Diveman

Давно написал. Очень давно.

Сейчас кажется, что и не я писал. Может и не я.

Без претензий на литературную ценность. Без претензий на правдоподобность.

Правило сорока секунд.

Сигнальный конец-это канат диаметром не менее десяти миллиметров из натуральных или синтетических волокон с разрывной нагрузкой пятьсот ньютон. Сигнальный конец служит для связи водолаза с поверхностью посредством условных сигналов, а также для его страховки в непредвиденных ситуациях представляющих опасность жизни и здоровью водолаза.

Из курса обучения водолазов-спасателей.

Ты когда-нибудь умирал от удушья Васька? Прости, я помню, ты так и умер. Наверное, это неприятно, да? Неприятно и страшно. Нет, я не боюсь, хотя поначалу было страшно. Помню, когда впервые отказал акваланг я ударился в панику, хотя словами это не опишешь.

Паника. Удивительно как в одно слово уместилось столько страха, столько безумия и желания жить.

Потом стало легче.

Наверное, это и есть профессионализм, когда цинично относишься не только к чужим жизням, но к своей. Нет, жить конечно хочется, но такого страха уже нет, и паники нет. С одной стороны - так лучше, более трезвый ход мыслей увеличивает вероятность выживания, но с другой - мы лишаемся чего-то человеческого, сострадания, наверное, к окружающим и к себе.

Интересно, как можно сострадать себе? Вот страдаешь, начинаешь сострадать себе и страдаешь ещё больше, и ещё больше начинаешь сострадать. Так можно и с катушек съехать, от сострадания самому себе. Когда ты умирал, сострадал себе?

Не помнишь.

Я, наверное, тоже не буду помнить.

Никогда не думал, что кто-то из нас может погибнуть вот так, как ты, как погибну я.

Мне страшно, Васька, пойми меня правильно, я готов, но жить всё равно хочется. Кто-то сказал, что водолаз и должен умереть так, от недостатка воздуха, под водой. Возможно. Чёрт, я спас столько людей, а когда пришло время спасти самого себя оказалось что я бессилен что-либо изменить и ведь ничто не мешает мне выбраться на поверхность, ничто не держит здесь... лишь ледяная броня реки толщиной в метр.

Красиво звучит: «Ледяная броня...», да?

Сколько у меня там воздуха осталось? Василий, будь другом, глянь, на манометр слева, я не вижу.

Сколько?

Сто пятьдесят атмосфер.

Было триста. Значит я уже часа полтора здесь, буду экономить- ещё часа два с половиной протяну. Время есть. Как считаешь, Васёк, меня найдут за это время?

Выживу, говоришь?

Я вот, не разделяю твоей уверенности, сам погляди, ты ведь должен понимать о чём я, всё таки тоже водолаз: неизвестно как далеко я ушёл от места спуска и в каком направлении прежде, чем обнаружил что сигнальный конец разорван, плюс меня снесло течением. Я могу быть где угодно, течения, обратные течения, омуты, воронки, я не удивлюсь если по весне всплыву на километр выше по реке. Фу, что такое говорю, я ещё жив!

Ко всему обычное явление в нашей Энке - нулевая видимость... и темно как в могиле. Это и есть могила... моя могила.

Я даже не уверен, что вижу тебя. По логике я никак не могу тебя видеть - темно. Значит ты глюк. Не переживай, мне безразлично настоящий ты или нет. С тобой как-то не так страшно даже. Мёртвый ты или глюк, но всё же свой. Кто ещё может составить компанию умирающему водолазу? Только другой водолаз, пусть даже уже мёртвый.

Ты извини, конечно, но не так я хотел встретить новый год, я не про тебя, я в целом про ситуацию. Как думаешь, скоро полночь? Давай прикинем: в восемь тридцать пять тревога.

Какие-то подростки, видимо начали отмечать загодя, пошли прогуляться по льду в районе центрального пляжа. И что их тянет на этот лёд, всех этих идиотов, трезвых, пьяных? С детства всем толкуют: «не влезай, убьет!», ан нет, лезут! Хех!

Та-а-к... двое провалились в полынью, не справились с течением, и их затянуло под лёд, пятеро на льду в шоковом состоянии, словно куры, кудахтают и разбрасываются перьями. Один сообразительный звонит в службу спасения, бросает свою сумку у полыньи и цепочкой уводит остальных к берегу.

Наш патруль далеко, в темноте плохо видно с такого расстояния, но они видять людей на льду и спешат к ним.

Пять минут.

Полицейский патруль задерживает шумную группу подростков, начинается выяснение.

Ещё пять минут.

Подростки задержаны, наши передают сигнал «Тревога» на станцию.

Восемь тридцать пять вечера.

На станции водолазы дежурной смены грузят снаряжение в машину и выезжают к месту. В их числе я.

Десять минут на дорогу и подготовку к спуску.

В восемь пятьдесят я на грунте, глубина примерно двенадцать метров, толщина льда – метр двадцать. Примерно через час перестали поступать сигналы с поверхности. Я вытянул на себя остатки сигнального, на ощупь как будто его перегрызли, на, сам глянь. Я-то не вижу, а ты, наверное, за год привык к темноте.

Перегрызли?

Ну, я так и подумал! Это что ж за зверь такой, синтетические канаты грызть, а?

Надо бы ребят как-нибудь предупредить, чтоб не сгинули как я. Только как их предупредить?

Так о чём это я? А!

Пять минут на панику, десять на тщетные поиски другой стороны сигнального, и пятнадцать на осознание того, что писец очень ловкий зверь - как всегда подкрался незаметно. Значит сейчас примерно половина одиннадцатого.

Эх-эх-эх! Выбраться бы наверх, снять с себя снаряжение, костюм, закурить, посмеяться с ребятами, достоять до конца смены и домой.

У тебя нет сигарет? Ах да, ты не куришь. А я бы сейчас закурил.

Вот веришь, нет, не снимая маски, закурил бы!

Знаешь, что ещё обидно? Этих двоих я так и не нашёл. Ты их не видел?

Вниз унесло?

Сплавай за ними, а?

Как зачем?

Рано или поздно меня всё равно найдут, а рядом они лежат и все увидят, что я хоть и умер, но не облажался.

Не так стыдно будет.

Ну, сделай милость!

Да, ты прав. Бред какой-то несу. Неужели углекислым газом отравился? А что, похоже! Сам, посуди: галлюцинации, несвязное мышление. Он и есть, точно тебе говорю!

Что «брось»!? Сколько до поверхности? Ну вот, дышу я через вдох, а то и через два! Отравление углекислым газом, оно и есть! Может, нет? Может я не прав и уже умер? Вот, вроде, и свет в конце тоннеля, всё как положено, и вокруг светлее.

Да, говорю тебе светлее! Может это меня ищут?

Боже, легкие как болят! Да, редко дышу, да. Может ты и прав, может раньше умру чем израсходую весь воздух, может. Тебе то какая разница? Ты уже, того!

Ай! Да ты хоть забейся! Хоть кирпичом мне по голове стучи, я всё равно ничего не чувствую. У меня под костюмом шапка толстая! Замёрз сильно, колотит, ничего не чувствую. Зажгутовали плоховато, костюм подтекает, весь мокрый уже.

Холодно. Боже, как холодно!

Да подожди ты! Сейчас вдохну. Как там?

Вдох, пауза. Раз, два, три, четыре, пять... сам ты выдох! Шесть, семь, восемь, девять, десять.

Выдох.

Пауза. Я знаю, что не так, знаю! Ладно, через пять, без паузы. Не бей больше, голова болит, уши болят. Всё болит.

Вдох, раз, два, три, четыре, пять, выдох, вдох...

Отпустило вроде, в груди легче.

Глянь сколько воздуха осталось!

Сто двадцать. Нормально. Живём ещё.

Слушай, а тебя ведь медалью наградили, посмертно, правда. «За мужество», конечно, она тебе не нужна, ты ведь мёртвый. И меня, может, наградят, тоже посмертно. Найдут, наденут на меня новый костюм-тройку, прицепят енту медаль и похоронят, а может, прям в снаряге и похоронят. Ну и что, что казённая? Какой дурак захочет под воду идти в том костюме и с тем снаряжением, с которым я утонул. Спишут сразу. Как только достанут меня, так сразу и спишут.

Хочешь поспорить? Давай поспорим! Что ставишь?

А ведь тебя мы так и не нашли. Ты прости, мы правда искали. Неделю искали, всё дно на пять километров вверх и вниз облазили. Никогда и никого так не искали как тебя. Не нашли. Прости.

Ну как не важно? Важно, для нас важно. Ты ведь наш, водолаз, а водолазы своих не бросают.

Ладно, хорошо, закрыта тема. Только скажи мне, как ты умудрился того, утонуть.

Ну, что мне известно...

Известно, что перед прошлым новым годом, ты поехал к родителям в деревню. Известно, что, ты оказался на берегу, что бросился на помощь двум тонущим ребятишкам, провалившимся в полынью. Одного вытащил, за вторым пришлось нырять...

Какого чёрта ты нырял в ледяную воду, под лёд, без снаряжения и вообще... это сто процентное самоубийство!

Сорок секунд ... сорок секунд ... да, я помню про сорок секунд, при отрицательной температуре воздуха и температуре воды близкой к нулю разрешается идти под воду без снаряжения, если это необходимо для спасения жизни человека, но не более чем на сорок секунд . Хм.

Ты человеколюб хренов! Это не просто не обоснованный риск, считай, что умер ещё до того начался отсчёт твоих секунд.

Ты это знал, да? Знал и пошёл!

Спасти кого-то ценой своей жизни, это по меньшей мере благородно, и очень, очень глупо, но я тебя уважаю, я бы не решился на такое.

Но знаешь, твои сорок секунд слишком растянулись, почему ты не вернулся на поверхность?

Самоловы? Чёрт! Самоловы- это смерть, если уж один крюк впился в тебя, то остальные тоже не упустят. Это единственное чего я боюсь под водой.

Мы нашли одни на берегу. Они и были? Ты знал, что мы будем искать тебя и вытащил их!?

Что я могу сказать... молодец! Спасибо! Может благодаря тебе я прожил на один год больше. Правда.

Кажется, рук у меня больше нет, и ног тоже, не чувствую уже. Глянь, шевелятся?

Хорошо, что ещё шевелятся, пускай чуть-чуть, главное ещё не отмёрзли.

А воздуха сколько?

Шестьдесят. Плохо, скоро резерв, а там...

Почему так быстро кончается?

Голова болит.

Сносит? Насколько глубже? Ого, сорок метров, а я ещё думаю... Не удивительно что воздух так быстро уходит. А я думаю голова болит, это продуваться надо было. Наверное, уже и барабанные перепонки порвало к чертям.

Забавно, умираю по частям, не так я это себе представлял, не так хотел умереть. Ох, не так!

Хотя умереть я не очень хотел, вообще не хотел.

Скоро новый год, какое сегодня число? Тридцать первое? Ах да, помню, тридцать первого я ушёл под воду. Давненько это было, давненько! В восемь пятьдесят вечера был на грунте.

Пара часов назад?

Восприятие времени исказилось, значит, всё-таки умираю. Значит, не успеют.

Жаль... Всё равно хочется жить. Что бы я тут не наговорил, мне хочется жить.

Новый год... меня дома девушка ждёт, собирался предложение ей сделать в полночь.

Романтично, да? Ну, романтик я, уже не исправить. Циник, романтик... странное сочетание, не находишь? У меня и колечко есть, с собой. Как купил не расставался, боялся потерять. Хочешь покажу? А что? Сброшу костюм и покажу, он мне теперь без надобности всё что могло замёрзнуть, уже замёрзло. Помоги, не могу пошевелиться.

А зачем мне дышать? Поздно уже, отдышал своё. Снимай! Мне уже всё равно. Ничего не хочу, только спать. Сними костюм, я сам не смогу, освободи меня. Очень тебя прошу!

Пусть всё кончится, а!

Не включай резерв, дай задохнуться, умереть с чистыми лёгкими, а потом сними с меня костюм. Помоги мне!

Что я могу для тебя сделать? Я уже труп, всё! Жетоны? Ха! Ты меня смешишь! Как я передам жетоны твоей матери? На мне снаряжения восемьдесят кило, а снять его ты не хочешь. Я не всплыву до скончания времён.

Хорошо, уговорил, выживу, передам, доволен? Теперь, оставь меня, не могу больше. Рад был повидаться, даже если ты глюк.

Глюк... глюк... глюки и свет. Сквозь веки пробивается свет.

Хорошо. Эх, Васька! Смерть- это не так плохо. Тепло, сухо, ничего не болит. Какое блаженство! Глаза не могу открыть, а так нормально. Васька, что ж ты мне сразу не сказал, каково это, шельмец!? Я бы не мучился, столько! Что с глазами? Ладно, разберусь потом.

Чего два куба?

Кого качаем? Я не вижу, откройте мне глаза, я помогу! Я был спасателем, я умею!

* * *

Я выжил, даже более того, я полностью восстановился, не сразу конечно. Ведь выжил я только чудом. Самым натуральным чудом.

В двадцати метрах от того места, где меня искали лопнул лёд. Метр двадцать – лопнул с треском и взрывом, в середине образовавшейся полыньи, метрах в пятнадцати от кромки, мелькнули жёлтые баллоны акваланга. Витька с Кирюхой прыгнули в ледяную воду... без гидрачей, только в жилетах. Как были – в одежде и в жилетах.

Они могли позволить себе пойти на такой риск, на размен своей жизни на чужую, на, практически, стопроцентное самоубийство.

Правило сорока секунд.

Что ещё можно добавить?

На шее, прямо поверх гидрокостюма, висели Васькины жетоны.

Ваську так и не нашли, я, Витька и Кирюха, мы всё обыскали. Может он отправился в лучший мир, а может продолжил своё дежурство где-то в другом месте.

Так или иначе, но даже после смерти он остался одним из нас, живущих по правилу сорока секунд.