Anatom777

Удивительная судьба Саймона Кита – канадца, которому поставили смертельный диагноз. А он вернулся в футбол — с пересаженным сердцем.

«Вам осталось шесть месяцев…»

Один из самых страшных кошмаров любого человека: кабинет врача, мрачный доктор, долго и вдумчиво смотрящий в данные обследований, а затем, словно собравшись с духом, констатирующий: «Крепитесь. Вам осталось…». Промозглым утром 3 марта 1986 года канадский футболист Саймон Кит, выступавший за юношескую сборную страны и университетскую команду «Викингз» города Виктории в Британской Колумбии, услышал эту пронзающую каждую клетку тела фразу не в кино, а в центральной клинике Ванкувера. И хотя этот момент Саймон помнит как в тумане и клянётся, что видел себя в эту минуту словно со стороны, в замедленном повторе, это было наяву: диагноз поставили именно ему. По прогнозу врача-кардиолога, доктора медицинских наук, оставалось мистеру Киту всего шесть месяцев. Услышать такое – всё равно что прочитать собственный некролог. Страшно в любом возрасте. Но когда тебе 20 лет, ты только начинаешь жить, мечтаешь поехать со сборной на чемпионат мира, ну или хотя бы просто пойти по стопам старших братьев и наслаждаться футболом и молодостью, — диагноз-приговор звучит особенно жутко.

Первые проблемы со здоровьем у Саймона Кита возникли за полтора года до этого. Он благополучно выступал за «Викторию Викингз», один сезон провёл в молодёжном составе английского «Милуолла», забивал голы, раздавал передачи, привлекался в сборную Канады – страны, куда семья Кита перебралась, когда ему едва исполнилось два года. Родом Саймон, его родители и братья из Льюиса – города в Восточном Суссексе, что в Англии. Так вот, на фоне очевидных футбольных успехов и прекрасной физической формы 19-летнего нападающего периодически с ним творилось неладное: он мог начать задыхаться, поднимаясь на второй этаж к раздевалкам в университетском стадионе, заходился кашлем на воскресной прогулке с друзьями, его руки могли стать ледяными жарким июльским днём. Тогда Саймон просто прятал руки в карман, грел и старался не обращать внимания на аномалии своего самочувствия. Чего лукавить – многие из нас в такой ситуации поступают точно так же: откладывают визит в больницу до последнего. Когда же Саймон добрался-таки до врача, вердикт был неутешительным – миокардит (воспаление сердечной мышцы) на фоне недолеченной инфекции. К предостережениям врачей юноша отнёсся без должного внимания. Таблетки принимал, процедуры проходил, но от активного образа жизни не отказывался, госпитализацию отвергал категорически, а когда победил часть симптомов – и вовсе сделал медикам ручкой. Он всё ещё мечтал поехать на чемпионат мира 1986 года в Мексику, куда сборная Канады пробилась впервые в своей истории.

Увы, болезнь вернулась в более жёсткой форме – кардиомиопатия с нарушением функции сердца. Не уговори родители Саймона отправиться в больницу Ванкувера, пройти полное обследование – сейчас о подающем надежды канадском футболисте 1980-х Ките мы бы точно не знали, кроме дат жизни. Однако спохватился о своём сердце парень слишком поздно. Несмотря на то что как спортсмен он обладал хорошим запасом здоровья, для его болезни это большой роли не играло. Сердечная недостаточность прогрессировала, и через полгода младшего из семейства Кит ждала трагическая участь.

Дождавшись, пока молодой человек оправится от первого шока, поднимет голову и попросит воды, старший кардиолог клиники Ванкувера добавил: «Однако один шанс всё же есть, и мы должны сделать всё, чтобы им воспользоваться».

Достучаться до небес

Чем занимается человек, которому отвели полгода на этом свете? Отправляется впервые увидеть море, как герой фильма «Достучаться до небес»? Наслаждается театральной постановкой, как героиня «Волшебной страны»? Саймон Кит теперь знает точно: он отчаянно цепляется за свой последний шанс и заранее тоскует обо всём, что так любил и чего скоро может лишиться. Последний шанс – это трансплантация сердца. И по сей день операция сложная, нерядовая, сопряжённая с изрядным количеством рисков. А в 1986 году это было что-то совершенное невероятное, новое, революционное и в то же время неизведанное. Первым делом Саймон отправился в местную библиотеку и прочитал все статьи о пересадке сердца, которые только смог найти. Выводы напрашивались неутешительные. Во-первых, в Британской Колумбии таких операций пока просто не делают, нужно отправляться в другую провинцию или даже страну. Во-вторых, в мире очень мало хирургов, которые уже практикуют трансплантацию человеческого «мотора». В-третьих, в большом дефиците сами донорские органы. Ведь орган должен подходить пациенту. Из «очередников» со смертельными заболеваниями сердца лишь единицы дожидаются операции. Из них только у части всё проходит нормально и новое сердце не отторгается организмом. А из этих немногих счастливчиков некоторые всё же умирают в течение нескольких лет из-за последствий. В общем, шанс представлялся призрачным. Но всё же был.

Первым делом семья Кит, бросив все свои дела, отправилась в Онтарио, где Саймон наблюдался у врачей и ждал своей очереди на пересадку. Ему тогда казалось, что чем крепче он физически, тем больше шансов дождаться. Но выходило наоборот: врачи обращали внимание на тех, кто выглядел совсем ужасно и уже находился на пороге смерти. Молодого футболиста болезнь выжала ещё не настолько. Почти всё время в клинике Саймон проводил за книгой или у телевизора. Канада вовсю готовилась к первому мундиалю, о котором нападающий так мечтал. 1 июня 1986 года Кит запомнил на всю жизнь – вместе с другими пациентами кардиологического отделения он смотрел дебютный матч «кленовых листьев» на чемпионате мира. Канадцы уступили французам, ведомым Папеном. После игры многим пришлось колоть успокоительное, так что на этом коллективные просмотры футбола в госпитале закончились. Но Саймон, конечно, нашёл способ посмотреть весь чемпионат мира. И хотя Канада проиграла все три матча, это было потрясающе. Он наслаждался каждой трансляцией, каждым мгновением мундиаля, участником которого так и не стал из-за болезни. Мундиаля, который мог стать последним в его жизни.

Отпущенные врачом шесть месяцев перешагнули за экватор, под действием мощным кардиопрепаратов организм Кита слабел, а сердечные сбои становились всё более частыми. Собрав все свои сбережения, продав всё, что можно продать, получив благотворительную помощь всех, кому небезразлична судьба молодого футболиста (помогли пресса и телевидение), семья Кит отправилась на родину – в Англию. Там в больнице Пепворс, самой современной из всех, что занимались трансплантологией сердца, 8 июля 1986 года прошла операция. Светила британской медицины, во главе с хирургом сэром Теренсом Инглишем, пересадили Саймону Киту сердце скончавшегося 17-летнего юноши из Уэльса. Началась новая жизнь – и это не художественное преувеличение.

Новое сердце

«Поначалу я чувствовал себя не просто заново родившимся, а вообще другим человеком. Это невозможно описать. Сначала у тебя есть проблемы с циркуляцией крови, ты словно заново чувствуешь свои руки, ноги. А уж какого это – чувствовать, что внутри тебя ЧУЖОЕ сердце… Чувствовать сердцем… Или нет? До сих пор у меня нет ответа, что из тех моих переживаний было явью, а что надуманным. Первые недели после операции были самым трудным периодом. Я чувствовал себя другим. Внутри меня словно шла борьба», — вспоминает Саймон.

Это не художественное преувеличение – после таких операций организм человека не способен гостеприимно принять постороннее сердце как врождённое. И по сей день, спустя 30 лет, каждый день мистер Кит выпивает два раза в день по три таблетки, подавляющие имунное сопротивление организма. Если перестать это делать, отторжение нового сердца может произойти и сейчас, хотя с новым сердцем Саймон прожил уже дольше, чем со своим.

Большинство пациентов, переживших пересадку сердца, стараются навсегда исключить из своей жизни все дополнительные риски – спорт, чрезмерные физические нагрузки. А в 1986 году образ человека с донорским сердцем и вовсе был однозначен: тихий, напуганный, научившийся ценить жизнь как самый большой дар, он сидит в кресле у телевизора или осторожно прогуливается перед домом, не помышляя ни о чём, кроме того, чтобы счастье дышать воздухом, ходить по земле длилось как можно дольше.

Но у Саймона Кита были свои планы на дальнейшую жизнь, и он не собирался от них отказываться. Уже через две недели после операции он выиграл первый и самый важный бой — сумел уговорить врача-реабилитолога и медсестёр, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы гулять перед госпиталем. Вырвавшись на воздух, он побежал. Пробежал 10 метров – хорошо! 30 – почувствовал жар. 100 – его тело словно пылало огнём. Новый Саймон Кит был мудрее и опытнее того, который по всем статьям должен был скончаться через пару месяцев. Всё надо делать постепенно – понял он. И уже под руководством врачей и медсестёр, которые крестились, глядя, как Саймон начинает работать на велотренажёре, он начал понемногу приводить своё истощённое болезнью тело в порядок. Новое сердце в груди билось уверенно и бодро.

I`ll be back

Цитатой из вышедшего за пару лет до этого первого «Терминатора» Кит в эфире канадского телевидения прощался, улетая в Англию. И он вернулся – не только живым, но и здоровым. Однако жить в Виктории оказалось не так-то просто, и вовсе не по медицинским причинам. Повышенное внимание СМИ, все вопросы близких и дальних знакомых, сводящихся к одному – Саймон тяготился такой популярностью. «Когда я был футболистом, я собирал все заметки о себе в газетах. Но когда обо мне стали писать исключительно как о парне, который должен был умереть, но выжил, это перестало быть увлекательным. Больше всего мне хотелось доказать – эй, я человек с донорским сердцем, но я могу чего-то достичь не только благодаря успешной операции, в которой вся заслуга принадлежит врачам, а не мне», — говорит Кит.

Через год после операции он собрал чемодан и перебрался из Канады в Лас-Вегас. Не поближе к казино, а к брату Адаму, который играл за местную университетскую футбольную команду UNLV. К тому моменту Саймон уже вовсю наматывал километры по паркам и скверам, дни напролёт колотил по воротам на площадке возле дома и чувствовал: настал момент be back уже и в спортивной жизни.

«Чёрт возьми, ребята, вы, должно быть, шутите? Нет-нет, я не хочу даже слышать об этом», — тренер команды UNLV Бэрри Барто покрутил пальцем у виска, когда Адам Кит предложил ему взять в команду своего брата Саймона, всего несколько лет назад бывшего в шаге от сборной Канады. От Барто никто не скрывал историю с пересадкой сердца, и он не мог взять на себя такой риск. «Этот парень был просто безумен – когда я отказал, он стал приезжать и тренироваться на соседнем поле, у меня на глазах. Мне самому становилось плохо, когда я видел Саймона со швом посреди груди, часами упражняющегося с мячом. В конце концов он подошёл ко мне и сказал: тренер, я не собираюсь умирать на футбольном поле. Но если это случится, то случится независимо от того, возьмёте вы меня или нет – футбол я не брошу в любом случае», — рассказывает Бэрри Барто.

Собрав целый консилиум – врачей, юристов, родителей Саймона – тренер дал себя уговорить: нападающий, несмотря на три года простоя, был в удивительно хорошей форме. Доктора внимательно следили за первыми тренировками и матчами Кита, но потом нужда в этом отпала. Если внезапно случится сердечный коллапс – это может произойти с человеком с пересаженным сердцем в любой момент, и футбольное поле с его нагрузками если и повышает риск, то незначительно. Ведь новое сердце как раз было здоровым.

Снова в деле

Успехи Саймона Кита в составе UNLV не остались незамеченными, и в 1989 году он снова стал профессиональным футболистом. 7 июля, накануне третьей годовщины его нового рождения, форварда выбрали под первым номером на драфте MISL (Major Indoor Soccer League – мини-футбольный аналог MLS). «Говорят, у тебя были какие-то проблемы с сердцем?» — спросил менеджер клуба «Кливленд Кранч» Ал Миллер, подписывая контракт с 24-летним нападающим.

— Трансплантация.

— Господи, как это?

— Очень просто. Одно сердце вынули, другое поставили.

Миллер напряжённо сглотнул, поправил галстук, но всё же довёл ручкой до конца строки, ставя свою подпись. На медобследовании клубные врачи не выявили противопоказаний для игры на самом высоком уровне. Параллельно с мини-футболом Кит не бросал и большой. В течение двух лет он совмещал выступления за «Кливленд» с игрой за клубы канадской футбольной Суперлиги. Он отметился в «Виктории Вистас» из родного города, «Виннипег Фари» и «Монреаль Супра». И везде был на хорошем счету – проводил игры от звонка до звонка, забивал в голы, а в мини-футболе и становился участником матчей всех звёзд. Никто не мог поверить, что несколько лет назад этот парень должен был умереть, а сейчас он играет с пересаженным сердцем.

Однако три года лечения были упущены, и прежние футбольные горизонты, открывавшиеся 19-летнему Саймону Киту, были уже недостижимы – слишком большую фору он дал сверстникам и бывшим партнёрам по сборной Канады. Он мог продолжать и дальше – быть звездой MISL, быть на уровне в канадской Суперлиге. Но главное он уже сделал – всем и всё доказал, и в первую очередь себе. К тому же Кита по-прежнему немного тяготило отношение публики. «Как бы классно я ни играл, всех восхищало, что я футболист с донорским сердцем. Но в конце концов я хотел, чтобы мне аплодировали только за то, что я делаю ногами, а не за то, что я пережил», — вспоминает Саймон.

В общем, после трёх лет успешной карьеры, став первым в истории мирового футбола игроком с пересаженным сердцем, Саймон повесил бутсы на гвоздь. Ему было 27 лет, надо было думать о том, чем заниматься дальше. Профессиональный футбол в Америке и Канаде в те годы был недостаточно успешен, чтобы обеспечить игроков хорошими деньгами и светлым постфутбольным будущим. А своё место в истории канадского футбола Кит уже в любом случае занял – и не только по медицинским причинам. Он введён в зал славы мини-футбольной лиги MISL.

Навстречу прошлому

В послефутбольной жизни Саймон чувствовал себя просто прекрасно. Он женился на своей подруге ещё со времён университета Лас-Вегаса Келли. Причём только через несколько месяцев их отношений от общего приятеля она узнала… особенность организма будущего мужа: «Я была поражена. Тогда мне казалось, что после этой операции он может умереть в любой момент. Представьте, что такое пересадка сердца в 1980-е – это был переворот в медицине и сознании. Но потом я поняла, что ощущать хрупкость счастья, дорожить им – это прекрасно».

У пары трое детей – дочери Сара и Саманта и сын Шон. Ему сейчас 20 лет – столько же, сколько было Саймону, когда началась его новая жизнь. И он тоже играет в футбол – за команду колледжа. Подобравшись к 40-летнему юбилею, глава семейства многое переосмыслил. И, попробовав себя в разных видах бизнеса (производство бейсболок, спортивный мерчандайзинг), решил открыть свой фонд, чтобы помогать людям, которые нуждаются в пересадке сердца, — The Simon Keith Foundation.

«Раньше я всё время тяготился этим моментом своей биографии. Все, кто узнавал меня, сразу говорили: ах, это тот футболист с пересаженным сердцем. Но с возрастом я понял, что здесь нет ничего страшного. Люди смотрят на меня как на пример, как на сказочную историю, и это может приносить пользу тем, кто сам столкнулся с необходимости пересадки сердца», — поясняет Кит. За прошедшие 30 лет трансплантация сердца так и не стала чем-то обыденным. По-прежнему многие больные боятся идти на этот шаг, количество доноров значительно меньше тех, кто в них нуждается. Находить людей, помогать одним решиться на операцию, а другим – дать добро на пересадку сердца своего погибшего близкого – в этом Кит нашёл своё призвание, прожив с донорским «мотором» почти 30 лет.

Незадолго до очередной годовщины своей операции, в 2011 году, Саймон решился на ещё один шаг, о котором он 21-летний даже не задумывался: «Я никогда ничего не знал о парне, чьё сердце мне пересадили. Знал только, что ему было 17 и он скончался за несколько часов до того, как его сердце оказалось в моей груди. Тогда я был слишком молод и эгоистичен, а годы борьбы с убивающей меня болезнью сделали меня погруженным в свои беды. Поэтому я даже не задавался вопросом – а каким он был, человек, благодаря которому моя жизнь не оборвалась в 1986-м».

Вместе со своей женой Келли и со своими детьми он прилетел в Уэльс, чтобы познакомиться с отцом юноши, чья смерть дала ему возможность жить. Роджеру Эдварду далеко за 70, и трагический уход младшего сына Джона – самое страшное потрясение в его жизни. Ему было всего 17 лет. Он тоже был… футболистом. Играл за команду родного городка неподалёку от Кардиффа на стадиончике на улице Ванкувер Драйв. Играл, когда в тысячах километров в канадском Ванкувере Саймон Кит лежал в больнице, отсчитывая дни, которые могут стать последними. Там же, на Ванкувер Драйв, у 17-летнего валлийского футболиста лопнул сосуд в головном мозге. Прямо во время матча. Его доставили в больницу, подключили к аппарату искусственного дыхания, но всё было тщетно – 7 июля 1986 года врачи констатировали смерть мозга. Тогда безутешного отца Джона в коридоре клиники встретили родители Саймона. Они и уговорили его подписать разрешение на пересадку. Чтобы сердце его сына дало жизнь их ребёнку. Подумав и прорыдав навзрыд несколько часов, Роджер Эдвард согласился. И вот спустя 25 лет они встретились.

«Первое время я тяготился своим решением. Я не мог понять и принять – моего мальчика больше нет, а другой будет жить с его сердцем. Но потом, когда боль немного отступила, я понял, что то решение – единственно правильное, которое я мог принять. Думаю, Джон на небесах его одобрил. Жизнь продолжается, и если ты не можешь спасти своего самого дорого человека, ты можешь дать шанс другому. Я читал про успехи Саймона, про то, что он вернулся в футбол, и радовался за него. Не буду врать – не так, как я бы радовался победам своего сына. Но мне согревало душу, что где-то далеко за Атлантикой живёт частичка моего мальчика», — эту речь, смахивая слёзы, произнёс Роджер Эдвард, пожимая руку Саймону Киту – человеку, в чьей груди бьётся сердце его сына.

Вместе они отправились на кладбище. Гранитное надгробие. «Джон Эдвард Грувс — с драгоценными воспоминаниями любимому сыну и брату. 7 июля 1986. 17 лет». Его нет на этом свете почти 30 лет. Но его сердце бьётся в груди Саймона Кита, который одержал немало футбольных побед, дал жизнь трём прекрасным детям, помог сотням людей благодаря своему фонду и своему примеру. Ничто на земле не проходит бесследно. Если бы весёлый рыжеволосый валлийский мальчишка-футболист мог услышать эту историю, ему бы пришлось по душе, что даже в смерти может быть частица жизни. Сердце, которое бьётся и по сей день. Жизнь продолжается.

Что общего у двух мировых войн с лекарством против рака? Как ни странно, но именно химическое оружие, созданное во время первой, и трагедия во время второй позволили современным врачам если не излечивать, то приостанавливать развитие злокачественных опухолей.

ИПРИТ КАК ПОТЕНЦИАЛЬНОЕ ЛЕКАРСТВО

Иприт, или горчичный газ, был впервые применен в 1917 году. Тогда немецкие войска обстреляли противника у бельгийского города Ипра снарядами, в которых содержалась маслянистая жидкость. Попадая на кожу, иприт, хоть и не сразу, вызывает сильнейшие химические ожоги, а при вдыхании - делает то же самое с дыхательными путями, вызывая кровотечение и отек легких. С тех пор горчичный газ не единожды применялся во время военных действий - как до, так и после подписания Женевского протокола в 1925-м, который запрещал использование “удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств”. В конце 1943 года, уже во время второй мировой войны, немецкая авиация разбомбила грузовые суда союзников, находившиеся в порту итальянского города Бари. Одно из них, “Джон Харви”, тайно перевозило значительное количество химических бомб, начиненных ипритом.Попадание немецких снарядов в судно вызвало огромный взрыв. Бомбы с ядовитым газом хоть и были без взрывателей, но оказались повреждены - и вырвавшийся из них иприт поразил значительную территорию. От отравления пострадало более шестисот человек, часть из них не выжила.Изучить последствия катастрофы отправили доктора Стюарта Александера, эксперта по химическому оружию. Во время вскрытия жертв он обнаружил практически полное отсутствие лейкоцитов в их костном мозге и лимфоузлах. О подобном воздействии иприта было известно еще со времен Первой мировой, но Александер в своем отчете еще раз подчеркнул тот факт, что горчичный газ нарушает способность к делению определенных клеток в организме. А это, в свою очередь, может потенциально использоваться при лечении некоторых видов рака, например, злокачественных заболеваний лимфоидной ткани.

ПЕРВЫЕ РАЗРАБОТКИ

К тому моменту над ипритом и его производными, по заказу министерства обороны США, работали два фармаколога - Луис Гудман и Альфред Гилман. Выводы доктора Александера только подтвердили их наработки. Поскольку горчичный газ был слишком летуч и опасен для лабораторных экспериментов, Гудман и Гилман изменили его состав и получили более стабильный вариант, так называемый азотистый иприт, нитроген мустард. Он и стал прототипом первого препарата для химиотерапии. Эксперименты с новым типом лекарств, проведенные на мышах, прошли успешно. Вскоре, совместно с Густафом Линдскогом, торакальным хирургом, врачи испытали “газ HN2” (впоследствии получивший название “хлорметин”) на добровольце с неходжкинской лимфомой. Результат превзошел ожидания - опухолевые массы значительно уменьшились в размерах. Однако положительный эффект сохранялся совсем недолго - буквально пару недель, а затем рак с новой силой атаковал больного.Но это уже был прорыв - прежде никто не пытался лечить онкологию с помощью определенного типа мощных лекарств. Эксперименты на добровольцах продолжались. Воздействие хлорметина приводило к быстрому уменьшению и даже полному исчезновению опухоли. Но не надолго: неизбежные рецидивы сопровождались устойчивостью новых раковых клеток к “газу HN2”. Первое время все исследования велись в рамках строжайшей секретности, поэтому Гудман и Гилман смогли опубликовать свою работу только после войны, в 1946-м. Публикация вызвала огромный интерес у врачей и фармацевтов, начали разрабатываться новые типы химических препаратов, нацеленных на воздействие на другие типы рака.

НОВЫЕ ТИПЫ ЛЕЧЕНИЯ

Вскоре после войны доктор Сидни Фарбер из Гарвардской медицинской школы, начал изучать воздействие фолиевой кислоты на пациентов с лейкемией. Ему удалось выявить, что кислота стимулирует распространение клеток острого лимфобластного лейкоза у больных детей. В качестве противодействия этому процессу он использовал синтезированные антагонисты фолиевой кислоты - аминоптерин и аметоптерин. Последний, под названием метотрексат, активно используется для лечения различных видов опухолей и по сей день. В 1951 году Джейн Райт доказала, что метотрексат дает ремиссию рака груди: это было первой демонстрацией позитивного воздействия химического препарата на иные опухоли, помимо различных видов лейкемии. Следующий прорыв в области химиотерапии пришелся на 1965 год, когда было выдвинуто предположение о необходимости комбинировать несколько препаратов с различными механизмами действия. Раковые клетки очень быстро мутируют, приспосабливаясь к одному лекарству и теряя к нему восприимчивость. Одновременное применение метотрексата, винкристина, меркаптопурина и преднизона дало длительные ремиссии в случаях острого лимфобластного лейкоза. Далее химиотерапия начала применяться в комбинации с хирургическим вмешательством - сперва вырезалась основная опухоль, затем применялись лекарственные средства, для уничтожения оставшихся злокачественных клеток (адъювантная терапия). Поскольку химиотерапия (как это понятно из самой истории ее становления) требует введения в организм крайне ядовитых веществ, пациенты страдают от серьезных побочных эффектов. Однако она доказала свою действенность при лечении определенных типов рака: от полного исцеления до снижения риска рецидивов после оперативного удаления опухоли. На сегодняшний день было разработано множество препаратов для химической борьбы с раком, менее деструктивных для организма, чем их ранние предшественники, а также других способов воздействия на опухоли: пересадка костного мозга, антигормональная, таргетная терапия.