Locksley

Утро выдалось прохладным, хоть и солнечным. Старший следователь нацепил вьетнамки и с на брошенным поверх майки пиджаком решил прогуляться в дальнюю часть протянувшегося от дороги до мелиоративного канала подворья их хозяев. Деревянная постройка с коровником, загоном для свиней и курятником тянулась одной сплошной стеной, вдоль границы участка. Зайдя за неё и найдя вожделенное место с красиво выпиленным сердцем на двери, мужчина дернул за ручку и тут же расстроился.

- Занято!

- Доброе утро, Василёк.

- Доброе, Геннадий Викторович. - Сквозь щели сельского туалета потянуло сигаретным дымом. - Выпили бы лучше молочка. Хозяйка оставила для нас на калитке в сад.

В ответ зажурчал ручеек и сквозь зажатую в зубах сигарету донеслось:

- Я, Василек, прости за выражение, не хочу обосраться на рабочем месте.

- А?

- Выражаясь поэтическим слогом - у меня не переносимость лактозы.

Дверь скрипнула и оба милиционера встретились взглядами. - Пойдемте, к рукомойнику, коллега. У чекиста должны быть чистые помыслы. Ну и руки, конечно.

Хозяйка хлопотала на кухне, готовя для гостей. Дети возились во дворе, возводя что-то в куче песка у строящегося гаража. Из кухни дразняще пахло жареной картошкой и шкварками.

- Катя, скажите, а ваш муж давно знаком с участковым?

- Да. Друзья детства. И на рыбалку вместе и в баню. Леня даже однажды спас Петю.

- Спас?

- Да. Муж любит рассказывать эту историю. Им было по лет десять. Петя ехал на велосипеде через мостик и свалился в реку. А Леня его вытащил и откачал.

- Прямо-таки откачал? - Следователь прищурившись смотрел на нанизанный на вилку кусочек подрумяненного сала.

- Откачал. Не верите? Пока прибежали взрослые - Петя уже не дышал и стал синеть. Фельдшер так и сказал, что если бы не Леня - его бы не успели спасти. С тех пор не разлей вода.

- Понятно. Замечательная история. И замечательная бекон. Просто эталонный.

- Скажете тоже: “бекон”. Обычные шкварки. А зачем вы спрашиваете про Леню?

- Ну не скажите, шкварки - это шкварки. А бекон - это совсем другая песня. Если скажу - вы не проболтаетесь?

Она присела с полотенцем, прижатым к груди:

- Что случилось?

- Вы не волнуйтесь. Ничего такого, из-за чего стоит переживать. Нас попросили в райцентре, пока мы здесь, составить характеристику на участкового. Хотят присвоить звание.

- Фух. Вы с таким серьезным лицом начали, что я думала, что-то случилось.

- Я же говорил: не о чем волноваться.

Утренняя прохлада понемногу сменялась зноем. Работа вокруг кипела. В деревне без дела в такой час могут сидеть лишь старики, мозолистые руки которых уже не в состоянии держать ни косу, ни грабли. Пора было отправляться в путь и сыщикам.

Уже распрощавшись, пока его помощник заводил машину, следователь подошел к участковому, жевавшему колосок, облокотившись на сиденье патрульного урала.

- Леня, есть разговор.

- Да?

- Не здесь. Ты знаешь где сейчас твой друг?

- Петька что ли?

- Ага. Он самый.

- Зачем он вам?

- На месте все расскажу. Так знаешь?

- Хорошо. Поедем. Он сейчас в поле.

- И так, товарищи тимуровцы, долго вы собирались водить за нос Анискина?

Вчерашний радушный хозяин, отец семейства и передовик труда - сидел покачиваясь и потупивши взгляд на переднем колесе трактора. Его друг, участковый нервно поглаживал юношеский пушок под носом.

- Рассказывай, Леня, раз Петр решил в одиннадцать утра отправиться в волшебную страну. Как там она называется, Вася?

Коллега следователя перевернул носком туфля пустую бутылку плодово ягодного вина:

- “На посошок”, Геннадий Викторович.

- “На посошок!” Как символично, товарищи! А я бы и не сказал, что у него проблемы со стаканом.

- Не-э-эт у меня никаких проблем!

- Молчи уже, Петька. Я сам все расскажу.

- Пусть говорит, Леня. Если есть что сказать. Ты Зину убил? Грозилась жене рассказать про ваши шашни? Или Может забеременела?

Петр поднял голову и посмотрел на следователя с такой ненавистью в глазах, что тому было в пору взяться за пистолет. Но Геннадий Викторович Зинкевич смотрел в глаза и не таким.

- Я ее любил! Вы ничего не знаете!

- Ну так расскажи, Петя. - сыщик достал сигарету и предложил собеседнику.

- Мы должны были встретиться у того камня. Катя начала догадываться про нас. Нужно было что-то решать.

- И ты решил?

- Нет! Когда… Когда я пришел. - И мужчина расплакался. Следователь закурил и подойдя ближе преободряюще похлопал его по плечу. - Когда я пришел - она не дышала. Я бросился к ней, но рядом услышал мотоцикл и…

- Струсил?

Петр снова опустил голову.

- Что-нибудь еще заметил? Помимо мотоцикла.

- Нет. Мне было не до этого.

- Ну хоть что-нибудь? Чем пахло вокруг, вся ли одежда на месте? Может рядом были окурки, или следы?

- Нет. Не помню ничего. Все как в бреду.

- А ты, Леня, знал?

Милиционер мялся.

- Колись, Кибальчиш. - Геннадий Викторович лег на капот Волги, сложив руки на груди. В пронзительной синеве неба плыла редкая рябь облаков. - Отпираться уже нет смысла.

- Леньку не трогай… не трогайте. - Он не знал.

- Брось, Петя, все ведь ясно как день. - Участковый снял фуражку и вытер пот со лба. Солнце припекало в открытом поле словно на южном пляже. - Знал я. Петя ко мне пришел через два дня. Белый как снег. Сказал, что Зина у ручья лежит мертвая. Я засобирался, а тут прибегают двое теток и голосят во все горло, что покойник в лесу.

- Что же с вами делать?

- Я готов. - Мужчина поднялся с колеса и шатаясь, подошел к Волге. - Арестовывайте. Но я не убивал.

- Да сядь ты. Горе луковое. Без особистов конечно не обойдется. - Размышлял следователь вслух. - Но они нам как кость в горле будут. Затянется расследование и “пишите письма”. А сдается мне, мы имеем дело с перелетной птицей.

Тракторист плюхнулся на землю и хлопнул себя по лбу:

- Вспомнил. Когда я к ней подбежал - пробовал нащупать пульс на руке. У нее на запястье был браслет. - Он зажмурился, будто силясь что-то вспомнить и замотал головой. - Нет. Не браслет. Тонкая такая нитка бисера. Зеленая.

- Бисера? - Геннадий Викторович вскочил с капота и склонился к мужчине. - Какого бисера?

- Зеленый такой. Как рисинки.

- Леня, поехали к Жовнерчикам.

- Не понял.

- Чего ты не понял? Тут все. Заседание товарищеского суда окончено.

- А как же…

- Вася, ты что-нибудь слышал? - Юноша нахмурился, но промолчал. - Вот и я ничего не слышал. А то, что произошло - пусть останется на вашей совести. Захочешь - напишешь рапорт. Не захочешь - ну и… не пиши. Поехали, по-е-ха-ли.

Пока они были в машине Вася всем свои видом показывал, что не согласен с поступком его коллеги. Старший сыщик наконец не выдержал:

- Ну что ты делаешь такое лицо? Я же вижу.

- А вы не догадываетесь?

- Хочешь меня заложить?

- Геннадий Викторович, я похож на стукача? Просто если это всплывет - достанется и нам.

- А-а-а, вот оно что? Стало быть, ты падаван, стал задумываться о своей карьере? Подрос.

- Может и стал. Вам-то что?

- Все правильно, Василек. Все правильно. Двигаться вперед и учиться новому- никогда не помешает. Главное не закиснуть в одной позе за столом. А то, что ты превзойдешь своего старого сенсея, я никогда не сомневался. Только хорошенько подумай, нужно ли тебе это. А то будет как в анекдоте.

- Я, наверное, должен спросить: “В каком?”, а вы расскажете?

- Будем считать, что спросил. Слушай. Была в далекие времена такая профессия, как “золотарь”.

- Ювелир что ли?

- Да нет, Вася, но тоже довольно увлекательная профессия. Говоря языком Шекспира: “Говночерпий”. И работа его, Василек, заключалась в том, чтобы залезть в яму под нужником и при помощи заурядного ведра вычерпывать ее содержимое. А еще каждый уважающий себя золотарь имел ученика, а то и двух.

- Знакомый сюжет.

- Ага. “Студентов навязали.” Так вот, залезает как-то в яму золотарь и зачерпывает полное ведро “золота”. Протягивает его наверх студенту, а у того оно возьми да и выскользни. И вот стоит наш учитель в яме с говном, да еще им же облитый сверху. И изрекает мудрую мысль: “Учись, студент, а то так и будешь всю жизнь ведро подавать.”

Дом, у которого остановился мотоцикл участкового стоял на отшибе. Высокий черный дуб возвышался у его порога, украшенный пустым гнездом аиста.

- Здравствуй, дядька Бронислав! А мы как раз к тебе. - Хмурый мужчина в засаленной, некогда белой, ситцевой кепке, чинил старый иж с коляской.

- Здорово, лейтенант. С чем пришел?

- Ко мне из областного центра приехали. Вот, хотят с тобой поговорить.

- А я им на кой ляд сдался, твоим гостям? Лес не ворую, самогон не продаю. Так, для себя по праздникам выгоню поллитру.

- Ну ты, это… Сильно не распространяйся. - Участковый заметно стушевался. - Это я вас тут распустил. В других деревнях - ты бы уже на пятнадцать суток как минимум....

Геннадий Викторович обошел милиционера:

- День добрый. Я вас надолго не задержу. Хочу расспросить про Олега.

Наступила пауза. Мужчина опустил инструмент, вытер о ветошь руки.и поднялся с колен. Окинул взглядом гостя:

- Ну пойдем. Поговорим.

Следователь дал знать коллегам, чтобы остались.

Они шли по похожему на остальные - вытянутому поперек дороги участку.

- Он у нас был один ребенок. Жена поздно забеременела. Потому с рождения его берегла и пестовала. - Как подрос - мне помогал в поле. Я комбайнером работаю. Постоянно в поле или под машиной. Я его, бывало, на всю ночь к себе в кабину брал, пока страда. Так до утра и молотили. А потом школа. Учился он не шибко хорошо. Так, перебивался с троек на четверки. Зато спортом увлекался. По физкультуре отличником был.

- А вы знаете старый школьный окоп в лесу? Там еще физкультурные снаряды.

- Да. Там подростки собирались раньше. На гитаре поиграть, пиво выпить. Но уже давно там никого не бывает. Деревня вымирает. Детей мало. Да и те все больше в телевизоре.

- А Олег там тоже бывал?

- Не знаю, на что ты намекаешь, товарищ следователь. Но только мой сын - хороший парень был.

- Не намекаю. Делаю свою работу.

- И что ты хочешь узнать, начальник?

- Мы вчера были на кладбище. Мой коллега обратил внимание, что могила Олега стоит в стороне.

- Я думаю - ты и сам все понял.

Они подошли к темному , деревянному строению в конце участка. На солнце от досок шел смоляной запах.

- Здесь я его нашел. - Мужчина снял кепку и вытер лицо.

- Была записка или хоть что-то?

- Ничего. Молча ушел, сволочь. Мать не пожалел.

- Он после школы куда-нибудь собирался идти учиться? Может в медицинский?

- Никуда не собирался. Балбес. - Он глубоко вздохнул, глядя в небо. Морщины у края глаз блестели от влаги. - Сказал, что хочет отдохнуть. Пожить для себя.

- И чем он занимался?

- Чем? Получил по шее и отправился топтать кирзу.

- Значит в армию?

- В армию. - Зло сказал мужчина. - Он думал будет на танцах девок щипать и ходить с патлами?

- А где ваш сын служил?

- Учебка в Каунасе. С физухой у него всегда было хорошо. Поэтому сразу попал в десант. А потом добровольцем в братскую республику. Выполнять, так сказать интернациональный долг.

- Это уже интересно.

- Интересно ему. Ты что в цирке? Это был мой ребенок!

- Извини. Не хотел. Работа наша - сволочная. Через десяток дел - уже перестаешь за отчетами и протоколами видеть людей.

- И ты извини, следователь. - В доме остались его письма. Там есть номера частей и полевой почты.

В доме царил сумрак. Плотные желтые занавески создавали ощущение сюрреалистичности. В воздухе стоял едкий запах лекарств и мочи.

- Броня, это ты?

- Ко мне с работы заехали! Новое начальство! - Мужчина понизил голос. - Это моя жена. После… Олега. У нее был инсульт. Теперь, вот, не ходит.

- Пригласи их к столу!

- Спасибо, мы уже пообедали!

Хозяин провел гостей в просторную комнату. На стене висели ковры с дерущимися оленями на фоне гор. Над одним из ковров остановившиеся часы с кукушкой и фотографии в рамках. На одной - Молодые мужчина и женщина. А на другой мальчик лет восьми. Мужчина открыл шифоньер. В нем висела военная форма. Поверх кителя были нашиты аксельбанты, а выцветший синий берет с красной звездой на кокарде торчал из нагрудного кармана. Хозяин дома наклонился к нижней полке и, немного пошарив рукой, извлек перетянутую ниткой небольшую стопку писем и открыток.

- Можете забрать. От них только лишние переживания у жены.

- Спасибо.

Вася легонько подвинул своего старшего коллегу в сторону и приблизился к шкафу.

- Скажите, а второй берет тоже вашего сына? - Он наклонился и достал на свет голубой фетровый сверток.

- Наверное приятель его забыл.

- Приятель? Вы ничего не говорили про приятеля.

- Ну да. Олег когда демобилизовался - с ним армейский дружок приехал погостить. Нам-то не жалко - живи сколько хочешь. Тем более сын сказал, что он детдомовский. Ехать ему было некуда.

- И долго он у вас гостил?

- С месяц где-то. Мы его приняли как родного. А потом ни с того , ни с сего он сорвался и уехал.

- Как его звали?

- Олег его называл Алекс. Алексей наверное.

- Больше от него ничего не осталось?

- Осталось. “Хэбэшка”. Сейчас принесу. Он ее порвал где-то и хотел выбросить. А я ее собаке в буду закинул.

Грязный комок смятый и изваляный в шерсти развесили на заборе. Следователь осторожно разворачивал складки, пристально всматриваясь в каждый сантиметр ткани.

- Ну, что, Вася? Кажется это наш клиент. - Нашивка “АВ(-)” почти полностью слилась с грязью, въевшейся в ткань, но все еще выдавала потенциально спасительную для ее владельца информацию.

- Спасибо, Бронислав. Вы нам очень помогли. Василий, ты все?

- Так точно. - Молодой человек упаковывал улики.

- Тогда нам пора.

Уже у порога хозяин окликнул гостей:

- Еще кое-что. Не знаю важно или нет. За пару дней до отъезда к этому парню приезжал кто-то.

- И кто же?

- Я не видел лица. Это были белые “Жигули”. Стекла темные. А на заднем стекле надпись не по-русски.

- Больше вы эту машину не видели?

- Нет. Спросил Олега - он отмахнулся. Мол: “Не обращай внимания”.

- Хорошо, гражданин Жовнерчик, если вы нам понадобитесь - мы с вами свяжемся.

Дорога назад тянулась невыносимо долго. Яркие деревенские постройки, тонущие в цвете деревьев, сменялись мрачной действительностью. Гниющая посреди поля техника. Заколоченные окна домов. И бурьян. На перекрестке с указателем “Остромечево” они остановились. Дорогу впереди ремонтировали.

- Как ты, Вася, говорил называется тот населенный пункт, где видели дочку директора фабрики?

- Ратайчицы. - Младший следователь сидел на пассажирском сидении и листал подшивку из журналов по психиатрии.

Геннадий Викторович вышел из машины и разложил на капоте карту области. Вдалеке загорали, устроившись на траве дорожные рабочие. Покрытая брызгами битума техника, раскаленная от зноя, загораживала полосу, уставленная дорожными знаками и увешанная ветошью спецовок.

- Так, где мы? Ага! - Ткнул он пальцем. - Километров десять. Осилим? А, студент?

- У вас чуйка?

- Ну почему сразу чуйка? Ну что за слово такое? Ты же комсомолец. Откуда у твоего поколения эта страсть к фене?

- Разве это феня, Геннадий Викторович? Слово как слово. - Вася вышел из машины и откупорил бутылку молока, сложенную им в дорогу хозяйкой. - Будете?

- Эту отраву? Эх, сейчас бы стаканчик Ситро.

Рядом с ними притормозил пузатый междугородний ЛАЗ. Водитель открыл дверь:

- Сломались, мужики?

- Нет. Заблудились. Где здесь ближайший автомат с водой?

В мою бытность младшим научным сотрудником. - Начал рассказывать следователь, пока наполнялся четвертый стакан в автомате с газ-водой. - Довелось мне слышать рассказ, Василек, после которого ты ни за что, даже если ты не из брезгливых, не станешь пить воду из автомата. Ну и ладненько - мне больше достанется.

Он отхлебнул немного, облокотился о серый железный ящик с лотком для стаканов, и с упоением продолжил, пока его коллега ополаскивал в соседнем автомате свою посуду:

- Дело было во всесоюзной здравнице. На память я пока не грешу, но в какой именно, уж прости старика, запамятовал. Рассказ со слов моего, Вася, наставника. В каком-то смысле твоего профессионального деда. Он работал в этом курортном городке, в котором страсть как любили отдыхать гости из ближневосточных братских республик. И вот, в одну погожую майскую ночь случилось ему прибыть на место преступления. Взяли мужичка одного. Он особо и не возражал. Сам сдался. Привезли в опорку и стали допрашивать. И он рассказывает. Таксовал он, значит, поздно вечером по пустому городу и видит картину. Лицо арабской национальности набирает в стакан из автомата водичку, спускает свои рейтузы, и начинает полоскать в нем свой люля. Таксист был мужичок сидевший. Воспринял это как личное оскорбление. Слово за слово - возьми и посади южанина на перо. Вот и пей после этого из общественного стакана. - Он в один глоток допил Ситро и вытер усы.

Младший следователь долго смотрел на свою минералку. Но все же вылил на клумбу и пошел к машине.

Солнце стояло почти в зените. Нагретый салон Волги подогревал своих пассажиров, словно чайники на плите. После четырех стаканов газировки Геннадий Викторович страдал словно святой на римских пытках. Вода в нем постепенно расширялась и, не находя иных путей - выходила через кожу. Не спасало ни открытое окно, ни пачка журналов по психологии, которой обмахивался следователь. Спустя четверть часа вдалеке показались серые хозяйственные постройки ратайчицкого совхоза. Пустые окна хлевов, покосившиеся свинарники и бесконечные вереницы вросшего в землю ржавеющего железа. Один маленький апокалипсис для одного крохотного поселка, прямо здесь и сейчас.

- Как он?

- Вы родственник?

- Я с работы. Коллега

- Час назад перевели из реанимации. Был сердечный приступ.

- Он в сознании?

- Да. Учитывая его образ жизни - странно, что его свалила не реальная проблема с сердцем, а паническая атака.

- Что?

- Нервы вашему коллеге нужно лечить. Он перепугался до смерти.

В матовое стекло палаты что-то ударило:

- Я все слышу, коновалы! - Хриплый голос звучал уставше. Но в нем все еще угадывалась знакомая ворчливость.

Помощник следователя приоткрыл дверь. На пороге валялся казенный войлочный тапок.

- Ну что, доволен? - Геннадий Викторович привстал на койке. От его руки тянулась тонкая змейка к капельнице. - Довел старика?

- Смотрю вам лучше. - Мужчина в халате подвинул юношу и присел на край.

- Его доставили сегодня утром. Нашел посреди проезжей части водитель кареты скорой помощи. Представляете как повезло?

- Да уж. Просто в рубашке родился. - Процедил сквозь зубы Старший следователь.

- А как вы оказались на дороге, Геннадий Викторович?

- Тебе больше нечем заняться? В конторе, Арсентьич-поди уже рвет и метит.

- Правильно говорить: “Рвет и мечет”.

- Я все сказал правильно! Этот старый пердун когда садится на коня - бегает в гальюн каждые пять минут. Какие-то проблемы с простатой. - Следователь посмотрел на врача. Тот сочувствующе покачал головой и предложил манжету тонометра. Мужчина молча продел в нее руку. - Ты, вообще как узнал, что я здесь?

- У вас в кармане удостоверение было. Так что, все-таки произошло? Товарищ сказал, что вас что-то напугало.

- Напугало! Я сам напугать могу. Ничего не напугало. Гулял во сне.

Доктор поднял голову:

- А вот это уже серьезное заявление. Может вам у нас полежать с недельку? Понаблюдаем. ПрокАпаемся.

- Глупости. Когда я могу идти?

- Идти? Вам еще рано идти. Пару дней полежите. А там будет видно. Хотя давление и в норме - повторный приступ может случиться в любой момент. - Врач посмотрел на часы. - 10 утра. У меня заканчивается смена. Завтра с вами увидимся. Если что-то понадобится - зовите медсестру. И спать, спать, спать.

- Хорошо, Айболит. До встречи.

- Шутите? Это хорошо. Юмор продлевает жизнь.

Он молча дождался, пока доктор ушел.

- Вася, прикрой дверь и подай брюки.

Мужчина вынул из кармана смятую пачку “Космоса”.

- Ну нет! Это уже слишком. Геннадий Викторович, отдайте.

- Спокойно, Вася, я сам доктор. - Мужчина затянулся и с наслаждением выпустил клуб дыма. - Открой лучше форточку.

- Вы сами себя убиваете.

- Давай о чем-то другом. У нас с тобой, мой юный друг полно работы. - Он натянул брюки. - Ты на машине?

- Я правильно понимаю, что спорить с вами себе дороже?

- А ты не такой дурак, каким кажешься. Пока я собираюсь - сбегай к таксофону и позвони по этому номеру. Спросишь лейтенанта Скакуна. Скажешь, чтобы присмотрел за ребенком. Ключи на двери. Повторять не нужно?

- Нет. А что за ребенок?

- Это такой человек. Только маленький.

Старенькая дорога уходила то вверх, то вниз, мимо цветущего рапса и высоких тополей вдоль асфальта. Сейчас ей редко пользовались. С открытием новой трассы вся жизнь потихоньку перебралась туда. Поближе к цивилизации. Старший следователь сидел на пассажирском сидении белой Волги, выставив руку в открытое окно. Встречный поток приятно холодил кожу. В кассетнике играл безымянный ВИА о чем-то, что было актуально еще лет двадцать назад. Оптимизм, переполняющий песню, на короткие три минуты, пока она длилась - пленил, и в какой-то невообразимо-яркой образности заставлял поверить, что все будет хорошо. Что впереди счастье. Вот здесь. Недалеко. Прямо за поворотом. Взберешься на следующий пригорок, а за ним…

- Руль! - Паренек на водительском сидении моментально проснулся и рванул в свою полосу. В ушах все ещё стоял сигнал Камаза на встречке.

- Ты что это, приятель, решил “смертью храбрых” нас записать? Камикадзе недоделанный. Не спал что ли?

- Простите, Геннадий Викторович. Допоздна сидел с этой книжкой. - Он кивнул на заднее сиденье.

Его пассажир протянул руку и взял оттуда буклет.

- Что интересного пишут?

- В основном про уже раскрытые дела.

- Угу. И много раскрыли?

- Порядочно. Но все-таки криминалистику толкают вперед нераскрытые. Вы как считаете?

- Угу. Таблицы всякие, графики. А на русском ничего нет?

- Откройте подшивку с конца. Там есть перевод.

- Вот оно что. А ты, стало быть так и корячился от статьи к переводу и обратно всю ночь?

- Нет. Я в оригинале читал. На английском.

Старший следователь поднял голову и смерил взглядом помощника:

- Похвально.

По правую сторону дороги чернел на фоне буйства красок и жизни - мертвый яблоневый сад. Приземистые деревья застыли будто в последние мгновения агонии. Мрачные напоминания скоротечности жизни. Впереди показался ржавый дорожный знак, с трудом читающейся надписью “Кустынь”.

Участковый ждал их у здания сельсовета. Высокий молодой парень в звании лейтенанта. Геннадий Викторович отметил крепкое рукопожатие и доброжелательную, хоть и осторожную улыбку за юношескими черными усами.

- Ну, с чего начнем? Сразу на то место, или сперва осмотритесь?

- А ты, лейтенант, хорошо здесь ориентируешься?

- Можно просто Лёня. Я в соседней деревне живу. Но учился в кустынской школе. Поэтому всех местных хорошо знаю.

- Это замечательно, Лёня. Тогда давай сперва проедемся до погоста.

- Странная просьба, но как хотите.

- Заодно покажешь нам деревню.

На пригорке , который огибала узкая асфальтированная дорога высился угольно-черный забор. Местами обугленные жерди висели буквально в воздухе, держась лишь за железную окантовку, провисшую между столбов. Внутри все было еще хуже. Черная, выгоревшая земля и, словно термитники, обгорелые пирамидки надгробий с черными звездами поверх. Портретов не было видно. Надписи остались лишь там, где были высечены в камне.

- Это какой-то сюрреализм.

- Да, Вася. Признаться и я такого не ожидал.

- Две недели назад случился пожар. Это ночью было. Пока опомнились - выгорело почти все. Пожарные написали в заключении, что сухая трава загорелась от свечки. Накануне люди отмечали Радуницу.

- Мда. Нам здесь уже делать нечего.

- А если не секрет: что вы здесь хотели найти?

- Хотел я, Лёня, пробежаться по фамилиям здешних постояльцев. Где еще, как не на погосте вся генеалогия и перепись населения?

- Кого-то конкретного искали?

- Да нет. Просто хотел переписать фамилии.

- Ну тогда меня вам сам Бог послал.

- У тебя, лейтенант, что, на каждого в деревне досье есть?

- У меня нет. Но знаю у кого оно есть.

- Ты, Лёня, меня заинтриговал.

- Давайте, пока еще не сильно припекает съездим на “то” место. А потом за обедом все обсудим.

Мотоцикл участкового остановился в пыли в конце колхозного поля. Следователь захлопнул дверь и направился вслед за милиционером.

- Дальше пешком. Лес начинается за железкой. - Мужчина вытер лоб под фуражкой, глядя, как гость из областного центра надел темные очки с крохотный итальянским флагом на рыжих стеклах.

- Ну так веди.

За пахнущим смолой полотном железной дороги тянулся молодой хвойный лес.

Участковый уверенной походкой ушел вперед, а следователь оглянулся на своего младшего коллегу, поднявшего капот Волги.

- Долью воды, пока движок не закипел и догоню вас.

- Не заблудись.

Солнце нещадно палило, раскаляя щебень и поднимая вдали неясное марево. Деревья, вопреки чаяниям не давали прибежища путникам, и в глубину леса они продирались пыльные и липкие от пота. От насыпи вниз уходила узкая тропинка, терявшаяся среди высоких стволов. Лес все еще хорошо просматривался, не смотря на то, что весенняя зелень уже вспыхивала то тут, то там. Милиционера уже не было видно. Он ушел далеко вперед знакомой тропой, а городской гость не спешил. Он шел будто на прогулке, забросив за спину серый пиджак. Смотрел по сторонам, прикасался к шершавой чешуе сосен. Лес всегда успокаивал его. В шумной пыли города он уже успел забыть каково это - дышать полной грудью. В этой детской эйфории его окликнул голос:

- Товарищ следователь, сюда!

Не больше чем в ста метрах от путей среди бархатных первых ростков папоротника журчал в темной лужице небольшой источник. Участковый стоял у камня с выведенным на нем белой краской православным крестом.

- Это здесь?

- Да. - Милиционер отстегнул галстук и высвободил верхнюю пуговицу. - Лежала на спине вот здесь. Правая рука была в воде.

Следователь присел над лужицей. Посмотрел в темную воду, думая о чем-то. Затем зачерпнул в ладони и опустил в них лицо:

- Курить жутко хочется. Лейтенант, ты не куришь?

- Никак нет.

- Досадно. Мои как раз закончились. - Он зачерпнул еще и вытер шею. - Ты говорил, Лёня, что школа у вас здесь есть.

- Была, да закрылась. Деревня не перспективная. Почти одни старики остались. Школу и объединили с районной. Автобус туда два раза в день теперь ходит.

- А давно закрылась?

- Так. Года за четыре до Чернобыля. Да. В восемьдесят втором как раз. Точно.

На опушке показался младший следователь.

- А, Василек!

- Геннадий Викторович, можно без фамильярности?

- Как машина?

- Жить будет. Что у вас здесь?

- Здесь - ничего. Пойдем-ка прогуляемся. - Мужчина набросил пиджак и стал карабкаться на пригорок. - Хочу осмотреться.

- Мне обязательно за вами?

- Нет. Постой с товарищем участковым. Осмотрись. Я быстро.

Юноша склонился над ручьем и вымыл руки.

- Скажите, здесь есть антиобщественные элементы? Например бывшие заключённые или неблагополучные семьи.

Участковый задумался.

- Да пару лет назад посадили бухгалтера в сельсовете. Но он ещё не вышел. А так, чтобы, кто из буйных? Пьют многие. Но это больше от безысходности. Работы нет. Да и каждый пьет втихаря. Самое большее, что может случиться - алкаш жену поколотит.

- А у убитой был кто-нибудь? В деле супруг не значится. Может жених?

- Одна она жила. Ну то есть с родителями. Они до сих пор живут здесь. Дом на окраине - могу вас проводить, когда закончите.

Откуда-то из-за деревьев донесся оклик:

- Эй! Молодежь! Идите-ка сюда!

Когда они взобрались на возвышенность - то не сразу поняли что увидели. Старший следователь висел в воздухе между двумя деревьями. Участковый даже, на всякий случай, протер глаза. Что, впрочем, не помогло.

- Смотрите, что я нашел.

Когда младший следователь с участковым подошли ближе все прояснилось. Между соснами, где левитировал мужчина была мастерски закреплена перекладина, на которой теперь и восседал в двух с половиной метрах от земли старший следователь.

- Ну как вам? Я ещё в форме?

- Вы все ребячитесь, Геннадий Викторович.

- Я её ещё оттуда заприметил. А знаешь, Василёк, о чем нам говорит этот снаряд?

- Перекладина и перекладина. Хотите отпечатки снять?

- Нет. Она говорит, что сюда ходили люди. Задача - выяснить как давно перестали. А в этом нам, надеюсь поможет оно.

Помощник проследил его взгляд. Поодаль в поросшей кустами канаве виднелся выступающий из грунта потемневший от времени бетон. Старший следователь перевернулся назад и ловко спрыгнул со снаряда, приняв позу гимнаста, завершившего программу:

- Але-ап! Ну пойдемте.

Поросшее травой и погребённое под слоем опавшей хвои, это сооружение представляло собой подобие траншеи с пологим спуском на одном из торцов и отвесным бетонным с другой стороны.

- Что это? Какой-то окоп?

- Эх Вася. Ты что, ни разу такое не видел?

- А должен был?

- Это учебный блиндаж. - Лейтенант отряхнул колени и зашагал следом за городскими милиционерами. - Лет десять назад еще использовался. Обучали школьников команде газы, или метанию гранат из укрытия.

- О да! - Геннадий Викторович удовлетворенно пригладил усы. - Гэ-Тэ-О! Помню собирал автомат за шестнадцать секунд.

- А я за тринадцать. - Участковый заработал восхищенный взгляд следователя и тут же покраснел.

- Нет. У нас такого не было. - Вздохнул Вася, пробираясь вслед за старшим своим коллегой сквозь поросшее кустарником сооружение эпохи всеобщей готовности. - Зато нас учили пытать пленных.

От основной траншеи в сторону уходило ответвление, перекрытое бетонной плитой.

- А ну-ка подержите ветки. - Их старший товарищ с трудом продрался сквозь растительность и оказался в темном замкнутом помещении с потолком, едва позволяющим передвигаться гуськом. - Есть чем посветить?

- У меня в коляске есть фонарик.

- Погоди, лейтенант. Обойдемся. Я и забыл, что здесь одни некурящие. - Геннадий Викторович нащупал в кармане зажигалку BIC и со второй попытки стены озарило слабое пламя. Огонек выхватывал со стен послания от прежних обитателей этой пещеры. Значимые для них даты и имена падших женщин. Пол же оказался покрыт мелким белым песком, усеянным разнообразной посудой, в основной из-под дешевого вина.

- Бинго!

- Что с вами, Геннадий Викторович?

- Ничего, Василек. Если так будет понятнее твоей утонченной натуре: Эврика! - Из темноты показалась взъерошенная голова следователя. - Лейтенант, неси фонарик.

Они склонились над разложенной на траве батареей разнокалиберных снарядов, пристально изучая этикетки.

- Что мы хоть ищем?

- Сортируем их по дате розлива.

- Это понятно. Но зачем?

- Лейтенант, скажи пожалуйста: как часто в сельпо привозят товар?

- Раз в неделю.

- Ну что, Вася, еще не дошло?

- С вашими намеками и витиеватостью - вам бы, товарищ следователь, в МИДе работать.

- Ты будешь, удивлен, Вася, но я уже работал там.

Пока его младший коллега удивленно хлопал ртом, старший следователь торжествующе осмотрел разложенные в порядке выпуска пустые Бутылки и повернулся к участковому:

- Напомни-ка, Лёня: какого числа обнаружили тело?

- Пятнадцатого июня.

- Значит ищем на этикетке дату розлива, что ближе всего ко дню, когда обнаружили тело. Но не позже.

Когда они закончили - особняком стояли четыре пустые бутылки: две от "Агдама" и еще три от "Жигулевского".

- Так, пиво отметаем. Это мелкая шпана или барышни. Нам они не интересны. Мужики постарше баловались бы беленькой. А вот портвейн - он в самый раз, чтобы проститься с детством и вступить во взрослую жизнь.

- Ну и что нам с этим делать? Идти в магазин - опрашивать продавщиц: кто у вас покупал шесть лет назад портвейн в такой-то день?

- Нет, Василек. Во-первых не магазин, а Сельпо. Чувствуешь как звучит? Это тебе не бездушный гастроном, где нахамят в очереди за простоквашей и фамилии не спросят. Сельпо - это как элитный клуб, где все друг друга знают. Туда ходят не за продуктами, а за общением. Там тебе и последние сплетни, и прогноз погоды, и отчеты о посевной, а если продавщица особо грудастая - возможна и эротика. В общем бери бутылки и езжай, пока не закрылось. И давай, перекусить возьми чего-нибудь. Обед отменяется.

- Вы будете здесь?

- А меня товарищ участковый подвезет к месту проживания погибшей. Хочу поговорить с ее родными. А потом будем искать где заночевать. Похоже за день мы не управимся.

- Ты Гена, завязывал бы с беленькой. А то не сегодня - завтра окажешься у меня не по работе, а, скажем так, по личному вопросу. - Морщинистое желтоватое, словно пергамент лицо склонилось над раковиной. В зубах у него тлела сигарета без фильтра, а на лбу блестели очки с аккуратной тесемкой, продетой сквозь дужки. Смыкалась она на гладко выбритом затылке с филигранно наклеенным поверх фурункула пластырем.

- Вот давай как-нибудь в другой раз устроим товарищеский суд. Я же к тебе, Петрович. - Начал растягивать слова мужчина, параллельно поправляя расставленных на полке в порядке возрастания фарфоровых слонов. - Так сказать. По рабочему. Моменту. А ты мне печень клюешь!

Окончание фразы прозвучали довольно агрессивно. Патологоанатому даже показалось, что последнего в линейке слона его гость сейчас швырнет прямо в него. Отчего он слегка вздрогнул, когда следователь резко обернулся.

- Давай, чего ты там хотел? Небось по девчонке той?

- По ней, родимой. - Грустно ответил визитер.

- Иди в смотровую. Сейчас привезу. - Он выплюнул окурок и вытер руки о махровое полотенце с дельфинами. - Да. Мальчонке своему. Не знаю - пакет дай что-ли. Мне за уборку помещений не доплачивают. Чтобы не было как в прошлый раз.

Они стояли над белой простыней не меньше десяти секунд, собираясь с мыслями. Первым не выдержал патологоанатом:

- Вы что, свататься пришли? Если не знаете что вам нужно - то я повез ее в холодильник.

- Ладно, Петрович, давай. Вроде отпустило.

Пожилой мужчина снял ткань. Под ней лежало обнаженное тело даже не девушки - девочки лет пятнадцати. Темные длинные волосы спадали на стол, а лицо застыло, полное умиротворения, словно сейчас она видела какой-то чудесный сон. Лишь огромный разрез от шеи до паха, грубо сшитый толстой черной нитью, напоминал о печальной действительности.

- Совсем ребенок.

- Давай без сантиментов. Что будем искать? - Мужчина повязал фартук и пригладил редкие седые волосы.

- Давай-ка, для начала, освежим в памяти отчет.

Судмедэксперт вздохнул и достал папку из металлического шкафа. Пролистал несколько страниц:

- На теле обнаружены прижизненные повреждения гортани носовой перегородки, а также многочисленные повреждения мягких тканей в районе грудной клетки, брюшины и предплечий. Смерть наступила в результате механической асфиксии, о чем свидетельствует перелом подвздошной кости. Следы на спине и лодыжках нанесены посмертно, очевидно в результате перемещения тела.

Он захлопнул папку:

- С твоего позволения, Гена, я опущу подробности изнасилования.

Следователь склонился над лицом девушки:

- А что ты говорил насчет следов на лице.

- Он ее саданул чем-то. Отсюда и перелом перегородки.

- Что-то конкретное сказать можешь? Ну, форма или материал?

Патологоанатом подошел ближе и включил операционный светильник:

- Видишь отметину между бровей? Это все тот же удар. При этом следов ни на глазницах, ни на скулах, ни на висках нет. То есть предмет должен был быть достаточно широким но не плоским. Скорее выпуклым. А удар, что характерно, наносился не наотмашь, а прямо перед собой.

- А она могла, скажем, обо что-то удариться при падении?

- Я не прорицатель, Гена. Что вижу - то пою.

- Что насчет материала?

- В ранах найдены следы мелкого абразива. На основе оксида хрома.

- Говори понятнее.

- Больше всего похоже на какую-нибудь притирочную пасту. Наподобие ГОИ. Опять же, в составе присутствуют вкрапления латуни.

- Все это не плохо, но ничего по-сути не даст. Биологический материал уже нашли?

- Да. В избытке. Наш приятель не очень чистоплотен. Группа АВ, резус отрицательный. Но ты сам понимаешь: бывают и исключения в тождественности резуса семени и крови.

- Уже хоть что-то. Вы с личными вещами уже закончили? Могу забрать из вещдоков?

- Да. В ящике на подоконнике.

- Василек, ты в порядке? - Его спутник все еще стоял над телом, не сводя глаз с девушки. - Ну полно - матушка твоя с меня шкуру спустит за растление. Бери коробку, вуайерист, и раскладывай.

На столе лежали синие туфли-лодочки, белые короткие носки. Белая блузка в мелкие полосы цветочного орнамента и черная, гармошкой, юбка до колена. Отдельно в прозрачном пакете - нижнее белье. Крохотная кожаная сумочка была вывернута наизнанку. Вокруг нее лежало содержимое. Потертый футляр помады, зеркальце, тени для глаз и тушь. Расческа, ключи. Календарик с двумя спаниелями. Растаявшее мятное драже в пакетике.

- Юбка интересная. Как гармошка.

- Не гармошка, Геннадий Викторович, а “Гофре”.

- Знаток?

- Мама работает в ателье.

- Понятно. Петрович, а украшения где?

- Так не было их, Гена. Видишь - Он подошел к телу и откинул волосы. - Даже уши не проколоты.

- Странно. В ее-то возрасте.

- Ничего странного. Просто хорошая девочка.

- В отчете сказано, что на ней был браслет.

- Была тесемка с бисером. Посмотри на дне коробки.

Следователь отогнул сгиб внутри картонного ящика и оттуда выпала тонкая нитка бисера зеленого цвета.

- Мда. Улика ни к черту. За что же тут зацепиться? А, Петрович!?

- Чего разорался? Ни татуировок на пальцах, ни клейма с адресом. Ты удивлен?

- Не удивлен. - Следователь присел на подоконник. - Но надеялся, все же, на чудо.

Вася сидел на стуле перед разложенным девичьим богатство и крутил в руках какую-то мелочь:

- Странные эти женские сумочки. Чего только в них нет. Даже мыло.

- Эх, студент. - Петрович подкурил две сигареты и протянул одну следователю. - Нам бы с твоим наставником рассказать тебе о женских странностях. Уж мы-то повидали всякой бабской придури. Особенно он. Жаль оказия не та.

- И пахнет, смолой.

- Что ты сказал?

- Пахнет, говорю, это мыло как от паяльника.

- А ну-ка дай его сюда, Вася. - Он спрыгнул с подоконника, выхватил крохотный янтарный кубик из пальцев коллеги и поднес к носу. - Это канифоль! Петрович, ты мне ничего не хочешь сказать?

- Что например? Ну вот розетку починить нужно. Искрит уже месяц.

- Ах ты ж сукин сын! - Следователь осторожно взял патологоанатома за воротник и, словно в танце, пробаражировал с ним к изголовью стола. - А ну-ка посмотри ей в лицо.

- Гена, ты совсем допился? Может дать нашатырю? - Врач освободился и надел очки.

- Нюхай! - Следователь сунул ему под нос янтарный кубик.

- Убери. Пахнет как в церкви.

- А теперь смотри на нее.

- И что я должен уви… Твою мать! - Петрович обхватил руками лицо покойной и пару раз повернул его из стороны в сторону. - Гена, твою ж мать!

- Что происходит? - Вася поднялся со стула, недоуменно наблюдая за происходящим.

- Канифоль в сумочке. Ассиметричная левая сторона подбородка. Она скрипачка, Вася. Ближайшая музыкальная школа?

- На Гоголя. Рядом с местом, где нашли труп. - Он уже выбегал из смотровой. - Жду в машине!

В коридорах музыкальной школы было светло и тихо. Они шли за пожилой низенькой женщиной с непропорционально высокой прической. Навстречу прошел пухлый карапуз с огромной тубой в руках:

- Здрасьте, Полина Терентьевна!

- Здравстуй, Витенька.

Следователям пришлось прижаться к стене, чтобы разминуться с юным музыкантом.

- Какие нынче юные служители Эвтерпы. - Высокопарно произнес старший следователь. Сопровождавшая их директриса удивленно, но не теряя достоинства приподняла бровь.

- Прошу вас. Она открыла дверь и гости проследовали за ней. - Анна Петровна, к вам из милиции.

Младший следователь держал на руках, соскользнувшую со стула женщину. Ее тонкая, болезненно-худая фигура, повисла почти у самого пола, пока ее приводила в чувства директриса. Когда она вновь открыла глаза и отпила предложенной ей Геннадием Викторовичем воды - попросила вновь показать ей снимок.

- Да. Это Ниночка. Ее родители звонили мне вечером два дня назад.

- В котором часу она покинула школу?

- Занятия закончились в семь.

- Ничего странного не заметили? Может ее кто-то провожал?

- Она всегда шла домой сама. Через территорию завода. Говорила: так ближе. Она жила где-то на Героев Обороны.

- Да уж. Лучше маршрута не придумаешь. - Следователь подошел к пианино, стоявшему у окна второго этажа. Откинул крышку и наиграл одним пальцем “Собачий вальс”. Грозди сирени за окном тянули ветви к земле. - Будет дождь. Поехали, Вася, отвезем плохие вести.

В машине они сидели молча. Старенькая хрущевка с покосившейся дверью в парадную пряталась в тени тополей. Ее шершавые, выкрашенные в ядовито-зеленый цвет стены и запах кошачьей мочи на лестнице - вызывали тошноту. Но хуже было от того, что мир одной отдельной семьи только что рухнул на глазах двоих посторонних людей. Пока они виновато сверлили глазами носки своих туфель - побледневшее лицо женщины, на глазах состарившееся лет на двадцать, медленно сползало по стене на пол. Мужчина, скрип зубов, которого в эту секунду, кажется не слышал только мертвый, придерживал ее за плечи. Их жизни, вдруг обесценились. Стали чем-то, что не имело значения ни до, ни после.

- Геннадий Викторович, я тут на днях книжку одну буржуйскую читал. Вы знаете, что они там у себя применяют за методы?

- Ну, кое-что слышал. - Следователь ослабил галстук и сидел на пассажирском сидении, глядя сквозь окно куда-то в обшарпанную стену гастронома. Полустертая надпись “Бакалея” и трафаретные консервы в узком окне выше выщербленного желтого кирпича. Внизу вход в цокольный этаж. Вывеска “Прием посуды.” Все как в жизни. Высший класс в бакалее, нищие в норах. А между ними тонкая грань грязного пола с битой плиткой.

- Слышали про психологический портрет преступника?

- Что-то краем уха…

- Я подумал, а что если нам навестить местных специалистов. Тем более в Союзе уже были прецеденты.

- Это каких таких специалистов ты решил навестить?

- Да здесь недалеко.

В психоневрологическом диспансере на улице Мицкевича царила тишина. Лишь где-то в закоулках наполненных светом коридоров шаркала шваброй уборщица. Старший следователь постучал в стекло, отделявшее задремавшую веснушчатую девушку в регистратуре от внешнего мира.

- Здрасьте!

- Вы на водительское или профосмотр?

- Ни то, ни другое. - Мужчина прислонил к стеклу удостоверение.

Девушка уставилась на него с открытым ртом. Милиционер повел корочкой сначала в одну сторону, после в другую. Провожавшее эти странные движения поворотом головы создание, вдруг очнулось и, посмотрело прямо в глаза посетителю:

- Я сейчас.

Спустя минуту она привела хмурую полную женщину с огромной бородавкой на подбородке.

- Ну, где он?

- Я здесь, красавицы!

- Что нужно, гражданин? - Совсем эта женщина не походила на врача. Скорее на жену мясника, способную одной рукой держать за рога быка, а другой мужа.

- Милая, мне бы телефончик твой и расписание, когда родителей дома нет.

- Шутник?

- Испытываю слабость к женщинам в белых халатах.

- Так что нужно?

- Хотел проконсультироваться по поводу одного расстройства.

- Под себя ходишь или что похуже? - Молодая медсестра рядом хихикнула и тут же прикрыла рот ладошками.

- Похуже.

Она окинула взглядом следователя:

- Ну пойдем, раз все так плохо.

- Убивец значит? - женщина сидела за столом и, надвинув на кончик носа очки, листала черно-белую распечатку с названием “Mental health news”. - Где-то здесь, кажется было. А, вот. Методы составления психологические портретов и их применение в работе Федерального Бюро Расследований.

Женщина протянула раскрытую книгу следователю. Мужчина подошел к окну. Пролистал несколько страниц.

- Занимательное чтиво. Скажите, а у нас в городе есть специалисты в этом?

- Помнится один мой коллега питал симпатию к данному вопросу.

- Золотце, не могли бы вы сказать мне, как его найти?

- Сказать не скажу. А вашу просьбу ему передам. Захочет - сам позвонит

Следователь улыбнулся и захлопнул книгу.

- Можно ее одолжить?

Женщина с громким хлопком положила на стол стопку дел и зло улыбнулась:

- Под расписку, золотце.

Когда Геннадий Викторович вышел на улицу - уже смеркалось. Он сел в машину.

- Ну что? Выкладывайте.

- Держи. - Он протянул своему младшему коллеге подшивку. - Изучи на досуге.

- Понял. Вас домой?

- Домой, Вася. Еще один день насмарку.

- Смотрите на это по-другому. - Молодой человек повернул ключ в замке. - Считайте, мы стали на день ближе к раскрытию дела.

- Надеюсь, Василек. Надеюсь.

Старая двушка в двухэтажном послевоенном доме с высокими потолками жила тишиной и запахом нафталина. Есть такие квартиры, в которых нет души даже при хозяевах. Все в них какое-то временное, что ли. Не-то по моде, не-то из практических соображений. Одним словом - не квартира, а гостиница. Там и хозяином себя не чувствуешь. Просыпаешься, и сразу как-то неуютно. Будто сейчас попросят выселиться. А бывают квартиры, в которых даже после долгого запустения чувствуется история. Казалось бы: хозяева давно уж канули в лету, а переступишь порог, и словно входишь сквозь воду в другой мир. Мимо проносится, сбивая с ног, карапуз на трехколесном ободранном велосипеде, ворчит хозяйка с горой пустых банок в руках. И верно: нечего стоять на пути - грушевое варенье на плите уже вскипело. В дальней комнате сидит в продавленном кресле хозяин, закинув ногу за ногу - читает “Советский Спорт”. Снова клятые канадцы бросили нам вызов. А за окном распускается куст сирени. Отовсюду веет жизнью. Она сочится из кухни в тонком аромате будущих зимних деликатесов, с папиросным дымом, с запахом свежей газеты. С замоченным в зеленом эмалированном тазике с натертым хозяйственным мылом белье. В куске гудрона, в детской руке. Переступив порог, мужчина снял обувь и глубоко вдохнул знакомый воздух.

- Я дома.

Заварив в граненом стакане чай с доброй столовой ложкой рафинада, старший следователь Ленинского РОВД облокотился на низкий подоконник, притаившегося в кустах сирени окна. Затаил дыхание, и вслушиваясь в слова, что вырывались из недавно прорезавшегося юношеского горла.

А помнишь школу, первый поцелуй?

Я имя твое в парке вырезал.

Стихи тебе писал и на углу встречал.

Что будет с нами я тогда не знал.

А дальше закружило, понесло.

Меня в Афган - тебя в валютный бар.

В меня стрелял душман, а ты свой Божий дар

Сменила на ночное ремесло.

Путана, путана, путана!

Ночная бабочка, ну кто же виноват?

Путана, путана, путана!

Огни отелей так заманчиво горят.

И я уже не тот, что был вчера.

Я в эту жизнь так просто не впишусь.

Как много я друзей по жизни растерял.

Мне кажется, что сам себе я снюсь.

Путана, путана, путана!

Ночная бабочка, ну кто же виноват?

Путана, путана, путана!

Огни отелей так заманчиво горят...

- Жень, а кто такая “пу-та-на”? - Раздался звонкий мальчишеский голос, когда стихли струны видавшей виды гитары.

Затем послышался шлепок и уверенный ответ поставленным женским сопрано:

- Я те дам путану! А ну бегом домой! - Слышно было, как сандали обиженно зашлепали по дорожке. - Ишь чего удумал! Соплякам “такое” петь!

- Извините, тетя Люба.

- Извиняется он. Я вот твоей матери завтра расскажу чему ты тут их учишь. Постыдился бы.

Где-то сверху с грохотом ведра гвоздей упало что-то тяжелое. Потом тишину майского вечера разорвал женский крик и снова грохот. Слышно было очень хорошо - перекрытия в послевоенных домах, строившихся плененными врагами - вещь довольно условная. И оттого, хотя и стыдно это признавать, добрососедство было повсеместным. Ведь секретов между соседями не было. К истеричному женскому крику добавился мужской, похожий больше на рычание, баритон. Не было нужды различать текст - интонация вполне давала представить, что происходило квартирой выше. Следователь вступил в потертые войлочные тапочки и вышел на площадку.

В подъезде пахло хлоркой и дешевым табаком. Измазанная чем-то лампа в пролете между этажами отсвечивала красно-оранжевым, погружающим в кататонический ступор светом. Облепленная роящейся мошкарой, она размазывала, пятна реальности по сюрреалистичной сути этого странного места. На потрескавшейся краске перед дверью шумных соседей красовалась процарапанная до штукатурки надпись “Все пройдет”. Первой мыслью было “Надо же. Все не так плохо. Цитируют великих людей.” Но подняв голову, он рассмотрел над дверью выведенный горящими спичками по побелке круг с тремя зубцами и точкой внутри. И вздохнул. За дверью вновь послышались крики и звук падающих предметов. Звонок оказался оборван и мужчина стал стучать. Между ударами в липкую обивку он вслушивался в тишину, воцарившуюся по ту сторону. На четвертую или пятую серию ударов хозяева все же решили проявить себя. Дверь открыли не сразу. За ней долго спорили, но уже тише. Потом кто-то несмело провернул в скважине ключ и щель в рассохшемся проеме пролилась в подъезд светом.

- Кто? - Это была женщина. Хотя голос хрипел на той грани, которая отделяет ломающийся юношеский фальцет и тембр женщины, повидавшей самое глубокое дно здешнего водоема.

- Сосед снизу.

- Рыжий что-ли? Чего тебе?

- Какой еще к лешему рыжий? Я из третьей квартиры. Открывай.

- Ща-а-ас! Разбежался. - Пьяный женский голос попробовал скрыться, захлопнув перед непрошенным гостем дверь, но помешала его нога.

- Вале-е-ера-а-а! - Взревела отдаленно напоминавшее женщину существо.

На звук этой сирены послышались грузные шаги в прихожей и свет в проеме что-то заслонило.

- Ты что, козел, совсем охре… - Распахивая дверь, хозяин никак не ожидал получить удар рукояткой ПМ. Вся его масса в растянутом трико и тельняшке пограничника опустилась на грязный пол. Глаза обрюзгшем небритом лице уже закатывались, а рот все еще что-то бормотал. Женщина заломила руки и стала кричать, словно ее резали по живому.

Милиционер спокойно прошел по длинному коридору и заглянул в комнатку три на пять метров с окном без штор.

- Даша. Ты здесь? - В ответ на его голос в темноте за спинкой подпертой кирпичом кровати - что-то зашевелилось. Мужчина пощелкал выключателем, но света не было. Тогда он снял, накинуты на плечи пиджак и присел.

- Иди сюда. Не бойся. Это дядя Гена. - На его голос робко высунуло личико крохотное создание. На ней была какая-то растянутая грязная майка, а ладошка сжимала ухо плюшевого слона. Она подбежала к мужчине и прижалась к нему. - Ну не бойся. Не бойся. Тебя никто больше не тронет.

Он закутал ребенка в свой пиджак и взял на руки. В прихожей тем временем стало людно. Невесть откуда взявшиеся собутыльники хозяина квартиры, приводили его в чувства, а на площадку уже выглядывали из-за своих дверей любопытные соседи.

Когда к дому подъехал милицейский уазик, следователь молча курил у подъезда на лавочке. Участковый вздохнул и присел рядом.

- Геннадий Викторович, вы опять за свое?

- Закуришь, Жора? - Он протянул пачку Космоса участковому. Тот достал сигарету и прикурил от догоравшего окурка своего собеседника.

- Где ребенок?

- Спит на диване.

- Вы не мальчик, чтобы я вас отчитывал. Тем более вы меня знаете, когда мне столько же, сколько ей было. Вы понимаете, что времена меняются? И если вчера достаточно было одного слова “участковый”, чтобы вся эта шушара забилась под шконку. То сегодня хватит одной жалобы в прокуратуру и слетят и погоны и головы.

Следователь удивленно посмотрел на парня с легкой порослью под носом и наспех натянутым мимо воротника галстуком:

- Жора? Откуда в вашем лексиконе “шконка”?

Повисла пауза. А потом они оба громко рассмеялись.

- Я пришлю кого-нибудь из детской комнаты милиции утром. Сейчас пусть выспится. А вы больше не светите оружием. Мы договорились?

- Договорились, товарищ лейтенант.

Шум стих. Вчерашние дети разбрелись по домам. И в воздухе, к сладкому аромату цветущей сливы, добавилось мелодичное стрекотание сверчков. Девочка спала под пледом, обняв своего слона. Чай в граненом стакане давно остыл. Часы с кукушкой пробили два часа ночи четверть часа назад, а он все стоял у открытого окна и молча курил. В родительском доме все было каким-то чужим. Наверное дом, все же там, где тебя ждут. А в этих пустых стенах не осталось никого. Только пыльные тени прошлого. Здесь жизнь дарила счастье мальчишке, ночи на пролет зачитывавшемуся Скоттом и Дюма из отцовской библиотеки. Делившему мир на чёрное и белое. Мечтавшему о подвигах во имя… В чье имя? Как же её звали? Первая любовь. Это время, вернуться в которое стоит любых сокровищ мира. Оно все так же исчезает за поворотом, просыпается песком сквозь раскрытые ладони, убегает тем быстрее, чем быстрее ты за ним мчишься. Где они - те кто был с ним в той жизни? Многих он больше так и не встретил.

Несильный порыв ветра качнул ветви сирени. Воздух вдруг показался влажным и густым - как перед грозой. Мужчина затушил сигарету и собирался было закрыть окно, как вдруг его внимание привлек весьма необычный для ночного города звук.

Геннадий Викторович выскочил из подъезда, глотая ртом, ставший внезапно плотным, воздух. Стук копыт эхом тонул в стенах двора. Неторопливая поступь давила. Каждый удар отдавался в груди горечью и болью. Казалось вдалеке скользнула по выщербленному кирпичу старой стены тень. Мужчина бросился в арку между домами, выбежал на пустую дорогу озираясь по сторонам и внезапно схватился за сердце. Боль сдавила грудь. Он хотел вздохнуть, но вдох только усиливал боль. В глазах внезапно потемнело и тихая майская ночь навалилась откуда-то сверху. Бесшумная, словно сова. А вдали, на западе, где небо было особенно черным, мерцали зарницы.

Пожилой мужчина с редкими седыми волосами и такими же выцветшими усами уже около часа шагал под моросящим холодным ноябрьским дождем по лесу. Еле заметная тропа уходила вглубь чащи, петляя среди деревьев. То исчезая, то снова появляясь. Его ботинки хлюпали, вбирая черную грязь размытой дождем земли. Пальцы на ногах замерзли и почти не чувствовались. Огибая буреломы и топи он погружался в само черное сердце леса. На лице этого человека, испещренном бороздами морщин не было ни усталости, ни страха, ни единой эмоции. Ровно ничего, что могло рассказать о происходившем сейчас у него внутри. Он просто шел вперед, туда, куда ему указывал упертый в спину ствол охотничьего ружья.

За спиной прозвучал хриплый голос:

- Здесь? - Мужчина остановился.

- Да.

Под ноги ему со звоном упало что-то металлическое.

- Копай. - Он глубоко вздохнул, посмотрев ввысь. В серой дымке предрассветного неба угадывались признаки погожего дня. День будет солнечным - но уже для кого-то другого.

1 мая 1990г.

Юноша неопределенного возраста с подбитым глазом и разорванной левой штаниной брел, озираясь по сторонам, по узкому, с высокими потолками коридору, болотного цвета. Он нес под мышкой свернутый вокруг древка транспарант, а в руке у него болталась авоська с половиной чёрного хлеба и банкой бычков в томате. В коридоре пахло свежей краской и сыростью. Он то и дело рассматривал таблички на дверях, но, видимо, не найдя нужную - продолжал свой путь. Рассмотрев подслеповатыми глазами очередную надпись он обернулся и едва не налетел на мужчину. На вид тому было чуть больше сорока, в дорогом костюме, но, тем не менее, в весьма неопрятном виде. Щетина, легкая помятость брюк и засаленные рукава сорочки - выдавали в нем человека, практикующего не-то отшельнический, не-то холостяцкий образ жизни, что, впрочем немногим отличалось. Столкнувшись лицом к лицу они на мгновение застыли, словно два кота, напрягши спины перед дракой. Но, принюхавшись, и уловив знакомые нотки в дыхании друг друга - несколько расслабились. Мужчина постарше даже изобразил улыбку.

- Чем интересуетесь, товарищ?

- Мне нужен... - Он достал из кармана не глаженых брюк клочок бумаги. - Капитан Козулин. Я хочу подать заявление.

- По поводу этого? - Мужчина, тяжело дыша, видимо некоторая округлость живота не шла ему на пользу, указал пальцем на подтек под глазом заявителя.

Тот дотронулся ладонью до лица и на секунду задумался:

- Да... То есть нет... Не только.

- Вам на первый этаж.

- Спасибо. - Он уже было пошел дальше, но внезапно обернулся, лукаво подмигнув. - Так может "это"?

- Что "это"?

- Ну, "того". Раз уж вы тоже?

- Что "тоже"?

Искатель справедливости извлек из глубины кармана брюк полбутылки "Пшеничной".

- Ну "это". Подлечиться не желаете? - Заговорщицки сделал он жест головой в одном ему известном направлении.

Мужчина в тройке сделал несколько танцующих шагов в направлении самаритянина и крепко схватил бутылку:

- Как вам не стыдно, гражданин? Предлагать такое человеку при исполнении. - При этих словах улыбка с лица гражданина сползла словно ее и не было. Он, скорее на всякий случай, чем действительно веря в свои силы, предпринял робкую попытку освободить имущество, но оценив мизерность шансов - резонно ретировался.

Мужчина в костюме постоял, проводив его взглядом и откупорив полиэтиленовую пробку (явно не от этой бутылки) - махом опустошил ее содержимое, вытерев рукавом густые черные усы с едва проступающей сединой.

Открыв ключом замок своего небольшого кабинета, который впрочем он делил с ещё одним постояльцем - он переступил порог и остановился. Сквозь достававшие до окон второго этажа РОВД Ленинского района ветви каштана, пробивалось майское солнце. От нагретой пыльной решетки поднимались и парили в потоках теплого воздуха пылинки. А чуть ниже, подсвеченный солнечной дорожкой, торчал белобрысый хохолок.

- Василек, ты что: ночевал здесь?

На столе у окна, зарывшись с головой в бумаги и папки - спал юноша лет двадцати пяти.

- А? - Взъерошенная голова преподнялась и недоуменно осмотрелась. - Который час?

- Детское время. Спи. - мужчина отодвинул стул, снял и повесил пиджак.

- Геннадий Викторович, я серьезно - я документы взял в архиве под честное слово. С меня же спросят. Я в десять пообещал вернуть.

- Можешь поспать - еще только половина девятого. - он присел на край стола. - ну так что, Пинкертон, нарыл что-нибудь?

Парень нашарил рукой свои очки. Затем стал судорожно что-то искать. Он был похож на средневекового монаха-писаря, полжизни проведшего в келье за переписыванием древних манускриптов.

- Вот! С 1984 по 1990 в области пропало без вести двенадцать человек. Из них пять женщин от 19 до сорока трёх. Трое из них погибли по естественным причинам и были впоследствии найдены. Одна была убита сожителем. И ещё одна. Секундочку. А вот: Алена Малец 69-го года рождения не найдена по настоящее время.

- Кроме статистики что-то нашёл?

- Обижаете, Геннадий Викторович. Пропавшая - дочь директора деревообрабатывающего комбината в районном центре. Семья - не последние люди. Дело особо не афишировалось. Боялись, что последует требование выкупа.

- И что? Последовало?

- Нет. Никто так и не связался с ее родными. И сама она как в воду канула. Есть только отрывочные показания свидетелей о том, что её видели в день исчезновения в соседнем селе. И все.

- Ясно. Ясно, что ничего у нас нет. Может хоть комитетчикам повезёт.

- Да какой там! Я вчера вечером виделся с дружком. Сережка Шинаускис. Помните может? Он у нас года полтора назад стажировался. В комитете теперь. Говорит, что начальство рвет и мечет. Даже группу из столицы прислали. А подвижек ноль.

Старший следователь задумчиво провел ладонью по двухдневной щетине:

- У тебя права с собой?

- Угу.

- Поехали. - Он бросил юноше ключи и снял со спинки стула пиджак. - Нужно проветриться.

В городском парке, несмотря на выходной день было необычно пусто. Раннее утро не располагало горожан, еще вчера трудившихся на производстве, к прогулкам. Здесь, в тени плакучих ив, у озера - спряталось небольшое кафе. Сонная полная буфетчица, в окошке быстрого обслуживания, лениво помешивала остывающий чай и зевала. На выщербленном тротуарном камне грелся в лучах майского солнца кот, одним глазом наблюдая за стайкой взъерошенных воробьев, шумно общающихся в пыли рядом с ним.

- Геннадий Викторович, вам что взять?

- Возьми чебурек и кофе. И себе возьми чебурек. Не пожалеешь здесь их готовят по-особому.

Старший следователь тем временем перебирал стопку бумаг, которые его коллега отметил, как наиболее важные.Солнце потихоньку припекало, а блики на воде небольшого озерца, притаившегося в дальнем углу старого парка, словно заигрывая, то и дело слепили уставшие, воспаленные глаза. Пересев спиной к воде следователь стал изучать один за другим документы. “Списки освобожденных из мест заключения за год до похищения по Остромечевскому району” - “А Гаврик-то не плох. ” - про себя отметил он. “Лица, привлекавшиеся к административной ответственности по статье “Хулиганство”. “Граждане состоящие на учете в психо-неврологических диспансерах.” - “Совсем не плох”.

- Геннадий Викторович. - Послышалось за спиной. - Я себе взял со свининой. Хотел и вам взять, но мужчина на раздаче сказал, что вы любите с бараниной.

- Хах! Жорик! Старый пират. Еще работает. Садись быстрее - и давай сюда блокнот.

- А что за “Жорик”?

- Старый осетин. Работал на “Совтрансавто” лет двенадцать назад. Как-то попался на контрабанде видеомагнитофонов из Польши под видом вьетнамских тапок. Прокурор пробовал на него еще и организацию трафика повесить, но наши посмотрели, что обычный мужик, которому просто не подфартило. Да еще и по новенькому Panasonic VHS перепало - не все, видать, нашли. За него похлопотали - так что лишнего не получил. Отсидел год, а потом решил здесь остаться. Да еще и семью перевез. Говорит, что на родине боится теперь жить - те конфискованные “видаки” хозяин на него повесил, а еще и проценты требует. Вот и остался здесь.

- Это что - значит он вам взятку дал?

- Зачем “взятку”? Просто отблагодарил.

- Хороша благодарность.

- Не суди, Василек, да не судим будешь. - Геннадий Викторович щедро сыпанул из сахарницы в свой стакан и, позвякивая ложечкой, продолжил листать дела.

- Геннадий Викторович, я вот что думаю…

- Да?

- Будь сейчас не девяностый, а, скажем, пятьдесят третий - таких как вы бы… - Старший следователь поднял глаза и пристально посмотрел на юношу.

- Ну что же ты? Договаривай, раз начал. Таких как я бы… - Он жестом предложил собеседнику продолжить фразу. Назвали вредителем? Отправили валить лес? Поставили к стенке?

Повисла пауза.

- Я, Вася, на лавры праведника не претендую, но и возможность упускать не стану. - Прошипел следователь. - Что лично тебе дала твоя страна?

Юноша не задумываясь отчеканил:

- Бесплатное образование - раз. Бесплатную медицину - два. Бесплатное жилье - три. Жизнь в социальном равенстве - четыре…

- Ты не злись. А то, вон, щеки уже кровью налились. Лучше подумай: а что она взяла взамен?

- Вы про службу в армии?

- Я про отсутствие выбора. Ты, Вася, мог бы сейчас не пылью в кабинете дышать, а рисовать картины или писать книги. И в любой другой стране тебя бы не называли за это тунеядцем. А захотел бы пойти в торговлю - тебя бы не называли спекулянтом и не дали бы год с конфискацией за пару паршивых индийских джинсов. Выбор, Василёк - это то, что у человека нельзя отнимать.

- Я на своём месте. А если захочу заняться коммерцией - пристрелите меня. - он опустил голову, упершись глазами в стакан с какао.

Геннадий Викторович молча смотрел на Васю.

- Эх, Вася-Василек. - Прервал он повисшую тишину. - Ну ладно. К чертям собачьим этот чебурек. Весь аппетит пропал. Давай лучше: рассказывай все, что нарыл.

- Вам закусить не помешает - от вас разит за километр. - Произнес юноша мрачно.

- Спасибо на добром слове. Ну так что там у тебя?

- Вы уже просмотрели с большего?

- Да, просмотрел. Ты обратил внимание, что одна из пропавших женщин, которую якобы нашли умершей по естественным причинам, имела на теле следы, схожие с теми, что на обеих наших девочках?

- Это которая?

- Зинаида Ващук.

- Ссадины на лодыжках и кровоизлияние в левом глазном яблоке?

- Она.

- Я читал. Дело закрыто. Она умерла от приступа эпилепсии. Травмы получила во время спазмов.

- Разве были свидетели?

- Вы же сами читали, зачем спрашиваете?

- Не бойся - не проверяю. Просто хочу, чтобы ты проследил ход моих мыслей.

- Ее нашли грибники спустя четверо суток после пропажи. В сотне метров от железной дороги в лесопосадке.

- Хорошо. Вот смотри: откуда у неё ссадины на ногах? Ну допустим у неё и правда случился припадок, а рядом кто-то оказался. Чтобы ты стал делать на месте очевидца?

- Все по учебнику: зафиксировать голову и руки, разжать зубы.

- Так бы сделало и большинство не подготовленных людей. И с большой долей вероятности человек бы погиб. А знаешь как было на самом деле? - Следователь развернул папку с фотографиями. - Во время спазмов ее перевернули на бок, о чем говорит лужица рвоты возле тела. Но не просто перевернули - а придерживали голову, так как на лице погибшей не было следов рвотных масс. Какие выводы можно сделать из этого? Ну-ка, Василек, покажи чему я тебя научил?

- Рядом с ней было как минимум двое.

- Браво! И не просто двое. Как минимум один из них имел специальную подготовку и знал, как правильно оказывать первую помощь. К тому же, удерживая ее голову, человек находившийся с ней никак не мог придерживать и ноги. А следы ссадин не появились бы на лодыжках, лежи она на спине со свободными конечностями. Второй ее держал, вот и отметины на лодыжках.

- Но на теле не нашли никаких следов насилия.

- Не там искали. Видишь ли, Вася, субконъюктивальное кровоизлияние в глазу потерпевшей, которое криминалисты… Тьфу! Да какие там криминалисты? Фельдшер, из райцентра, принял за последствия рвотных спазмов во время приступа - на самом деле последствия того, что девушка задохнулась. И если учесть отсутствие странгуляционной борозды или следов рук на горле жертвы, то я предположу, что ей закрыли лицо либо ладонью, либо чем-то, что лишило ее возможности дышать.

- Но зачем ее было спасать, чтобы потом убить? Геннадий Викторович, у вас что-то не сходится.

- Не знаю, Вася. Может запаниковал наш душегуб, а может только набивал руку, вопрос в другом: местный он или нет?

- Там население тысяча триста человек. Плюс соседние деревни и хутора - ещё около трёх тысяч. Кого искать?

- Искать, Вася, врача или фельдшера. И начинать нужно с того, что оказался неподалеку. - Он повернулся на шум. По центральной аллее в парк втекал поток митингующих. Одни с флагами, иные с гигантскими надувными шарами в рост взрослого человека. Поток заполнял окрестные лавочки, разбиваясь на парт ячейки, собираясь тесными кольцами вокруг негласных лидеров. Те в свою очередь оглашали свою политическую программу, давая возможность каждому вкусить ее из пластикового складного стаканчика. К слову сказать, многие демонстранты шли с детьми и, простым радостям пролетариата, предпочитали семейную прогулку по тенистым аллеям в молодой листве.

- Ну что? Доедай свой чебурек и поехали.

- Куда?

- А куда обычно люди едут после завтрака?

- ?

- Правильно. В морг.