ПАДДЛСТОРМ. КТО ТАКОЙ ХЬЮ КЭРНОУЛ. (Written by Disk D/ Voiceover Necrophos) КРИПИ ВЕСТЕРН
Порой для победы над ужасом нужна вера. И плевать во что. Главное искренняя и оживлённая прожитой болью. И тогда возможно только она одна окажется сильнее веры сотен добропорядочных прихожан этого городка на крайнем западе - Паддлсторма. Давно заброшенного городка.
Но сейчас я расскажу вам, с чего всё началось. И кто такой Хью Кэрноул, вечный слуга Кольта и Дэниелса. Дайте только смочить горло. Виски? Да, самое то. Ну что, сэр. Приготовьтесь услышать самую жуткую странность на всем диком западе.
Случилось это в Паддлсторме - вы такого городка знать не можете, его уж лет десять как нет на этом свете. В общем-то история эта не о том, как добропорядочный город стал городом-призраком; просто потом все разъехались - дело неудивительное; город этот, в итоге, и пяти лет не простоял толком. Собственно, о чем я. История это будет страшная и чудная, но, уж поверьте, все именно так и было, я сам все это видел.
Вы в Господа нашего веруете? Не спешите отвечать, послушайте сперва все, что я расскажу. Хью Кэрнуол - вот кто был настоящий безбожник, можете мне поверить. За всю жизнь он и полдюжины раз не бывал в церкви, разве что на собственной свадьбе да святой Пасхе, и то только в Паддлсторме и только потому, что его приводила миссис Кэрнуол. Таких, как Кэтрин Кэрнуол, надобно поискать еще на грешном Западе, вот что я вам скажу. Не знаю уж, чего ради сошлась она с Хью, но такая, как она, могла привести его за руку не то что в церковь, а в самый Рай Господень.
Чем ее взял Кэрнуол, для меня и сейчас загадка. Не богатством - не скопил он много, на ранчо едва хватило; красивым его не назвала бы ни одна девушка, а уж что насчет молодости - это и вовсе курам на смех. Разве что прошлой славой? Хью Кэрнуол.... да вы не слыхали о Кэрнуоле - подумать только! Вот она, слава - двадцать лет долой, и поминай как звали... Кэрнуол был лучшим стрелком отсюда и до самых чертовых гор. Не знаю, кто мог бы с ним потягаться, нет, не знаю. Все, кто видел его в деле и мог говорить после этого, все, как один, утверждали - не может человек так стрелять. Попасть в подброшенную булавку с сорока шагов для него было так же просто, как вам сейчас взять вот этот стакан, а смелости - нет, не этой тупости, которую нынче зовут смелостью, а трезвого расчета - ему хватало на то, чтобы сразиться одному против дюжины и выйти без царапинки, разве что в чужой крови ботинки испачкать. Вы сейчас и не слыхали о нем, а блаженные двадцать лет назад - чертово время загоняет лошадь! - двадцать лет назад "ганфайтер Хью Кэрнуол" звучало приговором.
Немало он поездил по Западу, а вздумай он отмечать убитых им хотя бы палочками на коре дерева, то дерево давно бы без коры осталось. Когда же ему стукнуло полвека, Кэрнуол - не знаю, отчего уж так, - решил отойти от своего ремесла и осесть на одном месте. Он купил небольшое ранчо милях в пяти от Паддлсторма - почему именно тут? Дело, верно, в том, что шериф Паддлсторма, Дэн Митчелл, мог похвастать старой дружбой с ганфайтером Кэрнуолом, - вот Хью и перебрался на это ранчо вместе с Кэтрин. Кэтрин тоже не была девчонкой на то время - может, они давно уже знали друг друга, так не скажу. Но что же за красавицей была эта Кэтрин в свои двадцать семь - и какой же она могла быть лет в семнадцать! Сущий ангел. Да будь у нее хоть горб и ни единого зуба, она все равно была бы ангелом, помяните мое слово - таких кротких женщин я отродясь не видывал. Моя-то Мэл, упокой Господь ее душу, - или уж тут к дьяволу надо обращаться, не знаю толком, - моя-то Мэл, не к ночи, говорю, будь помянута, больше смахивала на разъяренную горную кошку. Видите этот шрам, сэр - вот этот? Клянусь моим целым глазом, эта мегера хватила меня доской, в мгновение ока выдернутой из ломаного сарая - я и оглянуться не успел, - хотя, пожалуй, трезвого взгляда на тот момент у меня быть и не могло... опять я отвлекся, что ты будешь делать! Так вот, Кэрнуолы. Такая только, как Кэтрин, и могла жить рядом со старым Хью. Да что тут говорить! Как они приехали, Кэрнуол взял и отнес шерифу свои револьверы - так уж они с Кэтрин уговорились. Впредь брал только ружье, и то разве что в крайнем случае, поохотиться или еще что. Но, понимаете, как бы то ни было, если мужчина всю жизнь проработал на мистера Кольта да мистера Дэниэлса, жить как прочие ему будет трудно. Городской дурачок кинул в него как-то со спины орехом - так видели бы вы, что за пируэт исполнил Хью! Несчастный орех просвистел в дюйме от его спины, когда он развернулся, - собственными глазами, тогда еще двумя, я видел это, - а у Хью-то глаза были прикрыты, словно слушать ему было больше нужно, чем смотреть; и вот в тот миг, пока он разворачивался, пропуская мимо чертов орех, левая и правая руки, черт меня дери, одновременно скользнули к поясу - да с такой скоростью, что, держу пари, и паровоз бы его не обогнал. Вся чертова улица застыла, как один человек - да на поясе у него ничего не было. И вот все застыли, даже бедняга Джим, дурачок-то, а Хью все стоял с закрытыми глазами, касаясь ремня кончиками пальцев, и ничегошеньки больше не делал. Тогда Кэтрин просто взяла его под руку и сказала что-то тихо и ласково, будто птичка, и он словно отмер, и все пошло своим чередом.
Вот что за женщина была эта Кэтрин. Ну и представьте только, что сталось с Хью, когда она отдала Богу душу.
Но это я что-то тороплюсь. Дайте-ка еще смочить горло.
Хью Кэрнуол был безбожником - и не чтобы, знаете, любитель божиться, или, упаси Господь, грабить церкви - просто не верил он ни во что. Молча и честно, никому того не навязывая. И прежде, чем проклинать его, вы поживите так, как он жизнь прожил, - тогда посмотрю я на вас. И Кэтрин, набожная, но мудрая женщина, никогда не таскала его в церковь - он довозил ее до города и ждал у входа или еще что. Редко-редко заходил внутрь, разве чтобы ей было приятно. Перед самым тем, когда все и началось, он стал заходить внутрь все чаще - может, и стало бы что, но вот - не вышло.
Тогдашний наш священник, преподобный Делл, так себе был человек. Местами последний даже мерзавец. Но все же пути господни неисповедимы; стало быть, нужен был на что-то патер Делл, лживый пьянчужка. Кэрнуол его не терпел. Но именно он внушал тогда всем: если вы не поверите искренне, вы не спасетесь, ничего от него не спасет, просто тыкать распятием или класть кресты, или читать молитву бессмысленно - надо верить в то, что ты делаешь. Ей-Богу, это была единственная правда, которую я услышал от него за все время, пока его знал.
А началось-то все с того, что дошли до Паддлсторма вести - на джонсоновом ранчо неладное творится. Джонсона у нас все знали, хороший был ранчер, упокой их всех Господь, жена да четверо детей - старшему двадцать, отцу первый помощник, младшенькой, девочке, четыре года; да, к тому же, с два десятка человек работников у него было, да порядочно голов скота. И вот на этих-то самых коров набрел ковбой Том Эллиот по кличке Безголовый, дурашный малый, между нами; он и ехал-то к Джонсону наниматься, а тут, понимаете, коровы - все чертово стадо, которое бы ему, если дело бы сладилось, стеречь, все до единой скотины - лежит посреди прерии, дохлое, как кусок мяса. Хорошенько полежавшего на солнце мяса, доложу я вам.
В общем, Безголовый Том прибыл в город, нахлестывая лошадь, около полудня, с безумным взглядом и трясущимися руками; Мэгги потом клялась, что на площади он осадил коня, словно колеблясь, куда бы ему - к шерифу или к церкви; но все же поехал к шерифу.
Два часа спустя всем стало известно, что ранчо Джонсона мертво. Мертв сам Тед Джонсон, мертва его жена, мертвы все дети - даже четырехлетняя крошка! - мертвы все их работники. Мертв весь скот. Мертва цепная псина во дворе. Безголовый Том отказался наотрез - ка-те-го-ри-чес-ки! - поехать вместе с шерифом и его ребятами да теми из горожан, кого они взяли с собой. Честно сказать, ему и не сразу поверили - уж больно странные вещи он твердил, Безголовый Том, - да и, к тому же, Джонсона видали в городе как раз вчера, целого и невредимого.
Те, кто остался в городе, отпаивали Тома в баре - за счет заведения, разумеется, раз такое дело, тем более что внутрь набились ну просто все - и расспрашивали, и сошлись все в одном: Том, может, и безголовый, но такого выдумать не мог точно. Малый знай твердил посиневшими губами: "Мертвые, мертвые", - и не мог удержать в руках стакана, виски плескало на дрожащие пальцы.
Когда он отошел чуток и смог разговаривать нормально, то рассказал сперва про коров - что мол, лежали они рядками, как на бойне, - и что он порассматривал их немного, пытаясь понять, застрелили их, зарезали или, может, скот пал от болезни - да ничего там уже толком не разобрать было, признался он честно. Скот был мертв никак не меньше трех дней. Хотя, добавлял он задумчиво, грифы их вроде не тронули.
Немного струхнув, он прикрыл лицо платком - вдруг коровы пали от чего-то заразного? - и поскакал на ранчо Джонсона. У него и тогда уже, сказал он, нехорошо было на сердце, будто чувствовал, как оно выйдет.
Возле дома царила страшенная тишина - ни звука, ни ветерка. Том спешился, нерешительно повел в поводу лошадь. Лошадь Тома, не в пример хозяину, смышленое создание, и сам Том то знал и тем, пожалуй, даже гордился - так вот, эта самая томова Спич уперлась в землю всеми ногами и не дала приблизить себя к дому больше, чем на десять шагов. Ну хоть ты тресни, говорил Том. Но не ржала - ни звука, молчком, да и сам он, признался Том, говорил только шепотом. Там такое, объяснял он. Там по-другому вы бы тоже не стали. Ну, Безголовый Том перетрусил тут уже не на шутку, но все же, обмотавшись платком по самые глаза, шагнул к двери и постучался; тут-то и понял, что дверь не заперта. Постучавшись, для приличия, еще раз, он вошел.
Дальнейшее известно - все люди в доме были мертвы. Смерть застигла их будто абсолютно внезапно, как сердце остановило, и тоже дня три назад, никак не меньше. Семья сидела за столом - я уж не буду вам описывать совсем подробно, как Том, а то больно страшно, - а работники были во дворе, кто где, и тоже мертвые.
Да только вот что поразило его, добавлял Том, - еда-то на столе была совсем свежей.
Он признался, что подошел, замирая от ужаса, и тихонько, все косясь на старшего Джонсона, коснулся пальцем говядины в его тарелки - и та была еще теплой.
Тут во дворе что-то стукнуло - железом будто, сказал Том, вновь начиная дрожать, - и его из дома как ветром сдуло. Вихрем взлетел он на свою Спич и погнал в город - и лошадь была рада-радехонька скакать быстрее ветра!
Да все уж и без того поняли, что тут дело нечисто. Поднялся шум. Вперед вытолкали преподобного Делла - он с утра был в баре - и стали спрашивать, чего же он не поехал с шерифом; с преподобного же слетел всякий хмель да с середины рассказа тряслись коленки, но, надо отдать ему должное, он попытался успокоить горожан и, в качестве ближайшего средства, неуверенно предложил всем укрыться до возвращения шерифа и ребят в церкви.
Предложение было горячо одобрено всеми и, в первую очередь, Томом. Набрав оружия, мы всем городом засели в церкви, а преподобный щеколдой запер дверь, деловито вытащив на середину святой воды и распятие. Не знаю уж, помогли ли молитвы прийти в себя, - мне так не слишком, - только вот делу они не помогли ни на волос.
Из людей, что уехали с шерифом, вернулись пятеро, в том числе сам Митчелл. Как они сами признались, пустой город напугал их до чертиков - сами понимаете, что они боялись найти в домах, - но быстро смекнули все и помчались к церкви. Три из пяти лошадей пали прямо на площади, вот как они гнали.
Когда шериф сам положил щеколду с другой стороны двери и затянулся папиросой - и никто, ни единая женщина ничего не сказала! - он спросил только, не возвращались ли другие, те десять человек, что уехали с ними, - и тогда по церкви пронесся тихий стон, стон тех людей, жен и сестер и прочих, которые разом поняли, что их близкие уже не вернутся. И, знаете, никто ничего вновь не сказал шерифу, ни слова упрека; просто притихли и стали, сдерживая слезы, слушать.
Люди, вернувшиеся с Митчеллом, поспешили найти своих в толпе и стали рядом с ними; шериф один остался стоять спиной к двери, и говорил он тоже один, стараясь говорить очень быстро.
В прериях что-то изменилось - они поняли это, стоило им отъехать на восток от города. Воздух стал, - шериф помедлил, пытаясь подобрать слова, - плотнее, что ли. На небе не было ни облачка, светило солнце, как и утром, но его люди то и дело задирали головы, чтобы убедиться, что светло по-прежнему, что им только кажется, что цвета вокруг темнеют. Когда уже ясно был виден дом Джонсона, Томми Бринн вдруг вскинул руку, показывая на восток - там вилась пыль, будто от уходящих от дома во весь опор всадников.
Приглядевшись, Митчелл даже различил вроде бы лошадиные крупы и спины сидящих на них - минимум человек пять. Рассудив, что эти люди могут быть повинны в случившемся - в чем именно, они еще не знали, а верить Безголовому Тому они все же до конца не верили, - Бринн попросил отрядить с ним людей в погоню; а шериф и его пятерка, дескать, нагонит их после того, как заедет в дом. Мол, стоит задержать этих парней сначала, а уж потом шериф подъедет к ним, тепленьким, и предъявит все обвинения.
Митчелл не волновался за него - Бринн и те, кого он взял с собой, были отличными стрелками и умными ребятами, да, к тому же, их было вдвое больше. Ну, до тех пор не волновался, пока не вошел в дом Джонсона.
В нос им тотчас же ударила ужасная вонь, такая, что на глаза аж слезы навернулись. Остатки тел и вправду были возле стола - но телами их было назвать уже трудно. И это была уже не гниль, это было кое-что похуже.
Тут шериф сделал паузу и зажег вторую папиросу - не с первого раза, - осмотреть они смогли только стол, а во двор заглянуть не успели. Порыв ветра мазнул по правому локтю Митчелла, прикрытому рукавом пальто, и Билл Гленворт, все это время стоявший справа, в шаге от шерифа, вдруг пошатнулся и упал лицом вниз - Митчелл тотчас подскочил к нему, хватая за плечо, тряся, - но тот только забулькал что-то, и доски пола смочила какая-то черная вязкая дрянь, текущая из его рта. Митчелл и другие перепугались ни на шутку, но шериф, не робкого десятка старик, своих в беде никогда не бросал - и оттого не отпрыгнул, крестясь, а перевернул Билла на спину, выхватывая револьвер другой рукой и не переставая звать парня по имени. Видели бы вы, что сталось с лицом Билла, добавил тут шериф тихо и замолчал. Справившись с собой, он не стал рассказывать, что именно - вдова Гленворт стояла к нему сейчас ближе всех, - а просто добавил, что не пожалел для него пули. Выстрел прогремел на всю округу, и это словно сорвало что-то в воздухе - шквал налетел на дом, штормовой шквал, и все рванули обратно, к лошадям. Митчелл оглянулся только раз, уже с холма, и увидел ту пыль, что они приняли было за пыль от копыт коней убегавших преступников. И теперь-то он понял, что пыль эта не удалялась, а приближалась... и в ней никого не было.
"Уходим", - завершил свой рассказ Митчелл. - "Берем тех лошадей, что есть, легкие повозки, оружие, и уходим на запад, дальше от опасности. Никаких вещей".
Мысль его показалась не менее здравой, чем до этого - мысль об укрытии в церкви; бросать все никому не хотелось, но то, что ждало их, было ужаснее, и люди повалили вон, поспешно готовя лошадей и пытаясь не потерять детей в суматохе. Город погрузился в чистую панику; и сколько Митчелл не вопил, пытаясь упорядочить все это, сколько не бегал туда и сюда - он ничего не мог сделать, тем более один - все его люди были заняты сбором собственных семей.
Митчеллу собирать было некого, на всем белом свете у него не было никого, кроме значка и кольтов, и оттого-то, верно, именно он заметил повозку, мчащуюся с западной стороны; на всех парах она влетела в город, груженная то ли мешком, то ли тюком, лежащим отчего-то на сиденье, а стегал лошадей не кто иной, как Хью Кэрнуол, встав на козлах, крича что-то. Митчелл бросился к нему, размахивая шляпой, Хью заторомозил, спрыгнул почти на ходу, схватил шерифа за плечи, крича что-то о враче; Митчелл, в свою очередь, пытался рассказать ему о том, что произошло, но Кэрнуол выглядел абсолютно сумасшедшим. "Врача, врача!" - кричал он, таща Митчелла к своей повозке.
Тут-то Митчелл увидел, что лежало на сиденье. Он мгновенно оглянулся - никто не заметил еще, что Хью приехал в город, никто не заметил его повозки, - и, схватив под уздцы перепуганных взмыленных лошадей, он потащил их в тупичок рядом. Кэрнуол, вздумавший, видно, что его ведут наконец к врачу, быстро шел рядом и подгонял и лошадей, и друга.
В переулке же Митчелл как следует тряхнул Хью за плечи, влепил ему оплеуху и, крепко прижимая руки ему к телу, чтобы тот не натворил глупостей, быстро и ясно объяснил, что здесь творится - и, что важнее, что творится на ранчо Джонсона. И о том, что надо уходить - быстрее, как можно быстрее.
Кэрнуол перестал вырываться. Он тупо смотрел поверх плеча своего друга, на повозку и лежащий в ней груз; потом он тихо и односложно ответил на вопросы, что задал ему Митчелл - был ли ветер перед тем, как упала Кэтрин? Видел ли он пыль? Как быстро он добрался до города? И Митчелл стал втолковывать ему, что теперь им нельзя ехать не запад... только на север или на юг - два пути из четырех теперь перекрыты, и об этом нужно сказать людям как можно скорее, но про повозку и ее груз - молчать, иначе поднимется такая паника, которую уже нельзя будет успокоить, а это станет гибелью для всех. Митчелл сам уже, по правде, понимал, глядя на побледневшее лицо Кэрнуола, что тому нет дела ни до одного человека в городе, кроме того, что был в повозке, и прекрасно понимал же, что нельзя дать Корнуэлу ни дотронуться до тела в повозке, ни даже откинуть одеяло, что укрывало его любимую жену. Ну, то, что от нее осталось. И тут, понимаете, полоумный Джим, забравшийся в суматохе на крышу цирюльни, завопил что есть мочи: "Пыль! Пыль со всех сторон! Идет к городу!".
Вам, думаю, в Вавилоне бывать не случалось - в том, который древний, я имею в виду. Так вот, ручаюсь, я побывал в похожем месте, потому что то, что творилось в городе секунду спустя после его крика, по-другому описать никак нельзя. Митчелл взлетел на крышу цирюльни, едва не свалив лестницу, и увидел, что Джим не врал - чертова пылища окружила город кольцом едва ли в пару миль в поперечнике.
Через двадцать минут город утих - ни единого человека на улицах, ни единого звука. Все снова были внутри церкви. Все, как один, молились. Преподобный Делл, ручаюсь вам, никогда не был настолько в центре внимания - и никогда еще так не тяготился своей ролью. Ему бы самому не помешал исповедник.
Но тут он и сказал эту свою фразу, которую я уже говорил раньше, про то, что надо искренне верить; и шериф Митчелл закусил губу так, что выступила кровь.
Пальто на нем, кстати, не было - сказал, что скинул его на пути к городу, и постарался не коснуться при этом правого рукава. Митчелла терзало что-то еще, отличное от общего страха. И не только его. Город - каждый его житель, все до единого, от владельца отеля до полотера, от первой ханжи до последней шлюхи, кроме, разве что, детей да дурачка Джима, - город просто-напросто впервые взвесил свою веру.
И каждый понял, что результат не в его пользу.
Горожане каялись друг другу во всех грехах, больших и маленьких, во всех обидах, в каждом взгляде, просили прощения друг у друга и у Бога, - но сами понимали в эти секунды, что ими не движет ничего, кроме страха, и эта мысль грызла и точила их, безнадежная мысль.
Корнуэл все ошивался у дверей, один единственный - прочие, раздвинув скамьи, побросав бесполезное свое оружие, сидели в кружок в центре. А Корнуэл жрал дверь глазами, как голодный койот, и все ходил туда и сюда, и Митчелл, следивший за ним, понимал, на что тот смотрит через глухую дверь - на свою повозку в переулке.
И знаете, что? Кэрнуол не молился. Не произносил ни слова.
Шериф встал и подошел к нему, положил ему на плечо руку. За дверью все было тихо - ни звука, ни движения.
"Я хочу выйти наружу", - сказал Кэрнуол глухо.
"Не дури", - ответил Митчелл. - "Оно придет сюда".
Они помолчали. Хью словно бы собирался с силами для чего-то.
"Отдай мне мои пистолеты, Дэн".
Револьверы Кэрнуола лежали в ящичке, успевшем покрыться пылью, в участке шерифа шагах в ста от церкви. Конечно, Митчелл позабыл про них.
"Они в участке".
"Так дай их забрать".
"Не дури", - повторил шериф.
Кэрнуол повернулся к нему и сказал что-то так тихо, что я не услыхал и никто из нас не услыхал тоже. А потом они стояли и смотрели друг на друга целую вечность, словно стрелялись взглядами, и Митчелл медленно сдвинул ближнюю скамью из баррикады возле двери. Когда дверь наконец открылась, все увидели только, что снаружи было очень, неестественно солнечно - и темно, клянусь вторым глазом, темно и густо, как в желтых чернилах.
Если бы вы видели, как Кэрнуол вышел из двери, видели бы его шаги, каждый весом в стоун, вам бы это еще долго снилось, как всем нам потом.
Он вышел на улицу, и шериф не закрыл двери, и никто ничего не сказал ему, смотря вместе с ним на то, как старый Хью Кэрнуол пересекает площадь, прихрамывая, идет в участок, а длинная тень с неохотой тащится за ним. Как он выходит оттуда малое время спустя, со старинной кобурой, оттянутой своими двумя револьверами.
Тут-то все и увидели далеко, на улице перед площадью... а вот кто что увидел, в том мы так и не сошлись. Мэгги из салуна уверяла, что это был паровоз, только узкий и низкий, но длины такой, что отсюда до Орлеана достанет, и все один паровоз, без вагонов. Моя Мэл клялась, что ничего там не было, кроме старой коряги, до того только перекрученной, что жуть брала, а малыш Билли Томпсон углядел безглазого оленя.
Что до меня, сэр, то я увидел здоровенную псину, с лошадь, наверное, ростом, вонючую трехлапую псину с огрызком хвоста и чудовищной пастью, да не по морде только, как у прочих псов, а от одного плеча до другого, раскраивая все тело, зубов сотни в две. Улыбайтесь сколько влезет, нам тогда было ой как не до смеха. Последний тупица, чтобы он там не разглядел, понял, что это такое, - но дверь никто закрывать не стал.
Не то чтобы мы не испугались - так я сроду ничего не боялся, - а просто как-то поняли, ну, как раньше, что бесполезно это. Преподобный даже опустил распятие, которое схватил было. Ну, нас тогда ничего уже не спасло бы, это он верно сказал. Лучше бы я в баре сидел все воскресенья, подумал я тогда, как сейчас помню. Может, верил бы хоть в виски. И просто взял свою Мэл за руку. А псина-то пялилась на дверь, на нас она пялилась, хотя и стояла далеко, у водопойки.
И вдруг повернула свою жуткую голову или что у нее там - на Хью Кэрнуола, подхромавшего поближе, вставшего, знаете, шагах в сорока, расставив этак ноги, и, клянусь, смеривавшего псину - ну, то что он видел, - оценивающим взглядом.
А потом псина оскалилась, а зарычать не успела - Кэрнуол вытащил револьверы, молниеносно вытащил, словно и не снимал никогда их с пояса, - мы только ахнули, - и всадил твари прямо в пасть обе обоймы.
И ни разу, конечно, не промахнулся.
Знаете, вот у молодого Дика зрение поострее моего было, так он потом рассказывал, что видел, как блеснули глаза у Кэрнуола, когда он начал стрелять, и как блестели они потом, когда пыль уже развеялась. Ярко, как новые пули, и ничуть не менее зло. Что-то в них такое было, добавлял Дик, что-то тяжелое, как его шаги.
Потом все равно все разъехались, конечно, я вам уж говорил про это. Я так перебрался на Звонкий прииск и не знаю, куда делся Кэрнуол, и Митчелл, и прочие. Знаю только, что вот рассказал я вам странную историю, - чистую правду, сэр! - и, скажу я вам, вера такая вещь... Кэрнуол был настоящий безбожник, что есть, то есть, и в церковь зашел за жизнь с полдюжины раз, и только ради своей Кэтрин, не то, что мы все, сидевшие там каждое воскресенье. Мне вот, знаете, и сейчас бывает... неловко бывает, когда я думаю про это все. Я же до сих пор такой, как тогда, в церкви. Не знаю уж, как прочие, - спаси их Господь. А ганфайтер Хью Кэрнуол застрелил то, что я лучше не буду называть, не притворяясь, что имеет право верить. Если он во что верил, так это в свою жену, ангела земного, и свои револьверы. Но только по-настоящему верил.
И знаете, наверное, этого Богу оказалось достаточно.
Автор Disk D (Источник)Прислать свою историю на озвучку и вопросы коммерческого сотрудничества в лс.
Озвучено с разрешения Автора голосом канала Некрофос
Роберт Говард. Ужас из кургана (часть вторая)
Стив почти бежал к кургану, раскачивающийся в его руках фонарь отбрасывал по сторонам длинные уродливые тени. Брилл ухмылялся, представляя, как удивится суеверный Лопес, обнаружив утром развороченный холм. Что скажет и подумает перепуганный мексиканец, узнав о вторжении в запретное место? Брилл решил, что правильно сделал, вскрыв курган не откладывая, иначе Лопес постарался бы помешать ему в этом деле.
В спокойной тишине мягкой летней ночи Стив подошел к раскопанному месту, поднял фонарь и изумленно выругался. Свет выхватил из темноты небрежно брошенные невдалеке инструменты – и черный провал ямы. Громадная замыкающая плита лежала около зловещей дыры, как будто мимоходом отброшенная в сторону. Стив все-таки спустился в раскоп и поднес фонарь к отверстию, ведущему в узкую, похожую на пещеру камеру. С опаской заглянул туда, ожидая увидеть нечто неведомое. Взгляду не открылось ничего, только голые каменные стены неширокой длинной камеры, достаточно большой, чтобы поместить тело человека. Стены были сложены из грубо отесанных каменных плит, плотно пригнанных и крепко скрепленных каким-то раствором.
– Лопес! – заорал разозленный Стив. – Грязный койот! Ты следил за мной, а когда я прервал работу и ушел за фонарем, ты спустился сюда и отвалил рычагом камень! Черт побери твою жирную шкуру! Ты схватил то, что здесь было, и удрал. Но я поймаю тебя и задам хорошую трепку!
Свет фонаря не позволял что-либо разглядеть вдалеке, и Стив сердито задул его. А затем уставился в темноту, поверх заросшей кустарником долины. Глаза, закаленные солнцем и ветром пустыни, позволяли видеть и ночью. И вдруг Брилл напряженно застьш: на краю холма, за которым находилась хижина мексиканца, маячила черная тень. В тусклом свете заходящего полумесяца легко можно было обмануться, но Стив точно знал – за кромкой холма, покрытого мескитовыми деревьями, двигалось двуногое существо.
– Мчится в свою лачугу, – зло оскалился Брилл. – Несется как угорелый, не иначе прихватил что-то ценное.
Его пробрала дрожь, и Брилл удивился, внезапно возникшему тревожному чувству. Почему фигура семенящего домой вороватого старика вызывала столь необъяснимое волнение? Брилл старался подавить в себе мысли о вдруг возникших странностях в подпрыгивающей походке исчезающего за холмом темного силуэта. Старый грузный Хуан Лопес наверняка не напрасно избрал столь необычную, но стремительную манеру передвижения.
– Я заставлю его поделить добычу поровну. Она найдена в моей земле, и я раскопал холм, – рассуждал Брилл, пытаясь отвлечься от поразившего его воображение побега мексиканца. – Теперь понятно, почему он рассказывал мне сказки о проклятии! Черта с два я поверю в эти басни! Он специально заморочил мне голову, чтобы я оставил курган в покое, а сокровища достались ему. С другой стороны, почему он давным- давно не выкопал клад? Трудно найти логику в совершенно непредсказуемом поведении мексиканца...
Занятый своими размышлениями, Брилл широко шагал по пологому склону пастбища, ведущему к руслу пересохшего ручья. Двигаясь среди деревьев и густого кустарника, растущих по берегам, он перепрыгнул сухое русло и рассеянно отметил про себя, что в темноте не слышно ни крика козодоя, ни уханья совы. Стояла напряженная, неприятная тишина, ночь, казалось, застыла в молчании. Брилл искренне пожалел, что поторопился задуть фонарь, болтающийся бесполезным грузом в левой руке, и так же искренне порадовался, что захватил смахивающую на боевой топор кирку. Парню вдруг захотелось хоть как-то нарушить тишину, например свистнуть, но он выругался и передумал. Он облегченно вздохнул, только поднявшись на пологий склон, залитый звездным светом.
Отсюда Брилл хорошо видел жалкую лачугу на прогалине, окруженной мескитовыми деревьями, из одного окна струился свет.
– Я, кажется, вовремя – старик собирает пожитки, прежде чем удрать, – пробурчал Стив и вдруг пошатнулся, как от удара.
Тишину разорвал душераздирающий крик, настолько ужасный, что хотелось зажать руками уши и упасть лицом в траву, чтобы ничего больше не дышать. Невыносимый пронзительный вопль неожиданно оборвался на самой высокой ноте.
– Боже милостивый! – Стива будто окунули в ледяную ванну – по всему телу выступил холодный тот. – Это орал Лопес... или кто-то дру...
Не закончив фразу, он помчался по склону со всей скоростью, с какой могли нести его длинные ноги. Что-то немыслимо ужасное происходит в одинокой хижине, и он должен узнать что, даже если предстоит встретиться с самим дьяволам. На бегу Стив покрепче стиснул рукоятку кирки, мгновенно забыв о своем гневе на старого мошенника мексиканца. Видно, какие-то бродяги пытаются убить Лопеса, польстившись на его добычу. Но плохо придется любым обидчикам его соседа, пусть старик и оказался вором!
Он уже добежал до прогалины, когда свет в хижине погас, и Брилл, не рассчитав, с налету врезался в мескитовое дерево. Поранившись о колючки, он вскрикнул и отскочил в сторону. Чертыхнулся и снова помчался к лачуге, приготовясь к худшему.
Подбежав к единственной двери, Стив попытался открыть ее, но сразу же обнаружил, что она заперта, и заперта изнутри. Он покричал, призывая Лопеса, но ответа не дождался. Брилл прислушался – тишина не была абсолютной, изнутри доносился шум приглушенной возни. Она сейчас же прекратилась, стоило фермеру вонзить кирку в дверь. С треском разлетелась тонкая створка, и он, занеся над головой кирку, с горящими глазами влетел в комнату, готовый и к нападению, и к обороне. Возбужденное воображение Стива уже населило темные углы лачуги ужасными фигурами, но внутри ничто не нарушало вновь наступившей тишины, и никто не шевелился.
Брилл отыскал спички и влажными от пота руками зажег одну. В хижине не было посторонних: один только Лопес – старик Лопес, лежащий на полу, широко, как на распятии, раскинув руки. Мертвый, будто каменный. Идиотская гримаса искажала рот, глаза выкачены и наполнены непереносимым ужасом. Его слипшиеся волосы слегка шевелил сквозняк из распахнутого окна. Видимо, убийца сбежал через него, а может, этим же способом и проник в дом. Брилл кинулся к окну и осторожно выглянул наружу. Но перед ним был лишь пустой склон холма и прогалина мескитовой рощицы. Он напряженно всматривался в темноту: не шевелится ли что-либо среди коротких теней мескитовых деревьев и чаппараля? Парень вздрогнул – в какой-то момент ему померещилась мелькнувшая среди деревьев темная фигура.
Спичка догорела до самых пальцев, и Брилл выругался, почувствовав ожог. Затем повернулся и, подойдя к грубому деревянному столу, зажег стоящую там старую масляную лампу, машинально отметив, что стеклянный шар лампы очень горячий, как будто она горела много часов подряд.
Наклонившись над трупом, Стив неохотно перевернул его и занялся осмотром. Не было ни ножевых ран, ни следов от удара дубинки. Но смерть, настигшая старика, была ужасна, он сам слышал дикий вопль. Но – стоп... На руке, ощупывающей старика, появилась тонкая полоска крови. И Брилл внимательно осмотрел место, до которого только что дотронулся. На горле Лопеса сочились кровью три или четыре крошечных прокола, нанесенные как будто стилетом – чрезвычайно узким, с закругленным лезвием кинжалом. Но нет, Стив много раз видел раны от удара подобным оружием, да и у него на теле осталась метка, оставленная таким клинком, но тут было что-то другое. Скорее след от укуса неизвестного животного, с очень острыми и длинными клыками.
Брилл был в полной уверенности, что такие небольшие повреждения не могут вызвать смерть, речь не шла и о большой потери крови. И парень решил, хотя эта мысль и вызывала отвращение, что Лопес умер от страха, а раны были нанесены уже трупу.
Осмотревшись, он заметил еще кое-что: по полу валялись раскиданные листки грязноватой бумаги, исписанные корявым почерком мексиканца. Старик, видимо, решил исполнить обещанное и написать о проклятии кургана. Все свидетельствовало о том, что Лопес просидел за столом несколько часов кряду – исчирканные листы, валяющийся на полу огрызок карандаша, горячий шар на масляной лампе. Но кто же тогда побывал на раскопках и украл содержимое погребальной камеры? И кто упирал вприпрыжку за холм? Что за существо успел заметить Брилл?
Теперь ему придется оседлать своего жеребца, отправиться среди ночи за десять миль, в ближайший поселок Колодец Койота, и сообщить шерифу об убийстве. А пока фермер подобрал разбросанные листки, последний из которых был зажат в руке мертвеца, – пришлось приложить некоторые усилия, чтобы разжать пальцы Лопеса.
Брилл повернулся к столу с намерением загасить лампу и задумался. Он медлил, ругая себя за страх, медленно выползающий из закоулков сознания. Вспомнился момент, когда лампа погасла первый раз, перед его приходом сюда. И промелькнувшая в освещенном окне тень, которую он успел заметить перед тем, как в хижине погас свет. Наверняка, именно длинная рука убийцы протянулась и загасила лампу. Он допускал, что возникшее ощущение необычности, искаженности пропорций могло возникнуть от недостатка освещения. Стив, как человек, проснувшийся после кошмарного сна и старающийся вспомнить подробности, попытался четко прояснить для. себя: что настолько испугало его при виде убегающей фигуры, что заставляет его покрываться холодным потом при одном воспоминании об этом?
Брилл зажег свой фонарь, решительно задул лампу и, поругивая себя для храбрости, не без опаски вышел из хижины. Крепко стискивая в руке кирку, он с недоумением прислушивался к себе, стараясь понять, почему некоторые подробности этого жестокого убийства так угнетающе подействовали на него, не отличающегося особой чувствительностью. Преступление было отвратительным, но вполне заурядным в среде мексиканцев, постоянно лелеющих свои тайные распри.
Его окружала тишина звездной теплой ночи... И вдруг послышалось дикое ржание смертельно перепуганной лошади. Забили копыта в деревянную стену корраля, треск – и вот уже вдали раздается топот уносящихся в безумной скачке животных. Стив замер, а затем, вкладывая всю душу, отчаянно выругался. Видимо, среди холмов появилась пантера, жестокий и удивительно хитрый зверь. Наверно, она и прикончила старого Лопеса. Но отчего тогда на теле не обнаружилось следов от кривых когтей свирепой кошки? И глупо думать, что она сумела погасить свет в хижине...
Ночь подкинула очередную загадку. Ковбой всегда выяснит причины поднявшейся паники в собственном стаде, и Брилл поспешил к темному пересохшему ручью. Пробираясь через колючий кустарник и дальше, он чувствовал, как его язык буквально присох к небу. Стив поминутно сглатывал слюну и нес фонарь над головой, стремясь не сбиться с дороги в тусклом пляшущем свете, едва пробивающем мрак сгустившихся теней. Среди хаоса досаждавших парню мыслей вдруг выделилось следующее соображение: он идет по земле, новой только для англосаксов, а по сути не менее древней, чем так называемый Старый Свет.
Ведь вскрытая и оскверненная могила – немое свидетельство, что человек обитал здесь с незапамятных времен. Неожиданно все – и темные в ночи холмы, и обступившие фермера тени – показалось пугающими реликтами прошлого. Многие поколения людей жили и умирали в этих местах до того, как предки Брилла только прослышали о существовании этих земель. И может, именно здесь, у темного ручья, по ночам испускали дух умерщвляемые в страшных муках жертвы.
Поглощенный такого рода мыслями, Брилл торопливо шагал и наконец облегченно вздохнул, миновав затемненный зарослями участок у русла ручья. Спешно поднимаясь по пологому склону к обнесенному оградой корралю, он высоко держал фонарь над головой и внимательно смотрел по сторонам. Ни одного животного поблизости не было, а колья не были выбиты мощными ударами копыт, а вывернуты и лежали на земле. Это указывало на то, что здесь поработал человек, и события приобретали новый, зловещий смысл. Кто-то стремился помешать его поездке в Колодцы Койота сегодняшней ночью. Этим кем-то мог быть только убийца. “Значит, парень решил сбежать и оставить между собой и блюстителями закона как можно больше миль”, – решил, зло усмехнувшись, Брилл. Но что могло так сильно испугать лошадей, что их топот с дальней мескитовой прогалины был уже еле слышен? Спины Брилла опять коснулись ледяные пальцы страха.
Направляясь к дому, он не сразу ринулся под защиту стен, а крадучись обошел хижину, осторожно заглядывая в темные окна и мучительно прислушиваясь к малейшему шороху, который выдал бы притаившегося убийцу. Наконец Брилл осмелился открыть дверь и зайти внутрь. Он резко распахнул створки, трахнув ими о стену, чтобы проверить, не притаился ли кто-то в простенке. А затем осветил пространство комнаты поднятым фонарем, свирепо сжимая в руке кирку, и переступил порог, охваченный смешанным чувством страха и слепой ярости. Слава Богу, в доме Стив был один, тщательный осмотр подтвердил это.
С облегчением вздохнув, Брилл плотно закрыл двери и окна, зажег свою старую масляную лампу и извлек из тайника свой верный кольт 45-го калибра, невесело ухмыльнулся и повращал сине-стальной барабан. Его мысли постоянно возвращались к старику Лопесу, одиноко лежащему в лачуге по ту сторону ручья, вернее, к его трупу с остекленевшими глазами. Конечно, он не собирался отправляться в поселок пешком среди ночи. Скорее всего, убийца решил не оставлять в живых свидетеля преступления. Хорошо же, пусть приходит! Молодой ковбой с шестизарядной пушкой не станет для него, или для них, столь же легкой добычей, как стал старый безоружный мексиканец. Эти размышления напомнили Бриллу о бумагах, захваченных из лачуги. Стив уселся, предварительно убедившись, что не находится на линии огня – через окно могла влететь нежданная пуля, – и занялся чтением, не переставая чутко прислушиваться к подозрительным шорохам снаружи.
И чем больше он погружался в смысл корявых, с трудом нацарапанных строк, тем более душу Стива охватывал леденящий ужас. Пугающую историю поведал старый мексиканец, историю о незапамятных временах, передающуюся из поколения в поколение.
Речь в бумагах шла о странствиях кабальеро Эрнандо де Эстрадо и его копьеносцев, бросивших вызов ранее неизведанным, пустынным землям юго-запада. Первоначально, как гласила рукопись, отряд состоял из сорока человек – солдат, слуг и офицеров. Кроме начальника экспедиции, капитана де Эстрадо, в походе участвовали молодой священник Хуан Завилла и дон Сантьяго де Вальдес. Последний присоединился к отряду случайно – его сняли с беспомощно дрейфующего по водам Карибского моря судна. Он поведал, что все члены команды и пассажиры погибли от чумы, и, боясь заразы, он был вынужден выбросить тела за борт. Де Эстрадо решил взять его на борт своего корабля, несущего испанскую экспедицию, и де Вальдес примкнул к первопроходцам.
Далее путешествие испанцев описывалось Лопесом в примитивной манере, видимо в тех выражениях, как это передавалось от отца к сыну в их семье более трехсот лет. Из рассказа следовало, с какими ужасными трудностями пришлось столкнуться отряду – засуха, жажда, наводнения, песчаные бури, копья и стрелы враждебных краснокожих. Но все эти тяготы отошли на второй план перед таинственным испытанием, постигшим одинокий караван, продвигающийся по дебрям дикой природы.
Отряд превратился в добычу неведомого, тайного ужаса, люди погибали один за другим, а убийцу не удавалось обнаружить. Страх и мрачные подозрения терзали души людей подобно язве. Меры предосторожности не срабатывали, и де Эстрадо пребывал в растерянности. Каждый в отряде знал – среди них находится дьявол в человеческом обличье.
Отчуждение в отряде росло, люди старались подальше держаться друг от друга, шли врассыпную вдоль тропы. Недоверие и стремление уединиться лишь облегчали задачу дьяволу. Потерянные, потерявшие надежду и измученные лишениями люди устало брели через пустыню. Неведомый враг преследовал их неотступно, повергая наземь отставших, находя свои жертвы среди уснувших, не щадя и часовых. И у каждого из погибших на шее находили небольшие ранки от острых клыков, а в теле не оставалось ни капли крови. И оставшиеся в живых знали, с какого рода злом имеют дело. Продолжая идти вперед, люди призывали на помощь святых или богохульствовали в слепом отчаянии, отчаянно боясь уснуть, борясь с усталостью до тех пор, пока не падали в изнеможении. А подступивший сон нес ужас и смерть.
В конце концов подозрения сосредоточились на чернокожем гиганте – рабе из Калабара, из племени людоедов. На одном из привалов негра сковали цепями и успокоено уснули, но в ту же ночь погиб юный Хуан Завилла. Погиб той же смертью, что и остальные. Но он отчаянно сопротивлялся и смог прожить еще некоторое время. Запекшиеся губы прошептали де Эстрадо имя убийцы.
Брилл прервался, оттирая со лба холодный пот и широко открытыми глазами прочел:
“...Добрый священник поведал истину, и де Эстрадо стало ясно, что убийцей оказался дон Сантьяго де Вальдес – вампир, питающийся кровью живых. Вспомнил де Эстрадо и предание и о некоем гнусном дворянине, обитающем в горах Кастилии еще со времен битв с маврами. Кровь беспомощных жертв давала ему бессмертие. Его убежище было раскрыто, и отвратительный злодей бежал – долгое время никто не знал куда именно. Очевидно, спасаясь от погони, он покинул Испанию на корабле, и теперь стало понятно, что спутники его погибли отнюдь не от чумы, а от клыков безжалостного вампира.
Чернокожего освободили, и все оставшиеся в живых люди отправились на поиски дьявольского отродья. Они нашли бестию невдалеке, безмятежно спящего в зарослях чаппраля. Вампир досыта напился крови последней жертвы и отдыхал. Хорошо известно, что вампиры, насытившись, погружаются в глубокий сон, подобно переваривающему добычу удаву, и тогда их можно пленить без опаски. Но, пленив вампира, люди задумались: каким образом уничтожить нежить? Вампир – и так давно уже умерший человек, а как же можно убить мертвеца?
Сначала было решено, что дон Энрике загонит в сердце дьяволу кол, а затем отрежет голову. Но при этом необходимо произносить святые слова, которые превратят давно уже мертвое тело в прах, а священник умер, и некому было правильно сделать это. Де Эстрадо сомневался: вдруг чудовище очнется во время ритуала?
Посовещавшись, они подняли и отнесли дона Себастьяна к находившемуся недалеко от стоянки старому индейскому кургану. Торопливо раскопав холм, испанцы выбросили из погребальной камеры кости и поместили внутрь вампира. Вновь насыпав землю, они помолились: да сохранит его так Господь до Судного дня...
Это место навсегда проклято! Мне жаль, что я не умер с голоду прежде, чем, польстившись на заработки, вернулся в это страшное место. Я с детства знал и этот ручей, и холмы, и курган с его жуткой тайной. Вы ни в коем случае не должны вскрывать этот курган, синьор Брилл, теперь вы знаете все и не должны будить дьявола...”
Рукопись обрывалась на этом месте торопливым росчерком карандаша, прорвавшего помятый лист.
С безумно колотящимся сердцем, бледный, как полотно, Брилл поднялся. Язык прилип к небу, парень с трудом произнес:
– Испанская шпора! Вот отчего она оказалась в кургане, кто-то из отряда потерял ее. И перемешавшиеся с землей слои угля... Мне следовало сразу же догадаться – холм уже вскрывали...
Стив поежился, его обступили темные видения. Только сейчас он понял, что наделал. Освобожденный киркой невежды, монстр без труда отодвинул запирающую плиту и выбрался из могильного мрака. Затем он припомнил темную фигуру, вприпрыжку несущуюся по холму к свету в окне хижины, сулящему человеческую добычу... и еще немыслимо длинную руку, мелькнувшую в тускло освещенном окне лачуги.
– Безумие! Лопес спятил, и я вместе с ним, ей-Богу! – жадно глотая воздух, пробормотал Брилл. – Нет на свете вампиров! А если они существуют, почему чудовище предпочло расправиться с Лопесом, а не со мной? Или вампир выжидает, захотел осмотреться и действовать дальше наверняка? К черту! Что за бред...
Он поперхнулся последними словами. Через окно на него уставилось внезапно появившееся лицо, беззвучно шевелящее губами. Ледяные, немигающие глаза проникали до самой глубины души... Брилл завопил, и отвратительное видение исчезло. Но воздух в хижине наполнился гнилостным, трупным запахом, таким же, что висел ранее над курганом. Дверь затрещала, медленно прогибаясь под напором извне.
Стив Брилл прижался спиной к противоположной стене, револьвер заплясал у него в руке, голова кружилась от проносившихся в голове мыслей, но отчетливой была одна – сейчас между ним и ужасным порождением мрака, пришедшим из тьмы веков, была лишь тоненькая деревянная перегородка. И вот он услышал стон удерживающей засов скобы, и дверь с грохотом рухнула внутрь...
Глаза Брилла расширились от ужаса, но он молчал – язык превратился в ледышку. Взгляд остановился, уставившись на высокую, смахивающую на огромную хищную птицу фигуру: пустые холодные глаза, руки с длинными черными когтями. Монстр был облачен в полуистлевшее платье старинного покроя, высокие сапоги со шпорами, шляпа с висящими полями и поникшим пером криво сидела на голове, превратившийся в сплошные лохмотья плащ свисал, словно крылья ночной птицы...
Чудовище протянуло костлявые руки и стремительно ринулось на Брилла. Ковбой выстрелил в упор и увидел, как от удара пули в грудь вылетел кусок материи. Вампир качнулся, но тут же выпрямился и с пугающей быстротой опять кинулся на Стива. Придушенный вопль вырвался из груди парня, он отскочил к стене, выронив револьвер из ослабевшей руки. Значит, мрачные старинные легенды гласили правду – против вампира человеческое оружие бессильно. Как можно убить того, кто мертв уже долгие столетия!
Когтистые пальцы сжались на горле Брилла, но страх отступил, молодой ковбой окунулся в горячку боя. Он дрался с холодной мертвой нежитью, отстаивая свою жизнь и душу, сражаясь так, как бились его предки-пионеры, бросая вызов суровой судьбе.
Подробностей смертельной схватки Брилл почти не запомнил. Он оказался погруженным в хаос, он рвал зубами, молотил кулаками, пинал мерзкую тварь, впившуюся в него длинными черными когтями пантеры и клацающую острыми зубами в опасной близи от горла.
Вцепившись друг в друга, они катались по полу, путаясь в складках зловонного плаща, поднимались и снова падали, натыкаясь на разбитую мебель. Ярость жаждущего крови вампира не могла преодолеть отчаяния и желания жить его противника.
В какой-то момент дерущиеся рухнули на стол, перевернув его, и лампа разлетелась вдребезги, ударившись об пол и разбрызгав горящее масло по стенам хижины. На Брилла посыпались горячие брызги, но в пылу сражения он не обратил на ожоги внимания. Его продолжали терзать чудовищные когти, бездонные глаза леденили душу, иссохшая плоть не поддавалась ударам, твердая, как сухое дерево. На человека накатила волна слепой ярости, и он дрался, как безумный, не реагируя на окружающее, а вокруг быстро занимались стены и потолок дома. Схватка продолжалась среди бушующих языков пламени, как будто на раскаленном пороге ада вели сражение демон и смертный. Брилл понял, что долго не выдержит, и собрал силы для последнего отчаянного удара. Перемазанный кровью, задыхающийся, он отшвырнул гнусного монстра, а затем снова бросился на него и обхватил настолько крепко, что вампиру не удалось разжать хватку. Приподняв чудовище, Брилл с размаху ударил его спиной о край стола – раздался хруст, как будто сломалась толстая ветка, вампир выскользнул из рук Брилла и распластался на полу в нелепой, изломанной позе. Но даже сейчас тварь еще не сдохла, извиваясь, как умирающая змея, тело пыталось подползти к Стиву, несмотря на сломанный позвоночник, а вспыхнувшие глаза сверлили его с голодным вожделением...
Едва не падая, задыхаясь от дыма, Брилл ощупью нашел дверной проем и выскочил наружу. Вытирая ладонью залитые потом и кровью глаза, он бросился бежать через заросли мескита и чаппораля, словно ему удалось вырваться из ада. И наконец, рухнул на землю в полном изнеможении. Повернувшись, он смотрел на пылающую хижину и благодарил Господа: огонь выжжет дотла не только его дом, он уничтожит записки Лопеса и обратит в прах кости дона Сантьяго де Вальдеса, не оставив о жутком вампире никакой памяти...
Вы хотите головоломок?
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Роберт Говард. Ужас из кургана (часть первая)
Верите ли вы в привидений, призраков, духов? Вот и Стив Брилл совершенно не верил, хотя Хуан Лопес верил безусловно. Но ни глубокий скептицизм одного, ни наивная вера в сверхъестественное второго не смогли уберечь их от встречи с ужасом, сокрытым до времени в глубине веков. Зловещим ужасом, память о котором теплилась в сознании немногих посвященных почти три столетия.
А пока Стив Брилл посиживал на своем шатком крыльце в закатных лучах и предавался горестным размышлениям, очень далеким от мыслей о неведомом и потустороннем. Он с тоской оглядел свой земельный участок и грубо выругался. Брилл вообще был груб, как сапожная кожа. Длинный и сухопарый, сильный, как олень, – истинный сын непоколебимых пионеров, покоривших дикую природу Западного Техаса. Манера ходить, тощие ноги и высокие сапоги выдавали ковбойские привычки этого парня, и он часто ругал себя за то, что покинул “штормовую палубу” – спину своего горячего скакуна – и ушел в фермеры. Молодой ковбой не раз признавался себе, что земледелец из него – просто никудышный. Впрочем, в постигшей неудаче вряд ли был виноват он один. Казалось, обильные зимние дожди – большая редкость для этих краев – обещали отличный урожай.
Но природа, как обычно в этих местах, сыграла злую шутку: поздние заморозки погубили готовые лопнуть почки на плодовых деревьях, многообещающие и даже успевшие пожелтеть зерновые были буквально вбиты в землю прошедшей жестокой бурей с градом. Продолжительная засуха и пришедший ей на смену очередной дождь с градом окончательно добили кукурузу. Хлопок продержался дольше всех, казалось, невзгоды забыли про небольшое хлопковое поле Брилла. Но не тут-то было – стая налетевшей саранчи за ночь лишила его последних надежд.
Он оглядывал свои опустошенные угодья и с жаром благодарил судьбу, что не купил, а только взял в аренду обильно политую потом, но не отозвавшуюся на уход землю. Слава Богу, на Западе еще достаточно просторных равнин, где молодому крепкому парню, привычному к седлу и лассо, всегда найдется дело и возможность заработать себе на жизнь. Брилл решил не возобновлять аренду и навсегда забросить неблагодарное ремесло земледельца.
От мрачных мыслей его отвлек подходивший старый молчун-мексиканец, ближайший сосед Стива. Он жил в лачуге по ту сторону холма и зарабатывал себе на хлеб раскорчевкой на соседских участках. А, возвращаясь после расчистки земли на близлежащей ферме, привычно срезал угол на пути к своему жилищу, проходя через пастбище Брилла.
Появление старика стало обычным за последний месяц, он ежедневно дважды проходил по протоптанной в невысокой сухой траве дорожке к небольшой рощице мескитовых деревьев. Спозаранку мексиканец начинал вырубку и корчевку их немыслимо длинных корней, а на закате возвращался одной и той же дорогой. Стив Брилл лениво наблюдал за замешкавшимся у проволочной ограды стариком и его дальнейшими передвижениями. Неожиданно его заинтересовало, что Лопес, вместо того чтобы идти напрямик, свернул и старательно обходит стороной низкий круглый холм, как обычно прибавляя при этом шагу.
Брилл вспомнил: старый мексиканец непременно огибает небольшое возвышение на пастбище со значительным запасом и старается миновать это место до наступления сумерек. Хотя мексиканцы на раскорчевке, как правило, работали до последних проблесков света – платили за расчищенные акры, а не повременно, – и они старались использовать солнечный день полностью. А старик оставлял работу значительно раньше. Брилл почувствовал острый укол любопытства.
Неторопливо поднявшись, он начал спускаться по пологому склону с холма, на вершине которого стоял его дом.
– Эй, Лопес, подожди! – окликнул фермер устало бредущего мексиканца.
Старик огляделся по сторонам и, заметив Брилла, остановился, равнодушно следя за приближающимся белым.
– Послушай, Лопес, конечно это не мое дело, – небрежно протянул Стив, – но все же хочется узнать: почему ты всегда стараешься держаться подальше от старого индейского кургана?
– Но сабэ, – буркнул Лопес, отводя взгляд.
– Ну, нет! Не обманешь! – рассмеялся Стив. – Не пытайся сделать вид, что не понимаешь меня. Ты умеешь говорить по-английски не хуже, чем я. Ты, видимо, уверен, что в том кургане поселились духи или его посещают привидения? Или еще что-то в этом роде?
Конечно, Брилл легко мог перейти на испанский. Он не только говорил, но и писал на этом языке. Но, как большинство англосаксов, предпочитал изъясняться на родном языке. Старик в ответ пожал плечами и нехотя проговорил:
– Но буэно, плохое место. Лучше, если оно сохранит свои тайны.
– Никак, старик, ты боишься призраков? – насмешливо сказал Брилл. – Ерунда, хозяева этого индейского кургана померли так давно, что их призракам наверняка надоело посещать столь заброшенное место.
Встречавшиеся довольно часто на юго-западе курганы, веками хранящие в своих недрах останки давно забытых вождей и воинов исчезнувшей расы, вызывали у неграмотных мексиканцев суеверный страх. Брилл знал об этом, но что-то в поведении Лопеса заставляло фермера продолжать расспросы.
– Не стоит тревожить тайны, скрытые под землей. Плохое место, – упрямо повторил старик.
– Глупости, – решительно возразил белый. – В Пало Пинто мы с приятелями вскрыли один из курганов и не нашли ничего особенного. Только заплесневелые кости скелета, бусы, кремниевые наконечники стрел да прочую ерунду. И после этого меня не посещали никакие индейские призраки, хотя я долго хранил у себя зубы покойника, пока они где-то не затерялись.
– Индейцы? – Лопес презрительно хмыкнул. – Разве речь идет об индейцах? Мой дед, сеньор Брилл, жил тут задолго до вашего, и я знаю, что в этой стране жили не только индейцы. Из поколения в поколение моим народом передаются многие легенды. А некоторые из них рассказывают о странных событиях, случившихся здесь в старые времена...
– Ну, разумеется, всем известно, что первыми белыми здесь были твои предки – испанцы, – согласно кивнул Стив. – По слухам, неподалеку отсюда проходил Коронадо, а прямо по этим местам – или чуть в стороне – двигалась знаменитая экспедиция Эрнандо де Эстрадо, правда я не помню, в каком году это было.
– В 1545-м, – тут же ответил Хуан Лопес. – Лагерь де Эстрадо был разбит в том месте, где сейчас стоит ваш корраль.
Брилл ошеломленно оглянулся и новым взглядом посмотрел на свой небольшой корраль, где меланхолично бродили пара рабочих лошадей, верховой жеребец и одинокая тощая корова.
– Откуда у тебя такие сведения о старинном походе? – не скрывая любопытства, спросил Стив.
– С отрядом де Эстрадо двигался один из моих предков – Порфирио Лопес, солдат, – с гордостью сказал мексиканец. – И от отца к сыну в нашей семье передавали рассказы об этой экспедиции. Но мне не с кем поделиться знаниями – у меня нет сына.
– Важная же у тебя была родня. А я и не знал об этом, – задумчиво заметил Брилл. – Но тебе, должно быть, кое-что известно не только об экспедиции, но и о золоте, спрятанном, по слухам, где-то здесь, в окрестностях.
– Никакого золота не было, – буркнул Лопес. – Люди смешивают две старые легенды. Воины де Эстрадо шли с боями по враждебной стране и при себе имели лишь свое оружие. А вместо золота многие из них оставили здесь свои кости. Прошли годы, и по этим местам прошел караван мулов из Санта-Фэ. Вот они-то и везли слитки. Спасаясь от неожиданно напавших команчеи, испанцы спрятали драгоценный груз в нескольких милях отсюда и сбежали. Но гринго, охотники на бизонов, давно уже разыскали его и увезли. Так, что золота здесь нет, что бы ни болтали несведущие люди.
Брилл слушал рассеянно и равнодушно кивал. Ему были знакомы подобные легенды о спрятанных сокровищах, в изобилии гулявшие по всей юго-западной части Северной Америки. Это пошло еще с тех времен, когда испанцы владели золотыми и серебряными рудниками Нового Света и сказочные богатства перемещались туда-сюда через долины и холмы Техаса в Нью-Мексико и обратно. Но в руках испанцев была еще и прибыльная торговля мехами. А многочисленные войны, нападения индейцев и рыцарей удачи заставляли доверять накопленное земле. Отголоски этих событий и послужили основанием для рождения легенд о несметных сокровищах.
В мозгу у Брилла подобные мысли постепенно превращались в осознанное желание разом решить свои проблемы и спастись от надвигающейся бедности, разыскав такой клад.
– Делать мне сейчас вообще-то нечего, – задумчиво произнес молодой ковбой. – А что, если раскопать этот старый курган, вдруг мне повезет, и там окажется что-нибудь ценное?
Не успел он произнести последние слова, как от флегматичности Лопеса ничего не осталось: старик резко отпрянул, возбужденно замахал руками. Его смуглое лицо посерело, черные глаза вспыхнули, и он умоляюще вскрикнул:
– Диос, нет! Не губите свою душу, сеньор! Не вздумайте сделать это – на кургане лежит заклятие! Еще мой дед говорил...
Старик неожиданно смолк.
– Так что говорил твой дед?
– Я не могу рассказывать об этом. – Лопес погрузился в мрачное молчание, но вскоре пробормотал: – Я дал клятву молчать, лишь старшему сыну я должен открыть свое сердце. Но, прошу вас, сеньор Брилл, поверьте: лучше сразу перерезать себе горло, чем раскапывать этот проклятый курган.
– Ну, если ты считаешь, что это так опасно, – Брилл говорил раздраженно, уверенный, что речь идет о пустых суеверных домыслах, – расскажи поподробней, дай мне разумный повод не вскрывать так пугающий тебя холм.
– Это невозможно! – В голосе Лопеса сквозило отчаяние. – Я поклялся на святом распятии: как все мужчины нашей семьи дал страшную клятву молчать и не могу говорить. Можно прямиком угодить в ад, если только обмолвишься о столь мрачной тайне. Я могу вышибить душу из вашего тела, стоит мне открыть рот. Но язык мой навеки запечатан – у меня нет сына, и я не нарушу свой обет.
– Вот как, – иронично протянул Брилл. – Не можешь говорить, так возьми и напиши об этом!
Старик замер, а потом усиленно закивал, к изумлению фермера с явным облегчением ухватившись за эту мысль.
– Я так и сделаю! Слава Господу, когда я был мальчишкой, один добрый священник научил меня писать. В данной мною клятве нет ни слова о письме, я только обязан не говорить. Но вы должны пообещать мне, что никогда и никому не расскажете о прочитанном и сразу уничтожите мое сообщение.
– Хорошо, я согласен, – просто для того, чтобы успокоить старика, сказал Брилл.
– Буэно! Я приду и сразу начну писать. А завтрашним утром передам вам написанное, и вы сами поймете, почему никто не должен прикасаться к этому проклятому месту.
Договорив, Лопес поспешил домой, покачивая согбенными плечами в такт торопливым шагам. Стив усмехнулся и, пожав плечами, собрался отправиться в свою хижину. Но низкий, поросший пожухлой травой холм так и притягивал его взгляд. Симметричность насыпи, ее форма явно указывали на сходство с другими индейскими курганами. Стив помедлил уходить и, нахмурившись, продолжал размышлять о таинственной связи древней гробницы с воинственным предком Хуана Лопеса.
Брилл задумчиво посмотрел на удаляющуюся фигуру старика. Полуиссохший ручей разделял надвое долину, окруженную корявыми деревьями и кустами, пролегая между пастбищем Брилла и небольшим холмом, за которым скрывалась хижина Лопеса. Старый мексиканец уже почти скрылся в растущих вдоль ручья деревьях, когда смотрящий ему вслед Стив принял неожиданное решение.
Он быстро поднялся на холм к своей хижине и из пристроенного к ней с тыльной стороны сарая достал кирку и лопату. Брилл надеялся, что еще до наступления темноты успеет осуществить свой замысел и вскрыть курган настолько, что станет ясен характер его содержимого. Еще раз взглянув на заходящее солнце, он решил, что в крайнем случае ему придется поработать при свете фонаря. Уклончивое поведение Лопеса укрепило его догадки о зарытых сокровищах, а порывистая натура требовала немедленно осуществить намеченное и открыть тайну загадочного кургана.
Он почти уверил себя, что эта коричневая горка и впрямь таит в своей глубине клад: девственное золото давно покинутых рудников, а может, и испанскую, старой чеканки, монету. Ведь вполне могло случиться так, что мушкетеры по каким-то причинам не могли увезти свои сокровища и, схоронив их, собственноручно насыпали холм, придав ему форму индейского кургана, желая таким образом одурачить кладоискателей. Что знает об этом старый Лопес? А может, как раз сведения о спрятанном кладе так тревожат его. Неудивительно – мексиканцы убеждены, что спрятанное золото всегда непременно проклято и охраняется неуловимыми злобными призраками. Поэтому, обуреваемый мрачными суевериями, старик предпочитает жить каторжным трудом, но не смеет потревожить сокровища и вызвать гнев потусторонних стражей. Но какое бы неведомое заклятие ни хранило тайну кургана, оно не остановит Брилла. Что могут сделать латино-индейские дьяволы ему, англосаксу, терзаемому демонами засухи, бурь и грядущей нищеты!
С присущей его племени яростной энергией Брилл взялся за работу. Но задача оказалась не из легких – лопата постоянно натыкалась на камни и гальку, а почва, обожженная безжалостным солнцем, была твердой, как железо. Стива охватил пламенный азарт кладоискателя, хотя пот заливал глаза, руки подрагивали от усилий. Кряхтя и утирая струящийся пот, он продолжал мощными ударами разбивать на куски слежавшуюся за века землю.
Солнце ушло за горизонт, и на землю опустились долгие летние сумерки. Но Стив Брилл не замечал ни времени, ни происходящего вокруг, продолжая трудиться не покладая рук. Когда он нашел в почве остатки древесного угля, то окончательно убедился, что курган действительно был индейской гробницей. Провожая почивших в Край счастливой охоты, индейцы, согласно обычаю, четыре ночи жгли костры, чтобы души умерших не заблудились в пути. Днем же досыпали курган. Вскрытый когда-то Бриллом и его приятелями курган тоже содержал лежащий слоями внушительный слой угля. Но сейчас слои угля беспорядочно пронизывали почву.
Стив продолжал работу, хотя идея об испанцах, спрятавших сокровище, изрядно поблекла. Но, может быть, те древние люди, так называемые “строители курганов”, хоронили вместе с покойником и принадлежащие ему ценности?
Стив возбужденно вскрикнул, когда кирка проскрежетала, ударившись о металл. Напрягая зрение в густеющих сумерках, он рассматривал свою находку. Вещица, покрытая слоем ржавчины, не превышала по толщине лист бумаги, но, поднеся ее к глазам, Брилл мгновенно узнал колесико от шпоры, и, судя по длинным острым “лучам”, – испанское. Кладоискатель растерянно вертел в руках “сувенир” испанских кабальеро и гадал: каким образом этот предмет мог попасть в слежавшуюся почву кургана, сооруженного, по всем признакам, аборигенами, и явно простоявшего здесь несколько веков?
Брилл покачал головой и снова принялся копать. Если это гробница древних индейцев, то в центре должна находиться узкая, сложенная из грубо обработанных камней камера, и он должен обязательно обнаружить ее. Именно там находятся кости человека, может быть вождя, ради которого возводился холм и приносились на поверхности человеческие жертвы. В сгустившийся темноте кирка кладоискателя наконец глухо ударила по твердой, напоминающей гранит поверхности. Стив опустился на колени и ощупал грубо отесанный каменный столб, ограничивающий один из концов погребальной камеры. Нечего было и думать разбить его. Брилл начал подрывать вокруг, отгребая землю и камешки, освободив столб настолько, что стало возможным вывернуть его, стоило лишь подсунуть кирку под край, используя ручку как рычаг.
Неожиданно Стив понял, что уже наступила ночь. Молодая луна тускло освещала предметы, размывая очертания. Усталые животные в коррале мирно перемалывали челюстями зерно... И вдруг оттуда донеслось беспокойное ржание мустанга. Жалобный крик козодоя раздался ему в ответ из непроницаемо-темных зарослей у ручья. Брилл неохотно оторвался от своего занятия и решил отправиться за фонарем, чтобы продолжить раскопки при свете. Но любопытство подстегивало его, парень пошарил по карманам в поисках спичек: сейчас он мог с легкостью вывернуть камень и взглянуть на содержимое – ну хоть одним глазком. Но раздавшийся позади запирающей плиты слабый зловещий шорох заставил его отпрянуть и прислушаться. Змеи! Конечно же, в основании плиты могли оказаться прорытые ими норы, и наверняка не менее дюжины “гремучек” с ромбами вдоль спины, свернувшись кольцами в подземной камере, только и ждут момента, чтобы броситься на просунутую по глупости руку. Фермер содрогнулся при этой мысли и отскочил – нет, наугад совать руки в дыры не годится! Его также беспокоил исходящий из щелей вокруг плиты неприятный гнилостный запах. Стив почуял его несколько минут назад, но разумно заключил, что этот факт еще не говорит о присутствии рептилий. В этом угрожающем запахе чувствовался присущий кладбищу дух тлена. Неудивительно, ведь за столько веков в замкнутом пространстве камеры наверняка образовались опасные для всего живого газы.
Досадуя на вынужденную задержку, Стив бросил кирку и вернулся в свой дом. Зайдя внутрь, он зажег спичку и направился к висящему на гвозде, вбитом в стену, фонарю. Встряхнув его, Брилл с удовлетворением отметил, что минерального масла достаточно, и зажег фонарь. Поскольку его страсть не позволяла ему даже чуть задержаться и перекусить, он сразу отправился обратно к кургану. Раскопки абсолютно заинтриговали его, а богатое воображение и найденная испанская шпора крайне обострили любопытство.
Королевская охота на Кастера, или не пейте с русскими. Глава Вторая
Глава вторая. Индейская.
Метель постепенно стихла. К середине этого бесконечного дня охотники, наконец-то, впервые увидели бизонов. Ну то есть как — увидели… Заметили в последний момент, чуть не влетев в целое стадо. Животные недовольно замычали и попытались откочевать подальше от неадекватных белых.
— Так! Кто тут у них главный? — приподнявшись на стременах, поинтересовался Алексей.
— Вон тот! Самый здоровый! — уверенно сказал Буффало Билл, являясь единственным трезвым человеком в отряде.
— А почему они не бегут? Я хочу, чтобы они бежали! Шеридан! — возмущённо обратился он к Филу. Тот покрутил головой и остановил взгляд на Кастере. Армстронг вцепился в луку седла, чтобы не упасть.
— Кастер! Пусть они бегут! — Оти несколько секунд смотрел на командира, обрабатывая информацию.
— Эй, Билл, надо чтобы бегали… — выкрутился маршал охоты. Коди хотел было тоже кому-то перепоручить это дурацкое задание, но рядом была лишь осёдланная лошадь, где-то потерявшая седока.
— Чтоб вас всех!..
Пока Коди пытался привести стадо в движение, принц поднял своё ружьё. Дуло ходило из стороны в сторону, словно ветка дерева на сильном ветру. Когда мимо продефилировал подгоняемый Биллом здоровый бык, великий князь прицелился и выстрелил. Пуля просвистела над головой Буффало. Послышались ругань последнего и заливистый хохот Кастера. Великий князь фыркнул и снова прицелился. Зашедший на второй круг бизон не выказывал ни малейшего волнения по поводу пытающегося совершить меткий выстрел Алексея. Впрочем, у животного были для этого все основания. Вторая попытка не представляла угрозы даже для Коди: пуля ушла куда-то вдаль. Алексей зарычал. Кастер, давясь смехом, опустился к шее своего коня. В этот раз великий князь не выдержал, и уже сам помчался за заскучавшим бизоном. В его состоянии стрельба на ходу оказалась так же эффективна, как и стрельба с места. Конь неловко дёрнулся, и залп ушёл в стратосферу. Коди нервно потирал лоб, Шеридан, кажется, захрапел, а Кастер от хохота уже сползал с собственного коня.
— Можно я его пристрелю? — раздражённо уточнил Алексей, глядя на своего белокурого друга. Армстронг попытался вернуться в исходное положение, но всё-таки свалился с лошади, не в силах сдерживать хохот.
— Давай! Если попадёшь! — разве что не катаясь по снегу, гоготнул Армстронг.
— Дурацкие бизоны! — фыркнул великий князь, но его настроение спас Буффало Билл, предложив своё ружьё.
— У вас просто прицел сбит, — тактично заметил он.
— В глазах! — выкрикнул всё ещё лежащий на снегу Кастер, у которого челюсти сводило от смеха.
— Из этого попадёте. И в бизона тоже, — покосившись на «маршала», улыбнулся Коди. Алексей улыбнулся, подъезжая к Кастеру и наставляя на него ружьё.
— Э-э-э… Лежачих не бьют! — возмутился Оти, глупо хихикая.
— А я и не буду тебя бить, — покачал головой Алексей и нажал на спусковой крючок. Кастер успел откатиться, но выстрела не прозвучало.
— Чёрт! Осечка! Везучий ты… — рассмеялся принц, глядя на слившегося с белым снегом Армстронга.
— Не смешно! — буркнул заметно протрезвевший Кастер. К ним подъехал Коди.
— Забыл дать вам патроны… — улыбнулся он принцу. Армстронг прищурился и указал пальцем на Билла, всем видом демонстрируя, что запомнил его рожу.
После смены оружия дела у великого князя действительно пошли веселее — вожак стада пал смертью храбрых. А охотники не преминули отметить это очередной порцией шампанского, запасы которого уже подходили к концу. Проспавшийся Шеридан и напуганный до протрезвления Кастер тоже разошлись. Бизонов в этот день было убито немало.
Вернулись в лагерь они только к вечеру, довольные и до безобразия трезвые. Жаль только, туши бизонов складывать оказалось некуда — в фургонах отсыпались американцы и русские, не выдержавшие темпа своих командиров.
Уже почти подъехав к самому биваку, охотники заметили неожиданное оживление вокруг. Впереди горели огни и казалось, что в лагере теперь народу куда больше, чем было оставлено. Кастер схватился за оружие, Алексей насторожился и только Шеридан, улыбнувшись, вдруг заорал не своим голосом, да ещё и не на своём языке. В ответ раздался индейский говор. Армстронг выхватил револьвер.
— Индейцы! — воскликнул он.
— Кастер, место! — прикрикнул на него Шеридан, и тот, обиженно заскулив, опустил оружие.
Алексей перевёл взгляд с Шеридана на Кастера и обратно, но промолчал. Навстречу им выехал небольшой отряд самых настоящих индейцев. Один из них выдвинулся вперёд и, подняв руку, приветствовал белых всадников. Алексей широко раскрытыми глазами рассматривал их причудливое одеяние.
— Что он сказал?
— Или приветствует или убить грозится… Я всё время путаю звучание, — беззаботно ответил Кастер, убирая оружие.
Алексей выехал чуть вперёд и, приложив руку к груди, кивнул индейцу. Отряд краснокожих развернулся и повёл белых за собой в их же лагерь.
— А какое это племя? — уточнил Алексей. Кастер почесал подбородок.
— А чёрт их разберёт. Индейцы, они и в Африке индейцы, — почесав щёку, заметил Армстронг.
— В Африке водятся индейцы?
— Нет, там водятся нег… ой! Фил, нам ещё можно употреблять слово «негры»? — осекся Кастер.
— Можно, мы в девятнадцатом веке, — улыбнулся Шеридан.
— Негры там водятся. А эти вот тут бегают, по прерии. Хотите, отдадим часть? — продолжил Оти, воодушевившись одобрением начальника.
— Ты мою страну на карте видел? — на всякий случай уточнил великий князь.
— Видел, один раз, — кивнул Кастер.
— Знаешь сколько у меня таких же? Хоть топи, девать некуда!
— Хм… топить? А это мысль… — Оти ненадолго задумался, похоже, вдохновившись этой идеей. Фил покачал головой и закатил глаза.
Тем временем вся их торжественная процессия наконец-то добралась до лагеря. Теперь он был весь заполнен индейцами. Мужчинам, женщинами… Аборигены даже детей умудрились притащить.
— Это дружественные нам индейцы, ваше высочество. Узнав, что вы оказали честь посетить эти земли, они сообщили, что хотят лично приветствовать вождя, прибывшего из-за Большой Воды, — гордо и очень торжественно объявил Шеридан. Индеец, который приветствовал их, снова подошёл к Алексею, в этот раз в компании скаута, который должен был выполнять функции переводчика.
— Они говорят по-английски? — уточнил принц.
— Всё понимают, только сказать не могут, — усмехнулся Кастер.
— Как твоё имя, вождь? — спросил принц. Индеец что-то промычал.
— Его зовут Пятнистый Хвост, сэр, — перевёл скаут.
— Какое странное имя. Боюсь предположить, где же у него этот самый пятнистый, — улыбнулся Алексей и посмотрел на Кастера.
— Я не проверял, сэр… Коди, у него есть хвост? — уточнил Армстронг у Билла. Тот закатил глаза и даже не стал отвечать.
Познакомившись, все оставшиеся в живых после Охоты переместились в большую палатку. Обстановка тут слегка изменилась. Оккупированная индейцами, она превратилось в нечто похожее на большое типи. Индейцы сидели на полу, видимо, ожидая появления гостей. Когда белые разместились, началось представление. Алекс во все глаза смотрел на странно двигающихся индейских мужчин и женщин, Шеридан привычно дремал, а Кастер уничтожал шампанское.
— Им плохо, Оти? — с беспокойством спросил принц.
— Думаю, им очень хорошо, Алекс, — возразил Армстронг.
— Вот скажи мне, как охотник охотнику, Кастер: как тебе индейские женщины? — улыбнулся Алексей.
— Бабы, как бабы, ваше высочество. Только с именами вечно какая-то запара, — задумчиво произнёс Оти.
— В смысле?
— То не запомнить, то не произнести, — хмыкнул Кастер и сделал очередной глоток шампанского, в этот раз прямо из бутылки.
А шоу тем временем набирало обороты. Теперь великому князю было предложено раскурить трубку мира. Алексей принюхался и недоверчиво посмотрел на трубку.
— Пусть сначала мой дорогой маршал попробует? — предложил он и с улыбкой посмотрел на Кастера.
— Я не курю…
— Так ты и не пьёшь, — хмыкнул явно оживившийся в предвкушении веселья Шеридан.
Кастер обречённо взял протянутую трубку и затянулся. Хорошо так затянулся, от всей своей белобрысой души.
— Выдыхай, бобёр… — шепнул Фил. Но Оти молчал и смотрел в одну точку, даже не думая дышать.
— Маршал? — Алексей провёл рукой перед стеклянным взглядом своего друга.
— Кастер выдохни, это приказ! — Фил с силой двинул своему подопечному под дых и тот, закашлявшись, наконец-то начал дышать.
— Господи! Я ослеп! Я ничего не вижу! Как темно-то! — запаниковал, прокашлявшись, Армстронг.
— Глаза открой, придурок! — рявкнул на него Фил, и Оти распахнул действительно закрытые до этого глаза.
— Я прозрел! Господи, я снова вижу! — слабым голосом прошептал маршал охоты и неожиданно крепко обнял сидевшего рядом Алексея. Тот пытался перестать смеяться и отбивался от объятий маршала одновременно.
— Дайте мне вашу трубку! Я тоже хочу! — хохотал принц.
— А почему я так медленно разговариваю? — внимательно осматривая собственные руки, пробормотал Оти. Алексей предложил ему шампанского.
Пока Кастер то уходил, то приходил в себя, Алексей и Шеридан развлекались теперь тем, что пытались выяснить политические предпочтения Пятнистого Хвоста. Тот отнекивался и делал вид, что ни черта не понимает.
— А я тебе говорю, Хвостик, что все эти социалисты… они — проклятые мерзавцы, — качал головой Алексей. — Они моего отца знаешь сколько раз убить пытались!
Хвост что-то бубнил на своём хвостатом языке, очевидно, не соглашаясь с оппонентом.
— Что значит: «У них своя правда»?! — возмутился Алексей.
Сложно было понять: или они действительно теперь говорили на одном языке, или каждый говорил о своём. Первый вариант был возможен, потому что Алексей под действием то ли трубки, то ли шампанского с трудом произносил слова, но речь его поразительно походила на бормотание Пятнистого Хвоста. Но и второй исключать не следовало — быть может, идеи их просто прекрасно соотносились друг с другом, создавая подобие диалога.
— А я предлагаю отнять и поделить! — внезапно озвучил свои мысли витавший до этого где-то в пучинах своего сознания Кастер.
— Что отнять? — уточнил Шеридан.
— И что поделить? — поинтересовался Алексей.
— Баб! — воскликнул Оти, а Пятнистый Хвост тут же согласно закивал.
Бабы, к счастью, оказались поблизости и отнимать их ни у кого не пришлось. А главное, они быстро увели тему от взрывоопасной политики к мирной охоте.
— Шеридан говорит, что вы охотитесь при помощи лука? Неужели и на бизонов — тоже? — недоверчиво спросил Алексей у Пятнистого Хвоста. Тот гордо вскинул подбородок.
— Невозможно завалить бизона из лука! — покачал головой Алексей. Хвост для пущей демонстрации ещё и руки на груди скрестил.
— Кастер?
— Ну, кто-то и из ружья с трудом может. А Хвост точно из лука завалит, — улыбнулся Армстронг, намекая на утренние неудачи принца.
— Быть того не может! — воскликнул Алексей, а индеец обиженно нахмурился и указал на улицу.
— Да! Мы должны это проверить! — предложил Шеридан. — Нам нужен бизон! Коди?
— Какой к чёрту бизон? Ночь на дворе! — всё это время тихо сидевший в стороне Буффало Билл явно начал раздражаться.
— Бизон. Принц сказал «бизон»… — покачал головой Оти.
— Как вы меня достали! Алкаши проклятые! — выругался Коди, поднимаясь со своего места и покидая шатёр.
— И чего он так нервничает? — с непониманием уточнил Армстронг у Шеридана.
— Молодой ещё… — философски заметил тот.
Никаких бизонов Билл искать даже не планировал. Единственная здравая идея, которая пришла ему в голову — привести к лагерю двух коров.
— Простите, дорогие. Не по своей воле я это делаю, — невесело вздохнул Билл, таща на убой ни в чем не повинных скотинок.
Тем временем народ уже выполз из палатки и ждал своих бизонов. Степень опьянения легко определялась по одним только позам. Индеец был трезв: он стоял ровно, бережно поглаживая свой лук и готовясь к стрельбе. Великий князь — выпрямившись, но пошатываясь, словно на ветру. Рядом, постоянно норовя свалиться на принца, балансировал Шеридан. Кастер вывалился из палатки, пытаясь вытереть рот рукавом, но тут же свалился, да так и остался сидеть на земле.
— Эй! А чего это у тебя бизоны такие мелкие? — поинтересовался Шеридан, щурясь и пытаясь сфокусироваться на животных.
— Ночью только такие, сэр, — не очень дружелюбно фыркнул Билл и привязал одну из коров на достаточном для выстрела расстоянии.
Пятнистый хвост гордо осмотрел белых людей и сделал несколько шагов вперёд. Стрелять ночью, при плохом освещении было не очень удобно, но стрела, выпущенная из лука, пронзила животное насквозь. Корова, замаскированная под бизона, свалилась замертво. Алексей рванул к туше. Шеридан, потеряв точку опоры, приземлился рядом с Кастером, который даже не пытался подняться.
— Хорошо… — заметил Фил, положив Кастеру руку на плечо.
— Ага… — приобняв командира, согласился Оти, глядя, как принц суетится вокруг «бизона» и снова о чём-то спорит с Пятнистым Хвостом.
— Выйду ночью в поле с конё-ё-ём… — затянул Армстронг песню, которой научил его Алексей.
— Ой, да с конё-ё-ём… — подхватил Фил.
— Ночкой тёмной тихо пойдё-ё-ё-ём — завыли они по-русски, не попадая ни в одну ноту.
Следующее утро выдалось тяжёлым для всех. Армстронг открыл глаза и снова не сразу сообразил где находится. Он повернул голову и обнаружил себя на плече мирно посапывающего Алексея, на втором плече которого лежала какая-то симпатичная индейская девушка.
Оти приподнялся на локтях. Они были в том самом вчерашнем общем шатре. На разложенных шкурах спали индейцы вперемешку с бледнолицыми. Сев, Армстронг понял, что у него перед глазами всё плывёт. Слева обнаружился Фил Шеридан, дрыхнущий чуть ли не в обнимку с Пятнистым Хвостом.
— А говорил хороший индеец — мёртвый индеец, — хихикнул Кастер и поднялся.
Его повело, и он чуть не затоптал лежащих рядом людей. С трудом откопав среди груды полуживых тел собственные сапоги и с не меньшим трудом их надев, Кастер выбрался из палатки. Шёл снег, морозный ветер приятно остужал мозги. Его тошнило, но сдерживать эти порывы он не собирался. Придя немного в себя, Оти наконец-то оглядел лагерь. Сначала он решил, что до сих про не прошли последствия курения трубки мира. Палаточный городок был практически уничтожен. То тут, то там виднелись следы артиллерийского обстрела. У одной из воронок, несомненно оставленной пушечным выстрелом, мирно паслась корова.
— А чё случилось-то? — озвучил свою мысль Кастер. Где-то за спиной раздался голос Буффало Билла.
— А вы не помните, как вчера принц из лука пытался в бизона попасть? — с усмешкой уточнил Коди, материализовавшись перед Оти.
— Не помню…
— Ну, в общем, он чуть не отстрелил себе ногу, а потом вы предложили не мучить животное, в смысле бизона, и бахнуть по нему из пушки, — как ни в чём не бывало пожал плечами Коди.
— Ну и как? — зачем-то уточнил Армстронг.
Коди окинул взглядом руины лагеря.
— Не попали…
Вечером того же дня стало понятно, что продолжать охоту они больше не могут. Впрочем, великий князь был абсолютно доволен проведённым временем и надарил всем подарков.
Алексей, Шеридан и Кастер сидели за столом и мирно обсуждали дальнейшее путешествие принца по Соединённым Штатам. Армстронг поверить не мог, что в его кружке было молоко, и с удивлением принюхивался к такому непривычному напитку.
— Я надеюсь, все присутствующие согласны с тем, что произошедшее за эти дни не стоит выносить на суд общественности? — на всякий случай уточнил Фил.
— А что такое? Поохотились, познакомили Алекса с индейцами, отдохнули... Кого волнуют детали вообще? — хмыкнул Оти.
— Действительно. Впрочем, некоторые детали, например, как мы убили стадо бизонов, а индеец так вообще положил одного из лука, вполне можно осветить, — беззаботно пожал плечами великий князь.
Шеридан скептически хмыкнул, вспоминая того «бизона», но спорить не стал.
— Славно, на том и остановимся, — кивнул он.
— Филип! Можно вас попросить? Оставьте мне моего маршала на всё путешествие? — улыбнулся Алекс. Оти встрепенулся и бросил на Фила молящий о пощаде взгляд. Печень-то у него всего одна.
— Конечно, ваше высочество. Я знаю, что вы с ним крепко сдружились, и он наверняка будет рад показать вам нашу страну, — с довольной улыбкой кивнул Шеридан. Армстронг поднялся на ноги и побрёл к выходу.
— Маршал! Ты куда? — поинтересовался Алексей.
— Завещание составить надо… — обречённо бросил Оти, на ходу осушая свою кружку с молоком.
Королевская охота на Кастера, или не пейте с русскими. Глава первая. Часть вторая
Глава первая. Американская. Часть вторая
Благодаря неутомимой энергии Шеридана и Кастера, а также морозу, позволившему американской стороне прийти в себя, к празднованию дня рождения великого князя всё было готово. По крайней мере, в этом был уверен Армстронг. Филип сомневался, но всё же оценивал шансы на удачный исход предприятия достаточно высоко.
Утро, однако, началось не с кофе, а с шампанского. Именно им встретили американцев в палатке Алексея Александровича. Оказалось, что по мнению приближённых принца, да и самого Алексея, лучше начинать праздновать как можно раньше. Попытки объяснить русским, похоже до сих пор не протрезвевшим, что к охоте всё готово и можно выдвигаться, вызвали гул негодования и шквал обвинений в неуважении. Пришлось уважить. Оставалось надеяться, что Коди не заскучает вместе с найденным им стадом и придумает чем себя занять.
— Слушайте, Кастер… Вы генерал? — не очень трезво поинтересовался принц, выходя из палатки.
— Ну, технически не совсем… — задумался Армстронг, пытаясь сообразить, как же объяснить русскому сложную и запутанную американскую систему назначения воинских чинов.
— Не важно… Я дарую вам титул маршала! Великого маршала нашей охоты! Великий маршал и Великий князь — отлично же звучит! — торжественно объявил Алексей.
— Это как свадебный генерал, только маршал? — уточнил Кастер.
— Вроде того. Вот, держите, это ваш маршальский жезл! — улыбнулся Алексей.
— Это кость, сэр…
— Включите фантазию, Оти… — принц хлопнул его по плечу и направился к лошадям.
В общем, выступать пришлось уже после обеда, будучи в приличном подпитии. И если князь выглядел трезвым, а его соратники слегка навеселе, то у некоторых янки возникли сложности даже с тем, чтобы выйти из палатки, не говоря уже о попытках забраться на лошадь.
Великий князь нетерпеливо посматривал на всё ещё пытающуюся собраться колонну и явно нервничал. Фил Шеридан, кажется, задремал прямо в седле, а Кастер, которому вообще было лучше всех, пытался поймать на язык медленно падающие снежинки.
— Ваше высочество… а давайте соревнование? — вдруг предложил Армстронг. Алексей перевёл заинтересованный взгляд на своего спутника.
— Давайте. А какое?
— Кто первый найдёт стадо бизонов тот… Молодец. А кто не найдёт — проставляется все оставшиеся дни. Фил, ты с нами? — он толкнул Шеридана и тот, вздрогнув от неожиданности, помотал головой.
— А! Что? Да! Выдвигаемся! — кивнул он, даже не расслышав, что у него спросили.
— Подсказка! Движемся на север! — Армстронг махнул рукой и пришпорил коня. Царевич решил не отставать и рванул вдогонку.
Оторвавшись от принца, Кастер пустил коня рысью. Армстронг, преодолев в таком темпе ещё какое-то расстояние, обернулся, чтобы понять, как далеко его преследователь, но не обнаружил ничего кроме белой пелены. Он и не заметил, когда снег успел усилиться настолько, что стало невозможно рассмотреть ничего вокруг. Благо он знал, где охотники должны пересечься с Буффало Биллом и его бизонами. По примерным расчётам, ему самому сейчас стоило продолжать двигаться в том же направлении. Впрочем, за точность собственных прикидок он бы сейчас ручаться не стал. Кастер достал компас и некоторое время гипнотизировал лимб.* Затем потряс головой. Количество стрелок уменьшилось вдвое. Вот только они не меняли своего положения, как бы он не крутился.
— Нет, нет, нет, нет… — Оти потряс компас, затем подышал на него перегаром, надеясь согреть. Хорошенько обругал устройство, алкоголь, русских, Шеридана и Гранта для профилактики — всё тщетно. Поняв, что дело дрянь, он со злости швырнул компас о землю. Не помогло. Только доломал то, что и так работать не хотело.
Кастер снова покрутил головой по сторонам. Ветер и снег усилились. Бинокль, естественно, показывал одну и ту же белую картинку в любую сторону. А его собственные следы, по которым можно было попытаться вернуться, уже запорошило.
— Пережить войну, чтобы сдохнуть на ещё не начавшейся охоте на бизонов. Это войдёт в учебники истории! Идиот! — тихо выругался Кастер. Так или иначе, опираясь лишь на своё и верного коня чутьё, он решил двигаться в ту же сторону, что и прежде. На что-то он рано или поздно наткнётся. Хорошо бы, если на принца, потому что если и тот потерялся, то ему действительно лучше сдохнуть в этой метели.
У Шеридана тем временем обнаружились другие проблемы. Догонять принца и Кастера он не решился, зато мог в полной мере наблюдать последствия алкогольного опьянения своих солдат. Они падали. Засыпали, отставали и валились с лошадей прямо в снег. Их подбирал обоз и практически штабелями складировал в фургоны. А русские продолжали тайком угощать своих американских коллег и, похоже, очень веселились от результатов их неподготовленности. А потом говорят, что в американской армии пьянство процветает! Что тогда в России творится? Филип не мог гарантировать, что по прибытии на место хотя бы десяток американцев будет во вменяемом состоянии. Причём он даже за себя не ручался: уж больно соблазнительные тосты ему рассказывал какой-то русский граф, друг принца.
Белобрысый «маршал» пропал из виду, и Алексей, надеявшийся сначала его догнать, вскоре понял тщетность этой затеи. Похоже, шампанское с водкой оказались для американца слишком хорошим топливом. Вокруг, как говорится, не видно было ни зги, и он плохо понимал, куда двигаться дальше. Оставалось только надеяться, что его догонят остальные. Останавливаться и дожидаться подмоги он не стал: при такой скверной погоде и в сугроб можно превратиться, а сгинуть в свой день рождения где-то посреди степей Небраски совсем не хотелось. Тем не менее Алексей не спешил. Он старательно прислушивался в попытке различить голоса или конское ржание, но, к несчастью, отовсюду доносилось только унылое завывание ветра.
Вскоре великий князь наткнулся на какое-то подобие рощицы. Вернее, явно различил он лишь два чернеющих силуэта с лысыми ветками. Так как видимость не превышала и пяти метров, то точно быть уверенным в существовании других деревьев он не мог. Что-то тёмное мелькнуло впереди. Алексей насторожился и принялся вглядываться в снежную пелену до рези в глазах. Так и ослепнуть недолго. Но вот снова впереди мелькнула тень. Великий князь достал ружьё и прицелился. Тёмное пятно снова скрылось. Он тронул лошадь в ту сторону, где предположительно находилась цель.
— Мистер Кастер, с вас простава! — шепнул он и вскинул ружьё, наводя его на снова мелькнувшее пятно. Но нажать на спусковой крючок опять не успел. Алексей спешился и привязал коня. Он достанет этого зверя — бизон это или нет, но достанет.
Армстронг тоже пытался выследить своего бизона. Из-за слепящей снежной белизны, мельтешащей со всех сторон, слезились глаза, и он никак не мог выстрелить. Он перемещался перебежками, падал, даже пытался прятаться то за пень какой, то за камень, но зверь постоянно уходил. Кастер, кажется, приближался к нему. По его скромным подсчётам вот за тем поваленным деревом, если подойти с подветренной стороны, он должен будет выйти животному в спину. Армстронг даже пригнулся пониже к земле, надеясь, что снег скроет не только добычу от него, но и его от добычи. Он нырнул к поваленному дереву и тут же выскочил из-за него, готовясь стрелять.
— Кастер! — перед носом Армстронга оказалось дуло ружья. Переведя взгляд чуть дальше, он увидел удивлённое лицо Алексея, который в свою очередь рассматривал дуло его Спрингфилда.**
— Ваше высочество! Похоже, Шеридан будет пить за наш счёт, — выдохнул Оти, опуская оружие. — Как хорошо, что я вас нашёл!
— Это я вас нашёл! — возразил Алексей и улыбнулся, опустив своё оружие.
— Спорное утверждение, — не согласился Кастер, готовый начать препираться.
— Так или иначе, чертовски рад вас видеть, маршал. Я принял вас за бизона, и повезло, что не подстрелил, — заявил Алексей, но его спутник снова покачал головой.
— Я вас уже полчаса выслеживаю…
— Но я приехал минут десять назад…
— Тогда кого же я выслеживал? — задумался Армстронг.
В этот момент где-то над ухом раздался яростный рык. Из снежной пелены на них пёр здоровенный медведь. Мужчины вскинули ружья и выстрелили. Похоже, они промахнулись, потому что зверь на всех четырёх рванул прямо к ним.
— *б твою мать! — на чистом русском завопил Кастер, хватая Алексея за шиворот и оттаскивая с линии атаки. Они бросились наутёк от не на шутку рассерженного медведя.
Убегать от здоровенных медведей — дело неблагодарное. Особенно неблагодарным оно становится, если ты понятия не имеешь, куда бежать. Из-за ветра и снега не было видно ни возвышенностей, ни деревьев… Вообще ни черта. Как лучшие из легкоатлетов, Кастер и Алексей перемахивали через какие-то камни и ветки. Оборачиваться не хотелось, злобное пыхтение зверя было слышно даже сквозь свистящий в ушах ветер. Армстронг с принцем синхронно перепрыгнули через очередное препятствие и вдруг, поскользнувшись, покатились куда-то вниз. Очевидно не успевший сориентироваться медведь исполнил тот же приём. Все трое оказались на льду замёрзшего озера. Первые попытки встать не увенчались успехом, благо и мишке когти не слишком помогали — он не менее потешно, чем представители сапиенсов, растягивался на поверхности озера. Но на лапы смог перевернуться всё же первым.
Кастер и Алексей, держась друг за друга и отбив всё, что можно было отбить, тоже, наконец, поднялись на задние «лапы». Медведь смотрел на свой перепуганный завтрак и, видимо, пытался прикинуть: сможет ли он его достать одним рывком? Мишка сделал маленький шажок вперёд и не упал. Принц и его «маршал» повторили движение животного, только пятясь в противоположную сторону. Ещё шаг вперёд — и столько же назад. Медведь, осмелев, сделал два шага. Люди — один и ещё один, еле удержавшись на ногах. Решив, что всё получается, животное рвануло вперёд. Но забуксовало и снова растянулось на льду. Мужчины сделали три аккуратных шага назад, понимая своё умственное превосходство перед зверем. Расстояние между ними слегка увеличилось. Медведь зарычал, недовольный слишком умным завтраком. Алексей снова попятился, но, кажется, поспешил. Он изобразил замысловатый кульбит и приземлился на пятую точку.
— Твою мать! — рискнувший поднять его Кастер просто завалился сверху. Медведь как-то очень довольно закряхтел и снова попытался подняться.
— Армстронг, слезьте с меня! — почему-то прошептал Алексей.
— Я стараюсь! — так же шёпотом ответил Оти, пытаясь собрать руки с ногами. Выходило не очень. Плюнув на это дело, он попробовал уползти от опасности. Алексей последовал за ним. Медведь, поднявшийся тем временем на лапы, снова немного сократил расстояние.
— Нет! Так он нас догонит! — отказался ползти дальше великий князь.
— Коньки бы сюда… — вздохнул Оти, и они снова, как можно аккуратнее, попытались встать.
Медведь сделал ещё один шаг, и Кастер толкнул поднявшегося Алексея в сторону. Тот устоял на ногах, покатился и в последний момент сильно дёрнул Кастера за руку, подтаскивая за собой. Медведь недоуменно смотрел на фигуристов, которые, исполняя не слишком грациозные пируэты, ускользали от него всё дальше.
С горем пополам докатившись до противоположного пологого берега, Кастер и Алексей рухнули прямо в снег.
— Мне говорили, что охота будет незабываемая… Но чтобы настолько! — отдышавшись, улыбнулся Алексей.
— Обращайтесь, ваше высочество, — улыбнулся в ответ Кастер.
— Я в разных переделках бывал, но эта — самая безумная…
— Нет, у меня бывало похуже… — Армстронг задумался, однако развивать мысль не стал. — Но в пятёрку войдёт.
— То есть вы — профи? — пошутил князь.
— А вы думаете, звание генерала за красивые глаза дают? — подмигнул ему Кастер.
В этот момент где-то совсем недалеко снова послышался медвежий рык. Зверь, похоже, смог не только выбраться, но и обежать небольшое озерцо. И теперь мчался прямо на них.
— Что, опять? — простонал Армстронг.
Они снова бросились бежать, но на твёрдой земле у медведя было явное преимущество. Кастеру показалось, что он чувствует дыхание животного у себя на спине, когда вдруг прямо перед ними раздался грохот ружья. Впереди мелькнула вспышка выстрела. И ещё одна. И ещё. Медведь с протяжным стоном рухнул на землю, аккурат рядом с повалившимися ничком Кастером и великим князем.
Из пелены сначала выступили лошадиные копыта. Подняв голову, Армстронг присмотрелся к всаднику и различил знакомую шапку.
— Фил! — выдохнул Оти, узнав своего спасителя. К Шеридану с ещё дымящимся ружьём в руках подъехал Буффало Билл.
— Ну вы, блин, даёте! — покачал головой Филип.
— Придётся им двоим нас поить всё оставшееся время, — усмехнулся Коди, подмигивая поднимающимся на ноги любителям приключений.
— Замётано. Кстати, я бы сейчас выпил… — выдохнул Алексей.
Великий князь и его «маршал» были отогреты, накормлены, заново напоены, и теперь стояли перед тушей медведя. Алексей держал в руках бокал с шампанским, внимательно рассматривая зверя, который их чуть не сожрал.
— Мне казалось, он был больше, — заметил принц.
— Усох! — уверенно подтвердил Кастер и сделал глоток из своего бокала. Его уже перестали спрашивать, хочет ли он выпить, а только подливали. Впрочем, он тоже перестал задаваться этим вопросом. У него приказ Шеридана.
— А давай сфотографируемся, типа мы его завалили? — предложил Армстронг.
— А давай…
— Так… Ты давай сюда! А я вот здесь встану, — командовал принц.
— Меня не видно за медведем, — грустно вздохнул Армстронг, ткнувшись носом в медвежью шкуру.
— Фотограф с другой стороны…
Королевская охота на Кастера, или не пейте с русскими. Глава первая. Часть первая
В конце 1871 года США впервые посетила делегация из России, которую возглавлял представитель царствующей фамилии — Алексей Александрович, сын Александра II. Он был принят Президентом Грантом, и когда тот узнал, что Алексей мечтает поохотиться на бизонов, Грант немедленно приказал удовлетворить желание гостя. Организация была возложена на генерала Шеридана, а тот прикомандировал к свите Великого Князя своего любимца — Джорджа Кастера.
Глава первая. Американская.
Улисс Грант стоял перед камином, держа в руках бокал с джином, и смотрел на огонь. Он явно был напряжён. За его спиной, ожидая начала разговора, находился Филип Шеридан. Он стоял, заложив одну руку за спину, внимательно глядя на президента.
— Фил, я не впечатлил принца, нам надо что-то придумать, — задумчиво протянул президент. Очевидно готовый к такому разговору, Маленький Фил усмехнулся.
— Русские любят охоту, и у них не водятся бизоны. Возьмём какого-нибудь индейца, Буффало Билла как тамаду позовём, и пусть стреляет. Они всё равно удрать не смогут. Это должно сработать!
— Сам поедешь? — так же задумчиво уточнил Грант.
— Конечно, и ещё Кастера возьму, — кивнул Шеридан.
— Этого-то клоуна зачем? — фыркнул Улисс.
— Ну, он либо влюбит в себя принца, либо тот его пристрелит вместо бизона. В накладе точно не останемся, — Фил сложил руки на груди и улыбнулся.
— Надеюсь, пристрелит, — мрачно ответил президент.
— Улисс! — с упрёком окликнул его Филип.
— Что? Я даже за это выпью, — хмыкнул Грант и залпом осушил бокал.
***
Джордж Армстронг Кастер с трудом открыл глаза и, попытавшись сфокусировать взгляд, обнаружил себя лежащим на полу. Рядом валялась пустая бутылка из-под виски. Голова болела так, будто вся артиллерия армии Союза вчера стреляла у него под ухом. Кто-то дёрнул его за ногу. Язык прилип к небу и вместо ответа на эту бесцеремонную грубость вырвалось какое-то невнятное бизонье мычание.
— Вставай, Кастер, принц зовёт тебя к себе. Сказал, похмелиться надо, — это был голос Маленького Фила, напоминавший, правда, стоны умирающего. Но Шеридан, по крайней мере, был на ногах.
От мысли о выпивке живот скрутило и захотелось блевать. Кастер снова замычал.
— Фил, я не могу... я не подписывался на смертельные дозы бренди, — простонал Армстронг. Шеридан, хоть и с трудом, всё-таки вытащил его из-под стола за ногу.
— Вставай, это приказ! — Маленького Фила штормило, как будто он сейчас стоял на палубе попавшего в бурю корабля.
— Проклятые русские, — чуть не плача выдохнул Кастер, пытаясь подняться. Получилось с третьего раза, и только потому, что он, как за спасательный круг, держался за стул.
Похоже, они с Филом на одном корабле вчера пили… плыли. Светлые волосы Кастера торчали во все стороны сразу, будто он угодил под яростный обстрел. Адская боль во всем теле создавала полное ощущение, что после артиллерии и пехоты по нему ещё и кавалерия сверху прошлась. На печени, похоже, лично потоптался Джеб Стюарт, упокой Господь его душу.
— Я же бросил пить, Фил, — генерал Кастер пытался привести себя в более или менее приличный вид, глядя на своё отражение в серебряном блюде, кем-то тщательно вылизанном накануне. Блюдо стояло на краю стола и было, пожалуй, единственной чистой посудиной. Дрожащие руки слушались плохо, волосы — ещё хуже, но, по крайней мере, удалось правильно застегнуть мундир. С третьего раза.
— Государственные интересы важнее твоей печени, Оти, — выдохнул Шеридан.
Кастер выпрямился, поправил мундир и зигзагом направился к палатке великого князя. Его высочество завтракал.
— А, мистер Кастер. Рад видеть вас в добром здравии, — улыбнулся проклятый русский и указал ему на место рядом с собой. — Я тут вспомнил, что вы же меня сюда на охоту привезли. Думаю, можно начинать?
— Охота? Какая ещё охота? — встрепенулся Кастер. Русский принц рассмеялся.
— Вы мне нравитесь, у вас отличное чувство юмора. Но серьёзно. Охота на бизонов! Мы уже две недели в прерии, думаю, можно и пострелять в кого-нибудь, — продолжал Алексей.
— Меня можете застрелить, ваше высочество, — то ли в шутку, то ли всерьёз ответил Оти, массируя виски. Но вместо этого перед ним поставили бокал с бренди.
— Пейте, и вам тут же станет легче, генерал.
— Или я умру… Оба варианта подходят, — хмыкнул Кастер.
Выдохнув, он залпом проглотил содержимое бокала. Сначала его охватил приступ тошноты, который он сдержал только огромным усилием воли. А потом всё вдруг прояснилось. Он глубоко вздохнул. Сегодня он выжил. И лучше ему побыстрее организовать уже охоту, не будет же принц охотиться пьяным. Или будет?
Когда Кастер вернулся к Шеридану, то обнаружил прославленного генерала сидящим за столом и подпирающим руками голову. Было ощущение, что он уснул.
— Подъём! — крикнул Кастер, и Фил встрепенулся, но тут же снова схватился за голову.
— Ещё раз крикнешь и вылетишь из армии, — простонал Шеридан.
— С какой формулировкой? — усмехнулся Армстронг, чувствующий себя явно лучше.
— За пьянство! — огрызнулся Фил.
— Я скажу, что следовал приказу… — обиженно буркнул Кастер.
— К чёрту это. Чего нужно принцу? — пытаясь привести мысли в порядок, спросил Шеридан.
— Бизонов… — пожал плечами Кастер, пытаясь найти на столе хоть что-то съедобное. Оказалось, что они вчера не только выпили, но и сожрали всё.
— Кого? — переспросил Шеридан. Кастер нашёл на столе целое, никем не тронутое яблоко и, обтерев его о мундир, надкусил.
— Бизонов. Это животные такие… — он изобразил рога. — Медленные, тупые и мычат.
— Я знаю, как выглядят бизоны, Армстронг. Я имел в виду… С чего он вдруг про них заговорил? — наконец-то сформулировал свою мысль генерал.
— Кажется, он вспомнил, что мы тут для охоты, — пожал плечами Кастер.
— Чёрт… А ведь правда. Где Билл? — уточнил он у Армстронга. Кастер задумался.
— А, Коди! — не сразу сообразил Армстронг и на всякий случай заглянул под стол. Там никого не оказалось. Шеридан с ленивым интересом наблюдал за ним.
— Со вчерашнего вечера его не видел, — помотал головой Оти, но, словно опровергая его слова, в палатку ввалился Буффало Билл.
— Ну наконец-то! — выдохнул он и поставил на стол бутылку с мутной жидкостью внутри.
— Что это? — уточнил Шеридан.
— В смысле? Водка! Точнее, самогон! Вы ж меня вчера сами послали за ним, — отдышавшись ответил Коди.
— Да? — переспросил Шеридан.
— Ну да… «Ты же разведчик, Билл, разведай и добудь нам водки, а то что мы как не русские, всё виски да шампанское хлещем…» — ваши слова, генерал, — хмыкнул Коди, а генералы переглянулись.
— А теперь разведай и найди бизонов, — как ним в чём не бывало улыбнулся Кастер и потянулся к бутылке, за что тут же получил по руке от Маленького Фила.
— Охота, Кастер! Это потом! — пригрозил ему Шеридан.
— Я вообще не пью, — сложив руки на груди, фыркнул Оти.
— Эй… Каких бизонов-то искать? — перебил их милую беседу Билл.
— С рогами… — Кастер снова приложил пальцы к голове, изображая животное.
— Тьфу! — плюнул Буффало Билл и вышел из палатки.
Кастер и Шеридан кинули взгляды сначала на выпивку, а потом переглянулись. Шеридан вздохнул, почесал затылок и подвинул к себе два наиболее чистых бокала. Откупорив бутылку, он потянулся носом к горлышку, но тут же отпрянул, закашлявшись.
— Бизона свалит! — выдохнул он.
— Может, не надо? — поинтересовался Кастер. — Я всё-таки не пью…
— Это приказ…
— А можно в письменном виде, чтобы потом сестре предъявить?
— Пей! — Шеридан плеснул им обоим немного мутной жидкости и поднял бокал, Армстронг тоже отсалютовал своим. В этот момент в палатку вернулся Билл. Смерив генералов недовольным взглядом, он сложил руки на груди.
— Совсем забыл сказать. Вы помните, что у его высочества завтра день рождения? — поинтересовался он. Фил Шеридан отмахнулся.
— У него четырнадцатого… — фыркнул он и тут же задумался.
— Что, уже тринадцатое? — уточнил Кастер. — Вчера только Рождество отмечать сели… Потом Новый год. Потом почему-то ещё одно Рождество… И снова Новый Год, только я так и не понял, почему второй раз…
— Я и первый-то раз не понял, что за праздник мы отмечали. Но повторение — мать учения, так, кажется, сказал великий князь… — задумчиво покачал головой Шеридан, очевидно шокированный известием о дне рождения принца.
— Я ещё тут. Приказы будут?
— Ищи бизонов! — воскликнул Армстронг. Шеридан вдруг резко поднялся. Покачнувшись, он посмотрел на Коди, а затем на Кастера.
— Нам нужно срочно организовать праздник. За мной! — он рванул из палатки.
Билл и Оти одновременно схватили оставленные на столе бокалы и, чокнувшись, залпом их осушили.
— Матерь божья! — прохрипел Армстронг, пытаясь вспомнить как дышать. Коди вообще позеленел и облокотился на стол, пытаясь не умереть на месте. Продышавшись, Кастер вытер проступившие слёзы и надел шапку.
— Кругом! Шагом марш! — прикрикнул он на Буфалло Билла и вышел вслед за ним из палатки.
Что надо успеть за выходные
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.
Любовь и выстрелы (по версии ADN)
«Это ли не пиздец?» — подумала американская яжемать, когда в 1868 году пошабашил её второй муж, ведь от первого брака у неё уже было шесть детей и она еле-еле нашла себе второго мужа чтобы их прокормить, но родив от него ещё одного ребёнка, она овдовела снова и прекрасно понимала, что свой лимит на мужей она скорее всего исчерпала, ведь с таким прицепом из семи ртов найти третьего мужика у неё почти не было шансов.
В общем, злыдни и голотьба ярким прожектором светили этому семейству, но одна из дочек, восьмилетняя Фиби, взяла ружьё покойного отца и пошла в лес на охоту, где внезапно открыла в себе талант снайпера, в промышленных масштабах принялась хуярить всяких лесных зверушек, а потом продавать их шкурки или тушки.
Дела вроде бы начали выравниваться, но тут от туберкулёза умирает её старшая сестра и больничные счета с расходами на похороны опять отправляют в глубокий нокаут финансовые дела семейства, из-за чего Фиби отправляют в пансионат, а потом в приёмную семью, где ей пришлось фигачить, как негру на галере.
Но долго быть терпилой Фиби не собиралась, и в 1872 году она стала на лыжи и сошла от приемных родителей, не без участия добрых людей добравшись до своей семьи, объединение которой отпраздновали третей свадьбой её матери.
Фиби продолжила дырявить из винтовки разную живность и продавать её на местном базаре, срубая некислый куш, а заодно поднимаясь в негласном рейтинге стрелков.
И вот в 1875 году, когда ей было 15 лет, она решила проведать свою замужнюю сестру в Цинциннати, где как раз проходил конкурс среди стрелков, в котором участвовал адов шутер Фрэнсис Батлер, стрелявший круче чем Дэдшот из «Отряда самоубийц» и занимавшийся тем, что гастролировал по стране и устраивал показательные выступления по стрельбе, собирая с зевак деньги.
Естественно, что Батлер не воспринял всерьёз пятнадцатилетнюю Фиби, но отметил про себя, что дал бы ей парочку бесплатных уроков где-нибудь в укромном местечке ибо в свои года она была уже весьма слюнепускной мамзелью.
Условия конкурса были просты: каждый по очереди стрелял по летящей глиняной тарелке, кто первым промахнется, тот и проиграл. Если промахнулись оба, то конкурс продолжался. Призовой фонд был — полтос баксов.
Когда Фиби с легкостью на взлете подстрелила первую тарелку, то Батлер понял, что состязание продлится немного дольше, чем он рассчитывал.
Когда они прошли отметку в десять тарелок, у Батлера в ушах заиграл Dzidzio:
«У-уууу
Я хочу, хочу, хочу!
Хочу ту малу!»
А когда же отметка в двадцать тарелок была пройдена, то большая часть крови отлынула от его головы на тот уровень, где обычно висит кобура.
Естественно, что совладать с двумя стволами Батлер не смог, и промахнулся на 25-й тарелке, а Фиби с лёгкостью поразила как тарелку, так и сердце Батлера, который решил во что бы то ни стало покорить прекрасную снайпершу, а получилось у него это или нет, узнаете позже.