесах кто-то есть, кто влияет на судьбы людей, но теперь ему открылась ещё более ужасная истина — Нэл — психопат, который ради развлечения не поскупится и на апокалипсис. И быть марионеткой в его руках Марку очень не хотелось. Он сделал шаг и оказался на парапете. Расправил руки в стороны и закрыл глаза.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Бог и выдохнул дым.

Марк всё равно провалил испытание. Нэл и не собирался воскрешать Софи. Как не собирался давать им ещё один шанс. Он просто нашёл хороший способ отомстить этим двоим за выходку двухгодовой давности. Марк понял это и решил, что лучший выход — встретиться с Софи уже не на земле. Если Ад существует, то он увидит её там. С этими мыслями он выставил одну ногу и шагнул в пустоту.

***

Бог и Дьявол стояли у края крыши и равнодушно смотрели вниз.

— Он не справился, — нарушил повисшую между ними тишину Дьявол.

— А я говорил, — Бог выкинул бычок вслед за Марком. — Дурак.

Он попытался разглядеть внизу маленькое кровавое пятнышко, ещё несколько минут назад бывшее Марком, но не смог.

— А то, что ты наговорил ему — правда? — спросил Сид. — Ты специально накосячил с временными петлями? Хотел мести и кровавого шоу?

— А ты нет? — Нэл перевёл взгляд на Сида и ухмыльнулся.

Сид тяжело вздохнул.

— Смотрю я на тебя, и у меня только один вопрос, — он выдержал паузу, смотря в глаза этого кудрявого паренька, — действительно ли из нас двоих я — Дьявол?

***

— Кузьмин… ты что наделал?! — в допросную вбежал один из дознавателей и, увидев на полу парня в крови, перевёл взгляд на майора.

— Сука, — сказал тот, опустившись на стул, — я ему только один раз втащил, веришь, нет? Кто же знал, что он о стол ударится.

Дознаватель подошёл ближе и приложил два пальца к шее Марка.

— Он… мёртв, — замогильным голосом произнёс он.

— Блядь, — майор опустился на стул, закурил и небрежно бросил пачку на стол. — Ну, надеюсь, этот псих теперь гниёт в аду.

— Кузьмин! — Дознаватель поднялся на ноги и облокотился о стол. — Какой ад?! Ты только что убил человека!

— Он убийца! Психопат! — огрызнулся тот. — Одним больше, одним меньше, ничего не изменится. Всё равно плодятся, как муравьи.

Майор последний раз посмотрел на убитого парня, тяжело вздохнул и вышел из допросной.

«Человеческая жизнь циклична.

И в начале, и в конце – пизда»

　　　　　　　　　(с) Anacondaz