Панкс нот?...
Вчера видел в центре Москвы молодого панка с нашивкой "оргазм Нострадамуса". А в начале лета на Киевском вокзале (тоже МСК) юную девушку в майке "КИНО" с Цоем. История как то, прям, навязчиво циклична.
Вчера видел в центре Москвы молодого панка с нашивкой "оргазм Нострадамуса". А в начале лета на Киевском вокзале (тоже МСК) юную девушку в майке "КИНО" с Цоем. История как то, прям, навязчиво циклична.
Для меня они стоят в одном ряду со "Звуки Му" и "Аукцыон" . Когда занавес в СССР открылся, полезла из подвалов нечисть. Кому как - я эту песенку напеваю на работе иногда. Засела в мозгу! Творчеством их интересовался, чисто поржать.
Уголок, это было охуенно! До сих пор слушаю. Ни кто лучше тебя не сделал медляки в таком стиле!
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Для меня они стоят в одном ряду со "Звуки Му" и "Аукцыон" . Когда занавес в СССР открылся, полезла из подвалов нечисть. Кому как - я эту песенку напеваю на работе иногда. Засела в мозгу! Творчеством их интересовался, чисто поржать.
Полон дом гостей.
«Секрет»
В конце ноября Макс возвращается в Польшу. Меня накрывает депрессняк, я чувствую себя как никогда одинокой. Это невозможно выдержать… Невозможно выдержать эти расставания. «Разлука ты, разлука, чужая сторона»…
Где взять силы жить?..
Хочется сдохнуть, причем немедленно.
У матери свои проблемы. Аркаша едва не подрался с Рафиком, еще одним ее поклонником. Рафик принес ей на работу гигантский букет цветов и корзину фруктов с собственной точки на рынке, и надо ж было случиться, что Аркаша заявился в магазин именно в этот момент. Опять скандал, опять неприятности…
– Ира, я бы тебя позвал замуж, но ты ненадежный женчина, – жалуется матери Рафик.
«Ненадежный женчина» пересказывает эти слова как анекдот. Аркаша послан – слишком много накопилось косяков, к тому же вдруг выяснилось, что он игрок. Спускает деньги на игровых автоматах. Однако он не сдается, названивает, караулит мать после работы. Говорит, что впервые за сорок лет влюбился.
А у меня пятого декабря день рожденья. Хочешь не хочешь, надо праздновать.
Мы с матерью, Ольгой и Надюхой организуем стол. Крошим салаты, на горячее – картофельное пюре с сосисками. Гостей набирается человек пятнадцать. Приплывает даже Рая – мать Ольги. Она манерно демонстрирует всем свежий маникюр, травит несмешные анекдоты. К счастью, старшее поколение сидит недолго. Стоит родителям выйти, как все вздыхают с облегчением.
Сегодня у нас три гитары: Ильюха и Глебыч пришли каждый со своим инструментом, ну и моя. Но я почти не играю, у парней это получается лучше. Просто пою вместе со всеми. Звучит «Ария», «КиШ», «Чайфы»…
«Я свободен, словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх!..»
Внезапно раздается чей-то крик. Да, это Надюха пошла в туалет, а там, на протертом линолеуме, Янка, вся в крови. Не Дягилева, а Иванова. Она умудрилась выцарапать бритвой на руке, у запястья, «САША»…
Знаю я этого Сашу, из-за него не то, что руки резать, плюнуть и то жалко.
Но Янка так не считает.
Кто-то из пацанов смеется.
– Вот, потекла малолетка…
Это Леха Гундарев. Дебил.
Я разворачиваюсь в его сторону, бью по лицу. И еще. Еще.
Тварь.
Ильюха тихо говорит:
– Она права.
Предыдущие главы
4. Чернильная точка в океане тьмы
6. Посиди со мною рядышкомТвой отец – приемщик стеклопосуды,
Твоя мать – уборщица в посольстве,
Он сын твоего отца, но тебе не брат.
Дура, ты хотела жить с ними по совести.
Ааааа! Белая ворона!
«Чайф»
Остаток октября и весь ноябрь мы вместе. Я часто остаюсь у Макса, дома меня почти не бывает. В ноябре снова прорезается Санчик – они с Максом прекрасно находят общий язык, обсуждают "Scorpions", битлов, "Led zeppelin", "Sex Pistols", "Pink Floyd"…
– Где ты нашла такого парня? – удивляется Санчик. – Отличный мужик.
Этот же вопрос мне часто задают соседи по району и вообще все, кто видит нас вместе. Макс не похож на тех, с кем я постоянно общаюсь. На нем, кажется, написано «другой». Огромными буквами, которые видны даже в темноте. Светятся, как чудовищная иллюминация. И на мне тоже. И, видимо, поэтому нам так хорошо друг с другом.
– А почему вы не хотите жить вместе? – как-то спрашивает Ольга у Санчика, имея в виду его и мать.
– Оля, тебе что, интересно слушать, как я по утрам пержу в туалете? – отвечает он.
Этим и кончаются все планы на совместную жизнь.
Про Санчика узнает Аркаша, другой давний мамин поклонник. Он приходит к ней на работу (она продавщица в ювелирном), устраивает безобразный скандал, бьет витрину… Приезжает охрана, у матери неприятности с начальством, она едва не теряет место.
В общем, жизнь дает трещину и становится похожа известно на что. А она и до этого не была особо простой.
К тому же я лишаюсь одного из двух источников доходов – репетиторства. Моя ученица внезапно оказывается беременной и ей, конечно, не до учебы. Да, она всего лишь в шестом классе, но уже успела… В газете платят копейки, мать иногда подкидывает деньжат, но сейчас она сама на мели… Если бы не бабушка, передающая торбы с продуктами, мы бы совсем пропали.
Мы с Максом шатаемся по городу с одним плеером на двоих, слушаем «Гражданку», «ДДТ», «Алису», «Ночных снайперов», Земфиру… Иногда просто «Наше радио». Это радио нашей души.
Сидим на парапете набережной, смотрим на воду, на то, как солнце опускается за крыши домов. Моя рука в его руке, а в плеере – Янка Дягилева:
«Я обучаюсь быть железным продолжением ствола,
Началом у плеча приклада.
Сядь, если хочешь,
Посиди со мною рядышком на лавочке
Покурим, глядя в землю.
Некуда деваться –
Нам достались только грязные дороги.
Я стервенею с каждым часом».
Если бы ты только не уезжал. Если бы ты мог остаться со мной навсегда.
Предыдущие главы
4. Чернильная точка в океане тьмы
5. МаксЯ оставляю еще полкоролевства,
Весна за легкомыслие меня накажет.
Я вернусь, чтоб постучать в ворота,
Протянуть руку за снегом зимой.
Янка Дягилева
Дома у Надьки, как и ожидалось, никого. Зато вдоволь разноцветного масляного крема – ее мать работает кондитером. Надюха на него уже смотреть не может, не то что есть. Другое дело я. Я ем крем ложкой, запивая уже третьей кружкой чая. Мы обсуждаем прошедшие выходные и личную жизнь.
Все довольно тухло, в общем-то. Ничего удивительного. Обычная история: те, кто нам нужен, не обращают внимания, и наоборот.
Впрочем, есть, есть человек, с которым у меня все серьезно, которого я люблю любовью звездной, вечной… Мой идеал, мой рыцарь, мой благородный воин в сверкающих доспехах. Лучше его никого нет.
Одна беда – он часто уезжает из города. На два, три, четыре месяца… Семейные обстоятельства. Я была бы ему верна, если бы не это.
Но я просто не могу столько ждать. Я не так устроена.
Впрочем, и он мне ничего не обещал.
Когда он приезжает в город, мы вместе. А потом… я не спрашиваю его, что потом.
И он тоже… не задает вопросов.
Иногда мое чувство к нему перебивается каким-то сильным увлечением, но в душе я знаю, все это… не то. Не то! И страдая по какому-нибудь мальчику, у которого из достоинств только шикарная подача в волейболе, я осознаю, что никогда не займет он того места в моем сердце, что принадлежит Максу…
Да, его зовут Макс. Макс Сташек. Он родился в Польше. Туда и уезжает периодически. Живет на два города, на две страны…
Он старше меня на четыре года. Но разница наших лет не чувствуется – я рано повзрослела, рано вышла в самостоятельную жизнь.
И еще у него глаза такого же цвета, как у меня, серо-голубые, хмурые, как осеннее небо. И такие же волосы – темно-каштановые, густые, как рожь.
Нам часто говорили, что мы похожи, как брат с сестрой.
Это было действительно так. Но главное, мы были похожи внутри.
Если бы он только был рядом со мной все время… Кажется, мне было бы легче дышать, сам воздух был бы другим. Но это было невозможно. Не все зависело от нас… Более того, от нас в действительности зависело очень мало…
Почему-то мне не хочется с Надькой говорить о нем. Ведь все уже сказано, боже мой, все сказано! А главное, я не хочу его ставить на одну доску с другими… с теми, кто просто скрашивает жизнь, когда его нет рядом…
И разговор как-то съеживается, сходит на нет. Мы обсудили все, что могли.
Я начинаю прощаться. И Надюха меня не удерживает.
– Пешком пойдешь?
– Конечно.
Мне неохота ждать автобус. Я дойду и так.
Правда, идти вдоль трассы, где обычно стоят проститутки. Но мне шестнадцать, и я ничего не боюсь.
Я иду по дороге и считаю останавливающиеся машины. Сегодня их немного, всего три или четыре. Еще рано, а кроме того, я же в джинсах. Юбка осталась дома, спасибо Мэгги… А иногда, когда мы с Ольгой возвращаемся поздно вечером, притормаживает чуть ли не каждый второй. Тут главное – не реагировать, идешь и идешь. Нормальные люди понимающие, едут себе дальше по своим делам. Нет, бывают такие, кто не отстает, пытается знакомиться, но главное твердо сказать «нет» и все. Я почему-то уверена, что если правильно себя вести, то со мной ничего не случится.
Когда я возвращаюсь, мать с Санчиком уже уехали. А вот Ольга дома. Конечно же, у нее свой ключ. Смотрит она странно. И это само по себе удивительно, Ольгу трудно вывести из равновесия.
– Чего тут было… – говорит она.
– А что?
– Я дверь открываю, а мне голый Санчик навстречу.
– И что ты?..
– Да ничего.
– А он?
– А он говорит: «Оль, ну чего ты тут не видела?» – и пошел дальше.
Предыдущее
Я неуклонно стервенею
С каждым смехом, с каждой ночью,
С каждым выпитым стаканом.
Я заколачиваю двери,
Отпускаю злых голодных псов
С цепей на волю.
Некуда деваться – нам остались только
Сбитые коленки.
Янка Дягилева
Будильник как обычно прозвенел неожиданно.
На телефоне запиликала знакомая до боли мелодия. За прошлое полугодие у меня успел выработаться на нее стойкий условный рефлекс. Не рвотный, но близко. На летних каникулах он вроде бы стал забываться – и вот опять.
Ольга отреагировала первой. Встала, потрясла меня за плечо.
– Клара, вставай.
Я попыталась спрятаться под одеялом.
– Клара, черт тебя дери, вставай! Опоздаем.
А, в самом деле…
Перед смертью не надышишься.
Я вскочила как очумевшая, принялась нашаривать одежду. Ольга привела себя в порядок быстрее и уже отправилась на кухню готовить завтрак.
Юбка, водолазка, колготки… Сзади зацепки – известно, какие в школе парты. Только сядешь – и привет капрону. Никаких денег не хватит.
Как обморок, на полусогнутых вползаю на кухню. В глаза хоть спички вставляй. Во сколько мы легли вчера ночью?..
Ольга уже настругала бутерброды. Булка, сыр. Живем. Закипает чайник. Я задумчиво жую свою порцию. У меня вообще нет проблем с аппетитом – ни по утрам, ни в другое время суток.
В кухню стрелой влетает собака. Помесь таксы с двортерьером. Бросается на мои колени. Соскучилась, сволочь.
– Мэгги, нет!! – ору я, в ужасе разглядывая дыры от когтей. – Мама, что тут делает собака?!
– Что делает? Почему вы не открыли ей дверь с утра?!.
Мы живем в пригороде, и Мэгги гуляет самостоятельно. Но надо же встать, выпустить… А утром так хочется спать.
– Мама, где мои новые колготки?! У меня же должны быть еще одни…
– Это ты у меня спрашиваешь? Да откуда я знаю, куда ты их засунула? У меня выходной, дай ты поспать хоть немного…
Я в истерике мечусь по дому, переворачивая горы разложенной по стульям одежды. Роюсь в шкафу. Вытряхиваю содержимое ящика для белья. Наконец колготки обнаруживаются – на письменном столе, под учебником физики. Ну конечно, где же еще им быть.
До автобуса двадцать минут.
Я лихорадочно натягиваю капрон, выскакиваю в коридор… и вступаю в лужу. Мэгги не дотерпела.
– Почему собака до сих пор в доме?!
– Это ты мне говоришь?! У тебя вообще есть совесть?..
Мы с матерью ожесточенно ругаемся. Ольга куда-то испарилась. Я впопыхах надеваю джинсы – что делать, сегодня придется идти в них. Уже перед выходом из комнаты робко выглядывает Санчик.
– Оля, что это было?
– Это было утро.
Я так зла, что даже ни с кем не прощаюсь. Мы бежим на автобус. Хорошо, что бабушка приучила собирать рюкзак с вечера – иначе точно бы опоздали.
В автобусе и уже в школе мы с Ольгой не разговариваем. Она прекрасно видит, что меня сейчас лучше не трогать. И только где-то в середине первого урока я начинаю приходить в себя.
Ну колготки, ну лужа… Да и бес с ними, как говорит бабуля.
Историчка трындит какую-то хренотень. Почти никто не слушает. Ей это, конечно, хорошо видно из-за кафедры, но ее это особо не волнует. Она стоит, наклонившись над своими конспектами, и типа диктует что-то про культуру девятнадцатого века. Девчонки сзади как обычно исписывают тетради гаданиями. Кэст, мой сосед по парте на истории, рисует оружие и какие-то комиксы. Я сначала машинально записываю, а потом просто утыкаюсь в учебник, пытаясь мысленно оказаться где-нибудь далеко отсюда. Но глаза скользят по строчкам, до меня ничего не доходит.
Я думаю про маму. Мама красивая. Ей всего тридцать три. Я ранний ребенок. Когда я была маленькой, на улице к ней часто подходили знакомиться, все принимали меня за ее сестру. Никто не верил, что у такой молодой женщины может быть дочь… А я была к тому же довольно высокой для своего возраста.
Да, мама красивая. Мне такой нипочем не стать. У нее короткие темные волосы, веселые карие глаза и неизмеримо обаятельная улыбка. Ее все обожают – на работе, соседи… Когда она дома, у нас вечно толпы ее друзей. Гости не переводятся. Не дом, а проходной двор, как она говорит. И видно, что ее это радует. Ну, такая она. Душа компании – везде и всюду.
Мама прекрасна всегда, даже когда кричит. Ее просто невозможно не любить.
Санчик – ее любовник. Один из. Вообще-то он с нами не живет, да и сама мама живет в другом месте. Они приехали вчера поздно вечером. Пили шампанское, слушали «Pink Floyd». Мы с Ольгой тоже приняли участие в веселье, почему, собственно, и не выспались.
Историчка, конечно, замечает, что я витаю в облаках. Ехидно задает вопрос по пройденной теме. Я ни черта не знаю – на прошлом уроке мы с Надюхой переписывались в специально предназначенной для этого тетрадке. Таких у нас скопилось уже не две и не три – с начала девятого класса, когда мы окончательно забили на учебу.
– Хм, ставлю точку, Цейкинская, – тянет училка.
Я пожимаю плечами. Ради бога. Можно даже две или три. Мне-то что.
Наконец звенит звонок. Класс обессиленно вываливается в коридор. Понедельник. Многие вчера поздно легли.
Второй урок, математику, я еще как-то высиживаю, а перед третьим, химией, ко мне подходит Надюха, смотрит томными глазами и говорит:
– Может, уйдем?..
Это предложение, от которого я не могу отказаться. Мы ускоряемся и уже почти рысью спешим в гардероб. Берем куртки, выходим. Никто не препятствует.
Свежий воздух кружит голову. Хочется чего-то непонятного, томительного, сладкого… Может быть, любви.
– Ко мне? – предлагает Надюха.
Ольга сегодня останется до конца. У нее тренировка.
Я киваю.
Этот день оказался вовсе не так плох, как можно было бы предположить поначалу.