Grey1123

Всем привет! Написал небольшую историю в качестве бонуса к визуальной новелле "Dissolving" и решил опубликовать её отдельным постом.

Игорь в спешке перебирал вещи, отбрасывая аккуратные стопочки фотографий и выцветшие коммунальные счета. Всё без сожалений отправлялись на пол. Его руки лихорадочно забирались в ящик стола всё глубже и глубже. Наконец его пальцы коснулись чего-то холодного. Кнопочный телефон.

Почти десять лет он не брал “звонилку” в руки, реликт ушедшей эпохи, но по наитию помнил, как с ней обращаться. Он сел на пол, дрожащими руками установил безымянную симку и включил телефон в сеть. “Включается целую вечность, пару минут”. Дрожь не проходила. Сказывалось напряжение недели почти без сна. И абсурдная навязчивая идея, подпитанная бессонницей, тревогой, алкоголем. Идея о том, что через сеть можно связаться с мертвецами.

Он не поверил бы в такую чушь, если бы не миловидная девчонка, которую когда-то звали Леной. Её лицо он в последний раз видел на похоронах и без фоток в социалках давно бы забыл. Она умерла уже давно, но Игорь никак не мог успокоиться. Он посещал психотерапевта, он лечился, он пил. Иногда ему удавалось забыться, пожить какое-то время по-человечески, попытаться найти новые отношения, отложить стакан.Но потом всё повторялось: случайно замеченная фотография в соцсети - и бутылка коньяка, пьяные сообщения на аккаунт, с которого никто и никогда больше не ответит.Аккаунт, которого не было в сети, аккаунт, который никогда не читал сообщения. До момента, когда очередной пьяной ночью Игорю, в ответ на бесконечные извинения и откровения, прилетело двухсекундное голосовое сообщение.

“Найди меня”.

Ничего больше. Знакомый голос Ленки разрезал его наживую, выпустив наружу всё,что он пытался задавить и побороть месяцами. Воспоминания, слёзы, крик, истерика.Снова десяток сообщений в пустоту, снова никакого ответа. Отказавшись от логики и здравого смысла, от трезвых аргументов разума, он начал искать. Через самых сомнительных людей, через вложения всех своих денег, через закрытые анонимны ефорумы религиозных сект. Спустя неделю, события которой он практически не помнил, ему удалось, наконец, забрать бумажный конверт из тайника. Конверт,который, как утверждал незнакомец в интернете, позволит ему связаться с давно потерянной Леной.Содержимое конверта озадачило. Белая симкарта без опознавательных знаков,странные инструкции, требующие кнопочного телефона с древним мессенджером. Прямо из парка, где Игорь забрал конверт, он направился в квартиру родителей,которые уехали на море, оставив ему ключи и задание поливать цветы. У них-то точно сохранился его старый телефончик с нужной программой. И он ехал с жесточайшим намерением проверить всё прямо сейчас, вновь услышать голос Лены, рассказать ей всё, что не было сказано тогда, незадолго до её смерти. Извиниться, наконец, передней.

Телефон завибрировал и включился.Звук моментально вывел его из оцепенения, отогнал воспоминания и сосредоточил сознание в одной точке. Сильно сжимая телефон, он запустил приложение, ввел длинный, сложный код на цифровой клавиатуре и после пары секунд загрузки увидел старый список контактов, состоящий из нелепых ников возле красных цветочков,которые говорили о том, что абоненты находятся не в сети. “Похожие на кладбищенские гвоздики”, - подумал Игорь. “Брошенное приложение, кто-то ушел в более современные, кто-то перерос сетевое общение, кто-то обрубил старые контакты. Кого-то не стало”.

Он нашел цветочек, принадлежащий Ленкиному нику. Такой же красный, как все остальные. Открыл чат. Последнее сообщение всё еще было здесь. “Не вини себя” -сказал ему мертвый чат. Он вдохнул поглубже и написал новое сообщение.Ответа не последовало. Он провел по лицу рукой. Хотелось кинуть телефон в зеркало,но сил уже не было.

“Не сработало?”

Напряжение в теле резко начало спадать. “Конечно, мертвые не пишут сообщений в аське. Идиот. Отчаявшийся кретин”. Игорь положил его на пол и свернулся рядом,калачиком. Закрыл глаза, почувствовав невыносимую усталость. Начал проваливаться в забытье.
Телефон коротко завибрировал и издал нелепый, позабытый звук, напоминающий о новом сообщении. Игорь схватил трубку и прочитал.

“Привет. Я тоже скучала”.

По щекам Игоря потекли слёзы. Он написал еще сообщение и пропал в теплой волнеу довольствия, которая разлилась по всему телу, приятнее, чем ощущение от выпивки.Всё снова заволок туман воспоминаний, счастья и слёз. Он лежал на полу, писал ей огромные простыни текста, болтал, как в старые-добрые времена, рассказывая, что изменилось за её отсутствие, а она продолжала спрашивать, всё до мельчайших подробностей. О нём, о его семье, работе, об общих друзьях, о том, как изменился мир, начисто игнорируя все его вопросы о ней. “Позже” - писала она - “я отвечу на всё позже, дай мне узнать, как твои дела, любимый”. Он почти вырубался от истощения,но каждое сообщение, каждый её вопрос своей вибрацией воскрешал его, возвращал из небытия

Сообщение летело за сообщением, когда он понял, что силы окончательно покидают его. Он написал простое и давно позабытое:

“Сладких снов”. И потерял сознание.

Игорь пришел в себя в темноте. Было очень холодно, он лежал на полу. Квартиру родителей он узнал не сразу, страх схватил его за горло. Тот самый сорт страха,который наступает, когда человек резко просыпается после кошмара, и не может понять, где находится. Он глубоко вдохнул и осмотрелся. Ощущалось чьего-то присутствия здесь, в темноте. Он попытался встать и только сейчас понял, что телефон прилип к руке.

Ему не оставалось ничего, кроме как вновь открыть чат. Там до сих пор висела переписка с Леной. Цветочек светился красными пикселями.  К горлу опять подступили слёзы. Он написал ей, извинился за то, что уснул. Сел на кровать в ожидании ответа. Воздух сдавливал грудь,голова соображала плохо. За стенами слышались голоса соседей. Слишком громко. Куда громче обычного.

Телефон завибрировал внезапно, невероятно громко, звук заполнил всю комнату,экранчик осветил его лицо. “Спасибо, Игорёк” - написала она. Мне не хватало искренних извинений. Они не вернули меня домой, зато ускорили нашу встречу. Добро пожаловать в Сеть.”

Он в панике подбежал к окну - сплошная чернота, виднелись лишь странные белые нити, уходящие куда-то в небо. Он прислушался к тому, что болтают соседи -бессмысленный язык из символов, нулей и единиц. В мозгу родилась безумная мысль.Игорь попытался выйти в социальную сеть, написать кому-нибудь из друзей. Их список порядком сократился, не было никого, кроме Ленки. Тогда он открыл телефонную книгу. Из контактов остался лишь номер Ленки, бабушки, которая умерла прошлой осенью и Юрки-сослуживца, которого он схоронил в том году.Игорь открыл рот и закричал, но вместо своего голоса услышал лишь звук, похожий на вибрацию телефона. В этом месте не было ни звуков, ни образов. Только бесконечные символы, которые складывались в сетевую реальность.

Первая часть

Вторая часть

Третья часть

IV
Утром следующего дня ребята обсуждали дальнейший путь, завтракая хлебом и вареными яйцами. Ваня говорил торопливо, взволнованно.

-Наставник сказал, что путь должен идти через мост. Но я поднимался на рассвете на тот стеклянный могильник, никакого моста там нет, одна колонна на реке торчит — с грустью сказал Ивашка. — Может, нам через эти твои подземелья пойти? Говорил же, они через весь… город идут.
-Нет! — резко ответил Василий. Никаких подземелий. Заблудимся. К тому же, ты сам слышал вой.

Ване пришлось согласиться. Ночевали они под открытым небом, устроив лагерь на ковре из мягкой быль-травы, слушая её тихие шепоты и смотря на звездное небо. За пару часов до рассвета их разбудил заунывный вой и бормотание, которое словно прошлось под землёй, и набрало полную силу, подойдя к домовинам. После этого мальчики в страхе погасили костер и накрылись одеялами, напряженно вглядываясь в ночь. Уснуть им удалось только к утру.
-Без моста будет тяжко — согласился Ваня. — А лошадка по воде ходить еще не умеет. Он смотрел на реку, искрящуюся майским послеобеденным солнцем. Сегодня было светло, небо было ярко синим и над головой пролетали редкие облачка. Но ветер усиливался и с севера по небу двигался, как ледник, серый циклон. “Интересно, моряков хоронили в реке?” — невольно подумал Ваня, глядя на воду. Неожиданно, оба путника заметили то, что заставило их возбужденно переглянуться.
По реке плыла маленькая лодочка с одним-единственным человеком, одетым в черное, держащим длинный шест.

-За лошадью последи — бросил Василий и побежал вниз по склону, к реке.
Ваня подскочил на месте, взял кобылу под уздцы, и наблюдал, как Василий размахивал руками и что-то кричал черному паромщику, но ветер уносил все слова прочь. Наконец, лодочка начала причаливать к берегу. Только после этого поэт развернулся и пошел назад, к лагерю.
-Нас берут — сказал Василий, уставший, но светившийся от счастья, как майское солнце. Всего за пару монет, паромщик довезет нас за третий круг. Лошадь, правда, придется оставить. А вот нас и гроб он возьмет. Иван с сомнением посмотрел на восторженного друга, который сейчас от радости казался совсем мальчишкой, но согласился. Что еще оставалось делать? Они подвели лошадь к берегу и оставили её с телегой под крышей небольшого склепа. Ивашка организовал большую привязь, чтобы она могла спокойно пастись. Вдвоем с Василием они погрузили последний гроб на лодку. Ваня покосился на паромщика с длинным шестом. Лицо его закрывал капюшон, была видна лишь длинная, черная, с нитками седины, борода. Мальчика передернуло. “Это брат по цеху. У него можно многому поучиться” — успокоил он сам себя.

Мужчина в рясе ничего не сказал им, не открыл лица. Молча принял у Ивашки две монетки, кивнул, и тяжелым движением шеста оттолкнул лодчонку от берега. Мальчишки отправились в путь по реке, текущей по царству Мёртвых.

Погода быстро начала портиться. Небо затянуло серыми тучами, с севера подул ветер, несущий сладковатый запах тлена. Лицо Ивана посерело, он задумчиво смотрел на воду, на сутулого старца с шестом, на возвышающийся вдалеке Третьецерковный храм, огромный и увенчанный звездой. Его беспокоило то, как поэту удалось договориться о перевозе, ведь с ним, с цеховым товарищем, перевозчик так и не заговорил.

Из размышлений Ивана вывел внезапный, далёкий вой, прокатившийся над могильниками и над рекой, звучавший так, словно взвыл раненый лось. Он резко поднял голову и спросил у Василия, какое чудовище может издавать такие звуки, и не могут ли это быть подземники. Ответ пришел с неожиданной стороны

-То Зелёный Путник — низким, глухим голосом ответил старик, не переставая толкать лодочку. — Это поезд, который приезжает в Город каждые несколько месяцев. Он несется по стране, собирая тех, кто не нашел себе места и решил отправиться в последнее паломничество — при жизни или посмертно. Эти бедные души и тела находят себе пристанища в подземных тоннелях. Там они живут и умирают. У каждого большого кладбища есть своё кладбище. Так было, так будет.

Старик снова затих. Ребята посмотрели на него и преглянулись. Паровозный гудок снова раздался вдали и замолк окончательно.
-Так значит, там вниз те, кто ещё не умер, но кого отправили сюда за этим — спросил Ваня?
Паромщик и Вася кивнули одновременно.
Под тихий плеск воды они пересекли руины моста-ворот, который когда-то знаменовал вход на третий, самый маленький круг погоста. Над ними нависло громадное здание Третьей Церкви, одна из башен, разрываюшая небо своей звездой на высоком шпиле.
Здесь, на берегах третьего круга, могильные знаки были высотой почти с самих ребят. Мальчики с трудом пробирались между знаков с тяжелым гробом, внимательно поглядывая в сторону Высотки.
-Я боюсь этого здания. — не стесняясь, сказал Василий. У меня от него мурашки, не меньше, чем от подземки.

Ивашка кивнул. В мутных окнах обиталища смерти ему виделось смутное движение.

-Такой дом могли построить только для Пустых Сестер и прочих немертвых созданий — согласился он. Тем не менее, оно считается благословенным. Мы похороним деревенского голову в некрополе, на который падает тень от Башни. Он должен видеть звезду.
-Никогда не понимал, откуда такие почести покойнику. Его имя же всё равно пожгли. Ляжет рядом с такими же и будет лежать…
Иван задумался в третий раз, пытаясь вспомнить подходящий аргумент из старых учений. У него ничего не вышло, он ответил просто:
-Деревенский голова был строгий и суровый — ответил он. Меня с могильным мастером не любил. — он поставил гроб на пол и вытер лоб. — Я доволен тем, что он останется как можно дальше от нашей деревни.
Василий согласился, и запирая дверь, тихо пропел:

Какая власть у мертвых над живыми?

Оставь им солнце и луну

Покайся, человек Закона
И плыви, плыви ко дну.

Ребята закончили обряд и смотрели, опершись на стену, на гигантскую Высотку. Она, казалось, смотрела в ответ, изучая их тысячей глаз, видя все их мысли, но не предавая значения богохульству, которое они совершали последние дни. День медленно шел к завершению. Иван был доволен проделанной работой. Первый раз отправившись на Великий Погост, он похоронил людей на всех трех кругах, увидел столько, сколько не видел за всю свою жизнь. Подумав об этом, он сказал Василию, что надо возвращаться к паромщику.

-Постой, Иваш. Здесь есть еще одно место, которое я хочу посмотреть. Всего в десяти минутках пешком. Хочу убедиться, правда это, или нет. Говорят, что здесь есть четвертый круг — самый малый, тот где хоронят богов.

Иван посмотрел на друга, затем взглянул на высотку, словно ожидая молчаливого одобрения. Ответа не последовало. Он кивнул, и медленно побрел за Васей на север.
Они отправились вглубь Погоста, в самый его центр. Могильных знаков здесь почти не было, лишь высоко, почти до плеч, поднималась быль-трава. Пройдя несколько сот они вышли на широкую площадь, продуваемую всеми ветрами. Прямо перед ними стоял первоцерковный храм с веселыми, разноцветными куполами-луковками, не потерявшими свой вид даже со временем. Вдали виднелось несколько полуразрушенных замков, и здание, внушавшее смутную тревогу — невысокий гранитный зиккурат.

Васька достал свой квадратный магнитик, засмеялся и показал его Ивашке.
-Я же говорил! Город тут был! Москва! Давным давно! А тут, в самом его центре, закапывали мертвых богов и королей! — Он рассмеялся, идя меж камней, трогая рукой желтоватую май-траву, поднявшуюся почти до его пояса.
Иван присел на большой валун, осмотрел поле и руины замков.
-Вот умрёт у нас бог, я его сюда тоже привезу — пробормотал он себе под нос. — В самый центр Погоста.
-Так здорово — улыбнулся Вася. — только вот непонятно, почему так много травы? Она даже камни поломала.
-Здесь хоронили больше всего людей — неожиданно нашел ответ Иван. — и хоронить начали раньше всего. Они перегнили и начала расти трава. Пройдут годы… — он помедлил, но собрался с духом и закончил фразу — и весь Погост порастет травой, она пожрет все некрополи и превратит его в поле, и всё навеки рухнет. Наверное так видит это Третья Церковь.
Васька замер. Неожиданные слова Ивана застали его врасплох.
-Так что же, мы все пропадем, все зарастем травой?
-Однажды будет так.
-Говоришь совсем как взрослый служитель смерти, могильных дел мастер. — Васька улыбнулся. Иван ответил такой же улыбкой.
-Пора возвращаться домой, сказал гробовщик. — Паромщик, я думаю,подберет нас сегодня, с первой звездой. Так у них должно быть заведено. Хочу заночевать с печкой и горячим ужином, на втором кругу, не здесь.
Вася кивнул и обернулся в сторону Зиккурата.
-Ты иди.. — тихо ответил он. А я пойду дальше.
-Что значит дальше, дурачок?
-Вперёд. Посмотрю весь первый круг, увижу Лабиринты и Крипты. Спущусь в подземелья, в конце концов. Что-то зовет меня туда. Вот будет приключение… Может быть, поучусь Могильному Мастерству, как и ты.

Иван вздохнул. Он увидел долгую, едкую тоску в глазах поэта, сереющую, как дождливое небо.
-Что же, иди, друг. Сложи хороших стихов о Великом Погосте Москве.
-Долгих лет тебе, могильных дел мастер. Желаю, чтобы твоё имя никогда не забывалось — подмигнул ему поэт.

Они обнялись и пожали руки. Василий зашагал прочь. Зелёный пиджак еретика еще долго был виден среди зарослей быль-травы. Неизвестно, чтобы сказали на это мертвые боги. Ивана это не интересовало. Похоронив за эти три дня все свои убеждения и верования, он чувствовал себя по-настоящему живым.

Ивана встречали как героя. Вернулся он спустя неделю после ухода из деревни, с пустой телегой, тремя свежими седыми волосками в густой шевелюре, лицом, спокойным и холодным, как могильный знак. Он вел лошадку между старых, кирпичных многоэтажек, а жители высовывались из окон и смотрели ему вслед, размахивая руками и одобрительно приветствуя того, кто спустился в царство мертвых и вернулся, выполнив первую свою миссию. На улице во всю светило солнце, деревья окончательно покрылись зеленью. Старик Лаврентий встретил его тёплыми объятиями, окончательно поправившись и придя в себя.

-Ну что, Иван. Поздравляю тебя. Ты прошел через Большой Погост, достойно выполнил свою работу и вернулся назад. Сегодня мы будем гулять. Дадим тебе цеховой знак, деревня отметит рождение нового Могильщика. Я не рассказывал тебе о многих тайнах Большого Погоста, но за эту неделю ты сам увидел большую их часть, я не сомневаюсь. Я не предупредил тебя лишь об одном, сынок… О подземниках, которые иногда вылезают наружу и бродят по Погосту, распространяя свои ереси.
-Я никого не встретил, учитель. — с улыбкой ответил ему Иван. — Но путешествие было и вправду не простым. И… Я хотел бы рассказать об этом историю. — закончил он, глядя в глаза старика, которые округлились от такого святотатства.

Первая Часть

Вторая Часть

III

Над пустующим адом лежало холодное и промозглое весеннее утро, снова вместо яркого солнышка над землёй поднялся бледный диск, скрытый пеленой облаков. На рассвете путники собрали свои скромные пожитки и повели лошадку вперёд, в сторону центра Погоста. Начался второй день неспешного пути средь мертвых квартирников и бесконечных могильных знаков. Последние уже примелькались, и ребята не замечали их, словно ехали по низкорослому лесу из деревяшек и камней. Безымянные могилы не помогали отыскивать дорогу. Закон Третьей Церкви уважал покойников, но запрещал им иметь свои имена. И когда на четвертый час пути он увидел несколько невысоких, гладких, черных камней с подписанными именами и изображением лиц, он невольно вскрикнул. На его голос проснулся Василий, всё утро дремавший рядом.

-Ты чего кричишь? — спросил поэт.
-Тут могилы… Подписанные, с лицами. — в глазах мальчика читался ужас.
Василий внимательно осмотрелся, взгляд его остановился на небольшом доме, который окружали бесовские столбики. На крыше висела большая красная буквица “М”.
-Поехали-ка отсюда. — ответил Василий. Подобру-поздорову.
-Ну нет, сначала сотру все имена, потом уедем. — Ивашка уже доставал длинный перст-скребок, пахнущий гарью и горечью. Негоже их так оставлять.
-Видишь тот дом? — махнул головой Василий. — Негоже нам рядом оставаться. Плохое место.
-Ну дом и дом, что в нём такого?
-Это вход в подземелья. Их на Погосте много. Небось не рассказывал тебе твой Лаврентий?
-Нет… А ты откуда знаешь?
-Знаю, говорю же, бывал уже здесь. Не нужно нам рядом с ними оставаться надолго. Кто знает, что там внутри живет.
Страх оказался сильнее цехового долга. Ивашка погнал лошадку вперёд, подальше от проклятого места.
-И кому только в голову придет так могилы уродовать? — спросил он скорее у самого себя.
-Почему говоришь “уродовать”? Может быть, бедные люди, которые лежат здесь и не знали твоих обычаев и обрядов? Может, они не умеют по другому прощаться с мёртвыми? Ты клеймишь их страшным словом “ересь”, но даже не знаешь, кем они были.

Ваня устыдился. Живя в маленькой деревне и целыми днями заучивая правила из старых книг, он и помыслить не мог, что где-то существует мир, сложенный из других кирпичиков, нежели его собственный, что долгие истории Пустых Сестёр, возможно, рассказывают лишь часть правды. И что если Третья Церковь…

-Скажи, Василий, а ты знаешь историю Второй Церкви? Наверняка ведь знаешь, не зря на тебе её пиджак. Почему про неё ничего не говорят, почему Первую помнят и уважают, а о второй — нигде ни строчки?

Василий улыбнулся, раскурил свою трубку, вытянул ноги и принялся рассказывать свою историю, глядя на унылое и больное солнце.

Почему говорят — Третья Церковь? Земля наша, горемычная, пережила трех богов одной веры, три смены всяческих попов. Первая Церковь была самой древней. И самой красивой, на мой-то взгляд — с золотыми куполами и резными храмами. Древние были похожи на нас — верили в смерть, чтили мертвого бога. Сохранились ли они до наших дней в том же виде или это придумки Пустых? Сам решай. У нас их много осталось, церквушек этих. От моря и до самого Урала их можно встретить. Старенькие, горбатые, но живые, поросшие быль-травой до самых макушек. Попам обрезали волосы, у колоколов повыдергивали языки — они теперь безопасны.
Потом была Вторая Церковь. С ней такой фокус не удался. Появилась она, когда Первая ещё была сильна, на пике её могущества самые сильные и влиятельные прихожане откололись, решили вывести мракобесие, заговорили о человечности, вот только в глубине своей отличались они мало. Второцерковники носили на своей одежде символ в виде зелёной змеи, пронзенной копьем. Это были суровые, властные люди, изгнавшие Старого Бога из своих домов, построившие храмы из стекла и металла, имевшие в своих руках заводы и фабрики, машины и армии. Что с ними стало потом? Вот тут, как раз, заканчиваются даже самые тёмные сказания.

Говорят, что именно из-за Второй Церкви случился Год Без Смерти.
Тогда-то, чтобы спасти весь мир и всех людей, живых и мертвых, пришли те, кто поёт песню могил и упокоищ. Они открыли семь башен, семь маяков, и мертвые со всей земли устремились в город, который Вторая Церковь продала Змею Пронзенному. С тех пор, люди молятся Третьей Церкви как спасителям. Теперь-то все знают, что смерть неостановима, все молятся ей каждый день и с детства готовятся к упокоению. Я знаю, что в твоей деревне, друг, считают, что Загробный Мир и Великий Погост были всегда, а вы живете на краю света, у самых врат преисподней. А я говорю тебе, что когда-то это был великий город, который люди превратили в кладбище.

Поэт закончил историю. Ваня молчал, глядя вперёд, на лошадиные уши. Правда, полуправда, переписанная история. Картинка сыпалась, словно старая штукатурка. Они поехали дальше.
Ивашка задумался. В его родных местах знали про Первую Церковь и не возражали против поклонения ей. В деревнях, поменьше обряды перемешивались и более причудливыми образами. Так и священнослужителей хоронили в древних храмах Первой Церкви, если не удавалось добраться до одной из семи великих башен.
-А что если и года без смерти не было? — спросил он у Василия. — ведь тогда получается, что придумать можно всё, что угодно. Василий удовлетворённо кивнул.
-Теперь понял? Вторая Церковь ничего такого не говорила, а её все равно объявили ересью. Как скажут — такой история и будет.

За разговорами о церквях ребята въехали на Второй Круг. Домов здесь было куда меньше, очень многие лежали в руинах. Местами, меж них пробивались высокие тополя и дубки, превращая целые улицы кладбища в настоящие рощицы. Асфальт здесь был старый, в трещинах, словно кожа столетней Пустой, и все вокруг покрывала быль-трава, растущая сквозь камни, прячущая многочисленные могилки и знаки. Она доходила до самых колен лошади и навевала на ребят дурман, заставляя вспоминать о вещах, давным-давно ушедших из их жизни.
Ивашка думал о родителях, с которыми он не виделся с далекого детства. Думал о запахе реки, свежескошенной травы, о яблонях, растущих в их дворе. Снова вернуться в их дом он сможет только после завершения обучения, и лишь для того, чтобы проститься с ними окончательно.

Обряд сделал их чужими людьми, подарив Ивану нового отца.

О чем думал Василий, Ивашка так и не понял. Он лишь смотрел по сторонам, то и дело задерживаясь взглядом на домовинах с буквой “М” на крышах. Они, да многочисленные храмы Первой Церкви были единственными зданиями, которые почти не тронуло время.
Для похорон церковника выбрали маленький белокаменный храм. Разбитый купол, бывший когда-то позолоченным, лежал сиротливо, поросший быль-травой. На кресте сидела красногрудая птичка и наблюдала за тем, как мальчики заносят ящик в здание. Тусклый солнечный свет лился внутрь, освещая ритуальное помещение, которое не выдержало напора времени и пустило в себя дикую природу. Гроб оставили ровно в середине помещения и Василий снова вышел вперед, оглядываясь на образы, запечатленные в дереве.

Конец пути. Слова святыеНе разнесутся больше в тишинеЗабудет люд молитвы гробовые
Cотрется память о лгуне

Поэт выглядел озлобленным, но Ивашка, на сей раз не стал его останавливать. Он начал понимать его.. Третья Церковь, оплот живой смерти на земле, казалась вечной, нерушимой и могучей. А сейчас, ящик с её жрецом они занесли в маленький храм, оставили на нём последние отпечатки и закрыли дверь навеки, похоронив храмовника, бывшего бессмертным ещё вчера.
-Теперь на третий круг. — сказал Ваня, тяжело вздохнув. Я никогда не был там, и не имею понятия как туда добраться.
-Мы найдем дорогу — подмигнул поэт. Я обещаю.

Первая часть

II

Попав в тень арки, мальчишки моментально притихли, словно их голоса следовало оставить позади — там где остались солнце и весна — и принять правила игры, заведённые на Первом Круге загробного мира. Всё пространство под мостом было усеяно идолами, амулетами, оберегами, большими и малыми — чтобы исконные обитатели этой скорбной земли забылись навсегда, и никогда не возвращались под солнце. Трава не росла здесь из-за вечной тени, которую отбрасывал свод моста, а о жизни напоминали только три дворняги, грызущие огромную звериную кость. Услышав скрип колёс, псы подняли головы и равнодушно проводили телегу взглядом.

-Тут начинается Первый Великий Круг. — сказал Ивашка после того, как они пересекли ворота. Круг Молчащих Домов. — Пройдя через Врата, Ивашке на секунду показалось, что они попали в невысокий лес: вдоль дороги, на каждом свободном клочке земли, стояли могильные знаки. Кресты, столбики, таблички, всех форм и размеров. И едва доходящие до колена, и в высоту телеги. Некоторые были свежими, некоторые — старыми и осыпавшимися. Объединяло их только одно — ни на одном не было имени.
-Так много… — пробормотал Ивашка. — Я знал, что тут везде могилы, но не думал, что они растут здесь глухим лесом.

Наконец, оправившись от такого количества знаков, Ивашка отправил лошадку вперёд, по дороге с разбитым асфальтом и, наконец, огляделся по сторонам.
Они ехали по широким стародавним улицам, мимо рыжих остовов автомобилей, похожих на скелеты огромных животных, мимо узловатых тополей, растущих сквозь асфальт. Всюду, покуда хватало глаз, высились ровными рядами одинаковые квартирники-многоэтажки, темные и глухие, рассматривающие путников черными глазами.

-Некрополи — вздохнул Ивашка — сделаны точь-в-точь, как наши дома. Или наши дома построены по их образу и подобию. Василий в ответ хитро ухмыльнулся.
-Это и есть дома, Ваня. Бывшие колыбелью жизни, стали пристанищем смерти. Людей хоронят в старых квартирах. Это город-упокоище. Нам не пора остановиться и предать земле первое тело?
-Нет… не пора. Каждый получает по смерти то, что имел в жизни, даже немного больше. — раздраженно буркнул он в ответ — А Мастера Могильные следят, чтобы закон соблюдался. Шестерёнщик был человеком хорошего достатка, жил в настоящей квартире. Я пойду искать свободный склеп, а ты за лошадкой присмотри. Пройдусь по первым этажам.
Поэту не хотело оставаться в одиночестве, он посмотрел на неровные ряды могилок, на слепые глазницы упокоищ, но согласился и похлопал лошадку по боку. Не успел он пожелать Ваньке удачи, как тот уже скрылся в тумане.

Ивашка ходил по одинаковым улочкам проложенным между некрополями-домами, смотрел на двери подъездов, на разбитые уличные фонари. Было ему не по себе. Всю жизнь он, его братья и сестры, да множество других людей селились в убогих лачугах, мечтая о хорошей комнате в каменном квартирнике, которые принадлежали Третьей Церкви да самым богатым семьям. Большей части его знакомых предстояло лечь у дороги и получить безымянный могильный знак, но не шестеренщику, который и хорошим человеком-то никогда не был, лишь сумел нажить себе больше денег, чем остальные. Мальчик одёрнул себя от еретических мыслей (“Да не упомни имени его, сожженного в рыданиях!”) и, оставив страх и неверие, он смело дернул первую подъездную дверь.

Василий сидел на телеге и курил трубку, в одиночестве ожидая возвращения Могильщика. Ивашка вернулся к нему только спустя три часа, когда болезненное солнце уже начало клониться к горизонту — понурый, словно немного постаревший. Оба мальчика видели страх в глазах друг друга, но не высказали его ни словом.
-Ну что, мастер, как разведка?
-А ты знаешь, виршеплёт, хорошо. — Ивашка выдавил из себя улыбку. В паре домов отсюда есть свободная квартира на первом этаже, и ещё одна — на пятом. Там и заночуем, пожалуй. Может, это и не очень по букве Закона, но никаких могильных знаков там нет, можно и поспать.
Ребята, пыхтя, затащили ящик сначала в подъезд, а потом и в квартирку на втором этаже — пустую и холодную.
-А почему гробы такие лёгкие? Тела там вообще есть? — задумался Василий.
-Конечно есть. Просто после того, как мы им пожгли имена, они становятся легче. Цеховая тайна. — страшно сказал Ивашка.

Квартирка оказалась полупустой, без мебели, с небольшим количеством ржавой посуды и парой ковров.
Гроб поставили в центре самой большой комнаты, на пыльном ковре. Ивашка бродил по квартире и наносил на стены многочисленные знаки темной краской, бормотал песни и былички, поминал святых двух церквей. Василий, тем временем, встал у ног гроба и продекламировал:

Ты лишь уснул, сгорел, как говорят Пустые.
Но жил ли ты, несчастный человек?
Отведал все плоды земные?
Насытил душу иль в пустую прозябал свой век?

Ванька хотел кинуться на него за такое кощунство, но усталость ему помешала. Он снова взглянул на гроб и с трудом вспомнил лицо шестерёнщика, скорбное и унылое. Он молча кивнул Василию и они вышли наружу. Квартиру опечатали по всем правилам, нанесли все знаки, оставили, каждый, след большого пальца на двери и, уставшие, поднялись на пятый этаж, в другую свободную квартиру. Не сговариваясь, дверь решили запереть изнутри.

Второе жилище сохранилось почти нетронутым, лишь покрытое толстым слоем пыли. Мальчишки прошлись по квартире в поисках интересных вещей. Найти удалось несколько старых фотографий, гитарный гриф, кошелёк со смешными монетками, книги, так похожие на те, которые им доводилось читать в детстве. Ивашка тоскливо смотрел на то, как поэт изучает находки, не веря тому, что люди и вправду здесь когда-то жили.

-Брось, Вань. Это не делает твою работу бессмысленной. Кто-то живет. Кто-то умирает. Просто таков закон этого мира. Нам его не изменить. — подбодрил его Василий и посоветовал заняться ужином.

Проведя краткий экскурс по квартире, ребята разложили Ивашкину жаровенку-самогрейку, зажгли керосинку и несколько свечей, и принялись подогревать хлеб и мясо, которые Ивашка взял с собой с запасом. Огненные блики заплясали на стенах, тени заводили хороводы вокруг живых путников. Свет словно отделил их от черной ночи за окном, напомнил о том, что сердца бьются, кровица бежит по жилам, а пальцы крепко сжимают горячий хлеб. Страх ночи и огромного города-кладбища отступил. У Василия нашлось несколько историй о прошлом города, о том, как здесь жили люди.

-Бесконечно похожие на нас, сам видишь. По утрам ходили на свои работы, в храмы, ели еду, сражались. Первый Круг всегда был для людей. Только многие из них забыли ценность жизни и превратились в покойников, в Год Без Смерти. Продолжили бродить, забыв, что умерли. — Смотря на керосинку, он говорил, говорил и говорил, а Ивашка завороженно слушал поэта. В какой-то момент Василий даже потянулся за губной гармошкой, но Ивашка запретил ему нарушать тишину могильника.

-Так если тут жили люди, пусть даже тысячи лет назад, почему тут стал Погост?
-Одни легенды говорят, что город этот выстроили мертвым. Чтоб успокоить их и найти примеренье. Другие говорят, что для того же им подарили самый большой город страны… Теперь уже и не узнаем. — ответил Василий. Он отвел взгляд от приятеля, глянул в окно и побледнел. — Вань, посмотри-ка, свет горит!
Ивашка подошел к окну и заглянул в него. В высотке напротив, этаже на двенадцатом, горел тусклый свет — единственное светлое окошко среди бесконечного ряда домов. Мальчик пожал плечами и, к удивлению Василия, совсем не испугался.
-Учитель мне рассказывал. Это только кажется, что на первом круге совсем никого нет. Иногда можно увидеть в окнах огоньки. Это могут ходить другие могильные мастера, а могут сидеть смотрители, которые поддерживают эти места в порядке… Но ты не бойся — серьезно сказал он Василию — у могильщиков не принято вступать в разговоры, а смотрителей никто никогда не видывал.

Ребята еще раз посмотрели в горящее окошко, на всякий случай, из вежливости махнув рукой, и улеглись спать до рассвета и ни один из призраков прошлого не потревожил их сон.

Всем привет! меня зовут Сергей и я рассказываю истории. Некоторые из них, про страшные хрущевки, уже появлялись на этом сайте, вы могли читать их зимой здесь

Кроме баек о старых домах я пишу сказки и фантастику. Сегодня предлагаю вашему вниманию мрачную сказку о жертвенности. Приятного чтения!

Would you carry the torch
For me?
The Sisters of Mercy — “Torch”

Город выстроен из чёрного железа, древнего и могучего, кое-где поросшего солью, принесенной океанским ветром. Город-фабрика, он строит сам себя, истекая расплавленным металлом — переваренными частями своих ржавых детей. Несть числа заводам, печам, машинам — они работают без остановки, коптя небо черным дымом, лязгая страшными голосами, гремя зубчатыми колёсами, звеня молотами. Мрачные, грязные люди в масках сложили Город из решёток и труб, гвоздей и скоб. Над Городом высится Хладный Дворец — Единственная башня украшена химерами, которые тянут свои лапы к вершине, словно застыли в попытке добраться до неё. Острый шпиль вскрывает небо обожженным лезвием. Опоры стонут под собственной тяжестью, вгрызаясь в землю.

Железный Король, прозванный Королём Кузнецом, опирается на свой молот и неотрывно следит за жителями из своей цитадели. Его рука сильна и по его воле под Городом текут потоки расплавленного металла. Лицо его закрывает маска, а голову венчает корона, вес которой не вынесет никто, кроме него самого. Свои сокровища он сделал из железа, упавшего с небес.
Владыка не одинок, но сейчас, как и каждый день, его леди, Костяная Королева, бродит внизу, по лабиринту улиц и поёт свою тягостную песню о Былом. Она заглядывает в лица прохожих, но в чёрных стёклах противогазов она видит лишь своё отражение, никто не узнаёт старой песни. Она разглядывает своё белое, как череп, лицо. По её щекам текут слёзы, ведь никто, кроме Костяной Королевы не помнит, что до прихода Короля Кузнеца, до постройки печей, Город был весь сделан из белой кости.

Что это было за место! То была не просто свалка мощей и останков, то был причудливый Город-Скелет, растущий прямо из земли. Лопатки были ему могучими воротами, Рёбра сплетались в невиданные соборы, улицы бежали сквозь лучевые и берцовые кости, а тысячи фаланг пальцев служили домами для жителей. Кровью его были солёные ручьи, бегущие по улицам в сторону Океана, плотью — множество людей, неотделимых от этого места. Костяная Королева правила Белым Городом и её песня лилась над Скелетом день и ночь, заставляя его разрастаться ввысь, вширь и вглубь.

Но однажды королева полюбила. Её сердце забрал пришелец в доспехах, чёрных от копоти. Она разделила трон с Королём-из-Железа, Королём-Кузнецом, который тяжелым молотом выковал Городу новую судьбу, заставив жителей позабыть кость и облачиться в металл. Прошли годы и Город стал чёрным, перечеркнутый навеки крестом железных дорог.
Плач о старом Городе продолжается столетиями, каждый день, каждую ночь. Королева проливает слёзы о былом, взывает к милосердию Короля, просит о помощи подданных, но за грохотом молотов они не слышат её. Все давно привыкли к Белой Леди и её скорби. Её песня не менялась столетиями.

Не менялось до одного памятного вечера.

Город громыхает голосом родным и знакомым для Короля. Каждая кувалда, каждый молоточек высекает из наковальни свою монотонную колокольную песню и королевский молот поёт звонче всех остальных, заглушая даже раскаты первого весеннего грома. Печи гудят и стонут от нестерпимого жара, текучий металл шипит и плюется белыми искрами. Но Город звучит так, как не звучал уже долгие века. Король кладёт молот и прислушивается, и все его подданные следуют его примеру, все тёмные маски обращены на него. Домны затихли. Перестал капать жидкий металл. Правитель пытается понять, что изменилось в Городе, с какой стороны пришла нестерпимая тревога. На улицах стоит тишина. Сегодня не слышно плача Костяной Королевы.
Король бросает молот и громогласным голосом, усиленным стократно железной маской, призывает всех на поиски своей леди. Он проносится черной бурей по улицам, объятый гневом и страхом, заглядывает в каждый дом, в каждую литейную, но нигде не находит её. Тишина сводит повелителя с ума. И когда гнев и отчаяние, окончательно затмевают его взор, один из рабочих указывает на главную башню Хладного Дворца.

Фигура Королевы белеет на черном небе размытым пятном. Она стоит на самой вершине, держась за шпиль, а уродливые химеры тянут каменные лапы к её босым ногам. Сверкает вспышка, похожая на удар молнии и у Костяной Королевы в руках оказался горящий факел. Слышится гром. Король, а за ним и весь город бросается к подножию башни, но Королева одним движением руки облачает себя в огненное платье. Королева вспыхивает, словно спичка и небо озаряется таким ярким светом, которого не даст ни одно горнило, ни одна печь, словно солнце, наконец, пробилось сквозь смог и вернуло на улицу все тени, которые ушли отсюда давным-давно. Огонь уже сожрал всю её одежду, он обнимает её, облизывает тело с ног до головы, и смахивает с белых щек слезы. Они улетают струйкой водяного пара прочь.

И в следующий миг над Городом начинает разливаться крик, страшный и вибрирующий, он заставляет Короля замереть на месте, вводит всех в страшное оцепенение. Над Городом звучит Песня Боли, невыносимой и страшной, куда более сильной чем боль от огня — это Песня Боли об Ушедшем. Голос Костяной Королевы проносится, словно рой безглазых ведьм, над улицами, гася огни, останавливая машины. От Песни люди бросают инструменты, а стёкла масок и противогазов покрываются мелкими трещинами. Тягучая, сладкая и страшная мелодия сковала Город.

Но по давнему договору огонь не страшен тем, в ком течёт королевская кровь. Пламя пробует королеву на зуб и, в конце концов, отказывается пожирать плоть Королевы полностью. Огонь отпускает её и проливается красным дождем с крыши Дворца. Но Костяная Королева продолжает тлеть, по коже бегут красные трещинки, пожар продолжается внутри. Так песнь боли затихает и Королева начинает петь Реквием печали, вызывая с Океана солёный ветер. Он охватывает её, охлаждает солёными каплями и начинает срывать белую кожу, которая на глазах превращается в пепел. Он улетает, сорванный с костей, подхваченный стылым океанским ветром, заполняя собой небо, словно снег. Пепел ложился на улицы, пачкает белым заводские трубы, оставляет бледные пятна на рабочих робах людей. Король, наконец, сбрасывает железную маску, подставляя лицо под белоснежный вихрь. Она с грохотом падает на мостовую. Подданные, вслед за ним, снимают свои противогазы. Начинается настоящая метель, костяной пепел делает Город белым, таким, каким он и был до прихода Железа.

Король поднимается на вершину башни, без молота, без маски. По его щекам текут слёзы, и слёзы его — расплавленный свинец, обжигающий кожу. Он бережно снимает свою Королеву со шпиля — обгоревшую, но живую. Заворачивает её в саван и спускается вниз, к безмолвному Городу, переодетому в погребальный белый. Люди стоят без масок и слёзы смывают грязь с их лиц. Королева не поёт, но её песню продолжают рабочие. Король держит речь. Его голос, звонкий и легкий, когда на нем нет маски, разносится над толпой. Король говорит на Старом Языке, и жители едва ли понимают его, но суть доносится до каждого. Это понимает и Костяная Королева, которая потемневшими пальцами стирает свинцовые слезы с его щек. К жителям и монарху возвращаются воспоминания. Возвращаются, также как и солнце, что начинает светить сквозь тысячелетний смог.

Так, безумная жертва Королевы меняет Город, напоминая жителям о его истории и о песнях, что они не пели слишком давно. Проходит еще немного времени и среди Железа начинает расти Кость, сплетаясь с металлом в удивительные формы, такие прекрасные, каких еще не видывал ни один ремесленник Города. Король Кузнец ставит рядом с колоколами костяные флейты, которые поют, когда дует океанский ветер, а Костяная Королева, измученная и счастливая, напоминает ему о том, как страх, печаль и боль могут сплотить королевство и вернуть память о былой любви и согласии.

15-21 апреля 2019