Газета "Правда" была основана в 1912 г
Для Советских людей газета была основным источником информации, а сейчас...пользуются уже другими средствами.
Для Советских людей газета была основным источником информации, а сейчас...пользуются уже другими средствами.
Ну, вот и меня на воспоминания потянуло.
В 90-х работали мы в своей маленькой фирме. И было у нас четыре Сергея. Самое интересное начиналось, когда очередной клиент звонил и просил к трубоче (да, сотовых тогда еще не было, только стационарные) позвать Сергея. На что ему обычно отвечали, что конечно позовут, но вот только какого из четырех. Обычно на той стороне происходило молчание, а потом чел, подумавший, что он очень оригинальный и умный, выдавал: "Сергея Александровича!" А вот и хрен он угадывал - у нас их было целых два. Дальше шла фамилия и тут "призфстудию" - наконец-то долгожданное соединение с тем, кого хотелось услышать.
Сейчас у всех сотовые и таких казусов уже не случается. Да и фирмы той уже давно нет. Эх, было времечко!
07.11.2018
Толич начал совещание зажигательно, с несмешной штабной шутки про дознавателя и отдел БСП. Потом он долго и занудно перечислял действующие операции, заставляя всех собравшихся записывать их сроки начала и окончания. Это была его любимая фишка, еще в бытность главным инспектором он обожал доебаться с этой информацией до рандомного опера из территориального отдела. А потом отечески укорять в нерадивости его непосредственного начальника, начальника непосредственного начальника и все вышестоящие прослойки, выезжающие на палках этого опера.
В это время я сидел и рисовал в ежедневнике сирийского террориста. Моделью террориста выступал Рома, сидевший напротив меня, так как его одухотворенное рыло очень напоминало побритого и постриженного, довольного жизнью Хаттаба, замечтавшегося о гуриях с сиськами.
В момент заливки черным цветом бомбы у террориста, Толич вернул меня к реальности:
- Валюша, а вот этот материальчик всё-таки я отдам тебе. Ты все равно занимаешься Десноямском, поэтому посмотри и его - ТТ передал мне привезенный вчера материал по Бабаеву.
- Покажи его лингвистам на предмет экстремизьма. Шеф всегда смягчал букву З в подобных словах что лично меня по жизни улыбало.
Я понял что с этого дня, всё говно, пришедшее из Десноямска, будут сливать мне. Очередной попадос, в позатом году подобным образом на меня скинули в дополнение к этническому экстремизму линию политики.
Тогда мне ночью прилетело срочное указание ТТ выехать в поселок Хреномболталово, рядом с городом, в которой местный батюшка буквально лез на крышу от притеснений двух братьев чеченов, державших в поселке пилораму. Вроде все выглядело так, что злобные горцы, ненавидящие все русское, начали насаждать свои порядки в деревни, начав с самого святого – местного подвижника отца Феодора.
По факту оказалось, что отец Федор сам из бывших участковых, какими то правдами и неправдами был в начале двухтысячных назначен сюда из Московской области, где он был придворным священником одной бандитской группировки. Отпускал грехи убивцам и отпевал убиенных конкурентами за долю малую из общака))). В деревне Федя привык жить на широкую ногу, привык к тому, что ему на халяву перепадали ништяки от сельской администрации и местных коммерсов. Церковь Федор поддерживал в исправном состоянии (но не более), а основной поток даров он направлял на личное подворье, где жил с двумя взрослыми сыновьями и женой. Подворье состояло из трех этажей, гаража на три автомобиля и одноэтажной заимки в финском стиле у озера в двадцати километрах от поселка.
Когда в поселке выкупили разваливающийся коровник под пилораму два чечена, Федор немедленно обратил свой алчный взгляд и на них.
Чехи, конечно, были тоже далеко не ангелы, однако понятия имели и, традиционно для чеченцев, уважали религиозных деятелей. Поэтому в течение пары лет они безвозмездно поощряли строительные порывы Федора стройматералами: брусом, доской и даже дровами. Потом аппетиты батюшки стали вовсе нехристианскими и он потребовал с чечен столько пиломатериала, что им можно было огородить всё Хреномболталово крепостными стенами, по типу древнего Козельска. И это при том, что Федор уже давно отстроил себе все что можно, включая заимку и рубленую "в лапу" будку для собаки. И вот тут все завертелось крайне быстро: чечены отказали в пиломатериале, на следующий день на них полетела жалоба во все структуры области о том, что дымы пилорамы (а там, разумеется с нарушениями, отходы сжигали) скрывают от местных даже небо, даже аллаха и через неделю горных братьев ошкурили все возможные проверяющие органы.
Чеченцы, в отличие от русских, иногда сдаются. Одним вечером они взяли в качестве голубя мира местного главу администрации, недорогого вискаря, закуски и поехали к Федору решить дело переговорами. Однако было уже поздно. Служитель культа закусил удила. Он не стал сам даже выходить к мирной делегации, а послал двоих сыновей, которые из-за трехметрового забора вылили на чорный-чорный мерседес пилорамщиков банку белой краски. И два дебилушки сынка тридцати и двадцати шести годков каждый с тщательностью выполнили задание папаши.
Крики оскорбленных горцев, согласно последующим опросам местных, могли заставить задрожать весь Кавказский хребет. Вполне понятно, что братья чечены наговорили столько, что голубь мира упорхнул в свой кабинет и заперся там, ожидая как минимум объявления контр-террористической операции.
Фёдор же остатками белой краски начертал (церковным, блядь, шрифтом!!!) на своем заборе призыв к мятежу и приготовился к обороне. Поскольку он таки был священник, и сам бывший милиционер, а вовсе не спецназовец, подготовка к обороне заключалась в снаряжении всех пяти дробовиков дробью (шестеркой, на утку) и распивании полутора литров водки на троих с сынами. Такие меры не могли не дать о себе знать – уже в темноте батюшка пальнул по проезжавшему мимо БМВ Х6. Московские хлыщи, ехавшие по шоссе из Москвы были очень удивлены и испуганы, но, слава Богу, ни они ни машина при обстреле не пострадали. Они и заявили по факту о ебанутом с дробовиком, и вся эта история из статуса местечкового конфликта, приобрела все черты областной проблемы.
Первым, естественно, на праздник жизни прилетел участковый
Он же был первым послан на хуй Федей прямо через забор. Участковый не остался в долгу, сообщил Феде, что ему пиздец, и поскрипел на своем УАЗике в администрацию, узнавать в чем дело.
Отец Федор же, прибухнул ещё, и понял, что участковый, к гадалке не ходи, связан коррупционными связями с чеченами, и непременно задумывает штурм. Вместе с ружьем и водкой, Федор поднялся на колокольню церкви, зажег там файер (явив при этом чудо, так как не спалил деревянное строение) и начал бить в колокол, созывая народ. С высоких трибун, пастырь объявил о том, что всю власть захватили чечены, призвал людей вооружаться, и, перед лицом господним, объявил региональной власти нечто вроде рокоша. После чего скрылся в своем подворье.
К двум часам ночи у церкви уже был целый крестный ход: порядка пятидесяти местных, и больше тридцати человек из различных структур, от администрации до ФСБ. Мало того, на пилораме у братьев-чеченов базировался серый «Урал» с ОМОНом, сотрудники которого проводили профилактические беседы (в основном невербального характера) с её мигрантскими обитателями таджикской национальности. Вся эта дискотека пересказывала друг другу охуительные истории, не имеющие с фактами ничего общего. Разгребать это все пришлось нам, двоим операм из ФСБ и трем участковым.
В ускоренном темпе, примерно к пяти часам утра, всё-таки стала понятна вся «картина маслом».
К девяти, в кабинете главы администрации, было собрано совещание (куда ж без совещаний, без них не могём) на котором было принято решение вызвать вышестоящее начальство отца Федора, не Бога конечно, а представителя епископата, желательно самого митрополита. Честно говоря, не думал что он приедет, но просьбам ФСБ, очевидно не отказывают. Буквально через час немецкая колесница привезла митрополита и его присных. Однако тут всех ждал жесточайший облом. Федор с утра перенервничал от количества людей в форме под окнами и выпил куда больше чем требовалось для снятия стресса. Митрополиту, из-за забора, было указано направление «на хуй», а так же он был объявлен «слугой сатаны». Кроме этого, через забор в направлении священников было вылито что-то желтое и пахнущее ацетоном.
После такой беседы, митрополит (кстати в целом неплохой мужик, я потом с ним познакомился) молча сел в машину и умотал.
Побегать в этот день нам пришлось еще много. Днём к протрезвевшему Федору нам удалось заслать сотрудника из ЛРР с которым он имел приятельские отношения. ЛРР, вооруженный нашими инструктажами, сделал невозможное: он убедил Федора (спиздев, что чеченов уже увезли в тюрьму) сдать оружие ему лично.
Ближе к вечеру мятежный отче обнаружил, что он трезвый и у него закончился алкоголь. Он отправил поочередно обеих сынов в стекляшку, но не дождался, потому что сыны были оперативно задействованы в ОРМ «наведение справок», а попросту опрашивались моим напарником в ПАЗике ОМОНа.
Федор решил действовать сам, и тут у меня выпал шанс пообщаться с ним напрямую. Вдвоем со старшим от ФСБ мы взяли Федю в оборот и красочно расписали ему все последствия его восстания, а так же его судьбу, в случае продолжения. После часа беседы, Федор (которого при этом не хило ломало с бодунища) согласился, что ему надо сознаться в административном правонарушении и отсидеть профилактические несколько суток. При этом злодею мы дали возможность собраться, попрощаться и успокоить попадью, и по-тихому увезли его в территориальный отдел, где ему технично составили протокол. Оповещенный сотрудниками ФСБ судья вкрячил Федору пять суток и отправил отдыхать.
Руководство, даже церковное, никогда не любит когда его прилюдно хуесосят. Пока Федор отсиживал административное наказание, в епархии в темпе вальса лишили батюшку прихода. На место Федора был назначен молодой священник. Буквально в течение десяти дней Федор распродал большинство имущества (за исключением огнестрела, его изъяли) и выехал на ПМЖ в Белоруссию. При этом чеченов также убедили избавиться от своего бизнеса и его выкупил вполне себе какой-то нейтральный лабус. В поселке Хреномболталово на годы наступила тишина и спокойствие. Через год я узнал, что мятежный Федор замутил нечто похожее у бульбашей, за что был вообще отлучен от церкви.
Ну а мне, в качестве поощрения, было торжественно передано дело в шести томах с оригинальным названием «политический и религиозный экстремизм» и, чтобы не плакал, вручена грамота ))).
Пы.сы. Прошу не обижаться на мое ёрничанье в отношении православного священника. Описываемый тут Федор не священник, и не православный, а тот самый служитель культа, который "опиум для народа". Один из тех кто, на мой взгляд, обесценивает хорошие стороны православия как религии. Может позже расскажу о настоящем батюшке, который произвел на меня неизгладлимое впечатление.
Фото из интернета, но церковь крайне похожа.
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Знакомый развелся. Три года жили. Ситуация. Жена на сутках, он один сидит. Звонит ему какая-то родственница, типа, сестра двоюродная. Проездом в городе на несколько часов. Он позвал к себе отдохнуть хоть немного, поболтать. Поговорили, выпили вискарика и разошлись. Понятно, что никаких волос или трусов не было заныкано. Когда приехала жена, зашла на кухню, вышла и пошла собирать чемодан. Оказалось, что пока он звонил по телефону по делам, сестра-родственница, чтобы не стоять без дела, вымыла нахер плиту.. прикол. Жена сразу спалила и понесла, что бляди помадой зеркало мажут, а тут что? Уборщицу драл? Он говорит, что сперва хотел объяснить, а потом подумал, да иди ты нахуй лесом. Карту сразу заблочил. Поэтому " задавись своими рубликами, пидор"
Историю рассказал мой коллега, с которым мы сошлись на почве любви а настольным играм. У него был знакомый, который тоже любил настолки. Этот парень обладал достаточно внушительной коллекцией, включая даже некоторые редкие или очень дорогие коробки. Работал он частным тренером (или что-то близкое к этому, деталей уже не помню) и, судя по тому, что деньги у него были, не самым плохим. И была у него жемчужина коллекции - Сумерки империи. Для тех, кто не знает, одна из самых сложных и комплексных настольных игр со средним временем партии 4-8 часов. Сейчас базовая коробка стоит 15 тысяч, а более старые издания у перекупов за 20+ разлетаются.
Но была одна проблема - не с кем играть. Парень придумал гениальное решение! Пользуясь своим положением, он клеил в зале фитоняш, приводил домой, а затем... заставлял играть с ним в настолки, включая вышеупомянутые Сумерки.
Мораль такова. Если вам не с кем играть в настолки, то вы просто плохо ищите! А вообще, у любого магазина есть игротеки с собственными чатами, где всегда можно найти, к кому присоединиться на ту или иную игру, а то и сформировать долгосрочную ячейку любителей настолок.
Воспоминания о деле Веры Засулич
Отдел четвертый
...Наконец, очень многие были возмущены отрицанием виновности подсудимой при наличности факта преступления и сознания в нем. При полном непонимании, которое существует в нашем обществе относительно судебных порядков и способов отправления правосудия, почти для всех вопрос: «Виновен ли?» — и до сих пор равносилен вопросу: «Сделал ли?». И когда человеку, который сам сознается, что «сделал», говорят: «Не виновен», — то в обществе поднимается крик возмущения неправосудием, крик, в котором искренность недовольства равняется лишь глубине невежества. В деле Засулич был именно такой случай, и почти никто не хотел понять, что, говоря «не виновна», присяжные вовсе не отрицали того, что она сделала, а лишь не вменяли ей этого в вину. Мне рассказывали, что в это именно время в одном из клубов заслуженный генерал, негодуя на исход процесса, кричал: «Помилуйте, да и могло ли быть иначе при таком председателе?! Она говорит сама, что стреляла, а господин Кони спрашивает у присяжных, виновна ли она?! Нет! Как это вам нравится: виновна ли она? А?!»
...И вот те, кто называл Трепова «старым вором», кто удивлялся, как может государь вверять столицу этому «краснорожему фельдфебелю», этой «полицейской ярыге», как его называли некоторые, стали на его защиту и завопили о колебании правосудия и о том, что «если так пойдет, то надо бежать из России...»
...Вечером, в воскресенье 2 апреля ко мне в мое отсутствие являлся адъютант принца Петра Георгиевича Ольденбургского и просил прибыть на другой день к его высочеству ровно в десять часов утра. Во дворце, куда я пришел, запоздав, на лестнице меня встретил встревоженный Алопеус, директор Училища правоведения, где я читал лекции уголовного судопроизводства. «Что такое, зачем меня зовет принц?» — «Ах, вы опоздали, Анатолий Федорович, он уже два раза спрашивал о вас! Идите, идите! Теперь некогда объяснять вам, но такая история, что мы просто не знаем, что и делать, — лепетал мне этот хотя и «прискорбным умом», но не без хитрецы человек. — Там — Таганцев», — прошептал он в [большой] тревоге; и я вошел к принцу, в большой кабинет, окнами на Неву, по которой, озаренный первым весенним солнцем, шел лед...
Феноменально глупый, добрый и честный в душе, с драгоценной для карикатуриста физиономией и наивными голубыми глазами, принц быстро пошел ко мне навстречу и усадил за старинный ломберный стол, против Таганцева, который посмотрел на меня многозначительно, слегка пожав плечами. «Вот, — начал принц, торопясь, сбиваясь и говоря в нос, — и вы! Я очень рад, мы приступим; так, по моему мнению, дело идти не может, и я созвал вас, чтобы вместе обсудить... Приговор об этой девке переполнил чашу моего терпения; теперь уж для всех ясно, что такое суд присяжных; вы оба знаете мой взгляд, мы не раз об этом говорили, помните, а? Помните?» Я наклонил голову в знак того, что помню, и, действительно, я не мог забыть того, как, принимая меня при поступлении моем в Училище, добродушный принц доказывал мне ошибочность моего взгляда на присяжных, объясняя, что этот суд введен в России лишь благодаря коварству такого красного (sic!), как Н. И. Стояновский, и что, вообще, он построен «на эшафотах казненных королей». Когда я напомнил ему, что Людовик XVI осужден конвентом, Карл I — парламентом, а Максимилиан Мексиканский — военным судом, то он замахал руками и вскричал: «Что вы! Что вы! Это все был суд присяжных, это всем известно». Через год, присутствуя у меня на экзамене, он спросил воспитанника, который взял билет об английских судебных учреждениях: «Какой король ввел присяжных в этой стране?» Экзаменующийся (это был Стахович) замялся и взглянул вопросительно. «Он этого не знает, ваше высочество, я им об этом не говорил». — «Отчего же не говорили?» — укоризненно сказал принц. «Да я сам этого не знаю...» Он
выпучил с изумлением глаза, сморщил брови и спросил: «Как! Вам это неизвестно?! Не может быть!» — «Уверяю вас, ваше высочество, до сих пор я думал, что суд присяжных в Англии образовался постепенно, сложившись исторически, путем разных видоизменений и обычаев, как слагались, например, наша община и артель, но, если вы поделитесь со мною сведениями по этому предмету, я буду очень вам обязан...» Он взглянул на меня торжествующим образом и громко сказал: «Суд присяжных в Англии ввел Карл I Стюарт... и сейчас же был казнен», — добавил он вполголоса, наклоняясь ко мне, чтобы не вводить в соблазн воспитанников. «Я всегда говорил государю о необходимости уничтожить это вредное учреждение, — продолжал он свою беседу со мной и с Таганцевым. — Я прямо это говорил; знаете, я всегда прямо, я ведь имею eine gewisse Narrenfrechheit*, — прибавил он с трогательным добродушием. — Вот, теперь это дело. Ведь это ужас! Как можно было оправдать?! Но у себя этого я терпеть не намерен. Я решил, что чины и воспитанники Училища должны подать государю адрес и выразить свое негодование по поводу оправдания Засулич и неправильных действий суда присяжных вообще. Нельзя оставлять отправление правосудия в руках этих сапожников. Я хочу прочесть вам проект адреса, написанный мною сегодня ночью. Вчера еще я приказал Алопеусу и Дорну (инспектор классов), чтобы все было готово к подписанию адреса воспитанниками и преподавателями. Но я желаю знать ваше мнение о редакции. Надо торопиться!» И он пошел к своей конторке, где лежал какой-то исписанный лист... Смущение и тревога Алопеуса, который, сделавшись недавно директором, конечно, не решался возражать принцу, становились понятны. Затеялось и летело на всех парах к исполнению дело бессмысленное и ни с чем не сообразное. Таганцев иронически улыбался и молчал, очевидно, предоставляя мне объясняться с принцем.
* Несомненная дерзость шута (нем.).
...Старик стал теряться, сердиться... «Так вы признаете приговор этих «сапожников» правильным, хорошим, похвальным? Убила человека, и права?! А?» — спрашивал он, волнуясь... Мы стали объяснять ему, что приговор юридически неправилен, но понятен, так как присяжные не могли отнестись с сочувствием к действиям Трепова и, кроме того, видели, что именно «убитого-то человека» и нет в деле, а это всегда действует на строгость их приговора... «Ну, что ж, он высек, — горячился принц, — что ж из этого? Ведь эдак во всех нас станут стрелять!». Мы возразили, что случай насилия над Треповым — случай исключительный и притом связанный с его жестокой и несправедливой расправой, стрелять же в него, принца, искренне любимого всеми за доброту и заботу о благе своих питомцев, может только сумасшедший, так что, ставя себя на одну доску с Треповым, он нарочно забывает ту общую симпатию, которой уже давно и прочно окружено его имя... Но добрый старик, не обидевший сознательно на своем веку муху, упорно стоял на своем. «В меня будут стрелять, — твердил он и, внезапно придав лицу решительное выражение..,— я тоже высек!!!» — сказал он отрывисто и оглянул нас взором человека, представившего неотразимый агрумент... «Но кого? За что? Это не безразлично!»,— спросили мы. «Воспитанника Гатчинского института!.. Такой негодяй! Знаете, что он сделал?.. Он взял в рот бумаги, нажевал ее эдак: м-м-м-м, — и он показал своими губами с комической большой бородавкой, как жевал виновный бумагу, — пожевал и так «пфль»... — и он изобразил плевок — прямо в лицо... Каков?! Я его приказал высечь!» — «И хорошо сделали, — сказал я, едва сдерживая улыбку, но, позвольте узнать, сколько ему лет?» — «Двенадцать лет! Двенадцать... Теперь и он станет в меня стрелять!» — «Да, ведь, это еще ребенок, шалун, а не студент университета», — возразили мы. «Все равно! Он вырастет и будет тогда стрелять, вы увидите!» — волновался наш августейший собеседник... Наступило молчание... «Так вы не можете подписать адрес?» — «Нет, ваше высочество, не считаем возможным».
...Общество показало на деле Засулич, чего от него ожидать в будущем, если не изменить внутреннюю политику. Революционная пропаганда между тем идет, и не приговорами, хотя бы и самыми строгими, остановить ее. Нужно содействие общества. А оно не удовлетворено, раздражено, возмущено. Вспомните, граф, слова Бисмарка: «Силу революции придают не крайние требования меньшинства, а неудовлетворенные законные желания большинства». Общественное мнение, выразившееся по поводу дела Засулич, показало вам, что эти желания не удовлетворены, — и... «a bon entendeur — salut!» *.
* Имеющий yvuu— да слышит! (франц.).
Добрый день
В этот день занятия в институте были до десяти вечера, так как мы с одногруппникам учимся после работы.
Когда занятия закончились, то я, вместе с мальчиками, вышла к входу института, чтобы вызвать такси (маршрутки и автобусы не ходили). Они пошли по домам, а я осталась ждать. Надо уточнить, что территория не освещённая, а вокруг дома микрорайона и деревья, людей практически нет.
И вот, такси должно приехать через шесть минут, и я слышу шелест пакета. Из темноты выходит здоровенный пьяный бомж. На свою беду, я посмотрела ему в глаза и он начал от меня что-то требовать. Я не понимала, что он говорит, поэтому молчала, поэтому он меня решил покрыть матом. Мимо проходила женщина и поговорила с ним, она сказала, чтобы он ко мне не приставал, и ушла. А бомж и не думал останавливаться.
Я держу перцовый баллончик в кармане куртки и медленно отхожу в кусты, где очень темно и пытаюсь быстро дойти до института (я после перелома на ноге, ходить быстро не могу). Не разговариваю с ним, так как понимаю, что могу своими словами сделать только хуже. Бомж бегает за мной и падает в кустах, так как ничего не видит. Я добираюсь до института, а вход закрыт. Однако, мне на помощь поспешила охранник, так как по камерам видела что происходит на улице.
Бомж пожелал мне встретить такого же мужчину, как я (спасибо ему за это большое) посмотрел, как на тварь последнюю и ушёл. Тут же приехало такси.
Мне казалось, что я бегала от бомжа 10-15 минут, а нет - 6.
Вообще, я очень сильно испугалась, несмотря на то что часто с какой-то хренью в жизни сталкивалась.
Сталкивалась ли вы с такими же ситуациями?
(Окончание. Начало здесь)
Незадолго до моего приезда папа понял, как раздобыть дополнительные деньги на кошек. Нужно просто объявить себя банкротом и перестать платить по шести кредитам. Тогда и деньги появятся, и все долги разом спишут. Кто-то во дворе дал ему умный совет. Он даже съездил в МФЦ, чтобы написать заявление на банкротство, которое, конечно, у него никто не принял. Жаль, что эта мысль пришла ему только после того, как он истратил на проценты все мои деньги. Больше он не платит банкам и не принимает звонки с незнакомых номеров. А я предвкушаю разборки с кредиторами. Никакого имущества у отца нет, все квартиры давно принадлежат мне. Описывать нечего. И в наследство мне вступать незачем, так что долги на меня не перейдут. Вроде бы опасности нет. Но всё-таки неприятно.
Почему у отца нет собственности? А всё из-за его изобретений. На свой первый замок он получил российский патент ещё в середине 2000-х, но для выхода на мировой рынок требовалось международное патентование, которое стоило десятки тысяч долларов. Под это дело он хотел было заложить банку свою квартиру, в которой мы с ним тогда жили. К счастью, банк её не принял, поскольку в ней числился один прописанный жилец - он сам. Прописаться к бабушке ума и воли ему не хватило. Тогда это меня спасло. А через некоторое время ушлые патентоведы из ведущей его дела конторы потребовали кучу денег, якобы они сами заплатили за него эту заоблачную сумму, так что теперь он им должен. Они блефовали, но отец на всякий случай заключил со мной договор дарения. Это спасает меня теперь.
По классификации Карло Чиполлы, дурак - это человек, поступки которого причиняют вред и ему самому, и окружающим.
В тот осенний приезд я больше ничего не смог сделать, а вот зимой уже пришлось браться за отца всерьёз. Продолжать и дальше "отпускать ситуацию" не получалось. Вся электрика давно пришла в негодность, сантехника держалась на соплях. В холодильнике работала только морозильная камера. Плита давно вышла из строя. Чтобы варить кошкам курицу с гречкой, отец покупал маленькие плитки за 999 рублей. Их едва хватало на месяц. У ноутбука, который я подарил ему полгода назад, был разбит экран. На один телефон он сел, другой постирал вместе со штанами, третий потерял в автобусе. Малоприятный опыт - когда звонишь близкому человеку и слышишь в трубке чужой голос.
В эту прОклятую квартиру я начал ходить чуть ли не ежедневно. С каждым новым визитом пугающий чёрный ящик становился всё более осмысленным и упорядоченным. Теперь я понимал, что требует моего вмешательства в первую очередь и куда двигаться дальше. План был составлен и реализован, но об этом я уже подробно писал. А ещё я кое-что понял об отце и вообще о людях.
Человек с возрастом не меняется. В старости и безумии он такой же, каким был смолоду. Только отдельные черты характера заостряются в своём предельном развитии. Всё малозаметное и терпимое прежде, гипертрофируется, доходя до абсурда, как под карандашом карикатуриста.
Отец всегда был неопрятным. Много лет он работал шофёром, я помню его с чёрными от масла заскорузлыми руками и стойким запахом бензина. Теперь на его одежде больше грязи и дыр, а неприятный запах усилился.
Он удивительно быстро разрушал всё, к чему прикасался: машины ржавели, стены и потолки покрывались грязью и раздавленными комарами, обои отваливались, у дверей отрывались ручки, а плитка зарастала плесенью. В считанные годы он изгадил квартиру, в которой я провёл детство и юность, и в восстановление которой много лет потом вкладывал все остатки доходов. Теперь он изгадил и квартиру своей матери, только грязи и насекомых развёл в те же сроки гораздо больше.
Против выбрасывания мусора у него всегда имелось чуть ли не религиозное предубеждение. По сути, в ведро в нашем доме шли только пищевые отходы. Любой кусок дерева, металла или пластика, всякая ткань - от изношенной одежды до самой распоследней тряпочки - каждая газета или журнал никогда не выбрасывались. А вдруг пригодится? Чтоб не покупать! Весь этот хлам до упора набивался в кладовку, на антресоли, в шкафы, наконец, просто складывался вдоль стен. Когда я начал жить один, то, к примеру, разгребая кладовку, выбросил оттуда не меньше пятнадцати отцовских джинсов с протёршимися между ног дырами. Он оставлял их "на заплатки".
На стене у нас висела политическая карта мира. Лет ей было чуть больше, чем мне. Выгоревшая под прямым солнцем, скукоженная от влаги, давно не отражающая современных реалий. Новую карту я купил, когда мне было 25 лет. Я уже жил один, но бабушка ещё не умерла и потому отец часто отдыхал у меня от своей каторги. Вместе мы повесили покупку. А через несколько лет, во время ремонта, разгребая антресоли, я наткнулся на аккуратно сложенную старую карту - отец заботливо сохранил её. На попытки выяснить, что двигало им в тот момент, он уклончиво отвечал:
- Ну, это от бедности.
И сейчас он поступает точно так же. Только мусор бросает прямо на пол, превратив всю квартиру в одни большие антресоли.
И неуживчивым, и нелюдимым он был смолоду, постоянно портя отношения со знакомыми и близкими. И каждый раз он выбирал себе кого-то беспомощного и беззащитного, кому можно навязать свою опеку. Так он чувствовал себя живым. Уж кому как не мне это знать.
Через неделю после избавления от кошек, уже из-за границы, мне пришлось сказать ему правду:
- С кошками всё хорошо, они в добрых руках, но ты их больше не увидишь.
- Но это же подлость, подлость, это такая подлость… - сказал он убитым голосом и положил трубку.